Текст книги "Забытая Атлантида [дилогия СИ]"

Автор книги: Екатерина Русак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 45 страниц)

– На шпильке – нет, но высокие каблуки изначально были приспособлены для сапог кавалеристов, которые пользовались стременами, – ответил Энки.

– А лак для ногтей?

– Лак первыми начали использовать мужчины здесь, в Древнем Шумере, – объяснил Энки. – Это и Нингишзида подтвердит.

– Да, это так! – произнес Нингишзида. – Здесь румяна и пудру тоже используют больше мужчины. Женщины косметикой почти не пользовались.

– А чулки? – засмеялась девушка. – Где их носили мужчины?

– Не то, что ты думаешь, это не женский пояс к которому крепятся капроновые чулки. Но принцип похожий.

Энки и Эрешкигаль весело посмеялись.

– Ничего смешного! – Нингишзида понял их смех неправильно. – Охотники обматывают ноги кожами. Это они делают не просто так. Попробуйте встать голыми коленями на раскаленный песок! А еще это защита от укусов змей и насекомых!

–

Глава 6

Ануннаки захотели самостоятельно посмотреть жизнь в поселках, простирающихся на равнине вокруг Унуга. Но шарт и сангу сначала не хотели отпускать ануннаков без вооруженного сопровождения. Энки заявил им:

– Разве нам нужна защита?

Лучшие люди задумались, но потом сообразили, что Эрешкигаль, которой ничего не стоит вызвать из Кур-ну-ги целое полчище ардат-лили или зловещего демона Намтара, защита действительно не нужна. А Энки, владыка земли и окружающих вод, слишком велик и недосягаем даже для целой армии вооруженных людей. Поэтому они, молча, согласились.

Они выехали впятером: Энки, Эрешкигаль, Нингишзида, слуга Урабу и сангу Шу Гирбубу.

Шу Гирбубу оседлал онагра. Этот онагр был не тягловым, которых используют энгары для перевозки грузов, а ездовой, много крупнее и выше. Конечно, до лошади ему было далеко, но все скоро убедились, что он довольно быстро нес на себе своего седока.

Энки обратил внимание, что Урабу умеет управляться с лошадью. И хорошо держится в седле. Он прямо спросил его, где он постиг это умение, если лошадей в северной, а тем более южной Месопотамии не было вообще.

В ответ он узнал, что Урабу приходилось ходить с караванами, которые перегоняли лошадей в Альси и Таоросс из далекой страны на востоке. Он два Больших солнечных круга провел с табунщиками. Отсюда его умение.

Энки услышав его ответ, порадовался про себя. Не тому, что Ураби умеет ездить верхом, а тому, что ростины готовят для себя лошадей к великой перекочевке.

Они ехали мимо домов и полей, рассматривая луковые и огуречные поля, каналы и финиковые пальмы, густо растущие вокруг глинобитных хижин. Внезапно Эрешкигаль придержала лошадь.

– Нингишзида, ты не знаешь, зачем человек около того дальнего дома мастерит лодку из глины?

– Что? – Энки подумал, что ослышался. – Из глины? Где?

– Сами посмотрите, – предложила Эрешкигаль и показала рукой.

Энки действительно заметил человека, который строил глиняную лодку, но какого-то небольшого размера. В разговор вмешался Нингишзида:

– Это не лодка, это гроб…

– Гроб? Не из дерева?

– Тут мертвых хоронят, заворачивая в циновки. А иногда делают гробы в виде глиняной лодки. А это – детский гроб…

– Подъедем к этому дому! – решила Эрешкигаль.

Они свернули к обычному, ничем не привлекательному дому и спешились. Около дома стоял хмурый старик и молодая женщина, которая размазывала слезы по лицу.

– Что случилось у тебя, женщина? – спросил Нингишзида.

Женщина в изумлении посмотрела на роскошно одетых чужеземцев, которые даже в богатых одеяниях совершенно не были похожи внешностью на жителей Двуречья. Но горе пересилило ее любопытство и растерянность, она сказала:

– Злые демоны мучают мою бедную дочь болезнями, и ей предстоит скорый путь в царство теней. Мы уже готовим ей посуду для глубин земли!

Она плача рассказывала о болезни дочери, жаловалась на свою беду. Женщина, узнав по одежде жреца, вдруг бросилась к ногам санга Шу Гирбубу: – Отец мой, если можешь, помоги нам! Мы – ну-сики[48]48
  48. Ну-сики (древнешумерское) – бедные земледельцы, не имеющие своего скота. Дословно – Не имеющие шерсти.


[Закрыть], нам негде искать защиты!

– Разве не приходил к тебе лулу азу[49]49
  49. Лулу азу (древнешумерское) – лекарь, дословно – человек-человек масла. Название связано с большим количеством масляных лекарств используемых шумерами.


[Закрыть], нищая мать? – спросил Шу Гирбубу.

– Он здесь, отец мой! Он изготовил лекарство, но у него совсем нет надежды… Вот он! – и она показала на сморщенного низкорослого старика, скромно стоящего неподалеку.

– Узнай, Нингишзида, чем он лечил ребенка! – приказала Эрешкигаль.

Нингишзида обратился к старику лулу азу с вопросами и перевел ответ:

– Он говорит, что в воду он бросил порошок из высушенной и растертой водяной змеи, растения амамашум, каскал, корней колючего кустарника, размельченной наги и добавил пихтовой пахучей жидкости, которой обтер тело девочки. Перед этим он обтер ее тело пальмовым маслом и обернул шаки…

– Что это значит? – вопросил Энки, который ничего не смыслил в медицине.

Нингишзида вошел в хижину, посмотрел на больную девочку, лежащую на снопах тросника, вернулся и попросил у лулу азу посмотреть на остатки лекарства. Получив в руки глиняную плошку он понюхал состав и сделав гримасу, сказал:

– Это скипидар! Он, проще говоря, сделал ей скипидарные компрессы, смазав маслом кожу, чтобы не было раздражения. При высокой температуре помогает не всегда, но при ангине помогает. Меня так когда-то лечили. Но у девочки финиковая болезнь[50]50
  50. Финиковая болезнь – лихорадка Денге или тропическая лихорадка.


[Закрыть], возможно начались осложнения…

– Нужна наша аптечка, – произнесла Эрешкигаль. И выразительно посмотрела на Нингишзида. – Сделаем маленькое чудо, которое от нас ждут.

Нингишзида все понял. Он подозвал Урабу, вскочил на лошадь и два всадника помчались в Унуг.

Энки и Эрешкигаль стали ожидать их возвращения. Они слышали, как сангу Шу Гирбубу читает какое-то заклинание, смысл которого не был им понятен: они не понимали по-шумерски.

А Шу Гирбубу протяжно выкрикивал:

– Асаг приблизился к голове человека.

Намтар приблизился к горлу человека.

Злой Удуг приблизился к ее шее.

Злой Галлу приблизился к ее груди.

Злой Этимму приблизился к ее желудку.

Злой Алу приблизился к ее руке.

Злое божество приблизилось к ее ноге.

Все семеро бросились на нее.

Словно внезапный огонь, опалил ее тело.

Она не может есть, не может пить воду.

Она не может спать, не может отдыхать.

Взываю к великим богам чтобы они

Помешайте злому Удугу, Алу, злому Этимму,

Ламашту, Лабассу, Асагу, Намтару.

Кто терзает тело человека, да будет изгнан и покинет дом!

Велите прийти доброму духу, богу-покровителю!

Болезнь сердца, тревога сердца, головная боль, зубная боль, болезнь,

Злой Асаг, злой Алу, злой Этимму, Ламашту, Лабассу,

И тяжкое страдание – На небо и землю – будьте изгнаны!

Эрешкигаль никак не могла прийти в себя от увиденного: ее воображение поражал глиняный гроб. Она сказала Энки об этом, не понимая почему тот не выражает чувств удивления. Но Энки ответил ей:

– Это конечно интересно, но не удивительно. В прибрежных районах будущей Палестины происходит нечто подобное, но более примечательное. Мне об этом Нингишзида рассказывал, когда был там, что бы захоронить свой клад. Там мертвых сначала сжигают, а затем прах ссыпают в глиняную урну небольшого размера в форме жилого дома. Существуют даже целые кладбища таких захоронений[51]51
  51. Об этом свидетельствуют археологические находки датируемые 3400–3200 гг. до н. э в Хедерахе, расположенном на равнине Шарона в Израиле.


[Закрыть]. Прибрежные жители наслышаны об обычаях россов сжигать своих умерших. Но они пошли дальше. И, представь себе, им трудно что-то возразить, настолько их действия логичны. Сжигая своего мертвого в огне, эти пра-пра-Палестинцы вроде отдают его душу Таннос, но его прах оставляют в недрах земли, не давая тем самым мертвому возможность бесследно исчезнуть, сохраняя его след на планете. Точнее, в этом регионе. Это достаточно грамотный призыв к реинкарнации для этих народов Таэслис.

Но самое интересное в том, что этот обычай, возникший в землях будущего Израиля, распространился потом по всему Средиземноморью…

Энки и Эрешкигаль еще не успели переговорить между собой об опасности местных болезней, когда появился на взмыленной лошади Нингишзида.

– Привез! – и он протянул Энки небольшой баул с лекарствами и инструментами.

Энки подхватил его и поставил на землю. Эрешкигаль вскрыла его и начала искать необходимые ей лекарства.

– Ты понимаешь в лечении этой болезни? – спросил Нингишзида.

– Не все, – ответила она, читая названия на упаковках. – Я всего лишь медсестра. Но это лучше, чем ничего?

– Я не знал, что ты медик, – сказал Нингишзида. – Я считал тебя художником!

– Это мое хобби. Вот нашла! Нингишзида, скажи женщине, что я буду лечить ее дочь. Вот эти пять таблеток отдай местному лекарю и пусть их размельчит и растворит в воде. Не в сикару, не в масле, а в чистой воде! Так и объясни ему, ясно?

Она начала сноровисто вскрывать ампулы и закачивать препараты в шприцы. Шу Гирбубу и Урабу смотрели на ее действия открыв рты, принимая их за таинственные обряды подземного мира.

Лулу азу тоже приступил к работе, ловко орудуя пестиком.

– Нингишзида, ей нужно пить сиропы и молоко. Ты не догадался привести банку сгущенки? – спросила Эрешкигаль.

– В седельной сумке у меня одна есть, – ответил он. – Вскрыть?

– Да!

Эрешкигаль подошла к девочке и знаками объяснила ее матери, что ее дочь необходимо повернуть на бок. Сделала две инъекции. Поднесла глиняный стаканчик и попросила дать девочке лекарство.

– Она должна все это быстро выпить!

Нингишзида развел сгущенное молоко в большом горшке и попросил женщину напоить этим свою дочь.

– Теперь нужно ждать, – сказала Эрешкигаль, посмотрев на больную.

– Значит, будем ждать, – согласился Нингишзида.

Девочка несколько раз что-то спросила, мать ей ответила.

– Дочь спрашивает, не будет ли ей холодно в Кур-ну-ги? Мать отвечает, что Эрешкигаль теперь всегда будет заботится о ней в царстве мертвых.

– А мать верит в то, что говорит? – спросила Эрешкигаль.

– Нет! – покачал головой Нингишзида. – Люди Двуречья боятся смерти. Они знают, что никогда не вернутся обратно…

Около мерной доли суток они пробыли около домика, пока не вышла женщина и не сказала, что ее дочь заснула.

– Мы заедем на обратном пути, – пообещала Эрешкигаль. – Я еще не все сделала для того, чтобы прогнать демонов смерти.

…Через два солнечных круга болезнь отступила, и девочка поднялась на ноги, но была сильно слаба. Нингишзида привел двух коз и подарил их матери девочки, женщина, получившая богатство, не знала, как благодарить его за такой богатый подарок.

– Пои ее досыта молоком, а не сикару! – сказал, смеясь Нингишзида.

– Я все исполню, – пообещала женщина и решилась, наконец, спросить:

– Господин, кто эта женщина, которая так хорошо знает ремесло лулу азу?

– Ее имя – Салсу! – улыбаясь, ответил Нингишзида. – Ануннак Кур-ну-ги!

Она задрожала, сразу поверив его словам. Она уже слышала о приходе ануннаков в Унуг. Она видела могущество этой женщины, она видела ее одежду, она видела ее красоту. И сангу держался с этой женщиной почтительно, чуть ли не кланяясь ей в ноги. Но почему Эрешкигаль не забрала ее дочь в мир теней, а прогнала прочь от его ворот?

Эрешкигаль подошла к ней проститься, произнесла:

– Пусть в твоем доме всегда звучит смех и будет вдоволь еды!

И женщина, преисполненная благодарности, сложив на груди руки, пересилила себя и, взглянув без страха в светло-зеленые глаза Эрешкигаль, обняла ее ноги и произнесла:

– Да прибудет с тобой милость Ан, богиня Салсу! Да будет твое имя прославлено в городе!

Этот случай, когда Эрешкигаль отогнала от умирающей девочки своих слуг, стал достоянием не только всего Унуга, но и распространился по другим городам Двуречья.

–

Глава 7

В стародавние дни, когда судьбы решались,

В изобильный год, порожденный Аном,

Когда люди, траве подобно, из-под земли пробивались,

Владыка мирового океана, царь Энки,

Энки – владыка, решающий судьбы,

Дом свой из лазурита построил!

Слово Энки неотменимо, слово его возврата не знает!

Энки и Мироздание. Литература Шумера.

Нингишзида тихо намекнул Шу Гирбубу, что ануннаки склоняются к решению сделать его, Нингишзида, лу-галем Унуга. Шу Гирбубу немедленно передал эту новость лучшим людям города и через три солнечных круга стало ясно, что старейшины родов готовы признать решение ануннаков. Ревниво оберегая свободу своих родов, старейшины и шарт не желали возвышения какого-нибудь рода над остальными, но легко соглашались поставить ануннака Нингишзида над собой лу-галем.

Поэтому Энки, Нингишзида и Эрешкигаль посоветовавшись друг с другом, решили не затягивать с избранием лу-галя Унуга.

Когда Нингишзида объявил, что ануннаки хотят сообщить ме Унуга, то вечером следующего дня дворик дома бога Э-Ана наполнился лучшими людьми города: шарт, угулу и жрецами. Было и несколько самых богатых тамкаров. Для остальных не хватило места, простые люди толпились на улице, и ничего не видя, что происходит в доме бога, в молчании ждали известий.

Вечерело, дневной зной начинал постепенно спадать.

Энки в новом одеянии и солнечной короне Альганта вышел к собравшимся старейшинам города. Увидев его могучую фигуру, перекатывающиеся под кожей мышцы, все лучшие люди издали возглас восхищения. От Энки веяло божественной силой. Энки полностью соответствовал их представлениям о богах.

Эрешкигаль вышла, одетая во все черное. Ее глаза прикрывала ткань, оставляя видимыми лишь нижнюю часть лица. Для нее это было не совсем удобно, но ее взгляд смерти, пугавший шарт Унуга, был скрыт, что позволяло взирать на богиню Кур-ну-ги без боязни. Среди лучших людей города были лишь мужчины, но даже закутанная в широкое одеяние Салсу показалась им дивно прекрасной. Видя ее тонкие белые руки и нижнюю часть лица, каждый из них понял, что красота ее божественно совершенна. В руках Эрешкигаль был посох с резным навершием из слоновой кости – знак власти подземного мира.

Нингишзида в лучах солнца излучал блеск лазуритовыми пластинами, которые искрились синими искрами. Он держал в руке не посох, а жезл с двумя обвитыми золотыми змейками, у которых вместо глаз были вставлены агаты.

Увидев вышедших к ним трех ануннаков, лучшие люди Унуга опустились на колени и согнулись в земном поклоне, пока Нингишзида не повелел всем подняться.

Энки начал говорить, а Нингишзида переводил его слова.

Энки простер свою руку над толпой:

– Слушайте меня жители славного города! Нингишзида, посланец ануннаков, будет отныне Лу-галь всех земель Унуга. Я, Энки, даровал ему царствование страной Унуга, направляю на него взгляды всего избранного народа Страны от восходящего солнца до заходящего солнца, весь народ от нижнего моря до реки Буранун, направляю к нему их стопы. С востока до запада Энлиль не дал ему равных. Народы всех земель будут пребывать в мире в долинах под ним; Страна будет радоваться под его началом; все вожди Унуга и вожди всех иных стран будут преклоняться перед ним в Унуге, согласно ме его царствия – нам-лу-галь.

Поднимите головы к небесам, поднимите вверх высокую руку, издайте крики радости, как овца, которой вернули ее ягненка.

Шарт и угулу жадно ловили слова Энки, которые падали на них, точно дождь на исстрадавшуюся от зноя землю.

Энки умолк, Нингишзида от своего имени обратился к Энки:

– Пусть Энки, Лу-галь всех земель, просит за меня перед Аном, его возлюбленным отцом! Пусть добавит он жизни к моей жизни, подо мной пусть земли пребывают в мире в долинах! Пусть все человечество процветает, как травы и растения; пусть множатся стада овец Ана; пусть народ Страны смотрит на праведную землю; благая судьба, которую боги огласили мне, пусть всегда останется неизменна; и пред вечностью пусть я буду лучшим пастырем!

Такую произнес клятву на царствование Нингишзида.

Во дворе дома богов загудел восторженный рой голосов, прославляющий ануннаков и нового лу-галь:

– Вы принесли дыхание жизни, Ме богов принесли вы народу Шумер!

– Лу-галь Унуга, Нингишзида, получивший слово богов! Оно жить будет до отдаленных дней! Наш царь – Нингишзида! – в великом возбуждении заголосили шарт и угулу.

Энки снова простер руку, давая знаком понять, что хочет говорить:

– Любой сын Унуга, кто посмеет нарушить волю богов и скажет: Нингишзида – не Лу-галь надо мной – да уничтожит Энлиль, обрушив на него свою великую сеть, да опустит на него свою высокую руку и высокую стопу; пусть люди Унуга, восстав против него, низвергнут его в центре города.

– Хе ам! – откликнулись старейшины Унуга.

– Волей ануннаков в городе Унуг будет построен великий дом бога, чтобы милость сыновей и дочерей Ану никогда не иссякла! – объявил Энки. – Город Унуг будет обнесен каменной стеной, что бы враг, не смог причинить ему всякое зло и разорение! Город Унуг получит амбары с зерном и хранилища для чужих привозимых товаров! Каждый из лучших людей станет в Унуге значимым, большим человеком! Каждый получит дело, за которое будет отвечать перед Лу-галем! Унуг станет великим городом, городом над всеми городами! Такова ме города Унуг!

Объявив ме города, ануннаки ушли в дом бога.

После того, как ануннаки удалились, шарт города вышли на улицу и принялись шумно обсуждать услышанное. Простой народ слушал их разговоры и понял лишь то, что наступают другие времена и город ожидает счастливое ме. Но даже этого было достаточно, чтобы начать славить ануннаков, захотевших сделать Унуг главным городом Двуречья. Жители Двуречья всегда считали самым главным город Нибуру, и когда появилась возможность затмить его славой, это было воспринято людьми, как сигнал к великим деяниям.

До поздней ночи люди, разбившись на группы, пересказывали друг другу слова ануннаков и шумно вслух мечтали о славе Унуга.

Через два солнечных круга неизвестно кем были сочинены следующие строки:

Человек во сне мне явился: рост его – точно небо,

Точно земля его рост.

По голове своей он бог,

По крыльям своим он птица Анзуд,

По низу своему – он потоп,

Справа и слева от него львы лежат.

Храм свой построить мне приказал он,

Но замысел его – мне он неведом.

Уту взошел над горизонтом,

Женщина мне явилась: кто она такая?

На голове ее тонзура сверкает,

Золотой стиль в руке она сжимает,

При ней табличка со знамением добрым,

С этой табличкой совет она держит.

Второй явился,

Наделенный властью, лазуритовую дощечку в руке

сжимал он.

План храма набрасывал.

Священная корзина передо мной стояла,

Священная форма кирпичная была готова,

Кирпич судьбы для меня был в священную форму

положен.

Ему отвечают:

Сын Унуга! Твой сон я тебе растолкую!

Человек, что ростом подобен небу, ростом земле

подобен,

По голове бог,

По крыльям Анзуд, по низу потоп,

Справа и слева львы лежат, –

То Энки воистину есть!

Свое святилище Светлый храм построить тебе приказал он!

Уту, над горизонтом взошедший, –

Твой бог Нингишзида! Солнцу подобно,

на горизонте взошел он!

Женщина с табличкой, которую ты видел, –

Это богиня, которой имя не назову…

Поэтическое произведение не отличалось особой стройностью, даже было несколько грубовато, но оно точно характеризовало настроения в Унуге.

* * *

Три дома бога в Унуге быстро нашли себе применение. Один из них, в Э-Ана остался местом их постоянного ночлега и был назван домом ночи. Дом бога в Кулабе превратился в дом работы, а третий дом бога стал домом тайны. Нингишзида объяснил трем сангу, что все три дома ануннакам очень нужны, только будут служить разным целям. В доме Э-Ана они будут жить, в остальных двух будут управлять страной, и творить заклинания.

Сангу остались довольны таким разделением своих обязанностей и, покинув Нингишзида сразу вступили между собой в спор, какой из их трех домов более важен для ануннаков. Спор закончился ничем, каждый из сангу привел неоспоримые доводы в важности своего дома и они расстались очень довольные.

Нингишзида повелел явиться в дом работы четырем городским каменщикам – мах-шидим и Ушшум-Анна. Когда они все собрались во дворе дома бога, Нингишзида позвал их в дом и приказал поставить перед своими гостями кувшины с сикару. Они расселись на низкие стулья и Нингишзида, обведя всех внимательным взглядом, начал говорить о нуждах Унуга.

Он объяснил, что город начинает большое строительство и они будут назначены мах-шидим. Нингишзида упомянул о крепостной стене, которая будет окружать город и великом доме бога Великой Инанны, который своими размерами превзойдет все, что было построено до этого раньше. Мах-шидим не спешили говорить, они пытались понять, как долго продлиться эта стройка. Наконец один из шидим, самый старший и седобородый по имени Бахина сказал:

– Мудрый, Нингишзида! Это не под силу нашему городу! Я могу сказать, что у нас нет столько рабочих рук и столько кирпича. Даже если все наши шидим и нгеме начнут строить, не прерываясь на сон и отдых, это растянется на три жизни человека.

Остальные шидим одобрительно закивали. Они работали с камнем и глиной много Больших солнечных кругов и понимали, что такая работа очень громадна по своему объему. Лишь Ушшум-Анна никак не обнаруживал свои мысли, ожидая, что Георг-Нингишзида сейчас укажет способ, как выполнить эту работу быстро.

Нингишзида действительно встал и, пройдя в соседнюю комнату, сразу же вернулся обратно. В руках он держал полотняный холст, натянутый на деревянные рейки. На холсте был, выполненный Эрешкигаль, рисунок будущего храма Э-Ана. На рисунке Эрешкигаль изобразила не только храм, но и небольшие фигурки людей, что бы указать размеры будущей постройки и ее великолепие. Рисунок был выполнен достаточно грамотно и красиво. Нингишзида установил рисунок на столе и пригласил жестом мастеров подойти ближе.

Увидев его, шидим долго не могли сказать ни одного слова. Такого они никогда не видели. Сам храм был новой для них формы, и точность рисунка лишь подчеркивала массивность форм, уходящих в небо. Шидим доводилось раньше встречать рисунки, которые они использовали при постройке домов, но они были выполнены схематично и приблизительно. Поэтому они не знали, чему удивляться больше: самому рисунку или нарисованному на холсте храму. Они рассматривали творение Эрешкигаль, покачивая от восторга головами, пока Бахина снова не повторил прежние слова:

– Мое ме будет исчерпано, прежде чем закончится эта постройка. И ме моих детей. И моих внуков. Триста Больших солнечных кругов нам придется возводить это здание, энси Нингишзида, даже если весь город Унуг начнет строить его, бросив все свои дела.

Остальные шидим смотрели на рисунок с сожалением. Им понравился новый дом бога. Но в их молчании слышалось согласие со словами Бахина. Да, это невозможно. Возможно, но долго. Очень долго. Нужно ли делать это?

Когда они все снова расселись на стулья, Нингишзида сказал:

– Этот храм очень нужен Унугу! Без храма городу никогда не быть великим. Где будет находиться божественное ме, которое ануннаки определили Унугу? Дома бога в Унуге не вынесут новое ме, данное городу. Город Эредуг имеет дом бога, который много больше, чем любой из трех в Унуге. Чем же наш славный Унуг хуже?

Шидим с важным видом согласились, что Унуг не может быть хуже какого-то Эридуга. Нингишзида продолжал объяснения:

– Этот храм мы будем строить не одни! Многие города Двуречья будут помогать нам. Они будут присылать кирпич и пришлют людей, которые будут укладывать этот кирпич. Камень мы получим с севера и востока, лес – с Дильмуна.

– Кто же из городов захочет строить храм в Унуге? – полюбопытствовал один из шидим.

– Жители города Ур придут сюда всем народом! – объявил важно Нингишзида.

– Как? Почему? – удивились шидим и даже Ушшум-Анна потерял присущее ему спокойствие.

– Море зальет город Ур, и он на много Больших солнечных кругов останется под водой. Люди Ура придут сюда. Они останутся тут и будут помогать нам.

– Так решил ануннак Энки? – несмело вопросили шидим.

– Ме города Ур давно решена Аном и Энлилем! – пояснил Нингишзида. – Энки-ануннак не может противиться воле высших сил. Когда случиться большое наводнение, город Ур будет снесен водами потопа. Поэтому, работники у нас будут. И другие города нам помогут, если Энки попросит их.

– А! – шидим многозначительно переглянулись.

– Мы должны, – продолжал Нингишзида, – определить, где мы будем возводить новый храм, и где мы будем строить городскую стену.

– Но кто будет кормить людей, которые будут работать на строительстве? – задал вопрос Бахина.

– Сами города, которые пришлют людей и будут их кормить, – ответил Нингишзида. – Ануннаки так решили.

– Это хорошо, – лица шидим посветлели.

Нингишзида повернулся к Ушшум-Анна:

– Ты, тамкар Ушшум-Анна, найди и подготовь места еще для десятка кирпичных мастерских. Нам потребуется еще много-много кирпича!

– Да, энси! – ответил он.

– Многие богатые люди Двуречья из других городов, узнав о нашем храме и ме, которая обозначена Унугу, захотят навсегда переехать жить в наш город и будут строить в нем свои дома. Нам будет нужно очень много кирпича!

– Да, энси! – снова ответил Ушшум-Анна, поняв, что до конца своих дней он будет обеспечен огромным количеством покупателей его товара.

– Нам нужно будет много леса! – заметил Нингишзида.

– Да, энси! – уже с улыбкой сказал Ушшум-Анна и, не удержавшись, добавил: – Господин, ты воистину велик и мудр!

Нингишзида посмотрел на притихших шидим и сказал им:

– Никто из жителей Унуга не останется голодным! Те, кто проявят усердие и рвение в работе, те разбогатеют и будут называться Лу-мах – большими людьми!

Шидим довольно закивали.

– Мы поняли тебя, энси, лу-галь Нингишзида и выполним волю ануннаков! – сказали они, уходя от него озабоченные предстоящей работой, но преисполненные радужных надежд.

* * *

Шидим сразу же приступили к разметке. Они мерили площадь, дома, совещались с шарт. Часть домов было решено снести, а их жителей переселить в новые, вновь отстроенные дома. Решили, что большое строительство будут начинать на утрамбованной глиняной площадке, на которую возложат белые известняковые плиты. Плиты будут служить не только фундаментом, но оберегать постройку от влажности почвы. Размер строения поразил шидим: он был равен 78 метров в длину и 33 метра в ширину. Так начиналось строительство одного из древнейших шумерских храмов, от которого в наше время остались всего лишь развалины. Археологи назвали его Белый Храм. Его отделку внутри оговорили с шидим и решили сделать ее по новому – мозаика. Это была не обычная мозаика, такая как стеклянные витражи. Стекла еще не знали. Но мозаика из глины. Глиняные конусы – зиггати – будут иметь шляпки, которые будут окрашены в черный, красный и белый цвета. Потом эти конусы будут вбиты в глиняную штукатурку и образуют сплошной пестреющий геометрический узор.

Храм будет иметь пандусы, а в связи с отсутствием окон должны быть оставлены проемы под плоскими крышами для внутреннего освещения. Входы в храм решили делать в виде арок.

Храм обещал выглядеть красивым и многие унугцы сами добровольно включились в работу.

Забегая вперед, скажу, что жителям Унуга одного храма показалось недостаточно. Через два Больших солнечных круга они приступили к строительству второго, а затем третьего храма, которые были не менее величественны.

Вторая постройка, здание, не ставшее храмом, но превратившееся в известное в настоящемьКрасное здание, которое стало своеобразным Шумерским сенатом, будет состоять из большого двора между двумя святилищами, и иметь портик с восемью массивными колоннами из сырцового кирпича, расположенными в два ряда. Боковые стены двора, сами колонны и платформа этого храма тоже будут покрыты глиняной мозаикой.

Третье здание-храм, размерами превышающий первый, внешне и внутри совсем будет не похож на первые два и представит собой абсолютно новый архитекторский проект: на одном из концов здания от святилища будут отходить трансепты, а посредине находится дверь, ведущая в расположенную по основной оси здания отдельную камеру. Входы, проделанные в обоих трансептах, будут вести в огромное Т-образное святилище, со всех сторон окруженное боковыми камерами. Внешние фасады будут украшены сложной резьбой, а по обеим длинным сторонам глубоко врезанные в фасад орнаментальные ниши чередоваться с лестничными клетками, иногда имевшими вход с внешней стороны здания[52]52
  52. Археологические данные при раскопках в Варке: слой Урук-IV. около 3200 года до н. э.


[Закрыть].

Урук окружит крепостная стена, общая длина которой составит девять километров. Для всего доантичного мира четвертого тысячелетия до н. э. город Урук станет городом великих построек.

–