Текст книги "Способ побега"
Автор книги: Екатерина Федорова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
Проблема заключалась в другом – он не знал, что находилось за дверью его камеры. В каком-то смысле это будет попытка прорыва в никуда. Он всегда считал, что такие попытки малоэффективны, но сейчас выбора у него не было. Теперь он даже сожалел, что не сделал этого раньше. Каждая секунда, которую он ощущал всем телом прирожденного эльфа, начала казаться ему очередной каплей крови, вытекающей из тел друзей.
Ему было неизвестно, что сталось с людьми, – но, раз он все еще в тюрьме, значит, они живы. Только это успокаивало его.
Когда за дверью загремели запоры, эльф стоял ровно, всем телом прижавшись к стене возле косяка. Дверь начала отворяться. Вигала перестал дышать.
В полосе света, упавшей из двери, появилась голова. За ней сгорбленное тело. Гоблин с судком. Вигала взмахнул жгутом из жилета, поймал шею гоблина в петлю и мощно прижал. В горле у гоблина что-то клокотнуло. Он отбросил его в сторону и ринулся в проем открытой двери, по пути пинком отбросив ее к стене.
И уже за порогом волна мощной слабости охватила его. Вигала по инерции сделал несколько шагов, успев увидеть перед собой ухмыляющиеся лица еще двух гоблинов, стоявших недалеко от двери. Из последних сил Вигала бросил тело вперед и слабо взмахнул рукой.
Последнее, что он запомнил, были кровавые полосы, появившиеся после его замаха на одном из лиц.
И все.
Пришел он в себя уже в камере. И первое, что Вигала понял, – рядом находился еще кто-то живой. Один. Голова лежала на чем-то мягком, лоб и половину головы укрывала мокрая тряпка. Ноздри уловили уже знакомый горьковатый запах дыма.
Даже не открывая глаз, он понял, кто именно.
Вигала приоткрыл глаза.
Он никак не ожидал увидеть то, что увидел. Его голова лежала на коленях у женщины. А сама она, склонившись над ним, заглядывала ему в лицо.
Эльф приподнял голову и начал было открывать рот, чтобы спросить, почему гоблинша снова оказалась в его камере. Но женщина, опередив его, поспешно сказала:
– Лежи.
Он расслабил мышцы шеи и послушно уронил затылок обратно.
Эльф еще немного полежал без движения, обдумывая все произошедшее. Потом с трудом сел и сердито сказал:
– Не люблю камер, из которых нет выхода.
– Почему? – вскинулась женщина. – Здесь есть выход.
– – Есть, да не для меня, – буркнул он.
А затем быстро, чтобы женщина не успела опомниться, снова повалился назад. Ей на колени. И вовсе не потому, что вдруг почувствовал слабость. Если она жалеет его, то пусть жалеет и дальше.
Дверь, ведущая в коридор, была приоткрыта. В камере находились только они вдвоем. Следовало ловить момент. Вигала торопливо спросил:
– Кроме той, что в двери, в коридоре еще есть мертвые лозы?
– Две в стенах… – рассеянно проговорила женщина и потянулась к его лбу рукой.
Он видел ее ладонь, уже почти коснувшуюся его. Странно, но Вигала не испытывал отвращения при мысли о том, что эта самка гоблинов сейчас дотронется до него.
Но этого не произошло – в самый последний момент женщина отдернула руку. Потом оглянулась на дверь и разъяренным шепотом огрызнулась:
– Ты меня подловил! Я не должна была этого тебе говорить!
Вигала закинул за голову руку и нахально улыбнулся гоблинше:
– Не надо быть умником, чтобы заставить женщину говорить.
Самка вскинула голову и потянулась рукой к уху. Сейчас опять начнет дергать себя за прядь, догадался Вигала. Он с улыбкой проследил путь руки.
Действительно, она начала безостановочно дергать себя за локон.
– Слазь с колен.
Он закатил глаза и притворно застонал. Потом с придыханием произнес:
– Мне очень плохо.
Женщина возмущенно фыркнула и попыталась спихнуть его голову на пол. Вигала после недолгого сопротивления позволил ей сделать это. Затылок приземлился с гулким стуком. Он подумал-подумал – и после недолгой паузы болезненно охнул. Потом с любопытством перевел глаза на женщину.
Та сидела с открытым ртом, тревожно глядя на него.
– Затылок… – протянул Вигала, попытавшись вложить в голос максимум страдания.
Жалостливые нотки вышли скорее ехидными. Да, это не двумя людьми командовать, с насмешкой подумалось ему. Здесь требуется изображать из себя жертву – чего он, кстати, в жизни никогда не делал.
Что ж, еще не поздно научиться чему-то полезному.
Женщина почти подпрыгнула на полу. И опустилась на колени возле головы эльфа. Вигала ощутил пальцы, беспокойно шарящие по его затылку.
– Слишком много волос… – с ужасом прошептала самка. – Неужели я проломила ему голову?!
Он чуть не захохотал. Она – и проломила голову?
Женщина закусила губу и с силой повернула его голову вбок. Вигала, вспомнив, что он теперь дико больной эльф, с небольшим опозданием вскрикнул.
Наверное, запаздывание все же вышло достаточно заметным, потому что женщина, уже начавшая разгребать его волосы на затылке, остановилась. И отдернула пальцы. А потом с негодованием бросила:
– Ты притворяешься!
– Нет. – Он тяжело дышал, пусть ей кажется, что ему тяжело говорить. – Мне действительно очень больно. Голова… голова раскалывается. Сначала мертвая лоза, потом ты меня швырнула об пол… Ты грубо обошлась со мной, гоблинша.
– Если хочешь, чтобы я чувствовала вину, не следует обзывать меня гоблиншей, – с вызовом сказала самка. – И к тому же – разве вы, эльфы, так уж нежно обходитесь с нами, гоблинами? А, высокорожденный Вигала?
Он ухватился за ниточку, почудившуюся ему в этих словах:
– Не нравится, когда тебя называют гоблиншей? Но ведь ты из расы гоблинов?
Женщина отодвинулась от него. И проговорила, наклонив лицо – так, что он больше не мог видеть ее глаза:
– Дело не в названии расы, а в тоне, которым ты это произносишь.
– Приношу свои извинения, – вежливо промолвил Вигала, совсем так, как учили его когда-то на уроках хорошего эльфийского тона– Я не хотел тебя оскорбить, добрая женщина. Кстати, как тебя зовут?
– Ты вытащил из меня сведения, за которые мне могут снести голову, – с ненавистью бросила самка гоблинов, – а потом называешь меня доброй женщиной. И еще спрашиваешь, как меня зовут!
Вигала озадаченно открыл рот. И подвигал бровями – гримаса, означавшая, что он в глубокой задумчивости.
– Но ведь я назвал тебе свое имя?
– Да! – отрубила женщина. – Но когда я спрашивала его у тебя, я не говорила «кстати, как там тебя зовут»!
Вдали за дверью послышались шаги. Итак, их уединение длилось недолго. Вигала беззвучно и быстро поднялся с пола, сел.
– Женщина, – он прошептал это сквозь зубы, – прости меня за все, что я сказал и чего не сказал. Сюда идут. Умоляю, скажи мне – мои друзья еще живы?
Она скорее вздрогнула, чем кивнула, но он понял, что это означало. Это знание единственное, чего он добился своим неудачным побегом.
– Я должен сбежать отсюда. Помоги мне. За мной стоят эльфы. И они щедро заплатят. Деньги, слава – все, что захочешь!
– Интересно только, какой славой они меня наградят! – прошипела женщина. – Славой предательницы?
– Я что-то не заметил, чтобы твои сородичи хорошо к тебе относились! – шепотом съехидничал Вигала.
И отвернулся от нее.
В камеру вошел маг-оружейник. Тот самый, что засадил его сюда. Маг был разряжен в небесно-голубой камзол и темно-синие штаны. Цепей притяжения сил на нем почти не было – только по обшлагам рукавов тянулись две тонкие, поблескивающие золотом цепочки.
Парадная одежда? Возможно, мага выдернули прямо с какой-то веселой вечеринки. В камере, как только он вошел, густо запахло тяжелым винным перегаром.
– Не сидится спокойно, эльф?! – рявкнул маг.
– Загостился я у вас что-то, – оскалился в его сторону Вигала.
Маг тяжело покачнулся и икнул. Потом тряхнул головой. Волосы мага, прежде гладко прилизанные, теперь были напомажены и завиты. От движения кудряшки взлетели вокруг узкого лица.
– Ну и ладно. Далеко ведь не ушел, да, эльф? – Маг мерзко захихикал.
– Ты слишком много общался с гоблинами, – ровно проговорил Вигала, одним глазом продолжая наблюдать за женщиной. Самка при появлении мага вставать не стала, только натянула на голову капюшон и зябко нахохлилась. – Хихикаешь совсем как они.
Маг подошел поближе и наклонился над эльфом. Потом пьяным шепотом сообщил:
– По крайней мере, теперь ты знаешь, что живым отсюда не выйдешь. Так что сиди на месте, эльф, и все образуется – рано или поздно. Причем для кое-кого поздно будет в самом прямом смысле. Тебе, я вижу, грустно, эльф? – Пьяный маг протянул руку и неверным движением потрепал его по плечу.
Вигала терпеливо перенес это. Потом нагло улыбнулся, глядя магу в глаза. Хотя маг стоял, а он сидел, глаза их находились на одном уровне – эльф был выше мага на полторы головы.
– Мне не нравится, как меня здесь содержат.
Маг резко выпрямился – и вновь покачнулся.
Потом издевательски захихикал. Вигале его смех напомнил тявканье озлобленной собачонки.
– А чего тебе не хватает? Кормят, поят, обеспечивают полную тишину и покой…
– Я хочу, чтобы меня обслуживали на совесть. И не твои гоблины, а она. – Он ткнул рукой в сторону женщины, тихо сидевшей сбоку. – Впрочем, если хочешь, чтобы все узнали, как издевались надо мной в заточении, – воля твоя. Сообщество магов, может, и перетерпит, если я тихо «погощу» у тебя несколько дней. А вот издевательств гоблинов над таким узником, как я, – нет.
– Издевательств? – Маг, казалось, пришел в замешательство. Вигала видел, как он мучительно пытается свести на переносице кустистые угловатые брови, но мимические мышцы, расслабленные обильным возлиянием, никак не поддавались. – Какие еще издевательства, о чем ты говоришь, эльф? Все было нормально, я так и скажу. По любви и взаимному согласию ты решил отдохнуть в полном покое, помедитировать. Вот я и…
Вигала, оскалившись, сложил пальцы в когтистую лапу и рванул собственное предплечье. Плотная кожа эльфа поддалась с хрустом. В тишине камеры этот звук прозвучал ясно и достаточно отчетливо. По руке сначала брызнула, а потом обильными струйками потекла кровь.
– Вот эти издевательства. – Он прямо поглядел в лицо мага, – И еще многие, многие другие. У меня здесь времени достаточно. А делать все равно нечего. Кроме того, могу еще раз попробовать прорваться через коридор. Не прорвусь – так хоть подохну.
– Кто хватится… – начал было маг.
– Эскалибур, – тихо сказал Вигала. – Говорящий дракон эльфов стоит у ворот города магов. Рано или поздно кому-нибудь придет в голову спросить – а чего это он тут топчется? И Эскалибур ответит. Опять-таки напоминаю тебе, маг, – простят ли тебе такого, как я? В вашем обществе, как я слышал, люди иногда исчезают бесследно. А у меня есть должники среди оружейников. И не один.
Маг молчал, глядя на него с бессильной яростью. Винные пары, судя по быстро трезвеющему лицу, на глазах улетучивались из его сознания.
– И еще я хочу пить не воду, а хорошее вино. Водой я только умываюсь. – Вигала решил, что надо сместить акценты с женщины на прочие обстоятельства. – Кстати, о гигиене. Хочу воды в достаточном количестве. И одеяло для сна. И чтобы ни один из гоблинов не смел сюда входить. Ненавижу их пакостные рожи.
Он почувствовал, как женщина сбоку вздрогнула.
– Ах, ну да! – Маг начал что-то соображать. – Вы ведь, эльфы…
– …не выносим гоблинов, – подсказал Вигала. И улыбнулся, не разжимая губ. – Их женщину еще потерплю, а их – нет. Кстати, как там те, кого я слегка обидел, прорываясь в коридор?
– Один мертв, – с отвращением сообщил маг. – Тот, которого ты придушил в камере. Другой навсегда останется уродом. Все лицо располосовано.
– Хоть что-то приятное, – проворчал Вигала. И отвернулся, давая понять, что разговор закончен.
Маг еще немного постоял. Потом выдохнул – Вигалу опять обдало густым сивушным запахом – и добавил:
– Оба уцелевших гоблина клянутся, что больше и ногой сюда не ступят. Так что, кроме этой, – маг сделал рукой не совсем приличный жест в сторону самки, – больше прислуживать тебе некому. Вино и воду? Хорошо. Нет, надо поскорее прикончить твоих друзей.
Вигала содрогнулся от скрытой ярости. Но головы не повернул. Нельзя дать понять магу, что это его задело. И насколько задело.
Маг развязно прибавил:
– А то господину прирожденному эльфу надоест и эта самка гоблинов. И он начнет требовать себе кого получше. Не могу же я водить в тюрьму всех местных проституток.
Эльф продолжал безразлично смотреть в угол. Маг, взбешенный молчанием узника, еще немного подождал, выжидательно глядя на него, затем быстро развернулся и вышел из камеры.
«Прикинем, что мы тут накопали», – подумал эльф. Маг сказал, что двое уцелевших отказываются прислуживать ему, и остается только самка гоблинов… Значит, он не может привлечь к делу других. Выходит, это не просто случайные гоблины – а доверенные лица, нанятые для одной аферы. Сами гоблины не похожи на стражников. И вообще стражников он тут не видел.
Может, это не тюрьма? Однако самка гоблинов утверждала, что он именно в тюрьме. Врала или говорила правду? Или ей велели так говорить?
Во всяком случае, это не внутреннее тюремное помещение для узников. Все рядовые маги-оружейники в тюрьме дежурят посменно. И будь это одно из местных узилищ, любой из магов мог бы заглянуть сюда, а следовательно, и опознать его. Что этому магу было совершенно не на руку…
Все вышеперечисленное наводило на размышления. Уединенная комната, куда ведет коридор, украшенный мертвыми лозами. В коридоре нет ни одного стражника, хотя обычно коридоры тюрьмы охраняются. Четверо… нет, теперь уже трое существ из расы гоблинов, которым поручено стеречь его и обслуживать. Причем никого другого к этому делу маг привлекать не собирается.
Явно это не тюрьма. Возможно, это один из заброшенных казематов старой тюрьмы. Специально оборудован для таких, как он, – об этом говорит наличие мертвых лоз и отсутствие окон.
Он слышал кое-что о местном узилище. Молодые эльфы, навещающие город магов ради его борделей, иногда попадали сюда – за излишнюю шаловливость, начинавшую мешать рядовым обывателям. Один раз он и сам побывал здесь. Правда, тогда его принимали в общих камерах…
Узилище города магов строилось в течение нескольких столетий, много раз перестраивалось и горело. В таком месте не могло не быть подвалов и камер, в которые никто не заглядывает. Сам он – предположительно – находится в одной из них. Люди, как он предполагал, томились в одной из общих камер.
Итак, их арест произошел в теплой и заранее подготовленной обстановке. Почему кто-то решил заплатить за это? У двух его друзей вряд ли имелись враги, способные отвалить сумму, затребованную магами-оружейниками за такие дела. Однако самого эльфа после гибели людей собираются отпустить. Значит, дело все-таки в них…
И еще кое-что. Маги-оружейники никогда не пачкают своих рук убийством арестованных. Заказчики арестов за деньги делают это сами. Или подкупают рядовых охранников. Но этот маг-оружейник, похоже, собирается участвовать в убийстве сам. Либо деньги уплачены слишком большие, либо тут еще что-то…
От размышлений его оторвало прикосновение к руке. Женщина пыталась перевязать рану на предплечье. Эльф устало вздохнул и подставил руку.
* * *
– Гортензия, как ты очутилась в этой тюрьме? – Тимофей задал этот вопрос только поздним вечером, уже после ужина. Он решил, что, если чудовище откликается на женское имя, оно – женского рода.
Драконша просидела все это время на решетке, как преданная собака, – глаза размером с таз уставлены на него, голова в наростах уложена на передние лапы прямо над ним. Услышав его голос, она встрепенулась.
«Я была там, где была. – Тимофей припомнил, что в прошлый раз драконша отказалась говорить, как она сюда попала. – Потом очутилась здесь. Околачивалась возле стен. Ко мне подошли, спросили… и сказали, что есть местечко как раз для меня. И привели меня сюда».
– А потом посадили на решетку и приказали сидеть… – подсказал Тимофей.
«Да».
Драконшу-бомжиху посадили в местный отстойник. Вот это действительно по-нашему, по-русски.
– И тебя ничем не удерживают? Я понимаю, что на цепи ты не сидишь. Но заклятия, какие-нибудь магические штучки на тебе…
«Ничего на мне нет», – почти весело прозвучал ответ драконши по имени Гортензия.
И она игриво попыталась поймать собственный хвост. Громадные челюсти в половину роста землянина щелкнули и сомкнулись на шипастом хвосте.
Тимофей с завистью покосился на драконшу. Сам он, устав от раздумий, в течение дня раза два пытался заняться тренировкой. Но больная нога каждый раз подводила.
– А какова сила твоей, э-э… пасти? – Он постарался задать вопрос обтекаемо, надеясь, что Гортензия поймет. Не спросишь же прямо, какова, мол, твоя огневая мощь?
Гортензия, слава богу, все поняла:
«Если дыхну от решетки, то проплавлю пол».
Он имеет в своем распоряжении огнемет достаточной мощности. Что ж, можно приступать к следующему этапу операции.
Тимофей протянул руку и встряхнул прикорнувшего после ужина Леху:
– Вставай, пошли будить народ.
– А?! – Леха заспанно моргнул. – Ты че, Ильич в семнадцатом, что ли? Так я броневика здесь не наблюдаю…
– Декабрист я, – сердито сказал Тимофей. – Помнишь фразу – декабристы разбудили Герцена, Герцен разбудил Россию. За неимением времени и Герцена придется будить местную Россиё) самим. Вставай!
– Ты не так цитируешь, – укоризненно поправил командира Леха, но с пола поднялся. – А что делать-то будем?
– Пошли. Нашелся тут браток-философ…
Нет, не зря все-таки Леха в юные свои годы
отсидел десятилетку за школьной партой. Образование из него иногда так и перло. Надо же – не просто знает знаменитую в прежние времена фразу, но еще и подлавливает – неправильно, дескать, цитируешь…
Теперь уже Резвых оперся на плечо Лехи. И так похромал к первой группе сокамерников.
Его встретили внимательными настороженными взглядами. Он вспомнил, как учил его Михей – выступая перед людьми, выбери самое неприветливое лицо. И говори, глядя на это лицо. Именно оно покажет тебе, убедительно ты говоришь или нет.
И он выбрал личико, густо обвешанное черными кудрями. Кудри росли и со лба, и с боков, и с подбородка. Еще черные крупные глаза и коричневатый цвет кожи. Выбранный объект сильно напоминал Че Гевару, гения латиноамериканской революции. Правда, нос совершенно не тот, не латиноамериканский. У местного Че он был крохотный, в форме кнопочки. Но в остальном – Че как Че…
Тимофей притянул надежное Лехино плечо поближе к себе и крепко вцепился в него пальцами. У него поднималась температура, и его ощутимо покачивало от жара.
– Орлы! – На языке д'эллали слова «орлы» не было, поэтому он выбрал самое близкое к нему значение – словосочетание «т-кьюр де кола», обозначающее стаю хищных озлобленных птиц.
Орлы, до этого вяло беседовавшие вполголоса, смолкли и уставились на него. Тимофей величественно взмахнул рукой, призывая вторую группу, числом поменьше, присоединиться к ним.
В течение небольшой паузы, которую Тимофей заполнил энергичным постукиванием носком здоровой ноги по полу, вторая группа подтянулась поближе. И расселась вторым эшелоном за первой.
– Итак, орлы! – Тимофей вновь отыскал лицо инопланетного Че Гевары, внимательно присмотрелся к нему. Брезгливая непримиримость, отпечатанная на этом лице, от обращения землянина только усилилась.
Резвых ленинским жестом воздел вверх левую руку – поскольку правой приходилось держаться за Леху – и вдохновенно заговорил:
– Орлы, есть разные способы получить духовное освобождение. – Высокопоставленные беженцы должны понять, что слово «духовное» он вставил сюда только ради конспирации. – Я призываю вас к духовной свободе! Что такое эти стены, если дух свободен!
Если они не поймут намеков, значит, их совершенно справедливо изгнали из своих миров. Словом, дурни, гоу на фиг.
Личико Че Гевары перекосилось от возмущения. Тимофей ощутил вдруг сильнейшую неуверенность. «Да ну тебя», – бессильно подумал он. Некоторые способны загубить любые агитационные порывы…
И землянин торопливо перевел взгляд на свиномордого, который в тот раз подходил к нему с интересным предложением о свободе за весьма немаленькие деньги. Товарищ Пятачок глядел на Тимофея с пониманием и даже с одобрением на рыластом лице.
Надо думать, в своем мире этот Хрюша был завзятым интриганом. Свиномордый Явно понял все с полуслова.
– И первое, что вам нужно сделать… – Он выделил это «вам» и сделал небольшую паузу. – Это объединиться в духовном порыве! Всем вместе! И совместно приучить наши тела к испытаниям!
Пятачок задумался. Лицо инопланетного Че стало вдруг хмурым. Пытается вдуматься – или решил для себя, что все это бред сумасшедшего?
– А… а какая у вас доктрина? – проскрипел вдруг старый знакомый – ушастый Чебурашка с голой синей кожей. Тот самый, который располосовал Резвых ногу и щеку.
У Тимофея при одном взгляде на него раны запульсировали болью.
– Они что, из депутатов? – с веселым изумлением поинтересовался шепотом Леха. – Доктрины ему подавай… Все равно от безделья маются и друг друга поедом жрут. Может, ему еще предвыборную программу составить?
– Леха, – на родном языке тихо сказал Тимофей, – молчи, Леха. Ты что-нибудь из Священного Писания знаешь?
– Отче наш, иже еси… – скороговоркой выдал Леха.
– Это я тоже помню. Нет, это не совсем то, что надо. Ну что ж, попробуем сымпровизировать…
Он развернулся к братьям по разуму и многозначительно провозгласил:
– Тот, кто следит за нами с небес… он проследит за тем, чтобы у вас все было хорошо. И ныне, и, э-э… в будущем. Особенно в будущем. – Сэнсэй сделал ударение на последнем слове. – И тот, кто глядит с небес, простит все ваши нехорошие дела, как я простил их вам. А затем! – Он возвысил голос: – Смотрящий с небес направит вас на путь истинный.
Он сделал еще одну паузу, чтобы дать слушателям переварить то, что они уже услышали. В сказанном заключалось сразу три смысла. Первый – слова его были откровенной белибердой, второй – в них содержался намек на побег. И третий – если их под-
слушивают стражники, то он сможет объявить, что таким образом решил положить начало новой религии. Дескать, это всего лишь проповеди, господа цепные псы.
Интересно, каково будет почувствовать себя пророком?
– А всякий путь начинается с шага. Поэтому – прежде чем прийти к тому, кто смотрит на нас с небес, мы должны сделать шаги…
– Что за бред… – бросил инопланетный Че.
Сейчас его будут уличать в том же, что и Леха,—
в ушибленной головке.
– Значит, так, – прокурорским голосом распорядился Тимофей, устремив взгляд в стену над головами братьев по разуму. – Кто хочет делать шаги вместе с нами и приобщиться к грядущему… я особо повторяю – к грядущему. Того, как говорится, милости просю. А кто не хочет, тот пусть сидит в сторонке.
– Позвольте, – осторожно проскрипел свинорылый, – что вы предлагаете делать? И направлено ли это на то, о чем мы с вами…
– На что надо, на то и направлено! – уверенно заявил Тимофей. И уже на русском языке обратился вполголоса к Лехе: – Леха, ты строевую подготовку помнишь?
– Обижаешь, начальник. Я на действительной два с лишним года оттрубил…
– В общем, так. – Тимофей поднял руку, которой держался за плечо Лехи, и потрепал его по крутому загривку: – Строй их в две шеренги и учи ходить строем. Начинай прямо сейчас.
– Зачем? – Лexa открыл рот и выпучил на тренера по тюк-до глаза.
Тот одарил Лexy мрачным взглядом и изрек:
– Кто из нас командир?
– Ты, – признал Леха. Но глаза у него нормальными так и не стали.
– А раз я командир, то делай, что говорю. Давай… – Тимофей перешел на д'эллали и громко проревел, обращаясь к сокамерникам: – Повторяю. Учтите, сейчас я выражаюсь образно. Кто хочет достигнуть вышнего предела… – он многозначительно потыкал рукой вверх, ничего особо не обозначая, но давая достаточно намеков, потому что наверху, сразу за решеткой, простиралось сиреневое небо Эллали, – тот будет слушаться нас двоих. А сейчас станете делать то, что скажет мой товарищ. Кто не хочет, пусть сидит спокойно и сопит в две дырочки. Я никого не неволю, никого Не заставляю… Выбор, кому как жить в будущем, каждый пусть сделает сам. Как говорится, дело сугубо добровольное. Леха, командуй.
Тимофей очень по-армейски развернулся через левое плечо, покачнувшись на больной ноге. И похромал к своей стене.
Сзади Леха раздавал приказы:
– Шевелись! Орлы, как сказал наш командир. Курята вы, а не орлы… – Вообще-то на д'эллали не было слова «курята». Употребленное Лехой слово дословно переводилось как «мелкие птички, предназначенные для забоя». – Крыльями не машем, для начала построимся вдоль стенки в одну линию.
Велик был соблазн обернуться и посмотреть, сколько сокамерников подчинились сержантскому покрикиванию Лехи. Но он пересилил себя. Дохромал до стенки и почти соскользнул на пол, скребнув ногтями по неровной поверхности стены.
И только тогда поглядел на противоположную сторону камеры.
Все до одного (все! до одного!) толпились у стенки, пытаясь изобразить ровный строй. Леха неторопливо передвигался вдоль шеренги, перестраивая инопланетян по ранжиру. И по дороге почти нежным тоном уговаривал их подтянуть животы.
Остаток дня отставные диктаторы провели в трудах и построениях.
* * *
Женщина, закончив бинтовать ему руку, принесла еды – взамен той, что он разлил, когда напал на гоблина. Но на этот раз она не присела рядом, а принялась возиться с тряпкой, убирая лужу с кусочками чего-то съестного.
Вигала, мрачно поглядывая на ее сгорбленную спину, поднес ко рту ложку. Пора начинать заводить друзей в стане врага.
Эльф проглотил то, что было в ложке, и почти любезно прорычал:
– Как тебя зовут?
Женщина метнула взгляд через плечо:
– Таким голосом не спрашивают, а допрашивают.
– Что ты-то об этом знаешь? – не сдержался
он.
Она прекратила свою возню с тряпкой и жестко сказала:
– Многое. Здесь не один такой застенок… и не у каждого узника так берегут нежную кожицу, как у тебя.
Вигала проглотил вторую ложку, осмысливая услышанное.
– Значит, имеются особые застенки… назовем их пыточными. И я сижу в одном из них, где в стены и двери вделаны мертвые лозы. Это наводит на размышления…
Женщина молча выпрямилась и пошла к двери с тряпкой в руках. Когда она вернулась, от нее пахло уже не дымом, а кисловатым душком испортившейся еды. Нет, прежний запах был намного приятнее…
Запах дыма. Мысли Вигалы заскакали. Если от прислуги' в пыточных застенках несет дымом, то причиной тому может быть целый ряд обстоятельств…
Он сморщил нос от брезгливости и бросил:
– А что ты делаешь в этих пыточных?
Самка гоблинов остановилась на полпути от двери.
– Я тут работаю прислугой. И ухаживаю за теми, кто сидит в этих камерах. Здесь приходится убирать не только еду, разлитую самонадеянным дураком…
Вигала щелкнул зубами. Он – дурак? Никто не смеет так оскорблять природного эльфа, о чем ему привычно напомнило сознание.
– Но еще и кровь. И многое другое. Еще о чем-нибудь спросить хочешь, а, прирожденное эльфийское величие?
На этот раз он уже сам обозвал себя дураком. Начал заводить друзей, так заводи, – а не расспрашивай о местных достопримечательностях.
Эльф проглотил подряд две ложки, чтобы выиграть время и заодно задобрить женщину хотя бы этим. И с наигранной бодростью заявил:
– Я так и не услышал твоего имени?
– Терли, – грубо бросила женщина и приблизилась к нему.
Ага, все-таки подошла! Вигала возликовал в душе. Может, он все-таки начинает завоевывать ее расположение?
– Хорошее имя – Терли. Мне, например, нравится. Как и твои глаза. Здесь темно и не все видно… – Это была ложь, потому что эльфы способны видеть и в такой темноте. Но Вигала надеялся, что женщина этого не знает. – Они черные или темнокарие?
– Они гоблинские, – с издевкой заявила эта отвратительная особа.
И уселась с размаху на пол, всем видом показывая, что ждет от него только одного – чтобы он побыстрее опустошил судок и дал ей возможность уйти.
Вигала со злостью куснул ложку, оставив на ней следы своих зубов. Ну не получается у него налаживать контакт с представителями низших рас! Была бы на ее месте благородная эльфесса или хотя бы та же придурковатая русалка – то не возникло бы никаких проблем. Те дамы прекрасно знали правила игры. И он ни на миг не сомневался, что предложить, чтобы получить искомое.
Эльф еще раза два пробовал завести с ней разговор, но проклятая баба угрюмо молчала.
Следующее утро Вигала решил начать с массированной атаки на сознание гоблинши. С этими мыслями он и провалился в тяжелый сон. Без сновидений, как и положено эльфу, находящемуся в добром здравии. Последствия от нахождения рядом с мертвой лозой его тело излечило само и достаточно быстро.
* * *
На следующее утро стражникам, пришедшим для раздачи завтрака, предстала удивительная картина. Строй узников в ногу топал по камере, во всю мощь легких выкрикивая песню. Лexa посчитал, что строй без песни – это как масло без каши, и пристал с этим к Тимофею, как репей. Поэтому Тимофею пришлось наскоро придумать для него что-то вроде речевки американских пехотинцев. Маршировка у ребят получалась не очень, но носки они тянули старательно. Хоть и сбивались при этом с ноги.
Завидев стражников, Лexa скомандовал положенное «стой». Парни разных цветов, но одетые удручающе одинаково – в грязные лохмотья, – недружно встали корявыми рядами. Лexa хмуро оглядел их и гаркнул:
– К раздаче еды… в колонну по одному становись!
Строй тут же распался – зато вместо него появилась очередь. Инопланетяне, после маршировки нагулявшие аппетит, пытались пролезть мимо друг друга, угрюмо при этом переругиваясь. Тимофей вспомнил, как их лишили еды в первый день. И подумал, что следовало бы проследить за порядком в подразделении. Леха, словно уловив его мысли, пробежался вдоль строя и трижды негромко рявкнул. Прямо как заботливый старшина в добрые старые времена советской армии.
Строй утих и начал стоять более-менее смирно. Леха подошел к Тимофею за мисками и кисло пробормотал:
– Колхозное стадо. Только я ведь не Макар, чтобы гонять их туда-сюда…
Тимофей успокоил недовольного своей миссией братка:
– Это не надолго. А сейчас иди, кормилец. И без каши не возвращайся…
Леха поспешно ушел и очень быстро вернулся с двумя мисками. Отца-командира сокамерники пропустили вне очереди.
После завтрака они немного посидели, переваривая очередную кашу-размазню (на этот раз со вкусом пшенки), потом Тимофей хлопнул Леху по плечу:
– Вставай и снова иди командовать. Будь с ними построже. К вечеру строй должен быть ровным.
Леха повздыхал и поднялся, опечаленно морща лицо. Потом, обернувшись, спросил умоляющим голосом:
– Нет, ну ты хоть скажи, зачем тебе это нужно? Ты их что, строем в бой поведешь? На двери, на стражников…
Тимофей сделал строгое лицо:
– Сказать-то я могу. Но только потом, если проговоришься, то отвечать будешь по всей строгости…
Леха подозрительно поглядел на него и поинтересовался:
