Текст книги "Аферистка и Майор Воронцов. Семейное древо (СИ)"
Автор книги: Екатерина Босс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
– Да, я хочу купить это, – кивнула она, протягивая ему ежедневник.
– Одинокий орёл, интересный выбор, – протянул старик, забирая из рук женщины ежедневник. – Меня вдохновила на эту работу история о Ларре. Возможно, Вы знакомы с ней?
– Расскажете? – попросила Вероника, она почувствовала, как в кармане зазвонил телефон и, не посмотрев на экран, засунула руку в карман и сбросила звонок.
– О-о, с удовольствием, юная леди, – протянул мастер, а Ладина засмеялась. Для пожилого мужчины она ведь действительно была еще юной.
– Жил однажды получеловек полуптица. Жил свободной жизнью, считал себя лучше простых людей и выше законов природы, – начал рассказ мужчина, медленно пройдясь по неровной, но гладкой деревянной обложке. – И вот однажды, он влюбился в красивую девушку. Кожа её была цвета жаркого полуденного солнца, волосы длинные, словно ветви столетнего дуба, а глаза зелёные, как трава под ногами. Та девушка не смогла полюбить Ларру в ответ, его холодные глаза, свободолюбивый нрав и острые черты лица пугали её…
Мужчина рассказывал, а Вероника слушала и не могла оторвать взгляда от сосредоточенного лица и наполненного взгляда, с волнением и восхищением смотрящего на свою работу. Конечно, она знала эту историю, она была не столь прекрасна, как звучала из уст мастера и конец её был печален, и даже ужасен.
– Ларра не смог смириться с отказом любимой и, решив оставить родной край, улетел высоко в горы, где всегда дули холодные северные ветра, и никто не жил. Там он был свободен, но одинок. Прожив долгие годы в высоких снежных горах, он умер, а закаменевшая фигура прекрасного и свободолюбивого человека-птицы с расправленными могучими крыльями, навсегда осталась неподвижно стоять на небольшом выступе на самой высокой горе. Там, где Ларра обрел свободу и потерял любовь.
– Прекрасная история, – кивнула Вероника, принимая из рук старика небольшой пакет с ежедневником. – Наверное, мне стоит еще раз поблагодарить Лену, что посоветовала мне Ваш магазин.
– О-о, Лена частый гость у меня, и постоянный посетитель, – улыбнулся мужчина.
– Да, она говорила, что у Вас прекрасные работы. Особенно ей нравятся ежедневники! – поддержала мастера Ладина.
– Лена дарит их своему тестю на протяжении уже пяти лет, – заметил он. – Но подобные работы я делаю исключительно на заказ. Она просит вырезать на обложке портреты, принося мне описания из текстов каких-то романов, – рассказал старик. – Но, насколько мне стало известно, её тесть умер. Царство ему небесное, – тихо проговорил мужчина, перекрестившись и поднеся к губам серебряный крест, достав его из-за ворота своего вязаного серого свитера.
– Благодарю за чудесный рассказ, но мне пора, – кивнула Вероника и, попрощавшись с мужчиной, вышла из магазина.
Девушка отошла от магазина и, найдя свободную скамейку, присела, достав из кармана телефон. Мобильный сразу же зазвонил, на дисплее высветилась иконка с фотографией Аллы Викторовны. Женщина улыбалась, будучи в простом длинном сарафане желтого цвета и без грамма косметики на молодом румяном лице. Она держала на руках маленькую девочку, лет пяти, с двумя хвостиками из карамельных волос, которая держала в руке розовый воздушный шарик. Вероника улыбнулась лишь на мгновение, а потом с раздражением сжала телефон в ладони, вспомнил кто много лет назад сделал эту фотографию.
– Да, мам, – ответила она, выдохнув.
– Ника-а, ты же помнишь, что обещала заехать к нам с папой? – ласково протянула Алла Викторовна. – М-м, Коля как раз привез из Питера мои любимые эклеры! – воскликнула она.
– Я уже выезжаю, – ответила Вероника, не в силах сдержать улыбку.
– Жду тебя, – довольно протянула Русанова и, изобразив звук поцелуя, положила трубку.
Глава 22
Алла Викторовна сидела на своей просторной кухне в классическом французском стиле. Женщину всегда восхищало умение французов изящно смешивать в интерьере винтажные и антикварные предметы с ультрасовременными решениями. Её не пугала, а скорее привлекала пустота пространства и светлые нежные тона, в которых была выдержана вся квартира. Алла всегда мечтала побывать в Париже, подержать на ладошке Эйфелеву башню и просто прогуляться по Монмартру. Её мечта исполнилась не так давно, только не с тем человеком, с которым они когда-то строили подобные планы. Порой Русанова, смотря на себя в зеркало, думала о том, почему она так и не смогла стать счастливой. Умная и красивая дочь, которой она гордилась, прекрасный человек рядом, который уже долгие годы ни разу не дал повода усомниться в его верности и любви. Карьера, машина, квартира, путешествия и всё, что только душе угодно, было в жизни Аллы Викторовны, но она по-прежнему не чувствовала себя по-настоящему счастливой. Возможно, однажды она слишком идеализировала мужчину, которого считала любовью всей своей жизни.
– Любимая, я уезжаю по делам, что-нибудь купить на обратном пути? – спросил высокий худощавый мужчина, заходя на кухню.
Алла подняла взгляд, встречаясь с серыми глазами Николая, её мужа, с которым они прожили вместе двадцать лет. Время пролетело так быстро, что она даже не успела заметить, как из не особо красивого, местами угловатого молодого человека, он превратился в солидного, приятного на внешность мужчину. Темные волосы давно поредели и поседели у висков, но это не портило внешность Русанова. За долгие годы он научился скрывать недостатки своей худощавой фигуры и прямого силуэта под дорогой тканью классических костюмов в клетку.
– Сейчас приедет Ника, может, ты дождешься её? – спросила Алла, сидя за небольшим столом, столешница которого была выполнена в форме овала из розового мрамора.
– У меня совещание с уральским филиалом, – ответил Николай, отодвигая стильный стул с широкой эргономичной спинкой и подлокотниками с обивкой из высококачественной ткани цвета пудры. Одному Русанову было известно, сколько он тратил на ремонт квартиры, который они делали стабильно раз в пять лет.
– Почему ты не можешь провести его из дома, сейчас для этого есть все условия? – спросила женщина, наблюдая за тем, как муж садится на стул и пытается закрепить брильянтовые запонки из желтого золота. Алла никогда не была ревнива и вообще считала это чувство недостойным для такой женщины, как она. Красота с годами уходит, как и любовь, если она была. Мужчины тоже имеют свойство исчезать из жизни, с этим Русанова смирилась еще в двадцать с небольшим. – Ты принарядился для простого совещания, – протянула Алла, постукивая ногтями с идеальным нежно-розовым маникюром по мраморной столешнице.
– Неужели, спустя двадцать лет я наконец-то добился твоей ревности, Алла? – засмеялся мужчина, беря её ладонь в свою и нежно целуя костяшки пальцев. – Я люблю только тебя.
– Я знаю, – кивнула Алла, легко улыбаясь. – Хорошей дороги, – произнесла она, прежде чем мужчина покинул кухню и из коридора донесся звук закрывающейся двери.
Спустя час, сидя в своём кабинете и разбирая анализы пациенток, Алла Викторовна не заметила, как дверь приоткрылась и в комнату вошла Вероника. Девушка тихо, на носочках, прошла внутрь, стараясь не шуметь. В детстве она очень ревностно относилась к тому, что её мама много времени уделяла работе. В старших классах, возвращаясь домой поздно вечером, Ника любила наблюдать за женщиной, которая смешно хмурила брови и жевала колпачок от ручки, пока работала. Сейчас тоже ничего не изменилось, Алла Викторовна по-прежнему была во власти своей работы, но теперь она не брала дополнительные смены, чтобы заработать больше денег и у неё не было маленькой дочери, которая так нуждалась во внимании матери.
– Здравствуй, мам! – громко крикнула Вероника и весело засмеялась, почувствовав себя ребенком, которому удалось совершить шалость. Алла Викторовна подпрыгнула в кресле и, выронив, зажатый в зубах, колпачок, подняла на дочь недовольный взгляд.
– Сколько тебе лет, Вероника, – поджав губы произнесла она, откладывая в сторону бумаги и облокачиваясь на мягкую и широкую спинку кресла.
– Двадцать семь, – усмехнулась Ладина, обходя стол и присаживаясь на край столешницы рядом с мамой. – Кто-то звал меня на чай с эклерами, а сам закопался в своих бумажках.
– Благодаря тебе, доченька, у меня стало больше работы, – устало вздохнув произнесла Алла Викторовна. – У этой особы даже анализов никаких не было, ей уже через пару недель пора второй скрининг делать, а у неё и первого нет, – покачала головой Русанова.
– Ты что-то путаешь, мама, – нахмурилась Вероника, вспоминая пару лекций по гинекологии в Академии. – Второй скрининг делается на восемнадцатой неделе, как минимум.
– Все верно, – пожала плечами Алла Викторовна. – Разбуди меня в час ночи, я вспомню показатели и сроки любой из своих пациенток! – уверенно сообщила она, поднимаясь из-за стола. – Пошли пить чай.
– Но у Миланы не может быть срок больше, чем девять недель, – настаивала на своём Вероника, поймав на себе недовольный взгляд матери.
– Вообще, я не имею права говорить о ходе беременности с посторонним человеком, – сложив на груди руки произнесла Русанова, останавливаясь в дверях. – Но только ради того, чтобы доказать свою правоту, – протянула она, возвращаясь к столу, который был завален бумагами. Женщина быстро просматривала бумаги, которые лежали в, одном ей известном, порядке, пока не нашла в розовой пластиковой папке на кнопках с фамилией и инициалами пациента нужную запись. – Вот, посмотри! – воскликнула Алла, протягивая дочери бумагу и указывая на нужную строчку указательным пальцем. – Анализы были сделаны пару дней назад, твоя Милана на четырнадцатой неделе беременности. Плод развивается согласно срокам, все показатели в норме.
– Н-но, этого не может быть, – покачала головой Вероника. – Мне сказали, что она забеременела два месяца назад!
– Наука не способна врать, в отличие от человека, – пожала плечами Русанова, возвращая результаты анализов обратно в папку. – Пойдём, нас ждут потрясающие эклеры и интересный рассказ! – усмехнулась женщина, потянув дочь к выходу из кабинета.
– Я работаю в полиции и тоже не имею права разглашать подобную информацию, – усмехнувшись краешком губ протянула Ладина, обнимая маму за плечи.
– О-о, полигамия мужчин и хитрость женщин не имеет никакого отношения к твоей работе в полиции, – произнесла Алла Викторовна, открывая дверцу холодильника и доставая коробку с эклерами.
– Почему обязательно полигамия, – закатила глаза Вероника, присаживаясь на стул. – Возможно, мужчина просто совершил ошибку.
– Тебе просто не изменяли, милая, – вздохнула Русанова, ставя на стол две простые голубые фарфоровые чашки с неровными краями и чайник. – Тогда бы ты была более категорична!
– А тебе как будто изменяли, – хмыкнула Ладина.
– Меня променяли на работу, это считается? – спросила она, присаживаясь напротив дочери.
– Не стоит влюбляться в полицейских, – пожала плечами Вероника, смотря в зеленые глаза матери.
– Ты пытаешься убедить в этом меня или себя? – спросила она, подперев рукой подбородок.
Вероника покачала головой, опустив взгляд на свои руки, крепко сжимающие фарфоровую чашку. Сегодняшний день и так был полон откровений, поэтому, сейчас ей меньше всего хотелось говорить о майоре Воронцове. Об этом самодовольном айсберге, которого она когда-то мечтала и вовсе не встретить. Ладина всегда была материалистом и не верила в случайности или совпадения, а всё случившееся с девушкой за последние пару недель, всего лишь прихоть её биологического отца.
– Не понимаю, о чем ты, – пожала плечами Вероника, снова встречаясь с зелеными глазами матери, которая смотрела на неё с недоверчивым прищуром.
– Как его зовут? – спросила Алла Викторовна, усмехнувшись. Она поднялась из-за стола и подошла к одному из кухонных шкафов, чтобы достать небольшие блюдца для пирожных.
Последний раз, когда Вероника рассказывала матери о своей симпатии было еще на первом году обучения в Академии. Очередная неудачная влюбленность, которая закончилась весьма скандальным расставанием и не со стороны девушки. Алла Викторовна предпочитала не лезть в личную жизнь дочери считая, что набивать шишки она должна свои собственные. Но сейчас в поведении Вероники было что-то такое, что заставляло Русанову нервничать. Ей уже не нравился тот, кто заставлял её дочь чувствовать неуверенность и разочарование.
– Майор Олег Воронцов, – пожала плечами Вероника и дёрнулась от неожиданности, услышав громкий звук разбивающегося блюдца о мраморный пол. – Ма-ам, с тобой всё в порядке? – озадаченно спросила девушка, смотря на застывшую Аллу Викторовну.
Русанова резко выдохнула, поворачиваясь лицом к дочери. Она завела руки за спину, чтобы Вероника не заметила, как они дрожат и улыбнулась ей. Алла попыталась сделать вид, будто это нелепая случайность и услышанное ей минуту назад имя не заставило её вспомнить о прошлом.
– Мышь, – выпалила она первое, что пришло ей в голову. – Мне показалось, будто пробежала мышь.
– Мышь? – с сарказмом протянула Вероника, вопросительно приподняв темную бровь. – С каких пор ты боишься мышей? – спросила она. До того, как Русанова познакомилась с Николаем, они с дочерью каждое лето проводили в деревне, в старом ветхом домике, который просто кишел мышами. Сколько бы Алла не мучилась, вывести их не получалось, поэтому пробегающая мимо мышь никак не могла застать врасплох женщину, тем более напугать.
– Просто было неожиданно, – поджав губы произнесла Русанова, смотря в кошачьи глаза дочери. – Схожу за тряпкой, – вздохнула она и через несколько минут вернулась с небольшим полотенцем и, присев на корточки, начала складывать в него осколки.
– Тебе знакомо его имя, вот только откуда, – задумчиво протянула Вероника, присаживаясь рядом с матерью и помогая ей убирать острые неровные осколки.
– Ника, – покачала головой Алла, но Ладина перебила её.
– Мам, ты же не думаешь, что я поверю в мифическую мышь! – не выдержав воскликнула она.
Алла Викторовна поднялась на ноги, держа в руках полотенце с осколками и, завязав его потуже, выбросила в мусорное ведро. Она молча взяла с подоконника небольшой белый пульт и, нажав на кнопку, включила робота-пылесос, который быстро начал убирать мелкие осколки от фарфорового блюдца.
Женщина не хотела говорить о прошлом, тем более с дочерью. Она не могла понять, почему спустя столько лет оно вновь возвращается. Алле так хотелось обвинить хоть кого-то в этом, накричать и ударить человека, который втягивает в историю пошлых лет её дочь, но ей стоило посмотреть в зеркало. Сейчас Русанова понимала, что должна была пойти к Радову и потребовать, чтобы он оставил Веронику в покое, но надежда на то, что Саша наконец-то решил стать отцом для их дочери, затуманила её разум.
– Сядь, – тихо попросила Алла и сама опустилась на стул полубоком. Она смотрела куда угодно, но только не в глаза дочери, которая сейчас прожигала её профиль взглядом своих зеленых глаз. Женщине было тяжело вспоминать ту зиму, когда от неё отказались навсегда.
– Ма-ам, – непонимающе протянула Вероника, но та лишь резко подняла руку, прося девушку замолчать и дать ей время собраться с мыслями.
Спустя минуту женщина заговорила, смотря на пасмурное небо за окном:
– Мне знакомо имя твоего майора потому что много лет назад я знала его отца, – начала Алла, грустно улыбнувшись. – Я не рассказывала тебе, но твой отец воспитывался в детском доме, а когда пошел на службу в полицию познакомился с Михаилом Воронцовым. Они были семьёй, настоящими братьями.
Вероника смотрела на мать и ей было трудно дышать, она видела, что в глазах женщины стояли слезы и как трудно ей было их сдерживать. Девушка знала, как матери тяжело вспоминать о прошлом, и поэтому она никогда не позволяла себе спрашивать об отце. Каждая переживала свою боль и тоску внутри, предпочитая прятать слезы в ночи, упав лицом в подушку.
– С Мишей я встречалась лишь пару раз, видела его жену Любу, когда она была беременна, но это были редкие короткие встречи, – пожала плечами Алла Викторовна.
– Мы для него никогда ничего не значили, – горько усмехнулась Ладина, качая головой. С каждым сказанным словом её обида на отца возвращалась и лишь росла, но она всё еще не могла понять, почему полковник решил стать отцом для Олега. Неужели всё дело в простых братских чувствах к его отцу.
– Саше…твоему отцу, всегда было трудно подпускать к себе людей. Миша стал исключением из правил. Ника, но это ведь не значит, что он не любил…
– Ты до сих пор оправдываешь его! – воскликнула девушка, ударяя ладонью по мраморной столешнице. Она устала прятать боль внутри. – Прошло больше двадцати лет, как он бросил нас, а ты продолжаешь…продолжаешь любить его, – последние слова Вероника произнесла шепотом, шокированная тем, что раньше закрывала глаза на очевидное.
– Ника…
– Нет, не-ет! – прошептала она, пытаясь не дать позволить слезам, стоящим в глазах, покатиться по щекам. Ей было двадцать семь лет, и она давно уже не чувствовала себя маленьким обиженным ребенком, которого бросил папа. Но сейчас, сталкиваясь с матерью взглядом, которая с сожалением смотрела на Веронику, она чувствовала себя именно тем пятилетним ребенком, который на Новый Год так и не дождался папу.
Ладина встала из-за стола и резко подняла руку с раскрытой ладонью, не давая Алле Викторовне произнести и слова. Она не хотела говорить, не хотела слушать, не хотела смотреть в её глаза. Девушка мечтала поскорее оказаться на свежем воздухе и вдохнуть полной грудью. Вероника вышла из квартиры, прошла несколько пролетов и остановилась. Она прислонилась к стене и дала волю слезам, которые рекой полились из глаз.
– Не надо было спрашивать, – прошептала девушка, дрожащими руками пытаясь найти в сумке сухие салфетки и вытереть слёзы. – Не надо было очаровываться, – усмехнувшись протянула она, прежде чем смахнуть последнюю слезинку и, выпрямив спину, вернула на лицо легкую улыбку. Она не позволит прошлому портить её настоящее.
Алла Викторовна стояла у окна и следила за тем, как её дочь выходит из подъезда и идёт к оставленной неподалеку машине. Гордая, собранная и непоколебимая – именно такой всегда видела свою малышку женщина, когда наблюдала за ней со стороны. Русанова боялась, что она возьмёт от отца самое худшее – холодность, закрытость и потребность в одиночестве. Алла не желала своей дочери подобной судьбы, не хотела, чтобы Вероника когда-то полюбила не того человека так же сильно, как она.
Она помнила тот день, когда её Саша ушел навсегда. Декабрь, несколько дней до наступления праздника, на улице хлопьями идёт снег, а в дверь вот-вот должны позвонить. Алла ждала, надев красивое платье, но в дверь так и не позвонили. Ни через час, ни через два, ни на следующий день.
Следующие два месяца она не находила себе места, надеясь, что её Саша позвонит, отправит письмо или хотя бы попросит кого-то передать ей, что с ним всё в порядке и он жив. Когда новогодние праздники закончились, Алла поспешила к нему на работу, где ей рассказали о смерти Миши и о том, что капитан Радов взял отгулы и уехал в неизвестном направлении.
Наступил конец февраля, на улице всё еще была зима, которая не собиралась уступать место весне. Близился день рождения маленькой Никуши, но Алла всё еще ждала звонка в дверь и…дождалась.
Сегодня у неё был первый выходной после трёх ночных смен и она, отведя дочку в сад, устало легла на неудобный скрипучий диван. У неё было пару часов, чтобы поспать. Из дрема её выдернул звонок в дверь, Алла подскочила и бегом побежала в коридор. Когда она открыла, то увидела перед собой заросшего, исхудавшего, с холодным и пустым взглядом Сашу…, но это был уже не её Саша.
– Саша, – выдохнула она, прижав ладонь к губам. Алла не хотела плакать, но не смогла сдержать слёз радости, что текли по её красивому лицу. – Я…мы с Никушей, очень скучали. Саша, где ты был, я так волновалась и…
– Подожди, Алла, не тараторь, – грубо осадил её мужчина, заходя в квартиру и закрывая за собой дверь. – Здесь всё, что у меня есть, – произнес он, доставая из кармана небольшой конверт, в котором лежали деньги.
– З-зачем это, – нахмурилась женщина, у неё на щеках блестели дорожки от слёз. – Мне не нужны твои деньги.
– Это не тебе, это дочери, – настоял он, кладя конверт на табуретку. – Я перевелся в другой отдел, поэтому…
Радов замолчал, но Алла и так знала, что он хочет ей сказать. Странно, её Саша никогда не был трусом, но, чего таить, женщина всегда знала, что рано или поздно он перестанет приходить. Ей просто было больно думать о том, что мужчина, которого она так сильно любила, так и не смог полюбить её.
– Прощай, Саша, – кивнула она и, развернувшись, зашла в комнату. Она не собиралась терять последние остатки гордости и просить его остаться, не бросать её, не бросать их с Никой.
Он ушел, тихо закрыв за собой дверь, и только тогда она дала волю слезам, которые стали последними слезами в её жизни. С тех пор Алла Викторовна Ладина больше не плакала, ни по Саше, ни по кому-либо другому. Она позволила своему сердцу сжаться от боли лишь раз, когда спустя несколько лет, идя с новой работы, увидела гуляющих по центральным улицам столицы Сашу, Любу и её маленького сына Олега. Они выглядели, словно счастливая семья, тогда Алла решила, что так оно и есть, думая, что в тот момент отпустила свою любовь к этому мужчине навсегда.
Как же она ошибалась…
