Текст книги "Крылья"

Автор книги: Екатерина Архипкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Медведь пораженно молчал. Он думал, много думал о том, что будет с ними… Но такого сценария его воображение еще не подкидывало. Он не ожидал, что Халат окажется таким глубоким человеком, способном с такой легкостью, с таким знанием дела рассуждать об Ангелах и Крыльях. Не ожидал, что тот настолько четко может представить себе варианты развития ситуации. Халат прав… Теперь, как никогда ясно увидев все те ужасы, через которые Ангелу придется пройти, Медведь и правда понимал, что в больницу им никак нельзя…

– Но что же нам делать? В таком случае тем более никак нельзя оставлять Крыло при ней. Она ведь не сможет так жить. Она никогда не выйдет из дома, она никогда не встретится с друзьями и родными… Господи… Что же я скажу ее родителям? У нас ведь скоро свадьба и они должны будут приехать…

– Вот насчет свадьбы, на твоем месте, я бы тоже подумал. И очень хорошо подумал… Нет, нет, я вовсе не имею в виду, что нужно бросать девушку в такой ситуации, но ведь выйти на улицу, как ты сам сказал, она не может. А там будут гости, фотографы, зеваки…

– Боже мой…

Медведь снова сел к столу, поставив на него локти и зажав голову руками. – И что же мне делать?

Он не то, чтобы ждал ответа на свой вопрос. Он надеялся, но ничего не ждал.

Тем отчетливее в тишине кухни прозвучал ответ Халата.

– Мы удалим Крыло, но сами. И обследование проведем сами. Потребуется гораздо больше времени, потому как работать будем здесь, можно сказать, в полевых условиях… Но доверься мне. Я сам все организую, я все это возьму на себя. От тебя потребуется лишь делать то, что я скажу, и вести себя, как ни в чем не бывало. Главное, постарайся больше ничем не выдавать своего состояния на работе. Сегодня вот ты забыл надеть повязку. Я еле убедил особо наблюдательную медсестру, что ты просто перешел на пластырь с подложенным марлевым тампоном... Помни, что тебя – по легенде – довольно серьезно ранили, и что ты – по легенде – вполне в норме морально. Так что должен работать, и работать хорошо, чтобы тебя не выгнали, или, что того хуже, не начали копать глубже и не нашли бы Ее. Ладно… Я пойду, пожалуй. Увидимся завтра.

Халат потрепал Медведя по плечу и вышел с кухни. Через минуту Медведь услышал, как с щелчком захлопнулась входная дверь.

Он так и не осознал, что в описании кошмарной сцены опытов над Ангелом Халат рассказал ему именно о том, чем собирался заняться сам.

Халат был для него другом.

13

Лето не становилось прохладнее. У всех складывалось ощущение, что по мере приближения осени воздух лишь все сильнее раскалялся. Телепрогнозы погоды не обещали никаких осадков еще ближайшие две недели, как минимум. Конечно, их предсказания сбывались крайне редко, но в этот раз все почему-то верили. Достаточно было просто выглянуть в окно, чтобы понять – мир превращается в пустыню.

Осенью еще даже не пахло. Буквально. Ангел очень ждала ее запаха… Аромата влажной земли, начинающих гнить листьев, отсыревающего дерева скамеек во дворе… А еще очень не хватало плеска капель непрерывного дождя по асфальту. Все это мелочи, но ей их отчаянно не доставало…

Сейчас же единственным, что хоть отдаленно, но напоминало осень, была пожухшая листва. Но увы, вовсе не ярких теплых расцветок. Все листья были бурыми и свернувшимися в трубочку. Наверное, если к ним прикоснуться, они тут же рассыплются в пыль. В прах. В песок. Она не знала наверняка. Она не могла к ним прикоснуться. Она не могла выйти из дома.

Уже начинался август… И все эти дни она просидела в четырех стенах, слыша только мерное тиканье часов днем и дыхание Медведя ночью. По вечерам он порой включал новости, но телевизор по-прежнему раздражал ее. На самом деле, он раздражал ее все сильнее.

Время шло, но лучше Ангелу не становилось. Ничего не менялось: Крыло не исчезало, даже не уменьшалось, а ведь она так надеялась, что оно ссохнется и отпадет… Легко и быстро – как хвост ящерицы… Но тогда бы оно могло вырасти вновь… А это ей вовсе не было нужно. Пусть уж все будет так, как есть. И со временем Халат найдет выход. Вот только времени у нее не было…

Единственное, что вернулось к ней за месяц – это способность более менее здраво мыслить. Она теперь прекрасно понимала, что никогда не сможет объяснить произошедшее с ней даже самым близким и родным людям – маме с папой. Она не могла допустить, чтобы они видели ее. А бабушка со слабым сердцем? Нет, такого удара она не перенесет… Так пусть лучше считает, что у внучки проблемы в личной жизни, чем проблемы с Крылом. Да, это даже звучит глупо… Она никак не сможет сказать им, что с ней на самом деле не так – и это было даже страшнее самого наличия дурацкого отростка.

У нее не было времени – исследования Халата займут еще далеко не одну неделю, а родители должны приехать через два месяца… Нет, она больше не готовилась к свадьбе. Какое тут может быть платье? Какой торт? Какие голуби? Ей не было дела до этого… Какая тут вообще может быть свадьба?

– Милый…

Медведь сидел на кухне и пил чай. Он смотрел телевизор с приглушенным звуком, но как только она вошла, выключил его и повернулся к ней. Он обрадовался. Она уже долго не говорила с ним. Еще дольше не начинала разговор первой. А уж Милым в последний раз называла вообще, наверное, в прошлой жизни… Жизни, что была до этой Катастрофы.

Поэтому так и засияли его глаза… Бедный, глупенький Медведь… Он считает, что все приходит в норму… Он совсем не ожидает того, что она сейчас ему скажет… Того, что она должна ему сказать. Ей жаль его, но… Но она не может иначе.

– Родной… Я очень долго думала…

Он насторожился. Она видела, как напряглись все его мышцы, каким затравленным стал взгляд. Да, он почувствовал. Он все понимает…

– Нам не стоит жениться.

– Солнышко, ну что ты… Конечно же, мы отложим свадьбу.

– Ты не понял… Нет, ты все-таки не понял…

– Чего, любимая?

– Нам не стоит жениться вообще.

Он резко поднял голову и выпрямился. У Ангела было такое мерзкое ощущение, будто она только что дала ему пощечину… Хотя, именно это она и делала – избивала его словами.

– Милая, ну зачем сразу…

– Я знаю, это больно. Прости меня. Но нам нельзя жениться.

– Ну почему же?! Ведь это глупо, Солнышко – мы решим эту проблему, и все наладится! Нужно только все перенести.

– Нет. Я уже сказала тебе – свадьбы не будет. Не будет вообще.

– Но почему...

– Да помолчишь ли ты??

Она не хотела кричать… Она хотела все сказать просто и ясно, ровным голосом, не расстраивая еще больше ни его, ни себя. Но он все портил… Ну почему же он снова все портил? Почему он так нетерпелив?

– Я много думала – не вставай! Только не вставай, не подходи ко мне, дай договорить!

Он послушно опустился обратно на табуретку. Такого загнанного взгляда она никогда у него не видела… Ей было больно все этого говорить, было больно смотреть на него… Ангел отвернулась к стене, теперь она стояла к нему в профиль. Так она могла краем глаза уловить его движения, но не видела его лица.

– Нам нельзя жениться.

– Да почему же?!

– Черт, заткнись! Я и пытаюсь тебе это объяснить!

Медведь обиженно замолчал, Ангел снова повернулась к стене.

– Свадьба – это единение двух человеческих сердец, двух судеб, двух жизней. А я… Я теперь не человек. Я не нужна тебе.

Голос Ангела задрожал. Она больше не была сильной, она была слабой и испуганной. Ей было больно и тяжело, ведь только сейчас, озвучивая свои мысли, она поняла их истинную суть.

– У нас… У меня… Нет… Будущего…

Теперь слезы катились по ее щекам. Ангел не пыталась их останавливать. Ее сердце готово было разорваться.

– Я… Я просто урод… Мутант… Я – я не человек…

Ангел повернулась к Медведю. Ей было больно… Наверное, она посмотрела на него умоляюще, потому что он встал и быстро приблизился к ней.

– Тшш, родная, это глупости… У тебя всего лишь небольшая проблема… Косметический дефект, не стоит из-за этого так себя накручивать, не нужно ломать то, что…

– Ты не понимаешь!

Ангел вывернулась из его объятий, оттолкнула его руки.

– Ты ничего не понимаешь…

– Солнышко…

– Нет! Я сказала, нет! Не подходи ко мне!

Ангел выскочила из кухни. Когда Медведь вышел в коридор вслед за ней, он увидел только захлопывающуюся дверь спальни.

Ангел повернула замок и боком сползла вниз по двери. Чертово Крыло… Она даже сидеть нормально не может…

Теперь она рыдала в голос. Он не понимал… Но ему придется понять… Совсем скоро он и сам придет к мысли, что у них ничего не может получиться. Лучше, если она все порвет сейчас. Лучше… Гораздо лучше. Но тогда почему же ей так плохо?..

Медведь смотрел на белую дверь.

Ангел вычеркнула его из своей жизни. Она не хочет, чтобы они были вместе. Она не хочет, чтобы он был рядом. Неужели он ей не нужен? Медведь был уверен в обратном. Именно сейчас он ей нужен, как никогда. И она ему нужна… Что бы ни было, что бы она ни говорила, он будет рядом с ней. Она просто нервничает. Стресс так и не проходит. Все легко объясняется, и она ни в чем не виновата. Не стоит принимать близко к сердцу ее слова. Он это понимает. Но тогда почему же ему так плохо?..

Той ночью Медведь спал на диване в гостиной.

14

Спал – одно название. Медведь так и не смог уснуть. И дело было не только в удушающей жаре.

Полночи Медведь проворочался с боку на бок, силясь уснуть, но среди стен, увешанных Ее картинами, он чувствовал себя крайне неуютно. Когда он поворачивался на правый бок, зеленый еж буравил его взглядом, словно обвиняя в чем-то. То ли в своем несуразном цвете, то ли в жаркой ночи, а то ли и вовсе в том, что Медведь самим своим присутствием мешал спать ему, ежу. Со вздохом, Медведь поворачивался на левый бок, но из противоположной стены на него выпрыгивал леопард. Ангел очень любила этих больших кошек и почему-то запечатлевала их с потрясающей реалистичностью. Раньше Медведь никогда этого не сознавал, но именно в эту ночь он различил все мельчайшие детали картины – острые зубы, яростный взгляд, агрессивно выпущенные когти – вся хладнокровная жестокость первобытного хищника, бесстрастного охотника просилась прочь из своей узкой рамочки. Несмотря на жару, по спине Медведя пробежал холодок. Ему казалось, что пятнистый хищник вот-вот набросится на него, презрев условные различия между своим двух– и его трехмерным мирами. И почему же днем этот зверь всегда казался ему воплощением грации, кошачьего изящества, гибкости и легкости? Ничего подобного не существовало ночью. Был лишь убийца.

Со стоном, Медведь уткнулся лицом в подушку. Так он не видел картин. Но так он не мог дышать. Уснуть в подобном положении ему явно не удастся.

Вот он уже лежит лицом к потолку. Нет… Он никогда не мог спать на спине. Бесполезно.

Чертыхаясь про себя, Медведь сел. Поспать ему явно не удастся, но чем же занять себя?

Прежде всего – подышать… Да, именно воздуха ему сейчас хотелось больше всего. Именно воздуха ему не хватало всю ночь. Он старался не думать о том, что Ангел была ему нужна как воздух… Он хотел просто воздуха. Воздух не может причинять боль. Воздух не может мучить. Только его отсутствие.

Балкон. Окна распахнуты в ночь. Окна не закрывались уже много дней…

И хоть бы какой-нибудь ветерок… Хоть бы одно дуновение…

Нет, ничего.

Ничего, кроме темно-синего неба и нескольких звезд. Но даже эти звезды сейчас казались не далекими и холодными, а палящими и раскаленными, близкими, но бездушными, как само Солнце.

Медведю ничего не оставалось, кроме как вернуться в комнату и снова сесть на диван.

Мысли его едва шевелились, но спать уже не хотелось. Да и хотелось ли вообще? После того, что сегодня произошло… После того, как она такое сказала ему… Да, конечно, он решил забыть и не прислушиваться к этому, но неприятно все равно было. Ему все равно было больно. Ему все равно было страшно. Ведь что, если она говорила серьезно? Что, если это не временный стресс, не депрессия, вызванная усталостью от всего этого… Что, если им и правда больше не быть вместе?

В невыспавшейся голове Медведя было тяжело… На сердце было не легче. Он не знал, что ему делать, как себя вести с ней, что менять…

Утро вечера мудренее? Замечательно. Только как же дождаться утра, когда ночь даже не собирается кончаться?

Медведь опустил голову и взъерошил пальцами волосы. Он запутался… Пожалуй, еще никогда за всю свою жизнь он не чувствовал себя таким потерянным и опустошенным.

Бессмысленным взглядом Медведь обвел комнату. Черные, синие, голубые цвета – тени подступали к нему изо всех углов, окружая, опутывая, стягивая… Его глаза уже привыкли к темноте, но все равно – ночь никогда еще так не пугала его.

Пытаясь уйти от теней, Медведь отчаянно старался зацепиться взглядом за что-то светлое. Сперва ему казалось, что светлыми в комнате были только простыня и подушка – белый остров посреди черного моря ночи. Но потом, прямо в сердце тьмы, в одном из углов, он заметил какой-то отблеск, просвет. Медведь тут же встал и направился туда.

Две картины… Светлый холст – вот, что притянуло его взгляд. Чистый холст оборота… Медведь поднял обе картины – не очень большие – и перевернул.

На той, что оказалась сверху, был человек с крыльями. Огромными, пышными крыльями. Нельзя было сказать, Ангел это или Демон, Икар или же просто – некий Человек с крыльями. Одежда на изображенной фигуре была какая-то бесформенная, бесполая, бесцветная – словом, совершенно ничего не говорила о персонаже. Похоже, тот летел, поднимался в небеса. Его лицо было повернуто вверх, к облакам, насколько Медведь мог судить. То ли из-за реальной ночи и темноты, то ли так была написана сама картина, но различий между небом и землей почти не было видно. Полутона, тени, штрихи… Во всяком случае, Медведю казалось, что верхний край картины немного светлее нижнего. А значит, там и небо. Одно смутило Медведя – на лице Ангела/Демона/Человека застыло выражение мрачной обреченности, покорности, смирения, принятия неизбежного. А ведь он летит… Где же радость от полета, где упоение свободой? Хотя… Ангел ведь рисовала под влиянием своей истории. А какую уж ей свободу принесло Крыло? Какую радость?...

Странно. Картина подписана. Ангел никогда не называла свои работы. Могла, конечно, вслух давать им прозвища, иногда даже беседовать с их персонажами… Но она никогда раньше не писала название на холсте. Здесь же в нижнем левом углу четко вырисовывалось даже в ночном полумраке вертикальное слово: «Полет». Медведь почему-то почувствовал, что от этого несоответствия названия и сути картины у него по спине бегут мурашки. Он тихонько бросил полотно на постель – и застыл в недоумении над второй картиной. Перед ним был полный аналог предыдущей сцены. Тот же герой, тот же фон, та же обреченность… Но подпись другая – «Падение». Хотя… Да, тона фона немного различались. Здесь вверху – там, где была голова Икара, тени сгущались несколько сильнее, чем внизу.

Медведь перевернул картину. Да, так правильнее… Теперь и название стоит там же, где и на первом полотне – в нижнем левом углу, вертикально, опираясь на первую букву. Странная мысль пришла в голову Медведю. Но проверить ее все равно стоило.

Медведь положил рядом обе картины. Вниз – вверх. Перевернуть первую. Вверх-вверх. Перевернуть обе. Вниз-вниз. Странно… У обоих героев (или одного и того же?) совершенно идентичное выражение лица. Будь это полет или падение – ничего не меняется. Человек с Крыльями выглядит несчастным и безучастным ко всему, что может происходить вокруг него. Будь то радость, или горе – ему все равно. Он заперт в себе и не смотрит по сторонам. Смотрит только вперед. Вверх. Вниз. Не важно. Ему уже ничего не важно…

Не в первый раз за ночь Медведь почувствовал, как по его спине бегут мурашки. Только теперь ему действительно было страшно. Ему было жутко. Он не мог объяснить, не мог понять, почему. Но его начала колотить мелкая дрожь. Он быстро вернул обе картины в их угол, убедившись, что стоят они изнанкой к нему, а своим содержимым к стене. Медведь завернулся в одеяло и лег. Ему было холодно. Да, в эту душную, жаркую летнюю ночь ему было холодно.

И он уснул.

И ему снилась Ангел. Ангел, летящая вверх. У нее было два Крыла. Два белых, грациозно и величественно взмахивающих Крыла. Но Мир внезапно перевернулся, и вот она полетела вниз…

15

Ангел не хотела его видеть. Почему же он не уходит? Ведь она сказала – ничего не будет. Больше у них ничего никогда не будет.

Да, ему некуда идти… Квартира хоть и общая, но записана на него… Однако, не ей же уходить? В таком виде она далеко и не уйдет… А вот он пока вполне мог бы пожить в гостинице. Или у Халата. Да, у Халата. Тот ведь живет один.

Хотя нет… Она не хотела, чтобы он жил там. Тогда Халат будет после каждого осмотра по-прежнему отчитываться перед Медведем, сообщать обо всех изменениях, происходящих с ней, о ее состоянии и настроении… А ей это было не нужно. Она хотела, чтобы он не слышал о ней.

Чтобы он забыл о ней.

Халат же другое дело. Теперь она общалась только с ним. Он стал ее врачом и сообщником. Он один что-то делал, он убеждал ее, что все наладится, что все, вероятно, и правда можно будет исправить.

Конечно, Медведь говорил ей то же самое… Но он это делал из жалости. Именно поэтому ей было совершенно ненужно, чтобы он находился рядом. Именно поэтому она запиралась в спальне все то время, что он был дома.

Она и сама старалась отрешиться от него, забыть… Она думала, что это будет легче, если она не сможет видеть Медведя. С глаз долой, из сердца вон, и все такое… Но легче не было. Каждую ночь она слышала, как он ворочается на диване за стеной, как постанывают под ним пружины, как он ходит по комнате… Ангел старалась не шевелиться, чтобы не выдать себя, и тихо слушала… Ей хотелось выйти к нему, но она запрещала себе даже думать об этом. Это было бы неправильно. Верное решение было только одно, и она его уже приняла. Теперь оставалось ему следовать. Хотя она должна была признаться себе, что без Медведя вряд ли бы выжила просто на бытовом уровне. Несмотря на всю помощь Халата, именно Медведь ходил за продуктами, убирал в квартире, стирал ее грязные вещи, которые Халат периодически выносил из спальни после своих осмотров.

Да, это все унизительно… Но она была благодарна обоим.

Медведя она любила. А Халат давал ей Надежду. Она очень хотела верить ему… Поэтому и сразу же рассказала о зуде.

Однажды утром она очнулась от дремы и поняла, что Крыло нестерпимо чешется. Это было омерзительное ощущение – по всей поверхности отвратительного Отростка волнами проходили зуд, покалывание, пощипывание, жар, мурашки – все сразу. Тем же вечером халат сделал пару охлаждающих компрессов, снова подивившись тому, как быстро зажили раны на спине. Компрессы помогли, но ненадолго. Да и всю площадь Выроста они не покрывали. Потом, как вариант, появилась мазь, снимающая зуд и раздражение кожи. Но сама Ангел не могла нанести крем на всю поверхность Крыла, а Халату это не доверила – слишком интимным, почему-то, ей казался этот процесс… Одно дело – осмотр, компресс и прочее… Но совершенно другое – нежные, массирующие прикосновения. Крыло или нет, но только Медведь мог такее касаться. Однако теперь она запрещала себе общаться с ним. Так что приходилось терпеть.

Ангел подозревала, что зуд вызван раздражением от халатика, который теперь носила постоянно, прижимая Крыло к телу, сминая, сдавливая его. Это было ужасно неудобно, порой ей сводило все мышцы спины, но так она видела в зеркале просто горб, а не нечеловеческое уродство. При каждом шаге Крыло неприятно постукивало ее по ноге. Оно не давало ей забыть, что Оно там, что Оно никуда не делось – и деваться не собирается, что Оно живет и ждет своего часа.

Ангел не знала, что случится, когда этот час настанет. Да ей, в общем-то, было уже все равно. Оно устала бороться. Она устала бояться. Она жила лишь ожиданием того момента, когда Халат скажет, что Крыло можно отрезать. Она могла лишь надеяться, что это случится раньше, чем Оно покажет, к чему готовится, чего ждет от нее.

А пока она старалась скрыть Крыло, спрятать Его, не видеть Его, не думать о Нем. Если бы не постоянно ноющая спина и непрерывное соприкасание Крыла и бедра, ей бы это даже удавалось. Она специально взяла синий халатик. Ярко-ярко-синий шелковый халатик. Тонкая ткань трещала, едва справляясь с возложенной на нее задачей, но пронзительный цвет отвлекал ее, перетягивая на себя все внимание глаз.

Был в этом и еще один плюс: халат прятал не только Крыло, но и то, что Оно уже успело натворить.

Теперь, когда ее спина почти зажила, стало ясно, что с ней навсегда останется огромный уродливый шрам вдоль позвоночника – в том месте, где Крыло вырвалось на свободу. Шрам будет просто чудовищный… И даже если она сумеет избавиться от Крыла, он никуда не исчезнет. Он всегда будет ей напоминать о том, что произошло. Ее не волновало, что с этим шрамом нельзя будет носить открытые топики, платья с вырезом на спине, и прочее. Она не боялась такого остаточного уродства. Ей лишь не хотелось когда-либо вспоминать об уродстве изначальном.

И поэтому халатик ей пришелся как нельзя более кстати – пряча и Крыло, и Шрам. Иначе Шрам был бы на виду – ведь теперь она как раз и носила только открытые топики и разрезанные футболки с приделанными на воротник завязками. С торчащим Крылом одеться было большой проблемой. И ведь сейчас еще было лето. Она даже представить себе боялась, что будет зимой, если вдруг она все-таки начнет выходить на улицу.

Оставалось лишь надеяться, что Халат справится. Что он отрежет Крыло до зимы. Что он отрежет Его как можно раньше. Что он вообще Его отрежет.

16

– Да, уже восемь дней! Представь себе только, восемь чертовых дней!

– И что, ты совсем-совсем ее не видел?

– Говорю же тебе, я ухожу – спальня еще заперта, прихожу – уже заперта! Я не знаю, открывает ли она дверь вообще, ну, кроме тех моментов, когда ты появляешься.

– Открывает, поверь, она мне говорила.

Халат курил на кухне, вольготно откинувшись на спинку стула. Он был спокоен и доволен. Дела его шли лучше некуда, материала набиралось все больше, а вот разлад между голубками произошел как нельзя более кстати. Теперь голубка практически полностью в его распоряжении. О лучшем и мечтать нельзя.

Медведь же остервенело метался по кухне – от плиты к раковине, от раковины к холодильнику, от холодильника к стулу, садился, вскакивал, смотрел в окно. Мысли не давали ему покоя.

– Скажи, она ведь ест хоть что-нибудь?

– Ест, ест, я уже тебе говорил. Не опасайся на сей счет. Я ведь ее врач, я слежу за ее здоровьем. Так что успокойся. Я за всем присматриваю, это уже не твоя проблема.

Но вальяжный тон Халата вовсе не успокоил Медведя. Почему-то он его взбесил.

– Знаешь, у меня складывается такое ощущение – почему-то, и я понятия не имею, почему, – что ты себя чувствуешь здесь главным! Она – моядевушка, так что не смей отодвигать меня в сторону! Это мояпроблема, все еще моя!

– Хм, но мне казалось, что вы вроде как расстались, – невинным тоном обронил Халат, стряхивая пепел в красное блюдце. Большая часть горячего серого праха упала на скатерть, когда-то белую, теперь же сплошь покрытую шрамами, ожогами, кругами от чашек кофе. Медведь пил много кофе, Халат много курил. Каждый по-своему справлялся с волнением. Один – с натужным и жестоким, другой – с приятным и очень многое ему обещающим.

– Это она так думает, – сквозь зубы проворчал Медведь, пытаясь взять себя в руки.

– И что же? Разве этого мало?

– Да, мало! В таком вопросе нужно согласие обеих сторон! И вообще, это – не твое дело!

– Ну как врача, меня касается все, что касается пациентки… Но вот тут уже тыведешь себя, как собственник. То, что она не может никуда отсюда выйти, не делает тебя ее обладателем. Ведь сам посуди – у вас детей нет. Да вас бы даже в Загсе развели безо всяких проблем – хватило бы только ее заявления, то есть – одной стороны! А так вы даже не женаты, и технически – она свободна.

– Не лезь в это! – Медведь окончательно рассвирепел. – Это уже нашес ней личное дело. Это касается только ее и меня! И не смей! – слышишь? – не смейговорить ей то, что сейчас мне сказал! Не смей ее против меня настраивать!

– Ой да господи ж ты боже мой, как разошелся, – Халат был удивлен, но его спокойствие не растаяло. – Будто я прямо что-то такое удивительное сказал. Ладно, не переживай, я занимаюсь ее физическим состоянием и мне, в общем-то, все равно, что там между вами происходит.

– Что ты только что сказал? – голос Медведя стал тихим, низким и как-то странно завибрировал.

– Сказал, что мне все равно, что у вас…

– Я слышал, чтоты сказал! – перебил Медведь с почти звериным ревом.

– Тогда зачем спрашиваешь?

Пепел снова попал в блюдце лишь частично. Определенно, невозмутимость Халата ничто не могло нарушить. Слишком уж комфортно он чувствовал себя в последнее время. Воистину, мир был создан для него. А этот клоун перед ним – всего лишь досадное недоразумение, мелкая помеха, не более того.

– Затем, что мне вовсе не нравится, какты это сказал.

– И как же? – полувозмущенно-полунасмешливо правая бровь Халата поползла вверх.

– Так, будто ты действительно имеешь какое-то право совать свой нос в наши отношения. Так, будто ты уже и сам в них лично участвуешь!

– Ооо, я, кажется, понял.

Халат улыбнулся. Вся эта ситуация все больше и больше его забавляла.

– Кто-то здесь, кажется, ревнует.

Пепел снова упал мимо блюдечка.

– Да, я ревную! Мне категорически не нравится, что ты общаешься с ней, что так говоришь о ней, что она пускает тебя к себе, а меня – нет, черт побери!

– Ну уж тут я не виноват…

– А почем мне знать?? Ведь результатов твоих осмотров так и нет, все наблюдения и наблюдения, мало ли, за чемты там наблюдаешь? Мало ли, зачемты сюда ходишь??

– Послушай, вот сейчас ты уже несешь откровенную чушь. Я хожу сюда ради вас. Ради нее. Ради ее здоровья. И ради нашей дружбы, в конце концов! – Да, Халат больше не стеснялся врать. Он вдруг открыл в себе небывалый актерский талант, что очень помогало ему в продвижении к цели.

– И потом, она ведь вовсе не мой тип, ты же знаешь, – вот тут Халат уже не врал. – Вспомни хотя бы мою бывшую.

– Что-то не припоминаю.

– Ну как же? Такая высокая, такая блондинистая и такая… гм… округлая, где положено.

– Все равно не помню.

– Ну, вероятно, тогда мы с тобой просто еще так тесно не общались. Мы ведь с ней уже года три, наверное, как разбежались…

– И из-за чего?

– Непримиримый конфликт интересов. Ну, ты ведь знаешь, как это бывает. В общем, тогда я и решил с головой уйти в работу.

Медведь молчал. Ему слабо верилось в эту историю, но во что-то верить нужно было. И потом, пусть уж лучше правдой окажется эта несуразица, чем то, что лезло в Медвежью голову о Халате и Ангеле...

– Так что не переживай. Я в эти игры больше не играю, к тому же она уже занята – и занята не кем-нибудь, а моим другом. Моим лучшимдругом. Да что там… моим единственным другом…

Халат прикрыл ладонью глаза. Медведь увидел в этом жесте глубокую печаль, обиду, боль… Он вновь поверил Халату. И через минуту уже просил у него прощения и наливал кофе в две чашки.

17

Ей наконец удалось поспать.

Она не видела снов, а просто провалилась в черноту накануне вечером и проснулась в районе полудня. Вот только чувствовала себя не свежей и отдохнувшей, а еще более разбитой и раздробленной. Иногда такое бывает после сна, здесь нечему удивляться. Она и не удивилась. Она уже привыкла к такому состоянию. Привыкла, что с самого утра чувствует себя отвратительно. Ее настроение варьировалось лишь от «совсем мерзко» до «все чуть менее мерзко, чем вчера». И она смирилась с этим. Она ждала. Пусть сейчас все видится в мрачных тонах, но ведь Халат отрежет эту пакость, и вот тогда-то все и придет в норму. Тогда она и выспится, тогда и настроение улучшится… У нее теперь очень много времени… Может, потому оно и тянется так нестерпимо медленно…

Она лежала на животе, повернув голову налево. Правая щека прижималась к подушке и, наверное, вся измялась за ночь. Хотя какая разница…

Ее руки были безвольно вытянуты вдоль тела. Ангелу не хотелось двигаться. Она бы так лежала и моргала целый день, если бы могла. Точнее, если бы могла – она бы даже не моргала… Но дышать было сложно, горло упиралось в подушку и пережималось. И к тому же ей хотелось есть. Придется вставать…

Она медленно подтянула под себя левую руку, затем правую, оперлась на них и… ой! Она резко села, часто моргая заспанными глазами, так как что-то внезапно впилось ей в ладонь. А, ничего страшного… Сердце успокоилось. Просто маленькое перышко, крохотная пушинка с острой остью. Наверное, из подушки. Хотя, раньше из нее никогда не лезли перья. Погодите-ка… Перья и не могли из нее лезть. Чистая синтетика… Тогда откуда?.. Ее глаза округлились от внезапного холодного осознания. Ангел быстро повернула голову к Крылу. Плохо видно, но что-то с ним не то…

Ангел вскочила и бросилась к зеркалу, вид со спины… Она не сразу поняла, что именно видит. Не хотела понимать. Отказывалась. Оно… Оно…

Оно обрастало пухом. Где-то уже торчали крошечные перышки, где-то кожа была покрыта мелкими пупырышками, как шкурка вареной курицы… Она никак не думала… Хотя, все, в принципе, правильно… Раз это Крыло – ему положено быть с перьями, она же не летучая мышь, в конце концов…

Но ведь она и не птица.

Почему же?.. Но… Хотя… Все верно… Все так и должно быть. Она вдруг поняла это и как-то успокоилась. А чего она ждала? Ведь все правильно. Все так и должно быть. Именно так. А вот что, если…

Она напрягла спину, и Крыло дернулось.

Она испугалась. Отшатнулась от зеркала. Отдышалась. Сердце успокоилось. Уже более медленно она попыталась снова.

Крыло подчинилось ей.

Оно развернулось во всю свою длину, доставая почти до самого окна. Ррраз – и оно сделало взмах, другой, белый пух полетел на белый ковер, затерявшись в нем нетающими хлопьями снега. А она все смотрела в зеркало, немо раскрыв рот. Она зажмурилась, моргнула, но все осталось по-прежнему.

У нее за спиной было Крыло. Настоящее белое Крыло.

И оно слушается ее.

18

День не задался. Медведь снова находился в неослабевающем напряжении с самого утра. Голова гудела, сердце тяжелым молотом долбило в ребра, душа ныла – и ничего поделать с этим он не мог.

Он уже несколько дней напрочь забывал про повязку на руку, и некоторые особо внимательные коллеги стали задавать вопросы. Неужели он так быстро поправился? Ну рана все-таки была не такая и серьезная. Но ведь было столько крови? А на мне все заживает, как на собаке. А не покажет ли он рубец, рана точно не воспалилась? Нет-нет, все в порядке, не волнуйтесь.

Сложнее всего было скрывать отсутствие шрама. Еще ладно в рабочее время, когда на нем был врачебный халат, но снимая его в конце смены и оставаясь в футболке, или только придя в больницу, он сильно рисковал быть разоблаченным. Медведь очень надеялся, что через какое-то время все наконец забудут про него и про кровь в палате. Люди ведь всегда все забывают. Должны забыть и это… Но почему-то отчаянно хотелось уйти с работы и уехать куда-нибудь, где его никто не знает. И не знает Ангела. И не спрашивает, почему ее давно не видно и какого именно числа свадьба.