Текст книги "Якутия"

Автор книги: Егор Радов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Онгонча восьмая

Наутро солнечный луч пронзил иллюминатор, и красное лицо сопящего во сне Жукаускаса воссияло, отражая яркий свет. Софрону стало горячо и неприятно, как будто бы его обмочил подошедший ребенок с фонарем. Вспышки радуг сверкали перед его глазами, и он открыл их, прекращая это цветовое буйство. Он тут же узрел нечто невыносимое, направленное на него, некий белый световой провал, точку без границ и центров, вмещающую остальную блеклость вокруг и затопляющую возможность ее видеть своей чудовищной над-видимостью; это был божественный клинок, сжигающий тебя, это был сам переход куда-то еще, это был ослепительный ноль. Было чудом туда смотреть; там наступало воскресение и сменялось высшей гибелью; там святость становилась славой и преображала ужас; там тайна сгорала в разрушительном огне высшего творчества и рождалась из ничего; и там был смех, бред и зной. Софрон готов был вернуться, уничтожиться и вознестись – и он отвел свой взгляд, закрывая глаза ладонью.

– Что, проснулись наконец? – прошептал чей-то голос. Софрон посмотрел туда, и сквозь яркие световые пятна, застилавшие перед ним все, он увидел бодрого Ефима Ылдя, сидящего около темно-зеленого ящика и курящего папиросу.

– Выж... – издал из себя Жукаускас, попытавшись сесть. В голове его звенело и тарахтело; он пытался вспомнить свои сны, но помнил только крик: <Айхал!> и какой-то охряной фон; он понял, что он не на корабле и не в машине, потом обнаружил, что это самолет. Он захотел сказать что-то важное и обратился к Абраму Головко, но тут он осознал, что Ылдя – не Головко, и тогда глаза его ожгли слезы.

– Чего вы!? – спросил Ефим, затягиваясь. – Пока все нормально, нас не обнаружили...

– Ах, вот в чем дело!.. – воскликнул Софрон, вспоминая на этот раз все.

– Тихо! – строго сказал Ылдя. – Здесь солдаты ходят, надо сидеть тихо. Кажется, мы можем улететь. Пока вы спали, самолет догрузили и закрыли. Нас не увидели: мы лежали за ящиками. Теперь будем ждать.

– Ах вот почему я слышал тарахтенье!.. – проговорил Софрон, нетвердо садясь.

– Да, это грузили, они начали на рассвете, куда-то торопятся. Я как раз от этого проснулся, и с тех пор сижу, а вам все по фигу.

– Я хочу в туалет! – сказал Жукаускас.

– Потерпеть придется, – вкрадчиво заметил Ылдя.

– Не могу. Как это – потерпеть?! А если мы улетим только к вечеру?!

Ефим раздраженно посмотрел на Жукаускаса, остервенело затушил папиросу прямо в пол и сплюнул куда-то назад.

– Как же вы мне надоели! – воскликнул он. – То пить, то наоборот... Вы на войне, приятель! Что, в вашей партии вас не учили тяготам и лишениям? Как же вы будете сражаться и бороться?

– Я не знаю такой партии, которая может научить человека не писять, – негромко сказал Жукаускас.

– Есть такая партия!.. – весело заявил Ылдя. – Это – партия ЛДРПЯ!

– Э, вы не очень-то! – рявкнул Софрон, вставая – ЛДРПЯ не трогай, понятно?.. И вообще, может, я по-большому тоже хочу, что мне, так и сидеть здесь внутри?!

– Фу, – сказал Ылдя. – Ладно, вылезайте из этих ящиков как-нибудь, и там должен быть туалет.

– Вот так бы сразу! – обрадовался Софрон, удаляясь вдоль штабеля.

– Ублюдок, – проговорил про себя Ылдя и достал новую папиросу.

Через продолжительное время Жукаускас вернулся и выглядел очень радостным.

– Я нашел там прекрасный ход! – проговорил он. – Эти ящики кончаются, потом направо, и сразу уборная!

– Дурачок, – сказал Ефим. – Я уже утром там был несколько раз.

– Так вы что, надо мной издевались!?.. – жалобно спросил Софрон.

– Так, пошутил, – довольно ответил Ылдя.

– Ах ты...

– Подождите, там что-то не то снаружи... Подойдем к иллюминатору!

Они осторожно посмотрели сквозь толстое круглое стекло. По летному полю бегали озабоченные солдаты, некоторые из них несли зеленые ящики, офицеры отдавали команды, самолеты вдалеке заводили моторы, издавая характерные звуки. Все как будто бы дышало какой-то неуверенностью, настороженностью; казалось, что происходят приготовления перед бегством.

– Их что, тоже завоевал Семен?.. – проговорил Ылдя, но тут раздался какой-то грохот под полом и моторный шум. Через две минуты послышались голоса и шаги.

– Они открыли нижний вход!.. – шепнул Ылдя. – Сидим тихо.

– Кладите сюда, – сказал высокий голос. – Вот так. Осторожно.

Послышался стук об пол укладываемого тяжелого предмета.

– Все, пошли, – тихо произнес высокий голос, и через какое-то время шаги смолкли.

Ылдя опять уставился в иллюминатор, присвистнул и повернулся к Жукаускасу.

– Смотрите, они все встали <смирно>, ничего не понимаю...

И тут раздался рев какого-то радио, усиленный многократно большим числом всюду установленных громкоговорителей; это был человеческий злобный голос, и он вещал:

– Товарищи! Говорит подполковник Сасрыква! Товарищи! Говорит подполковник Сасрыква! Товарищи! Говорит подполковник Иван Сасрыква!

Наступила пауза, голос замолчал и вновь возник:

– Я – советско-депский гвардии подполковник! Я командую эскадрильей, бля! Мы все служили нашей депской родине, коммунистам, нах.. И теперь этого нет?! Где моя Депия, которую я защищал, вжоп... Где она?! Прокукали ее, продали, прохезали, проныкали. Одни комитеты ысыах, писиах, а Депии нэмае, нах... Это что – новый мир, бля?! Я не могу этого потерпеть, товарищи, я – вьетнамец, я – афганец, и у меня сердечко болит, вжоп... Я не могу жить, когда эти пидорасы и говно управляют, нах... Сплошные пидорасы и говно! Они армию променяли на серпы с яйцами, и думают, что им что-то пожнут и вылупят, бля. Так вот, что я решил, товарищи, нах... У меня есть одна ядерная бомбочка, вжоп... Одна-единственная, но довольно приличная, десять хиросим, ядерная ядреная бомбочка, бля. И я подумал: да ебись все это конем, ваш Алдан, гондон, гандан. Через полчаса я сброшу ее на ваши бошки, ха-ха-ха... Простите меня, товарищи, вжоп... Я знаю: среди вас есть коммунисты, и они меня правильно поймут. Я ухожу из жизни стойко, вместе с вами! Чтобы все эти эвены, якуты и прочие чурки и русопяты не измывались над нашей Депией Советской. Я остаюсь здесь и отпускаю свои самолеты: летите, милые, летите, воины ни в чем не виноваты. Да здравствует Депия, армия, социализм, нах...! Прием окончен.

Сразу же после этого последовали быстрые команды, и солдаты суетливо побежали к самолетам, одетые по боевой выкладке. Ылдя повернулся к Софрону, поражение на него уставился и не смог выговорить ни звука.

– Да. – сказал Жукаускас, опускаясь опять на корточки там, где он спал этой ночью.

– Это... как?! – спросил Ылдя, закрывая и снова открывая глаза.

– А... вот как! – выпалил Софрон, ударяя ладонью об пол..

– Это... серьезно?

– Мне кажется, вполне.

– А мы?!! – со страхом на лице воскликнул Ефим.

– А мы улетаем, разве вы не поняли? Только сидите тихо...

– Верно, верно, верно, верно... – зашептал Ылдя, пригибая голову к своему паху.

– Только бы взлететь, только бы взлететь...

– Молчите. Кажется, наш вход закрывают.

Действительно, раздались знакомые звуки. После этого послышались отдаленные шаги, хлопанье двери, и в самолете начал работать двигатель.

– Летчик сел!– торжествующе сказал Ылдя, поднимая голову. – Но почему больше никого нет?

– Не знаю, – безразлично ответил Жукаускас. – Как бы то ни было, мы, кажется, куда-то улетим. На какую-нибудь базу, или в городок.

– Да хоть в задницу! Только бы здесь не остаться!

– Неужели же вам не жалко ваш Алдан, или Тюмюк?! Тут же было ваше царство!

– Ну, и что делать?– быстро спросил Ылдя.

– Надо попробовать остановить этого безумца! Как же можно допустить этот ужас, эту катастрофу, эту блажь старого маразматика! Ведь тут же люди живут!

– Ну, попробуйте... – вяло улыбнувшись, сказал Ылдя. – Не знаю, как это у вас выйдет... А я, в конце концов, плевал. Здесь сейчас гнусный Ваня Инокентьев, вот пусть и накроется, А что до Алдана, так это – дерьмовый город, мерзкий, грязный. Пускай взорвется к чертям; вдруг на его месте много золота образуется? Золото лучше,чем жители. Вы, конечно, если хотите, можете попытаться что-нибудь сделать...

– Я... – начал Жукаускас, но тут их самолет пришел в движение и медленно поехал на свою стартовую полосу.

– Все! – торжественно молвил Ефим. – Мы отбываем. Перестаньте, не надо строить из себя благородного защитника вшивых городков, главное, радоваться, что мы с вами уцелеем!

– Это плохо, несправедливо, – мрачно заметил Жукаускас.

– Ну и ладно! – довольным тоном воскликнул Ылдя и вытащил из кармана папиросу.

– Ничего, – тихо заявил Софрон. – Вы еще пострадаете, помучаетесь, совесть-то – вещь упорная.

– Да брось ты!.. – засмеялся Ефим.

Они ехали мимо спешащих солдат, мимо складов, деревьев и высокой травы к прямой ровной дороге, с которой летательные аппараты отправлялись в небо, разверзшееся сейчас над этим обреченным местом наподобие солнечного последнего спасительного прибежища, куда можно сбежать, имея крылья и мотор, и которое словно звало в свою высь спастись от жуткой гибели, и было прекрасно-синим, словно лучшая бирюза. С какой-то другой полосы взлетал большой зеленый самолет, и дым струился из его зада, как будто погребальный дым из трубы крематория; и этот прощальный знак уносящихся прочь спасающихся военных людей был похож на лицемерную слезу какого-нибудь мерзкого дрессировщика, сперва ломающего животному лапу, а потом, с притворным состраданием, ее лечащего, чтобы привязать несчастную тварь к себе. Другие самолеты тоже готовились к отлету; наверное, все, что высказал назвавшийся Сасрыквой, действительно было правдой, и его ужасный приказ собирались выполнить.

– Мы сейчас взлетим... – лихорадочно прошептал Ылдя, затягиваясь своей папиросой.

Их самолет выехал на полосу, замер на ней, готовясь отправиться вверх, потом взревел турбинами, издавая становящийся все выше и выше характерный свист; и когда этот свист превратился почти в ультразвук, самолет резко устремился вперед, скрипя своими швами и подскакивая на легких дорожных колдобинах, и некий ящик, стоящий наверху позади Жу-каускаса и Ылдя, со стуком упал на пол и отскользил к стене, ударившись о нее, а пепел папиросы Ефима стряхнулся ему на штаны.

– Наконец-то!.. – облегченно воскликнул Ылдя. – Едем!

Софрон смотрел в иллюминатор на покидаемую ими красивую местность, и мучительная грусть охватила его, словно подлинная вера в Бога. Они неслись, убыстряясь; пол вибрировал, крылья тряслись; и вдруг все разом прекратилось, и какая-то сила словно вытолкнула их вверх, и они стали куда-то взмывать, словно на качелях, а потом, вместо того, чтобы рухнуть обратно вниз, размыто зависли в пустом пространстве, невесомо там застыв.

– Чудесно! – восхищенно сказал Ылдя, держась руками за ручку ящика. – Пусть они остаются! Не правда ли, здорово?

Жукаускас был бледен и дрожал.

– Что с вами? – испуганно спросил Ефим, смотря ему в глаза.

Софрон положил ладонь на свой потный лоб, вздохнул и опустил лицо вниз.

– Мне... очень страшно... он... так летит... поворачивает...

Самолет действительно летел почти под прямым углом к земле, выруливая на свой курс. Ылдй расхохотался, хлопнул в ладоши, на время отпустив руки от ящика, и громко сказал:

– Перестань, немножечко поболтает, и амба! А так бы взорвались!

– Да, я понимаю... – вяло вымолвил Жукаускас.

– Ну и вот! – воскликнул Ылдя и прыснул.

Они летели прочь от Алдана, достигая все более большой высоты. В небе не было никаких облаков, и скоро полет стал совершенно незаметен для находящихся на борту. Ефим отпустил ручку ящика и стал смотреть в иллюминатор, довольно причмокивая; Софрон слегка порозовел, но головы не поднимал и не издавал никаких звуков. Они летели вдаль, словно ангелы, покидающие место божеского суда, и реки, текущие под ними, были извилистыми, как маковые стебли. Поля и леса, разноцветно расположившиеся внизу, заставляли восторгаться красотой земной суши; никаких домиков и дорог уже не было видно – только дикая якутская природа; тень самолета живописно перемещалась по поверхности тайги, и солнце отражалось в небольших озерках и прудиках, пуская зайчики в глаза наблюдающего полет Ылдя. Он щурился, улыбался и мотал головой, Софрон робко посмотрел на него, пожевал губами, а потом нерешительно сказал:

– Дайте мне тоже закурить, что ли.

– На здоровье! – образованно ответил Ылдя. – Берите, дружок, зажигайте, вдыхайте.

Через некоторое время самолет начал резко поворачивать, Софрон съежился, закрыл уши руками и выронил свою почти докуренную папиросу. Ефим озабоченно привстал и посмотрел в иллюминатор.

– Что же это?.. – проговорил он. – Мы никак возвращаемся!

– Чего?.. – тихо спросил Жукаускас.

– По-моему, мы летим туда же, откуда вылетели. Это же маразм!

– Да не может быть! – сказал Софрон, отнимая руки от ушей.

– Сейчас посмотрим... Увидим...

Развернувшийся самолет выровнялся, и его полет опять стал незаметным и приятным. Ылдя всматривался в пролетаемый ими пейзаж, пытаясь найти в нем какие-нибудь знакомые черты. Реки извивались, точно маковые стебли, тайга была необъятной и зеленой. Появилось прямое шоссе, идущее прямо через тайгу. Виднелись прудики и озерки. И вдруг, когда начались маленькие строения, и самолет начал снижаться, Ефим Ылдя отпрянул от иллюминатора, издал пораженный вопль, ударил себя ладонью по животу и печально сел на свое место.

– Что такое? – испуганно спросил Жукаускас, беря в руки свою потухшую папиросу, лежащую около его моги.

– Мы подлетели обратно к Алдану! Что он – камикадзе?!... Или все это было шуточкой?! Козел лысый, ничего, у нас есть оружие, мы его заставим...

Софрон насмешливо посмотрел на суетившегося Ылдя.

– Вы что, ничего не понимаете?..

Ефим изумленно поднял глаза.

– О чем? А вы понимаете? Так что? Что же это?

Жукаускас засмеялся, слегка вздрогнув, когда самолет провалился в воздушную яму и на миг словно бы стал стремительно падать.

– Она у нас на борту! Сейчас мы сбросим ее!

– Ее? Кого ее? Вы свихнулись? – раздраженно воскликнул Ылдя.

– Да бомба же атомная!.. – нервно расхохотался Софрон, защелкав пальцами. – Нам ее погрузили, а сейчас ее сбросят. Вот почему в этом самолете никого больше нет. Сейчас пилот нажмет на кнопочку...

Ылдя замер, тупо отвернувшись налево. Потом он вскочил, топнул ногой и положил руку в правый карман.

– Точно! – рявкнул он. – Какие же мы болваны!.. Но ничего; берите автомат, побежали в кабину, мы должны не допустить...

Самолет уже кружил над алданским центром. Софрон и Ылдя вскочили и быстро помчались вперед по проходу вдоль ящиков. Выбежав оттуда, они попали в небольшой коридорчик, слева от которого был туалет, а в конце находилась зеленая металлическая дверь с большой, похожей на носорожий рог, ручкой. Ефим двумя прыжками достиг этой двери, выхватил из кармана свой пистолет, взвел курок и резко дернул ручку на себя. К удивлению Жукаускаса и Ылдя, дверь тут же открылась, освободив вход в кабину. В кресле пилота сидел приземистый человек и сжимал штурвал. Заслышав шум, он ойкнул и быстро повернул голову, показывая курносое румяное лицо.

– Вы кто?.. – пораженно спросил он. – Как вы здесь оказались?!

– А вот так!.. – грозно ответил Ылдя, подходя к нему. – Все, приятель, взрыв отменяется, лети-ка ты куда-нибудь далеко-далеко отсюда...

Реакция летчика была молниеносной, словно удар ногой мастера у-шу. Он резко дернул штурвал на себя, крутанув его вправо. Жукаускаса и Ылдя словно подкинули вверх при неожиданном одновременном подземном толчке; Ефим грудой упал на пол, так, что его отбросило обратно в коридорчик и в конце концов стукнуло о ящики, а Софрон, сбитый им с ног, врезался головой в самолетную обшивку и рухнул навзничь, сильно ударившись поясницей о приклад своего автомата, который он на себя нацепил.

– Ах ты, дрянь!.. – завопил Ылдя, стреляя. Пуля пробила туалетную дверь.

– Держись! – крикнул Ылдя, хватаясь руками за угол ящика.

Тут самолет мгновенно пошел вниз, и Жукаускас кубарем покатился обратно к кабине пилота, широко расставив руки, чтобы как-то задержаться. Автомат бил его по всем частям тела, в конце концов ударив в пах. Софрон согнулся пополам, сворачиваясь в клубок, и в таком виде доскользил до кабины, остановившись на пороге. Ылдя каким-то образом ухитрился встать, но при этом маневре пилота он тут же упал лицом вперед, чуть-чуть не попав глазом на какую-то железяку на полу, и тяжелый ящик сорвался сверху, со страшной силой обрушиваясь на его спину. -Аааа! – заорал Ефим, почувствовав, что в нем что-то сломалось.

Софрон никнул, постанывая, и не в силах был сделать ничего. Ящик соскочил со спины Ефима, и то понял, что несмотря на сильный удар, его позвоночник цел и конечности двигаются.

– Ну слава тебе... – пробормотал он, как вдруг раздался победительный вопль пилота, состоящий из многих слов, которые были совершенно непонятны, и сразу же начал открываться наружу тот самый вход, через который Жукаускас и Ылдя проникли сюда. Ылдя, сидящий прямо на нем, заскользил вниз. Справа от него точно так же устремился вниз длинный зеленый ящик, как будто специально уложенный на это место.

– А-а!.. У-у!.. – закричал Ылдя, пытаясь затормозиться и одновременно схватить вытянутой рукой это ящик.

Жукаускас перевел дух, собрался с силами, поднял голову и тут же увидел открывающийся проем, скатывающийся по этой своеобразной нижней двери ящик и пораженного смертельным ужасом Ефима Ылдя, который пытался хоть за что-нибудь зацепиться в этой мрачной ситуации. Ылдя, выпучив глаза и раскрыв рот, отчаянно шевелил своими руками-ногами, как будто божья коровка, перевернутая на спину. Проем расширялся со скрежетом, открывая прекрасный вид утреннего светлого Алдана под самолетом; пистолет Ефима выскочил из его обезумевшей кисти, ищущей какой-нибудь опоры, и улетел вниз, словно маленькая бомбочка, или какая-то оторвавшаяся деталь; ящик продолжал скользить, убыстрясь, а Ылдя, вдруг как-то извернувшись, ухитрился подползти к краю выбрасывающей его вон площадки-двери этого входа и ухватился обеими руками за некий выступ, наконец-то остановив свое гибельное движение.

– Давай!.. – в экстазе завопил Жукаускас, пытаясь встать.

Ылдя лежал, держась за выступ, и его одежда трепетала на сильнейшем встречном ветру, словно красные ленточки на театральной сцене, изображающие костер. Раскрытие входа прекратилось; ящик слегка подскочил на небольшой колдобине, достиг, наконец, конца своеобразной горки, по которой он скользил, будто прыгун с трамплина, и бесшумно полетел вниз.

– Это она! Прощай, Алдан! – горько вскричал Ылдя, но Софрон не услышал его. Софрон еле-еле встал, держась одной рукой за половой орган, а другой заправляя автомат за спину. Самолет снова резко взлетел вверх, и Софрон упал вперед, ударившись бровью об угол туалета. Ефим, лежащий на входе, пыжился, пытаясь подтянуться, но руки его слабели. Он что-то кричал и отчаянно смотрел внутрь самолета. Жукаускас,превозмогая свою немощь, снова вскочил и тут же побежал к проему, в котором виднелось синее небо и город. Ухватившись рукой за какую-то торчащую железку из стены, он сорвал с себя автомат и протянул его ствол изнемогающему, напрягшемуся Ылдя. Тот, понял, отпустил от выступа правую руку и стал ловить ею конец ствола. Это было трудно; пару раз он сильно получил стволом по пальцам, но словно ничего не почувствовал. Жукаускас, держащийся за железку, изогнулся до предела, суя ствол в руку Ылдя. Тот уже был на полном пределе своих небольших сил; пальцы его левой руки сами собой уже разжимались, отпуская выступ; и тут он собрал все свои резервы, всю энергию, что-то рявкнул, как разозленный убиваемый хищник, и цепко схватил ствол. И тут же Жукаускас,проявив нечеловеческую мощь, одним импульсивным рывком втащил Ефима внутрь, так что тот еле успел отпустить занемевшую руку, которая сжимала выступ. Ылдя схватился ею за край щели между самолетным полом и началом его подвижной части, раскрывающей вход, подтянулся, пыхтя, и влез к обрадованному, дрожащему от чувств Жукаускасу. Ефим обрадованно усмехнулся, сделал шаг вперед, и тут вдруг внизу невдалеке разорвалось что-то непостижимое, чудовищное, яростное и бесконечно смертельное; что-то, прерывающее мир и и останавливающее время; что-то ярчайшее и грозное, словно конец реальности и огонь гнева; и Софрон с Ефимом, сметенные этой глобальной убийственной неожиданной волной, рухнули на пол, забившись в конвульсиях ужаса и смирения, и потеряли сознание.

Онгонча девятая

Самолет летел вдаль, прочь, оставляя позади уничтоженный им город, и его пилот насмешливо и горделиво сжимал штурвал, как будто не интересуясь никакими последствиями своего нажатия на чудовищную кнопку, прервавшую множество жизней и разрушившую здания и дороги. Пилот сделал свое дело, и своеобразная лихорадочная радость переполняла его, словно пьянящее чувство азарта у только что выигравшего игрока. Все было позади; самолет был устойчив и надежен, как спасительный ковчег в небе, и можно выполнять новые задания новых командиров, или улететь куда-нибудь вообще, но двое нападавших, наверное, еще на борту, и они могут быть опасны, и могут внезапно напасть...

Пилот быстро поставил свой самолет на <авто-пилот>, встал с кресла, потянулся, и осторожно отправился на поиски. Алдан в это время горел, заполняясь радиоактивным излучением, и характерный гриб завис над ним, словно прощальное издевательство. Пилот медленно пробирался вдоль ящиков, вертя головой по сторонам. В Алдане никого не осталось в живых, а некоторые обратились в ничто, или в тень. Пилот чихнул, тут же нервно дернувшись и застывая в глупой позе. Алдан представлял из себя жуткое пекло. Пилот медленно пошел дальше,начиная икать от страха. Река Алдан вскипала, сваривая своих рыб, и принимала в свои прозрачные воды гибельные редкие вещества. Пилот пукнул, приближаясь к раскрытому входу, в котором виднелось небо. В Алдане все становилось страшной золой, и дети тоже сгинули в великом взрыве и встретили свою смерть, не успев осознать ее. Пилот резко отпрянул назад, хрюкнув, и чуть не наткнулся на лежащих в обнимку недалеко от широкого проема Жукаускаса и Ылдя. Алдан был сокрушен.

– Ах вот вы где!.. – прошептал пилот, рассматривая автомат у ног Софрона.

Софрон и Ефим совершенно не отреагировали на небольшой шум, произведенный этим пилотом, и продолжали лежать без сознания. Пилот смотрел и смотрел на автомат, потом крякнул, резко дернулся вперед, схватил автомат обеими руками и быстро сорвал его с туловища Софрона. Жукаускас тут же открыл глаза, издал невнятный звук и увидел направленный на себя автомат.

– Э! – крикнул он.

– Кто вы?! – сурово спросил пилот. – На кого работаете?!

– У, – испуганно сказал Софрон, пихая Ылдя в бок. – Я – член ЛДРПЯ! Мы работаем на Якутию!

– Ах, гады! – закричал пилот, взводя затвор, но тут очнувшийся Ылдя нащупал у себя в кармане носовой платок и быстро швырнул его пилоту в рожу. От неожиданности тот отпрянул; Ефим и Софрон тут же вскочили и бросились в разные стороны, укрываясь за ящиками. Пилот потряс головой, еще не понимая в чем дело, и злобно нажал на спусковой крючок.

Раздалась автоматная очередь; потолок самолета был пробит в нескольких местах, и в дырочках зашипел воздух.

– Вот, бля!.. – растерянно промолвил пилот, опуская автомат. – Они мне самолет сломали. Надо вообще прыгать отсюда, а то еще хрен долетишь...

Пилот побежал обратно в кабину, останавливаясь буквально через каждый шаг и направляя автомат то налево, то направо. В кабине он схватил парашют, надел его и медленно пошел обратно. <Да ну их!!> – подумал он и побежал, но тут же упал вперед, споткнувшись о подножку Ылдя.

Ефим выскочил из-за ящика, и, как тигр, бросился не лежащего пилота. Он оседлал его и стал бить кулаками по голове. Пилот скрипел, визжал, пытался руками стащить Ефима, но тот сидел прочно. Наконец, осуществив мощное усилие, пилот резко поднял вверх свой зад, и Ефим кубарем слетел, падая вперед и ударяясь подбородком, так, что его зубы чуть не откусили язык. Пилот резко вскочил, вскинул автомат, который на нем висел, и тут же стал стрелять в спину Ылдя. Одна пуля попала в лопатку, другая в поясницу. Ефим вздрогнул, взвизгнул и затих. Пилот ухмыльнулся, поправляя автомат, но тут Жукаускас, подкравшийся сзади с дикой силой обрушил на его голову небольшой ящичек. Пилот охнул и рухнул. Жукаускас переступил через его распростертое тело и подошел к неподвижному

Ефиму.

– Вы мертвы?.. – тяжело дыша, спросил Софрон, персворачивая Ылдя.

Лицо Ылдя было бледным, глаза закрыты, но ноздри чутьчуть трепетали.

– Вы не мертвы!.. – воодушевленно воскликнул Софрон, наклоняясь к Ефиму, приставляя свой рот к его рту и вдувая в него воздух.

Ылдя отпрянул, закашлялся и раскрыл глаза.

– Дорогой мой! – умильно проговорил Софрон, отстраняясь. – Что с вами? Вы сильно ранены?! У, гада!..

– Ммм... – замычал Ылдя, но тут сзади Жукаускаса раздался какой-то шум. Софрон повернулся и увидел пытающегося встать пилота, который, тупо смотря перед собой, медленно поднимал автомат.

Софрон немедленно бросился к нему и резким ударом ноги в живот поверг его обратно на пол. Пилот бессмысленно выпучил глаза, и Софрон сильно ударил его каблуком по лбу. Пилот затих; Софрон немедленно снял с него автомат и парашют и вернулся к Ефиму, наклоняясь над ним и кладя парашют рядом.

– Ну скажите же, ну что с вами, ну как же вы... – жалобно шептал Софрон, сжимая автомат. – Хотите я вам что-то расскажу, покажу... Не умирайте! Не покидайте меня!

Вдруг его схватили сзади за шею и, цепко ухватившись, стали пытаться свалить и придушить. Жукаускас захрипел, зашатался, потерял равновесие, но тут, мгновенно подняв руки вверх, он ударил противника по почкам. Хватка ослабла, напавший пилот, сдавленно ойкнул и как-то обмяк. Но он все еще держал горло Жукаускаса и пытался его душить. Тогда Софрон завел руки назад, схватил пилота за воротник, издал победный вопль и резко рванул его на себя, нагибаясь. Пилот полетел вверх ногами, как какой-нибудь умелый циркач, перелетел через Жукаускаса, изобразив сальто, с грохотом упал на площадку все еще открытого входа, заскользив вниз, и, дико закричав, скрылся в небе. Софрон откашлялся, вздохнул, помотал головой туда-сюда, поводил плечами и подошел к Ефиму.

– Это ужасно... – печально сказал он. – Я убил его, сбросил, кончил... Но он же сам... Это же оборона... Как же нам теперь лететь?!

– Кхе... – издал звук Ылдя.

– Как вы?.. Скажите?..

– Пло...хо... – наконец выдавил из себя Ылдя, пытаясь улыбнуться.

– Может, вам чего-нибудь надо?.. Ну скажите, говорите...

– Не-ст... Я... Умираю... Умираю...

– Ну подождите же! – засуетился Жукаускас, осматриваясь.

– Ну немного, ну сейчас... Что же теперь делать?!

– Пры...гайте... – прошептал Ылдя.

– Да я не умею! Да я вас не брошу!

– Я...все... – тихо сказал Ылдя, мужественно посмотрев на Софрона.

– Да нет, да я попробую, да мы...

– Там... кольцо... дерните... раскроется... Я хочу... скааать... вам... про... агента...

– Да как же это! – печально вскричал Софрон, мечась из стороны в сторону. – Как же мне вам помочь! Тут аптечка же должна быть! Я вас перевяжу!

– Не... надо... Агент... моя... любовница... – тут Ылдя слабо ухмыльнулся, – она... в...Якутске...

– Да что вы! – поражение воскликнул Софрон. – Я ж там живу!

– Баба... очень... хорошая... В постели... замечат...

– Вам нельзя вести такие разговоры! – строго сказал Софрон. – Отдохните, расслабьтесь! Я попробую посадить самолет, или связаться по рации. Мы просто так не погибнем!

– Ее... зовут... Надя... Жукаускас...

– Что?!!! – заорал Софрон, подпрыгивая. – Надя Жукаускас?!! Моя жена?!!! Надя Жукаускас?!!!

– Оче... оче... очевидно... – вымолвил побледневший Ылдя.

– Ее... адрес...

– Знаю я ее адрес!.. – взревел Софрон, роняя слезу. – Так вот ты как! Твоя любовница – моя жена! И еще агент моей же партии! У, сука! Так вот зачем она ездила на похороны бабушки в Алдан! И она с тобой, гад!.. И я тут всю Якутию изъездил для того чтобы к своей же жене вернуться! У, скоты! Вернусь, всех раздеру! Дробаха, Марга... И бедный Абрам погиб из-за... У, гад, я тебе дам, гад, ты, сука, знал, что ты, сволочь, мою жену, паскуда... это самое! Да я тебе...

Жукаускас поднял вверх автомат и с остервенением ударил Ылдя прикладом в нос. Раздался хруст, брызнула кровь.

– Вот тебе, вот тебе, вот тебе! – кричал Софрон, молотя Ефима прикладом, словно в каком-то опьянении злобой и чувством справедливости.

Когда в очередной раз он поднял автомат и вдруг увидел красное неподвижное мертвое месиво перед собой, он застыл на какое-то время, потом грустно выругался и отошел от обезображенного тела.

Самолет летел как-то неровно, снижаясь, и словно вот-вот собираясь упасть. Труп одного из царей Якутии лежал внутри него; сзади оставался уничтоженный атомной бомбой город Алдан. Софрон Жукаускас, находящийся в этом самолете, вытер кровь со своих рук, печально посмотрел на труп, отвернулся и вдруг резко отбросил от себя автомат, судорожно сгибаясь. Его начало рвать мерзкой зеленой желчью, и он затрясся, словно роженица от схваток.

Обтошнив штабель ящиков рядом с мертвым Ефимом, Софрон вздохнул и вдруг вздрогнул от того, что самолет резко устремился вниз.

– Что же это, что же это... – запричитал Жукаускас, еле удерживаясь на ногах. – Что же делать, как же это...

Самолет продолжал почти падать, куда-то заворачивая; Софрон, шатаясь подошел к трупу и поднял лежащий рядом с ним парашют.

– Где, что? – спросил он вслух, надевая его на себя.

Нащупав кольцо, Жукаускас подергал за него и осторожно подошел к проему. Внизу была прекрасная разноцветная земля.

– Не могу я! – крикнул он. – Страх, страх!

Никто не отвечал; самолет падал, словно потерявший свои загадочные свойства бумеранг.

– Жизнь за Якутию! – торжественно провозгласил Софрон, обращаясь вниз. – Эхма! За Головко! Якутияааааа....

Он подпрыгнул и резко бросился в проем, ступив на всю ту же площадку-дверь, по которой недавно скользили атомная бомба, Ылдя и пилот. Пробежав по ней несколько шагов, грохоча ботинками, он сорвался и упал головой вперед – вниз, расставляя свои руки в стороны, как будто в самом деле хотел полететь и все изменить.

Все заструилось вокруг, стало легким, никаким, смазанным. Какие-то пятна, какой-то промозглый ветер, огни и ужас пронзили это существо, оказавшееся в прекрасной стихии. Воздух пел вокруг; свобода как будто переполнила мир и выплеснулась наружу чудесным мельтешением незримых взвешенных частиц, которых нельзя было поймать, или ухватить, и которые заполняли всю среду своей царственной вездесущностью. Реальность полетела кувырком, невесомо замерев в одной из инерциальных систем. Что-то приближалась, фокусируясь; отчаянный трепет обнажал сердце и будто бы прекращал жизнь; душа забилась в теле, как пойманная птица.