Текст книги "Из сборника "Рассказы о путешествиях""

Автор книги: Эфраим Кишон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Нью-Йорк – это не Америка

Если где-то в нашем маленьком мире и существует государство в государстве внутри государства, так это город Нью-Йорк в штате Нью-Йорк в Соединенных Штатах[8]8
  «государство в государстве внутри государства, так это город Нью-Йорк в штате Нью-Йорк в Соединенных Штатах Америки» – По-немецки слова «город», «штат» и «государство» звучат одинаково. Таким образом, у Кишона в оригинале – игра слов.


[Закрыть] Америки.

Нью-Йорк имеет больше жителей, больше дорожных происшествий, больше выставок, больше новостроек и больше порока, чем в любом другом городе мира. Кроме того, там находятся Организация Объединенных Наций, Барабара Стрейзанд и король Саудовской Аравии. Нью-Йорк также богат облаками и открыт 24 часа в сутки. На свете он только один такой. И слава Б-гу.

Американцы очень гордятся Нью-Йорком. Когда приходится знакомиться с остальным континентом, каждый встречный немедленно спрашивает:

– Как вам понравилась Америка? И что вы скажете о Нью-Йорке?

– Америка – просто прелесть, – отвечаю я в таких случаях, – а Нью-Йорк – милый, приветливый город.

На этом тема была бы исчерпана, и моя американская карьера потерпела крах, если бы в Вашингтоне, округ Колумбия, ей не придали новый аспект. Один гостеприимный гражданин этого относительно небольшого и относительно красивого города пригласил меня в ресторан с кондиционером и, естественно, задал там непременный вопрос о моем мнении по поводу Америки и Нью-Йорка.

– Нью-Йорк – милый город, – затянул я свою обычную песню, – но на мой вкус, немного шумный.

– Секундочку, – остановил меня мой хозяин. – Я это должен рассказать своей жене.

Он достал телефон и после пары вводных фраз заговорил обо мне:

– Очень славный, – услышал я его слова. – Но терпеть не может Нью-Йорк. Тамошний шум просто сводит его с ума.

Затем он, выжидательно держа трубку в руке, обратился ко мне:

– Жанетта хотела бы знать, не обратили ли вы также внимания на обилие мусора в Нью-Йорке?

– Еще бы! Это просто мерзость какая-то!

– А сирены и стрельбу по ночам?

– Лучше не напоминайте!

– Моя супруга хотела бы пригласить вас на ужин, – известил он меня через несколько секунд.

Это было мгновение истины. Это тем же вечером в доме моего новоприобретенного друга Гарри подтвердили многие изысканные гости, которых он пригласил в честь меня и которые обступили меня плотным кольцом, с коктейлем в руке и жаждой мести в глазах.

"Расскажите нам что-нибудь ужасное про Нью-Йорк", – умоляли меня их взгляды. – Вы как иностранец должны быть беспристрастны. Ругайте же его!".

Ну, это я – пожалуйста.

– Нью-Йорк страшно действует на нервы, – мимоходом заметил я. – Я не смог бы прожить там и двух лет.

– Еще! – простонали с закрытыми глазами столпившиеся вокруг дамы. – Дальше, дальше!

– Нью-йоркские мужчины неэлегантны, небриты и скупы. Нью-Йорк – это не Америка.

– Гениально, – простонал какой-то молодой газетчик. – Это же заголовок моей завтрашней статьи! – И он исчез.

На следующий день во всех ведущих газетах города рядом с моей фотографией красовался огромный аншлаг: "Израильский ученый ненавидит нью-йоркскую истерию", – и как подзаголовок: "и любуется великолепными красотами Вашингтона".

Известие, подобно степному пожару, распространилось от побережья к побережью. Когда я в Хьюстоне, штат Техас, выходил из самолета, меня уже поджидала толпа ковбоев, разъедаемых комплексом неполноценности[9]9
  комплексом неполноценности – У Кишона одним словом: Minderwertigskomplexzerfressenen (нем.)


[Закрыть].

Руководитель делегации, ростом под два метра, обратился ко мне:

– Эй! Не вы ли тот малый, что везде ругает Нью-Йорк?

– Все зависит от того, – ответил я, – что вы здесь мне предложите.

Был предложен номер в "Хилтоне", лимузин с персональным шофером и безграничное количество виски со льдом. На торжественный обед, данный в мою честь мэром города, съехались нефтяные магнаты со всей округи. Они молча занялись своими стейками. Они безмолвно и неподвижно вперили в меня свои взгляды, полные ожидания. Я дал напряжению немного окрепнуть, прежде, чем начать представление:

– Господа, – сказал я, – я предлагаю тост за ваше здоровье. Вот только в Нью-Йорке это у вас не получится. Это вообще не город, а какой-то огромный, злобный притон наркоманов. Его было бы неплохо окружить полицейским кордоном.

Громоподобные аплодисменты, разразившиеся вслед за моими словами, заставили содрогнуться все окрестные стада быков. А после моего телевизионного интервью ("Средний нью-йоркский великан на 3 дюйма ниже среднего техасского гнома") мне вообще пришлось отбиваться от многочисленных приглашений, посыпавшихся со всех сторон изо всех штатов. Человека, взявшего затем дело в свои руки, звали Чарли. Представился он мне так:

– Вы – экстра-класс. Выше Гималаев. Ваш трюк с Нью-Йорком проходит на "ура". Вам нужен только агент. Меня зовут Чарли.

И мы заключили с ним контракт на год. Чарли напечатал проспект с прайс-листом, который в наглядной форме давал обо мне необходимую информацию и стоимость мероприятий:

"Общие заметки о перенаселенном Нью-Йорке: приглашение к обеду (шесть блюд).

Детальное описание морального разложения: проживание и обслуживание на два дня в первоклассном отеле.

Пикантные детали ночного разбоя (с яркими примерами): шесть дней в отеле класса люкс. Скидки для обществ.

Каждую среду – также и по утрам.

Заказывайте уже сейчас!".

Городской стадион в Лос-Анджелесе, где Билли Грехем проводил свои проповеди, едва вместил всех желающих. Чтобы не испытывать понапрасну терпение людей, губернатор Калифорнии ограничился только кратким приветствием в двух предложениях:

– Наш всемирно известный, везде побывавший друг только несколько дней назад вырвался из нью-йоркского ада. Послушаем, что он расскажет.

Я взял микрофон:

– Дорогие друзья, достойные зависти жители Западного побережья! Не раз несравненная красота вашего города терзала мою душу, когда я пытался забыть о ней, терпя страдания в Нью-Йорке. Но сейчас, когда я опять с вами, я уже не испытываю никакой ненависти к этому современному Содому, а одну только жалость. Что такое в действительности Нью-Йорк? Каменные трущобы небоскребов, асфальтовые джунгли, вонючее болото, в котором набитые деньгами крокодилы бессовестно набрасываются на неопытного прохожего и пожирают его, если он раньше еще не пал жертвой расцветших махровым цветом коррупции и жестокости…

Я становился настоящим поэтом. И поскольку я еще периодически вставлял легко воспринимающиеся строфы о нью-йоркских гнездах порока и извращений, элита Лос-Анджелеса окончательно приняла меня в свое сердце. Аристократический круг замкнулся вокруг меня и готов был слушать меня столь долго, пока не заучивали мои тексты наизусть и не летали в Нью-Йорк, чтобы там пару ночей хорошо поразвлечься. Однако я не собирался их инструктировать. Мои посещения были расписаны на месяц вперед. Одна звукозаписывающая фирма в Сан-Франциско предложила мне выпустить альбом с самыми примечательными пассажами из моих выступлений под заголовком: "Я хочу Нью-Йорк похоронить, а не хвалить".

Чарли был против. Наше турне по долгоиграющему проклятию Нью-Йорка, считал он, получило бы от этого серьезный урон, поскольку каждый американец всего за $2,99 смог бы получить оргазм на дому.

– Пусть лучше они нам за это заплатят, – сказал он.

Я обогатил свои выступления цитатами из "Ада" Данте в сопровождении органа и пены изо рта (фирма "Техниколор"). В Чикаго мне посоветовали выйти из себя от своего апокалиптического видения.

– Адом эту банду гангстеров не удивить, – пожаловались организаторы выступления. Фанатичная религиозная секта, называемая "Йоркцы", просила меня стать их президентом. Проявил интерес к циклу моих выступлений и "Объединенный Еврейский Вопрос".

При все при этом я не могу скрыть правду в темном чулане. На самом деле я считаю Нью-Йорк прелестным и интересным городом. Действительной столицей мира. Веселым и радующимся жизни. Не таким, как эти провинциальные захолустья, где день кончается с заходом солнца. Как вы сказали? В Нью-Йорке есть гангстеры и убийцы? А где их нет, позвольте спросить? Нельзя требовать, чтобы в городе с 12-миллионным населением жили одни святые и монашенки. Конечно, там живет несколько асоциальных элементов, адвокатов и шлюх. Ничего страшного. Они также принадлежат к жизненной атмосфере этого неповторимого города.

Закругляясь, скажу: я люблю Нью-Йорк.

– Нью-Йорк – центр мира! – кричу я громко навстречу солнцу. – Нью-Йорк великолепен! Нью-Йорк – это не Америка!

– Секундочку, – говорит дружелюбный господин, сидящий рядом со мной на скамье в Централ Парке. – Я должен это рассказать своей жене.

– А мюзикл на Бродвее, – продолжаю я (и грандиозный поток транспорта огромного города, текущий позади нас по великолепной Пятой авеню, повторяет мои слова), – стоит больше, чем все стада быков Техаса и Аризоны вместе взятые!

– Наши женщины, – подхватывает нью-йоркец, – хотели бы пригласить вас на ужин…

Все права защищены.

Искусство продажи

По пути в Нью-Хэйвен, когда мы заправляли машину, один из служителей спросил нас:

– Вам муравьи нужны?

Это был, надо заметить, весьма сложный вопрос. Взаправду ли мы уважаем этих трудолюбивых насекомых, если не даем им проходу на своих кухнях? Нет, никаких отношений с ними так не установишь. Но должны ли мы были начинать это прямо сейчас и здесь, на автостраде, в 64 милях севернее Нью-Йорка? Потому я повернулся к безмолвно ожидающему работнику бензиновых дел и сказал:

– Простите – не понял вас.

– У меня еще осталась пара коробочек, – уточнил он и в знак доброй воли протер наше лобовое стекло. – Это сейчас модно. Каждый стремится завести свою собственную муравьиную ферму. Дорожное развлечение для всей семьи. Особенно сходят с ума дети. Они часами могут смотреть сквозь стеклянную крышечку, как муравьи строят свои дороги. Или мосты. Или метро. За все вместе два доллара. Муравьи бесплатно. В городе вам придется заплатить по меньшей мере три.

– Спасибо, – ответил я, все еще несколько смущенно. – В данный момент муравьи мне не нужны. Я ведь не местный, знаете ли. Я иностранец. Просто путешествую.

– Иностранец? Минутку! – он щелкнул пальцами, нырнул в магазин при заправке и вернулся с дюжиной огромных сложенных гармошками карт, которые развернул перед нами на капоте.

– Машина нуждается в уходе, – заметил он при этом и начал очищать сиденья нейлоновой щеткой. – Мы получили партию прекраснейших нейлоновых щеток. Всех цветов.

– Большое спасибо. Мой дядя как раз работает в щеточной промышленности.

– У нас есть дядя в Америке? Тогда нам следует его удивить маленьким подарком! Цветочная ваза? Абажур? Губная гармошка? Мыло для бритья? Попугай?

– Столь многого мой дядя не стоит. Да и не люблю я его.

– Совершенно правильно! – И, чтобы подчеркнуть свое согласие, он начал водить по моему костюму миниатюрным пылесосом. – Никогда нельзя зависеть от своих родственников. Вообще говоря, вам не следует у него жить. Мое бюро по найму жилья…

– Но я-то как раз все время в пути.

– А какие газеты вы хотите выписывать?

– Никаких.

– А не записаться ли вам в школу танцев?

– Я вообще не танцую.

– Акции нефтяных компаний?

– Я в этом ничего не понимаю.

– Ну, хорошо. Доллар пятьдесят.

– Что?

– Муравьиная ферма.

– Я же уже вам сказал, что в данный момент потребности в муравьях не имею.

– Да – но тогда что же вы хотите купить? – Он вздохнул и искусно причесал меня.

Я, наконец, осознал, что приехал сюда, только чтобы заправиться, и что мне следует, наконец, отделаться от этого неотразимого гения продаж.

– Собственно, – сказал я нерешительно, – меня одолела мысль приобрести концертный рояль.

Озарение промелькнуло на лице служителя бензоколонки. Он исчез и через секунду уже был на месте с пачкой проспектов:

– За 1200 долларов я вам раздобуду первоклассный рояль. Немецкий продукт. Я доставлю его вам прямо в дом.

– А что, если вы его уроните на лестнице?

– Этого не может быть. Со мной уж точно. Но чтобы вас успокоить: за небольшую доплату в двенадцать долларов вы получите от меня еще и полис полного имущественного страхования. Я самый надежный страховой агент в округе. Вы сами играете на рояле? Или супруга?

– Ни я, ни она. Мы его только для того хотим поставить, чтобы наш сын…

– Прекрасно! Я вам раздобуду учителя игре на рояле с государственной лицензией! Восемь часов в месяц всего за 18,50!

– Кто его знает – а вдруг наш малыш вообще не захочет учиться?

– 75 долларов за три взноса – и у вас будет самый лучший в Америке детский психолог. Уж этот-то с вашим шалуном справится!

– М-м-м. Остается последняя заковыка: мы бездетны.

– Выше головы! Одна специальная, гарантированно успешная консультация с признанным специалистом, которая будет стоить не больше, чем…

– Стойте! – Вмешался я, поскольку ко мне внезапно пришла спасительная мысль. – А вы не занимаетесь написанием книг для путешественников?

– Само собой разумеется. 1500 долларов за 220 машинописных страниц, с двух сторон, по 65 букв в строчке.

– Но это же смешная сумма!

– Нет проблем! Сделаем 15 долларов доплаты за каждый печатный лист…

Вот так и случилось, что эта книга – насчет которой уважаемый читатель уже давно имеет подозрение – и была написана одним служителем бензозаправки в штате Нью-Хэйвен.

Радость ООН

Дорогая Дваша!

Это письмо я пишу тебе, моя дорогая жена, из Нью-Йорка, из Америки.

Я здесь всего лишь неделю, но могу тебе сказать: только ради одного этого стоит быть членом парламента.

Какая организация! Невозможно поверить, как здесь все организованно.

Уже в аэропорту нас встретили огромные плакаты с надписями: "Приветствуем советников израильской делегации в ООН". А снаружи уже стояло шесть автобусов, чтобы отвезти нас в отель. В отеле нас ждал представитель посольства с известием, что нам каждую пятницу будут вручать карманные деньги, и он желает нам приятного пребывания.

Я сказал ему: товарищ, сказал я, бездельничать я могу и дома, я здесь для того, чтобы советовать, так что если вы нуждаетесь в совете, или если вам для полного собрания не хватает одного голоса, так приходите ко мне, и даже если я буду спать, разбудите меня.

Так он ответил: пожалуйста, не беспокойтесь и спите, сколько хотите.

Уже на четвертый день после нашего прибытия мы пошли в ООН. Оно занимает высокое здание, которое напомнило наш ЦК партии, только это на пару этажей выше. Когда вошла израильская делегация, все побежали из вестибюля в зал заседаний, поскольку боялись за свои места. Служащие зала внесли еще штук сорок новых стульев. Однако мне все равно пришлось делить место с другим членом нашей делегации. Выяснилось, что он выиграл участие в нашей делегации в ООН в одной телевизионной викторине и вообще не понимает, для чего он тут находится.

Я быстро взобрался на самое высокое место для докладчиков – ты же не поверишь, дорогая Дваша, что я легко смогу перенести безделье.

Как это следует называть, спросил я, когда кого-то посылают в Нью-Йорк, без того, чтобы точно удостовериться, специалист ли он в международных отношениях или простой член партии?

На это я получил следующий ответ:

– Вы-то кто такой? Что вы тут делаете?

– Я официальный советник, – сказал я. – Например, вчера я посоветовал министру иностранных дел взять с собой зонтик, чтобы не промокнуть. Вы сами его спросите.

В этот момент кто-то за другим столом нашего постоянного представительства в ООН, может быть, секретарь, начал громко кричать, что он уже больше ничего не понимает в этом хаосе, и надо, наконец, составить список, кто входит в состав делегации, а кто нет, или он покидает заседание. Я не мог дождаться конца его выступления, поскольку как раз открылось заседание Генеральной ассамблеи, и мне нужно было там все слышать. Там произнесли много речей, но ни одного на идиш, так что я мало, что понял. И почему только я не захватил с собой какой-нибудь легкой музыки и наушники?

На следующее утро они устроили в нашем посольстве большую контрольную проверку, чтобы идентифицировать истинных членов делегации. Несколько сотен израильтян собрались во дворе здания. Некоторые из них уже по несколько лет официально работали в Нью-Йорке, но встретились тут впервые. Это была трогательная сцена, дорогая Дваша, можешь мне поверить. Затем сделали перекличку в алфавитном порядке и обнаружили двух пуэрториканцев, которые мошеннически втерлись в нашу делегацию и каждый день ходили в ООН. Секретарь сказал, что они давно казались ему подозрительными, поскольку говорили по-испански, но он принял их за представителей сефардского Дисконт-банка из Тель-Авива, и потому ничего не предпринимал.

Сейчас их, наконец, вышвырнули.

Затем советник посольства огласил официальное решение, по которому число делегированных сокращалось наполовину. Те, кто уже ходил по зданиям ООН и сделал покупки, должны вернуться в Израиль.

От одного высокого чина мне придется держаться в стороне, поскольку он намекнул, что моя жена наверняка меня уже давно потеряла. Он правы, и я с ним и согласен.

Дорогая Дваша, садись на ближайший самолет и прилетай ко мне в Нью-Йорк, в Америку.

Ты найдешь меня в отеле "Уолдорф-Астория" на Парк-Авеню, 5-й этаж, комната 517.

Твой любящий супруг Залман.

Американская карьера

– В Америке, – говорила моя тетя Труда, когда мы однажды вечером гуляли с ней по Бруклину, – в Америке ты без паблисити не сделаешь никакой карьеры.

– Я знаю, – тихо ответил я. – Но с чего следует начинать?

– Тебе следует показаться на телевидении. Это было бы наилучшим вариантом. Или почти лучшим. К счастью, у меня есть великолепные связи, что на радио, что на телевидении. На радио будет проще, потому что на телевидении я никого не знаю.

Все остальное было детской игрой. Моя тетя встретилась у своего парикмахера с г-жой Перлой Траубман, которая уже сорок лет вела в Нью-Йорке еврейскую радиопередачу под названием "Шоу веселой хрюшки", более того, она уже идентифицировалась с веселой хрюшкой, благодаря чему располагала большим числом поклонниц среди домохозяек не только в Бруклине, но и в Бронксе.

Уже спустя несколько дней тетя Труда пришла от парикмахера домой и ее лицо сияло под свежей химической завивкой:

– Перла Траубман ждет тебя завтра в 7.30 в студии 203. Я ей сказала, что ты пишешь лирику для рока и являешься полковником израильских парашютно-десантных войск, что ее очень впечатлило. Считай, ты уже на полпути к американской карьере.

И мы разрыдались в объятиях друг друга.

Г-жа Траубман-Хрюшка оказалась доброжелательной дамой лет шестидесяти с небольшим, не старше, если не обращать внимания на ее кричаще белые крашеные волосы и ярко-красные крашеные губы. Мне пришлось прождать ее в студии с полчаса, появилась она там лишь за две минуты до начала прямой трансляции и сразу же стала просматривать различные сообщения, приготовленные для нее в дикторской. Закончив, она потрясла мне в приветствии руку и спросила:

– В какой синагоге вы поете, г-н Фридман?

Я доложил, что оставил свою литургическую деятельность и представился как лирический полковник от тети Труды из парикмахерского салона.

– Точно, точно, – г-жа Трубман мысленно полистала лежащие в ней странички. – Кантор Фридман придет на следующей неделе. Что ж, мы можем начинать.

Красная лампочка заморгала, неприветливый бритоголовый тип прошаркал к микрофону и трижды крикнул туда "Шоу" и сел передо мной на стол. Голос г-жи Траубманн, только что сугубо деловой, рассыпался колокольчиком, приобретя сладостный тембр влюбленного соловья:

– Доброе утро, друзья. Вы слушаете вашу подружку – веселую хрюшку из Нью-Йорка. На улице дождик, хотя не столько сыро, сколько холодно. Когда уже придет настоящая зима? И пока мы говорили "придет", в нашу студию пришел наш любимый старый друг, чье имя вам хорошо известно, особенно, посетителям синагоги Ор-Кабуки… (тут я сделал заметное движение рукой, которое г-жа Траубман быстро поняла)…но и все остальные знают знаменитого израильского поэта, который сейчас ездит по Соединенным Штатам с инспекционной поездкой. Он полковник израильских военно-воздушных сил и состоит в резервном отряде космонавтов. Как дела, г-н Кишон?

– Спасибо, – ответил я на беглом английском. – Очень хорошо.

– Приятно слышать. Как вам понравился Нью-Йорк?

– Очень хорошо, спасибо.

– Вы уже побывали в театре?

– Еще нет, но я уже купил на послезавтра билет на один мюзикл, который ставят по моей пьесе…

– Растительное масло Якубовского готовит само, – дружески заметила г-жа Траубман. – Оно сытно и легко переваривается – соус и салат – выпечка и овощи – только с растительным маслом Якубовского! А ты как думаешь, Макс?

Это был риторический вопрос. Ей пришлось повторить его несколько раз для угрюмого бритоголового, прежде, чем он с большой неохотой оторвался от чтения газеты, и пододвинуть к нему микрофон. Он был, как впоследствии оказалось, политическим обозревателем и театральным критиком радиопередач, но также помогал и в выпуске рекламных роликов в "Шоу веселой хрюшки".

– Растительное масло Якубовского – лучшее кошерное масло в мире, – подтвердил он. – Нет ничего вкуснее Якубовского!

Он громко причмокнул губами и снова углубился в чтение газеты.

– Растительное масло Якубовского не содержит нитроглицерина, – резюмировала Веселая Хрюшка и снова выдвинула меня в первые ряды: – Вы пишете ваши рассказы один, г-н Кишон?

– Да, – ответил я. – Спасибо.

– А шайн гутн так[10]10
  А шайн гутн так – Хороший денек (идиш).


[Закрыть], – подхватила Хрюшка. – Мой дедушка всегда старался говорить на идиш, когда хотел, чтобы дети его понимали. Он тоже писал рассказы. Только не по-еврейски, а по-русски. Господь, прими его душу.

Я буквально чувствовал, как моя слава растет от минуты к минуте. Благодаря моему участию в этой грандиозной передаче, можно было бы достичь самой Аляски. Конечно же, это вовсе не мелочь – участвовать в шоу Веселой Хрюшки. Кто-то счел бы это обременительным, но я так не думал. Тетя Труда подсчитала, что ее слушатели составляют 55 с лишним процентов всей аудитории. Этим следовало воспользоваться.

– И идиш, и русский – красивые языки, – сказал я. – Но что касается меня, то я пишу на иврите.

– Как интересно!

– Да, спасибо.

– Лично я не забочусь о том, что ем, – пожаловалась мне г-жа Трауман. – Растительное масло Якубовского готовит само. Что с мясом, что с рыбой, что с жарким, что с гарниром – нет ничего лучше, чем растительное масло Якубовского. Не правда ли, дорогой?

– Я готовлю редко, – ответил я, – но…

Веселая Хрюшка сделала нервный жест рукой в сторону угрюмого бритоголового, который мгновенно понял ситуацию:

– Растительное масло Якубовского – кошерное до последней капли. Для меня не существует еды без растительного масла Якубовского.

– Вкусное и легко усваиваемое – никакого нитроглицерина – если масло, то Якубовского! – подтвердила Хрюшка и снова обратилась ко мне: – Г-н Фридман, а что вы споете на праздник?

– Я еще не решил, – признался я.

– Мы все пойдем в синагогу, чтобы послушать вас.

– Приятно слышать.

– Уверена, что вас ждет большой успех, г-н Фридман.

– А как же иначе? – спросил я. – С растительным маслом Якубовского неудач не бывает.

– Совершенно верно. Оно само готовит.

– Растительное масло Якубовского – самое лучшее в мире, – с готовностью добавил я. – Не так ли, Макс?

– Для меня существует только Якубовский, – импровизировал Макс. – Кошерное, вкусное и легко усваиваемое.

Я чмокнул губами в микрофон.

Г-жа Траубман-Хрюшка посмотрела на часы:

– Большое спасибо, г-н Фридман. Было приятно видеть в студии такого гостя и услышать ваше компетентное мнение о пении в израильских синагогах. Всего доброго и шалом!

– Шалом и салат! – подтвердил я. – И соус!

Мою американскую карьеру было уже не остановить.