Текст книги "Клан (ЛП)"

Автор книги: Эдвард Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

– Мне нужно время, чтобы подготовиться. Встретимся в трактире через час.

Том кивнул, принюхиваясь, и ушёл. Уэйд допил свой Samuel Adams и бросил бутылку в уплотнитель для мусора. Звук того, как её раздавливают, заставил его представить, как его раздавливают отец, декан и Бессер. Он быстро собрал душевые принадлежности, но остановился. По телевизору девушку с большой грудью расчленял тучный, пускающий слюни неряха в комбинезоне. Уэйд поморщился. Что случилось со счастливыми фильмами? Он знал, что это всего лишь сила внушения, но грязный деревенский сумасшедший на телеэкране очень напоминал профессора Бессера.

—

Глава 8

«Профессор Бессер!» – имя кричало в её голове.

Она спала? Пенелопа не была уверена. Тем не менее изображение осталось чётким и ярким, как неон. Большое лицо в лунном свете... Это было последнее, что она вспомнила перед тем, как потерять сознание – как... профессор Бессер унёс её в лес.

Она напрягла свою память. Что произошло?

«Сбой питания. Конюшни и... Боже мой, топор! Лошади!»

Она вспомнила, как сбежала, но она ведь не сбежала? Она добралась до машины, но не успела уехать...

В машине кто-то был, не так ли?

Кто-то ждал.

«Женщина», – вспомнила Пенелопа.

Что-то треснуло, как крошечная косточка. Затем остальные воспоминания вернулись в её голову.

– Привет, Пенелопа, – сказала женщина.

– Откуда ты знаешь моё... – но голос Пенелопы ослаб.

Её рука так и не включила зажигание. Женщина смотрела на неё, и всё, что Пенелопа могла сделать, это смотреть в ответ.

– Ты можешь нам помочь.

Женщина была одета в чёрное, в чёрную накидку с капюшоном. Из-за капюшона лицо женщины было трудно разглядеть. Самое странное, что она носила солнцезащитные очки, несмотря на ночь.

– Не бойся. Я хочу быть твоим другом.

Под опущенным капюшоном детали лица женщины, казалось, сдвигались в одно светлое пятно. Её кожа была ярко-белой, бескровной.

Пенелопа теперь ничего не понимала. Было только это.

– Что ты хочешь? – спросила она.

– Мы хотим тебя.

За всю свою жизнь Пенелопа никогда не слышала ничего подобного. Потекли слёзы. Всё, чего она когда-либо хотела, – это чтобы о ней заботились, чтобы её... хотели.

Лучезарная улыбка женщины исчезла.

– Ты очень особенная, Пенелопа. Я могу показать тебе, какая ты особенная.

Это было что-то вроде веры, осознания, а не заключения. Было бы замечательно быть особенным, быть любимым.

– Любовь.

Женщина коснулась щеки Пенелопы. Тёплая рука, казалось, скрепила обещание доверия.

– Я тебя защищу, – пообещала женщина в чёрном. – Мне есть, что тебе дать, чего у тебя никогда раньше не было.

Теперь весь мир Пенелопы принадлежал женщине. Тёплая белая рука начала прощупывать её грудь. Ощущение было восхитительным. Но что сказала женщина? Что она даст ей?

– Судьба.

– Чт... что?

– Я могу показать тебе твою судьбу, Пенелопа. Я могу показать тебе любовь.

– Покажи мне, – простонала Пенелопа.

Расплывчатое лицо женщины приблизилось. Алые губы раздвинулись. Рот широко открылся, полный острых зубов, как у собаки.

«« – »»

Том налил Spaten с точностью мастера.

– Мы дадим Джервису час. Если он не появится, мы пойдём его искать.

Уэйд кивнул. Никто не мог вспомнить, когда видел Джервиса в последний раз. У Уэйда было плохое предчувствие.

– Ты беспокоишься за него, – прокомментировал Том. – Ты не веришь, что он больше не переживает из-за этой истории с Сарой, хотя он и сказал, что это так.

– Да уж...

– Ты думаешь, что он сделает это, застрелится или заберётся на вышку радиостанции и сделает отчаянный прыжок?

Мог ли он это представить?

– Просто не похоже на то, чтобы он просто исчез.

Был ли он невменяемым? Он не мог избавиться от интуиции, предчувствия, что эмоции Джервиса слишком сильны для его нынешнего состояния. Насколько он действительно был близок к тому, чтобы взорваться?

– Эй, Уэйд. Слушай анекдот.

– Пожалуйста, – умолял Уэйд. – Я не в настроении для консервативных шуток.

– Что общего у Картера и компании Amtrak в Северной Вирджинии?

– Я бы действительно не хотел...

– Они оба выезжают из Розалин в пять утра. Остро?

Уэйд покачал головой. Шутки Тома походили на пылесос Kirby: они были отстой.

Трактир был переполнен. Они потягивали Spaten, как будто это было вино. Пивной снобизм – сложное искусство. Это не Bud, который выпивался за два глотка. Затем Уэйд сказал:

– Разве это не было бы представлением, если бы Джервис был здесь, а Сара вошла бы?

Том оглянулся.

– Ты экстрасенс? – спросил он, когда увидел боковым зрением, кто идёт.

Сара Блэк появилась из-за стены спин и голов, её глаза сузились, как будто от какого-то сурового суждения. На ней были фиолетовые туфли на высоких каблуках, синие кожаные штаны и облегающая блузка цвета артериальной крови. Очень короткие платиновые светлые волосы были на её голове, как лётная фуражка.

– Эй, Сара! – крикнул Уэйд. – Как дела?

– Не надо, – предупредил Том. – Не устраивай сцену.

– Как твои дьявольские делишки? – спросил Уэйд. – Хорошо?

Она оставила его без реакции.

– Это было действительно классно, как ты бросила Джервиса.

– Это ошибка, не начинай, – сказал ему Том.

Сара язвительно ответила:

– Я не бросала его. Бывает, что просто ничего...

– Я знаю, – закончил Уэйд. – Просто ничего не выходит. Так всегда говорят девушки, когда бросают парня.

– Я не бросала его!

– Ты бросила его, как чёрствый кусок хлеба ради свежего пирога. Почему бы просто не признать это?

В тёмных глазах Сары отражалась чистая ярость.

– Что, чёрт возьми, ты знаешь? Я его не бросала! Мы расстались, потому что Джервис больше не соответствовал динамике наших отношений!

Уэйд усмехнулся.

– Это оправдание уже лучше. Ты просто держала его при себе, пока не появился кто-то, у кого больше денег.

– Я не стала бы!

– Кстати, мне нравится этот наряд. Полагаю, у Warhol была распродажа, да?

Щёки Сары, казалось, горели жаром.

– Не волнуйся, Сара. Быть абсолютно ужасным человеком – не противозаконно. Тебе следует поздравить себя с хорошо выполненной работой... А теперь посмотрим, сможешь ли ты интерпретировать значение следующего жеста, – Уэйд поднял ноздри указательным пальцем и начал издавать поросячьи звуки.

Сара закричала:

– Я заставлю своего нового парня надрать тебе задницу!

– Эй, я трясусь, – сказал Уэйд. – Я уже уезжаю из города. Видишь?

Сара замолчала, её губы сжались в тугой красный шов.

– Когда ты научишься контролировать себя? – пожаловался Том.

Уэйд застенчиво пожал плечами. Многие посетители смотрели на него, приподняв брови.

– Я не удержался. Она это заслужила.

Том заказал ещё два Spaten.

– Я вообще не понимаю, как Джерв мог влюбиться в этого золотоискателя.

– Любовь – это забавная штука, – предположил Уэйд. – Это затуманивает наше чувство разума. Заповедь одиннадцатая: любовь делает людей идиотами.

Том хлопнул по столешнице.

– Я знал, что где-то в тебе есть религия.

Эти Spaten ушли быстро; перед тем, как выпить ещё немного, пришлось бы выпустить немного. Уэйд извинился и отошёл в комнату для мужчин, которая была пустой и сырой. Пока он занимался делом, стена представляла собой увлекательное отображение граффити. «Ешь, пей и будь Ларри», – гласили одни каракули. «Мужчины Западной Вирджинии – это мужчины... из-за которых овцы нервничают». «Я предпочитаю иметь перед собой бутылку, чем делать лоботомию».

«Звучит так, будто тебе нужно и то, и другое», – подумал Уэйд.

Но когда он повернулся, чтобы уйти, он обнаружил в дверном проёме ужасно большую фигуру.

– Прости меня, брат. Ты блокируешь дверь.

– Да, это точно, – произнесла лаконичная, звонкая немецкая интонация.

Уэйд уже знал, кто это был.

«Этот ублюдок огромен», – подумал он, и это было всё, о чём он мог думать тогда.

Вырисовывался Вильгельм Карл фон Генрих, выставляя на свет своё угловатое лицо и голубые глаза. На нём были сшитые на заказ серые брюки и шёлковая рубашка, которая, должно быть, стоила пятьсот долларов.

– Ты приобрёл эту рубашку у Ward? – спросил Уэйд.

Лицо Вильгельма оставалось невозмутимым.

– Герр Сент-Джон, вы должны меня услышать и должны понять.

– Я понимаю, что ты, возможно, самый большой ублюдок на двух ногах, но это всё. Хотя мне нравится твой акцент. Французский?

– Ты смешон, – сказал Вильгельм. – Ты оскорбляешь мою девушку, но это, должно быть, ты понимаешь, недопустимо.

Уэйд выдохнул с акцента. Что ему было терять?

– Я ещё не оскорблял твоей девушки, потому что твоя девушка – та ещё помойная дыра, герр Большой Немецкий Мазафакер!

А потом Уэйд ударил кулаком по мягкому животу Вильгельма. Только... мягкости не было. То, что его суставы ударяли, было похоже на утрамбованный камень. Немец не вздрогнул и даже не отреагировал на удар.

– Вот и всё, что нужно для разминки, – сказал Уэйд.

«У этого парня должна быть Берлинская стена под рубашкой».

Уэйд указал на потолок.

– Смотри!

Вильгельм посмотрел. Уэйд с резким влажным шлепком ударил Вильгельма кулаком по челюсти.

Вильгельм усмехнулся.

– Ты смешон, – снова заметил он, улыбаясь, и без труда швырнул Уэйда через уборную.

Тот врезался в кабинку и ударился головой о сиденье унитаза. Затем Вильгельм закинул его руку за спину... и скрутил.

– Я говорю тебе, если ты ещё когда-нибудь заговоришь с моей девушкой, – свободная рука Вильгельма достала блестящий нож, – я тебя убью.

Нож мелькнул. Уэйд мог прочитать слова «Кровь и честь!» на лезвии. Вильгельм ещё раз скрутил руку Уэйда и подчеркнул:

– Я вырежу тебе кишки и впихну их тебе в горло.

– Думаю, я понял, – прохрипел Уэйд, гадая, когда его запястье сломается.

– Ты понимаешь меня, да?

– Да! – Уэйд уступил. – Да-да-да-а-а!

Чуть больше скручивания на запястье. Нож повернулся.

– Да?

– Да, чёрт побери! Да!

Вильгельм убрал нож.

– Хорошо, хорошо, у нас есть взаимопонимание, но этого недостаточно. У нас на родине есть особый способ скрепить договор.

Уэйд закатил глаза. Он знал, что его ждёт.

– Ты выпьешь за меня по соглашению, герр Сент-Джон, а я потом выпью за тебя.

Затем Вильгельм сунул лицо Уэйда в унитаз и смыл.

– Хорошо? – спросил он. Он вытащил Уэйда. – Не мало? Ещё?

– Нет, нет, – простонал Уэйд, капая водой.

– Да, я думаю, больше не помешает, – и снова лицо Уэйда оказалось в унитазе.

На этот раз его держали намного дольше. Пузыри вырывались из его губ.

«Сейчас в туалете утону», – как-то умудрился подумать он.

Нужно было как-то выбираться.

Когда Вильгельм отпустил, Уэйд выпал из унитаза на спину, задыхаясь. Он закашлялся от туалетной воды, когда его победитель вопиюще возвышался над ним, положив руки на бёдра и улыбаясь.

– До наших новых встреч, герр Сент-Джон. Хорошей ночи.

Вильгельм повернулся и ушёл. Стекая водой, Уэйд с трудом поднялся на ноги и попытался вымыться у раковины.

«Напомнить себе никогда больше не оскорблять Сару Блэк», – отчитал он себя.

Поражение Уэйда стало сокрушительным, когда он содрал с носа длинный лобковый волос.

«« – »»

А то, что произошло после этого – видение зубов – было пятном в сознании Пенелопы. Всё, что она могла видеть, это расширяющийся ярко-красный рот, окружённый зубами. Зубы были заострёнными и длинными.

Затем появилось размытие, вибрация. Внезапная острая боль пронзила горло Пенелопы. Затем из машины вышла женщина в чёрном.

Пенелопа не могла двинуться с места. Она могла видеть, слышать, чувствовать, думать, но не могла двигаться. Она упала, парализованная, за рулём, её руки лежали на коленях, как мёртвые птицы.

– Поторопись.

Кто-то шёл. По лобовому стеклу пробежала тень.

Когда дверь открылась, она упала на землю. Наклонился палач, убийца лошадей – и тогда Пенелопа впервые узнала его: профессор Бессер, её учитель биологии!

Он не выглядел довольным.

– Поторопись!

Он хмыкнул, перекинул Пенелопу через плечо и пошёл дальше.

Он нёс её обратно в конюшню. Куда пропала женщина? Ноги Бессера стучали по земляному полу. Пенелопа увидела полосы пятен и крови. Затем профессор Бессер остановился.

– Поторопись с ней и возвращайся. Ещё многое предстоит сделать.

Фонарик мистера Сладдера был на полу. Он всё ещё был включен. Пенелопа могла видеть вверх ногами между ног Бессера. И то, что она увидела...

Фонарь отбрасывал на стену чёткие чёрные тени. Одна тень была лежащей фигурой – мистер Сладдер с топором всё ещё в голове. Ещё одна тень нависла над ним.

– Я очень устал, – пожаловался профессор Бессер. – Мне нужна помощь.

– Скоро тебе помогут, – ответил женский слякотный голос.

Но где она была сейчас? Была ли она второй тенью?

Сошлось больше теней. Внезапно раздался звук влажного погружения, как будто кто-то чистил внутренности большой тыквы. Тени рук тянулись к мистеру Сладдеру и вытаскивали внутренние органы.

Ноги профессора Бессера снова дрогнули. Пенелопа оставалась безвольной на его плече, пока он выносил её из конюшни в туманные, залитые лунным светом поля.

Её сознание ускользало. Её груди висели вверх тормашками. Туман почти доходил Бессеру до пояса. Они прошли хозяйственный сарай и разрубленный забор. Всё это время жгучая боль пульсировала в горле Пенелопы.

Что с ней сделала женщина?

Неужели женщина её укусила?

Вскоре они миновали пастбища. Руки Пенелопы опустились, охваченные туманом; он нёс её в тёмный лес. Казалось, её сознание уходит из головы, но она слабо подумала:

«Было бы намного лучше быть лошадью».

Действительно, так и было бы. Её путешествие привело её глубоко в лес. Под его неуклюжими ногами хрустели ветки. Затем они вышли на залитую лунным светом поляну. Появился небольшой холм, и ей показалось, что она что-то там заметила...

Что-то чёрное.

– Вот твой новый дом, Пенелопа, – сказал Бессер, шагая по холму.

Она потеряла сознание, когда увидела, к чему он её несёт.

Вещь на холме представляла собой продолговатую чёрную коробку.

Это было похоже на гроб.

—

Глава 9

Уэйд и Том выпили пару Spaten позже. Том рассмеялся, когда Уэйд рассказал о своей встрече с Вильгельмом и туалетном душе.

– Это то, что я называю расплатой за глупость, – сказал он. – В следующий раз не начинай неприятностей, с которыми ты не справишься.

Уэйд, всё ещё влажный, согласился.

Сегодня в центре Эксхэма было тихо. Причудливые фальшивые газовые лампы освещали мощёные улочки. Когда они направились к следующему трактиру, Уэйд обнаружил, что всё ещё озабочен Джервисом.

– Он появится, – сказал Том, думая о том же. – Он, наверное, спит как кретин, напившись Kirin в общежитии.

Уэйд надеялся на это. Он поймал себя на мысли, а не заглянуть ли в оружейный магазин на Хьюберти-Лейн? Что бы он сделал, если бы действительно увидел там Джервиса, покупающего патроны, покупающего оружие? Но это была абсурдная идея – к тому же магазин закрыли.

– Эй, – воскликнул Том, когда проехала машина. – Это была машина Бессера?

– Что? – Уэйд отвлёкся. Он обернулся и увидел, что большой седан бордового цвета пересёк городскую площадь и исчез. – Какая разница? – сказал он.

Последним, о ком хотел вспомнить Уэйд, был Бессер, его начальник по уборке. – Он такой толстый, что, наверное, даже не поместится в машине, не говоря уже о том, чтобы водить её.

Они закончили ночь в заведении, которое называлось просто «Бар», которое специализировалось на импортных напитках, таких как Old Pective, EKU Edelbock, Spaten и Adams, их оплоты. После нескольких пинт Уэйд подошёл к бармену и заказал тако, несмотря на предупреждение Тома, что тако всегда вызывает ужасные кошмары. Пока Уэйд ел много сыра и перца чили, он услышал, как несколько студентов с факультета криминологии шептались о каком-то происшествии на агроусадьбе Эксхэма. Он не мог вдаваться в подробности, кроме обрывков фраз: «мертвее собачьего дерьма» и «пули калибра двадцать пять миллиметров повсюду». Некоторые из студентов-криминалистов подрабатывали в охране; Уэйд предположил, что какие-то местные деревенщины подстрелили сельскохозяйственных животных или что-то в этом роде, но его это не волновало. Возможно, он всё ещё отвлекался на Джервиса, но и было кое-что ещё.

– Перестань беспокоиться о Джервисе, ладно? – умолял Том, когда Уэйд вернулся к столу.

– Ничего не могу поделать, – признал Уэйд. – Я не могу избавиться от этого ощущения, что с ним что-то случилось.

– Я скажу тебе вот что. На обратном пути в общежитие я остановлюсь у вытрезвителя в кампусе, на всякий случай.

– Отличная идея. Может быть, он напился до чёртиков и арестован.

Но это тоже было не то. Что-то чесалось у Уэйда, зудило. И чего он точно не замечал, так это того, что одна и та же машина проезжала мимо полдюжины раз. Большой седан бордового цвета, как у Бессера.

«« – »»

Пенелопа обнаружила, что теперь она может немного пошевелиться. Она могла поднимать голову, двигать пальцами рук и ног. Она посмотрела на своё тело. Она была голая. Она лежала на спине в каком-то странном тусклом свете. Она лежала на полу? Или на столе? Здесь было тепло и влажно, как в парилке. Она могла видеть с большой ясностью, и было другое чувство, что-то внутреннее. По её костям проходил резкий ослепительный свет. Кто-то давал ей наркотики? Это было странно, но не неприятно.

Всё это не имело смысла, но даже это ей не приходило в голову. Сегодня на неё напали, похитили и необъяснимо парализовали, но, что удивительно, она не чувствовала страха. Она чувствовала головокружение, даже счастье. Одной рукой она могла двигаться. Она поднесла руку к шее, чтобы почувствовать слабое покалывание. Это было похоже на бугорок с дыркой, а рядом с ней была ещё одна дыра, которая была будто от жала. Всё, что она знала, это то, что у неё две дырки в горле, и ей было всё равно. Она даже хихикнула, поняв это откровение.

Затем она провела рукой по груди; последовало приятное покалывание. Ощущение распространилось поперечным рычагом от её груди к её лону, проходя по внутренней стороне её бёдер и вверх по животу. Её грудь казалась невероятно возбуждённой. Когда она сжимала её, на её гениталии обрушивалось болезненное, но почёсывающее давление. В своём спокойном замешательстве она наконец поняла, что это было.

Она была возбуждена. Необъяснимо и неудержимо возбуждена.

Она массировала собственную грудь, чувствуя опухший сосок. Затем её пальцы спустились вниз и потёрли маленькую пуговицу своего лона, затем щипали её, крутили, как будто это тоже был сосок. Ощущение было восхитительным. Внезапно её разум наполнился самыми непристойными образами, воспоминаниями из этого видео её родителей, «Маленькой Энни Орал», но сразу же всё это слегка сместилось к «Маленькой Пенелопе Орал». В своём воображении она видела, как её рот наполняется эрекциями, одна за другой, яйца хлопают её по подбородку. Она сосала и сосала, и один за другим каждый член выскальзывал из её рта в критической точке, извергая струйки спермы на её лицо. Она позволяла горькому соусу стекать по её груди, пока её рука мчалась по половому члену. В ней нарастало необъяснимое чувство – на неё нападали новые образы: массивные, покрытые прожилками пенисы вонзаются и выходят из её влагалища, как бессмысленные мясные поршни, затем дрожат, затем наполняют её до предела ещё более восхитительным влажным теплом...

Что-то щёлкнуло.

Образы покинули её, заменив непрошенную похоть острым любопытством. Что это был за звук? И, что более важно...

«Где я? – подумала она. – В доме? В подвале?»

Куда именно её отнёс профессор Бессер?

Казалось, она лежит в узкой тёмной комнате, границы которой очень тускло освещены оранжевым и серебряным светом. И что это было над ней? Она повернула голову, глядя вверх.

«Полки?» – подумала она.

Они были похожи на донышки бутылок в винной стойке, так что, возможно, она была в чьём-то подвале. В тусклом оранжевом свете вещи на стеллаже блестели, как стёкла.

Голоса вдруг зазвенели в её голове, как колокола.

– Пенелопа!

– Пенелопа! Мы обещали тебе великую судьбу.

– О, тебе так повезло! Мы бы хотели быть тобой!

– Мы любим тебя, Пенелопа!

Голоса казались ей безумием. Они расплывались из стороны в сторону, как стерео. Это был женский голос, женщины, которая была с ней в машине, женщины в чёрном.

– У нас есть великий правитель, и ты сделаешь его очень счастливым!

– Да!

– А теперь пришло время выполнить своё обещание.

Слякотные голоса затихли, сменившись обширной, усиленной тишиной.

Пенелопа слышала своё сердце, свои моргающие глаза, свою кровь, бегущую по венам. Её грудь и лоно пульсировали от остатков её сексуальных фантазий.

Вдалеке открылась дверь. Изогнутый блок света покатился по полу. Оранжевый оттенок полностью исчез, оставив только то, что она догадалась, должно быть лунным светом. В комнату вошла фигура, крошечная вдалеке и резко чёрная. Она не отбрасывала тени.

Всё больше и больше Пенелопа чувствовала себя одурманенной наркотиками. Была только вялость и сильная, примитивная возбуждённость, не имевшая смысла. Теперь фигура стояла у её ног. Пенелопа сразу узнала в ней женщину в чёрном плаще и капюшоне, но теперь она казалась моложе и более худой, как девочка в период полового созревания. Белое улыбающееся лицо смотрело сквозь чёрные ониксовые солнцезащитные очки.

– Мы бы хотели быть тобой.

Но зачем ей носить солнцезащитные очки в помещении? И да, она была очень молода, потому что её накидка распахнулась и обнажила маленькие, неразвитые груди и безволосый лобок.

Вдруг девушке стало очень грустно.

Пенелопа не была собой и никогда уже не будет. Образы секса оставались в её голове ошеломляюще точными. Как могли такие мысли, когда-то ужасающие, когда-то её худшие опасения, теперь доводить её до безумия? Пенелопа, девственница, съёжилась, будто перед трахом.

– У меня есть то, что ты хочешь. Подарок нашего хозяина.

– Что? – Пенелопа наконец смогла заговорить.

– ДА, – раздался голос.

Но голос этот был резким и чёрным. Единственное слово сотряслось у неё в голове.

Это был мужской голос.

Пенелопа застонала. Она дрожала от жара. Тусклый серебристый свет, казалось, подавлял её вожделением. Женщина что-то поставила и попятилась.

– Хотели бы мы быть тобой, – грустно сказала она.

Потом она ушла.

Кто-то дышал? Пенелопа услышала шум.

Застонав, она опёрлась на локти. Она смотрела мимо своих босых ног на то, что оставила женщина.

Это было ведро. Это было просто ведро.

Она пристально посмотрела на него. Звук стал громче. Это напомнило ей бульканье, дыхание. Потом...

Что-то выпирало за обод ведра?

Бульканье быстро переросло в возбуждённое влажное бормотание. Ведро начало раскачиваться взад и вперёд, снова и снова...

Пока оно не опрокинулось.

Из ведра вылилась большая лужа тёмных помоев. Лужа казалась коричневой, сияющей; она немного сдвинулась. Из её аморфного центра вырвались комки булькающих пузырей. Масса запуталась; казалось, тянулась вверх...

Внутри массы появилась пара однобоких белых комков.

Это были глаза.

«Он видит меня», – медленно осознала Пенелопа.

Эти плавающие белые комочки, хотя и были просто каплями без зрачка и радужки, видели её.

Существо смотрело на неё. Хотело ли оно её? Неужели её грубая, вспотевшая нагота возбуждала его... Она так подумала, и в следующий момент он снова потянулся вверх, с гораздо бóльшей силой. Из-под двух белых комков хлынули потоки пузырьков.

Пенелопа хихикнула. Ей хотелось прикоснуться к этой ужасной массе. Ей хотелось погрузить в неё ноги и втянуть пузырящуюся помойку между пальцев, потрепать комковатый желатин.

«Женщина в чёрном, должно быть, ведьма», – подумала она и снова захихикала.

Ведьмы. Дьяволы. Что ещё могло объяснить просачивающуюся перед ней штуку? Женщина в чёрном, должно быть, ведьма, и она вызвала этого дьявола из ада.

Но зачем?

Теперь Пенелопа поняла, к чему тянется масса грязи. Он снова поднялся вверх. Он держался там, дрожа. Затем...

Он встал.

Он стоял перед ней как мужчина. От облегчения он вздрогнул. У него была неуклюжая голова, жилистые коричневые ноги и руки, свисавшие почти до пола.

– ДА, – услышала она.

И женщина повторила:

– Да!

Эрекция существа выступала как столбик с узлом.

Пенелопа ахнула.

Существо засмеялось.

Подёргиваясь, капая медленно, он небрежно опустился на колени между её ног и лёг на неё восхитительной, тёплой тяжестью. Пенелопа наслаждалась, уже начиная дрожать от оргазма. Страсти соединились, как устремлённые струи пламени; красота и отвращение слились воедино.

Затем лицо оформившейся грязи опустилось, капая, и поцеловало Пенелопу большим влажным, горячим комковатым поцелуем...

—