Текст книги "Фуриец (СИ)"
Автор книги: Эдвард Кейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)
– Здравствуй, Айзек, – произнесла она чуть сонным голосом. – Дела не хуже твоих.
– Как там Холден? – Поинтересовался я насчёт состояния её парня, чья голова пострадала в ходе налёта на участок тремя днями ранее.
– В целом, неплохо, – ответила она, вновь принявшись за чтение.
– Всё читаем на работе? – Подметил её чрезмерную любовь к чтению, ведь она даже на работе, пользуясь свободным временем, пожирала книги.
– Разве читать плохо? – Усмехнулась она, открыв роман на нужной странице.
– Я этого не говорил, Кэт. – Подмигнул ей, ухмыльнувшись. – Я сам с охотой читаю, но не на работе же?
– Так моя работа совсем другая, чем у тебя и моего парня.
Вдруг послышался голос с лёгкой хрипотцой Берта, разразившийся в холле, словно гром на ясном небе, и его тяжёлая рука спустилась на моё плечо, сжав капканом мышцу на ней.
– Айзек, что, уже устал от Марты и решил перейти на других? – Улыбнулся он, держа пистолет в другой руке.
– Ладно, пока, Кэтрин, – произнёс я, выйдя вместе с Бертом во двор здания.
Осмотрев парковку полностью, я заметил, что посторонних машин здесь не было. Как оказалось, офисным клеркам запретили оставлять здесь свои автомобили, так как напомнили, что это правоохранное учреждение, и посторонних лиц здесь быть не должно. И поэтому найти свой автомобиль мне не составило труда. Он находился возле выезда из парковки, рядом с заснеженным тонким слоем белизны клумбы некогда зелёного газона. Пристегнувшись чёрными ремнями, мы выехали из двора и направились по той же «24-й» трассе, по которой приезжали раньше в подземную тюрьму.
Сегодня – пятница, поэтому автомобилистов на дороге было поменьше, чем в середине недели, когда приходилось иногда наглеть, чтобы проехать затор. Но всё равно изредка приходилось маневрировать между другими машинами, словно бригу меж айсбергов.
Во время пути я задумался о своём облике: я очень быстро привык к нему, будто и не было другой внешности, кроме этой. Даже не случалось никаких истерик и паники, которые напали на меня в той лаборатории. Я быстро свыкся с пушистым мехом на всём теле, довольно высоким ростом и лисьими ушами и вообще всей внешностью. Куда дольше пришлось свыкаться с острыми, как лезвие меча, когтями на руках и ногах, на последних которых они не втягивались, отчего приходится покупать обувь на размер больше обычного. С хвостом было совсем другое дело: иногда получается, что я смогу забыть про него и случайно наступить на него же. Труднее всего было его контролировать в людных местах, где мог от радости завилять им, как обычная собака, когда радуется прибытию хозяина после долгой отлучки. Долго приходилось мириться с невольным влечением к противоположному полу своего вида, славящийся своей привлекательностью и манящими формами тела: раньше я каждую фурийку провожал взглядом, будто она была другой, особенной, отличающейся от остальных. Прошло не так много времени, но со многими аспектами образа жизни фурийца я свыкся: свыкся со своей лисьей внешностью, очень высоким ростом, пушистым хвостом, острыми когтями, и знаю, что дальше меня ждут такие же новые и новые открытия, как они ждут каждого ребёнка, открывающего этот мир. Я был таким же ребёнком в начале своей жизни, из-за чего пришлось всё схватывать на лету, дабы не опаздывать от своих же сверстников. Но я говорю себе, чтобы уверенность не спадала: и самому старому и опытному есть чему учиться.
***
На полпути индикатор на приборной панели автомобиля показал окончание запаса топлива, отчего нам пришлось остановиться на маленькой дорожной заправке. Пока автомобиль заправлялся биотопливом, я зашёл в магазин при станции и купил моющее средство для окон своего авто и, оплатив за топливо, вышел из магазина и сел в салон авто за водительское место. Заведя машину, мы выехали из этой одинокой заправочной станции, и я сильнее вдавил педаль газа, чтобы поскорее приехать и закончить разговор с Кайлом Брутловски – всё равно мерзким для меня человеком из группировки Меринова.
Мы проезжали мимо заснеженных холмов с голыми деревьями, окутанными тонким снежным покровом, ехали по ровному асфальту, куда также маленькими снежинками падал снег и мигом таял из-за тепла проезжающих машин. А деревья лесополосы провожали всех проезжающих, как солдаты старого генерала. После стольких событий, произошедших за столь короткий срок, на душе странно ощущать тишину и спокойствие, не ожидать ничего нового и наслаждаться тем, что есть сейчас. Мотор машины негромко пел свою песню, заставляя двигаться машину по дороге, а зимний ветер бил в лобовое стекло.
– Слушай, Берт, помнишь, ты говорил, что фурийцу трудно жить в Северной и Южной Америке, хотя фурийцы в том военном посёлке неплохо живут? – Вдруг нарушил я тишину.
– Хм, знаешь, Айзек, трудно сказать, – проговорил он, посмотрев в окно. – Бывают исключения. Да и это не я сужу, а в интернете прочитал, что, мол, так вот.
– То есть ты мне просто солгал? – усмехнулся я.
– Ну, как соврал? – В ответ осклабился он. – Не совсем. Фурийцев же в Америке очень мало. В основном, на Аляске, где очень холодно. Где только наш мех помогает согреться, если нет большой и объёмной куртки.
– Знаешь, можно сделать акцент на Аляске, – произнёс я и замолчал.
– Ну, в целом, я тебе не всё наврал, – сказал ягуар. – Там и правда мало фурийцев живёт.
– И почему? – спросил у него.
– А чёрт его знает. А почему спрашиваешь?
– Интересно знать, почему мы сюда приехали, как и другие фурийцы?
– Думаю, здесь не так всё разрушено и нарушено, как за океаном.
– То есть мы сюда переехали ради лучшей жизни, не желая смириться с разрухой Нового Света?
– А ты так хочешь, чтобы там тебя, меня и всех других фурийцев преследовали постарийские организации, которые готовы убить любого фурийца? Там же что не человек, так чистый ариец! – Съязвил мой друг, стукнув кулаками по своим коленям. – Оттуда же пошли те идеи, которыми руководствовался Меринов. Раз такие гордые, и помощь фурийцев отвергают, так пусть гниют себе там, в разрухе и в преступном разгуле.
– И то верно. Пусть гниют там, – заключил я, сделав выдох.
Мы не заметили, как подъехали к пункту назначения. Перед нами возвышался небольшой холм, поросший редким кустарником. Посередине него было углубление, где зияли маленькие металлические гермоворота. Как я думаю, местоположение тюрьмы они выбрали, в целом, правильное: оно находится не так близко к городу, чтобы сбежавшие заключённые смогли раствориться в городской толпе, но и не так далеко от военных соединений, чтобы они смогли нейтрализовать преступников.
Припарковав машину у маленькой – на три места – парковки, мы предъявили документы на пропускном пункте, который находился у подножия холма. К воротам вела маленькая ступенчатая лестница, по которой вели заключённых к месту лишения свободы. Поднявшись по ней, мы снова предъявили документы полицейских теперь у гермоворот. Знакомый фуриец-лев узнал нас и уточнил:
– Решили навестить ещё одного уголовника?
– Да, – проговорил Берт, – Кайла Брутловски.
– Проходите, – сказал он и, поправив тёмно-синюю кепку на своей гриве, отдал нам удостоверения.
Мы поскорее вошли в тёплое помещение подземной тюрьмы, в котором специально поддерживали полумрак. Снаружи погода по-настоящему становилась зимней: ветер – трескучее, температура – ниже, и при выдохе образовывался пар, словно от паровоза. А я и Берт, как назло, без тёплой одежды вышли на работу, понадеявшись на меховой покров.
– Прошу вас немного подождать: Брутловски сейчас на работе. Вскоре придёт, – произнёс человек, который вёл нас по тёмному коридору, ведущего к камере нашего заключённого.
– Ладно, подождём, – ответил Берт, оказавшись у входа в камеру.
Человек подошел к стальной двери и, достав магнитный ключ, приложил к замку – послышался негромкий звук идентификации, похожий на звук домофона. Нам, фурийцам, пришлось пригнуться, чтобы войти, нежели одетому в боевой костюм человеку.
Нас встретил тот же затхлый запах, смешавшийся с потом и грязью заключённых, так как камера была без вентиляции, а преступники, видимо, не соблюдали гигиену. Тюремщик оставил нас, сказав, что Кайл скоро придёт.
В ожидании его мы присели на два ветхих стула, еле выдержавших наши тяжёлые тела. Я призадумался насчёт тех преступников, которые оказались здесь: их совсем немного, по сравнению с их организацией, которая насчитывала несколько десятков человек. Большинство из них погибло из-за нежелания сдаваться, яро отстреливаясь из укрытий. Я понял, что этим людям хорошо промыли сознание, раз ложные убеждения для них оказались дороже жизни. И эти люди не особо блистали умом, раз поддались на посулы их главарей, обещавших золотые горы всем тем, кто примет участие в арийском деле. Однако в конце всех таких организаций, как оказывается, ожидает известный финал за их преступления, совершённые против всего общества в целом.
Вскоре в камеру зашёл Кайл вместе с провожатым тюремщиком. Тот оставил его внутри и встал за толстой стеклянной дверью, ведущей на арену, где сейчас презрительным взглядом поглядывали на нас другие преступники, в мыслях вытворяя с нами ужасные вещи. Легко было догадаться по их глазам с бурлящей ненавистью и грозным общипанным бровям. Они готовы были наброситься и расправиться самым жестоким образом с нами, если не до зубов вооруженная охрана, не спускающая с них глаз и готовая при всех обстоятельствах ликвидировать угрозу, поэтому им остаётся только смотреть на нас таким взглядом и осознавать свою никчёмность.
Сам же Кайл выглядел не так жалко, в отличие от взглядов этих заключённых за бронированным окном. Он, видимо, обжился тут и смирился со своим сроком. Помимо масляной копны на волосах, на него был натянут синий рабочий комбинезон, уже испачканный машинным маслом, а руки потихоньку нарастали мозолями. Сам же он, в отличие от других преступников, смотрел на нас не так презрительно, хотя уставший взгляд больше ничего сказать не смог бы, кроме желания лечь на кровать. Осмотрев нас, он прошёл к койке и, поправив комбинезон, сел со скрипом.
– Итак, зачем я опять вам понадобился? – Уставшим голосом спросил он, посмотрев на недовольную толпу.
– Не бойся, Кайл, допрашивать мы тебя не будем: не за этим делом приехали, – успокаивающим голосом произнёс Берт. – Мы пришли сказать, что ты посодействовал расследованию дела. И твой срок сократится вдвое.
– Хм, и что я сейчас должен делать? Радоваться и благодарить за то, что сдал своих же? – Саркастичным голосом ответил он. – Просто круто!
– Слушай, ты мог бы и весь срок сидеть здесь, каждый день рискуя быть опущенным в душе, уронив мыло, – таким же тоном я сказал ему.
– И не только ты сдал своих пособников, – продолжил Берт, встав с мерзким скрипом со стула. – Но ты не беспокойся: всегда можешь попросить о защите свидетелей.
– Мне, заключённому, просить о защите свидетелей? – Истерично произнёс Кайл, резко встав с койки.
– Хватит ломать комедию, Кайл! – Ответил я ему, махнув на него рукой. – Ты дал нам сведения, где поймать старшего главаря, поэтому ты имеешь право требовать это, если почуешь угрозу.
– И что? Смогу ли я получить защиту, если я сейчас срок мотаю?
– Так, заткнись уже и прекращай, Кайл! – Рявкнул Берт. – Будешь сидеть в другой тюрьме. И там тебя никто не тронет!
– А будто люди Э.Д.М. не найдут меня там? – Все продолжая играть свою шарманку, говорил Кайл.
– В том-то и дело, что, кроме тех, кто здесь сидит, никого больше не осталось в живых, – более спокойным голосом ответил Берт.
А между тем тюремная толпа начала возмущаться и бросать в нашу сторону гневные комментарии с угрозами и требованиями нас выпроводить отсюда. С каждой секундой нашего пребывания в камере Кайла волна недовольства толпы усиливалась, словно море в бурю и шторм. На их лицах не скрывались гнев и презрение к представителям закона, а если считать тот аспект, что мы ещё фурийцы, то всё вкупе увеличивалось в несколько раз. На звуки, исходящие от них, сходились остальные преступники, и некоторые из них присоединялись к своеобразному митингу, а некоторые, не особо вспыльчивые, просто наблюдали, как мы тут беседуем со свидетелем. Вскоре уровень недовольства стал возрастать, и даже крики близстоящих охранников не могли успокоить их, отчего из ближней башни раздался душераздирающий звук, будто кто-то нарочно хочет разорвать ушные перепонки всем находящимся здесь. Мы находились в плотно герметизированной комнате, но ужасный вопль всё равно донёсся до нас, отчего пришлось прикрыть уши.
После такой звуковой встряски несколько заключённых упали в обморок, а некоторых рвало прямо на ноги. Чтобы наверняка утихомирить толпу и предотвратить потенциальный тюремный бунт, арену осветили лучами ярких прожекторов и роем лазерных точек, которые скакали с одного преступника на другого. Те, у кого не рвало, и те, которые не упали в обморок, смиренно подняли руки и заткнулись, словно им в рот насовали ваты.
– Создали вы, однако, шум здесь, – подметил ситуацию Кайл.
– У вас тут рота фурийцев находится – как ещё бунт не устроили? – Удивлённо спросил я, убрав ладони с ушей.
– Говорят, что раньше устраивали, да только после ежедневных таких встрясок они к ним привыкли, – сухо ответил наш свидетель. – Это вы стали причиной недовольства.
– Ты ещё скажи, что мы во всём виноваты, и особенно в их бедах, отчего они тут сроки и кантуют, – съязвил я ему, обернувшись к примирившейся толпе.
– Ладно тебе, Айзек! – Встрял Берт и, обернувшись к Кайлу, продолжил: – Надеюсь, мы всё ясно до тебя донесли: срок сокращается вдвое, и можешь просить защиту свидетелей. Ясно?
– Да, ясно…
На выдохе произнеся, он с грустным взглядом посмотрел на арену, где пострадавших после звукового сигнала уносили на носилках в местный госпиталь, а за остальными зорко следили тюремщики, шевеля своими доспехами современных рыцарей.
Я обернулся к заключённым, чьи ряды теперь значительно поредели после предупреждающих звуков, исходивших из крупных башен с пулемётными точками. Презрение в глазах тех, кто ещё не свалился с ног, осталось, но смотрели на нас смиреннее, как своевольный солдат на командира после хорошей муштры. Они стали расходиться по своим камерам или идти дальше, куда собирались, не будь здесь двух фурийцев, которые забыли что-то у их нового знакомого, а то и даже уже друга. Рождающийся митинг подавили звуковой волной, как искры большого пожара струёй воды из брандспойта.
– Ладно, Брутловски, бывай! – Сказал я ему, и мы с Бертом вышли из его камеры.
– Приходите ещё: вас здесь теперь помнить будут, – кинул он нам вслед.
Покинув пределы подземной тюрьмы, содержащей в себе весь сброд, что насобирали все санитары по всему округу, отчего вот-вот строение может треснуть по швам, но случись это, всей своре воров, грабителей, убийц, наркоторговцев, пришлось бы лечь в братскую могилу и вместе с их охранниками поделить землю, на которой будут гнить. Но этого не случится, так как потолок и основание тюрьмы так же крепки, как и нервы тюремщиков, которые еле-еле сдерживаются, чтобы не нагревать курки на автоматах и спусковые скобы на пулемётах и высвободить весь гнев, что накапливается за всю вахту этой напряжённой службы.
Пробежавшись сквозь трескучий ветер и собачий холод от входа в тюрьму до машины, мы сели в неё и ощутили приятное тепло, исходившее от включённой мною печки автомобиля. Привыкнув к простору верха и очухавшись от тесноты низа, мы стали отогреваться. Под землёй было душно, отчего мы слегка вспотели, а после короткой пробежки по холоду наш мех стал сырым, из-за чего немного брал приятный телу озноб.
– Ну, так что, Айзек, кто дальше по плану? – Спросил меня Берт.
– Так, Кайла навестили, значит, дальше по списку – это пострадавшие в избиении, Марк Клейн и Эндрю Питч, – ответил я ему.
– Думаю, что они уже успели выписаться из больницы после стольких дней.
– Согласен, но всё-таки уточню: позвоню Клейну и спрошу, что да как.
Набрав его номер, который был вписан в память голографического планшета, где содержались все данные дела, я стал дожидаться его ответа. Вскоре после нескольких протяжных гудков из другого конца линии донёсся его голос, который был значительно лучше и здоровее, чем при первой встрече в госпитале. Расспросив его о состоянии здоровья, я узнал, где с ним можно было встретиться: в южном районе есть один офис, где он как раз работает, и в этом офисе на первом этаже есть кафе, в котором спустя час нас будет поджидать он, дабы подтвердить подлинность задержанных и ликвидированных бандитов.
– Едем вот сюда, – сказал я Берту, указав на телефонном навигаторе нужное место.
– Хорошо, – ответил он.
Я вдавил в педаль газа, двигатель издал тихое урчание, и мы выехали за пределы тюрьмы, проехав небольшой блокпост с другой стороны маленького тюремного комплекса.
По пути обратно в город мы напоролись на нехилую разогнавшуюся метель, которая начала нагибать оголённые деревца и что есть силы бить в лобовые стекла автомобилей, из-за чего вот-вот они треснут, и вместе с осколками в салоны ворвутся волны снега и холодного ветра. И ко всему этому наслаивается, как снег ковром на дороге, плохая видимость, поэтому пришлось сбавить скорость и встать в колонну недавно образовавшейся пробки перед городом.
Я удивился такой метели, которая пришла в город нежданно-негаданно спустя три дня, как только успел только-только выпасть первый снег. Обычно на Балканах зимняя погода чуть мягче, чем творящееся буйство за окном машины, а тут – совсем наоборот. Я приехал сюда, избавившись от колючих морозов Аляски, где даже пробежка без куртки до магазина может привести к постельному режиму на неделю-две, а здесь, в тёплых Балканах, меня поджидал такой же сюрприз, словно тот холод приехал за мной и притаился до наступления зимы.
– С чего бы вдруг метель появилась здесь? – Удивлённо спросил я.
– Синоптики говорили, что с севера погода такая пришла, – вяло ответил Берт, посапывая.
– И, как назло, без курток мы, – добавил я, сжав пальцы на руле.
– Неужели ты, с пушистым мехом, жалуешься мне, с коротким мехом? – Ехидно спросил он, открыв глаза.
– Думаешь, и с пушистым мехом хорошо? – Задал ему встречный вопрос.
– Не так холодно, как с коротким, – произнёс ягуар.
– Ну-ну, – буркнул я, – поговори мне ещё тут.
– Да-да, – вновь усмехнулся он.
– Может, тогда совсем сострижёшь мех, раз не греет? – осклабился ему в ответ.
– Может, в будущем – да, – прозевал Берт, прикрыв рот ладонью.
А тем временем пробка стала рассасываться, и можно было не заморачиваться о потере времени. Быстро объехав несколько грузовиков, направленных из ближайшей машинно-тракторной станции, мы наконец-то смогли въехать в город, но попали в ещё одну пробку, вызванную уборкой снега с проезжей части коммунальными службами.
Вся эта суматоха казалась мне чёрно-белой полосой в жизни: сначала быстро едешь по проезжей части – белая линия, а затем долго стоишь на месте и ждёшь, когда вся эта кутерьма закончится – чёрная полоса, и снова со спокойной душой едешь дальше, и по новой. Прямо как в последнее время в моей жизни: обнаружили базу наркоторговцев – я словил пулю в живот, выписался из больницы – поссорился с лучшим другом, спас Марту от насильников – хозяйка её квартиры выгнала её, произошёл захват больницы – я и Марта признались друг другу в чувствах. Однако я считаю это простой очерёдностью событий, ведь жизнь-то из них как раз и состоит, и в конце будет лучше, чем в начале. Главное, не потерять надежду.
Спустя почти час езды по пробкам и манёврам по дорогам, чтобы проехать среди других автомобилей, ожиданий и непринуждённой беседы друг с другом мы наконец-то приехали в нужное нам место, где должны встретиться со свидетелем.
Офисное здание было в пятнадцать этажей и принадлежало местной топливной компании, регулирующей доставки товара на заправочные станции. Потускневшее солнце переливалось в его стёкольных стенах и медленно сползало вниз, оставаясь на выступах здания, к которому плотно были прижаты другие строения офисного квартала. А работники коммунальной службы разгребали кучу опавших листьев с деревьев, расположившись строем возле этих строений. Из-за того, что они опали, на ум приходили мысли, что местность заброшена, если бы тут не было снующих из одной конторы в другую многочисленных белых воротников, закинувших на плечи рюкзаки и кейсы.
Как и говорил Клейн, на первом этаже этого офисного здания было кафе с вывеской в форме булки с маком. Внутри нас поджидал он, одетый так же, как и все другие сотрудники обычной конторы, и с наслаждением пил свежеприготовленный кофе. Присев к нему, я заметил, что выражение лица у него намного радостнее и живее, чем на больничной койке. От побоев на его лице не осталось ни следа. Может, только поломанные рёбра дают знать о неприятном воспоминании.
– О, Айзек Фокс и Роберт Вильямс! – Воскликнул он, подняв взгляд на нас. – Рад вас видеть. Я как раз вас и ждал.
– И мы вас целым и невредимым тоже, – отозвался Берт, упершись локтями об стол.
Мы обменялись рукопожатиями, после чего вернулись к разговору.
– Так, зачем я вам понадобился? – Поинтересовался Марк Клейн, отпив глоток из чашки с кофе.
– Нам надо, чтобы вы подтвердили несколько личностей, на которых дали фотороботы и показания, – сказал я, достав из кармана чёрный планшет.
– Ну, давайте, – проговорил он.
Я открыл файл с фотографиями участников группировки Меринова, и голубой луч, раскрывшись, подобно бутону цветка ранним утром, представил нам троим изображения. Берт постарался и расфасовал всё по полочкам, когда я лежал с ранением в животе, из-за чего премного благодарен ему за такую помощь, ведь он сделал всю мелкую работу. На голограмме показывался фоторобот одного из напавших, а рядом светилась фотография его трупа, обнаруженного после штурма особняка, когда была ликвидирована основная группа наркоторговцев. Клейн, кивнув головой, подтвердил свои показания, данные в госпитале. Затем я перелистнул на другой файл, где находился ещё один фоторобот и преступник, который подходил по описаниям. Он выжил и скоро отправится в ту же подземную тюрьму, в которой мотает вдвое укороченный срок Кайл Брутловски.
Пытаясь вспомнить преступников, напавших на него и его друга, пантера всё-таки смог подтвердить фотороботы с фотографиями задержанных и убитых. Теперь можно считать, что никакого оправдания участникам группировки нет.
– Спасибо, что помогли следствию, Марк Клейн, – пожав ему руку, сказал я.
– Рад помочь. Тем более это те мрази, которые чуть не убили моего друга, – произнёс он, положив чашку на блюдце.
– Кстати, как Эндрю Питч поживает? – Спросил Берт, обернувшись к пантере.
– Ещё в госпитале лежит, но выглядит лучше, чем в тот день, – с поникшими ушами ответил Марк. – Ходит сам. Думаю, скоро поправится.
– Хорошо, до свидания! – Сказали мы ему, а затем вышли из кафе.
***
Центр реабилитации находился на окраине западного района города. Буквально за двумя-тремя зданиями начинался частный сектор с многочисленными одноэтажными и двухэтажными домами, с куда большей зеленью и на немного чистым воздухом. Сам центр реабилитации представлялся неким санаторием для больных множеством вредных привычек, где они вновь приобретали своё прежнее здоровое лицо после многочисленных употреблённых доз наркотиков, которые поставляли люди Меринова и других «наркобаронов». Тут обустроили зелёный парк с фруктовыми деревьями и прудом, куда иногда залетали утки поплавать. Ко всему этому, была построена спортивная площадка с футбольным и баскетбольным полями, в которых играли пациенты этого заведения, чтобы не было времени думать о своих ложных потребностях.
При входе в основное здание нас встретил большой стенд с картой санатория. Стены же здесь не рябили глаза, как в госпитале Марты, где стоит только пару раз взглянуть на них – приходится прикрывать лицо ладонями, иначе может закружиться голова. Здесь же, в центре, все цвета были расслабляющими, и нам после поездок из одной части города в другую – такое как нельзя кстати. Напряжение на глаза стало послабее, и наступало ощущение, словно резко захотелось спать.
К нам подошла одна из сотрудниц санатория, одетая в такую же форму медсестры, только вдобавок с тёмными джинсами. Она поправила свои длинные светлые волосы и спросила приятным женским голосом:
– Здравствуйте, вы к кому пожаловали? И назовитесь, чтобы я могла найти вам нужного пациента.
– Я Айзек Фокс, а он – Роберт Вильямс, – произнёс я, указав на своего друга. – Мы детективы из ФСБ и нам нужен Драго Тобрук для уточнения сведений.
Человеческая женщина молча кивнула и, подойдя к стойке с компьютером, начала щёлкать мышью, ища в списке данных информацию нашего старого знакомого, который очень хорошо поспособствовал поимке преступников. Сотрудница один раз прищурилась: видимо, нашла нужную строку с именем. Спустя секунду она сказала нам, где можно найти его: он находился в комнате отдыха с другими пациентами.
Интерьер центра реабилитации больше всего напоминал детскую больницу: на стенах были жидкие обои с разноцветными цветками, большой зелёной поляной и даже с мультяшками-зверушками, поэтому, проходя мимо них, я невольно усмехнулся, подумав, какого состояния должен достичь больной, чтобы его обратно возвращали в реальность через «детство». Я надеюсь, что при посещении Драго мы не наткнёмся на одного из таких ополоумевших наркозависимых пациентов.
Поначалу я подумал, что группировка Меринова продаёт наркотики, чтобы зарабатывать деньги ради оснащения своей банды и подготовки к куда более грандиозному проекту – началу геноцида всех фурийцев и симпатизирующих им людей. Теперь, отправив всех выживших участников банды за решётку и увидев людей, которых сильно изменила зависимость от иглы до неузнаваемости, я понял, что дело было совсем не в этом, ведь разумно предположить, что в случае успеха его плана для дальнейшей жизни ему потребуются здоровые люди для осуществления дел ради всеобщего человеческого процветания. А тут совсем наоборот: наркотики вряд ли они продавали бы фурийцам из-за своих взглядов, да и от множества таких наркотиков, кроме обезболивающего морфия, фурийцев просто выворачивало бы наизнанку из-за несовместимости с организмом. Я удивился, когда узнал об этом факте. И удивился больше, почему при таком раскладе наркоторговцы охотно не продают свой товар фурийцам. А продажа психотропных веществ оказалось совсем не в хорошей прибыли. А в том, что здоровыми людьми управлять куда сложнее – Меринов это знал и наверняка после завершения своего плана стал бы одним из членов власти, так как действовал он в корыстных целях: контроль СэдПарка тому подтверждение. Эти психотропные препараты стали бы не только средством баснословной прибыли, но и также и средством манипуляций и ослабления. По данным об участниках по делу «Тарантула», ни одного из них не было зависимости от своего же товара, а значит, случись бы кризис со здоровыми людьми в обществе, – да хоть только в Апрометале, – он бы смог проявить себя и заполучить желаемое, и плевать, каким методом. Или подстроил бы граждан под себя и заставил бы исполнить желаемое – тогда бы они просто кидались бы на фурийцев, находясь в наркотическом оцепенении и, беря числом, смогли бы расправиться со всеми фурийцами. Меринову бы это удалось, ведь он делал всё, чтобы распространять не только идею величия человека, но и даже пользу в употреблении наркотиков, надавив сначала на неблагополучный район в городе – юго-восточный, который подвергался нападкам группировки и пропаганде, направленной в первую очередь на детей, как на самых легко поддаваемых промывке мозгов.
Но он не ожидал, что двум новичкам в третьем отделе ФСБ каким-то чудом удастся остановить его и разрушить его планы. Я, правда, считаю, что раскрытие этого дела, которое Кин дал нам как испытательное, не есть то, как чудо, как случайность, ведь опыта нашего мало, чтобы раскрыть целый заговор. Бывает такое, что такого рода преступления не могут раскрыть и целые отделы, а тут какие-то два необстрелянных новичка ни с того ни сего смогли не только помешать планам бандитов, но и остановить их. Я на сто процентов уверен, что Меринов – неглупый человек, и каждую мелочь продумывал до последнего, чтобы комар носа не подточил. Вроде бы должно было всё сработать, как надо было, но, думаю, на исход повлиял случай – и всё накрылось медным тазом. Он и охрану хорошую нашёл себе, и сподвижников, и верных людей, которые поставляли ему оружие и наркотические вещества, но его поляну, обильно снабжавшую местное неблагополучное население смертоносным зельем, обнаружили и самую сильную и проверенную группу перебили и арестовали. Полагаю, что только из-за этого стал рушиться его план: он лишился самого лучшего товара, после продажи которого группировка должна была получить неплохие деньги, затем потерял самых боевитых участников своеобразного «ордена» вместе со вторым главарём. И вот как раз некоторые из них, включая этого самого главаря, и выдали полностью всю информацию о нём: сколько осталось людей в банде, наркотиков, оружия. После этого осталось найти новое место, где Меринов сбывает товар, и поймать его. А сейчас ничего не стоит, чтобы узнать от него самого, ведь улик хватает сполна для доказательства его вины.
Думаю, после того как поставим печать на это дело, пройдём проверку и будем достойны зваться сотрудниками полицейского отдела фурийской службы безопасности.
Драго Тобрук шёл на поправку: лицо перестало быть бледным, словно хозяин вот-вот отправится к предкам, голос стал крепче и звучнее, волосы приобрели насыщенность, а зубы, сверкавшие, когда человек улыбался, стали вновь такими же крепкими, как и раньше. Драго стал энергичным и подвижным человеком, независящим от постоянного употребления новой дозы. Сейчас он играл с другим таким же пациентом центра реабилитации в партию пинг-понга, смеясь над собственными шутками и комментариями соперника, который выглядел не так важно, как наш знакомый.
– Драго, привет, – произнёс Берт, присев на диван, находившийся рядом с игровым столом, где происходила баталия шарика и двух ракеток.
– О, Берт! – Воскликнул он, отойдя стола. – О, Айзек! Ха-ха-ха!
Он кинулся на меня и попытался обнять всего, как ребёнок, встретивший давно не видевшегося родственника. Невольно проявив свой оскал Берту, я обнял Драго, чтобы у неокрепшего разума вдруг что-нибудь не так не отложилось в сознании. Такие личности подобны детям: после хороших атак, разрушающих клетки мозга наркотиков, и до состояния ребёнка дойти можно. Хотя, может быть, Драго просто очень рад нас видеть, особенно Берта.
