Текст книги "Фуриец (СИ)"
Автор книги: Эдвард Кейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)
– Марта, – я разжал объятия и сел, – понимаешь, может, я и укоротил время на «мание», но с этим аспектом в отношениях не хочу торопить, понимаешь?
– Понимаю, – она тоже села и положила свою голову на моё плечо. – И ты прошёл проверку…
– Что? – удивился я. – Какую проверку?
– Любовную проверку, – она улыбнулась, оскалив передние зубы с белыми и острыми, как иглы, клыки и зубы. – Я проверяла тебя.
– Ничего себе проверка!
Я выровнял спину. Её слова ошарашили меня, как гром посреди ясного неба. Всё больше удостоверяюсь, что у этой лисы очень интересный характер, отчего она кажется ещё более привлекательной.
– Айзек, ты что, обиделся? – Она задала вопрос с лёгкой тревогой.
– Нет, но ты знатно удивила меня, – ей просто повезло, что я отходчивый, но я ей устрою. – Ну, берегись, раз так.
Она ринулась с дивана, попутно смеясь надо мною. Не теряя времени, я побежал за ней, почти догнал у двери в её комнату, но Марта успела забежать и придерживала дверь, но удержать мою силу лиса не смогла. Дверь распахнулась, и Марта побежала к кровати. Я догнал её на полпути к лежачему месту и схватил её за талию одной рукой, а второй рукой – за верх бёдер и резко поднял Марту. Грохнувшись на кровать, мы отдышались.
– Всё, поймал тебя, – я обнял её талию; мы лежали на боку, лицом друг другу. – Моя.
– И ты мой, – она тоже положила руку мне на бок.
– Значит, проверка? – Спросил я, глядя в её яркие голубые глаза, а она смотрела в мои зелёные, и, прижав её к себе, спросил: – И я её прошёл?
– Ага, ты прошёл, дорогой, – она уткнулась носом в грудь и закрыла глаза, но через секунд пять вновь открыла: – Айзек.
– Что?
Не успел спросить, как она, схватив руками за мои челюсти, вновь поцеловала меня. Начинает перепадать чаще за день. Как я рад, что признались друг другу.
Прижав её двумя руками сильнее, я продолжил поцелуй. Разжав губы, мы смотрели друг другу в глаза. Я лёг на спину, а Марта, положив голову на грудь, удобно улеглась. Видимо, нравится ей так. Мы лежали так долго, часа два или три, чувствуя равномерное дыхание друг друга.
Марта успела уснуть. Аккуратно встав и не будя её, я пошёл за телефоном и, придя обратно с ним, поставил будильник на утро. Прижав её к себе, я тоже уснул. На душе было спокойно и легко. Марта рядом, Мериновы где-то там, не беспокоят ни меня, ни город. Берт тоже дома со своей Тиной вместе. За полгода всё так кардинально изменилось – трудно представить, но это есть так, и я этим доволен и рад.
Я наконец познал счастье и обрел её. Обрёл друзей, любовь, признание, спокойствие. Всё это для меня составляло уют и счастье. Я нашёл своё. Жизнь приобрела не только ценность, но и смысл. Если есть какие-то высшие силы, то благодарю их за такой подарок, буду беречь его до конца. До конца.
========== Глава 16. Интерлюдия-3 ==========
Прозрачные металлические двери автоматически открылись предо мною, проявив через свои мутные стеклянные вставки вечернюю гладь раскинувшейся на низменности улицы. Как только они открылись, меня овеял прохладный свежий зимний воздух, которого мне так сильно не хватало за весь этот день, проведённый таким образом, что моя нынешняя работа казалась мне нелюбимой. А дело было в том, что меня, как одного из детективов, раскрывших недавнее преступление о наркоторговле и организации бандитского формирования, отправили в качестве свидетеля от полиции в суд, чтобы дать показания на последнего пойманного участника группировки Меринова.
Весь этот день прошёл в томном ожидании, нестерпимой жажде и голоде, которые готовы были расщепить меня на мельчайшие частицы, – в судебном разбирательстве по поводу доли деяний Касла, последнего пойманного участника наркоторговцев. Его адвокат, прокурор и верховный судья Балканского полуострова тщательно расспросили каждого из нас – и свидетелей, и самого провинившегося. Спрашивали Касла, как шёл ход преступления; спрашивали нас, – в частности, меня, как одного из расследовавших это дело, – как происходили задержание и расследование. Одним словом, вытрясли из нас душу. А показания записывала молодая человеческая женщина, быстро-быстро стуча маникюром по клавишам ноутбука, словно ей жизненно надо было нажимать на них, а клавиши раскалены до предела.
Но на этом наши злоключения не заканчивались: после допроса каждого из нас судейство объявило о перерыве, а затем о совещании по поводу решения, что же делать с Каслом. Как и следовало ожидать, все улики оказались против него, но адвокат продолжал бороться за него – и вместо положенных пятнадцати лет тюремного срока ему объявили только о половине с компенсацией в крупной сумме пострадавшим, так как именно он и был одним из тех, кто проводил нападения на Клейна и его друга, на квартиру Линз и на тот замшелый магазинчик в его родном районе. Со слов этих пострадавших, один из нападавших был обритым и здоровым. Касл попадал под это описание. И к тому же сам признался в этом своему адвокату, а нам написал добровольное раскаяние, за что, видимо, и скосили ему срок.
Когда судья зачитывает приговор, все присутствующие в зале суда, включая как охрану, так и судью, должны стоять, как оловянные солдатики, и слушать этот чёртов приговор, в котором, как мне показалось, пересказывалось всё, что было содеяно Каслом, расследовано нами и рассказано на суде, причём со всеми комментариями, жаргонизмами и профессионализмами. На прочтение треклятого приговора ушло несколько часов, после которых я, как и многие другие, готов был свалиться на месте же и больше не вставать, пока нас на руках не вытащат из зала суда.
И всё же настал тот момент, когда верховный судья объявил о завершении заседания, а Касла увели конвоиры; все здесь присутствующие: свидетели, адвокат, прокурор и гости вздохнули с облегчением. Кто-то поспешил сесть и расслабить затёкшие ноги; кто-то, как, например, я, поспешил убраться отсюда от греха подальше, надеясь, что больше сюда не попадёт. Когда же я вышел из здания верховного суда Балканского полуострова, то почувствовал такое удовольствие и облегчение, схожие только с оргазмом.
Когда я вышел на улицу, то вздохнул полной грудью и почувствовал, как свежий прохладный воздух прочищает мои лёгкие и сознание от душного и затхлого запаха зала суда, где мне пришлось пробыть с раннего утра до позднего вечера. Когда я приехал сюда, то утро только-только заявляло свои права на небо; когда же я вышел из здания судопроизводства, то темнота крепко-накрепко утвердилась на этой низменности города, на которой находилось здание. Как обычно, она плотно забивается по углам и расщелинам строений, а на низменности, что была единственной в городе, ложится всей своей неподъёмной массой и удобно устраивается, получая удовольствие от массажа высоток и пощипывания фонарей и лучей.
В этот спокойный и расслабляющий момент мне захотелось выкурить одну сигарету. Благо, они у меня были; благо, что безопасные. Я достал одну штуку и, прикусив, чиркнул зажигалкой, зажег её и глубоко втянулся. Густой пар, или его безопасная пародия на дым, пробрался в мои освеженные вечерним воздухом лёгкие и, согревшись, вышел через рот. Я ощутил приятный ментоловый-мятный привкус во рту и ледяную свежесть в лёгких. Моё сознание уже отошло от судейских мук, но после этого почувствовало новый прилив сил, созданных искусственным путём, однако ощущения были такими же, как от хорошего приятного сна. Хотя, по правде говоря, всё это больше всего похоже на то, как измученному в первом бою солдату вкололи адреналин и дали метамфетамин – и он, невероятно уставший, но в то же время полный энергией, снова идёт в бой, добывая себе, друзьям, родне, семье, стране, магнатам и властям победу.
После того как сигарета была выкурена до основания и выброшена в соседнюю урну, я сел на скамейку и ощутил, наверное, то удовольствие, что ощутили другие свидетели и заседающие в суде после того, как приговор был оглашён. Это ощущение разлилось по ногам и с невероятно высокой скоростью растеклось по сосудам и всему телу. Я вытянул ноги, как роженица при родах, и облокотился на спинку скамейки. Мне было без разницы, что скамья холодная и, наверное, грязная. Мне просто-напросто хотелось посидеть немного, ощущая, как под моей пушистой задницей тает тонкий слой снега и впитывается в мои джинсовые брюки.
Я дотронулся рукой до шеи и почувствовал, как мех на нём опушился и стал плотнее обычного. Раньше со мной такого не было, так как, повторюсь, эта зима – первая в моей жизни именно в теле гуманоидного лиса. Мех смягчился и стал приятен на ощупь, почти как мягкая игрушка, которую продают за большие деньги в игровых заведениях или в магазинах подарков. Под моей плотной одеждой – футболкой, джинсовыми брюками и пальто – он, конечно, примят и ждёт своего освобождения, когда я приду домой, но мех на шее свободен от этих оков, так как шарфы я не ношу из-за ненадобности. На нарастающем по мере наступления ночи морозе мех становился плотнее и пушистее – и казалось, что я буду похож на пса с раной на теле и со спутниковой тарелкой на шее. Вдоволь наигравшись с распушенном мехом на шее, я вновь облокотился на спинку скамейки и ухмыльнулся внутри себя: Марта, завидев это, точно поспешит потрогать и погладить мою шею и меня самого, как домашнюю собаку.
Я устремил взгляд на низменность города, в которой расположился один из районов. Здание суда находилось чуть выше, поэтому я мог рассмотреть, как переливались жёлтыми, красными, оранжевыми и другими неоновыми спектрами света рекламные баннеры, уличные фонари и домашний свет в окнах жилых домов, что выглядели, как несобранный паззл. Дорога в этот вечно растормошенный и на этот момент готовящийся к ночной жизни или сну улей вёл ровно уложенный асфальт, помеченный пунктиром с точной разметкой, плавно и медленно спускающейся вниз, к разноцветным неоновым огням. В конце этой дороги, перед большим перекрёстком со сложными линиями и пунктирами, расположился стеклобетонный небоскрёб с маленькой вертолётной площадкой. В Апрометале нет возвышенностей – только низменности. Причём одна. И такая, что можно было разглядеть этот небоскрёб, что я, собственно, и делал, делая зарядку для глаз, которые после длительного пребывания – вместе со мной и в моих глазницах, разумеется, – устали и напряглись до предела, отчего всё виделось смутно. При такой зарядке и прохладном воздухе состояние глаз пришло в норму.
Вдруг я увидел яркую вывеску одного заведения, что переливалась ярким неоновым цветом. Оно особенно выделялось среди соседних строений, так как на его билборде не спеша перебирал ножками поварёнок с подносом на руках. Прищурившись, я понял, что этим заведением оказался небольшой ресторанчик. Он был в отдельном строении и с маленьким участком вокруг. Видимо, сделали либо для парковки, либо для зелёных изгородей, так как ресторан словно окружён тёмной аурой неизвестного. И долго не думая, я отправился к нему навстречу, ориентируясь на этого поварёнка и каскад фонарных столбов, что провожал любого путника по городским дорогам.
Здание суда находилось в обособленном месте, вокруг которого были размещены другие судопроизводственные строения, такие как адвокатские и нотариальные конторы. Что интересно, находились они чуть ли не на окраине города, поэтому тут людей и фурийцев было намного меньше, чем, например, в центральном районе. Из-за этого в это время суток я не встретил ни одного жителя, отчего получил возможность насладиться тишиной и спокойствием и отдохнуть от мирской суеты, думая о чём-то лучшем и прекрасном.
По краям асфальтированной дороги пристроился тротуар, покрытый крестовидными плитками. Но одна из них, видимо, из-за неопытности укладчика или из-за чего-то другого торчала одним концом вверх, намереваясь подставить замечтавшегося проходимца. Что, собственно, со мной и случилось, потому что я чуть не полетел по склону. Благо, успел ухватиться за ограждение. Так бы и провалился в кусты, которые проросли по периметру тротуара.
Наконец-то дойдя до этого ресторана, я точно мог определить, что за именно это заведение. Как оказалось, ресторан был объединённой балканской кухней, в которой готовили как сербские, так и болгарские блюда. Я не особо знаю, что же именно там подают, но идея посетить это место показалось мне хорошей. Я не ел с полудня – и живот издавал неловкие урчания, требуя еды. Фурийцы потребляют больше калорий, чем люди. Фурийцы же потребляют больше, чем фурийки, из-за своего громадного телосложения. Думая о физиологии своего вида, я вспомнил, что скоро заканчивается смена у Марты. И неплохо было бы её сводить в какой-нибудь ресторан, чтобы проявить ухаживание, что обычно и делают любовники.
Я зашёл в это заведение и ощутил весь тот колорит, что присущ народам этого полуострова. Меня будто вернули на много лет назад, до войны, и поместили в сознание обычного серба или хорвата, завели в простой, ничем неприглядный дом и подали местное блюдо – невзрачное, но в то же время вкусно пахнущее и дотоле домашнее. В этом ресторане не было ничего яркого и особенного, что бывает в таких богоугодных заведениях высшей кухни, но есть тут что-то такое, отчего на душе ощущаются уют и расслабленность. Может, всё из-за незамысловатого интерьера с поделками от местных; может, из-за простой расслабляющей музыки, которая текла из замаскированных в стене колонок; может, в посетителях и работниках, которые, по сравнению с ресторанами изысканной кухни, не обёрнуты в лоснящиеся фраки и костюмы.
Но как и бывает в других подобных местах, ко мне подошёл молодой человек, одетый в обычную повседневную одежду, но с бейджом персонала, и спросил:
– Вы бронировали столик? – и взял с полки планшет.
– Нет, не бронировал, – ответил я. – А у вас есть свободный столик?
– Да, конечно, – сказал он. – Вам на скольких персон?
– На двоих, пожалуйста.
– Тогда пройдёмте.
Он сделал пригласительный жест рукой и повёл меня к другому краю зала. Ресторан был небольшой, но столиков хватало. И все они были накрыты скатертями, которые обычно стелют на домашние столы. Так как время подходило уже к ночи, посетителей здесь было меньше обычного. Среди них я различил молодую влюблённую пару, которые так слащаво курлыкали друг с другом, отчего у меня это вызвало непроизвольную улыбку. Хорошо, что они так были увлечены своей любовью и страстью и не заметили меня.
Меня посадили за такой же обычный стол с двумя мягкими удобными креслами и выдали книжечку с меню. Как и следовало ожидать, тут были исключительно блюда народов Балканского полуострова. Стоило мне открыть книжку, как в глаза сразу же бросилось одно дотоле мне знакомое блюдо: состояло оно из фасоли, запечённой с луком. Дело было в том, что я готовил себе почти схожее с этим блюдо, но только вместо лука я клал говяжью тушёнку. Само же это блюдо называлось «пребранац» и являлось родом из сербской кухни. Были ещё голубцы с той же фасолью и рисом и ещё знакомые каждому жареные говяжьи колбаски, в простонародье известные как «чевапчичи». От разнообразия блюд и их вида у меня чуть слюна не стала стекать, поэтому я поторопился сделать заказ. В животе у меня продолжало урчать – заказал закуску, чтобы не мучить самого себя.
Отправив свою машину на работу Марты, я поспешил позвонить и предупредить её о предстоящем свидании. Трубку она взяла не сразу, и голос у неё был на порядок уставшим.
– Привет, Айзек, – сказала она.
– Привет, Марта, машина уже выехала за тобой, – произнёс я. – Только отвезёт она тебя в другое место.
– И куда же? – поинтересовалась она. – К тебе на работу?
– Не совсем, но это приятное место, – улыбнулся я. – Ты будешь в восторге.
– Я вся в предвкушении! – Донесся нежный женский голос с той стороны трубки. – Надеюсь, реальность оправдает ожидание?
– Конечно, это будет замечательно.
С этими словами мы завершили разговор. Положив телефон в карман джинсовых брюк, я увидел в широком окне ресторана, как с включенными фарами проехала моя машина на автопилоте. Скоро она привезёт мою Марту сюда, потом мы прекрасно проведём время в компании друг друга и нескольких вкусных блюд, которые стоят не так дорого, чтобы не жадничать.
Спустя чуть больше получаса приехала и Марта. К этому времени все те блюда, которые я заказал к нашему совместному ужину, уже были поданы и дожидались мою лису к столу. Она же была одета в своё пальто, а под ним в джинсы для женщин с большими бёдрами, что присуще всем фурийкам, и в бежевую футболку. Встав, я поздоровался с ней и снял верхнюю одежду, повесив на вешалку, которая находилась у каждого столика.
– Спасибо, дорогой, – сказала она и села за стол. – Сколько тут блюд…
Она миловидно усмехнулась и стала разглядывать все порции, которые нам подали. Видно было, что Марта приятно удивлена таким известием. И казалось, что она, хоть и впервые здесь, знает несколько блюд. Поправив свои иссиня-чёрные длинные волосы, она поцеловала меня в щёку. На её волосах ещё блестели крохотные снежинки, доживая последние секунды и так очень короткой жизни.
– На улице снег пошёл? – спросил я, сев за стол.
– Недавно пошёл, – ответила она. – Когда машина за мной приехала.
– Да, недавно, – и, сделав паузу, сказал: – Ну, с чего начнём?
– Знаешь, всё спросить хотела. – Она пододвинула суп, похожий на мясной гуляш, и спросила: – С чего это ты вдруг меня в ресторан пригласил?
– А что, я не могу пригласить на свидание свою девушку? – вопросом на вопрос ответил я.
– Конечно, можешь, я не против. – Она улыбнулась. – Просто я думала, что ты это организуешь в выходные, как в прошлый раз с крытым парком.
– Ну, этот ресторан находился рядом со зданием суда, – сказал я. – Вот и подумал, что неплохо было бы тебя сводить сюда. Всё-таки надо же как-то за тобой ухаживать?
– Это прозвучало так мило с твоей стороны.
Наклонившись ко мне, она дотронулась до моего подбородка. С её же стороны это похоже было на намёк. Или на простую благодарность за то, что я приятно удивил её и проявил заботу со своей стороны. Когда она зашла сюда, то взгляд её казался уставшим после полноценного рабочего дня; когда же она увидела, что после работы ей не придётся готовить, а хорошо и с пользой провести время со мной, то взгляд словно прояснился. Как это было недавно со мной, когда я вышел из здания суда выжатым и уставшим, а ментоловая сигарета придала мне немного сил. Правда, там было совсем не так.
– И готовить не придётся? – усмехнулся я.
– И готовить не придётся, – улыбнулась она.
Весь вечер мы провели в романтичной обстановке, непринуждённо общаясь друг с другом, поедая блюда балканской кухни. За весь день, проведённый в треклятом суде, давая показания на последнего участника группировки, я наконец-то почувствовал себя в своей тарелке – и только под вечер получил вознаграждение.
========== Глава 17. Точки над “И” ==========
Звонкая трель будильника раздалась по всей квартире, будоража сонное сознание и покой, царивший здесь всю тёмную и ветреную ночь. Я думал, что при любимой мелодии, установленной в качестве будильника, можно будет легко просыпаться и экономить драгоценное по будням время, потраченное на попытки встать с тёплой и уютной кровати. Мелодия, которую я поставил на будильник, за эти месяцы стала для меня эталоном раздражения и рабочих будних дней.
Мне легко удавалось вставать с кровати только по выходным дням, когда можно было хорошо выспаться. А по будням я несколько минут ворочался в постели, приятно потягиваясь и протяжно зевая, вместо того, чтобы встать и, умывшись, приготовить себе завтрак. Несмотря на поджимающее время, я продолжал лежать в кровати, укрывшись наполовину мягким одеялом, словно ожидая, когда в меня ударит молния, и я с подгоревшим мехом побегу на работу.
Нащупав закрытыми глазами телефон, я выключил надоедливый будильник, трезвонивший несколько минут. Отложив его в сторону, я прижался к Марте и, обняв её за пышную и пушистую грудь, сказал ей на ушко, что пора вставать и идти на работу. В ответ лишь из-под её одеяла донеслось сонное мычание и глубокий выдох.
Уже прошло три дня с тех пор, как мы признались друг другу в своих чувствах. И, подобно обычной влюблённой паре, теперь спим в одной кровати, иногда прижавшись друг к другу, но, в основном, дрыхнем, лишь положив хвост на тело партнёра, так как при таком тёплом мехе лежать в обнимку, как у романтических пар, не очень комфортно.
Вставать не очень хотелось, а больше всего – идти на работу, ожидая праздничных каникул, до которых осталось совсем ничего, во время которых можно отоспаться за все тяжёлые рабочие будни. Вместо того чтобы встать и принять утренние водные процедуры, мы продолжали лежать, досматривая незаконченные сны, так резко прервавшиеся неприятной трелью ненавистного будильника.
Но пришлось встать после повторного сигнала телефона, некогда пару раз спасшего меня от опоздания и выговора начальника. Первой встала Марта, одетая в белое нижнее бельё, которое очень хорошо подходило к ней и подчёркивало её прелестное и фигуристое тело. Я же остался лежать в постели, наполовину прикрытый одеялом, протирая глаза ото сна.
Невольно я заострил внимание на её округлых бёдрах, которые так и манили своим видом любого прохожего, а в таких белоснежных трусиках ягодицы Марты выглядели намного привлекательнее. Видимо, такое белоснежное нижнее бельё подходит женщинам, отчего каждая их носит. Марте же они подходили, словно сшили специально для неё: ткань не сползала с её попы, а кружева подчёркивали сексуальность их хозяйки. Переведя внимание с бёдер чуть вверх, я начал пожирать взглядом идеально ровную спину моей лисицы, которая, застыв, как ледяное изваяние, стояла около двери и перебирала вещи в шкафу в выборе верхней одежды. Её спину так и хотелось гладить, словно кошку, останавливаясь на пояснице, чтобы почувствовать пальцами этот мех, ставший пушистым с первым снегом, а затем вновь подняться наверх, к шее, и спуститься к лопаткам, ощутив всю шелковистость шерсти этой красивой лисицы.
– Марта, ты не обидишься, если я скажу, что у тебя красивая попа и вообще всё тело? – Усмехнулся я, оглядев вновь свою новоиспечённую партнёршу с головы до ног.
– Ты? – Подмигнув мне одним глазом, спросила она. – Нет.
Сказав это, она лёгким движением рук сняла с себя всё нижнее бельё, от бюстгальтера до кружевных трусиков, и, словно ничего не стряслось, пошла в ванную комнату, виляя своими литыми бёдрами и махая хвостом, будто ненароком приглашая присоединиться к ней и принять вместе пробуждающий после долгого сна душ. А я остался лежать в постели, решив ещё немного поворочаться в ней, в прохладных участках одеяла, которые остались на ночь снаружи, отчего и стали такими приятными в тактильном ощущении.
Что интересно, эрогенные зоны фуриек, то есть грудь, бёдра, промежность, скрыты пушистым мехом, поэтому им можно даже ходить без одежды, хотя, как и люди, предпочитают одежду, а у фурийцев эрогенные зоны, кроме груди, не прикрыты, и половой орган находится снаружи, не то что как у диких близнецов.
Вторая причина, помимо простой лени, почему мне хотелось прийти как возможно позже на работу – это начало заполнения отчётов по делу «Тарантула», расследование которого заняло больше полутора месяца. Все дни до начала праздников мне и Берту придётся сидеть в отделении ФСБ и заполнять бумаги и электронные документы. К тому же нужно будет повстречаться со свидетелями и потерпевшими от рук людей Эдгарда Меринова, который, как оказалось, был самым главным среди других главарей наркоторговцев.
Я облокотился об спинку кровати и, протяжно прозевав, почесал мех в районе живота. Вдруг по телу пробежала приятная дрожь, и захотелось пройтись по этому месту когтем, чтобы вновь ощутить эти чувства, словно от желанной боли. Это был мой первый шрам, доставшийся во время первой в моей жизни штурм-операции, где и умудрился схватить пулю в живот. Броня боевого костюма может выдерживать попадания разных калибров, в том числе и экспансивных патронов, но пуля угодила в чисто кевларовый слой, который не смог устоять. Но, по словам доктора, в живот угодила только часть пули, что намного облегчило реабилитацию. Видимо, кевларовый слой всё-таки смог придержать напор раздробленного вдоль снаряда. Вижу, с каждого дела будут оставаться свои трофеи, вроде этого шрама, который скрылся в моём тёмно-рыжем меху.
Я сидел на кровати и осознавал, что этот день будет самым скучным и долгим: мне и моему другу предстоит объездить весь город вдоль и поперёк, побыть у всех потерпевших и заработать пролежни на нижней части тела, заполняя ненавистную гору отчётов.
***
Стальные дверцы лифта раскрыли вид второго этажа передо мною, и раздался глухой звук о достижении указанного этажа. Выйдя из лифта, я направился в зал для брифинга, где меня ожидал Берт, прибывший на работу пораньше меня. Я шёл по коридору, укутанным в приятный глазу полумрак, который являлся негласной фишкой третьего отделения ФСБ. Дело было не в экономии электроэнергии, а в светочувствительности сотрудников, одним из которых являлся я. Однако мало кто из нас был слишком уж чувствительным к свету.
Дверь зала для брифинга, – или, проще говоря, общей комнаты для совещаний, – была окрашена белой краской, что было слегка неестественно для здания, где все двери тёмных цветов. Оттуда доносился басистый и громкий голос шефа Кина, раздававший задания для сотрудников на этот день. Постучавшись, я услышал громкое и довольно-таки знакомое «Войдите!».
Войдя внутрь, я прошёл к Берту и, поздоровавшись с ним, сел рядом.
– Ну что, молодой любовник, как живётся с Мартой? – Усмехнулся он, прошептав мне на ухо.
– Очень хорошо, мерин, – сказал ему в ответ. – У самого как со своей старушкой? Ещё не откинулась?
– Да больше вас проживём, – непринуждённо шутя, шепнул ягуар.
– Разговорчики! Вильямс, Фокс, чтобы отчёт до праздников лежал у меня на столе и в киберархиве! – Рявкнул Кин, стукнув кулаком по столу, и, сделав паузу, сказал: – Сегодня вам надо навестить потерпевших и свидетелей, чтобы они сверились с фотороботами и с фотографиями самих преступников.
– Так точно.
Взяв папку, мы вышли из зала и направились к моему кабинету. Оказавшись там, я швырнул документацию на стол и уселся в своём кресле на колёсиках, а Берт – на тот же диван, с самого начала нашей карьеры прижавшийся у стены.
Сегодня был солнечный и ясный зимний день. Солнце стало меньше уделять тепла, но никак не изменило свою яркость – было так же светло, как и в летние дни. Мелкими снежинками нарастали сугробы на обочинах дорог, по которым проезжали автомобили, довозящие своих хозяев на место работы. Деревья, чьи листья успели застелить зелёный газон тротуаров, качали своими голыми ветками по направлению дуновения ветра. Прошло всего лишь три дня, а снег сумел значительно изменить облик города и его жителей, заставив их одеться в тёплые куртки и сменить на машинах летнюю резину на зимнюю, чтобы не было заносов на проезжей части.
В самом начале этого дела шеф нам выдал голографический планшет, где содержится вся информация, собранная за почти два месяца работы. Здесь показания пострадавшей в грабеже на дому Милдред Линз и показания потерпевших в избиении Марка Клейна и Эндрю Питча. Помимо этих, есть данные, которые выдал после убедительных речей компаньон по делу Меринова, занимавшимся вооружением группировки, и много другой полезной информации, которую смогли собрать и заполучить в ходе расследования. Всех этих данных и улик хватит сполна, чтобы доказать виновность этих людей без апелляций в суде. В основном, это для тех выживших в штурм-операциях, дела которых ещё не прослушали в суде. Других, например, Кайла Брутловски, давший нам запасной адрес сбыта наркотиков, где как раз задержали Меринова, уже судили.
Этот планшет лежал у меня в тумбе, так как сейчас он не нужен: нам надо по заданию навестить пострадавших, в то же время являющимися свидетелями. В основном, нам надо уточнить их показания реальными фотографиями преступников, чтобы убедиться, что это были те бандиты. Хотя один признак выдаёт их всех с головой: знаменитая татуировка паука-тарантула. После этого следует навестить Кайла в подземной тюрьме и поблагодарить его за участие в деле. А после приняться за самое нелюбимое дело в работе полицейского ФСБ – сидеть в кресле и заполнять отчёты. До этого дела были другие, но намного меньше по значимости и уровню опасности, из-за чего папка отчётов была худой. А здесь, думаю, в несколько папок уложиться надо будет и вдобавок заполнить киберархив.
– Ну что, Берт, с чего начнём? – Задал вопрос я, сложив руки крестом.
– Думаю, лучше стоит начать с Кайла, потому что он находится за городом, а дальше будем колесить только в городе, – ответил он, облокотившись о диван.
– Хм, знаешь, неплохо.
– Айзек, как ты думаешь, стоит надевать лёгкий бронежилет?
– Не думаю, Берт. Мы же не в СэдПарк едем. Думаю, одного пистолета, согласно по уставу, хватит.
Сказав это, я открыл ящик стола и достал оттуда свой служебный пистолет, отливающийся чёрным светом при лучах зимнего солнца. Самой главной особенностью этого оружия было удобство при стрельбе: ладонь не потела, и оружие не выскальзывало из рук, словно мыло в душевой. Я положил пистолет на стол, и он почти слился с ним, словно хамелеон с местностью: цвет моего стола был почти таким же, как и у пистолета.
– Ладно, Айзек, ты спускайся к машине, пока я возьму свой пистолет, – произнёс Берт, встав с дивана.
– Ладно, жду тебя, – сказал я и взял планшет.
Мы вышли из моего кабинета, после чего я по лифту спустился вниз и, пройдя по коридору, подошёл к стойке вахтёрши Кэтрин, чей парень, Холден Браун, несколько дней назад получил ранение в голову от приспешника Меринова. Она сидела на мягком кресле с колёсиками и уткнулась в книгу с мягким переплётом. Её карие глаза так и показывали, что она поглощена сюжетом произведения с головой. Она даже не замечала бардака на столе, царствующего здесь уже который день.
Пользуясь моментом, чтобы отметить себя, так как забыл сделать эту процедуру при входе, я тихо подошёл к стенду работников нашего отдела и, аккуратно достав свою карту работника, прикоснулся к своей фотографии, приложив подушечку большого пальца к индикатору. Красный цвет свечения на моём изображении мигом сменился ярко-зелёным, обозначая прибытие сотрудника на работу. Облегчённо вздохнув, я подошёл к Кэтрин.
– Привет, Кэт, как поживаешь? – Спросил я, положив руки на лакированную стойку.
Она не сразу ответила на мой вопрос, продолжая пребывать в мире той книги, которую буквально пожирала глазами, затем кошку кто-то будто потряс, так как, видимо, она не заметила меня и мой вопрос. Кэтрин подняла свой туманный взгляд на меня и, отложив книгу в сторону, осмотрела меня всего.
