Текст книги "Фуриец (СИ)"
Автор книги: Эдвард Кейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)
– Значит, мы следующая ступень эволюции человека? – Улыбнувшись, подытожил я.
– Да, но искусственно эволюционировавшая, – с горечью в душе сказал я.
Пока мы разговаривали об этом, передача на канале о дикой природе закончилась.
Дальше по нему ничего интересного не показывали – я переключил на канал «Fox». Шло старое детективное кино вперемешку с боевиком, где происходят перестрелки между служащими правопорядка и преступниками, где совместно с развитием сюжета продвигается и любовная линия. Особого внимания я не уделил фильму, зато Марта смотрела с интересом. К тому же этот фильм напоминает мою работу: расследования, перестрелки и спецназ. Это одна из причин, почему я не смотрел фильм, так как сам принимал участие в этом совсем недавно. Однако это не значит, что мне не нравятся детективы. Из них можно многое узнать, где можно получить зацепки по делу. Вместо просмотра я наблюдал, как эмоции Марты сменяются друг за другом на её мордочке: сначала беспокойство, потом злоба, затем умиление. Все это мне подсказывает, что лиса не стесняется скрывать свои эмоции или просто-напросто расслабилась и наслаждалась отдыхом.
Не желая вставать с дивана и отрываться от просмотра эмоций Марты, я пошёл на кухню, чтобы ответить на телефонный звонок. Звонил Берт, после взятия трубки спросивший меня, почему я битый час не беру трубку.
– Ой, извини, Берт, – ответил я ему, – просто у телефона громкость понизил.
– Ясно, а вчера где пропадал? – поинтересовался он.
– Я, это, – запинался я, – короче, долгая история.
– А я никуда не спешу, – подначивал он.
– После того как ты ушёл, я через некоторое время тоже вышел прогуляться и, гуляя мимо дворов, увидел…
Сделав незначительную паузу в разговоре, я остановился: вспомнил вчерашний инцидент с ним, как надавил на его отношения с Тиной. Я вовсе забыл перед ним извиниться. Думал, что ближайшие дни вовсе звонить не будет. А тут на следующий день мне названивать стал.
– Что ты увидел?
– Как два человека хотели ограбить и изнасиловать одну лисицу, – продолжил я.
– Но ты это никак не мог допустить? – Ухмыляясь, спросил Берт как ни в чём не бывало.
– Ну, да, – взамен ему ухмыльнулся я.
– Ну как же? Сам сержант ФСБ Айзек Фокс уделил своё внимание ей. Давай. Договаривай. Что дальше было?
– Я подошел к ним и вежливо попросил их отстать от неё.
– Но по природе человеческой они огрызнулись?
– Ага, пришлось преподать им урок.
– Не завидую им. А что с лисой?
– Она в целости и сохранности. Предложила мне в её доме чаю попить, но я отказался. Но она удивилась, посмотрев на мою руку.
– Из-за чего это?
– Я тоже так сначала подумал. Потом, как оказалось, что один из этих насильников, желая нанести мне удар ножом, прошёлся по руке, вот и она кровоточила, – я посмотрел на руку, где рядом с запястьем была бинтовая повязка, и продолжил: – И мне пришлось согласиться. И заодно разговорился с ней о том, о другом и узнал, что она работает медсестрой в том госпитале, где содержались Клейн и Питч, а раньше работала медсестрой в Панаме, лечила военных и гражданских во время последних операций. Примерно два года назад. Ну, дольше в теле фурийца живёт, чем мы.
– И как её зовут? – Поинтересовался Берт.
– Марта, – ответил я.
– Марта? А не та Марта из госпиталя, где тебя прооперировали?
– Да, – с заминкой ответил я. – Говорил же.
– Неужели? – Ухмыльнулся он. – Та Марта, имя которой ты постоянно говорил, пока был в бреду?
Берт начал не только ухмыляться, но и по-тихому смеяться, постепенно повышая громкость смеха. Он был тем другом, который не упустит момента хорошо посмеяться, хоть ты будешь в буквальном смысле слова в грязи.
– Хватит уже, я ещё не договорил.
– Давай, продолжай, – успокаиваясь, сказал он.
– Когда я закончил с ней разговаривать, было уже где-то час ночи. И мне пришлось у неё остаться, и у неё оказалась одна кровать.
– И ты спал с ней в одной кровати?
– Да, – вздыхая, ответил я.
– И как она? Красивая и фигуристая?
– Ты как будто её не видел? Да, красивая, фигуристая, манящая и привлекательная – улыбнулся я.– Ну как и все фурийки, Берт.
– Хех, – вновь начал усмехаться он. – Ну и как?
– Что как? – переспросил я. – Она уткнулась мне в грудь и так спала до утра.
– А ты?
– А я, что, рыжий? Я тоже обнял её за талию и хвостом укрыл.
– Ты не рыжий, ты слегка тёмно-рыжий, особенно хвост. Твой мех не такой, как у обычных лисиц. Даже Кин сначала спутал тебя с красным волком, когда ты стоял под лампой. Продолжай.
Это верно. Мой мех чуточку темнее, по сравнению с другими обыкновенными лисами. Видимо, сбой в генетическом коде. И из-за этого многие не блещущие знаниями по биологии люди путают меня с красным волком.
– Проснулись, позавтракали; потом к ней пришла хозяйка квартиры, увидела меня, скандал устроила, наверное, просто позавидовала; Марта сказала, что от неё все мужики убегают.
– И что потом?
– Она выгнала её, я не смог удержаться и пригласил её к себе.
– И она согласилась?
– Да, – выдохнул я.
– Конечно, от красавчика Айзека никто не устоит, даже геи, – с лёгким смешком сказал он.
– И она ещё вкусно готовит. Для неё я дал вторую комнату.
– Понятно, Айзек. Ты бредил в больнице, пока не очнулся. Меня это удивляло, зачем и как?
– Зачем и как? – передразнил я его. – Просто. Понравилась она мне. Такую фурийку я не встречал. Красивую, нежную.
– Тебя к ней тянет?
– Даже не знаю. Наверное, тянет. Если я даже в бреду говорил её имя.
– Походу, Айзек, ты влюбился, – из трубки телефона раздался громкий хохот ягуара.
– Да хватит уже, – немного смущаясь, сказал я.
– Нет, как ты меня дразнил тогда, теперь я так буду делать.
– Карма не щадит меня. Но ты и так влюблённый в свою рысь.
– Что есть, то есть. Давай, бывай, красный лис.
– Бывай, кошачье.
Я положил трубку смартфона. Как долго, однако, я с ним говорил. Хорошо, что он не обиделся. У меня до сих пор сосало под ложечкой из-за этого разговора, который возник из-за меня на пустом месте. С меня будто груда камней свалилась после того, как я понял, что все хорошо.
Я задумался над вчерашним днем, в частности, над этим разговором, и поэтому не заметил, как тихо подкралась ко мне Марта.
– Я уж тебя потеряла, – сказала она.
– Да я здесь, никуда не уходил, – ухмыльнулся я. – Потеряла, что ли?
– Нет, уже нашла. Кто-то звонил?
– Да, мой друг.
– И как его зовут? – Она прислонилась к стене.
– Берт, мы работаем ещё вместе.
– Ладно, – зевнула она, подойдя к плите. – Будешь черничный пирог?
– А он есть?
– Нет, зато есть черника. У меня есть. Могу испечь.
– Ну, если хочешь, испеки; у тебя вкусно обед получился.
– Хорошо. Принеси тогда муку, чернику и яйца из холодильника, – произнесла она, перебирая ингредиенты на пальцах.
– Сейчас.
Я вышел в коридор, подойдя к холодильнику. Открыв его, я достал всё необходимое, как вдруг ко мне пришли странные мысли: второй день с ней, а такое чувство, будто я уже женат. Может, это знак? Может, она моя «вторая половина»? Но любит ли она меня? Эх, знать бы, нравлюсь ли я ей? Хотя как можно судить, если знакомы-то пару дней? Все это больше похоже на иллюзию и самовнушение лишь из-за того, что она мне нравится. Всего лишь – нравится. И люблю ли я ее? А она вообще должна ли меня полюбить? Или нравлюсь ли я ей не столько как партнер, как друг?
– На, держи свои ингредиенты, – сказал я, положив продукты на стол.
– Спасибо.
– Когда будет готов пирог? – Вильнув хвостом, спросил я.
– Через два часа, – сказала Марта, взяв глубокую тарелку с антресоли.
– Тебе помочь чем-нибудь?
– Нет, ингредиенты на месте. Если что, я тебя позову.
– Ладно, я пойду в интернете посижу, буду у себя. Не теряй.
– Не потеряю уж.
Прошёл час. Было слышно, как лиса хозяйничает на кухне. Я продолжал сидеть за ноутбуком, то витая на разных сайтах, то играя в игры. Спустя час у меня уже была затуманена голова, будто вокруг меня все окутано плотной пеленой пара, пробирающегося внутрь головы. Из-за этого я уперся руками об стол и, закрыв глаза, пытался снять напряжение с глаз массажем век, что доставляло мне приятные ощущение, будто с каждой ощупью сухость и боль глаз уходило. Я так расслабился и наслаждался этим массажем, что снова не заметил, как тихо в комнату зашла Марта и, сев на диван, включила телевизор.
Интересно, у нее что, подушечки на ногах мягче, чем у других фурийцев, или Марта легче, чем кажется?
– Ну, как с пирогом? – спросил я, не отрываясь от ноутбука.
– Поставила в духовку, – ответила Марта с небольшой долей усталости. – Через час будет готов.
– Класс, хоть попробую, что такое черничный пирог.
– А ты никогда его не пробовал? Тебе девушка не готовила, что ли?
– У меня не было девушки, – ответил я, листая новости в социальной сети.
– А я думала, что у тебя она есть.
– Почему ты так думаешь?
– Не знаю, просто у такого лиса, наверное, есть вторая половина, – улыбчиво произнесла она.
– Увы, Марта, я один в этих отношениях. Наверное, у меня нет девушки из-за того, что я провожу всё время на работе. Только «короткие» отношения, – сделав ударение на это слово, я обернулся к ней.
– А ты остаёшься на ночное дежурство?
– Просто, эх, долгая история.
– У меня ещё час есть, и я не спешу, – улыбнулась она. – Поделись, если хочешь.
У всех сегодня есть свободное время. И каждый сегодня решил узнать от меня «долгие» истории. Чувствую себя, словно на допросе.
– Ладно, – сделав вздох, начал. – Когда я приехал только что в город, через свои связи пытался найти своих родителей. Вот, нашёл. Мне пришло письмо на бумаге. Там писалось, что семья меня видеть не хочет, так как я сам решил из неё уйти, когда отправлялся воевать. Вот так. Чтобы не впадать в депрессию, я постоянно теперь работаю, и чтобы не вспоминать их.
Я попытался сказать быстро и внятно, так как затрагивать разговор про родителей мне не хотелось не столько из-за расстройства, сколько из-за нежелания их больше вспоминать. После ранения я понял, что мне не надо жить, думая, что мог бы всё изменить. У них был шанс, у меня был шанс, но ничего не исправило положения. Мы до сих чужды друг другу. Никто из нас не старался что-либо изменить, потому что посчитали, что раздельно нам жить будет лучше. Тогда я понял, что жить прошлым и надеяться, что будет как там, думать, что оно – истинное, что оно – то самое, настоящее, лучше не надо. Если мне так нужна будет семья, значит, я начну свой род с себя. Стану первым в родословном древе.
– Эх, наверное, лучше бы тебя я об этом не спрашивала, – вздохнула она.
– Нет, ничего страшного, – я не хотел расстраивать ее. – Если я им не нужен, то и они мне не нужны. А ты пыталась искать их?
– Пыталась.
– И как?
– Нашла какие-то данные о том месте, где я до опыта жила.
– И где же? – продолжал я допрашивать ее.
– В Панамской деревушке. Её завоевала армия Коалиции. Все, кто были не годны к опытам по скрещиванию, были убиты, и, как оказалось, мои родители тоже. А я подростком попала в их лабораторию. Мне было тогда лет шестнадцать. В совершеннолетие я была уже женщиной фурийца. Провела в лагере фурийцев где-то три-четыре года, где нас заставляли работать рабским трудом. Мужчины готовили бунт. Но до этого её освободила армия Альянса. Солдаты были добры к нам. Чтобы мы привыкли к людям, с нами год-два жила группа людей. Один был медиком. Он был особенно добр ко мне. Он не только привил любовь к медицине, но и обучил меня этому ремеслу. Мужчины обучались военному искусству и ушли на фронт. Желая помочь им, я ушла с ними на фронт медиком. Но, к счастью, война тогда закончилась, но оставались очаги сопротивления. Их назвали зоной АТО. Решила, что буду помогать спецназовцам: лечить их и местных жителей. Помогала раненым: лечила местных латинцев. Я пыталась найти родню, но, как видимо, их нет больше. Ни сестры, ни братьев. Хотя грех жаловаться – сама жива и ладно. Сам же знаешь, какое число жертв было?
Больше двух миллиардов погибших. Самая разрушительная война за всю историю человечества. Тогда забыли про все нормы гуманитарного права: убивали, травили газом, жгли целые города. К тому же геноцид внёс свою лепту в длинный список похоронок. Может быть, забрал жизней куда больше, чем военные действия, так как при попадание в концлагеря само имя человека забывалось навсегда, в то время как без вести пропавших на театре военных действий можно было обнаружить, хотя бесчисленные строки в таких записках зачеркивались очень медленно, что у концлагерей, что на полях сражений.
– Сожалею насчёт родни, – дослушав ее, сказал я. – Я понимаю тебя. Я из лабораторий Аляски. Вместе с Бертом и бежал оттуда. А мой «человек» родом из Балканского полуострова. Где-то на реке Дуная мой родной город. К сожалению, трудно сказать, к какой народности принадлежу.
После этого было двухминутное молчание. Мне было неловко говорить и ворошить воспоминания Марты. Она, видимо, помнит ещё что-то из прошлой жизни. А вот я – ни капли, ни байта. Выключив ноутбук и подойдя к ней, я увидел, что у неё навернулись пара каплей слез, которые она протирала рукой. Сев рядом, я обнял её, а она обняла меня, положив голову на плечо.
– Наверное, мне не надо было спрашивать о твоих родителях. Это больно.
– Ничего, Айзек. Сейчас уже поздно. Надо продолжать жить дальше, – протирая глаза, сказала она.
– Да, Марта, надо.
– С тобой так спокойно. Хоть мы знакомы только два-три дня, но у меня такое чувство, будто мы дружим уже много лет, – проговорила она уже спокойным голосом и, подняв голову, улыбнулась мне.
– У меня тоже такое чувство, – улыбнулся ей в ответ.
– Ладно, я, наверное, тебе надоела своим нытьем? – спросила лисица, усмехнувшись.
– Нет, Марта, это не нытье.
Мы замолчали. Мы просто уперлись об стенку дивана и, прижавшись друг другу плечами, сидели молча и смотрели телевизор. За окном сияло солнце на ясном небе – и ничего не предвещало ничего особого. Вскоре Марта легла на диван, положив валик под голову, и вскоре задремала, наверное, устав после переезда и готовки.
Почувствовав аромат готового пирога, я разбудил лису и произнес:
– Марта, подъём! Пирог готов.
– А, что? Уже? Я что, уснула? – Протирая глаза, спросила она.
– Да, Марта, задремала.
Марта встала и направилась на кухню. Не торопясь, я за ней пошел пробовать пирог. Зайдя на кухню, Марта взяла варежку и, вытащив из духовки пирог, положила его на стол. Можно увидеть, что он получился аппетитным на вид. Румяный цвет означал, что пирог не подгорелый и не допекший. На кухне царил приятный запах черники, возбуждавший мой аппетит, хоть последний прием пищи был недавно. Но он должен, как оказывается, остыть.
Марта пошла к телевизору. Я на балкон – покурить. Проходя через мою комнату, Марта не заметила пачки сигарет у меня в руках. Она, как видно, устала и прилегла на диван. Как же она быстро обжилась-то. Зайдя на балкон и открыв окно, я зажёг сигарету. Когда я втянулся и выдохнул дым, балкон наполнился освежающим приятным запахом мяты. На запах зашла Марта. Увидев тлеющую сигарету, она спросила:
– Айзек, ты что, куришь?
– Есть немного, – повернув голову к ней, сказал я.
– И не жалко тебе организм? Там же никотин.
– Увы, Марта, увы, никотиновые сигареты вредные, если не знала об этом. Это не те сигареты – ехидно ответил я ей и указал на свою. – Эти сигареты дороже в два-три раза, чем простые.
– Но тогда что ты куришь?
– В этих трубочках содержится безопасный материал, не приносящий урон здоровью, а в фильтре мята, – произнес я, указывая на сигарету.
– Я уж подумала, что ты куришь.
– Ни в жизнь. Будешь? – предложил я, пустив клуб пара на улицу.
– Нет, Айзек. Мятная или никотиновая – я сигарету в зубы не возьму.
Мы на время вновь замолчали. Она уперлась локтями и рассматривала вид с двадцатого этажа – как все отсюда казалось крошечным, кроме домов напротив, которые намного выше. Я наслаждался сладким запахом сигареты, пытаясь пускать кольца в воздух, но они у меня не получались, и к тому же возвращались вместе с прохладным ветром, обдувавшим наш с Мартой мех.
– Марта, посмотри, какой закат, – сказал я, указывая на горизонт, разливающийся багровым цветом.
– Да, красиво и романтично.
– Меня вот такой вопрос беспокоит: как такая красивая и сексапильная лиса ещё не нашла парня?
– Эх, я сама не знаю. – Сказал она, наклонив голову вниз. – Наверное, я и не пыталась, и времени не было. В Панаме я каждый день лечила больных и раненых, пострадавших от бомбардировок и отравлений от газов. А здесь ждала, когда на мою голову свалится прекрасный принц из сказки.
– И заявился я, – ухмыльнулся я.
– О чём ты, Айзек? – Почему-то меня бросило в жар от этого вопроса.
– О том, что ты с самого начала дня обо мне заботишься: еду вон готовишь, согласилась переехать ко мне, рану перевязала, общаешься так нежно и спокойно. Неужели ты такая в душе?
– Хех, твои рассуждения заставили меня быть в ступоре. Я даже не знаю, что ответить. Наверное, я на самом деле такая.
– Отзывчивая, добрая и нежная?
– Ты меня всю обласкал, – сказала Марта.
Она стала застенчиво смотреть на меня, можно даже было рассмотреть её покрасневшую кожу через миллионы волос меха на скулах. Такие же красные, как тот красивый закат, переливающийся различными оттенками красного, желтого, смешиваясь до багрового и даже до пурпурного, и солнце, медленно тонущее за стеклобетонными, панельными и кирпичными высотками.
– Поверь, Марта, такие личности, как ты, редко встречаются в таком мире. Поэтому я удивляюсь, как у тебя парень не появился.
Марта засмущалась, начала топтаться, ёрзать. Чтобы разрядить обстановку, я, повернув голову в сторону заката, сказал:
– Смотри, какой прекрасный лиловый закат.
– Да, такое редко увидишь, – обернулась она в сторону заката.
– Не то слово, а чем дальше от солнца, тем светлее небо.
– Переливающееся красным и оранжевыми цветами.
– Красиво.
– И романтично.
Посмотрев на неё и положив догорающую сигарету в пепельницу, я увидел, как она мечтательно смотрит на то, как солнце уходит за чарующий горизонт, словно он каким-то образом загипнотизировал ее, заставив смотреть на него вечно.
Я думал, что в недавнем разговоре мог бы признаться ей в своей тяге к ней. Но я не уверен, что это оно. Всю жизнь я не испытывал любовь к женщинам – и не знаю, оно ли это? Что-то тянет меня к ней, но любовь ли это? А любит ли она меня? Надо пожить ещё, может, всё состыкуется.
Я приблизился к ней и обнял, она тоже обняла меня. Прижавшись ко мне ухом в грудь, – мой рост два метра с пятью сантиметрами, она же меньше меня и ростом примерно метр с семьюдесятью, – она смотрела на переливающийся лиловыми, красными и оранжевыми цветами закат. Я смотрел тоже на это прекрасное явление. Но временами поглядывал на не менее прекрасное – на Марту.
========== Глава 11. Аттракционы ==========
Прохладный ветер, гуляющий по широкому необъятному полю, обдувал моё тело, заходя под одежду и проветривая весь мех. Он свободно ходил по нему, словно беззаботный ребёнок, шелестя листьями колючих кустарников и клоня к земле золотистую пшеницу. Бывают дни, когда я завидую свободным ветрам, разгуливающим по земному простору, у которых нет ни забот, ни обязанностей. Бывают дни, когда мне хочется стать одним из них и беспечно прохаживаться по земле, посматривая на людей и фурийцев, мечущихся из одного дома в другой, на них, у кого забот полон рот, у которых нет времени остановиться, посмотреть вверх, увидеть яркое голубое небо и понять, для чего они здесь.
Простояв так, раскинув руки, я почувствовал, что начинаю замерзать, что ветры становятся холодными, режущими кожу под мехом, наносящими острыми жалами пощёчины. Присев коленями на жёсткие колосья пшеницы, я обнял свои плечи, похлопывая по ним, чтобы согреться, так как ветры набирали мощь, и становилось прохладно. Моя футболка не согревала меня, как и мой тёмно-рыжий мех. Я их не чувствовал, будто они, оледенев, откололись от меня и разбились на мелкие кусочки.
Становилось холоднее и холоднее, ветры завывали всё громче и громче, предвещая беду и горе. Я не мог пошевелиться: они атаковали меня, не давая возможности отбиваться от их подлых ударов; нанося удар за ударом, добивали меня, заставляя меня защищаться руками от их оглушительных рёвов, исходящих из эфирных охрипших глоток. У меня получилось пару раз отбиться от них, но я оставался неподвижным, словно каменное изваяние – они пользовались моментом и повторяли свои атаки, кричали, словно разъярённая толпа, прямо под ухо, срывая мех и кожу с меня, оставляя одного умирать в глухом поле, оставляя на растерзание холодным и резким ветрам.
Разве можно осознать, что ты во сне? Можно ли понять, что сейчас ты спишь и видишь сон, который пройдёт? Сон, безобидный сон, в котором даже кошмары и ужасы не так страшны, как в реальной жизни. Можно дёрнуться, ощутить касание одеяла и, проснувшись, понять, что весь кошмар, случившийся с тобой – всего лишь безобидное сновидение, ничего не значащее, не предвещавшее беды и неудач, горя и страданья. Всего лишь сон, утёкший в небытие и ставший просто ничем. Пустотой. Бесполезным эфиром.
Лёжа носом в подушку, я слышал сквозь сон, как Марта разговаривала с кем-то по телефону, причем рьяно что-то доказывая, как молодой студент старому профессору. Из-за таких собачьих ушей я слышал каждое слово, каждый шорох, изданный ею, скрип на полу, стучание хвоста. С каждым звуком Марты мой сон пропадал в прошлое, в дальние углы памяти, растворяясь в пустоте, становясь эфирным «ничем». С каждой секундой сонная пелена растворялась, приводя меня обратно в реальность и даря ощущение действительности.
Я спал в одних трусах. Даже зимой. Что удивительно, было достаточно жарко в квартире. И не из-за хорошей организации, занимающейся отоплением домов, а из-за местного тёплого климата и пушистого меха. Летом я вообще без одежды спал, так как наутро был мокрым и вспотевшим, вследствие чего приходилось мыться дважды в день: вечером, в конце дня, и утром, в его самом начале. Перевернувшись на спину, я протёр глаза, окончательно пробудившись от странного сна, который снится мне уже последние три месяца, словно какой-то ночной кошмар. Хоть и голова проснулась от мрачных сновидений, тело до сих пор оставалось в состоянии мягкого и липкого теста. К тому же покрывало прилепилось к телу, как клейкая лента, и не желало отвязываться от меня, из-за чего пришлось поворочаться в кровати. Откинув покрывало, я заметил, что утренняя эрекция прошла, и в трусах стало значительно свободнее. Всё равно трусы, предназначенные для фурийцев, не вмещают в себя эрегированный орган, отчего иногда чувствуется боль в паху. Мне стало интересно, почему у всех мужчин по утрам эрегированный половой орган. Когда я забил вопрос в поисковике, интернет мне выдал, что из-за эротичных снов, которые они видят глубокой ночью. Этот факт меня позабавил, заставив невольно улыбнуться.
Проверив время, я понял, что мог спать дальше, так как часы показывали полдесятого. Но этот сон невольно заставляет проснуться. И каждый раз я думаю, что бы он мог значить? Хотя я не верю ни в какие сонники, хочется знать, почему постоянно снится именно он.
Что побуждает? Что заставляет?
А Марта до сих пор продолжала говорить по телефону, но уже не так громко и рьяно, а спокойно, словно остыла от недавнего спора. Я подивился, почему она так рано встала, но вскоре понял, что легла спать пораньше, чем я. Однако можно было доказывать кому-то что-то и более тихо, зная, что за соседней стеной ещё спят. И спит тот, кто безвозмездно предложил ей жильё. Можно же было проявить хоть толику уважения и разговаривать тише, а не кричать чуть не на всю квартиру, словно стайка чаек, летающих над туристическим пляжем, заметив обилие еды.
Я ещё сидел в одних трусах-боксёрах на краю кровати, уткнувшись в сотовый телефон и проверяя социальные сети и электронный почтовый ящик на наличие уведомлений. Зайдя в последний, я увидел, что Берт прислал документ по работе с надписью «Дело Тарантула». К нему он написал небольшой текст, где пояснял, что пара выживших преступников созналась в участии и решила помочь следствию. Они легко раскололись; даже мне раскалывать орех и то дольше пришлось бы, чем их. Но их сведения оказались бесценными и в некотором роде даже скандальными. Татуировка «Тарантул» не зря нанесена на них: продажа наркотиков являлась не основной их деятельностью, а всего лишь средством заработка. К слову, к рэкету и грабежам они приступили, потому что полиция задерживала их малые группы торговцев, из-за чего им пришлось самим взять бразды правления. А основные идеи создания группировки – «холокост» фурийцев, превращение человека в высшее создание, революция, сепаратистская деятельность и уничтожение фурийской расы, превращение её в рабов. В чём-то похожи на террористов. Кроме этого, Берт скинул всю информацию, которую мы собрали за месяц работы над этим делом. Как он писал, здесь есть досье на всех и ещё больше информации, чем в его «аннотации».
Вдруг я дёрнул ухом, услышав, как в мою комнату зашла Марта, и, повернув голову в её сторону, увидел, как она плавно открыла дверь, наступая тихо, как может своими ногами. Одета она была в домашний халат, но на этот раз красного цвета. К тому же этот был длиннее фиолетового: доходил почти до колен, тот же был чуть ниже её округлых и мягких ягодиц. Увидев, что я не сплю, она вошла, оглядев меня с головы до ног, как директор провинившегося школьника.
– Доброе утро, Айзек. Извини, что разбудила, – сказала она своим нежным голосом, который так ласкал слух.
Я заметил, что если кто-то тебе нравится, а то и любишь его, то даже отрицательные качества по душе. Про положительные и подавно не спорю. Может, для других у неё и приятный голос, но для меня – нежный и ласковый.
– Доброе утро, Марта. Заснуть уже не получится, – ответил я, положив телефон на стул.
Встав с кровати, я подошёл к другому стулу, где находилась моя одежда – серая футболка и домашние льняные штаны. Надевая штаны, я почувствовал спиной хищный взгляд лисы. В голову сразу пришло, что она смотрела мне на задницу: женщинам, как и мужчинам, нравится смотреть на бёдра. И ей, видимо, тоже, раз она стояла и разглядывала мою спину. Вместо смущения и возмущения, которые возникают у женщин, мне стало забавно от этого: терять-то нечего, так как той ночью мы друг другу всё перещупали. К тому же раз смотрят, значит, есть, на что смотреть.
– И как тебе мой зад, Марта? – Ухмыльнувшись, спросил я, посмотрев на неё.
– Ой, извини, Айзек, – тряхнув головой, ответила она. – Загляделась на твою упругую попу.
– Я знаю, что ты знаешь, каков мой зад на твёрдость, как и я – какова твоя попа, – надев футболку, произнёс я, подойдя к ней.
– Всё ещё не можешь отойти от той ночи, Фокс? – Улыбнулась она, махнув своим пушистым хвостом.
– Как и ты, Марта, – ответил я ей и добавил: – Кстати, почему ты так громко разговаривала?
– Да звонил брат хозяйки, у которой я арендовала квартиру, – остановившись у холодильника, ответила она. – Он пытался уговорить меня вернуться обратно на тех же условиях. Вот же придурок.
– И ты ему, конечно, отказала? – Упершись об стену, сказал я.
– Конечно. Мне уже двадцать четыре года, а серьёзных отношений из-за мерзкого одностороннего договора у меня не было. Кое-как переживаю течки, сдерживая себя, чтобы не затащить мужика в постель. Понимаешь?
– Ну, течек у меня не было никогда, но я имел дело с такими фурийками. – Я сразу же вспомнил свои первые дни, проведенные в той крепости. – Помню, мой первый раз с такой и был. На Аляске.
– О, и кто же она была? – Приятно удивившись, спросила лисица.
– Чёрная пантера. Точно не помню её имя. То ли Лара, то ли Клара. Она буквально затащила меня в постель, а я чуял какой-то манящий и возбуждающий запах. Тогда я не знал, как пахнет фурийка во время течки. Давай договаривай, что дальше было: мне интересно.
– Ладно. Её брат просил меня вернуться на тех же условиях, но я отказалась, так как устала быть одна. Но он, словно упрямый баран, настаивал. К слову, уговаривал неубедительно и неуверенно. Знакомые говорили про него, что он – тот ещё сопляк, у которого в сорокалетнем возрасте не было ни одной женщины. Наверное, хотел и меня старой девой оставить. Никчёмный и слабый брат стоит своей противной и ужасной сестры, у которых не было нормальных отношений.
– Вот же гады. У себя нет, так и другим не дают! – Воскликнул я, согласившись с Мартой. – Понятно, почему так громко говорила.
– Ну да. Не убедив, я просто послала его на все четыре стороны. Теперь я свободна и могу заводить отношения с кем угодно.
Я был рад за Марту. Рад был за её свободу в отношениях. И был бы рад куда больше, если бы смог понравиться ей. Мне надо охмурить её, пока она мягка и нова, пока она не стала опытной в отношениях. Мне она нравится. Нравится её тело, манера общения. Да мне всё в ней нравится. И эта первая женщина, которую мне не хочется завести в постель сразу. Хочется почувствовать эти приятные ощущения; понять, что чувствует влюблённый. Было бы обидно, если бы у меня не получилось. Тогда бы она нашла другого фурийца и переехала к нему. Затем редко общались бы. И в конец позабыла бы меня. Из кожи вон вылезу, но заставлю её влюбиться в меня.
– Это классно, Марта, – произнёс я, пройдя в ванную.
– Конечно, классно. Хочется прочувствовать, каково это – любить и быть любимой! – Это она так мягко и нежно сказала, что показалось, что она вздыхает от таких любовных мыслей. – Мне уже надоело читать любовные романы и завидовать им чёрной завистью.
– Каждой твари по паре.
Сказав это, я включил одним прикосновением к сенсорной кнопке тёплую воду и, густо выдавив кислотно-голубую зубную пасту на щётку, принялся чистить свои зубы. Что интересно, у фурийцев зубов больше, чем у людей. Если у последних тридцать два, то у нас – тридцать восемь. Это у собачьих подвидов. У кошачьих – тридцать четыре. Всё из-за удлинённых челюстей. К тому же от оригиналов нам достались острые клыки, но только крепче, чем у них.
Закончив утренние водные процедуры, я зашёл на кухню и увидел сидящую за столом Марту, чей взор уткнулся в серый гладкий сотовый телефон. Она, развалившись на столе, апатично листала по экрану гаджета, не замечая меня. Рядом с ней стояла недопитая кружка горячего шоколада, а над кружкой развеивался лёгкий пар.
– Марта, о чём задумалась? – Спросил я, подойдя к ней.
– Ох, Айзек, ничего готовить не хочется, – вздохнув и положив телефон экраном вниз, улыбнулась она. – Особенно в воскресенье.
– Ладно, я приготовлю что-нибудь, – ответил я, оказавшись около электрической плиты.
– Ты хорошо готовишь? – Поинтересовалась она, пару раз махнув хвостом.
