Текст книги "Бункер из Дождя (СИ)"

Автор книги: Эдуард Ларин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Я вам могу высказать моё подозрение. Именно подозрение. Створка пропала после того, как страховая компания прикрепила к моей коллекции специалиста по безопасности мистера Фишера. У меня сейчас идёт череда выставок, поэтому я страхую перевозку своих картин, а музей их экспозицию. Самая ценная картина моей коллекции называется "Американское единство"! Её скоро можно будет увидеть в музее Гуггенхайма. В середине композиции мой отец пожимает руки президенту демократу Джону Кеннеди и президенту республиканцу Джорджу Бушу на фоне авианосца "Сан-Хосито". На Соломоновых островах, в следующем году, наряду с королевой Елизаветой и принцем Филиппом, хотят выпустить марку с этой картиной посвящённой пятидесятилетию начала войны с Японией на Тихом океане!

Томаш Возняк перестал быть Томасом Фишером и был отозван из страховой компании. Он стоял перед замначальника русского отдела ФБР Полом Маккеем, когда тот объявил ему об этом. На единственном стуле перед столом Маккея, сидел чернявый молодой человек. Молодым его назначил для себя Возняк, потому что тот был моложе его.

– Том! Тебе необходимо переговорить с инспектором Леви из Офиса профессиональной дисциплины. Пока это только разговор.

Маккей говорил стоя, но когда замолчал, то не сел в своё кресло, а вышел из своего кабинета, неслышно прикрыв дверь.

– Том! – Обратился к нему Леви. – Меня зовут Гордон, так и обращайся. Присаживайся. – Он показал на кресло Маккея.

– Может я сюда, а вы на...

– Нет, нет! – Улыбнулся Гордон. – Этот стул я уже пригрел!

Возняк догадался почему тот предложил кресло шефа – чтобы Возняк чувствовал себя неудобно. Том не стал выдавать своё раздражение громким выдохом. Проходя к креслу тихо и незаметно выдохнул и глубоко вздохнул, задерживая дыхание. Это помогало ему успокаиваться.

– Вы отменный работник и у вас отличные характеристики! – Начал с похвалы Гордон. – Но... в последнее время... как бы... правильно дать определение... ... ... есть моменты вызывающие опасения. Вы цепкий, проницательный, не боящийся риска и идущий до конца, даже по лезвию бритвы, если уверен... но... вот именно, но... это короткое слово стало определяющим в вашей недалекой прошлой и нынешней деятельности. Ты не даёшь проходу этому русскому! Стоит ему появиться на твоём горизонте, ты выскакиваешь даже из розетки! Преследуешь его и совершаешь ошибки. Проваливаешься и спотыкаешься на пустом месте.

– Я стопроцентно уверен, что он шпион!

– А доказать не можешь! – Улыбнулся Леви. Судя по всему, в его улыбках присутствовал целый арсенал разнообразных улыбок. В данный момент была сочувствующая. – Такое бывает. Знаешь, а доказать ничего не можешь. Я проходил через это. Сейчас тоже прохожу.

– Со мной? – Догадался Возняк.

– Да! – Улыбка стала застенчивой. – Вот вы, например, обвиняете этого русского Шведа, отличная игра слов, вам не кажется? Обвиняете в том, что он вытащил ваш бумажник из пиджака. Сразу возникло несколько вопросов. А был ли...

– Портмоне, а не бумажник. – Прервал его Томаш.

– Названия разные, а суть одна. Не надо меня перебивать. С мысли сбивает. Кто, кроме тебя знал, что он в пиджаке? В каком кармане? Многие носят в заднем кармане брюк. Я лично, опросил практически всех, исключая русских, кто там присутствовал. Никто это портмоне не видел. А вот бронировали и арендовали от вашего имени. Натуральная подстава. Но кого? Вас? Тогда зачем? Это сложная операция, кроме мстительной глупости ничего не несущая! При этом должно быть задействовано несколько советских агентов. Кто такой ценностью, как нелегал, будет рисковать? Этот Швед вообще без какого-либо прикрытия. Если его зацепят на чём-то – его даже не обменяют! Вот арендатор авто, больше похож был на вас, а не на Шведа...

– Агент Скалкини был уверен, что в Ньюарк поехал Фицрой. Он его вёл от отеля.

– И на Фицроя тоже не был похож. Снова советский нелегал?

– Я в аэропорт приехал вместе со всеми.

– Правильно. Ваше удостоверение мог использовать кто угодно, но вы подставляете Фицроя, русского, может это переодетая в мужчину русская? Вы что учитесь работать по нашим шпионским фильмам? Мы проверили этого Шведа. Заставили наших агентов в Москве. А это ой, как не просто!

– Его наглость не знает границ! Так русские командировочные себя не ведут!

– Почему-то в нашем разговоре очень часто можно применить игру слов. Например: его наглость не знает границ, потому что Советы свои границы, наконец открыли. Мы и здесь провели тщательную работу. Опросили кой-кого, с кем он вёл дела здесь. Звёзд с неба не хватает, но разбирается кое-в-чём. В этом вы похожи. Он тоже, как у них говорят, копает до руды. Вот что удивительно! Вы считаете его русским шпионом, а я вынужден защищать его от вас! Как такое может быть возможно? А с Фицроем, что получилось? Вам поручили внедриться в его круг. Он и сам носитель тайн и компании в которых он или владелец или акционер работают на военных. Вы мне можете объяснить зачем вы похитили эту створку?

– У него закрытая коллекция. Информации нет. Он меня быстренько провёл по дому. Показал, что из них будет выставляться. Как можно было определить самую ценную картину там? Эта выпадала из всех что там висели. Поэтому я её кратко обрисовал специалисту, он предположил ценность. Незаметно изъяли. Фицрой только через неделю очухался и обратился ко мне.

– Вы должны были её героически найти или отбить у наркомафии, так? – Улыбка была не явно, но издевательской. – Или он хотел, чтобы её вернули незаметно, без героического скандала?

– Да. Он просил это сделать незаметно. У нас на публикацию этой кражи внимания не обратили, мы уже хотели вернуть, но не нашли, она пропала!

– Как в ФБР может что-то пропасть?

– Мы же не могли её сдать на склад как вещдок? Держали в съёмном доме. В гараже. Хотели уже было объявить, что нашли. Красиво обставить. Приходим, нет картины. Ничего не взломано, а картины – нет. Считаем, что кто-то из предыдущих арендаторов, у кого остались ключи, мог. Проверяем.

– А почему у вас такая ненависть к русским?

– Они сотни лет держали Польшу под своим гнётом. Сколько восстаний мы поднимали!

– А при австрийско-германском гнёте вы жили хорошо? Две с половиной сотни лет вы томились в неволе? Ваш Понятовский был любовником Екатерины Великой. Русские цари вам свободы давали больше, чем другие, но вашим этого было мало, вот и наглели. Ваша элита управляла Российской империей. Сталин вам отписал треть Германии. За русский счёт Польша восстанавливалась и развивалась. В России, по обычаю, гнетут русских, а не окраины.

– А вам, евреям в России погромы не устраивали?

– Устраивали евреям, а я американец с еврейскими корнями. За чертой оседлости держали. Потом Советы отняли одно и навязали другое. Там женщины впервые в мире получили равные права, как и евреи! Почти поголовно сделали население грамотным. Вам, полякам, не понять нашу вселенскую грусть. Вы ненавидите все окружающие вас народы и даже тех, кто веками жил в Польше.

– Это вы про себя, евреев?

– Первыми на территории Польши евреев начали уничтожать ваши, а не немцы!

– Врёте!

– Обратитесь в библиотеку конгресса. Холокостом в Польше поляки занимались с удовольствием. Заметьте, подчёркиваю, не ваши, а поляки. Вы американец, а не поляк. Это надо не только знать, но и помнить! Для вас главными должны быть интересы Соединённых Штатов Америки! А если евреям вспомнить кто их на протяжении тысячелетий гнобил, надо будет уничтожить если и не всю планету, то Европу точно? Узнайте про Едбавню, под Белостоком. Келтц в 1946 году. Ни русских, ни немцев там не было. На кого вину повесите? Благодаря полякам, нацисты со своими задачами по окончательному решению еврейского вопроса в Польше, даже после своего разгрома, справились успешно. Три тысячи евреев в нынешней Польше, когда пятьдесят лет назад было три миллиона! При такой закомплексованности вам нельзя работать в нашем бюро. Рано или поздно вы сорвётесь и очень ущербно для нашей страны. У нас, после победы в Холодной войне, с Советами началось что-то налаживаться, а вы пытаетесь, неважно по каким причинам, это подорвать? Я не хочу, чтобы вы покидали нас, но вам необходимо пройти психологическую реабилитацию. – Речь Леви была долгой, спокойной и сопровождалась разными улыбками.

– И последнее. Здесь очень бы пошло выражение "последний гвоздь в ваш гроб", но это не так. Русская, в составе делегации улетела в Мексику, а русский в Германию. Причём билеты были заказаны заранее.

– С Ла-Гардии!

– Вот-вот. Вам отдых нужен. Прощайте и учитесь мыслить и поступать нешаблонно.

6.

– Поздравляю! – Семён Семёнович встал из-за стола, прошёл и пожал руку входящему Шведу. – Пройдём! – Показал он на выход. Они прошли по первому этажу и поднялись на второй.

На лестничной клетке стоял стол, за которым сидел мужчина в стандартных костюме, рубашке и галстуке. Поверхность стола была абсолютно пустая. Места перед столом хватало только для двоих. Третьему, если бы он был, пришлось бы стоять на ступеньках. Сотрудник за столом долго и внимательно смотрел на лицо Горбункова и скользя на Шведа. Эдуарду даже показалось, что тот его не заметил. Сотрудник встал и показал на дверь справа. Они вошли, а тот так и остался стоять у двери.

Помещение напоминало не кабинет, а комнату отдыха. Журнальный столик между двух кожаных серых диванов. Пожилой мужчина с шевелюрой сединой разного цвета, проплешинами, встал и молча пожал руки вошедшим. Жестом предложил сесть на противоположный диван.

– Андрей Андреевич! – Представил его Горбунков. Лицо вроде бы знакомое, но Эдуард никак не мог вспомнить кто это.

– И не пытайтесь! – Увидев попытки Шведа призвать память, улыбнулся тот. – Я просто похож. Хотел бы встретиться сразу с обоими, но ваша коллега ещё не вернулась из Мексики. Хотелось бы лично узнать ваше мнение о проведённой вами операции. Пришлось поднапрячься не только вам.

– Этот Фишер, а теперь мы точно знаем, что Томаш Возняк очень опасен. Мы разорвали его шаблон, он – наш. Ирину он бы проглотил на счёт раз-два. Моё появление сбило его с толку, но он моментально среагировал. Если бы я ему засветил, то пришлось бы разбираться в полиции, а это рушило всю нашу схему.

– Я правильно понимаю, что в нападении был расчёт, а не гнев, вызвавший спонтанное нападение?

– Правильно понимаете. Случайность спасла нас. Портмоне выпало на пол. Ирина молодец, моментально среагировала и накрыла своим платьем его. Даже никто не заметил, что она шагнула. Причём презентация щепки была произведена публично. Мы к этому не были готовы. Моментальный провал. Но Возняку пришлось раздвоиться. Так кто из нас, кто? Он следил за обоими. Хорошо следил, но ничего не произошло. Ни подозрительных контактов, действий. Тупо выполняли служебные обязанности и мы и они. Если бы он догадался что сломал наш план действий, он бы поступил по-другому. К нашему счастью он этого не понял. Мы успели на ходу перестроиться. Тот, кто разработал эту стратегию молодец он перевёл основное внимание ФБР на меня, а Ирина ушла на их периферию. Но если бы не помощь наших невидимок...

– Ваша идея следить за теми, кто следит за вами, была встречена в соответствующей структуре как глупая шутка. Пришлось даже надавить и потребовать разорвать их шаблон относительно работы на территории вечного противника. Риск был огромен, но и результаты впечатляющие. Практически весь русский отдел ФБР у нас на виду. Кроме того, это наши изъяли картину отца Фицроя, которую украло ФБР.

– Вор у вора дубинку украл? – Вмешался в разговор Горбунков.

– Что-то вроде этого, но в данном конкретном случае – картину. Теперь главный вопрос. Стоит ли вам, после этого появляться за границей?

– У них здесь нет агентуры? Наверняка, даже в зиловской общаге побывали.

– А вы туда заходите?

– Я там живу!

– Есть мнение, чтобы вас направить на совместное предприятие в Питере. Как вам такое предложение?

– Двойным агентом? – Андрей Андреевич кивнул. – Они не поверят. Да и климат не нравится. Хуже, чем на Дальнем Востоке.

– А вам и не надо там жить. Будете представителем фирмы в Москве.

– Если так, то я согласен.

– А теперь приятное. Наградить вас, собственно нечем. Это вы являетесь наградой для страны. У вас какое звание?

– Майор!

– Будете подполковником, прибавка к пенсии!

– Да хоть генералом. У меня до выслуги многих лет не хватает.

– Ценю вашу откровенность. Рад был познакомиться Эдуард Генрихович.

Четырнадцатого января 1991 года Эдуард и Ирина встретились у Горбункова.

– Давно не виделись! – Тихо произнесла она.

– Как будто целая эпоха прошла. – Также тихо ответил он.

– Поздравляю вас! – Обратился к ним Горбунков. – Хотя с сегодняшнего для у нас новый Председатель Кабинета министров СССР, но наградил вас старый – Рыжков Николай Иванович. Вам, Ирина Николаевна, хотя и не по возрасту, но за особые заслуги, присвоено звание "Заслуженного работника культуры СССР". Хвастаться этим не рекомендую. Зависть у культрабов сильнее всех остальных чувств.

Вам Эдуард Генрихович министр обороны Советского Союза маршал Язов присвоил звание, внеочередное звание, полковника. Как оказалось, он внимательно следит за вашей службой Родине, но и он не в силах увеличить выслугу.

– Служу Советскому Союзу! Не ради наград и почестей... а... а токмо пославшей меня Родины...

– Даже и отметить не с кем! – Посетовал Швед, когда они вышли из здания.

– Может вдвоём, тихо, по-шпионски, как Штрилиц в анекдоте! – Предложила она.

– Так это в кино было! В девятой, кажется серии.

– В Макдональдсе часто бывал? Как там?

– А что это такое?

– Ты столько раз был в Штатах и не знаешь, что это?

– Мне некогда по картинным галереям шляться. Только по делу.

– Вообще-то это ресторан.

– А мне какая разница? Я же как спортсмен. Прилетел, выступил, улетел. А где, что ел – без разницы, если это не место встречи.

– Тогда поехали на Тверскую, раз хочешь отметить.

– А здесь нельзя?

– Нельзя. Попробую удивить.

– Так это и есть Макдональдс? Где-то мелькала такая вывеска. Вот до чего дошли. Свои магазины пустые, а здесь за американской едой ломятся. Куда страна катится?

– Можешь не верить, но в их сторону. Я ошиблась, раньше здесь было кафе "Лира", а Макдональдс открыли в начале прошлого года, Сам Ельцин открывал.

– Кто это?

– Не придуряйся! Его все знают, даже за границей.

– Может и знают, но я газет не читаю и телик не смотрю! Ира, мне некогда! Глянь сколько народа! Сама говоришь год прошёл, а очередь незыблема.

– В некотором роде они тоже дефицит. Это единственное заведение в стране. Съел чизбургер, Кока-Колу выпил, вроде за границей побывал.

– Чем здесь кормят? – Спросил ребят Эдуард, подойдя к концу очереди.

– По-русски говоря котлетой между толстых кусков хлеба, жареной картошкой и газировкой. Это можно и дома поесть, но там вилкой приходится орудовать, а здесь руками. Но мы не совсем из-за бутербродов сюда стоим. Хочу ребятам туалет показать. Вот там в первую очередь стоит побывать! Если хочется перекусить, вон, в подвале чебуречная. Мяса столько же, хлеба меньше, компот слаще, цена ниже!

– Спасибо за совет! Может туда заглянем?

Заглянули. Еле протиснулись. Ирина сразу вышла – дышать было нечем. Эдуард купил по паре чебуреков каждому.

– Там же невозможно находиться! – Сказала она, припрыгивая от лёгкого морозца. – Сразу дыхание спёрло и пот выступил.

– Я сам чуть в обморок не упал. В туалет не зайдёшь. Мне продавец сказала, что из очереди в Макдональдс к ним ходят греться, в туалет. Потом попить хотят. Попили – перекусят. А как очередь наверху подойдёт, а у них и денег не хватает. Снова к ним идут купить перекус с собой на дорожку. Приезжают чёрте-знает откуда!

– И куда пойдём? Не на улице же?

– Пушкин не вздрогнет, если мы с ним рядом пристроимся!

– Велика Россия, а перекусить негде!

– А почему бы... – Эд посмотрел на неё, – пошли в "Россию", в буфет?

– А почему туда?

– А что, тут что-то ещё есть кроме России?

– А поехали к нам? Мама как раз дома. А это редкий случай застать её дома. Она готовить не любит, но если делает...

– Не положено.

– Ты что, манекен? Куда поставили, там и стоишь. Что напялили, в том и красуешься. В Штатах ты был совсем другой. Ладно, ты к званиям привык, а моя это первая, и, возможно, единственная награда. Тем более я у тебя хотела узнать кое-что насчёт себя.

– Хорошо. В метро поговорим.

– Там же грохочет. Слышно очень плохо.

– Вот и отлично! Если кто и услышит, то из этих обрывков ничего не поймёт.

– Ты переделал мой план?

– Да. И согласовал. Ты слишком узко подошла к его составлению, тот кто тебя контролировал и проверял – тоже. Смотри. Делегация вылетела раньше тебя, ты появилась позже. Это ни о чём не говорит. Но! Вариантов развития ситуации может быть несколько. Не таких прямолинейных. Делегация летит в Мексику, а ты, на те же два дня что запоздала, летишь обратно. И это ничего страшного. Решила все вопросы. Экономия средств для страны. Почему всё одна? Вырвалась за границу на три дня? Блатная? Тогда где покупки? А ты решила все вопросы? Официальные! Вопросы прикрытия?

– У меня протокол намерений Фицроя и музея Гуггенхайма о выставке в Москве.

– А долго эти переговоры велись? ... Вот! Потому что нам срочно понадобилось. Как на самом деле договариваются о выставках?

– Долго.

– А если срочно?

– Переписка, через атташе по культуре.

– Это всё побочное. Главная цель, для чего тратили валюту? Прокатиться на халяву? Чья родственница или как-то кому-то кто ещё? Там это знают, но не афишируют, что знают. Сразу могут вычислить. Тупо по документам. Поэтому я позвонил в посольство и попросил перенести твою дату вылета самолёта Аэрофлота на день обмена. И мне предоставить билет на этот же самолёт.

– Они бросились следить за мной.

– За вами обоими! Фицроя не исключай!

– И этим развязали тебе руки, попробовав ухватить всех.

– Скажу по-другому. Предоставили определённую степень свободы. Мы с тобой пересеклись только на банкете. И не считай, что они такие, чтущие закон, милашки. Прикончат без зазрения совести. Сообщат, что ты попросила убежища. Вколят хрень и ты подтвердишь, что попросилась сама. Потом выбросят как пустую упаковку. Только кому ты здесь будешь нужен? Никто копеечки не подаст. Разница в свободе не велика. У них здесь можно деньги свободно зарабатывать, да и то... не светиться и не попадаться.

– И тебя?

– И меня. Поэтому у меня был заранее купленный открытый билет в Германию. И это было не вчера, не неделю назад, даже не месяц, а больше. Вывод. Тебе туда соваться больше... лучше не соваться, а вот я могу рискнуть. Подозрение – не есть факт. Как ты к нам попала?

– Случайно. У меня мама художник-реставратор. Рассчитывала, что и дочка станет художником. С детства учила самой себе краски готовить. Растирать, смешивать. Из-за этого я и стала химиком, а не художником. Несколько лет назад один большой друг Советского Союза попросил подарить ему старинную икону. Аргументировал он это тем, что Ленин подарил своему другу Хаммеру много всего, из культурных сокровищ России. Я так хочу побывать в его музее в Лос-Анжелесе! Он умер в конце прошлого года. А ведь от Мексики до Лос-Анжелеса рукой подать!

– Мы ушли от темы.

– Музей воспротивился, а на то время, нам эта страна была очень нужна для какого-то плацдарма. Тогда предложили сделать точную копию и обратились к реставраторам. Мама отказалась, но предложила меня, она всё ещё надеялась переставить меня на культурную ниву. Меня, как бы официально, устроили в минкульт, но я как сидела в своей лаборатории так и сидела. Наши попросили отсрочки, потому что надо было её отреставрировать и подготовить в дальней поездке. На это ушло полтора года. Когда художники приступили к окончательному варианту, который был как оригинал, никто же не сомневался, что этот Большой друг пригласит специалистов для проверки, тот переметнулся на сторону врага. Все вздохнули с облегчением. Ну, кроме меня. Жаль было терять столько наработанного. Даже дерево можно было старить до нужного возраста. Главное понимать, как работают эксперты-искусствоведы. Первичный анализ – по крупному и приблизительно. Вторичный – проверка деталей, возможно с помощью химии и физики, рентгена. Третичный... но до него редко доходят. Эту створку мы сделали на настоящих досках того времени. Сначала пришлось нарисовать, а потом портить. Так не хотелось. Хотели вернуть миру потерянное. В этом тоже был политический момент. А тут и Фицрой подвернулся. Мне от него уже сообщили, что эксперты подтвердили ему наши предположения. Он сейчас лоббирует уничтожение нашего химического оружия за американский счёт!

– Вот это многоходовочка! Такого я и не мог предположить! Круто наши замесили!

Выговорившись, они подходили к её дому молча.

– Стой! – Вдруг неожиданно схватил он её и повёл в сторону от дома.

– Да что такое?

– Вон тот дом справа твой?

– И что?

– Какой подъезд?

– Второй от угла. Да что такое?

– Полная халтура. Непрофессионально, но те ребята кого-то ждут! Ты их знаешь? Часто наведываются?

– Что ты на воду дуешь?

– А ты от остановки к дому ходишь?

– Да только из-за тебя от метро пешком попёрлась!

– Вон видишь "Жигуль" перед остановкой стоит? Не оглядывайся. Тебя что, вообще, конспирации не учили? Там сидят двое и внимательно всматриваются в выходящих на остановке. Сначала смотрят на автобус, а потом на руки. Значит у них в руках твоё фото. Не меня же они здесь ждут? Пойдём-ка обратно к подземке. У мамы поинтересуешься не звонил ли кто!

– И что?

– Что? Что настанет, когда узнаешь!

Когда Ирина звонила маме, то краем глаза заметила, что и Эдуард кому-то звонит. Когда она повернулась к нему то заметила в его взгляде нескрываемую иронию.

– Дружок тебя ждёт в ресторане, а тебя до сих пор нет?

– Откуда знаешь?

– Обычная замусоленная уловка. Был бы дома отец или муж, звонила бы подруга.

– И что нам делать?

– Чебуреки остывают. Может прямо здесь, на ходу отметим твою награду? Есть у тебя минуточка поговорить о смысле жизни?

– В смысле?

– Тогда пойдём длинным путём. Выпьешь?

– К чему такое предложение? Замуж зовёшь?

– С женой должно быть хорошо и комфортно. Плохо – я могу и один жить.

– А?

– Б! вернее НС! Это означает – непревиденная ситуация. У меня не будет времени, что-то съесть приготовленного твоей мамой. Тем более предлагать своё сердце и просить у неё твою руку.

– Решил съэкономить? Два в одном? Что как... вот эти?

– Да, как эти! – Он оглянулся и достал из кармана складной стакан, распахнул пальто и, не вытаскивая бутылку наружу, так наклонил её в кармане, что стаканчик был налит и не расплёскан.

Ей пришлось выпить. Швед протянул ей бумажный пакет с чебуреками. Она сняла перчатки, убрала их в сумочку, взяла тонкими пальцами жирный чебурек и смачно откусила в самом толстом месте. Он налил и себе. Быстро выпил, но закусывать не стал. Повторили. Только после третьей он взял чебурек и моментально съел его, оставив только плоскую сухую корку, которую он положил в пакет. Ирине хватило и одного полного стаканчика, двух на дне и двух чебуреков. Он рассказывал ей какие-то анекдоты и она смеялась, но над чем смеялась она, так и не запомнила. Внезапно он прервался на полуслове и попросил подставить руки. Она, не понимая зачем, но уже не спрашивая, протянула ладошки, соединив их лодочкой. Он налил в них водки и носовым платком обтёр их. Тоже он проделал и со своими руками. После этого, даже не застегнув пальто, подхватил Ирину под локоть и повёл к выходу. Прямо у бордюра стоял «командирский» УАЗик, а за ним два тентованых ГАЗона.

Он открыл дверь за водителем, помог ей погрузиться на сиденье, обошёл машину и разместился с другой стороны, рядом с ней на сиденье. Только после этого поздоровался с сидевшими на передних сиденьях. Начал показывать дорогу к её дому. Один грузовик остановился прямо на автобусной остановке перед «Жигулями», а второй резво заехал во двор. Что там проходило позади них, она не видела. Но то, что происходило во дворе было как в замедленной съёмке в кино.

Борт откинулся вниз. Тент закинут на верх. Из кузова выпрыгнула группа людей. Разделилась пополам. Одна побежала к подъезду. Вторая к ребятам во дворе. Из подъезда вывели ещё двоих и их всех, как брёвнышки покидали в кузов. ГАЗон выехал со двора.

– Пока! – Моргнул обеими веками Эдуард. – Путь свободен. Иди домой отдыхай.

– А?

– У меня теперь много дел. Увидимся! – Грузовик отъехал от остановки вслед за УАЗиком. Она, ещё некоторое время постояла, тупо смотря на пустынную улицу. Ей казалось, что казалось, а ничего и не было! С водки что ли виденья пошли?

– Ну и где твой кавалер? – Были первые слова мамы.

– Какой кавалер?

– Ира, не разыгрывай меня. Я же взяла на работе отгул! Тот инженер с кем познакомилась в Нью-Йорке! Я подумала, что у тебя симпатия к нему. Нельзя же...

– Можно, мама, можно. Я сама не пойму, то ли он мне предложение сделал, то ли мне показалось!

– Я зря готовила?

– Он не смог. У него случилась НС!

– Какой-то новый вирус в Америке подхватил?

– Это хуже вируса. Непредвиденная ситуация. Да и здесь он не такой как там.

– Какой не такой?

– Да как все! Не положено ему. Так нельзя, а так можно. Мою награду обмывали чуть ли не в телефонной будке! Водкой с чебуреком.

– Не хватало нам ещё одного алкаша. Папаня твой, такой талантище был, а... вспоминать не хочу. А что за награда?

Ирина рассказала. Мама порадовалась, поохала, но ничего не поняла. Обедали молча. Наконец мать не выдержала, прошла на балкон и принесла бутылку водки.

– По талонам получила. Не раздавать же кому попало. А что ты мне несколько дней щебетала про него? Я-то уши развесила! Кого тебе ещё надо? Этот хоть по заграницам шастает. Ты вон, тоже третий раз уже. Не представляешь, как все мне завидуют!

– Ты всем разболтала! Я же просила!

– Не разболтала, а погордилась тобой!

– А теперь все завидуют и ненавидят!

– За что, доча?

– Почему я поехала, а не они? Беспартийная разведёнка. Ты про моё награждение не болтани.

– Но почему? Был бы жив твой отец он этим бы гордился!

– Меня наградили не за это, а за то!

– Что, то?

– Это секретно!

– Ты меня пугаешь! Может тебя там подменили? Давай примем по рюмашке как лекарство! Такого парня упустила. Эх... – Мама перелила водку из рюмашки в чашку, приготовленную для чая, добавила туда клубничного варенья, долила водки и выпила за несколько глотков.

– Давай, колись. Никому не скажу, иначе спать не смогу.

– Наверное это моя последняя командировка за границу. У меня было особое задание, а Эдуард меня охранял.

– Даже в постели?

– Шутка твоя неуместна. Я неправильно выразилась. Не охранял, а обеспечивал мою безопасность, поэтому я здесь, рядом с тобой, а не в американской тюрьме.

– Так он не инженер? А кто?

– Он шпион!

– Как шпион? Какой шпион?

– Наш шпион и инженер одновременно. Мы уже с ним были на пороге нашей квартиры, как ему пришлось срочно уехать.

– В Нью-Йорк?

– Почему?

– Раз он шпион, значит он там живёт!

– Мне и без твоего ехидства печально. Он, хоть, и обещал... – Слёзы навернулись на глазах Ирины... – но у него работа такая... какая к чёрту семейная жизнь, если знаешь, что он в любой момент может быть убит! – Она не стала расстраивать маму, о том, что на её глазах произошло в их дворе и подъезде. Она и, даже мама, ни от чего не застрахованы. Теперь она оценила внимательные взгляды Эдуарда совсем по-другому.

Она начала думать, что он смотрел на неё не как на привлекательную женщину, а с точки зрения, как удобнее и проще её или защитить или убить. А говорит? Коротко, по делу. Сложно с таким жить, даже если и заметит, новую причёску, красивое платье, но всё равно ничего не скажет! И как с таким, пусть даже бредовым, знанием и мужчиной жить? Медленно, но верно эпоха перемен подчиняла себе государство и перемалывало судьбы людей незаметно и для себя и для них.

Часть 4.

1.

Самым сложным оказалось не повязать потенциальных преступников, не запереть их в камерах гауптвахты гарнизона – в комендатуре постарались, а решить кто и как будет их допрашивать! Улик было достаточно это фото Ирины и Эдуарда, их адреса, другие ориентировки. Дневники наблюдений, кастеты, куски труб, завёрнутых в ткань.

Молодые бугаи, застигнутые врасплох и не понимающие, как это и что, вначале вели себя тихо, но как только их развели по камерам, начали требовать законности. Постепенно до них стало доходить понятие иррациональности происходящего. Их охраняли военные, а не менты. Оставленные наедине с собой, а в камерах, кроме них, никого и не было, путались в своих мыслях. Наиболее сообразительные задумывались. На кого бы из сообщников свалить, чтобы самим получить как можно меньше.

Следователи всё не шли. Макс Яркун, по малолетке, уже успевший похлебать тюремной баланды и знавший распорядок КПЗ, пересылок и зон, начал стучать в дверь, требуя воды. Выводной доложил об этом начальнику караула.

Швед, как основной свидетель, тоже находился там – в караулке, хотя по уставу и не было положено. Вроде и не арестован, но под охраной. Он и услышал доклад выводного по телефону громкой связи.

– Это тебе не солдаты! – С упрёком посмотрел начкар на Эдуарда, отвечая выводному. – Один начнёт бузить, остальные поддержат.

– У тебя холостой есть?

– Зачем тебе?

– Для воспитательной работы. Если ты сделаешь, что я хочу, тебе могут предъявить, а с меня какой спрос? Гарантирую: обосрутся, но не попросятся.

– На! – Начкар разрядил ПМ, достал из сейфа патрон без пули и зарядил пистолет. – Пошли! – Обыденным тоном предложил начкар, как будто таким он занимался каждый день.

– Прикажи выводному открыть кормушки, или как там называется в тех камерах, где сидят эти пацаны.

– Изменники Родины! – Громко рявкнул Эдуард на весь коридор. – Вы не в милиции, а у военных. Гражданские законы здесь не действуют. Поэтому пристрелить вас особая честь. Минимум отпуск, максимум медаль. Так что, если есть желающие помогите охране внепланово увидеть родных. А теперь смотрите, что будет с тем, кто уже карябался в дверь и орал.

– Показывай! – Выводящий показал. Швед начал наводить пистолет на Яркуна, а тот бросаться из стороны в сторону. Наконец Макс сообразил, что необходимо припасть к стене, в которой была дверь, уйти так сказать в слепую зону. Но тут раздался такой грохот, причём неоднократный. Эхо гуляло от стены к стене. Он упал на пол и заорал, даже не от страха, а того что сильно долбануло по ушам. Его вопль услышали если и не везде, то многие, потому что после выстрела стояла мёртвая тишина.

– Закрывай! – Приказал начкар и они вышли из камерного коридора.

В конце-концов ведомства договорились и приехали следователи КГБ. Они первым допросили Эдуарда. Покидая следователя, он предложил Яркуна допрашивать последним.