Текст книги "Бункер из Дождя (СИ)"

Автор книги: Эдуард Ларин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

– И я в очередной раз убедился в этом. Всегда лучше рассчитывать только на себя.

– Пойми. Все подразделения находятся в горячих точках. Ваша рота в Закавказье, остальные в Средней Азии. Спасают население от обнаглевших националистов.

– Семьдесят лет интернационализма рухнули?

– Эта штука была только от нас. Они затаились и ждали как нас ограбить. Вот и начали с тех, кто им принёс цивилизацию. Натравливают бедняков и всякие отбросы.

– По-моему мы это проходили в истории партии, когда на кулаков бедноту натравливали.

– А этих людьми Советская власть сделать не успела или местные интеллектуальные кадры не дали. Режут всех, не смотря на национальность, в зависимости от образования и знания русского языка. В Закавказье вашей роте прикрепили БТР и колонну грузовиков. В Узбекистан, Таджикистан отправили весь наш автотранспорт. Оставили здесь два кунга и "УРАЛ". Примешь и организуешь тренировки, заодно и сам порезвишься, раз тебе этого не хватало.

– Не об этом мечтали наши отцы и деды!

– Квартиру Павлова займёшь. Задание очень ответственное. Улетать будете по гражданке.

В аэропорту Валетты быстро встретили и отправили на объект. Ехать оказалось недалеко. Бухта и поселение Марсашлокк оказались рядом, чуть ли не за забором аэропорта. У причальной стенки стоял круизный лайнер «Максим Горький», который летом этого года, по примеру «Титаника», чуть не утонул у берегов Шпицбергена. Там их и разместили.

На рейде стоял наш ракетный крейсер "Слава", проекта "Атлант" и американский – "Белкнап", который лет десять назад столкнулся у берегов Италии с авианосцем "Джон Кеннеди". Из-за этого наши моряки суеверно старались держаться подальше от американца.

Начали готовить акваланги, доставленные со "Славы", но зимнее неспокойное море вдруг родило сильный шторм. Крейсерам приходилось не сладко, бросало как щепки. Тем не менее подводная часть корабля была осмотрена и никто из пловцов не пострадал. Остальные дежурства вели с борта корабля.

Джордж Буш прибывал на «Горького» на катере. Легко, сам, взбирался по штормтрапу.

– Вот что значит бывший военный лётчик! – Сказал пожилой, совершенно седой мужчина, скорее не Эдуарду, смотревшему в бинокль на воду, а самому себе.

– И что? – Машинально переспросил Эд.

– Он же с японцами на Тихом океане воевал. Мастерство не пропьёшь, а навык не забудешь.

Сергеев не обманул. Действительно отпуск получился. Спасибо шторму. Пятого декабря вернулись и стали раскладывать амуницию по ячейкам. Всю экспедиционную группу построили в спортзале. Эдуард Швед, а в батальоне капитан Алексей Алексеев и командир экспедиционной группы доложил о выполнении задания командиру батальона майору Сергееву. Тот поздравил всех с выполнением задания и вручил награды.

Наградой были часы, на циферблате которых, был отражён исторический случай: встречи на Мальте Горбачёва и Буша, посвящённый окончанию холодной войны. Через день все улетели обратно к своим ротам.

Алексеев проплыл бассейн и выполз на скалу. Начал подниматься вверх. В помещение зашли Сергеев и замполит батальона Мартынов, который только что вернулся из Закавказья и Средней Азии, где находились роты батальона. Сергеев махнул рукой, призывая к себе. Алексеев спрыгнул с самого верха и вылез бортик. Подошёл к ним, поздоровался.

– Стремительную карьеру делаешь Алексей! – Пожал ему руку замполит.

– В смысле?

– Обласкан начальством за свои подвиги. Внеочередные звания, орден, квартира. Удачный для тебя год. С тебя причитается. Подали представление на тебя. Быть тебе к 23 февраля майором. Повезло тебе.

– Как это?

– Тебя полностью забирают в промышленную разведку. А мы здесь остаёмся спасателями. Армия огромная, а население спасать некому, кроме нас.

– Да! – Согласился с замполитом Сергеев. – Дали бы приказ, они бы своё говно горстями жрали, да ещё бы благодарили за это. Отечественная специфика. Чем выше властные круги, тем меньше у них желания вникать, разбираться и принимать верные решения. Нас как портянки используют.

– Потому что под руку попались. – Теперь согласился замполит. – Расформируют нас.

– Да ладно!

– Не сейчас, конечно. Через год-два.

– Мы что пришли-то! Кое-кто интересуется тем парнем что у нас неделю в карантине был. Не знаешь кто это?

– У нас эпидемия?

– Видишь? – Повернулся Сергеев к замполиту. – Что я тебе говорил? Вот ребята вернутся из командировок, тогда весь батальон в карантин придётся поместить. Мало ли чего нахватались!

– Да! Там в верхах, совсем уже не знают, что хотят, потому что не понимают, что происходит. А то, что происходит – они не хотят знать. Бывай! – Мартынов повернулся и ушёл.

– Судя по всему, твоя командировка туда не закончилась. Какой-то шлейф тянется. Будь осторожен.

Действительно, через четыре дня вызвал Семён Семёнович и сообщил что с первого марта он, Эдуард Швед будет полностью прикомандирован к их структуре. Но, до этого момента, необходимо выяснить некоторые нюансы его пребывания в Швейцарии.

Пришлось идти в другой кабинет. То, что это следователь конторы, сомнений не вызывало. Он был даже не доброжелателен, а мил, слегка весел, как друг на пикнике. Минут десять, как бы болтали ни о чём: о внутреннем и внешнем состоянии страны. Больше говорил следователь Денис Дмитриевич Ракухин, как тот себя назвал. Швед отделывался односложными словами: "да-нет".

– Что-то вы не очень разговорчивы Эдуард Генрихович.

– А у нас такие только и есть. Иначе за трёпом цели не разглядишь!

– Это вы насчёт меня?

– Вы же знаете о взаимоотношениях наших структур. Что темнить? Допрашивайте!

– Я не понимаю как вас...

– Вашу риторику не ко мне...

– Ладно. Военного даже без одёжки видно. Я, да и не только я, изучили ваш отчёт. Вроде бы всё... но не всё... есть непонятные моменты, а тут ещё и сведения из Швейцарии пришли. Можете пояснить некоторые непонятки?

– Если смогу...

– В отчёте сказано, что заперли помещение банка на ключ. Так?

– Так.

– Потом завалили двух подъехавших. А почему не нейтрализовали?

– Сами додумайте.

– Грубите?

– Нет.

– Правильно поступили. Есть заключение экспертов. Швейцарцы на любой шум нервно реагируют. Что дальше?

– Как в отчёте написано. Отволок под мост.

– В смысле отволок?

– Зацепил тросом...

– Шутка юмора?

– Думайте как хотите!

– Вы отвечайте не как хотите, а как от вас требуют!

– Тогда будьте конкретнее.

– Если собираетесь спорить, в загранку не отправят.

– Я не просился. Мне некогда джинсиками и колготочками начальство обеспечивать. Мне вот, в этом случае, пришлось замараться, хотя никто такого не обещал, но не обошлось и пришлось.

– Вы кого-то обвиняете?

– Я никого не обвиняю. У меня работа такая, специфическая.

– Значит вы никого убивать не хотели?

– Вы меня в этом обвиняете? Тогда допрашивайте тех, кто выдавал задание!

– Ну, не кипятитесь так! У меня тоже такая специфическая работа. Вас бы на моё место.

– Если бы я был на вашем месте, вы бы у меня через тридцать секунд запищали.

– Как это?

– Специфика такая. Мне протоколы заполнять некогда. И те, кого я допрашивал, сами, как я к вам, не приходили.

– Похищали?

– У нас это называется взять в плен. Если вы мне предлагаете поменяться местами, то я не воз...

– Нет. Нет. Это было неудачное предложение. Ваши награды говорят сами за себя. Вернёмся к дверям банка. Вы оттащили два трупа под мост, и вернулись за теми, кто был в помещении банка. Так?

– Так.

– И что дальше?

– В отчёте написано... эти слова тоже записывайте, что я всё время ссылаюсь на отчёт, а не фантазирую. Я не смог эти двери отпереть. Поэтому пришёл к выводу, что туда кто-то или проник и заперся или кто-то выжил и тоже сделал это. Тогда я остался ждать, тех, кто выйдет.

– А вы что, не проверили, живы они или нет?

– Одного я завалил, двух взял в плен, чтобы провести допрос. Но там, у кого-то остался пистолет...

– Вы их не обыскали?

– Обыскал. Поэтому, как и записано в отчёте, подозрение пало на Жаме.

– А удостовериться нельзя было живы они или нет?

– И что дальше? Если кто-то жив, попробовать спасти или добить?

– Отвечайте, а не задавайте вопросы! Вам надо было принимать решение.

– Я и принял. Не стал оставлять следов и улик.

– В смысле?

– Выхожу я такой весь красивый – перепачканный из банка и кровавые следы показывают куда я пошёл. Поэтому я и остался ждать того, кто выйдет.

– Наконец-то мы добрались до главного. Швейцарская полиция определила, что замки были испорчены снаружи.

– Вот это да! Не может быть, чтобы кто-то остался. Я всех зачистил.

– Но сначала-то промахнулись! – Еле-еле улыбнулся Денис Дмитриевич.

– Я не промахнулся, а пометил!

Микроскопическая улыбка Ракухина моментально исчезла.

– Что-то прояснилось. Вы считаете, что так называемый Андрей Егорович, специально пытался вас подставить, поэтому и объявил погибшим?

– Что вы фантазируете? Он же дипломат!

– То есть вы его полностью отметаете?

– Да!

– Тогда, значит, был ещё кто-то.

– Откуда мне знать! Мне поставили задачу, я её выполнил, пусть не совсем чисто, но так я вообще ничего не знал!

– На кону два миллионов долларов!

– Мне это ни о чём не говорит. Два или двадцать.

– Почему вы сказали двадцать?

– Руководитель группы сказал.

– А вам всё равно! Не верю!

– А вы не Станиславский!

– О! Какие вы материи знаете!

– Унизить хотите? Запротоколируйте!

– Да даже в школе такую разницу понимают!

– Разницу понимают в цифрах, а не деньгах! А что такое деньги? Это эквивалент материальных ресурсов или каких-то товаров!

– Надо же как вы материализм знаете!

– Отметьте в протоколе, что я заявил вам, что вы не знакомы с основами марксизма-ленинизма!

– Это вы загнули!

– И это в протокол! Что задёргались? Проверим вас на знание основ. Что для вас семь рублей двадцать копеек?

– Мало ли что!

– Это мускат черный. Массандра. А двадцать семь рублей?

– Виски?

– Нет. Чешские "Ботас". Ботинки такие, лучше всяких наших. А двести рублей?

– Хватать задавать нелепые вопросы!

– Это цена цветного телевизора! По записи. А румынская стенка восемьсот тридцать рублей. "Жигули" – шесть тысяч! Всё! Мне и машина не нужна. У нас общественный транспорт лучший в мире! Какие миллионы? Это уровень государства! А если в валюте? Это целый корабль зерна! Давайте протокол, я прочитаю, если вы не всё внесли, впишу и подпишу каждую страницу.

– Что вы, Эдуард Генрихович! Это был не допрос, а беседа под запись! Причём не только очень интересная, но и познавательная.

– До свидания! – Поднялся Эдуард и протянул руку, прощаясь. Ракухин тоже встал и пожал протянутую ему руку.

В его глазах не было никаких эмоций. Даже в рукопожатии не было раздражения, но лёгкая обида ощущалась. Когда Швед вышел, тот набрал номер телефона и сообщил:

– Ну, в целом, мнение подтвердилось. И его и экспертов. В сложных комбинациях его использовать нельзя, да и он не хочет. В том, чем занимается сейчас, соответствует его уровню понимания, навыков и умений. В этом деле он проявил себя по максимуму. Дерзко и осторожно. Согласен. Это у него такой стиль поведения. Что в вашем понимании "бункер из дождя"? А вы видели, когда идёт дождь? Настоящий дождь, а не капель? Можно стоять рядом с вами, у вас на виду и вы будете не замечать целого, а только фрагменты, не привязанные друг к другу. Или наоборот, он стоит под ливнем, но вы не замечаете, что на него и капли не упало. Он создал вокруг себя такую ситуацию, что на него, даже, не капает или наоборот ливень. Считаю, что в подготовке наших агентов необходимо учесть и такой фактор. Понятно, что в той или иной степени, назовём его бункер, так или иначе, применяют и другие, но скорее это делают несознательно, а по наитию. Насчёт денег, он такой же, как и многие в нашей стране. Им важен номерок на ладони, чем деньги, зажатые в кулаке.

2.

Сразу после встречи нового года, институт, к котором работал Швед, отправил его на курсы повышения квалификации. Там изучали архитектуру Ай-Би-эМ ПК, программы, используемые в них и основы программирования.

На двадцать третье февраля ему присвоили звание майора, вручили погоны, они их как следует обмыли. Пойдя против правил, его нишу с амуницией и оружейный шкаф оставили за ним. Петров давно уже вынашивал идею о создании на базе батальона учебного центра по подготовке элитных специалистов в области разведки. С уходом любого бойца их опыт проваливался в никуда. Каждый новый вынужден был с нуля приобретать свой, а не учиться на чужом. Вроде бы, чего уж сложного, нового? Всё как у всех, но нюансы, детали могли привести совершенно к другим результатам. Гибли или не достигали результатов те, кто не обращал внимание на мелочи, или те, кто ковырялся в них. Всё зависело от умения определять, что важно, в данный момент, а что нет. Что может подождать, а что было надо сделать ещё вчера!

После окончания курсов он, как и все, теперь уже только работал в институте, ездил в командировки, ходил на овощную базу, осенью послали в колхоз. Занимался тем, чем занимались миллионы советских граждан, помимо основной работы. Бывшей жене надоело торчать в огороде у предков и она, воспользовавшись его командировкой, приехала на несколько дней повидать дочь. Да так и осталась. Тогда он переехал в зиловскую общагу. Комната всё ещё была за ним и никто на неё не покушался. Жить в ней оказалось даже спокойнее, чем дома. Видеть, как она не пытается наладить отношения, а легализовать своё пребывание здесь, вызывало тоску. Разговоры по душам, даже уши не тёрли. Тем не менее внешне она выглядела благопристойно. Новые вещи, украшения. Судя по разговорам, она даже работала. Он посоветовался с мамой, та просила, ради дочери, потерпеть.

Отвык, да и некогда было привыкать, что дома кто-то распоряжается и им и его временем и даже вещами. Вступать, привыкать к новым-старым взаимоотношениям, мириться, не замечать, а возможно, надо ли дважды вступать в одну и туже реку? Как можно жить старой жизнью, если ты уже другой живёшь? И ты сам изменился и берега и вода...

Этот диссонанс, непонимающего что происходит, будет тебя сначала тревожить, потом разрывать. Другая жизнь, другие обстоятельства, значит и другие люди должны быть рядом. Те, которые понимают тебя и те, которых понимаешь ты сам. Хотя бы просто не раздражали!

Лена не рефлексировала. Она не менялась в зависимости от обстоятельств, времени, была такой же, ну почти такой же, или старалась быть такой, когда они и встретились. Застыла во времени, как жена Лота. А может он не заметил её изменения? Или не хотел видеть! Малоизменчивость и составляет суть женщины, погружённой в домашние заботы, ведь тысячелетиями ничего не менялось. Ведь землянка, хижина, дом, квартира, та же пещера, только немного поуютнее! Вместо луга и леса где собирали дары природы – поле, где выращивали, что могло вырасти, огород, домашние животные. Работа внутри хозяйства, потом вне, на торжищах, рынках, магазинах. А теперь жизнь и в другой работе, уже не связанной с домом. Но главное оставалось: приготовление пищи и рождение и забота о потомстве.

Когда он бывал дома, а по долгу он и не бывал, то этого не замечал. Всё это проходило мимо, скользя по поверхности, не захватывая глубину. Теперь же, когда положение дом-работа-дом, стало якорем, наваливалось погребальной плитой. Просто так, за жизнь, говорить желания ни с кем не возникало, а по делу было коротко и ясно.

Такое общение его очень устраивало. Он начал читать литературные журналы, которые расцвели во время перестройки. Институтская библиотека выписывала их все. А чтобы прочитать актуальное и стоящее, приходилось записываться в очередь. Мир, страна, жизнь и судьбы людей открывались совсем по-другому, с разных непознанных сторон.

Неожиданно его отправили в Штаты изучать Эплл и его графический интерфейс. Месяц, проведённый в Калифорнии убедительно доказал, что Эпллы с их удобными операционной системой и мышками, гораздо лучше подходят для выполнения поставленных задач. Но не это было главным. Удалось не только получить тактико-технические характеристики нового, разрабатываемого противотанкового комплекса, но и перспективную, предназначенную для этого комплекса, головку самонаведения.

После этого, в составе институтской делегации уехал в Германию обсуждать создание совместного предприятия в области современного станкостроения. В связи с тем, что британские войска разработали новый комплекс ПЗРК «Старбёрст», который и захотели сделать основным, то ПЗРК «Джавелин» сделали резервным, для тренировок. Их начали вывозить обратно – в Британию. При их перемещении пропало четыре установки и три десятка ракет. Вернее так: всё было в наличии, пересчитывалось, но если вскрыть некоторые опечатанные ящики, а их неизвестно когда могли вскрыть, то только тогда эти комплексы могли посчитать пропавшими. Кое-кто, перед выходом на пенсию, немного заработал на ненужном, для них, но не для других, старье.

Гражданская жизнь оказалась гораздо интереснее и разнообразнее военной. Нельзя сказать, что он наслаждался такой жизнью, но то, что такая жизнь была гораздо комфортнее – радовало. Если вначале он смотрел на любых людей и оценивал их сквозь прицел, то на гражданке, опознавание свой-чужой не катило.

Многомерность такой жизни иногда ставило его в тупик. Он не понимал некоторых моментов и не знал, как поступить в тех или иных случаях. Мир из чёрно-белого превращался в серый и, сквозь эту серость начинали проглядывать, пусть ещё маленькие, но яркие цветные пятнышки. Не обращай внимание! Забей! Советовали в таких случаях, те редкие люди, с кем он пытался советоваться.

Накатывала уборочная. Отдел кадров института совместно с месткомом ходил по отделам и собирал списки рекрутов для отправки в колхоз. На самом деле это был совхоз, но большинство людей разницы в них не видело. Совхоз располагался на самой границе Московской области и ехать до него надо было чуть ли не четыре часа. Как до Ленинграда на «Красной Стреле».

Поскольку отношения с управляющей отделением совхоза давно были налажены, то продукты питания для селян, полученные в столовой были загружены в институтский ЗИЛ, в кузов которого ставили будку с ГАЗона. Эта будка была единственным напоминанием, кто был предшественником ЗИЛа.

Руководителем группы помощи селянам назначили начальника отдела теплоэнергетики Аркадия Черемецкого. Хотя он и был в предпенсионном возрасте, но так не выглядел. Моложав, подтянут. Хорошая одежда, шляпа, обувь. Хотя волос на голове оставалось мало, то ума и образованности – много. В его памяти ничего не блудило, а значит и не терялось. Умел незлобно прикалывать и весело оскорблять. К Шведу он всегда обращался по сокращённому отчеству от Генриховича – Хрич!

– Хрич! – Обратился он к Эду после совещания у директора. – Построить коммунизм в отдельно взятом колхозе я не могу, а вот весёлое проведение времени – устрою. Тем более имей в виду, что нам, единственным, дадут за две недели работы там неделю отгулов здесь. Самогон поставим.

– Я же не пью... как бы...

– А ты думал с какой целью я тебя и беру замом? Бражку выпьют ещё до того, когда она забродит. Только тебя послушают, если ты не позволишь, то и не будут.

– С чего бы это?

– Ну ты спортсмен и всё такое. Владимир Андреевич не хочет меня старшим назначать. Говорит, что я весь колхоз спою. Спеть-то я могу на весь колхоз, а поить не стану. Самим не достанется. Леснику понятное дело, он в деле – самогонный аппарат даёт. Я слово на парткоме дал – трактористам не наливать. Их жёны приучились жалобы в партком катать. Причём всегда сваливают не на своих, а на москвичей! На нас значит! Кто с соседом ссориться будет? Тот же по доброте душевной литр самогона выкатил, за то, что тракторист одним махом, вместо обеда всю его картошку из-под земли вывернул. Или весной вспахал. Или навоз привёз. Поедешь со мной – рекомендацию в партию дам. У нас обновление там началось, такие люди как ты, очень нужны.

– Да зачем это мне! – Ответил Швед, а сам подумал "дважды героем, ещё куда не шло, но дважды партийцем?"

– А я вообще не понимаю, – подмигнул Черемецкий, – как тебя беспартийного посылают за границу?

– А ты поставь этот вопрос на парткоме!

– Лучше сейчас ехать со мной осенью, чем с каким-нибудь хрычём весной! А Хрич? Там полно грибов, собирай сколько хочешь. Местные только белые берут. Опят, лисичек, рыжиков, груздей – поля!

– Вот с этого и надо было начинать! Как думаешь, я смогу засолить пару вёдер?

– Я бы так, конечно, не размахивался, но грузовик тебя с ними довезёт куда скажешь! Да и команда там будет! Лично каждого проверял и каждую осматривал. Ты же парень холостой, а на тебя многие, из наших немногих женщин виды имеют! Так что кое-кто из-за тебя в колхоз захочет прокатиться.

Черемецкий вытащил из общеинститутской раздевалки молочный сорокалитровый бидон.

– Что встали? Грузите! С каждого по рублю! Через четыре дня гнать будем! Чистейший станет. Активирки и марганцовки с запасом прихватил. Всю жизнь о такой чистоте вспоминать будете! Девушкам не надо платить!

Пятеро мужчин сначала протянули по рублю, потом загрузили бидон. В отличие от остальных, Швед сильно выделялся своей одеждой. Он уже сейчас был похож на крестьянина. Запачканный гнильём овощной базы чёрный ватник. Керзовые, не чищенные сапоги. Как поставил весной на лоджию, так только теперь, перед отъездом и вспомнил. Голубоватая, офицерская, ещё с прапорских времён, шапка со сваляным мехом. А вот штаны были из детства. Серые, с комочками на нитях, из грубой ткани. Их мама, купила, когда он учился ещё в восьмом классе и называла "Техасы". Что удивляло Эдуарда они со штанами удовлетворяли друг друга. Были впору друг другу.

Хотя ехали долго, но быстро и весело. Черемецкий травил анекдоты, рассказывал забавные случаи из жизни старожилов института. Поэтому выпили всё, что взяли с собой.

Приехали к обеду. Завотделением уже ждала с нужными документами. Аркадий их быстро подписал и передал мешок с продуктами. Первый трудодень они уже заработали. Поехали за мясом, капустой, свёклой, морковью на склады, которые располагались в центральной усадьбе. Сначала выдали аванс за будущую работу, потом заплатили деньги за полученные продукты с совхозного склада. Картошку пошли копать на поле. Фиксированную зарплату получал только повар, остальные работы были как бы сдельными. Но мешок с продуктами позволял заработать сколько надо, вернее, на сколько договорились. Кроме того, в обязательном порядке, ведро молока с вечерней дойки. Пока был открыт сельский магазин закупили хлеб. Его выпекали в совхозной пекарне, поэтому он не черствел несколько дней. Усиленно рубили дрова для печки. Газа для плиты в баллоне хватало.

Ближайший магазин, где можно было затариться пойлом – в тридцати километрах и автобусы туда не ходят. Это соседний район. В стране сухой закон. Поэтому безталонный алкоголь продавали в редких и, отчасти далёких и неудобных местах.

Только поужинали, как появилась завотделением и сообщила, что в связи с запоем скотника, на ночь нужен один человек. Эдуард посмотрел на притихших собратьев и сказал, что пойдёт он. Зато до обеда можно дрыхнуть, а не отделять на комбайне картошку от комков земли. Какая разница где работать? Всё равно с чего-то надо начинать и кому-то надо быть первым. Хотя всегда первым был повар.

Что удивительно, в колхозе женщины никогда в повара не лезли. Они вели здоровый образ жизни и старались работать на свежем воздухе, то есть в поле. В таком случае, оставшимся парням приходилось делать двойную работу. Спускаться с комбайна и стаскивать мешки с картошкой, подобранные дамами после комбайна, в одну кучку, а потом и высыпать в кузов самосвала. Но никто не жаловался. Все знали, что после ударного труда ждёт сытный обед и двойная доза водки, от которой женщины скромно отказывались. А, иногда, и нет.

Через два дня поспела бражка. По тёмному, в деревне не было уличного освещения, решили перетащить её леснику. Бидон оказался слегка легковатым. Так и есть литра два было отпито.

– Ну и кто? – Спросил Швед и посмотрел на Аркадия.

– Наливал, но не пил! – Гордо ответил он. – Сосед Ванька-тракторист, зашёл за нами, чтобы на поле отвезти, увидел бидон, пришлось налить кружку. Он себя в таксисты записал. Привёз на поле, отвёз с поля.

– А брат его жены – мент! – Напомнил начальник группы электротехнического отдела Слава Горукин. – В прошлом году, весной Ванька тоже пасся, а как ему объявили, что самим не останется появился брат его жены и бражку конфисковал. Пришлось ещё пятёрой откупиться.

– Я и не знал! – Нервно поправил шляпу на голове Аркадий. Он даже на поле ходил в шляпе, чтобы все издали видели, кто начальник. – Значит завтра будет шмон.

– И сразу пойдут к леснику. Все знают, что у него самогонный аппарат. Остальные-то через кастрюльки с тазиками гонят. – Добавил Алексей Ведерников, выполнявший роль повара.

– На улице не оставишь.

– Вы его в стожок Ванькин спрячьте! – Предложила Надя Ефимова из планового отдела. – Если там найдут мы все станем свидетелями и потребуем копию протокола. Все группы на него жалуются. Как только приедут, он первый с поздравлениями по приезду, отъезду, а сам глазами рыщет что с собой привезли и будут ли отъездную проставлять. Не всегда, конечно, бывает. Только когда дома торчит.

Так и сделали. Таксиста с его прицепом уже ждали в Ванькином дворе. Не успел он выйти из дома, как все, кроме Аркадия, залезли в прицеп, а тот в его кабину.

– Это вы чего тут? – Растерялся он, увидев изменившуюся картину начала трудового утра.

– Не повезёшь?

– Как это? Соседи же! Что пустому, что с вами! Все ли сели? – Зашёл он в дом, в котором жили ссыльные на две недели москвичи. – Это! А где это! – Моментально он выскочил на крыльцо.

– Что, что это? – Вылез Аркадий из кабины его трактора. Влез и вылез в отношении "Беларуся" означало медленное карабканье вверх и вниз.

– Сам смотри! Бидона с брагой нет!

– Не неси пургу, Ваня! – Подошёл к крыльцу Черемецкий и заглянул в сени. – Раз стырил, хотя бы бидон верни!

– Да не брал я вашу брагу!

– А кроме тебя о ней никто не знал! – Жёстко посмотрел на него Горукин. – С тебя пять литров самогона!

– Вылезайте! Не повезу я вас! Сами выпили или Лёхе-леснику... я вам... докажу кузькину вашу мать!

Все вылезли из кузова и, ехидно улыбаясь, пошли мимо озадаченного Ванька на поле. До комбайна, который стоял на поле, было с километр. Так пешком вернулись и на обед. Эдуард как раз проснулся после ночной смены, поколол дров для печки, помог Алексею почистить картошки на жарево. Перед дневной дойкой надо было пойти в коровник и почистить его. С картофельными очистками он вышел на крыльцо, чтобы отнести их в загон, где лежали под тёплым осенним солнцем поросята Ваньки-тракториста. Подъехал автобус из райцентра. Из него вышел младший сержант милиции с папкой из кожзаменителя в руке и направился к соседнему дому. Одет он был уже в шинель, но в фуражке, на ремне висела раздутая кобура.

Эдуард выбросил очистки прямо на хряков, поставил ведро у изгороди и незаметно прокрался за ним. На своём крыльце брата жены встречал Ваня. В руке он держал бутылку самогона, заткнутой скрученной куском газеты.

– Ты чего на автобусе?

– Патрульная в Холмах стоит. Если приедем на машине, сразу заметно будет. Это же москвичи, номер машины запишут и жалобу! Мне такое, даже ради тебя, карьеру испортит. Я взводному, за то, что отпустил, треть обещал. Остальное нам с тобою пополам. Пошли давай!

– Они, теперя, без меня, с поля пешком топают. Начальник у них в шляпе, как наш директор. Представляешь сам картоху сортирует и мешки грузит. Кто такого уважать будет? Вот повар у них – блатной. Здоровенный, а он капусту шинкует, вместо того, чтобы мешки в кузов швырять. Чудик один, он сейчас скотником, Валька запил, тот по утрам бегает и руками машет, как на физре в школе, а потом навоз чистит. Сразу видно – учёные...б... на голову! – Засмеялся Иван. – Но сначала к леснику сходим. Понюхаем, может он из их браги самогон дует! Пожури его, а аппарат не отбирай. Конфискуй только пойло!

– Не учи! Понятым будешь!

– Это как?

– Ну... это типа свидетель!

– Ты чего? Я против своих не попру! Он мне тогда хрен лесу отпишет, даже на дрова, а если где и выделит, так я их буду сто лет на себе таскать!

– Пошли! Дом покажешь!

– Плащ пастуший накинь! Сразу поймут зачем ты...

– Да он мне всю шинель испачкает, да и навозом вонять будет!

– Тогда на, моё свадебное пальто. Я его три раза всего надевал, так что смотри у меня!

Они направились в другой конец деревни, примыкающий к лесу. Эд вошёл в дом, на вешалке висели фуражка, шинель, ремень с кобурой. Расстегнул кобуру. Ну так и есть. Как и у всех – пара бутербродов. Колбаса была толстая, между двух ломтей хлеба. Швед задумался. Прошёл на кухню, вырезал сердцевину колбас и убрал в холодильник. Во дворе наложил туда свежих овечьих навозных кругляшков. Снова завернул и убрал в кобуру.

Через полчаса родственнички вернулись не солоно хлебавши. Ни Лёхи-лесника ни браги, ни самогона там не оказалось. Даже запаха! Обед был в разгаре, когда младший сержант зашёл в сильно натопленную кухню.

– Здравствуйте! К нам поступили сведения, что держите брагу с последующим превращением её в самогон! Во избежание инцидента, прошу выдать добровольно. Кто тут у вас шляпа?

– Кто? – Встал Аркадий.

– Начальник!

– Я старший группы, а не начальник. Так что вы хотите?

Сержант повторил. Аркадий снова спросил. Тот повторил, уже злясь, но ещё держа себя в руках.

– Я что-то не пойму! Что он от нас хочет? – Обратился Аркадий к коллегам.

– Аркадий Николаевич! Не придуряйтесь! – Сказала ему всегда молчаливая, тихая бухгалтерша Анна Ивановна. – Налейте ему водки!

– Так это всё меняет! – Алексей Ведерников достал початую бутылку водки из холодильника и налил треть эмалированной кружки.

– Я это... – сразу заблестели глаза младшего сержанта, – при исполнении. Дача...

– У нас не дача, этот дом оформлен на предприятие!

– Только ради уважения к вам, которые к нам, давайте, самогон или брагу и я пошёл.

– По-моему вас обманули! – Сморщила носик Света из машбюро и подмигнула Эдуарду. – Но вы можете нас обыскать. Начнём с меня! – Она начала раздеваться.

– Это что такое? – Покраснел младший сержант.

– А вдруг, я на себе это прячу? – Томно произнесла Света. – Вы, как представитель власти, обязаны проверить и моё заявление! Ну красивый, покрасневший красавчик, если стесняетесь, то я сама! – Она расстегнула блузку.

– Пойдёмте, я покажу! – Анна Ивановна провела его за печку, где спали женщины. – Вставайте на колени, тут чисто и смотрите под кроватями. Даже дохлых тараканов нет? Тогда пройдём на мужскую половину. На колени вставать не надо, но можете перевернуть матрасы. Это вот ведро с грибами. Они солятся, но можете попробовать, вдруг...