Текст книги "Именем закона. Сборник № 3"

Автор книги: Эдуард Хруцкий

Соавторы: Гелий Рябов,Игорь Гамаюнов,Александр Тарасов-Родионов,Борис Мегрели
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)

– Во сколько?

– Получи паспорт, валюту. Самолет твой в шестнадцать часов.

В Ташкенте было жарко. Казалось, что раскаленное солнцем небо опустилось прямо на мостовые.

Филин, Сергей и Саша-Летчик сидели в садике за низким столом перед белым двухэтажным особняком, рядом с бассейном, в который втекал искусно сделанный ручеек.

Хозяин, армянин Арташез Аванесов, угощал московских гостей.

На пестрой скатерти стояли кувшины шербета со льдом, блюда с фруктами и зеленью, сациви, лобио, куски осетрины.

Богатый был стол, а в глубине сада двое суетились около казана с пловом и шампурами с шашлыком.

– Хорошо у тебя, Арташез, дорогой, – Филин отхлебнул ледяного шербета.

– Нормально, Коля, живем как все. Скромно, тихо. При нашем деле главное спокойствие. Говори скорей, какое у тебя дело?

– Скажи, Арташез, я тебе помог?

– Век не забуду, падло буду, Коля.

– Твои люди с моей помощью наперстки в Москве держат. Без меня их бы чечены уделали нараз. И я с тебя доли не прошу. Так?

– Коля, зачем ты это говоришь, я твой должник. Помню, знаю. Что надо, скажи только.

– Опий-сырец.

Арташез задумался.

– Много? – спросил он после небольшой паузы.

– Центнер.

– Так.

– Это что, много для тебя? – усмехнулся Филин.

– Да нет, Коля, нет. Смогу достать через месяц.

– Долго, мне он срочно нужен.

– Конечно, опий есть, но его взять нужно.

– Как взять?

– А очень просто. Он у Батыра.

– Это у какого?

– Ты не знаешь. Он новенький, из бывших фрайеров. Но силу набрал, мешает мне, как может.

– Ну что ж. Давай научим. Где товар?

– Есть одно место, под городом. Поселочек небольшой. Там они его в чайхане прячут.

– Зови своих бойцов, пусть с моими все осмотрят, а потом я план разработаю. Плов-то где?

Филин засмеялся довольно. Похлопал Арташеза по спине.

– Голова ты, Паук, ох голова.

Никогда в жизни Игорь Корнеев не видел такой больницы. Разве только в кино.

Он шел с Крюгером по белоснежному коридору. И Корнеев изумлялся чистоте, людям в необыкновенно свежих халатах, больным, больше похожим на отдыхающих.

У двери палаты, в которой находился Третьяков, сидел полицейский. Увидев Крюгера, он встал, четко козырнул.

Крюгер толкнул дверь, и они вошли в палату, больше напоминающую гостиничный номер.

На кровати сидел человек в голубой пижаме.

– Здравствуйте, Третьяков, – сказал Корнеев.

– Здравствуйте, вы из консульства?

– Нет, я из Москвы, из МУРа, подполковник Корнеев.

Третьяков молча смотрел на Игоря.

– Понятно, – Корнеев усмехнулся, – что делать, нарушил правила, специально для вас.

Он достал удостоверение. Сергей внимательно прочитал его.

– Я готов дать показания.

– Давайте сначала просто поговорим, а потом уж перейдем к официальной части.

– Давайте.

Корнеев достал диктофон.

– Не возражаете?

– Нет. Хорошая штука. Неужели такая техника в МУРе?

– Да нет. Я его у австрийских коллег одолжил. Начнем.

Корнеев нажал на кнопку.

– Вопрос первый. Кто на вас напал?

– Ко мне в гостиницу пришел Роман Гольдин. Когда-то он жил в Столешниковом, потом свалил в Америку. Чем он там занимался, я не знаю.

– А чем он занимался, когда жил в Столешникове?

– Точно ничего сказать не могу, но говорили – валюта, кидки, золотишко.

– А почему у вас возник инцидент?

– Гольдин сказал, что наша фирма давно уже служит ширмой для переправки за границу золота и ценных металлов.

– Вы знали об этом?

– Нет.

– А покойный Мауэр?

– Уверен, что нет.

– Как вы отправляли продукцию?

– Обычно. Готовили, потом проходили таможенную очистку.

– Вы занимались таможней?

– Нет, я отвечал за производство. Все остальное делал Лузгин.

– Но отправка довольно сложная вещь.

– У нас есть несколько консультантов, крупных в прошлом работников. Они нам и помогают.

– Один из них Михаил Кириллович Мусатов?

– Да, у него огромные связи, он же бывший зампред Совмина.

– Скажите, Сергей, у Гольдина есть связи в Москве?

– Точно не знаю, но думаю, что он связан с Лузгиным.

– Почему вы так думаете?

– А он мне сказал открытым текстом, что передавал валюту Лузгину и якобы там была моя доля.

– Значит, он шел к вам как к подельнику?

– Конечно.

– А когда узнал, что вы ничего не получили и, более того, не хотите иметь с ним дело, он решил вас убрать?

– Видимо, так.

– Вы понимаете, что они люди серьезные?

– Конечно.

– Видимо, или здесь, или в Москве они постараются это сделать.

Корнеев встал, вышел в коридор. В креслах сидели Крюгер, переводчик и полицейский.

– Спросите у врача, коллега, можно ли мне забрать его в Москву?

– Хорошо, – переводчик встал.

А Корнеев опять зашел в палату:

– Сергей, мы летим в Москву, я сейчас займусь формальностями, а вы пока напишите мне все, что хотели рассказать именно нам.

– На чье имя писать?

– На имя начальника МУРа генерала Кафтанова А. П.

Тем же вечером Корнеев, переводчик и Крюгер сидели в пивной неподалеку от полицайпрезидиума. Народу было немного, финская водка «Абсолют» крепкая, закуска вкусная.

– Передай капитану Чугунову из Сочи, что он очень хороший парень, – Крюгер поднял первую рюмку.

Переводчик перевел.

– Передам, – Корнеев выпил и сделал глоток пива.

В пивной было тихо, только откуда-то из угла доносилась мягкая музыка.

И Игорю стало обидно, что нет в Москве такого прекрасного места, где можно посидеть с друзьями, выпить, поговорить.

– Ты, Игорь, – сказал Крюгер, – берешь его как наживку?

– Вроде того, – усмехнулся Корнеев.

– Помни, что Штиммель и Гольдин мои.

– А зачем они мне, – Корнеев налил рюмки, – бери их. А если хочешь, у нас в Москве этого добра навалом. Поехали.

– Поехали, – засмеялся Крюгер, – первый раз работаю с русскими.

– Думаю, – сказал Игорь, – это не последний.

Странный это был поселок. Уже не Ташкент, но еще не загородный район. И автобус сюда ходил городской. Здесь была его конечная остановка.

Над дувалами, домами из белой глины, арыками, кипарисами висела жара. Она казалась вполне ощутимой, протяни ладонь – и вырвешь кусок.

Филин вылез из автобуса, но узнать его трудновато было. Был он с усами, в темных очках, в затейливой каскетке с американским орлом, в рубашке с кучей наклеек, в небесно-голубых итальянских брюках.

Не узнать было Филина. Не узнать.

Он не спеша обошел чайхану. Внимательно оглядел двор. Сарай ему приглянулся кирпичный, с узкими зарешеченными окнами-бойницами, дверь железная.

Два здоровых кобеля у сарая.

Филин подошел к фасаду. На террасе сидели несколько человек. В воздухе повис шашлычный чад.

Филин, помахивая кейсом, поднялся на террасу.

Буфетчик из-за стойки внимательно смотрел на него. Он сразу увидел и итальянские брюки, и невесомую рубашку, и дорогой «Ролекс» на руке, и татуировку увидел.

Филин сел за низенький стол, неудобно устроив ноги, огляделся.

В углу двое, видимо, шоферы, ели лагман. В центре трое пожилых, степенных людей пили чай.

Филин снял шляпу, начал обмахиваться ею.

Буфетчик вышел из-за стойки, подошел к нему.

– Здравствуйте, уважаемый.

– Добрый день. Жарко у вас, – улыбнулся Филин.

– Не здешний? – Буфетчик внимательно разглядывал его.

– Из Ростова.

– Хороший город. Манты, лагман, шашлык?

– Манты и шашлык. А шампанского нет холодного?

– Для хорошего гостя найдем.

– Тогда, значит, и шампанское.

Буфетчик ушел, у входа в подсобку оглянулся еще раз.

Через несколько минут он принес запотевшую бутылку и большую пиалу мантов.

– Шашлык жарят, уважаемый.

– Шампанского со мной, – Филин гостеприимно повел рукой.

– Спасибо, дорогой, в жару только чай помогает.

– Это кому как, – Филин залпом выпил фужер.

Когда он доедал шашлык, буфетчик вновь подошел к нему.

– Скажи, уважаемый, ты «Волгу» не продаешь?

– Нет, – Филин достал деньги, не спрашивая счета, положил на стол сотню. – Не продаю, дорогой, у нас в Ростове поднимаешь руку, три машины остановятся.

– Сравнил, чужая машина и своя, – буфетчик махнул рукой.

– Скажи, дорогой, где у тебя туалет?

– Местные домой бегут.

– До Ростова, боюсь, не добегу.

Буфетчик захохотал, хлопнул его по ладони.

– Молодец… До Ростова… – повторил он и опять засмеялся. – Пошли.

За буфетом была дверь в подсобку. Кухня, чулан, винные ящики у стены. Опять дверь. Двор.

– Иди, уважаемый, – буфетчик показал на деревянный домик в углу.

Филин пошел к нему и увидел еще один сарай. Деревянный, убогий, из которого человек в грязном фартуке нес продукты.

Войдя в сортир, Филин еще раз внимательно оглядел двор. Ворота крепкие. Тяжелые засовы, по гребню забора колючка.

– Зона, – усмехнулся Филин и вышел во двор.

И опять во дворе Арташеза накрыт стол. Звенит рукодельный арык, падает вода в озерцо-бассейн. На ковре у низенького стола полулежал Филин. Нет на лице усов, да и татуировка с руки смыта. Снял он дурацкую фирменную рубашку, брюки итальянские.

На нем шелковая безрукавка, тонкой песочной чесучи брюки и, конечно, лакированные белые мокасины с дырочками. Ничего покупного, все сработано на заказ, строго по размеру, последними представителями вымирающего клана закройщиков и сапожников-модельеров.

– Арташез, – Филин разбавил портвейн ледяным боржоми. – «Волга» нужна.

– Какая, дорогой?

– Для фрайеров, двухцветная, с затемненными стеклами, молдингами никелированными, с колпаками затейливыми.

– Будет.

– Номера одесские нужны.

– Будут.

– Форму торгового флота для ребят.

– Сделаем. Что еще?

– Пока ничего. Думаю, людей надо готовить к завтрашнему вечеру.

– Скажи, – Арташез налил себе шампанского, – неужели придумал?

– Пока первый вариант.

– Когда начинаем?

– Завтра к закрытию.

В сад вошел один из людей Арташеза.

– Повар и его помощник уходят в восемь.

Веселая компания поднялась в чайхану. Серый и Саша-Летчик в летней песочной форме моряков загранплавания.

Очень хорошо смотрелись Серый и Саша в песочных с короткими рукавами рубашках с черными погонами и золотом нашивок на них.

Буфетчик уже закрывал чайхану. Он уносил в подсобку пиалы, пачки чая с витрины, посуду.

Серый подошел к нему и улыбнулся.

– Добрый вечер.

– Здравствуй, дорогой.

Буфетчик внимательно оглядел двух моряков, «Волгу».

– Издалека?

– Из Одессы, в отпуск. Продай, дорогой, ящик шампанского. Надо к друзьям на помолвку по-людски приехать.

– Нельзя, дорогой, нельзя, – огорченно развел руками буфетчик, – знаешь, торгинспектор, милиционер, каждый ко мне лезет.

– Ты пойми, друг, нам без… Никаких денег не пожалеем. Буфетчик внимательно оглядел двух морячков. Все заметил: и серебряные браслеты на правой руке, и часы дорогие, и мокасины.

Зажиточные ребята. Да и машина у них…

– Только для тебя, дорогой, – буфетчик вздохнул. – Мне этот ящик в тысячу обходится.

Серый спокойно опустил руку в карман, вынул пачку денег. И тут буфетчик увидел доллары.

– Сорок долларов дашь?

– Тридцать, – твердо ответил Серый и отсчитал три десятки.

– Давай, – буфетчик взял деньги, сунул в карман рубашки. – Пошли.

– Дима, – позвал Сашу-Летчика Серый.

Они вошли в подсобку. И сразу же из дверей кухни выглянул здоровенный узбек, жующий на ходу.

Буфетчик что-то сказал ему. Тот улыбнулся и скрылся. Буфетчик достал ключи, открыл кладовку.

– Помоги, дорогой, – он потянулся за ящиком.

И тут Серый выпустил ему в лицо струю газа из баллончика.

Буфетчик взмахнул руками, икнул и начал медленно оседать.

Серый и Летчик подхватили его, связали руки, ноги, заклеили ему рот пластырем и положили на пол в кладовке.

Прежде чем уйти, Серый вытащил из кармана три зеленые десятки.

– Зови, – скомандовал он.

Саша открыл дверь, и в подсобку вошли четверо. Двое с автоматами, у двух других были обрезы.

– Начнем, – Серый осторожно заглянул на кухню.

Два здоровых охранника-узбека жадно ели шашлык. Они опомниться не успели, как их окружили вооруженные люди.

Их связали, заклеили рты и тоже отволокли в кладовку.

Двери ее Серый запер сам, а ключ выбросил в окно.

Залаял, захрипел на улице кобель. И вдруг взвизгнул и затих.

Вспыхнул автоген. Голубое пламя резануло по двери.

Через несколько минут «рафик» и две «Волги» неслись в сторону Ташкента.

Сергей Третьяков вышел из машины на улице Москвина. Он не стал заезжать во двор, оставил машину напротив кафе.

По утреннему времени улица была тиха и пустынна. Только с Петровки и Пушкинской доносился автомобильный скрежет.

Сергей постоял немного, глядя как солнце обновило старые, когда-то элегантные дома. В театре Кирша, ныне женском МХАТе, так и не кончили ремонт, но все равно здание это красного кирпича украшало улицу.

Вот он и в Москве. В центре. Здесь каждую улицу он исходил, оттопал по ней.

Сергей усмехнулся, закурил и пошел в «контору».

Во дворе стоял «мерседес» Лузгина, шофер читал «Советскую Россию».

Сергей вошел в подъезд, поднялся по лестнице, набрал код на двери.

Навстречу ему поднялся милиционер, поднес руку к козырьку.

– С приездом.

– Спасибо, – Сергей пожал руку постовому и прошел к своему кабинету.

Достал ключ, открыл дверь.

В кабинете было душно. Видимо, окна не открывались все эти тридцать дней.

Третьяков распахнул окно и сел за стол.

Взял папку бумаг. Она была пуста.

Он нажал кнопку селектора.

– Вера, для меня что-нибудь есть?

Селектор молчал.

– Вы меня слышите, Вера?

– Слышу, – придушенно ответила секретарша.

– Тогда несите бумаги.

– Хорошо.

Третьяков открыл ящик стола. Он был пуст.

Тогда он подошел к сейфу, вставил ключ, распахнул металлическую дверцу.

На полке лежали три пачки денег, коробка с часами.

Стояли две бутылки французского коньяка. В общем, все, что не относилось к работе.

Ни одной бумажки, ни одного чистого бланка.

Дверь распахнулась, и в комнату вошел Лузгин.

– С приездом, тезка.

– Привет. А где мои бумаги?

– А они тебе больше не нужны, – Лузгин сел в кресло.

– Не понял?

– Решением правления ты уволен.

– Чья это инициатива?

– Моя.

– Твоя, – усмехнулся Третьяков. – С каких пор коммерческий директор увольняет вице-президента?

– Тебя долго не было, Сергей, – Лузгин достал сигарету, прикурил, затянулся, помолчал. – Теперь президент фирмы я.

– Ну, тогда понятно.

– Ты можешь зайти в бухгалтерию и получить расчет. Правда, у тебя, наверное, есть медицинский…

– Я не буду кусошничать из-за нескольких сотен, Лузгин.

– Вот и ладушки.

– Нет, не ладушки, – Сергей подошел к Лузгину, наклонился к нему. – Ты знаешь, кого я встретил в Вене?

– Твои встречи, твои трудности.

– Гольдина.

Лузгин прищурился, усмехнулся:

– Ну и что?

– А то, что он сказал, что передавал тебе для меня зелень.

– Ну и что?

– Где грины?

– А разве в Вене ты не понял, что ты не в деле?

– Меня не чешут ваши дела. Мне нужна зелень.

– Она всем нужна, – Лузгин встал.

Третьяков схватил его за рубашку, подтянул к себе, а потом ударил спиной о стену.

– Ты… – Лузгин словно подавился.

– Слушай меня, падло, я уйду. Прямо сегодня, но пять тысяч зеленых ты пришлешь мне домой. Понял?

– Пусти…

Третьяков локтем надавил ему на шею.

Лузгин захрипел.

– Помни, деньги завтра, иначе к тебе придут люди.

Он оттолкнул Лузгина, и тот с грохотом, потащив за собой стул, отлетел к дверям.

– Ты, приблатненный, – Лузгин поправил рубашку, – меня пугать решил? – Он достал сигарету, закурил. – Меня пугать, – повторил Лузгин, – ты думаешь, на тебя нет управы? Ошибаешься. У меня методы другие, но кровью ты похаркаешь.

Он вышел, саданув дверью.

Третьяков открыл кейс и начал складывать в него свои пожитки.

…Другая теперь была машина у Бориса Павловича Громова. Не было радиотелефона, да и номера не те были. И форма на нем другая была. Хоть и генеральская, но прокуратуры.

Теперь уже не вытягивались в струнку гаишники на перекрестках, не передавали с поста на пост, что едет Борис Громов.

Другое время. Совсем другое.

У ресторана «Архангельское» водитель повернул направо. Вот и дача Михаила Кирилловича Мусатова.

То же, что и раньше, только нет у ворот охраны.

Но сторож все-таки есть. Он и распахнул ворота услужливо, пропуская черную «Волгу».

Михаил Кириллович, нестареющий, бодрый, несмотря на все катаклизмы и передряги.

– Ну, здравствуй, Боря. Здравствуй.

Михаил Кириллович обнял Громова.

– Молодец. Генерал.

– Государственный советник юстиции, – усмехнулся Громов.

– Раз погоны и лампасы есть – генерал. Пошли. Пошли.

Он вел Громова к беседке в глубине многогектарного участка.

– А я смотрю, Михаил Кириллович, – Громов хитро прищурился, – павильончик-то на берегу выстроили. А в восемьдесят втором опасались разговоров.

– Так тогда пост мой к скромности располагал. А теперь дачу эту я выкупил. Сейчас, брат, начальство наше частную собственность приветствует. Пенсионер я. Вот и строю потихоньку для внуков.

Они вошли в беседку. А там уже и стол накрыт был.

Богатый по нынешним временам. С закуской и выпивкой заграничной.

Правда, не было, как раньше, официантки.

– Садись, Боря, садись. Что пить-то будешь?

– Я, Михаил Кириллович, консерватор. Водочку.

Мусатов налил ему водки, себе плеснул немного джину, разбавил «тоником», бросил лед.

– Уже не могу водку-то. Возраст. Ну давай.

Они чокнулись и выпили.

Мусатов бросил в рот орешек. Громов подцепил вилкой кусок лососины.

– Что ты, Боря, старика обижаешь?

– Вы о чем, Михаил Кириллович?

– А о том. Раньше я подумать не успею, а ты уже здесь. А теперь?

Строго спросил Мусатов. Резко.

– Так то раньше. В другой жизни, дорогой Михаил Кириллович.

Громов налил себе опять, осмотрел стол в поисках закуски приятной.

А что смотреть-то. Любую бери. Что хочешь. Сплошная «Красная книга» продуктовая.

– В другой, говоришь, – Мусатов усмехнулся, – в другой. Ты запомни, Громов. Нет у нас другой жизни, она для нас такая же, как и была.

– Ой ли, – засмеялся Громов и выпил.

– Ты, Борис, никак демократом стал?

– Господь с вами, Михаил Кириллович, – засмеялся Громов. – Я как был, так и остался верным ленинцем.

– Тогда слушай меня. Когда в восемьдесят третьем Андропов вас шерстить стал, кто тебя в Академию МВД пристроил?

– Вы.

– А кто тебе помог диссертацию слепить да защитить ее?

– Ну зачем вы это спрашиваете, Михаил Кириллович?

– А кто тебя в народный контроль перевел?

– Ну вы, вы!

– Ты голос-то попридержи. Закусывай лучше. Когда Горбачев народный контроль разогнал, кто тебя в прокуратуру Союза определил? Молчишь? Ответить тебе нечего.

– Да и я вам за это отслужил. Помните, как я изъял документы у Кафтанова?

– Это какие же?

– А вы, Михаил Кириллович, целку из себя не стройте. Не надо. Если бы те документы в ход пошли, вы бы на этой даче не сидели.

– Небось фотокопии снял? – зло спросил Мусатов.

– Зачем же так, – криво усмехнулся Громов, – я же не урка Желтухин, который на вас давил. Да помню я все. И благодарен. И за погоны эти, и за значок.

Он ткнул пальцем во флажок с надписью «Народный депутат СССР».

– Значит, помнишь? А про квартиру новую помнишь? А про дачу? А про то, что твой сынок на «тоёте» ездит, а жена на «Москвиче» новом?

Громов засопел зло.

– А что сынок твой из Штатов не вылезает и оклад имеет тысячу, помнишь?

– Да…

– Погоди, а то, что твоя Мила экспертом в «Антике» и платят ей валютой часть зарплаты? Это как, народный депутат?

– Михаил Кириллович, да что ж это за разборка-то? Чем провинился я перед вами?

– Слушай меня, – Мусатов снова плеснул себе джину. – Дружки твои бывшие под «Антик» копают.

– Так я уже запрос депутатский послал.

– А они на него положили, на твой запрос. Ты знаешь, что за деньги вложены в эту фирму?

– Неужели…

– Именно. Я не просто там консультант, я хранитель денег тех. Меня туда Старая площадь послала.

– Так Кафтанов…

– С ним вопрос решим. На повышение пойдет, в сторону. А Корнеев?

– С ним-то проще.

– Проще, да не очень. Вы его уже один раз в тюрьму засадили. Нет, здесь тоже нужно по-другому.

– Так что вам нужно, Михаил Кириллович?

– Мне, – Мусатов засмеялся, – мне ничего. У меня все есть. Все! Нам нужно.

– Кому это?

– А ты не понимаешь? Ишь, школьник, пионер нашелся. Ленинец. Ты думаешь, это вы, депутаты народные, здесь правите? Или демократические говоруны? Нет, Боря. Мы правим. Сначала мы шута Брежнева держали. Хлопали ему, звезды вешали, книги издавали. Потом Андропова, полупокойника, поставили, потом Черненко.

– Так сейчас Горбачев.

– А власть у твоего Горбачева есть? То-то. Нет ее и не будет. У нас власть. Ну посадили дурака Чурбанова, а рашидовское дело прикрыли. Всех в партии восстановили. А Алиев? А Гришин? Понял наконец. Мы по-прежнему решаем вопросы. А придет день, и съезд ваш разгоним, и президента сменим.

– Что я должен сделать?

– Какая-то сволочь застрелила президента «Антика» Мауэра.

– А вы не знаете кто?

– Вот честно говорю, не знаю, он нам очень полезным был. Безвредный совсем человек.

– Мои-то действия, как я понимаю, у Петровки это дело забрать, а потом? – Громов снова выпил.

– Вот узнаю Бориса Громова. На, – Мусатов вынул из кармана футляр.

– Что это?

– Да хотел тебе на день рождения преподнести, да ты уехал.

Громов раскрыл футляр. Дорогая золотая «Омега» лежала на темном бархате.

– Михаил Кириллович…

– Бери, бери. Сын прислал. Да куда мне-то. Я вон еще с заводом ношу. Привык.

Громов поглядел, засмеялся:

– К таким не грех привыкнуть.

– Ты понял, Борис, что делать надо?

– Конечно.

– Ну, давай разгонную.

Громов уехал, а Мусатов поднялся к себе в кабинет.

На столе стояли два телефона. Один обычный, второй с гербом Советского Союза.

Мусатов поднял трубку обычного. Набрал номер.

– Немедленно ко мне.

Скомандовал он сухо и положил трубку.

Лузгин примчался на дачу через сорок минут.

Мусатов ждал его на террасе. На этот раз он был одет в строгий официальный костюм.

– Разрешите, Михаил Кириллович?

Лузгин поднялся на террасу.

Мусатов сидел в кресле. Он даже не предложил Лузгину сесть.

– Слушай меня, Лузгин. Я знать не знаю, что у тебя там за уголовное дело. Ты понимаешь, на чьи деньги живешь?

Лузгин молча кивнул.

– Мы тебя сделали президентом. Но мы тебя и выгнать можем, и в остроге сгноить.

– За что?

– За дела твои мерзкие.

– Бог с вами, Михаил Кириллович, – Лузгин прижал руки к груди. – Я же весь открыт. Весь как на ладони.

– На ладони… Смотря у кого. Ты меня, Лузгин, понял? А теперь иди.

Лузгин был уже на ступеньках, когда Мусатов крикнул:

– Просьбу мою помнишь?

Лузгин взбежал на террасу.

– Так точно, Михаил Кириллович. Нашел человека, с которым сведут вашего сына.

– Человек-то солидный?

– Крупный фирмач.

– Сначала давай о нем справки наведем. Ну езжай и помни.

От Архангельского до дачи Филина на машине полчаса. Лузгин ехал не торопясь. Он думал о разговоре с Мусатовым. Нехороший был разговор. Ох не хороший.

А они опять вместе ужинали, Филин и Рома Гольдин.

На этот раз насухую, без вина и девок.

Лузгин застал их пьющими чай. Прямо некая дачная идиллия. Самовар на столе. Сахар колотый. Пряники. Варенье. Сушки.

– Ну вот, – Филин с хрустом раскусил сушку, – все в сборе. Значит, давайте начнем, подельники.

Лузгин поморщился.

– А ты, Сережа, морду-то не криви. Подельники для нас самое что ни на есть верное определение.

– А чего начнем, Коля? – лениво спросил Гольдин.

– Сейчас узнаешь. Привез? – обратился к Лузгину Филин.

– Как обещал, – он раскрыл кейс, вынул синий служебный паспорт, протянул Филину. – Выехать можете в любой день в течение четырех месяцев.

– Раз принес, значит, я свое слово сдержу. Рваный! Принеси-ка телефон.

– А у тебя здесь и телефон есть, – ахнул Гольдин, – не знал. Не знал.

– А вам, подельнички, ничего этого и знать не надо.

Филин достал из кармана старую, затрепанную записную книжку, полистал, набрал номер.

– Игорь Дмитриевич?.. Привет… Узнали… Вот же как славно… Да дело у меня к вам… Какое?.. Пошептаться надо… Давайте завтра… Когда?.. В двадцать вас устроит?.. Отлично… У театра «Эстрады»… На трамвайчике речном проедемся, там и поговорим… Ну спасибо… Спасибо… Всех благ.

Филин положил трубку.

– С Корнеевым говорил, который тебя достает. Понял, Лузгин?

– А зачем тебе загранпаспорт, Коля? – спросил Гольдин.

– А я, Рома, хочу старость тихо дожить на Брайтон Бич, среди дружков своих.

– Так ты в Америку едешь? – Гольдин вскочил.

– Да, Рома, в Америку. И хочу бабки подбить. Я из блатных, из старых законников. Поэтому действовал исходя из наших воровских правил.

Гольдин усмехнулся, насмешливо посмотрел на Филина, хотел что-то сказать. Но тот не дал ему.

– Ты, Рома, на меня так не смотри. Это нынче масти перетусовались, но я как жил, так и живу по своим законам. Начнем, помолясь. Я вас не искал. Вы меня нашли. Вам нужно было золото приисковое. Я вам его достал.

– Мы с вами за это рассчитались и деревянными и валютой, – сказал Лузгин.

– Правильно, Сережа, правильно. Только запомни, мой дорогой бизнесмен. Нет деревянных денег. Деньги, они всегда деньги. И чем их больше, тем лучше…

– Мало тебе, Коля? – перебил его Гольдин.

– Нет. Все путем. За это вы со мной рассчитались.

– Слава богу, – Лузгин забарабанил пальцами по столу.

– Но в деле вашем осечка вышла, и Мауэр о ваших комбинациях догадываться стал. Тогда вы чистодела из Штатов позвали. Лебре. Да какой он Лебре, когда всегда был Борькой Лейбовичем с Малой Дмитровки. Но мы его встретили, все организовали и как советского туриста в Прагу отправили.

– Ты к чему говоришь все это? – Гольдин вскочил.

– Тихо, Рома, – не повышая голоса, сказал Филин. – Тихо. Здесь тебе не Штаты. Здесь Москва. И хозяин здесь я.

Предупреждение и угроза послышались в голосе Филина.

– Теперь запомните, подельники, я не убивал, ничего не видел. Я на даче сидел. Так что заявлять на меня бессмысленно. А если моих людей возьмут, они скажут, на кого работали. Вы у меня вот где, – Филин сжал кулак.

На минуту на террасе повисла тишина.

– Ты, Коля, пугаешь нас? – также тихо спросил Гольдин.

– А зачем мне вас пугать? – засмеялся Филин. – Я бабки подбиваю. Теперь что касается последнего дела. Рома, я знаю, сколько на доллары стоит центнер сырца. Так вот, времени у меня нет. Давай половину, и разошлись красиво.

– У меня здесь нет таких денег, Коля. Давай я их тебе в Америке отдам.

– Рома, друг ты мой, в Штатах я у тебя копейки не получу. Товар нужен? Значит, достанешь. Срок три дня.

Когда они выехали с дачного поселка, Гольдин попросил остановить машину.

– Давай покурим.

– Я же не курю, – удивился Лузгин.

– Тогда со мной за компанию воздухом подыши. Теперь ты понял, – Гольдин щелкнул зажигалкой. Огонек на секунду вырвал из темноты его лицо. – Ты понял, – продолжал Гольдин, – что значит с уголовниками связываться.

– Отдай ему деньги, Роман.

– Полмиллиона?

– Да.

– Да это все, что у меня есть. А потом, они в Манхаттане, а я здесь.

– Я могу достать такую сумму.

– Ты сумасшедший, Сергей. Ей-Богу, сумасшедший.

– Но ведь миллионное дело может сорваться.

– Да, если мы отправим товар в Штаты, то заработаем десять миллионов минимально.

– Так в чем же…

– А в том, – перебил Лузгина Гольдин, – что этот урка на нас как хомут теперь висеть будет.

– Так что ты предлагаешь?

– Есть мысль. Поехали в Москву, у первого телефона-автомата остановишься.

Серый приехал на Патриаршие пруды не один. Спрятался за табачный киоск Саша-Летчик.

Черт его знает, что этому Гольдину нужно. А вдвоем они спокойно отобьются.

Хоть и поздновато было, а народу у прудов многовато.

Тепло. Пенсионеры еще не закончили своей прогулки, собачники, молодые пару скамеек облепили, ревели рок магнитофоны.

Жила Москва. И страшновато, и не сытно, и тревожно. Но люди шли вечером к воде, к деревьям, как и прежде.

Гольдина Серый заметил сразу же. Роман торопливо шел по аллее.

Поздоровались. Помолчали.

– Где бы поговорить? – сказал Гольдин.

– Есть дело? – поинтересовался Серый. Он сразу заметил, что не в себе немного этот человек из-за океана.

– Если его так назвать можно. Просто хочу тебе посоветовать, как не попасть в тюрьму.

– Куда? – усмехнулся Серый.

– Не далеко отсюда, десять минут езды, в Бутырку или чуть подальше, в Лефортово.

– Шутите, Роман Борисович, – голос Серого чуть сел.

– А ты заметил, что я никогда не шучу?

Серый молча кивнул.

– Тогда пошли с этого праздника жизни. Я бы сам с тобой на лебедей полюбовался. Но время. Нет его у тебя.

– Здесь рядом кооперативное кафе «Московские зори»…

– В Козихинском? Так там не поговорить, народу много.

– На улице столики. Их после семи не обслуживают, а в кафе сейчас своя тусовка.

– Пошли.

Они прошли мимо кафе «У Маргариты». Там начиналась ночная тусовка. В основном молодые люди и девки, о профессии которых спрашивать было не надо.

Увидев Серого, все замолчали, как солдаты при виде генерала.

Замолчали и расступились почтительно. Дорогу освобождая.

Это пока были рекруты рэкета, новобранцы фарцовки, ученики разбойников.

– До чего же эта перестройка Москву испохабила, – с горечью сказал Гольдин. – Ну просто сил нет.

– Не нравится? – усмехнулся Серый.

– Не нравится. Раньше как было – мухи отдельно, котлеты отдельно.

– Да нет, они в мастях разбираются.

– Я не о мастях, о людях, которые здесь живут.

«Московские зори» уже погасили огни.

Они поднялись по ступенькам, прошли чуть направо и сели на вкопанные в землю пни.

– Ишь вкопали, чтобы не унесли, – закрутил головой Гольдин.

– Так что, Роман Борисович, – Серый закурил.

Огонек зажигалки вырвал из темноты его прищуренные, настороженные глаза.

– Слушай меня и ответь. Ты знаешь, где товар?

– А зачем вам?

– Я же не спрашиваю где?

– Логично. Знаю.

– Ты можешь его перепрятать сегодня ночью?

– Если нужно.

– Не то слово.

– А что такое?

– Завтра Филин нас ментам сдает.

– Нет, – Серый засмеялся, – ну, слава Богу, а то вы меня, Роман Борисович, напугали. Давайте я вас отвезу, а то в вашем прикиде по Москве ночной шастать опасно.

– Значит, не веришь. А ты знаешь, что через три дня он в Америку улетает, у него уже паспорт со всеми визами.

– Ну и что?

– А то, что паспорт этот он сегодня получил и выпустят его только при условии, если он нас сдаст.

– Роман Борисович, вы уж меня простите, может, в Нью-Йорке вы и авторитет, а в Москве вы вроде тех, что у кафе были. Не вам Филина судить, с ним можно только на толковище говорить. Он же самый крупный авторитет.

– Серый, я, конечно, так глубоко в московскую блатную жизнь не погружался, но тем не менее вы на меня работаете, а не я на вас.

– Это как сказать.

– А как хочешь, так и говори.

– Роман Борисович, – Серый бросил сигарету, и она, словно звездочка, упала в темноту кустов. – Зачем вы чернуху несете на Филина? Ведь он узнает, вы в Москве-реке свой покой найдете.

– Лопушок ты, Серый, хотя, видать, в законниках ходишь. Или еще звание это почетное не получил?

– А я туда и не лезу. На зоне у меня авторитет есть. Две ходки за спиной…

– Через три дня он улетает…

– Роман Борисович, он же через мою знакомую бабу билеты берет, мне проверить – раз плюнуть.

– Плюнь.

– Не понял.

– Проверь.

Серый встал, споткнулся о какую-то корягу, выматерился сквозь зубы и выскочил из темного закутка.

Гольдин пошел за ним.

Серый перебежал улицу и подошел к автомату.

Гольдин сел на каменный парапет. Кому звонит Серый? А вдруг Филину, то все пропало. Нехорошо стало Роме Гольдину, он на секунду представил, как повезут его сейчас обратно на дачу и как будут с ним разбираться эти два убийцы.