355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Эдуард Хруцкий » Именем закона. Сборник № 3 » Текст книги (страница 13)
Именем закона. Сборник № 3
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 19:08

Текст книги "Именем закона. Сборник № 3"


Автор книги: Эдуард Хруцкий


Соавторы: Гелий Рябов,Игорь Гамаюнов,Александр Тарасов-Родионов,Борис Мегрели
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

Она улыбается, и от этой улыбки по моей мокрой спине ползет холодок.

– Что есть смерть? – слышу ее голос, но губы сомкнуты. – Тлен или новая жизнь? Несите…

Мы становимся по обе стороны каталки, двигаем ее, открывается дверь, коридор, и опять никто…

И снова дверь, белый зал, на постаменте посередине – обитый красным кумачом гроб…

– Он был офицер…

Кажется, это она произнесла, впрочем, не уверен.

Укладываю Игоря, только теперь замечаю, что на нем добротный хорошо сшитый штатский костюм.

Всматриваюсь в его белое лицо. Никаких сомнений, он умер, наверное, дня два назад – вон на лице синеют трупные пятна…

Но тогда зачем это все? Усилия наши оказались напрасными, мы рискуем зря…

– Переодевайтесь…

На стульях какие-то костюмы, мы переглядываемся и послушно натягиваем на себя белые рубашки и все остальное. На лацкане моего пиджака крупный значок: «Харон. Фирма ритуальных услуг». Значит, мы… О Господи…

– Там остался наш товарищ, – говорит Юрий. – Он в опасности.

Она улыбается:

– Опасность – это глупое восприятие. Так думают те, кто не знает истины. Модест вне опасности. Те, кто дал вам машину, – тоже. Они ничего не помнят и не вспомнят. Вы должны идти со мной…

Теперь она говорит отчетливо и внятно. Мы ставим гроб на каталку и вывозим из зала, и тут в моем отупевшем мозгу вдруг сопрягается все…

– Ты спасла меня, ты помогла нам и теперь, но… зачем тебе… мы?

– Вы должны все сделать сами, – говорит она непререкаемо. – В этом ваше прощение…

Но за что это, Боже ты мой, за что? За то, что мы – люди, всего лишь люди?

– Ты прав, – слышу ее голос.

…Двор, черный лимузин, вкатываем гроб в его чрево, Юрий садится за руль, я рядом, пора трогаться, и я снова чувствую, как меня охватывает озноб. Она говорит:

– Вам откроют ворота, разговаривать не нужно ни о чем…

Юрий включает зажигание, нажимает педаль газа, автомобиль мощно и уверенно трогается, в зеркале я вижу, как следом за нами трогается наш фургон, за рулем – Модест…

Нас выпускают беспрепятственно…

26

…Я выезжаю следом за черным автомобилем. Это – катафалк, ворота распахиваются… Все похоже на сон…

На условленном месте нас ждут экспедитор и грузчики (странно – мы не договаривались встретиться после «дела», кажется – только позвонить!). «Спасибо, ребята, выручили!» – я уступаю руль, состояние словно после тяжелой болезни…

И они уезжают…

Сажусь рядом с Юрием и Джоном. Едем. Они тяжело молчат, я оглядываюсь – красный гроб покачивается, словно корабль на волнах. Откуда они его взяли? И мрачная догадка буравит мой взбудораженный мозг…

Там – Игорь. Его убили… Наши усилия напрасны.

Останавливаемся около дома Юрия Петровича. В его квартире ждет Зинаида. Господи, что мы ей скажем, что…

– Хочешь взглянуть? – вдруг спрашивает Юрий Петрович.

– Н-нет… – бормочу в ответ. – Зачем?

– И все-таки… – Он выходит, открывает задние дверцы, оглядывается на нас и решительно приподнимает крышку гроба.

И я вижу, как на его лице отражается недоумение, мгновенно переходящее в ужас.

Гроб пуст…

Он стискивает голову ладонями:

– Ребята, это же сон, мы все спим и никак не можем проснуться…

– Нужно идти, – сурово произносит Джон. – Она там. Она ждет.

…Садимся в лифт, этаж, еще этаж, стоп…

– Я… сам… – говорит Юрий Петрович. Он хочет позвонить в дверь, но она… открыта.

27

…Сон, сон, сон… Болезненный кошмар, что я скажу Зине, что объясню…

Снимаю дурацкий черный пиджак с фирменным значком, медленно (удерживаю шаг – подольше, подольше…) иду к дверям столовой, я знаю, Зина – там…

Увы, не одна… Она разговаривает с кем-то, слышен мужской голос, и совершенно невозможный по красоте – ее. Низкий, обворожительный… радостный – она сошла с ума… Господи, кто мог прийти к ней в такую минуту?

Ударяю дверь ногой и… застываю на пороге. Она сидит на диване, прижавшись к молодому человеку в форме – офицер милиции лет 22-х на вид, и… мне кажется, что я падаю в пропасть…

Это Игорь. Он удивленно смотрит на меня, потом на часы:

– 18.00. … – улыбается, – мама, мне пора, служба…

И Зина улыбается… мне – улыбается так, словно ничего и не было.

Откуда ты взялась в моей сломанной жизни, Зина…

…и, словно ядро, вышибленное из ствола могучим напором порохового взрыва, – вылетаю на лестницу и срываюсь вниз. Джон и Модест несутся за мной. Скорее, я знаю, что там…

Выскакиваем на улицу, погребального катафалка нет, он исчез. Я вижу ошеломленные лица своих товарищей.

Джон подходит к кромке тротуара и жестом подзывает нас. Видны отчетливые следы протектора, они высыхают на глазах.

А мимо проходит молодой офицер милиции, и мы провожаем его долгими-долгими взглядами.

И понимаем: есть многое на свете, что не снилось – это самое лучшее объяснение. А мой Игорь? Может быть, он тоже… ищет меня?

28

…Этот вечер был трудным, квартирные драки и склоки, потом привели двух карманников, один нагло все отрицал, хотя оперативник из спецгруппы намертво зажал его руку с чужим бумажником…

Болит голова, словно долго не спал, и мама была какая-то странная…

И этот мужчина в белой рубашке…

…А потом раздался резкий телефонный звонок, и Темушкин нетерпеливо махнул рукой – не слышишь, что ли?

Старушечий шамкающий голос; бабушка утверждала, что днем на Ваганьковском похоронили какую-то девочку и что похороны эти связаны с тяжким преступлением. Она не назвала себя и повесила трубку.

Доложил Темушкину. Он долго морщил лоб, потом улыбнулся:

– Тебе, Зотов, больше всех надо? Это же мистификация или сумасшествие. Плюнь…

И я понял, что мой старший, умудренный жизненным и служебным опытом товарищ – прав.

Неправедный пусть еще делает неправду…

11.01.91.

P. S.

Стихотворение, написанное рукой Игоря, которое Зинаида Сергеевна нашла во внутреннем кармане его плаща:

 
…И страстного лица таинственный укор,
И странное души преображенье;
Смотрю на вас: вы опустили взор,
А в сердце – пустота, любви определенье…
 
 
И в сумрак уходя послушно и легко,
Вы жест изящный дарите, играя,
Все сказано, увы… И Слово – далеко,
Но рядом с вами сердце догорает.
 
 
Оно не в силах Светлый крест нести,
Оно давным-давно остановилось.
Последний взгляд. Последнее «прости».
Пусть властвует Любовь. Или хотя бы… милость.
 

Эдуард Хруцкий
ПРОГУЛКА НА РЕЧНОМ ТРАМВАЕ

ПРОЛОГ

Окно камеры, забранное решетками и закрытое козырьком, выходило на глухую стену, поэтому казалось, что утро не приходило сюда, а был бесконечный вечер.

Игорь Корнеев сидел на нарах голый по пояс. В камеру, рассчитанную на восемь человек, набили пятнадцать. Поэтому тесно было и душно.

За столом играли в домино разрисованные татуировками парни. Уголовники. Хозяева камеры.

– Рыба, – стукнул костяшкой по столу один. – Следующие.

Он встал, подошел к соседним нарам и почтительно спросил лежащего человека:

– Играть будете?

– Буду.

С нар встал Филин. Он потянулся и подмигнул Корнееву:

– Пошли, Игорь Дмитриевич, высадим чемпионов.

– Пошли, – усмехнулся Корнеев.

Но им так и не удалось даже сесть к столу.

Лязгнул засов, распахнулась дверь.

– Корнеев, к следователю, – скомандовал надзиратель.

В камере на секунду повисла тишина.

Филин сжал плечи Игоря и сказал тихо:

– Держись.

Корнеев кивнул.

Даже мрачный тюремный коридор показался после затхлости и мрака камеры прохладным и светлым. Игорь шел, заложив руки за спину. Гремели замки, мелькали двери, кормушки, глазки́.

– Стой, – скомандовал надзиратель.

Он скрылся за дверью и вышел через минуту:

– Заходи.

В следственной камере за столом сидел человек в мундире прокуратуры.

– Ваше дело прекращено за недоказанностью. Распишитесь.

– Значит, я не брал взятку? – с ненавистью спросил Корнеев.

– Нет, мы этого не доказали – пока. Из-под стражи вы освобождаетесь. Распишитесь, – дежурный офицер положил перед Корнеевым ведомость. – Удостоверение ваше сдано в кадры, часы, семь шестьдесят денег, авторучка, записная книжка, бумажник, брючный ремень, справка о прекращении дела.

Корнеев расписался.

– Все.

Дежурный сочувственно посмотрел вслед человеку в серой милицейской форме с обрезанными погонами и петлицами.

Вот они: улицы, солнце, машины, люди. Свободен. Игорь посмотрел на солнце и сказал зло:

– Разберемся.

Сказать-то легко, а как сделать это?

У нас проще сесть, чем оправдаться. Почти два года его гоняли по инстанциям. Инспекция по личному составу, прокуратура, горком, ЦК. Везде внимательные чиновники говорили, что дело простое, такое простое, что и говорить не о чем. Предлагали подождать совсем немного.

И вроде все уже шло как положено, но в последнюю минуту кто-то вмешивался и опять все начиналось снова.

– Держись, – говорил ему Кафтанов.

Он стал генералом, хотя даже широкие погоны со звездами не могли помочь в его запутанном деле. А дела-то не было.

Пришел на дежурство в отделение, только сел за стол, как появились работники особой инспекции и вынули у него из стола пачку денег. Две тысячи. И человек нашелся, который показал, что дал ему деньги эти, чтобы Корнеев не сообщал ему на работу о задержании.

А потом камера в Бутырке. Блатные. Повезло ему, что Филин был там. Иначе задавили бы или петухом сделали.

И допросы, допросы…

Наконец его дело решили положительно и направили дежурным в восемьдесят восьмое.

Но к этому времени в ГУВД все начальство сменилось, и Кафтанов перетащил его обратно в МУР. Здесь уже чиновничья машина раскрутилась в другую сторону. И получил Игорь Корнеев звание подполковника и должность старшего опера по особо важным делам.

Когда он уходил из камеры, Филин, прощаясь, сказал:

– Если опять, Игорь Дмитриевич, пойдешь в менты, помни, кто тебя спас.

Ничего тогда не ответил Корнеев. И на воле, думая об этом разговоре, чувствовал за собой должок, который платить придется. Но как?

Глава первая

До чего же долго не засыпает ночной Сочи. Есть у курортного города особый, праздничный статус. Здесь день переплетается с ночью – и переход этот незаметен и радостен.

Помощник дежурного по горотделу вышел на улицу. После духоты дежурной части воздух, наполненный запахом умирающих цветов, был дурманяще пряным.

Старшина курил, облокотясь плечом о киоск, в котором днем продавали «фанту» и коньяк, для своих, конечно. Он пожалел даже, что киоск закрыт, по такой погоде граммов двести коньяка не помешало бы.

Внезапно кто-то похлопал его по плечу.

Он обернулся – перед ним высокий человек в светлом костюме и голубой летней рубашке. Он начал что-то быстро говорить на непонятном языке, из этого потока слов старшина понял только слово «милиция».

– Милицию тебе, – усмехнулся старшина и, вспомнив английское слово, добавил: – Плиз.

Он ввел иностранца в дежурную часть.

– Глебов, вот иностранец милицию ищет, видать, обокрали.

Дежурный встал, поправил повязку, надел фуражку и приложил руку к козырьку.

Иностранец заговорил снова. Дежурный смотрел на него, стараясь понять, что же хочет сказать этот человек.

– Вас ограбили, документы украли, проститутка, что ли?

– Да нет, – внезапно раздался голос из-за барьера, где сидели задержанные, – он о другом говорит.

С лавки поднялся парень лет тридцати, в мятом дорогом костюме. Его доставили в отдел вчера вечером, забрали спящим на лавочке. Видно, перебрал где-то.

– А он кто, американец никак?

– Нет. Он из Австрии.

– Кто его обокрал?

– Да он не об этом, – парень подошел к барьеру, заговорил по-немецки.

Иностранец радостно, как человек, обнаруживший в пустыне автомат с «пепси-колой», бросился к барьеру и начал объяснять что-то богом посланному переводчику.

– Он капитан из криминальной полиции Вены…

Дежурный с интересом взглянул на иностранца:

– Коллега.

– Коллега, – кивнул тот головой и опять начал говорить.

– Его зовут Эрик Крюгер, он старший инспектор криминальной полиции, сегодня два часа назад он встретил здесь человека по фамилии Жак Лебре, впрочем, у него много разных фамилий. Он наемный убийца, и его разыскивает Интерпол.

– Понятно, – сказал дежурный, – пошли.

Они поднялись на второй этаж.

Иностранец и «переводчик» шли за ним.

У дверей с надписью «Уголовный розыск» дежурный остановился.

– Подождите, – он исчез за дверью.

Дежурный опер, капитан Чугунов, спал. Ночь выдалась на редкость тихая, и он похрапывал на диване, положив под голову форменную шапку и укрывшись серым плащом.

– Чугунов, – тихо сказал дежурный.

– А… что? – капитан вскочил и потянул из угла дивана кобуру с пистолетом. – Где? – спросил он звучным голосом ни минуты не спавшего человека.

– В коридоре.

– В каком?

– Да за дверью твоей.

– Что ты несешь?

– Фирмач пришел, говорит, видел здесь наемного убийцу, которого Интерпол разыскивает.

– Какой еще Интерпол, он что, перепил в валютном баре?

– Да нет. Говорит, что он в уголовном розыске в Вене служит.

– Где он?

– Да за дверью.

– По-русски говорит?

– Нет, с ним переводчик.

– Из «Интуриста»?

– Скорей из вытрезвителя, – дежурный по горотделу устало опустился на стул, – так что мне с ним делать, Чугунов? Гнать? А вдруг действительно убийца здесь? Потом по голосам своим раззвонят, и попрут нас с тобой…

– Зови их, – Чугунов надел пиджак, повязал галстук. Он был готов.

– Слышь, – сказал он дежурному, – у тебя закуска есть какая-нибудь?

– Найдем. А зачем?

– «Зачем», – передразнил его Чугунов. – К тебе каждую ночь сыщики венские приходят?

– Понял.

Ох и хлопотное дело иностранцев допрашивать. Слава Богу, что журналист этот, Олег Панин, по пьянке попал.

Они написали два протокола, на русском и немецком, и Крюгер оба подписал.

Пока он писал, в комнату дважды заходил дежурный, вносил какие-то свертки.

Подписав протоколы, Крюгер встал, протянул руку и заговорил улыбаясь.

– Он говорит, – сказал Панин, – что это у него первый опыт сотрудничества с русской криминальной полицией, и надеется, что он будет успешным.

– Скажи ему, что от нас так не уходят.

Чугунов открыл сейф, достал литровую бутылку.

– Водка? – Панин сглотнул слюну.

– Чача.

– Похмелиться дашь?

– А то. Переведи ему, что дринкен надо.

Но Крюгер сам понял в чем дело и уселся снова на стул.

Чугунов разложил на чистых листках протокола закуску, разлил чачу в три стакана.

– Ну, поехали.

Они чокнулись. Крюгер поглядел, как русские выпили по полному стакану, и, усмехнувшись, допил свой.

– Вот это по-нашему, – засмеялся Чугунов.

Крюгера отвезли в гостиницу на машине, а Чугунов приказал телетайпом отправить данные в Москву. Пусть сами разбираются, Интерпол к ним ближе.

– Зажги фонарь, – скомандовал Корнеев.

Толстый белый луч выхватил из темноты салон «мерседеса», заискрился в разлетевшихся меленьких осколках. Пуля вошла в стекло рядом с креслом шофера и точно поразила висок того, кто раньше носил имя Отто Мауэр и был коммерсантом из Вены, в Москве возглавлял совместное советско-австрийское предприятие «Антик», занимающееся реставрацией и копированием антикварных изделий.

– Ничего в него пальнули, – сказал врач, приподнимая голову убитого, – точно в висок. Пуля в голове осталась.

– Логунов, – скомандовал Корнеев, – пусть не топчутся около машины как слоны, а гильзу ищут.

Он обошел машину, стоявшую в левом ряду у светофора почти напротив чудовищного сооружения, символизирующего русско-грузинскую дружбу.

– Расскажите, как было дело, – вновь спросил он постового милиционера.

– Я, товарищ подполковник, эту машину заметил сразу. Больно уж красивая. Гляжу, зеленый дали – она стоит, а двигатель работает. Я подошел, номера коммерческие, водитель на руле лежит, я думал, сердце или что еще… Посветил фонарем – кровь. Я по рации связался.

– Время какое?

– Двадцать два сорок семь.

Корнеев взглянул на часы, было двадцать три двадцать.

– Это твой пост, сержант?

– Зона патрулирования.

– Кто-нибудь здесь постоянно, в скверике этом, – Корнеев махнул рукой, – бывает?

– Кого вы имеете в виду?

– Пенсионеры любят посидеть на лавочках, пацаны местные, алкаши.

– Здесь часто бывают черные.

– Кто?

– Чучмеки эти, что цветами и фруктами торгуют. Они в гостинице при рынке живут, так вечерами сидят.

– Пошли.

Они перешли дорогу, и Игорь еще раз подивился, кому понадобилось портить площади, возводя монумент, похожий на нечто срамное.

Сквер был пуст. Только на одной из лавок спал человек, от которого за несколько метров несло перегаром. Рядом на земле валялись четыре пустые бутылки от портвейна.

– Это не свидетель, – усмехнулся Корнеев. – Где, ты говоришь, гостиница?

– А вот, в одноэтажном доме напротив.

Вход в гостиницу Тишинского рынка охраняла здоровая, с центнер весом, баба.

– Ты куда? – заорала она, вперив в Корнеева круглые, как у совы, глаза.

Ох до чего же не любил Игорь Корнеев эту категорию людей. Людей, получивших неведомо откуда право не пускать, не открывать, не отвечать. Право это давало им хамскую власть. А власть – возможность обирать людей.

– Куда? – насмешливо спросил Игорь. – Тащить верблюда.

Он-то точно знал, как надо разговаривать с подобными людьми.

Баба мертвой хваткой хватанула его за полу пиджака. Жалобно затрещали швы.

И тут она увидела входящего сержанта.

– Коля! А ну устрой этого проходимца в отделение. Он меня оскорблял, толкнул, матерился.

Сержант даже оторопел от неожиданности.

– Все? – Игорь попытался выдернуть полу.

– Видишь, что творит, гад! – заорала баба.

Из коридорчика показалось несколько устрашающе небритых восточных лиц.

Игорь достал удостоверение, раскрыл.

– Уголовный розыск.

Баба икнула и наконец выпустила пиджак.

Восточные лица исчезли, словно растворились в полумраке коридора.

– Позови кого-нибудь из наших людей, – приказал Игорь сержанту.

Через несколько минут вбежал запыхавшийся оперуполномоченный Ковалев.

– Алик, проверь книгу регистрации, связь ее с наличным составом отдыхающих здесь людей и остальное, понял?

– Так точно, – улыбнулся Алик, – сделаем.

– Пошли, – скомандовал Корнеев.

Они с сержантом вошли в грязноватый коридор, и Корнеев без стука раскрыл первую дверь.

А там гуляли.

Шесть коек, тумбочки, стол посередине, заваленный фруктами и заставленный бутылками.

Шесть усатых лиц, шесть золотых массивных перстней, шесть тяжелых желтых цепочек на шее.

И три девицы. Одна почти голая лежала на кровати, две, одетые почти так же, сидели за столом. Мужчины тоже были не во фраках, поражая подруг волосатыми ногами и разноцветными плавками.

– Тебе чего, мужик? – спросил один из хозяев, спросил миролюбиво, с улыбкой.

И Игорь в ответ немедленно настроился на добро.

– Садись с нами, гостем будешь, – ослепительно улыбнулся молодой парень с татуировкой на плече.

– Красиво отдыхаете, ребята. Только не могу я с вами никак, служба у меня. Я подполковник милиции Корнеев.

В комнате повисла трагическая тишина. Только ойкнула девица.

– Прости, начальник, – один из мужчин, видимо главный в этой компании, начал натягивать брюки.

– Сиди, – сказал Игорь. – Кто-нибудь из вас был в сквере между десятью и половиной одиннадцатого?

– А что, зачем, что там такое? – спросил старший.

– Мужики, я из МУРа, мне надо знать, видел ли кто из вас машину «мерседес», стоящую на Большой Грузинской?

– Нет, – сказал старший, и все отрицательно замотали головами.

– Ты, начальник, в третью комнату пойди, там Тофика спроси, у него как раз свидание в десять было.

– Вот спасибо, ну гуляйте.

– Начальник, мы, азербайджанцы, народ простой, так не выпускаем. Не обижай. Выпей вина, поешь фруктов.

– Выпить не могу, ребята, а персик возьму.

Жуя сочный персик, Корнеев вышел в коридор и подошел к двери с цифрой три.

На этот раз он постучал.

За дверью гортанный голос что-то спросил, видимо по-азербайджански.

– Милиция.

Наступила тишина, потом замок щелкнул, дверь отворилась. В дверном проеме стоял здоровенный усатый человек в тренировочном костюме с надписью «Адидас».

– Вы Тофик?

Человек утвердительно кивнул головой.

– Я подполковник Корнеев из Московского уголовного розыска.

– Слушай, что я сделал, – Тофик взмахнул руками, – девушку позвал. Так я этой бабе на входе четвертак дал. Ты меня пойми. Ты мужчина, и я мужчина.

– Тофик, я тебя, как мужчина, понял, – Корнеев неуловимо властно отодвинул его от двери и вошел в комнату. Она была такой же, как та, только, кроме испуганной девицы, там никого не было. – Тофик, – Корнеев сел, закурил сигарету. – Скажи, ты барышню свою в десять ждал?

Тофик кивнул.

– В сквере?

– Да.

– Ты мужчина, значит, машины любишь. Иномарку хочешь купить?

– Где? – оживился Тофик. – Скажи где, никаких денег не пожалею.

– Да я тебе задаю чисто гипотетический вопрос…

– Какой, дорогой, вопрос?

– Считай, что это тест.

– Как так?

– Ты на иномарки смотришь?

– Смотрю и плачу, дорогой.

– А сегодня, когда девушку ждал, не обратил внимания на «мерседес»?

– Белый?

– Да.

– Видел. Последней марки. Класс машина.

– Вспомни, дорогой, что-нибудь тебе показалось странным?

– Слушай, к нему «ягуар» подъехал. Знаешь, такой синий или черный, колеса с никелированными спицами, спортивный. Он прямо от сквера, там где автобусная остановка, выскочил, прижал «мерседес» и ушел на красный. Водитель там класс.

– А куда ушел?

– Под арку дома, где «Обувь», свернул.

– Тофик, сейчас к тебе мой сотрудник подойдет, запишет показания.

Корнеев прошел вытянутую, как кишка, арку, в которой нещадно дуло, и вышел во двор. Неуютный, залитый асфальтом, заставленный машинами. Двор был типовой победой советского градостроительства.

«Жигули» эти он увидел сразу, они неестественно развернулись между выездом из арки и асфальтовой дорожкой, ведущей в переулок.

Около машины стояли двое, разглядывая смятое в гармошку переднее крыло.

– Добрый вечер, – Корнеев подошел, – что случилось?

– Добрый вечер, – ответил ему один из стоящих у машины.

– Так что у вас произошло?

– А вы из ГАИ? – засмеялся второй.

– Нет, я из МУРа, – Корнеев достал удостоверение.

– Слушай, это моя машина, – быстро заговорил высокий худощавый человек. – Я профессор Гольдин. Час назад под арку влетела иномарка, черная, по-моему «ягуар», колеса с серебряными спицами.

– Вы номер, случайно, не запомнили?

– Номер круглый, перегонный. Запомнил две буквы латинские: B и I.

– А людей?

– Нет, стекла темные были, да и потом, он проскочил как бешеный.

Корнеев наклонился к разбитой машине.

На смятом крыле четко обозначился синий след.

Козлова разбудил треск вертолетного мотора. Избушка его, затерянная в тайге, стояла на самом берегу маленькой золотоносной реки.

Промышленно драгметалл здесь разрабатывать было невыгодно, поэтому добычу по договору брали на себя старательские артели.

Наиболее сильное месторождение находилось километрах в тридцати вниз по реке. Там располагались основные силы и техника. Но председатель оставил нескольких старателей по притокам, маленьким речкам, в которых тоже оказались не очень богатые, но все же золотоносные места.

Козлов работал в артели третий сезон. После своей последней ходки в зону.

Для него ходка эта была действительно последний. В Иркутске, в гостинице «Ангара», он встретил старого друга, с которым рос в московском дворе. Тот и упросил председателя взять Борьку Козлова.

В этой избушке он теперь жил один круглый год. Артель с холодами уходила, перегнав к нему на поляну технику и оборудование. Он оставался за сторожа и выправлял себе лицензию на зимнюю охоту.

Одиночество, простая жизнь и тяжелый труд врачевали его. Снимали с души дрянь, осевшую в БУРах, СИЗО, тюрьмах, этапах и лагерях.

Конечно, без баб было трудно, но летом приезжали сюда туристы из Ангарска. И Нина приезжала. Добрая, прекрасная Нина, оператор с машиносчетной станции ГРЭС. У них все уже сговорено было. Осенью этой он ехал в Ангарск играть свадьбу.

Вчера он сдал золото артельщику и решил устроить себе выходной, попариться, выпить малость и поспать.

Вертолет в этих местах не был редкостью. Обычно на нем прилетали за золотом. Но садились они на базе.

Сюда машина не залетала никогда.

Козлов встал. Натянул брюки и сапоги. Одеваясь, он глядел, как за окном гнутся ветки деревьев в мощном воздушном потоке.

Наконец машина села, распахнулась дверь и из нее вышли трое. Не местные они были, не таежные.

Здоровые молодые парни в свободных кожаных куртках, в джинсах, заправленных в сапоги.

Их походка, одежда, уверенность, с которой они двигались к его дому, зародили в душе Козлова неосознанную тревогу.

Он сдернул со стены карабин «Барс», проверил магазин, сунул в карман пачку патронов, положил на лавку двустволку, накрыл ее тулупом, сел за стол, спрятав под тряпку обрез. Черт его знает, кто такие. Здесь закон – тайга.

А прилетевшие уже стучали сапогами на крыльце, вот хлопнула дверь.

Они вошли в избу. Двое стали у дверей, прислонясь плечами к косяку, один сел на табуретку напротив Козлова.

– Здорово, что ли, Леший.

Человек назвал его старой блатной кличкой, значит, это были или менты, или блатные.

– Моя фамилия Козлов.

– Да ты не дергайся, мы не менты. Тебе от друзей привет.

– За ксивенку спасибо, что дальше?

– Что ты с ним разговариваешь, – зло выдавил один из стоящих у дверей, – что мы перед каждым блатным будем кланяться.

Козлов сразу понял, кто они такие. Это была новая формация преступников, вылезшая из подполья в последние годы. Это не старые блатняки, а гангстеры – безжалостные беспредельщики.

– Где золото? – спросил старший.

– А тебе зачем? – усмехнулся Козлов.

– Потом объясню.

– Вот потом и поговорим.

– Слушай меня, Козлов, ты сейчас отдашь все, что намыл и припрятал. Потом половину будешь отдавать в казну, а половину нам.

– А если не отдам?

– Тогда мы заставим тебя отдать, – старший потянул из кармана пистолет.

Козлов понял, чем кончится этот разговор. Утюг здесь включить негде, но костер развести на улице можно запросто. Он не стал ждать, когда пистолет направят ему в грудь, и выстрелил.

Картечь отбросила старшего к стене, грохот заложил уши.

Один потянул из-под куртки десантный автомат, но второй ствол обреза вновь выплюнул картечь, и он рухнул у двери.

Третий дважды выстрелил в Козлова из пистолета, и пуля больно обожгла левую руку.

Козлов бросился на пол, рванул с лавки двустволку.

Третий выстрелил еще дважды и выскочил на поляну.

Взревел вертолетный двигатель. Человек в кожаной куртке бежал к машине, сгибаясь в струях воздуха.

Козлов схватил карабин и выбежал на крыльцо.

Из вертолета ударила длинная автоматная очередь.

Пули как ножом срезали кусок бревна.

Козлов упал на землю, вскинул «Барс». В оптику прицела прыгнул вертолет, перекрестие легло прямо на черный проем люка.

Козлов нажал на спуск, и вертолет, словно спугнутый выстрелом, начал взлетать.

А человек в кожаной куртке еще бежал к нему. Он нырнул и уцепился за трап.

Вертолет пошел над кромками деревьев, и Козлов вскинул карабин, стараясь снять висевшего, как птицу, – влет.

Но вертолет пошел совсем низко над кронами деревьев, висящий человек ударился о них и рухнул на землю.

– Суки!

Козлов вскинул карабин и выпустил вслед вертолету еще одну пулю.

Он никогда не бывал за границей. Да и не смог бы туда попасть в другое время, уж слишком сложные отношения у него сложились с карательными органами. А теперь шалишь, время другое, они вышли из подполья. Вышли с деньгами, накопленными тайной цеховой деятельностью. Теперь Сергей Третьяков был генеральным директором совместного предприятия «Антик».

На венском вокзале Норд его ждал компаньон доктор Вальтер Штиммель, маленький, юркий господин, одетый по последней моде.

Рядом с ним стояла красивая молодая женщина, переводчица Эдита.

– С приездом, – сказал Штиммель, – как ваш вояж, Сергей?

И Третьякову стало не по себе, он и его ребята даже представить не могли, что этот человек так хорошо владеет русским. Поэтому и говорили при нем что хотели.

– Не удивляйтесь, – засмеялся Штиммель, – я выучил язык специально к вашему приезду.

Эдита вручила цветы, мило улыбнулась и взяла Третьякова под руку.

– Сейчас мы вас отвезем в отель, отдохнете после дороги. Потом обед и первая деловая встреча.

На площади у вокзала доктор Штиммель сел в свой «мерседес», а Третьяков с Эдитой поехали в отель «Цур Штадхалле» на Хаденгассе, 20.

Конечно, это был не тот шикарный отель, который Сергей Третьяков видел в видеофильмах, но все же.

И номер у него был неплохой. Красивая мебель, холодильник с мини-баром, телевизор, мелочи всякие приятные в ванной комнате.

Не так он представлял себе первую встречу с Европой, совсем не так. Он думал, что это будет праздник. Сергей очень волновался, пересекая границу, и, когда поезд остановился на первой станции и он увидел надписи на фронтоне здания, железнодорожников в чужой форме, ему захотелось кричать от радости.

Всю жизнь до этого дня он мучительно завидовал людям, которые в Доме кино или журналистов могли небрежно бросить: «Сгонял на три дня в Париж» или «Надо тащиться в Англию на месяц, надоело чудовищно».

Он часами разглядывал альбомы с видами городов, туристские карты, завистливо глядел передачи «Клуб кинопутешественников». Его не интересовали ни саванна, ни джунгли – только города. Любые, маленькие и большие. Но города, манящие прыгающей рекламой и блеском витрин.

Он пообедал в ресторане отеля, поднялся в номер, включил телевизор и уснул под незнакомую речь милой дамы в очках, которая вела видовую передачу.

Его разбудил звонок.

– Сергей, – голос Штиммеля был бодр и радостен, – ну как отдохнули?

– Прекрасно.

– Сколько вам нужно на сборы?

– Десять минут.

– Через пятнадцать минут жду вас внизу.

В машине Штиммель сказал:

– Мы едем на гору в Гринциг. С этого места и началась наша Вена. Там множество ресторанчиков халигеров, это деревенская еда, лучший стол в Вене. Туда, если успеет, подъедет наш американский компаньон.

Ресторанчик был весь оплетен зеленью, простые столы, покрытые клетчатыми скатертями. Обстановка обычная, но именно в этой обычности и скрывалось нечто весьма не простое.

Народу почти не было. Только за одним столиком сидела пожилая пара.

Немножко не так представлял себе Сергей Третьяков первое посещение кабака на Западе. Совсем не так, составив представление о здешней жизни по видеофильмам, рекламным плакатам, рассказам и книгам. Причем читал он в основном детективы.

Они только сели, как молчаливый официант сервировал стол.

Они пообедали, разговор вязался вокруг каких-то совершенно немыслимых пустяков и ничего о деле. А Сергей ждал именно этого серьезного разговора, понимая прекрасно, что не для этого его позвали в этот прекрасный город, поместили в номере и кормят в ресторанах.

Последнее время нечто странное начало происходить в их работе, дело шло так, словно кто-то невидимый, но сильный поворачивал ее совсем в другую сторону.

Сергей Третьяков не был ангелом, но когда государство дало ему возможность честно и много работать, получая за это хорошие деньги, он не хотел иметь никаких левых дел. Честно говоря, его удивил Штиммель, ни разу не спросивший его о смерти Мауэра, и это тоже настораживало Третьякова. Они так и не дождались нового партнера.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю