Текст книги "По запутанному следу: Повести и рассказы о сотрудниках уголовного розыска"

Автор книги: Эдуард Хруцкий

Соавторы: Анатолий Безуглов,Александр Кулешов,Сергей Высоцкий,Александр Сгибнев,Юрий Кларов,Иван Родыгин,Виктор Филатов,Валерий Штейнбах
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Обстоятельства дела

Первая встреча с Гришиным. Тот сидит напротив Виктора, положив руки на колени, расстегнув ворот рубашки в цветочек. Он не отводит глаз, смотрит исподлобья, напряженно, по-волчьи. Отвечая, цедит слова, иногда ухмыляется или кривит рот. Сразу видно, что это прием.

– Ваше имя, отчество, фамилия?

– Гришин Сергей Васильевич.

– Год рождения?

– Сорок второй.

– Москвич?

– Москвич.

– Где работаете?

– С декабря не работаю.

– С какого декабря?

– С семнадцатого декабря.

– А раньше где работали?

– В артели…

– Кем?

– Слесарем.

Это формальности. Все, что сейчас отвечает ему Гришин, Виктор отлично знает.

Впрочем, Виктор знает и многое другое. Еще накануне в этом же кабинете была у него немолодая, заплаканная женщина – мать Гришина. Их не разделял стол. Виктор сидел с ней рядом на диване, сочувственно глядя в глаза.

– Знаете, – говорила она, вытирая головным платком слезы, – как говорится: придет беда – отворяй ворота.

Старший сын, шофер, недавно попал в аварию. Он в больнице. Отца нет – одна растила. И вот Сергей пошел по плохой дорожке. Сколько раз говорила, предупреждала. Да разве мать слушают? Понимает, конечно, все понимает. Но неужто совсем он безнадежный? Быть того не может!

Она рассказывает о трудном Сергеевом детстве. Дальше с Гришиным начинается разговор по существу.

– Где вы были в ночь на четвертое?

– Сидели у Веревочкина, потом выпили, потом решили погулять; гуляли, а нас задержали…

– Кто еще был в квартире, кто видел, что вы выпивали?

– Никого.

– Гуляли всю ночь? Вас ведь чуть не под утро задержали? Не холодно было по морозу гулять?

– Ничего, мы закаленные, по утрам зарядку делаем…

– Значит, вы отрицаете свою причастность к попытке совершить кражу в ателье № 3?

– Конечно.

– А если ваш друг и коллега Веревочкин окажется умнее и признается?

– А чего ему признаваться? Что он, нервный…

– А если уже признался?

– Не ловите, начальник. Я не карась, вы не рыбак.

Пауза.

– Ну что ж, раз не хотите признаваться – не надо. Рано или поздно все равно придется. А расскажите, что вы делали в ночь на двадцать седьмое декабря?

– Не помню. Спал, наверное.

– А вы, случайно, не лунатик?

– Как, почему лунатик? Не понимаю.

– Вы не могли во сне встать, подойти к ателье № 1 Куйбышевского района, влезть через слуховое окно на чердак, проделав отверстие в полу, спуститься вниз по стояку? Не могли?

Гришин, нахмурив лоб, настороженно смотрит на Виктора.

– А потом, по-прежнему в состоянии сомнамбулизма, – продолжает Виктор, – не могли вы взломать портновскими ножницами сейф и забрать оттуда деньги. Или это вы стояли на стуле и следили за милицией?

В глазах у Гришина мелькает беспокойство и удивление, пальцы теребят складку брюк.

– Не знаю, о чем вы говорите, гражданин…

– Знаете, Гришин, отлично знаете. Значит, это он на стуле стоял, чуть не упал, еле за решетку удержался, а вы пока сейф открывали?

– Он? Кто он? О чем речь? Кто вам рассказал? Это же все неправда!

– Нет, Гришин, это уж вы называйте фамилии. Ну что, вам еще подробности привести? Пожалуйста. Вот, например, зачем вы чистоту нарушаете? Пришли воровать – воруйте. А сморкаться на пол зачем?

– Я не сморкался. Это…

– Ну кто? Чего ж скрывать: в магазине № 84 сморкались, в ателье № 1 тоже, в сберкассе…

Молчание.

– Что же вы молчите? И зачем вам понадобилось в тот же вечер еще и ателье № 3 грабить?! Совершенно не понимаю. Жадность обуяла?

Молчание.

– Почему, Гришин, вы так стараетесь выгородить ваших дружков? Воровская дружба? Да? А вот они что-то не очень придерживаются этих правил – рассказывают.

– Не ловите на пушку, гражданин начальник…

– А к чему ловить-то? Вы еще можете попытаться отрицать, а ваш дружок куда денется. Его-то с поличным поймали. Он вас обманул, а сам попался.

– Кто обманул?

– Это уж сами догадайтесь. Вы ведь только за деньгами охотились, так? Вещей-то не брали, а он взял. Вот когда мы у него лису нашли…

– Какую лису, никто лису не брал!

– …когда у него лису нашли, что ему оставалось делать? Против фактов не пойдешь, Гришин, хоть вы и пытаетесь это делать. А вот ваш коллега это понял, когда мы ему лису предъявили.

– Гад Володька! – Глаза Гришина сузились, губы побелели от ярости, пальцы конвульсивно мяли брюки на коленях. – Договорились…

– Да, нехорошо получилось… Договорились вещей не брать, а он, этот нарушитель конвенции, взял да и уволок лису. Давайте не терять времени, Гришин, серьезно.

Наступает молчание.

– Скажите, Гришин, – Виктор испытующе смотрит на сидящего напротив него человека. Тот на мгновение поднимает глаза, часто моргает и быстро опускает их. – Скажите, вы когда-нибудь думаете о других? Нет, не о ваших дружках, а о вашей матери, например? Думаете? Она была у меня…

– Была? – вопрос вырывается у Гришина неожиданно для него самого.

– Была, – Виктор задумчиво качает головой, – была. Каково ей – между тюрьмой и больницей… Только в больницу не по своей воле попадают, а в тюрьму…

– В тюрьму и подавно, – невесело усмехается Гришин. Лицо его выражает тоску.

– Нет, Гришин, в тюрьму в конечном счете человек сам себя определяет. У нас в стране, во всяком случае. Когда человек не хочет жить по законам нашего общества, хочет встать на путь преступления, это значит, что он захотел в тюрьму. Так?

– Наверное, так, – соглашается после паузы Гришин.

– Только попадают туда, – продолжает Виктор, – не навсегда. На честный путь всегда можно встать. – И он добавляет совсем тихо, так, что Гришин весь в напряжении подается вперед: – Ваша мать вот верит, не может не верить, что вы встанете на честный путь. Права она? Не знаю, Гришин, Вам видней.

Постепенно Гришин оттаивал.

…Он рассказал, как была совершена кража в магазине № 84, как этот паразит Володька сам же предложил очистить ателье № 1. чтобы отвести подозрение от задержанного в 24-м отделении милиции Веревочкина. Но насчет сберкасс особенных подробностей старался не сообщать, а главное – фамилии Володьки не называл.

Виктор и его товарищи уже держали на примете друзей Веревочкина, в том числе и Владимира Балакина, 1939 года рождения, слесаря, временно не работавшего. А уволили его с завода совсем недавно – как раз тогда, когда был в первый раз задержан Веревочкин. Кстати, и работали они в одном цехе, и жили в одном доме, и пьянствовали вместе.

Обокрав в тот вечер сберкассу, они, как рассказал Гришин, отправились на Савеловский вокзал, пили там до глубокой ночи, а потом решили мимоходом взять ателье № 3. Кто? Он и Веревочкин. А Володька? Володька ателье брал, а сберкассу – этого Гришин не помнит.

Балакина задержали на следующий день, привели к Виктору.

– Имя, отчество, фамилия? Год рождения?

Снова обычные вопросы.

– Вот что, Балакин, – сказал Виктор после того, как формальности были закончены, – хоть и банально это звучит: «нам все известно», но что же делать, коль это так? Лучшее доказательство этому, что вы здесь. Сами расскажете, что знаете, или я вам должен описать, как, например, «брали» сберкассу?

– Опишите.

Балакин знает, что его сообщники задержаны, но не верит, что они «раскололись».

– Не верите. Тогда слушайте. Про сберкассу. Вы пришли туда вместе с Веревочкиным и Гришиным. Зная, что блокировка не работает, а заведующего нет, вы вошли в подъезд, проникли в квартиру заведующего, похитили топорик, а потом пытались вскрыть сейф. Пока возились, разбили чернильницу. Веревочкин залил одежду. Гришин, как всегда, сморкался на пол. Вы стояли на стреме. В какой-то момент вы даже зашли в сберкассу – наверное, чтоб поторопить дружков.

Из сберкассы поехали отмечать удачу на Савеловский вокзал. Пригласили парней со двора. Напоили их, сами выпили. Поехали, опять же втроем, брать ателье № 3. Вы, как всегда, в карауле. Гришин подставил ящик к окну. Веревочкин пилил решетку. Когда вы увидели постового и свистком предупредили сообщников, те, бросив ножовку, убежали в одну сторону, а вы в другую… Потом мы их задержали. Неужели нужно вам рисовать, как все было? Кстати, зачем вы нарушили сухаревскую конвенцию и утащили лису?

Балакин молча сидел, опустив голову. Когда Виктор замолчал, он пробормотал:

– Для девчонки взял, на Новый год подарить хотел… Они уже и это трепанули?

– Я вам не сказал, что они трепанули. Это вы сами делаете такой вывод.

Дальше с ним трудностей не было. Он рассказал, между прочим, что когда забежал в сберкассу, чтоб поторопить ребят, – он замерз на ветру, – то забыл пароль, и лишь чудом Веревочкин, притаившийся за дверью, не убил его. Рассказал он и много другого интересного. Выяснилось, что главарем был в общем-то Веревочкин, он и Гришина, и Балакина привлек к делу. Книг они не читали, в кино ходили редко. Обычно время проводили в пьянках.

Свою шайку Веревочкин держал в железных руках. Он, например, организовал изучение одной популярной книги, посвященной криминалистике, считал, что там содержатся ведения, которые могут принести пользу начинающим преступникам.

Причем он не ограничивался только чтением, а устроил экзамены, и, когда обнаружилось, что Гришин плохо усвоил материал, Веревочкин заставил его читать книгу второй раз.

Веревочкин хвастался перед своими сообщниками и перед кое-какими достойными доверия друзьями, что вот, мол, они истинные «медвежатники», грабители сейфов, современные возродители угасшей ныне воровской профессии, которую он считал наиболее романтичной.

Он не замечал, что сейфы, во всяком случае, те, с которыми им приходилось иметь дело, теперь не те. Просто крепкие железные шкафы, которые, надо отдать им справедливость, они умело открывали. Но все же это были не сейфы. А когда они впервые в сберкассе столкнулись с настоящим сейфом, то оказались бессильны.

Веревочкин готовил себе помощников: он спаивал подростков со своей улицы, водил их в рестораны, похвалялся своими подвигами. Но осторожно. Намеками, присказками.

Словом, Балакин рассказал немало.

С самим Веревочкиным разговаривать было трудней. Он иронически посматривал на Виктора и молчал. Но это Виктора не смущало. Он неторопливо излагал ему, как делал это с его сообщниками, все подробности преступлений, в которых Веревочкин участвовал. Только с большими подробностями, со всеми деталями, какие знал. А знал он теперь, по существу, все.

Виктор предугадал защитную тактику Веревочкина и сказал ему:

– Слушайте, Веревочкин, нам известны все «дела» вашей компании: и магазин № 84 «Овощи – фрукты», и ателье № 1 Куйбышевского района, где вас лично не было, и сберкасса, и, наконец, ателье № 3 Свердловского района. Так что отрицать что-нибудь бесполезно.

И хотя Веревочкин долго молчал и заговорил лишь после того, как Виктор сам рассказал, как и где все произошло, расчет был правильный: Веревочкин сознался.

Раз сама милиция утверждает, что знает все их дела, а дел таких четыре, что знает всех преступников, то есть троих, то, признавшись, он как бы закрывал все дело. Больше копаться не будут. И в результате он сам дополнил подробностями то, что знал Виктор.

Виктор уже отобрал ряд старых, нераскрытых дел, имевших двух– и трехлетнюю давность, в которых – он был в этом совершенно убежден – участвовал Веревочкин и компания.

Необходимо было уличить их.

Дела давно минувших дней

В кабинет Виктора приводили то Гришина, то Веревочкина, то Балакина.

– Как на службу хожу, – усмехался Веревочкин.

– Хоть в чем-то на честных людей похож! – ворчал Виктор.

Постепенно разматывался клубок преступлений – краж, налетов на магазины, кафе, ателье…

Клубок становился все меньше.

– Что же вы, Гришин, такой небритый, – укоризненно встречал Виктор арестованного, – запустили себя. Что, побриться негде? Там же есть рядом с душами…

– Успею еще побриться – у меня впереди времени много, – мрачно бормочет Гришин.

– Это уж точно, Гришин, если вы и дальше так будете себя вести, вам придется изрядно посидеть.

– Отсижу…

– Отсидите. Только можно больше, а можно и меньше. Скажите, Гришин, вы статью тридцать восьмую знаете, пункт девятый?

– Юрка рассказывал…

– Эрудированный человек Веревочкин. Он с вами и уголовное право изучал. Так помните, что гласит пункт девятый?

– Это, как его…

– Вот именно. А следовало бы помнить. За явку с повинной, за содействие правосудию полагается скидка. С повинной вам поздновато приходить, а вот помочь раскрыть преступление вы еще можете. Так как? Может, расскажете уж все дела, а то что вы нас заставляете ребусы разгадывать. Пока вам все не расскажешь, вы никак не хотите признаваться. Ну, скажем, кафе «Аэлита».

– А что «Аэлита», начальник? Я же признался, что «Аэлиту» брал. Чего еще-то?

– Что брали, это, между прочим, не вы признались, а мы установили. У нас ведь все время разговор такой: «Нет, не я». Потом я вам изложу, что к чему, тогда: «Ах да, моя работа, признаю…»

– Так ведь на «Аэлите» я…

– Послушайте, Гришин, вы же не один там были, а вы опять за свое: «я» да «я». Когда вы наконец забудете о вашей несуществующей воровской солидарности, нет ее, поверьте!

– Есть…

Нет. И раньше, чем трижды пропоет петух, вы предадите. Да, да, вы! Я вам это предсказываю.

– Какой петух?

– Неважно, Гришин! Вы не сильны в священном писании? Ну и ладно. Но этот неписаный закон воровского мира вы сами же нарушите. Хорошо, давайте все сначала. Значит, отец Веревочкина навел вас на «Аэлиту».

– Я не сказал, что отец Веревочкина…

– Нет? Видимо, я ошибся. Кто-то другой сказал.

– Володька?

– Почему вы решили, что Володька? Я же вам этого не говорил.

– Ничего, гад, раньше выйдет, раньше за свой длинный язык расплатится!

– Да бросьте, Гришин, не те времена. Давно уже ни с кем за честные признания не расправляются. В особенности те, кто будет сидеть в пять раз дольше, чем те, с кем они собираются расправляться. Так расскажите подробно, как вы проникли в кафе?

– Я же говорил. Люк там грузовой. Замки висячие. Перепилили.

– Долго пилили?

– Да ну, долго! Раз, два и готово!

– Еще бы, вы же высокой квалификации слесарь, Гришин.

– Был слесарь, – с горечью шепчет Гришин.

– Может быть, и будете. Это ведь от вас зависит. Ни от кого больше.

Наступает молчание.

– Что же дальше было?

– Влез в подвал, темно, чуть не расшибся, нашел еще люк…

– Как это нашли, вы что ж, в темноте искали? И нашли? Такой маленький подвал был?

– Нашел…

– Не валяйте дурака, Гришин, это же смешно. Признайтесь, что отлично знали расположение подвала, знали, где был люк. Все это сообщил вам отец Веревочкина. Что вы его покрываете? Он же все равно сидит и за вашу «Аэлиту» больше, чем ему за другие дела полагается, не получит.

– Ладно, начальник, черт с ним, со стариком! Он навел.

– Что дальше было?

– Через люк полез в холодильник. Потом в комнату за залом, где касса. Ее ломать-то нечего было, взял нож кухонный поздоровей, и все.

– Все?

– Все.

– Что ж, давайте, Гришин, проедем на место, освежим, так сказать, в памяти.

Они садятся в машину и едут в кафе. Едут утром. Кроме директора, их никто не встречает. Виктор, следователь и другие сотрудники уголовного розыска вместе с Гришиным спускаются в подвал через грузовой люк. Подходят к холодильнику.

Виктор, расхаживая за спиной у Гришина, примерился к его фигуре. Съездив еще раньше в «Аэлиту» и ознакомившись на месте с маршрутом, который проделал, по его словам, Гришин, Виктор убедился, что из подвала в один из холодильных залов Гришин проникнуть не смог бы.

И вот они на месте. Виктор внимательно наблюдает за Гришиным. Спокойно, со скучающим видом тот спускается в подвал, находит люк в холодильник, пролезает туда, заходит в один холодильный зал, в другой…

– А туда вы не заходили? – спрашивает Виктор, показывая на последний холодильник.

– Заходил.

– Так идите.

Гришин направляется к узкой щели, служащей входом в холодильник, пытается влезть. Лицо его становится красным от напряжения, он снимает пиджак.

Виктор не торопит его. Он внимательно, даже сочувственно следит за безуспешными усилиями Гришина.

Наконец, махнув рукой, тот надевает пиджак и с досадой смотрит на Виктора:

– Не помню, может, я туда и не лазил. Наверное, не лазил.

– Ну не лазил так не лазил. В конце концов, всего не упомнишь, – замечает Виктор. – Поехали обратно.

Облегченно вздохнув, Гришин спешит покинуть это место, не таившее для него особо радостных воспоминаний.

– Вы что, гурман, Гришин? – задает ему Виктор неожиданный вопрос после возвращения на Петровку.

– Кто? – переспрашивает тот.

– Я говорю, вы гурман, вы любите тонкие блюда? Черную икру, например?

Гришин хмурит брови. Он молчит.

– Так как, любите вы икру?

– Ну люблю, – неуверенно отвечает Гришин.

– Еще бы, – смеется Виктор, – вы тогда прилично подъели ее в «Аэлите». Помните?

Гришин пожимает плечами.

– Помните?

– Помню. Ну и что ж! Жрать захотелось, вот и поел.

– Вы, наверное, до того неделю голодали. Не помните, сколько съели? Сто граммов, двести?

– Может, и больше.

– Килограмм, два килограмма?

– Не помню уж теперь…

– Так я вам напомню, Гришин, вы съели ни много ни мало – пять килограммов – целую банку! Не вздумайте отрицать: это зафиксировано в протоколе осмотра места происшествия. Мало того, вы настолько торопились есть, что пользовались двумя ложками. Их тоже нашли там.

Гришин молчит.

– А главное, эта банка, которую вы вдвоем навернули, что тоже, к слову говоря, не так-то просто, как раз и находилась в том холодильнике, куда вы не могли пролезть. А уж съев два с половиной килограмма, вы бы оттуда наверняка не вылезли. А?

– Да и четверти не сожрал, – зло выдавливает Гришин, – это Сережка все. Сморчок, и куда столько влезло…

Виктор отлично знает, кто такой Сережка. Все возможные варианты Сережек, Ванек, Петек, вращающихся в орбите шайки, со всеми их биографиями, связями у него в голове. Поэтому он мгновенно задает вопрос:

– Это Тучков, что ли, с хлебозавода? Ему ж семнадцати еще нет. И его затянули? Где ж у вас совесть, Гришин!

Но тот не отвечает; он сидит, низко опустив голову, внимательно глядя на носки стоптанных, грязных модных ботинок…

Так возникает еще одна фигура – Тучков.

Но и это не все.

Очередное свидание с Веревочкиным. Тот словно сам получает удовольствие, наблюдая за тем, как милиция одно за другим раскрывает совершенные им преступления. Он отрицает все. А когда его припирают к стене окончательно, рассказывает уже сам подробно, с охотой. Только припереть его к стене не так-то просто. Это приходится делать каждый раз по-разному. Один раз с помощью железной логики, другой – загнав в ловушку, а порой неожиданностью, психологическим трюком.

– Так, Веревочкин, значит, в отношении магазина на Дмитровском шоссе у нас разногласий нет. Все трое «брали» – вы, Гришин, Балакин, – Виктор настолько тщательно изучил место происшествия и дело, – а произошла кража за год до того, – настолько вдохновенно домыслил все подробности и описал их, что в результате Гришин и Балакин во всем признались, решив каждый, что признался другой.

– Это уж ваша работа – вопросы задавать, – иронически улыбается Веревочкин, – моя – не отвечать…

– Так ведь ответили же!

– Это уж только, когда деваться некуда.

– А преступнику, уважаемый Веревочкин, рано или поздно всегда деваться некуда.

– Окромя тюрьмы… – ухмыляется Веревочкин.

– Это уж точно, – поддерживает Виктор, – а сейчас приглашаю вас прокатиться.

И теперь уже с Веревочкиным он едет на Дмитровское шоссе, в тот магазин, где была совершена кража.

Но о магазине он думает сейчас меньше всего. Он задумал другое. По пути к магазину находится ателье № 23, где в свое время была совершена кража, оставшаяся нераскрытой. Артистически перепиленные решетки окна, портновские ножницы, которыми были выдавлены дверцы сейфов, – все это не оставляло сомнений. Действовал Веревочкин. Но с кем?

Виктор тщательно все проверил – ни Гришин, ни Балакин участвовать в этом деле не могли. Тучков тогда еще с шайкой связан не был. А между тем в налете на ателье участвовали минимум двое. Так кто же был второй?

Дело давнее. Восстановить картину оказалось невозможным. Во всяком случае, с той степенью достоверности, без которой Веревочкина не заставишь признаться.

И вот Виктор придумал ход.

Получится или не получится? Сейчас все решится. Внешне спокойный, он рассеянно смотрит в окно машины, но сам весь в напряжении.

Веревочкин погружен в свои мысли. Подняв воротник, засунув руки в карманы модного пальто, он мрачно смотрит перед собой.

О чем он думает?

О той самой веревочке, которой сколько ни виться?..

Или о бесцельности немногих прожитых лет? Или что, если б начать все сначала, он бы поступил иначе?

А быть может, он думает о том, что его ждет? О неотвратимости наказания?

О чем вообще думает преступник, когда он пойман?

Неожиданно Виктор кладет ему руку на колено и иронически смотрит в глаза.

– Глядите внимательно, Веревочкин… – И Виктор кивает в сторону мелькающих мимо машины домов.

– Чего глядеть-то, – ворчит Веревочкин.

– Как бы не пришлось разворачиваться обратно. А то здесь далеко до разворота.

В этот момент машина как раз минует ателье № 23. Накануне они дважды проехали здесь с шофером, прорепетировав сцену и рассчитав ее по секундам.

Внезапно оторванный от своих невеселых дум, Веревочкин смотрит в окно, и первое, что ему бросается в глаза, это вывеска: «Ателье № 23». Он быстро поворачивается к Виктору и встречается с его ироническим взглядом.

– Что, и это знаете? – удивленно и тоскливо спрашивает он.

– Пора бы уж привыкнуть, что мы кое-что знаем, – скрывая торжество, бросает Виктор. И, обратись к шоферу, добавляет: – Давай, Коля, заедем, пожалуй, сначала в ателье, а потом уж дальше двинем. А то возвращаться потом…

Они выходят из машины. Веревочкин жадно вдыхает холодный воздух. Неторопливо рассказывает, как было дело.

– Что ж, вы вдвоем справились? – спрашивает Виктор.

– Как вдвоем?

– Не знаю как, Гришин вот говорит, что вы вдвоем были, а я сомневаюсь.

Веревочкин морщит лоб, стараясь быстрей сориентироваться.

– Вдвоем, – наконец подтверждает он, – а чего сомневаться-то?

– Неужели один не справился бы? – Виктор, словно удивляясь такой беспомощности, оглядывает Веревочкина.

– Может, и справился бы, – осторожно отвечает Веревочкин.

Он недоумевает: почему Гришин взял на себя вину за эту кражу, коль скоро он в ней не участвовал? Ага, ясно, чтоб как-нибудь не всплыл Валерий.

– А может, вы со своей тенью работали, Веревочкин? Или себя одного за двоих считаете?

– Чего?

– Как – чего? Гришин-то не был с вами. И никак не мог быть. Уж если это нам известно, то вам-то тем более. Так что вы припомните-ка лучше, кто был.

Веревочкин некоторое время молчит, потом усмехается:

– Вы меня купили, и я вас купил. Один работал!

– И много взяли? Ведь вы тогда еще вещичками не брезговали.

– Что ни взял, все мое…

Виктор вынимает из кармана вчетверо сложенный листок.

– Так, – начинает он не спеша, – «пальто зимних – три, пальто демисезонных – четыре, костюмов – четыре, отрезов…»

Закончив читать, он поднимает на Веревочкина глаза.

– Список точный, составлен сразу же на месте, да и батюшка ваш уважаемый, который все это по вашему поручению на рынке ликвидировал, подтверждает. Одного не понимаю – как это вы в одиночку столько вещей вынесли. Ведь посмотришь на вас и не скажешь, что чемпион по штанге. – Виктор делает паузу, а потом другим, сухим, деловым тоном спрашивает: – Так кто был сообщник, Веревочкин? Кто был?

Молчание.

– Не валяйте дурака, Веревочкин, вы же сами прекрасно понимаете, что это глупо.

Веревочкин еще долго молчит, но в конце концов не выдерживает и называет своего напарника по этому делу, пятого и последнего члена шайки – Шарова. Впрочем, Валерий Шаров, как выяснилось в дальнейшем, был не пятым, а первым. Опытный рецидивист, он-то и втянул в преступление и Веревочкина, и Гришина. Вместе они начинали.

Но как-то, пытаясь совершить кражу в магазине «Ткани», они были застигнуты врасплох милицией. Веревочкину и Гришину удалось скрыться, а Шаров попался.

(Между прочим, с тех пор они и дали себе зарок: никогда ничего, кроме денег, не брать – зарок, столь опрометчиво нарушенный Балакиным.)

На следствии и позже, на суде, Шаров взял все на себя. Он, упрямо и тупо блюдя закон воровской солидарности, утверждал, что воровал один, хотя был пойман подле пяти набитых чемоданов.

Сейчас он отбывал срок.

Воровской закон оказался липовым. Веревочкин после недолгого запирательства рассказал о Шарове. Теперь Шарову предстояло вернуться в Москву на новый суд, а затем добавить к немногим оставшимся ему годам заключения еще солидный срок.

За Шаровым, опытным рецидивистом, числилось не одно преступление. Какие-то он признал, какие-то – нет. Но сейчас, когда возникла в деле Веревочкина его зловещая фигура, целый ряд эпизодов прояснился и многое дотоле тайное стало явным.