Текст книги "По запутанному следу: Повести и рассказы о сотрудниках уголовного розыска"

Автор книги: Эдуард Хруцкий

Соавторы: Анатолий Безуглов,Александр Кулешов,Сергей Высоцкий,Александр Сгибнев,Юрий Кларов,Иван Родыгин,Виктор Филатов,Валерий Штейнбах
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

– До трех, если без насилия над охраной.

– Ну какое там насилие? Пошел из зоны на работу и не вернулся.

О побеге Шалимов говорил очень спокойно. Примерно часа через полтора Алтаев выяснил все подробности и дал подписать протокол Шалимову. Тот подписал, почти не читая, спросил:

– Все на сегодня?

– А что, устали? Нет, еще кое-что есть. Почему же все-таки бежали?

– Я же говорил, сидеть надоело. Всех уже досрочно освободили, а меня держат. В Москву хотел, на прием бы пошел к большому начальству.

– А написать нельзя было?

– В письме того не скажешь, что при встрече.

– Хорошо. А что у вас в колонии произошло перед побегом, какими там вещами они интересовались?

– Значит, это вам я обязан? – вырвалось у Шалимова.

– Нам. Кому же, как не МУРу, убийством заинтересоваться. Не слышали, в 1969 году Семнова убили? – в лоб задал вопрос Алтаев.

– Не слышал. Делать мне больше нечего, как всякие слухи собирать. Вы мне хотите убийство пришить?

– Зачем пришивать, если не вы убили? – Алтаев протянул Шалимову спички. – Так что там с вещами?

– Не хочу отвечать. По закону имею полное право не отвечать.

– Весной 1969 года вы бывали у кинотеатра «Художественный»?

– Не помню. Может, бывал. А кто помнит? Вот вы, например, что делали весной 1969 года?

– Вопросы здесь задаю я, – напомнил Игорь. – А вы – только с моего разрешения. Ясно?

– Ясно.

– Часто бывали в шестьдесят девятом году у «Художественного»?

Шалимов, ссутулясь, смотрел на Игоря:

– Не помню.

– Билетами спекулировали?

– А вы, товарищ начальник? Или нельзя так говорить?

– В колонии говорят гражданин начальник, – ответил Алтаев. – Меня зовут Игорь Николаевич, нам еще много с вами времени придется провести. Так что хотели спросить?

– Я говорю, Игорь Николаевич, поновей вопросы нельзя ли, а то у меня память плохая.

– Вместе будем вспоминать, может, что и припомним.

– Нечего мне вспоминать!

– Ладно, сейчас я конвой вызываю, идите обедайте, думайте. После обеда продолжим.

Когда Шалимова увели, Алтаев откинулся в кресле: «Трудный орешек, сам про убийство говорить вряд ли будет».

В три часа дня, когда его вновь ввели в кабинет, Шалимов сказал;

– Зря, Игорь Николаевич, стараетесь, про убийство в шестьдесят девятом году спрашиваете, не мое оно, а «по нахалке» мне его не дадите все равно.

– Никто и не хочет «по нахалке» давать, доказывать будем.

– Ну и доказывайте, слушаю. Вы ведь мне, а не я вам доказывать обязан.

– Хорошо законы знаете, – заметил Игорь.

– В колонии научат!

– Так спекулировали билетами или нет?

– Не помню, много времени прошло. Говорил же я раньше.

– Это не страшно. Мы еще много раз повторяться будем. Вот выписка из книги доставленных в шестое отделение милиции: «Шалимов – за спекуляцию билетами. Материалы направлены в пятое отделение милиции по месту жительства», – прочитал Алтаев.

– Ну, раз задерживали там, значит, бывал. Много вы копались, наверное, пока нашли, а что толку?

– Про толк будем говорить потом. Вот выписка хозяйственной части исправительно-трудовой колонии, где вы отбывали наказание. Читайте!

Шалимов взял в руки листок.

– Прочли? Ваша мать прислала вам голубой пиджак из вельвета?

– Я этого здесь не вижу. Написано: «пиджак один, ношеный», – прочитал Шалимов.

– Не видите? Вот объяснение матери, что она сама шила пиджак голубого цвета и послала его в колонию. Теперь видите?

– Теперь вижу. Действительно, послала мне пиджак голубой, все правильно.

– А почему в колонии не говорили и бежали после этого?

– Бежал я не после этого, я уже все объяснил, второй раз не буду. А про пиджак забыл, кто о старых вещах помнит?

– А где пиджак?

– Износил и выкинул.

– До ареста ходили в нем?

– Ходил, конечно.

– А весной шестьдесят девятого года ходили?

– Не помню я одежду, в которой тогда ходил. Я же не знал, что через столько лет спрашивать будут.

– Проведем опознание, – сказал Алтаев, хотя знал, что не будет этого: забыла дворничиха приметы.

– Вы, начальник, что хотите делайте, а чужое дело брать не буду.

Разговор так и не получился. Алтаев не рассказывал Шалимову подробных деталей убийства, только спрашивал и спрашивал, пытаясь уточнить обстоятельства дела. Ответы следовали односложные: не помню, забыл, давно было. Отвечал он на разные вопросы по-разному, только на один вопрос Алтаев всегда слышал: «Я не убивал!»

Вечером, отправив Шалимова в камеру, Игорь почувствовал настоящую физическую усталость, все тело ныло, будто целый день таскал кирпичи.

Накурили мы… – Игорь подошел к окну открыть форточку.

29

– Что он сказал? – этим вопросом утром встретили Игоря Зимин и Колесников.

– Признался! Была у него голубая куртка. Добились, вот счастье какое! – Алтаев был явно раздражен. – А у вас?

– Мать Шалимова подтверждает про куртку. Ножа сапожного у сына, говорит, не видела, ни про какое преступление сын ей не говорил, по ее словам, он ничего и не делал. Насчет билетов, говорит, вызывали ее в детскую комнату лет десять назад, предупредили, чтобы за сыном лучше смотрела. Что делал сын в шестьдесят девятом году, не знает. Вернее, знает, что из школы его исключили, нигде не работал – устраивался. Вот и все.

– А у меня еще меньше, – мрачно сказал Колесников. – Был у дворничихи – ругается, ничего, говорит, не помню и не узнаю. Куртку голубую помнит, но и ее не узнает. Ну, с пиджаком ясно, ходил он в голубом пиджаке, но вот был ли убийца в голубом пиджаке – вопрос! А как доказывать, если и был? Я не успел побывать только у старушки, которая нож нашла. Завтра пойду – она старая, что ее сюда вызывать?

– Ладно, навести старушку, нож-то потеряли, хоть фото ей покажи. Она, конечно, нож не узнает, но закон требует – сходи, – сказал Алтаев. – А сейчас еще раз Шалимова вызовем, втроем поговорим с ним.

Шалимов пришел раздраженный и злой.

– Ну как, подумали ночью? – спросил Алтаев.

– Ночью спать надо, а не думать. Да и не о чем мне думать.

– Как знать! – загадочно сказал Колесников. – Значит, к убийству непричастны?

– Непричастен.

– И куртки голубой не носили?

– Куртку носил, говорил уже.

– А у нас показания есть, что парень в такой куртке поссорился с убитым, а потом пошел за ним. И приметы называют.

– Не знаю, что у вас есть, такие пиджаки у половины москвичей были.

– Так уж и у половины, – усомнился Зимин. – Вам же мать шила.

– Ну и что? Ходил я в пиджаке, а убийство при чем? Разве кто был в пиджаке, тот и убил? Докажите!

– Докажем! Если вы убили, то докажем, – ответил Алтаев.

– Если не вы, тогда извинимся, а дело на вас передадим в суд по статье 188 за побег.

– Видно, придется извиняться. Побег есть, признаю. И кражу в Туле сразу признал, читали дело?

– Мы многое про вас читали, Шалимов. Говорят, вы ранней весной без пальто ходить любите? – неожиданно спросил Зимин.

– Кто это говорит? Что я – пижон?

– Опять нам вопросы задаете: кто говорит? Люди говорят. Вы что, на необитаемом острове живете?

– Так врут люди, никто не будет помнить, в чем пацан ходил десять лет назад, в пальто или без, а раз так говорят, значит, врут.

Шалимов вел себя спокойно, можно было даже сказать, излишне спокойно. Когда его увели, Алтаев задумчиво проговорил:

– Что-то он очень спокоен. Не может человек так быть спокоен, когда его в убийстве обвиняют, не должен он быть спокоен. А если невиновен, то тем более волноваться должен. И потом, вы заметили, – чувствуется, что он внутренне подготовлен к вопросам, как будто отрепетировал свои ответы заранее. Иногда автоматически отвечает там, где надо бы подумать, а иногда над простым вопросом раздумывает. Тут что-то не так.

– Ты, Игорь, свои психологические обобщения вместе собери и в конверте судьям отдай. Вот, мол, вам, товарищи судьи, доказательства вины человека в таком серьезном преступлении, как убийство, тем более что ничего другого у нас нет, – сказал Зимин. – За такие доказательства адвокат тебе огромное спасибо скажет. Да что я говорю! Какой прокурор обвинительное заключение подпишет? Смех один…

– Но мы же сами чувствуем, знаем, что нашли убийцу! – воскликнул Колесников.

– Прав Володя. Мало знать и чувствовать, – сказал Алтаев, – мы должны теперь докопаться до истины – доказать или виновность или невиновность, нельзя отступать.

Шло время. Ежедневно Алтаев по нескольку часов просиживал с Шалимовым. Хотя разговоров об убийстве велось много, они ни на шаг не приблизились к истине. Вопросы типа «Ну как он?» почти прекратились. Колганов систематически вызывал группу Алтаева к себе и с Шалимовым поговорил раза два-три: результат был не лучше, чем у Алтаева.

– Молчит? – спросил Алтаева Арсенян, столкнувшись с ним в коридоре после общего собрания.

– Плохо, Юра. Как в твоей песне, помнишь?

 
Не брал я на душу покойников
И не испытывал судьбу,
А я, начальник, спал спокойненько
И весь ваш МУР видал в гробу, —
 

страшно искажая мотив, пропел Игорь.

– Ой! Ты лучше стихи читай, Алтаев. Жалко, конечно, а признается – не легче. Что от признания толку? Ну, ни пуха ни пера!

30

От допроса к допросу Шалимов становился все более молчаливым и замкнутым. Он уже не спорил с Алтаевым, как раньше, по различным вопросам, ничего не говорил даже на темы, не относящиеся к его делу. На вопросы отвечал односложно: «Забыл», «Нет, не я», «Не помню»… Часто просто молчал и слушал монологи Алтаева о добровольном признании, о совести. Слушал и молчал. И вдруг…

В один из длинных июльских вечеров, когда Алтаев, изрядно устав, в который раз задавал надоевшие вопросы и говорил про совесть, Шалимов вдруг резко выпрямился на стуле и сказал:

– Да, я! Я убил этого Семнова или как его там?

Игорь вздрогнул, ему показалось, что он ослышался. Нет, Шалимов сидит перед ним, смотрит прямо в глаза и ждет. Алтаев встал из-за стола, подошел к арестованному:

– Мы давно это знали, Николай. Еще когда запрос в колонию посылали, начали тебя подозревать.

Шалимов разминал в руке сигарету.

– Хоть не нашли меня сразу, а покоя не было, боялся я все время. Вначале почему-то не очень, а потом… – Шалимов затянулся. – Лежишь на нарах вечером, думаешь, ждешь чего-то. Теперь все, чистый, ничего больше нет.

– А подробности помнишь?

– Плохо помню. Весной дело было, в шестьдесят девятом году. Месяца не знаю, март или конец февраля. Стоял я около «Художественного», выпивши был. Какой-то парень меня толкнул, заспорили, обозвал он меня и пошел. Психанул я – и за ним. Догнал, в подворотне ножом ударил и убежал. Не знал, что с парнем, думал – ранил. Потом уже, когда шум пошел, узнал, что убил…

– А нож какой был? Где он?

– Сапожный нож, я его выбросил в подворотне где-то.

– А одет во что был?

– В куртке, в пиджаке этом голубом был. Я домой прибежал, снял его, бросил. Мать мне его в колонию два года назад прислала. Я его сразу выбросил.

– А выпил ты тогда почему?

– Кто его знает! Приятель угостил, сказал, что именины у него, спасибо ему! Разве я трезвый такое сделал бы? – Шалимов нервно передернул плечами. – Теперь все, больше ничего не помню.

– А что за приятель?

– Я его и не знаю толком, он старше намного. Помню, что звали его Кириллом.

– А фамилию не знаешь?

– Этого я и раньше не знал.

– Хорошо, сейчас иди и постарайся вспомнить подробности. – Алтаев направил Шалимова в камеру.

Вот оно – признание, а что с ним делать теперь? Алтаев, конечно, знал, что признание не «царица доказательств» и его одного мало, крайне мало. Если есть другие доказательства, то признание, по сути дела, больше нужно самому обвиняемому, чтобы учли – раскаялся, все осознал. А здесь что?

Вдруг Шалимов взял на себя чужое преступление, знал подробности и взял? Хотя вряд ли. Уж очень серьезное наказание за убийство. Такие дела просто так на себя не берут. Да, он, конечно, убил, но чем доказать? Косвенными уликами – трудно, не легче, чем поймать преступника.

– Значит, признался! Что же теперь будет? – спросил Зимин.

– Работать опять будем, Володя, наверное, даже больше, чем раньше. Тогда у нас сроков не было, а теперь будут.

– Теперь мы сообща будем вспоминать уголовный процесс, в частности раздел о прямых и косвенных доказательствах, – сказал Колесников. – Итак, кто что помнит?

– Уголовный процесс – это очень хорошо, – задумчиво проговорил Алтаев. – Вы помните, как в университете теорию косвенных доказательств читали?

– Там-то здорово читали, – Зимин посмотрел на Колесникова. – По делу нужен новый материал.

– Нет нового, не будет теперь уж до конца, – взорвался Колесников. – Теоретики мы! Я сам знаю, что косвенные доказательства – это не прямые.

– Хорошие ты формулировки даешь, Валера: хлеб – это не колбаса. Если у нас нет прямо указывающих на его невиновность или виновность доказательств, надо искать те, которые хоть побочно на это указывали бы. Вот и будем искать, – закончил Алтаев.

– А как? – Валера в первый раз столкнулся с таким делом, и применять теорию косвенных доказательств на практике ему еще не приходилось.

– Закон требует, чтобы косвенные доказательства в совокупности представляли собой цепь улик.

– Сделаем цепь, найдем все улики и свяжем, – храбро сказал Колесников.

– Тут еще одно правило есть, – продолжал Алтаев. – Доказательства должны быть звеньями одной цепи, и если хоть одно звено из цепи выпадет – все! Вся цепь рушится. Да, с прямыми легче: показывает очевидец – видел, как они грабили, да еще потерпевший опознает – одно удовольствие доказывать. Там пусть одно доказательство и выпадет – ничего страшного, а здесь одно к одному должны быть.

– А у нас какая цепь есть? – спросил Зимин.

Алтаев взял бумагу и нарисовал в центре кружок с фамилией «Шалимов», а вокруг него множество пустых маленьких кружочков. Получилось вроде «чертова колеса»: внутри мотор, а по окружности кабинки.

– Нам нужно в эти кабинки косвенные доказательства поместить, да так, чтобы они между собой связаны были и еще на центр, то есть на виновность Шалимова, указывали.

– Что будем помещать? Давай, Игорь! – Колесников загорелся.

– Приметы парня сходятся с приметами Шалимова. Есть? Тогда в кабинку это, – Алтаев написал в одном из кружков «приметы» и поставил стрелку, указывающую острием в центр на Шалимова. – Он был в голубом пиджаке. Косвенное это?

– Совсем уж косвенное, ставь.

– Идем дальше. Найден нож, а Шалимов говорит, что выбросил сапожный нож.

– Это еще рано ставить, – сказал Зимин. – Во-первых, у нас только фотография ножа есть, а во-вторых, нужно будет с Шалимовым съездить, пусть с понятыми покажет, куда нож бросил, а потом мы ему несколько фотографий ножей предъявим, если узнает, вот тогда…

– Согласен! Видишь, сразу начало проясняться, что делать будем. Ставим здесь вопрос, если узнает нож – зачеркнем. Дальше пошли. Бежал из колонии после нашего запроса. Ставим?

– Нужно, – согласился Зимин. – Это хоть косвенно, но показывает: чего-то боялся.

– Знает, где было убийство, – сказал Валера.

– Это многие знают, какое тут доказательство?

– Одно, правильно, не доказательство, а в цепи – будет. Я ставлю.

– Ладно, ставь. Только с ним выезд сделаем, пусть это место сам покажет.

– Видишь, сколько еще работы, а мы в панику бросились: все пропало, ничего не докажешь.

– Ссора была с убитым, – вставил Зимин, – и дворничиха говорит, и Шалимов. Ставь.

Перечислили еще ряд доказательств. Цепь получилась.

– Осталось одно, самое главное звено: день убийства. Он не знает, а нам это нужно. Если Шалимов вспомнит, что убил 18 марта 1969 года, то цепь замкнется.

– Не назовет он день убийства: не помнит, – сказал Алтаев.

– Стоп! – закричал Колесников. – Шалимов же сказал, что выпил, потому что у соседа были именины. Соседа звали Кириллом. Если у этого Кирилла именины 18 марта, то все – цепь замкнулась.

– А если нет? – спросил Зимин.

– Если нет, тогда все рушится, вся цепь, – ответил Игорь. – Такой улики не будет, все остальные будут выглядеть как за уши притянутые. Звони, Валера, узнай, когда там у Кирилла именины бывают.

Колесников порывисто снял трубку и растерянно обернулся:

– А куда звонить? В справочной не скажут, в церковь звонить?

– В церковь.

– А ты телефон знаешь? И в какую? – ехидничал Колесников.

– Пойдем в библиотеку, энциклопедию посмотрим.

– Поздно, библиотека уже закрыта, да и не энциклопедию смотреть надо, а святцы. Ладно, завтра посмотрим.

31

На следующий день все трое явились в библиотеку задолго до открытия. Стояли, нетерпеливо ожидая появления библиотекаря Елены Николаевны. Поскорее хотелось узнать, какого же числа бывают именины у Кирилла.

Елена Николаевна с удивлением посмотрела на них:

– Именины Кирилла? Это надо искать день святого Кирилла. Атеистическая литература на четвертой полке в правом ряду, посмотрите.

Стали смотреть, но ничего не нашли. Было много антирелигиозных брошюр на различные темы. Зимин нашел книжку про адвентистов седьмого дня, плюнул и пошел к полкам Большой Советской Энциклопедии. Подошли сюда и Игорь с Валерием. Перевернули почти все тома, почерпнули массу полезных сведений, но того, что им нужно было, не нашли.

– У бабки какой-нибудь спросить, что ли? – сказал Зимин.

– Что тебе это даст? Нам нужно официальное свидетельство, – ответил Алтаев. – Придется идти к начальству, возьму отношение и поеду в Совет по делам религий. А вы проведите опознание ножа и выезд на место происшествия.

Колесников вызвал Шалимова, а Зимин пошел за понятыми. Предъявили четыре фотографии ножей, одним из них было совершено убийство. Его-то и опознал Шалимов. Потом поехали на место происшествия. Николай рассказал все, как было. Его рассказ совпал с показаниями очевидцев.

К концу дня вернулся Алтаев из Совета по делам религий.

– Нож узнал? – спросил он.

– Узнал, узнал! Ты рассказывай, что там?

– Ничего. Посоветовали зайти в любую церковь, – сказал Игорь, – и посмотреть календарь, который выпускает Московская епархия.

– А тебя не турнут из церкви? За оскорбление чувств верующих. Они ведь не любят, когда к ним атеисты приходят.

– А зачем мне верующих оскорблять? У меня дело есть: должны впустить. Раз в Совете рекомендовали, значит, можно.

32

На работу Алтаев пришел в черном вечернем костюме, в белой рубашке, в строгий галстук была воткнута великолепная золотая рапира – предмет зависти всего отдела.

– Ты смотри, как вырядился? – удивился Колесников. – А вообще, правильно, пусть знают милицию. Ты меня возьми с собой, я что-то давно в церковь не ходил…

Игорь решил пойти в небольшую церквушку, которая затерялась в тиши арбатских переулков. Как-то они вместе с Галей гуляли там, и она сказала, что от этой церквушки веет стариной и уютом. Вокруг уже выросло несколько высотных домов, и церковь походила теперь на театральную декорацию: так странно выглядела юна в окружении этих современных зданий.

Подъехав к церкви, Игорь вышел из машины. (Колганов дал для представительности черную «Волгу».)

– Мне бы с кем-нибудь из руководства поговорить, – сказал Алтаев вышедшей навстречу старушке и смутился от казенности получившейся фразы. И сразу же добавил: – Батюшка принимает сегодня? Или, может, в другое время?

Игорь, помня напутствие Колганова, был предельно вежлив. «Смотри, Алтаев, – поучал его полковник, – не нагруби! Лучше переборщи с вежливостью, а то шум будет, скажут, в религиозные дела вмешиваемся».

– Пожалуйста, батюшка всегда принимает, даже ночью, если дело есть. – Старушка повела Алтаева за собой.

Батюшка, высокий, плотный, еще не старый мужчина, удивился и даже немного растерялся, увидев удостоверение Алтаева, но когда понял, чего от него хочет инспектор уголовного розыска, тут же вынул церковный календарь, нашел март и стал вслух перечислять:

– 17-го – святой Лука, 18-го – святой Кирилл, 19-го – святые Хрисанд и Дарий…

– Все, спасибо, дальше не надо, мне нужно только 18-е! – воскликнул Игорь.

– 18-е – день святого Кирилла.

– А ошибки быть не может? – на всякий случай спросил Алтаев.

– Какая же может быть ошибка? – обиделся батюшка. – У нас все точно.

«Конечно, если не считать существования самого бога», – улыбнулся про себя Игорь. Поблагодарив священника и взяв у него справку о том, что 18-го марта – праздник святого Кирилла, Алтаев поехал на Петровку.

В МУРе на справку смотрели как на добытую ископаемую редкость. Круг замкнулся.

– Молодцы, ребята! Теперь в прокуратуру дело передавайте, с побегом закончили, а раз есть новые обстоятельства по делу, то выносите постановление, – сказал Колганов. – Молодцы! Убийство десятилетней давности раскрыли, не ожидал, честно говоря. Но в общем, хорошо, грамотно поработали!

Собрались в кабинете. Еще раз посмотрели на нарисованную Игорем картинку. Валера взял карандаш и соединил все маленькие окружности. Круг замкнулся.