Текст книги "Взмах крыльев (ЛП)"
Автор книги: Эдриан Феникс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)
Ты пытаешься поцелуями прогнать мои чувства / ты жаждешь изменить меня / хочешь высосать меня досуха…
Э прокрался в заднюю часть фургона, задергивая за собой занавеску. Его сломанное запястье пульсировало, но это не имело значения. Он выпьет таблетки, когда закончит с Данте.
Э встал на колени около надувного матраца и убрал волосы с лица Данте. Его взгляд задержался на пятне крови под его носом и вокруг губ.
– Как ангел, – прошептал Э, но у ангела в его воображении были черные крылья и темные трахни-меня глаза.
Я просто доверяю своему гневу / ты ничего не значишь / возможно, никогда не значила / и это пугает меня…
Обхватив рукоятку ножа в животе Данте, он вытащил его. Кровь вытекла на белую кожу кровососа. Он скользнул рукой под футболку Данте по горячей, липкой от крови коже. Рана в его груди уже исцелилась.
Золотой огонь наполнял Э, заставляя светиться. Сердце неслось, сотрясая тело интенсивностью ритма. Он провел рукой вниз, по плоскому животу Данте, миновал расстегнутый ремень, пробрался в расстегнутые джинсы. Бог побаловал себя еще одной порцией разведки.
Дыхание ускорилось, Э вытащил руку из джинсов Данте. Закрыл глаза. Когда он снова открыл их, золотые нити соединяли его с братом Плохого Семени в районе лба, пупка и промежности.
Э поднял книгу стихов Наварро и, сидя на пятках, читал Данте.
Я чувствую ее здесь
В темноте
Ожидая еды
В моих мечтах
Ее радужный хвост вьется
Приносит мне пленника
Она высасывает мое дыхание
Упивается мной
Я горю под ней
Внутри нее
Умирающая звезда
Вкус меда, сладкого и вязкого, коснулся языка Э. Он закрыл окровавленную книгу и сел на пол. Подобравшись к надувному матрацу на коленях, он оседлал Данте. Нагнулся и прижался губами к его губам.
– Я твой бог. Я контролирую каждый твой вздох.
Данте открыл глаза с расширенными зрачками.
– Назови имя того, кого ты любишь.
– Это не ты, – прошептал Данте, слова были вязкими от наркотиков.
Резкое движение запястья, и нож скользнул в правую руку Э. Он поморщился, глубоко вдыхая, смакуя запах крови. Под ним он поймал слабый запах чего-то сладкого. Э нахмурился. Знакомый запах. Нагнувшись, он понюхал горло Данте. Поднял его футболку. Понюхал грудь. Кровь и слабый запах… сирени.
Мысли Э вернулись к дому кровососа и к дивану, на котором он проснулся после нападения Большого Парня. Вернулись к женщине, приютившейся в кресле напротив дивана, к завиткам рыжих волос вокруг ее милого спящего лица. Вернулись к тому, как он стоял над ней с ножом в руке, милостивый бог перед молящейся. Теплая и сладкая – сирень. Как запах, что прицепился к Данте.
Э выпрямился. Горькая правда смыла вкус меда с языка, кипела и пузырилась в животе, как свежая смола. Э никогда не был ближе к своей Хэзер, чем в тот момент, нагнувшись над ней, вдыхая ее аромат, и он не дотронулся до нее рукой – но Данте дотронулся, предатель кровосос.
– Ты был с Хэзер, – сказал Э, голос его был низок и полон праведного гнева. – Она моя. Она всегда была моей. Она следует за мной.
– Она не следует за тобой. Она охотится на тебя. Она не твоя.
– Назови имя того, кого ты любишь, – рыкнул Э.
– Нет.
– Она моя!
Э погрузил нож в грудь Данте, вытащил и воткнул снова. Полилась и забрызгала кровь. Золотые нити, соединяющие Э и Данте треснули, разрушились, выпуская золотой свет в воздух.
Вонзая и разрезая, Э принялся за дело. Данте отвернулся, закрыл от боли глаза, кровь пузырилась на губах. Он извернулся, пытаясь сбросить Э, но тот только ухмылялся и стискивал бедра, наслаждаясь ездой.
Трахал ли Данте Хэзер? Пил ее кровь? Просила ли она еще?
Дыхание стало тяжелым и ускорилось, он оставил нож между ребрами Данте, затем схватил его подбородок кровавыми пальцами. Э хотел, чтобы у него были две здоровые руки, чтобы схватить Данте за бледную шею. Когда он заставил Данте повернуть к нему лицо, глаза кровососа открылись. Золотые и красные круги обрамляли радужные оболочки, мерцали в глубине расширенных зрачков.
– Достаточно, – сказал Данте булькающим от крови голосом.
Боль воткнулась в голову Э, пронзила глаза и устремилась в уши. Его рука взлетела к виску. Он зажмурился. Боль выжигала разум.
Э закричал.
Глава 30
Пробуждение
В Вашингтоне выпал снег. Большие хлопья падали, кружась, из низко-висящих облаков, водворяя тишину в город. Люсьен летел по предрассветному небу, волосы леденели, снег цеплялся за ресницы, покрывал инеем крылья. Он слушал, но тишина заполнила связь с Данте, гудела и шептала – псионический белый шум.
Он не слышал ничего от дитя с того момента на кухне, когда страдание Данте пронзило связь и сердце Люсьена. Безумие колебалось в этом обжигающем крике, разбивающем сердце.
Голос Локи прошептал: Ты не сможешь оградить его от безумия, брат. Не в одиночку.
Как он мог сдержать прошлое Данте, чтобы оно не свело его с ума? Не говоря уже о даре Создателя? Дитя был упрямым, его пытали с самого рождения.
Женевьева...
Кадры с CD-диска Уоллес вспыхнули перед глазами Люсьена, кадры, которые он будет помнить вечно. Его прекрасная маленькая Женевьева, бледная и слабая от потери крови, боролась, чтобы коснуться сына – ее и Люсьена – которого она только что родила. Но привязанная к металлическому измазанному кровью столу, она не могла дотянуться до черноволосого, белокожего, неестественно тихого малыша.
– Позвольте мне подержать его, – говорит Женевьева. Команда медиков в белых халатах суетится в стерильной пустой комнате, как призраки, неспособные ее услышать.
– Позвольте мне подержать его! – кричит она.
Призраки не останавливаются. Они смывают кровь с новорожденного. Младенец наблюдает, в его золотых глазах горит осознание. Вампир и Падший.
И в то же время проклятый.
– Данте, – шепчет она. – Мой Данте. Никогда не сдавайся. Сделай Преисподнюю своей. Сражайся.
Женевьева закрывает глаза. Слезинка скользит из-под темных ресниц.
– Pourquoi tu nous as abandonnes? Je ne sais pas ce que j’ai fait pour vous faire partir. je t’en supplie, sauve ton fils, [67]67
Почему ты покинул нас? Не знаю, что я сделала не так, и ты ушел, но умоляю, спаси своего сына.
[Закрыть] – молитсяона, сжимаярукивкулаки. – Éloigné le d’ici. Mets-le l’abri. Il est ma lumière et mon Coeur – comme tu as pu l’être. Lucien, monange, s’ilteplaît, écoute-moi. [68]68
Забери его. Убереги от опасностей. Он мой свет и мое сердце – как и ты когда-то был. Люсьен, мой ангел, пожалуйста, услышь меня.
[Закрыть]
Слова Женевьевы, ее безответная молитва, окутали душу Люсьена, накалили добела и сожгли, данный обет вечно будет гореть в нем.
В отчете говорилось, что Женевьеву убили после того, как проанализировали содержание молока ее груди. Ни фотографий, ни отснятого материала о смерти в файл включено не было. Она попросту стала ненужной.
Серые, наполненные влагой облака расходились перед Люсьеном. Снег окутал землю. Печаль окутала его сердце. Если только... Он прогнал мысли от неизведанных и неизвестных троп. Даже с вечностью, простирающейся перед ним, он знал, что есть такие вещи, как слишком поздно и никогда.
Он мог сфокусироваться только на том, что есть и может произойти.
Люсьен приподнял правое крыло и начал спускаться к пробуждающемуся городу. Он согласился встретить Уоллес в аэропорту. С ней или без нее, он найдет своего раненого сына. С ней или без нее, он отомстит женщине, которая убила Женевьеву и заставила пройти его дитя через ад, который сложно даже вообразить.
Внезапно песня запульсировала внутри Люсьена, хаотичная и могущественная. Песнь Создателя Данте, сложная и темная, становилась все громче и громче в сердце и голове Люсьена. Пробираясь холодом до глубин его души. Хаотичная песня Данте. Могущественная. И безумная.
Люсьен закрыл глаза. Он услышал усталый голос Яхве: Позволь им взять меня.
Никогда.
Тысячу лет назад он убил друга – друга своего сердца – чтобы не позволить высшим Падшим подчинить обезумевшего Создателя своей воле и использовать его в корыстных целях – в том числе изменить мир смертных. Снова.
И если бы Падшие знали, что еще один Создатель – несвязанный, неподготовленный и мучительно молодой – ходит по земле, они бы сделали с ним то же самое.
Но без баланса, который он получил бы благодаря связи, Данте бы сошел с ума, такова судьба всех несвязанных Создателей. И обезумев, он мог бы разрушить мир.
Ты не сможешь сдержать его сам, Брат.
Люсьен свернул от заснеженного города, направляясь вверх, крыльями рассекая небо. Он повернул на запад. Черная ария Данте задрожала. И пропала. Люсьен подозревал, что его дитя влил последние силы в эту песню.
Время играть. Время превратить шепот в слова, а слухи в факты. Время ответить на молитву Женевьевы. Время пришло. Он справится с последствиями, когда они будут.
Я уничтожу мир за моего сына.
Хлопая крыльями, Люсьен завис в сером небе, снег таял на нагретой коже. Его тело излучало синий свет. Он сверкал, как звезда. Рассвет слабел. Увядая. Звезды снова зажглись в возобновляющихся сумерках.
Вестник ночи.
Люсьен запел свою песнь ночи, сердце билось в такт, переплетая музыку вокруг воспоминаний о песни хаоса Данте – блестящей и чистой – изменяя его арию в дуэт хаоса и порядка. Она зазвенела четко и ясно сквозь возвращающуюся ночь.
Падший в Данте ответит.
Ответит каждый Падший в диапазоне песни. Так же, как они бы ответили на Песнь Создателя Данте. Короткую, пожалуй, такую не слышал никто из Падших. Короткая, истинная, но могущественная.
И тогда начнется гонка.
* * *
Извращенец сидел на Данте, весом перекрывая воздух. Нож мерцал в правой руке Элроя. Ярость исказила его лицо. От него воняло табаком, потом и горькой похотью.
Наркотики все еще текли по венам Данте, и его мысли угасли, ушли, как вода во время отлива. Тело гудело, готовое взлететь, но наручники и вес Извращенца держали его на забрызганном кровью надувном матраце.
– Назови имя того, кого ты любишь.
Данте встретил сощуренный взгляд Элроя.
– Нет.
Лицо Хэзер, раскрасневшееся и прекрасное, вспыхнуло в его сознании. Ломаное изображение Хлои появилось перед глазами, затем исчезло, умерло. Образ бледного лица Джея и потухших глаз мелькнул следом.
– Она моя!
Элрой выделил слова с помощью ножа, нанося удары по Данте снова и снова, и снова. Избитый. Порезанный. Боль кружилась в нем, разрывая на части. Поглощая. Он задыхался в крови. Погружался в нее. Она пузырилась в легких, текла из носа, лилась из живота. Вспыхнул белый свет, мигая на границе видимости. Зажмурившись, Данте отвернулся. Боль разорвала его сознание.
Сдайся или используй ее, черт подери.
В воздухе витал аромат крови и кислого пота Извращенца. Его мысли эхом отозвались в уме Данте, словно ментальные ножи: «Трахал ли Данте Хэзер? Пил ли ее кровь? Просила ли она больше?»
Сдайся или используй ее, черт подери.
Нож скользнул между ребер Данте и остался там. Пальцы схватили за подбородок и развернули лицо. Боль сжигала. Данте прекратил сопротивляться и окунулся в бушующий огонь. Раскаленная добела, расплавленная плоть горела, пузырилась – тени плясали на подвальных стенах, плюшевая касатка тлела – все это поглотило его. Сожгло контроль.
Прах, прах, все мы падем.
Держи мою руку, принцесса. Мы пойдем вместе. На веки вечные.
Песня вибрировала в нем, хаотичная, повторяющаяся, темная. Мелодия сверкала гневом. Голод колотился в том же ритме. Сжигая.
Мрачная фигура восстала из праха. Пламя горело в венах. Он поднял голову. С открыл глаза.
– Достаточно, – сказал он.
Достигнув разума Элроя, С причинил ему боль, соединяющую в себе извращенное траханье и удары ножом. Насильно скармливая ему его же дерьмо.
Вот. Получи. И как тебе это гребаноечувство?
Рукой Элрой схватился за висок. Зажмурившись, он закричал, звук был сладкими для ушей С. Извращенец свалился с С и пополз по ковровому покрытию фургона, держась за голову и визжа.
Музыка «Inferno» лилась из колонок: Я жду тебя / Я наблюдал и смотрел / Я знаю все твои тайны.
Кашляя кровью, хватая ртом воздух, С дернул руками. Наручники тяжело ударились о стенку фургона. Втягивая воздух вместе с кровью, он потянул снова. Вкладывая ту малую силу, которая у него осталась в руках. Металл раскололся. Что-то выскочило. Черные пятна замелькали перед его взором. С опустил закованные в наручники запястья, смотря на крючок, болтающийся на цепочке.
Наручники были против созданий ночи, но крюк, приваренный к фургону, не был.
С передвинул закованные руки к ножу в боку, выдернул его и бросил на кровать. Он попытался сесть. Фургон стал вращаться. В глазах потемнело. Он опустил голову и подождал, пока головокружение пройдет.
Голоса шептали, вцепившись в мысли. Пот бисеринками выступил на лбу. Голод пронзал шипами. Ему нужна была кровь. Он выпустил разум Элроя из своей ментальной хватки. Крик прекратился.
С соскользнул с матраца и подполз к Элрою. Он толкнул голову Извращенца в сторону и вонзил клыки в потное горло смертного.
Я был в каждой комнате / твоего дома / и мечтал о тебе / желающей меня.
Кровь, горячая и ягодно-сладкая, полилась в рот С. Он делал глоток за глотком. Быстрое сердцебиение Элроя качало кровь так стремительно, что С не успевал глотать. Извращенец боролся. С врезал ему между ног. Борьба прекратилась. Страх и адреналин сделали вкус его крови во рту насыщенней.
Запах мускуса и едкий запах крови – крови С – наполнили воздух. Элрой Извращенец был горячим, возбужденным и твердым, даже сейчас, с клыками С в своей шее.
Как будто вся эта работа ножом и кровь были прелюдией.
Что-то холодное и темное сжалось вокруг сердца С.
Он très joli[69]69
Très joli – прелестный.
[Закрыть],как ангел. Играй с ним, как хочешь, но не клади ничего в рот. Мальчик кусается.
С вонзился клыками в горло Папы глубже. Ублюдок снова заерзал. Запахло отчаянием. Урод порезал Хлою. Он пытал ее так же, как пытал меня?
Образ темноволосой женщины с темными глазами вспыхнул в разуме С. Джина. Запах черной вишни изменил ход мыслей – Извращенец Элрой и Джина. Не Папа. Не Хлоя. Белый свет мигал на краю сознания.
Где я? Когда?
Песня вибрировала сквозь С, сверкая, словно восход луны. Он отодвинулся от плоти Элроя, наклонил голову, прислушиваясь. Закрыл глаза. Ритм его сердца изменился в такт музыке, резонирующей в уме – песня Люсьена.
Вестник ночи. Друг. Отец. Лжец.
Ритм затянул С в круговорот, затронув его сердце. Хоас и порядок. Сострадание и огонь. Он вздрогнул и отвернулся. С сорвал темные аккорды, гнев, тоска и потеря наполняли ответ в равной мере. Песня резала по сердцу, словно один из ножей Элроя.
Его собственный низкий голос змеился из динамиков:Я наблюдал за тобой, когда ты спала/ Я знаю, ты наблюдалаза мной тоже / Я видел твои следы / под моим окном.
Не мой. Голос Данте. Перед тем как он предал себя огню. Я возродился после пожара.
<Нет, дитя, нет>, – мысли Люсьена прорвались через наркотический туман, блокирующий связь.
Боль пронзила мысли С. Размывая его поле зрения. Тьма охватила его.
<Ты Данте Батист, сын Люсьена и Женевьевы. Не С. Не дитя монстров>.
«Неправильно, – думал С, голова болела. – Я С. Должен быть. Разве не поэтому умерли Джина и Джей? Разве не так я сохраню жизнь Хэзер?»
Песня Люсьена закончилась одним последним звонким аккордом, обещание звенело ясно, и лунный свет наполнил небо: Я иду за тобой.
<Не иди. Меня здесь не будет>, – мысли С исчезли, блокируемые помехами, болью и потерей крови.
С оттолкнулся от теплого, свернувшегося калачиком тела Элроя. Голод все еще владел им. Он взглянул на Извращенца. Воображая, как пьет кровь, иссушая его. Воображая, как разрывает его грудь и сжимает черное слабое сердце до тех пор, пока оно не превращается в мягкую массу.
Для тебя, Хлоя.
– Я могу помочь тебе! – закричал кто-то. – Я тебе чертовски нужен! Данте!
Зрение С прояснилось. Он оседлал Элроя, грудь смертного была обнажена, рубашка разорвана. Кровавые борозды покрывали плоть над глухо бьющимся сердцем Извращенца. Кровь сочилась из горла Элроя по проколотой, разорванной коже.
Пьянящий запах адреналина и страха заполнил фургон. Пот бисером выступил на лбу Элроя, его лицо оставалось пустым. Спокойным.
С схватил очки Извращенца и бросил их через весь фургон. Карие глаза встретились с его. Нечто как-на-дне-темной-пещеры светилось в этих глазах.
– Я тебе чертовски нужен, – повторил он.
Ты знаешь все мои тайны? – шептал голос Данте из динамиков.
С склонился над Извращенцем, губы прошептали в заросшее щетиной лицо Элроя:
– Нет, не нужен.
– Я знаю, черт подери, что не нужен, – произнес Элрой пустым голосом, таким же, как его лицо. – Я знаю дерьмо, которого нет в тех файлах. Плохое Семя сделало нас братьями. Ты не одинок. Я хочу свой фунт или два плоти – как и ты.
С засмеялся.
Элрой судорожно сглотнул. Отвернулся.
С наклонил голову Элроя набок скованными наручниками руками и снова вонзил клыки в горло раненого смертного. Втянул пряную от адреналина кровь. Слушая неистовый стук сердца Извращенца.
Замки меня не удержат / слова не смогут отговорить / я долго ждал этого момента.
– Меня не было, когда Ронин заморозил твоего друга, – сказал Элрой, его голос вибрировал на губах Данте. Сердечный ритм замедлился. Стабилизировался. – Но я был с Джиной. Я знаю, что случилось, что Ронин сделал с ней. Я знаю ее последние слова.
С замер. Вспомнил черный чулок без единого следа Джины. Вспомнил другой чулок, завязанный вокруг ее горла. Вспомнил, как тихо она уходила, словно прощалась.
С отодвинулся от горла Э. Сел и всмотрелся в затуманенный взгляд Извращенца. Ее последние слова. Шанс для Джины прожить еще один момент. Боль пронзила виски.
– Я также знаю, что случилось с Ронином.
– Что мешает мне вырвать все это из твоего сознания?
– Я уверен, что умру, прежде чем ты узнаешь, – взгляд Элроя стал твердым.
– Это мой брат Плохого Семени.
Выражение лица Элроя снова опустело.
– Большой парень забрал Ронина.
С отвел взгляд, мышцы напряглись. Ублюдок был моим.
– Мужик забрал и Хэзер.
Хэзер. С снова посмотрел на Элроя.
– Она…
– В порядке, – продолжил Извращенец, – она даже послала мне воздушный поцелуй, когда мы удирали с улицы. Ладно, хорошо, выстрелила в меня, но правда, разве это не одно и то же?
Он ухмыльнулся.
Облегчение скользнуло сквозь С, мышцы расслабились. Он слез с Элроя и сполз на надувной матрац. Почувствовал головокружение. Пятна мелькали перед глазами. Он оперся на матрац.
– Выглядишь так, словно тебе нужен один из пластырей с Бэтменом, – сказал С, кивнув на измазанный кровью порез на шее Элроя. Слюна С могла исцелить рану, пару раз лизнуть, и она закрылась бы. Но... Черта с два.
Элрой сел и прижал руку к ране.
– Сними их, – произнес С.
Он поднял скованные запястья. Крюк все еще свисал с цепи как в городской легенде – и они нашли крюк в крыше машины![70]70
Ссылка на городскую легенду Hook or Hookman, где рассказывается, как двое влюбленных посреди ночи в машине занимались любовью. По радио сообщили, что сбежал серийный убийца, у которого крюк вместо одной руки. Чуть позже парочка нашла на крыше/ручке двери машины этот самый крюк.
[Закрыть]
Извращенец вытер нос тыльной стороной ладони.
– Мы успокоились? – спросил он, подняв взгляд к С. – Все еще хочешь убить меня?
С улыбнулся. Элрой уставился на него, ошеломленный, открыв рот. Через мгновение он опустил взгляд. Посмотрел в переднюю часть фургона. С слышал, как его маленький хитрый ум планировал удрать, задаваясь вопросом, сможет ли сбежать от слабой игрушки.
– Попробуй.
Элрой посмотрел на него, наклонив голову в сторону, облизал губы.
– Кто ты?
– Ты должен знать. Ты разбудил меня.
Извращенец кивнул, снова вытерев нос.
– Тогда ты знаешь, что мы должны разобраться с Сукой Мамочкой, верно? Мы оба.
– Фунт, два или три от плоти, верно? – С посмотрел на свои закованные запястья. – Сними их.
– Ты убьешь меня?
– Да. Но после того как сведем счеты.
Элрой Извращенец сел на пятки и задумался. Он провел рукой по волосам. Спустя мгновение он встал на колени и запустил руку в передний карман джинсов. Вытащил ключ.
Пододвинувшись к С, Элрой вставил ключ в наручники. Затем посмотрел на него.
– Но не до этого, правда?
– Oüi.
Элрой кивнул и расстегнул наручники. С стряхнул их с ободранных и окровавленных запястий. Наручники упали на ковер. Он потянул за край футболки и вытер кровь с лица.
– Мы можем еще поиграть? – спросил Извращенец. Голод слышался в его голосе. Он скользнул рукой вверх по бедру С.
Отбросив руку Элроя, С посмотрел на него, огонь бушевал в глазах. Он провел дрожащей рукой по изрезанной и окровавленной футболке, по ранам, саднящим под ней. Образ подвала появился в его сознании, затем исчез. Боль свернулась, ожидая.
Я то, что ты сделалаиз меня / не важно, куда ты спрячешься / куда убежишь / я найду тебя...
Рука С спустилась к ширинке джинсов. Он застегнул молнию. Ремень.
– Дотронешься до меня снова, и ничто, к черту, тебя не спасет.
Элрой отвел взгляд, челюсть напряглась, рука сжалась. С наклонился, поднял наручники, звякнув ими. Извращенец посмотрел на него. Без слов, С схватил его сжатую в кулак руку и надел наручник на нее.
– Эй, я думал, мы договорились, – запротестовал Элрой, когда С пристегнул второй наручник к металлической трубе.
– Сон приближается, – сказал С. – И я тебе не доверяю.
Элрой сполз по стене.
– Да, хорошо. Я тоже. – Приподняв бровь, он указал на подушку.
– Тебе нужен комфорт? – С взял окровавленный нож и, подняв взгляд на Элроя, погрузил его в бедро Извращенца. – Пошел ты.
Элрой резко втянул в себя воздух сквозь зубы, боль отразилась на его лице. Вена пульсировала на виске.
– Ты – мой, – пробормотал он.
– Да? – спросил С, перебравшись в переднюю часть фургона. – Я так не думаю.
Раздвинув занавеску, он оглянулся на Элроя. Легкая добыча. Голод усилился. Он испытывал боль. Но мысль о том, что каждая горькая капля крови Извращенца наполнит его вены, будет качать сердце и прояснит разум, оставила его равнодушной. Что если он действительно хранит последние слова Джины?
С прошел сквозь приоткрытые занавески, опустился на переднее сидение и открыл дверь. Он соскочил на асфальт, ночной воздух коснулся его лица. Закрыв дверь, он вдохнул запахи ночи: влажная трава, дизельное топливо, горячая резина и дикие розы. Междуштатная зона отдыха.
Он шел, пошатываясь, к грузовой фуре, ботинки бесшумно ступали по тротуару. Голод истощал те немногие силы, что еще оставались; наркотик отравил организм и затуманил мысли. Рассвет задел серый горизонт, и сонливость проникала в С, словно грязная кровь. Он покормится, затем вернется в фургон.
С встал на подножку грузовой фуры и проверил дверь. Заперто. Он разбил кулаком окно; стекло осколками посыпалось на тротуар и в кабину водителя. Затем, ухватившись за оконную раму, он проник внутрь. Его движения были так быстры, что пораженный водитель только моргнул сонными глазами, когда С уже набросился на него сверху.
Придавил его. Погрузился в теплое горло. И начал кормиться.
