Текст книги "Взмах крыльев (ЛП)"
Автор книги: Эдриан Феникс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
Ронин развернулся для следующей атаки. Данте поднял руку, блокируя первые два удара. Последние два пронзили его ребра с обеих сторон. От боли перехватило дыхание.
Сдайся или используй ее, черт подери.
– Твой симпатичный маленький агент ФБР не присоединится, – сказал Ронин, встав на колени позади Джея, – действительно стыдно, хотя могло быть забавно.
Хэзер. Мысль причиняла боль, словно острый осколок стекла. Свет закружился перед глазами Данте. Его голова болела. Боль била по вискам. Джей.
Сдайся или используй ее, черт подери.
Данте откинулся на теплое тело Этьена, затем сделал шаг и продолжил двигаться. Боль пронзила голову, когда волосы, все еще намотанные на кулак Этьена, вырвало. Кровь стекала по щеке, теплая и липкая.
– Проснись, С, – пробормотал Ронин, проведя указательным пальцем по горлу Джея.
Кровь полилась на грязный пол, брызнув на лицо Ронина и белую смирительную рубашку. Джей задыхался.
– Нет! – Данте упал на колени около Джея и укусил свое запястье. Хлынула кровь, темная и богатая, наполненная жизнью.
Джей смотрел на него испуганными расширенными глазами. И умирал.
Руки обвились вокруг Данте, словно стальные прутья. Опрокидывая на задницу. Он изо всех сил пытался вырваться, выворачиваясь и ударяя Этьена локтем по ребрам. Дыхание вампира вырывалось болезненными стонами. Данте вытянулся, пытаясь вытащить ноги из-под него. Этьен впился ногтями в кожу сквозь латекс. Данте зашипел.
Поток крови, вытекающий из разреза в горле Джея, замедлился. Вокруг него образовалась лужа, окрасив волосы в красный цвет. Полузакрытые глаза Джея смотрели на Данте.
– Держись, – шептал Данте, – держись.
Улыбка мелькнула на бледных губах Джея.
Подпитываемый адреналином, Данте потащил Этьена по полу, подползая к Джею. Пот стекал на глаза. Боль пронзала виски. Он прокусил клыками свое запястье. Целебная кровь полилась снова.
Я знал, что ты придешь за мной.
Мысли Джея проникли сквозь боль, вьющуюся в мозгу Данте, заставляя замолчать шепчущие голоса.
Я знал, что ты придешь.
Кто-то навалился на Данте, прижимая сильнее к бетонному полу. Потянул его назад на колени, стискивая стальной хваткой. Вжимаясь бедрами. Пальцы сомкнулись на горле вокруг воротника.
Я знал.
Данте напряженно боролся, пытаясь вырваться из удерживающей хватки, чтобы добраться до своего запястья. С усилием тащил всех троих по полу. Он прополз около фута, прежде чем силы его оставили.
С губ Джея слетел выдох. Его сердце остановилось, свет в глазах потух.
Рука отвела волосы Данте в сторону, теплые губы коснулись уха.
– И как себя чувствуешь, отродье?
Данте закричал.
Глава 19
Падший
Люсьен летел, прорезая крыльями ночной воздух, закрыв глаза и слушая замысловатую арию, звучащую в его сердце и разуме, сплетающуюся в сознании в неясное послание. Теперь он знал, кто исполнял песню, какой длинный путь он проделал и почему.
Люсьен хранил молчание, его собственная небесная песнь оставалась невысказанной. Он отказывался делиться чем-либо с поющим в упоительной новоорлеанской ночи.
Прохладный влажный воздух проносился мимо, покрывая лицо каплями росы, сверкающими в лунном свете. Люсьен все еще чувствовал на губах вкус крови Данте, насыщенный и сладкий. Ощущал его сопротивление и досаду. Улавливал боль, злость и горечь.
Ты всегда поддерживал меня. Что бы ни случилось, позволь мне помочь.
Закрой свой разум. Поставь щиты. Обещай мне.
Пошел ты.
Обещай.
Открыв глаза, Люсьен выбросил все мысли о Данте из головы. Его песнь была не единственной, чем он не хотел делиться. Он пронесся на крыльях сквозь ночь и, достигнув кладбища Сент-Луис №3, спланировал на землю. Мертвые листья, подхваченные порывом ветра от взмахов крыльев Люсьена, вихрем пронеслись по дорожке кладбища. Его босые ноги коснулись холодного камня.
Ангел взгромоздился на окутанную туманом гробницу с именем «БАРОН», его черные кожистые крылья обернулись вокруг тела, скрывая от взглядов все, кроме когтистых ног. Серебристые метки, видимые лишь в свете звезд, были выгравированы на крыльях. Его запах – озон, невозделанная земля и холодная ночная роса – наполнял город мертвых.
Внезапная тоска огнем разлилась по венам Люсьена и сжала горло. Одиночество затопило сердце, которое билось в такт звучащему повсюду ритму небесной песни. Прошло столько времени. Но это был его выбор.
– Здравствуй, Локи. Отлично исполнено, – сказал Люсьен. – Твое приглашение получено.
Песнь неба резко прекратилась, и густая тишина, молчали даже насекомые, накрыла кладбище.
– Получено, но осталось без ответа. Очень интригующе, брат. – Крылья ангела отодвинулись назад, открывая склоненную голову.
Серебристые метки вились и петляли по всей правой стороне обнаженного тела Локи, через шею, торс и когтистую руку. Наручи с золотой шнуровкой обхватывали оба жилистых запястья и правый бицепс. Толстая гривна[47]47
Шейная гривна – украшение; обруч, цепь или ожерелье, носимое на шее или на груди.
[Закрыть] окольцовывала шею. Длинные рыжие волосы скрывали лицо, словно вуаль. Несколько прядей развевались на ветру.
Локи поднял голову. Золотые глаза мерцали в темноте.
– Предвидишь проблемы для своего гнездышка?
– Проблемы? – Люсьен фыркнул, скрестив руки на груди. – От тебя? – Его крылья выгнулись за спиной. – Ты пытаешься уморить меня смехом, брат?
Складывая крылья, Локи взглянул на луну с многострадальным выражением лица.
– Пхах! Старый добрый Самаэль. Никакого чувства юмора.
– По крайней мере, побольше, чем у Лилит. – Даже спустя тысячу с лишним лет, он все еще чувствовал угрызения совести, произнося ее имя.
– Говоришь, как истинный бывший возлюбленный.
Шагнув вперед, Люсьен вытянул руку и схватил Локи за лодыжку. Дернул. Испуганное выражение лица, взмахи крыльев, и Локи рухнул на землю со своего насеста.
– Она уже простила тебе шутку с ангелом Моронием? – спросил Люсьен.
– Ну, более-менее, – пробормотал Локи. Стоя на коленях на окутанной туманом земле, он свирепо смотрел на Люсьена. – Это было так необходимо?
– Несомненно. Расскажи, она все еще правит Геенной? – Образы черных струящихся волос, темных глаз и бархатистой кожи вспыхнули в сознании Люсьена. Он застыл, осознав, как же Женевьева была похожа на нее. Была?
Продолжая сидеть на коленях, Локи сорвал несколько желтых гвоздик из вазы, стоящей перед запертой на висячий замок железной оградой гробницы.
– Я удивлен, что тебя это волнует после всех веков, что ты скрываешься в мире смертных, – пробормотал он. – Но да. А Габриэль объединился с Люцифером, чтобы начать очередную кампанию против нее.
Люсьен присел перед ним.
– А ты, естественно, играешь на два фронта.
Локи вдохнул сладкий аромат гвоздик, прикрыв глаза от удовольствия. Туман вился вокруг его обнаженной фигуры, клочьями повисал на крыльях.
– Ммм. Естественно. Но я здесь не поэтому.
Люсьен дотронулся когтем до подвески в виде рунической «Х», висевшей на шее.
– Нет, не поэтому. Ты ищешь потомков Падших, которых больше нет, ибо род прервался со смертью Яхве.
Открыв глаза, Локи пытливо смотрел на него.
– Нет? Я тебя умоляю. Мы оба знаем, что Создатель здесь, – он впился в желтые лепестки острыми зубами. – Я слышал его песнь хаоса, брат, – дикая, юная, мужественная. Он могущественен. Но ты тоже должен был ее слышать.
Люсьен выдержал взгляд ангелаи ничего не сказал. Он верил – он надеялся – что раз Падшие так давно покинули мир смертных, то песнь Данте никто не услышит; что первого со времен Яхве рожденного Создателя – и первого в истории Создателя-полукровку – не обнаружат.
Тщетная, отчаянная надежда.
Локи опустил гвоздики и окинул Люсьена долгим взглядом.
– Впрочем, я даже не надеялся найти тебя. О тебе все еще говорят шепотом.
Люсьен покачал головой, отвращение сковало мышцы. Говорят шепотом. Потому что он пытался защитить истерзанного Создателя. Отзвуки наполненных болью слов Яхве все еще звучали в его памяти спустя все это время.
Позволь им взять меня.
Его мысли обратились к Данте. Сердце сжалось в комок. Он встретился с внимательным взглядом Локи. Ангелобрывал лепестки гвоздики и отправлял их в рот. Свет звезд мерцал на его родовых метках.
– Вместе мы могли бы подчинить этого Создателя, – предложил Локи. – Оградить его от безумия. Подчинить и обучить. Мы могли бы объединить Падших, а ты вновь смог бы править Геенной.
– Править, – выплюнул Люсьен. – Подумай дважды, прежде чем снова оскорбить меня. – Он стоял, прижав сжатые в кулаки руки к бокам. – Я никогда не позволю сковать этого Создателя волей Падших. Хорошенько запомни, я убью его прежде.
Лицо Локи стало непроницаемым. Он вернулся к кладбищенскому букету в руках.
– Ты не сможешь оградить его от безумия, брат. Не в одиночку, – задумчиво проговорил он. – Если ты не подчинишь его, быть может, смерть станет лучшим выбором.
– Я не могу подчинить его один, – горечь сквозила в голосе Люсьена, горечь, удивившая Локи. Он посмотрел в сторону.
– Я нужен тебе.
Люсьен рассмеялся.
– До этого момента я отлично справлялся в одиночку. – Он посмотрел на Локи и встретил взгляд золотых глаз. – Оставляю это тебе – кидаться правдой мне в лицо.
Локи стер пыльцу с губ, стараясь скрыть улыбку.
– Наш секрет, – промолвил он. – Лилит и Люцифер никогда не узнают. Ни один из них. Можешь доверить это мне, – фальшивая искренность светилась в его глазах. – Я клянусь, Самаэль. Своим именем.
– Ах… – Люсьен поднял ладони и осмотрел кровь, текущую из ран, оставленных его когтями.
– Я заинтригован твоей подвеской, – проговорил Локи с полным ртом гвоздик. – Руна партнерства. Подарок?
– Да. От моего сына. В высшей степени особенный ребенок.
Локи подавился, откашлялся и улыбнулся.
– Сын? Мои поздравления…
Люсьен опустил свои кровоточащие ладони на голову Локи. Тусклый неземной свет вился от его рук, смешиваясь с туманом. Кровь капала на рыжую копну волос ангела,а затем на скрытую туманом землю. Удар сердца.
Глаза Локи распахнулись от пугающего осознания.
– Особенный? Создатель!
Не в силах сдвинуться с места, Локи изогнул свои крылья вперед, пытаясь защититься. Белёсый туман обвился вокруг сгорбившегося ангела, образуя сплошную стену.
– Землей, кровью, воздухом и силой твоего истинного имени, Drwg из рода Падших, требую исполнения твоей клятвы и запечатываю тебя в камень, – произнес Люсьен глубоким голосом, уносящимся в ночь. – Ни голоса, ни взгляда, ни вздоха до тех пор, пока я не сломаю печать и не верну тебе плоть. Именем моим, да будет так.
Усталость жгла глаза, Люсьен упал на одно колено и кровью начертил символы на каменном лбу Локи. Он внимательно посмотрел на низко склонившуюся статую. Изогнутые вперед крылья, открытый в нескончаемом крике рот, частично съеденные цветы, зажатые в одной когтистой руке, Локи охранял железные врата гробницы позади – невольная горгулья.
– Теперь я верю тебе, брат.
Крылья подняли Люсьена в ночь. Он постепенно набирал высоту над сверкающим городом и широкой рекой, мерцающей гладью уходящей вдаль. Он глубоко вдохнул морозный воздух. Но страх, черный и твердый, словно камень, поселился внутри.
Песнь Хаоса Данте – уникальная песнь Создателя – пробила брешь в тонкой стене между Геенной и миром смертных.
Только ли Локи слышал песнь Данте? Пришел ли он один? Или его послали?
Высоко над Люсьеном самолет набирал высоту сквозь ночь, огни прорезали тьму. Постепенно исчез драконий рев двигателей этого рейса.
Сколько еще он сможет скрывать своего сына от Падших? Как ему оградить Данте от использования своего дара Создателя? Дара? С каких пор безумие стало даром? Последний Создатель превратил свое лицо в опаляющий столб света. Сжигая все вокруг одним лишь взглядом.
Я.
Древнее горе сжало горло Люсьена. Он не смог защитить Яхве от придворных интриг Падших. От его собственного раздробленного сознания.
Яхве тоже звал его другом.
Пальцы Люсьена сомкнулись на развевающейся по ветру подвеске. Время сказать Данте правду; время дать Данте его имя. Его мысли плавно перешли к Женевьеве, прекрасной юной смертной, которую он любил так недолго. Данте был Истиной кровью, рожденным вампиром. А значит, Женевьеву обратили, когда она была беременна.
Люсьен отпустил подвеску. Где Женевьева теперь? Кем бы она ни была – созданием ночи или смертной – она бы никогда не бросила своего сына. Не бросила бы до последнего вздоха.
Мрачная уверенность поселилась в сердце Люсьена. Женевьева – веселая, любознательная маленькая выпускница Академии Святой Урсулы – больше не дышала. Он помнил аромат жимолости ее черных волос, тепло объятий, вопросы в темных глазах.
Ели ты существуешь, то и Бог должен.
Яхве умер, дитя. Смертные должны сами стать богами.
Церковь хочет быть господом. Но она пуста. Я почувствовала это в тот момент, когда впервые преклонила колени у стасидии. Зато любовь есть. Любовь и вера.
Вера в мертвого Бога?
Нет, moncheri. Друг в друга.
Холодный ветер жег глаза Люсьена и замораживал влагу на лице. Данте никогда не простит его. За ложь. За то, что не знал о его существовании. Достаточное ли это наказание, моя Женевьева? Если наш сын возненавидит меня, но при этом останется жив и в здравом уме, будет ли этого достаточно?
Я всегда хотел вернуться к тебе…
Люсьен разблокировал свою связь с Данте и открыл ее резким потоком энергии. Острая, кристально чистая боль взорвалась в его разуме. Ярость, первобытная и разрывающая сердце на части, взревела в самом его существе. Внутренние щиты Данте рухнули и разбились вдребезги.
Ошеломленный, оглушенный какофонией, Люсьен быстро терял высоту и падал на сверкающий город.
Глава 20
Самое темное сердце
Под толщей спокойной воды
Пальцы матери удерживают меня за волосы
У фарфорового дна
Она – рябь надо мной
Не женщина
Богиня
Пытается отмыть кровавое пятно
Моя мать, мой якорь
Я закрываю глаза
И делаю вдох
Под толщей спокойной воды
Э вслух читал стихотворение, перекрывая своим голосом булькающие, свистящие звуки, доносящиеся с дивана. Он закрыл книгу и сунул ее обратно в сумку.
– Чертовски люблю работы Наварро, – произнес он, обращаясь к задыхающемуся существу на пропитанном кровью диване. – Он говорит с самым темным сердцем.
Откинувшись на спинку кресла, Э наклонил голову, рассматривая свое последнее творение. Существо получилось удачным. Он удалил все, что делало Кита мужчиной, и художественно разложил это по комнате. На журнальный столик рядом со свечой. На книжную полку возле рамки с фотографией Кита и кого-то еще… любовника… брата… не похер ли?
Он ухмыльнулся. Впрочем, Киту может и не похер.
Булькающие, свистящие звуки продолжались. Руками в латексных перчатках Э пригладил на себе окровавленный мясницкий фартук. Под фартуком он был полностью обнажен. Чтобы не запачкать одежду и, откровенно говоря, быть абсолютно свободным. Он наклонился вперед и копался в сумке, пока его пальцы не нащупали искомое. Он достал беспроводную дрель. Нажал на кнопку питания. Дрель зажужжала, набирая обороты. Он надел сварочные очки, покоившиеся у него на голове, и направился к дивану.
Мертв, не так ли?
Дело закрыто, разве нет?
Бессильные судорожные вдохи зазвучали чаще и отчаянней.
– Пришло время зачитать стихотворение и для меня, – пробормотал Э, опуская дрель.
Глава 21
Утерянная Благодать
Люсьен падал. Мир под ним завертелся. Город превратился в единственную точку ослепительного света. Поток холодного воздуха обрушился на него, замораживая щеки, волосы, крылья. Барьеры Данте вдребезги разбились. Фрагменты воспоминаний выныривали из глубин разума и мелькали в сознании. Боль поглощала Данте изнутри, столь сильная, способная сбросить Люсьена с небес.
Темная, искаженная, пульсирующая песнь хаоса лилась в выжженном разуме Люсьена. Создатель. Разрушитель. Заблудший и покинутый.
В этот момент он понимал, что подвел своего сына. Так же как и Женевьеву. Так же как и Яхве.
Под ним вырисовывались очертания церкви; в поле зрения попали обветшалые шпили. Он проломил старую крышу, падая сквозь чердак, перекрытия и деревянные балки, с каждым ударом переворачиваясь в воздухе. Его кости ломались. Деревянные щепки пробивали крылья. Боль окутала его раскаленной паутиной.
Как звезда, Люсьен упал в блестящую комнату. Слова SANCTUS SANCTUS SANCTUS DOMINUS DEUS SABAOTH[48]48
Sanctus Dominus Deus Sabaoth (лат.) – Свят Бог Саваоф.
[Закрыть] изгибались на высоких сводах потолка над ним.
Его боль пошатнула связь. Песнь Данте вздрогнула и затихла.
<Люсьен?>
Собрав последние силы, Люсьен оборвал связь между ними и тут же упал на деревянные скамьи. Боль охватила тело в тот же момент, как щепки полированного дерева взлетели в воздух Собора Святого Луи, наполнившегося дымом погасших свечей.
Золотой потолок кружился. SANCTUSSANCTUSSANCTUS расплылось в сплошные янтарные полосы.
Люсьен провалился в темноту.
* * *
Хэзер очнулась от забвения. Ее голова болела. Открыв глаза, она взглянула в облачное ночное небо. Она лежала на земле – на жестком сыром гравии, судя по ощущениям. Мысли вернулись и потоком пронеслись в голове.
Свист ветра. Бьющееся стекло.
Настало время Данте проснуться.
Голос Ронина эхом отдавался в пульсирующем разуме. Хэзер села, по крайней мере, попробовала сесть. Что-то с лязгом дернулось на ее правом запястье, заставив снова завалиться на бок. Она втянула носом запах мокрой грязи, масла, гниющего мусора, и уставилась на свое правое запястье, увидев блеск металла. Ее приковали к водосточной трубе в переулке.
Сколько времени уже прошло? Данте все еще был внутри? А Ронин?
Хэзер проползла вдоль трубы и, опершись спиной о стену, наконец, смогла сесть. Наручники, судя по всему, были ее. Поиски сумочки не увенчались особым успехом. В конечном итоге она заметила ее на другой стороне переулка, содержимое оказалось разбросано вокруг, как конфетти. С глухим стуком она прислонила голову к стене.
А как же ее 38-й?
Быстрый осмотр дал понять, что его тоже нет нигде поблизости.
– Черт. Черт. Черт!
Память вспыхнула. Мерцающий металл, вращающийся в ночи. Она посмотрела вверх на крышу «МЯСО НА ЗАКАЗ». Хорошо. Где-то должен быть вход. В ее кармане полная обойма... Хэзер коснулась плаща и почувствовала магазин под тканью. Ее рука сомкнулась на прямоугольнике.
Выдохнув с облегчением, она посмотрела на боковой вход здания. Дверь была приоткрыта, отбрасывая тень в узкий переулок. Она вслушалась, но ничего не услышала. Ее взгляд перешел от мусора к содержимому опустошенной сумочки: косметичка, значок, бумажник, ключи, мятная жвачка, маникюрные ножницы, телефон, пилка для ногтей, маленький фонарик.
Взгляд Хэзер остановился на пилочке для ногтей. Если бы она смогла достать ее, возможно, тогда засунула бы в замок наручников; засунуть, надавить и открыть.
Наклонившись настолько сильно, насколько позволяло прикованное запястье, она потянулась к пилке, зарываясь пальцами в гравий. Наручники впились в руку, повреждая кость. Ее пальцы скребли грязь, стирая ногти.
Дыхание было тяжелым и хриплым, запястье пульсировало, Хэзер прислонилась спиной к зданию. Слишком далеко. Если бы у нее было что-то, чтобы подцепить ее и подтянуть.
Она вытянулась, насколько позволяла прикованная рука, чувствуя гравий под ногами, подгребая его туфлями вместе с галькой, ракушками и стеклом, окурками и затвердевшими кусками жвачки.
Ее пальцы заскользили по металлу. Хэзер посмотрела вниз на гравий. Покрытая грязью пилочка лежала рядом с рукой. Она взяла ее и крепко сжала в ладони.
Вернувшись в сидячее положение, Хэзер развернула пилочку и схватила ее как нож, затем засунула в замок наручников и попыталась взломать. Пилка царапала краску на водосточной трубе и наручники. Стиснув зубы, она покрутила ее. Ну же, черт возьми!
Один браслет внезапно отстегнулся, ударившись о стену. Пилочка прорезала воздух, и Хэзер упала на плечо. А потом, отбросив пилку, стащила наручник с водосточной трубы.
Она вскочила на ноги и побежала к задней части здания. Подпрыгнула, чтобы схватить нижнюю ступеньку пожарной лестницы, и потянула. Лестница скользнула вниз, послышался лязг металла, такой громкий, как от падения крышки мусорного контейнера в четыре утра. Она поднималась, хватаясь обеими руками за холодные ступени, болтающийся браслет ударялся о перекладины.
Когда она влезла на крышу, осколки стекла, блестящие в свете звезд, привлекли ее внимание. Хэзер увидела разбитый люк посередине крыши.
Бьющееся стекло. Данте.
Хэзер останавливалась через каждые несколько шагов, чтобы не создавать ритм. Потому что не хотела, чтобы Ронин знал о ее присутствии, если все еще был здесь. Она присела, ища взглядом отблеск металла, знакомую форму ее 38-го. Затем увидела его рядом с осколками битого стекла.
Она встала, заставляя себя идти дальше, шаг-шаг-шаг-пауза, шаг-пауза – антиритм. Скользнув рукой в карман плаща, Хэзер вытащила магазин. Опустилась на колени так, чтобы не захрустело стекло, и взяла 38-й. С хлопком вставила обойму.
Крик разорвал тишину, отчаянный и наполненный отрицанием. Она замерла, пульс ускорился. Звук угас после нескольких бесконечных секунд, перерастая в низкое рычание закипающего гнева.
Данте.
Сердце бухало. Хэзер вскочила на ноги и побежала к лестнице. Она бросилась к ней и, спустившись до середины, спрыгнула на землю. Завернула за угол и кинулась по переулку к боковой двери, затем проскользнула внутрь «МЯСО НА ЗАКАЗ».
* * *
От мучительного замораживающего кровь крика Данте на шее Ронина зашевелились волосы. Он почти освободил мальчика. Почти. В этом отразившемся эхом крике было столько безумия и кровавой ярости, что даже Этьен замолчал – его злорадный шепот прекратился.
Ронин проник в разум Данте, когда щиты, которые он разрушал, пали, его вторжение встретила боль, словно потревоженный рой ос. Картины, сломанные и разорванные, кружились в сознание Данте – картины, которые Ронин не мог расшифровать.
Символ анархии, вырезанный на бледном теле...
Падающая капля крови, которая превращается в металлическую осу и улетает...
Разбитое окно, через которое открывается вид на горизонт...
Ошеломленный, Ронин выбрался из сознания Данте. Джоанна хорошо поработала. Мальчик оказался куда более запутавшимся, чем он себе представлял. Щиты Данте упали, но память все еще оставалась скрытой, замаскированная в символы. Он проснулся, но словно видел только картинки карт Таро – могущественный, но потерянный. Истинная память скрывалась в его подсознании.
Возможно, немного больше стимула?
Запустив пальцы в шелковые волосы Данте, Ронин дернул его голову назад, потянув напряженную шею. Мальчик боролся с жестким захватом его и Этьена, напрягая мышцы.
Ты никогда не попробуешь моей крови.
Ронин погрузил клыки в шею Данте чуть выше ошейника. Горячая кровь, со вкусом темного нагретого солнцем винограда, приправленная адреналином и гневом, хлынула ему в рот. Ронин делал опьяняющие глотки один за другим. Истинная кровь, о да. И больше. Электрическая энергия полилась сквозь вены Ронина. Крепче обхватив сопротивляющегося молодого вампира, он прижался губами еще ближе к разгоряченной плоти. Сильное сердцебиение Данте пульсировало в его сознание.
Ронин услышал взмах крыльев.
Больше невозможно было отличить его собственное сердцебиение от Данте, Ронин оторвал рот от горла мальчика. Вкус крови задержался на языке, закипая в венах, сверкая, как святой огонь, в сознании.
– Ты ошибся, мальчик, – сказал Ронин, – я получил гораздо больше, чем вкус.
– Отпусти меня, chien, и мы посмотрим, насколько долго ты это удержишь, – произнес Данте низким и напряженным голосом.
Истинная кровь и ...? Память о темном и земляном аромате Люсьена ДеНуара оживила мысли Ронина. И Падший? Интригующая возможность. Если так, это была информация, в которой нуждалась Джоанна. Она никогда не знала или не заботилась о том, кто был творцом Данте. Небрежно и ошибочно.
Сердце замедлилось, Ронин убрал пальцы из волос Данте. Скользнул еще раз рукой по кожаному ошейнику на горле ребенка. Его пальцы напряглись.
– Все это для тебя. Видишь? – Схватив подбородок Данте другой рукой, Ронин повернул мальчика лицом к мертвому телу в смирительной рубашке. – Для тебя.
Ярость Данте ударила по его щитам, как отбойный молоток. Пальцы Ронина сжались, когда мальчик, хватая воздух, внезапно упал на него. Этьен ударил кулаком по поврежденным ребрам Данте. Одно из них треснуло. Мальчик зашипел от боли.
– Я собираюсь сжечь твой дом и заставлю тебя смотреть, отродье, – сказал Этьен, – я выпью досуха... – он замолчал, озадаченно посмотрев на Ронина. – Что это?
Слабый синий свет лился из ладоней Данте. Ронин напрягся. Завыли внутренние сирены, заполняя систему адреналином. Действительно, что это? Сила хлынула из юноши, хаотичная и неконтролируемая.
И определенно не вампирская.
Данте извивался в его объятиях, пытаясь поднять вверх пылающие руки. Как только Ронин освободил мальчика, оттолкнув его ладони подальше, три события произошли одновременно.
Этьен произнес:
– Ты никуда не пойдешь, отродье.
Ронин не успел убрать левую руку, и два его пальца коснулись кожи Данте.
Голова Этьена качнулась вперед, затем назад, косы взлетели, когда выстрел взорвался в здании.
Ронин вскочил на ноги. Хаотичная энергия прошла сквозь его руку. Ослабляя. Разрывая. Разрушая. На лбу появились капельки пота. Схватив запястье, он опустил взгляд. Последние два пальцы на левой руке исчезли. Словно никогда и не существовали. Его рука изменилась, словно на ней всегда были только средний, указательный и большой пальцы.
Он уставился на ладонь, сердце тяжело билось в груди. Боль ослабевала. Разум отказывался принимать увиденное. Быстрое движение привлекло его внимание, и он поднял взгляд.
Данте остановился и с головокружительной скоростью развернулся к Ронину. Даже забрызганный кровью и в синяках, он поражал своей красотой. Ярость тлела в его глазах, в которых внезапно появились желтые полосы, острая ярость, отточенная за двадцать три года. Но под ней – возрожденное старое горе.
Сверкающие золотом глаза. Признак Падшего? Или С пробуждается?
– Ее имя Хлоя, – сказал Ронин, – и ты убил ее.
Данте застыл. Боль вспыхнула в его глазах.
Ронин переместился.
Хэзер снова нажала на спусковой крючок на 38-ом. Выстрел попал в пустоту, звук разорвал воздух в комнате. Она кружилась, пытаясь отследить Ронина, и поймала его наносящим шквал ударов Данте, стоящему на четвереньках на бетонном полу. Прежде чем она смогла моргнуть, Ронин нанес жестокий удар по ребрам Данте, отбросив его через полкомнаты.
Хэзер выстрелила еще два раза. Мучительный вдох подсказал ей, что по крайней мере одна пуля попала в цель. Она осмотрела комнату, сжимая 38-й побелевшими пальцами, на которых сильно выделялись костяшки.
Данте закашлял, затем послышался удар.
Тишина.
Хэзер опустила 38-й. Ронин исчез. Сделав глубокий вдох, насыщенный запахами крови и свечного воска, она перешагнула растянувшие тело Этьена – Тряпичного Энди[49]49
Тряпичный Энди – вымышленный персонаж книги, кукла.
[Закрыть].
– Данте, – крикнула она через плечо, – с тобой все в порядке?
Она понимала, как глупо звучит вопрос – конечно, он не в порядке; его друг умер, и из него выбили все дерьмо – но ей нужно было услышать его голос, чтобы понять насколько ему больно.
– Люсьен... нет! – закричал Данте хриплым обеспокоенным голосом.
Люсьен? ДеНуара не было в поле зрения. Но Данте заговорил, и она узнала, что хотела. Ему было больно. Возможно, плохо. Хэзер присела около Этьена. Она бросила быстрый взгляд через плечо на Данте. Он стоял на коленях на полу, голова опущена, черные волосы скрывали лицо. Пальцы касались пола по обе стороны от него, словно для равновесия.
– Sanctus, sanctus, sanctus.
Он раскачивался.
– Держись, – произнесла она, – ты слышишь меня? Мы уйдем отсюда вместе.
Заживающая дыра украшала бледный лоб Этьена. Кровь испещрила полосами его лицо и стекала из одной ноздри. Глаза прикрыты. Хэзер коснулась горла вампира и ощутила пульс под пальцами. Оказывается, у него есть сердце.
Она ткнула дулом пистолета в грудь Этьена, напротив, где теоретически должно было находиться сердце. Это казнь. Ты сделаешь это, ты можешь, так как оставила значок и все остальное лежать в грязи снаружи.
Пот тек по вискам, между грудей. Мышцы напряглись. И как бы я представила этого ублюдка суду? Он вампир. Она наконец-то поверила в это. И он убийца.
Как и Данте.
Всегда есть выход, Глупышка. Некоторых ты отдаешь под суд. Некоторых – заставляешь замолчать. Некоторых – отпускаешь.
Нет, и нет, и нет. Ее палец напрягся на спусковом крючке, дыхание раздирало горло.
– Мой.
Вздрогнув, Хэзер отдернула ствол от груди Этьена, убрала палец с курка. Она посмотрела вверх в темные, расширенные от боли глаза Данте. Ни капли узнавания не мелькнуло на его лице.
Он не знает, кто я такая. Осознание этого резко уязвило и удивило ее. Как Энни, когда она терялась от головной боли, выпивки и безумия: Кто ты, мать твою, такая? Как Энни – злилась. Причиняла боль. Становилась слишком эмоциональной.
Хэзер поднялась на ноги, посмотрев на Данте. Он определенно слишком эмоционален. Это горело в его глазах, на лихорадочном бледном лице, в напряженных мышцах. Он встал около простреленной головы вампира, накрутил окровавленную рубашку Этьена вокруг пальцев и резко дернул его тело вверх.
– Уйдем отсюда, – сказала она. – Данте, ты ранен. Позволь помочь тебе.
Но Данте не ответил, и Хэзер не была уверена, слышал ли он ее вообще.
Голова Этьена повисла, его косы волочились по полу, бусы стучали о бетон. Она мельком увидела клыки Данте, когда он кусал Этьена у изгиба шеи. Тело вампира вздрогнуло, и он распахнул глаза. Она слышала его шипение. Данте разорвал горло. Хлынула кровь.
Хэзер продолжала смотреть, ее кровь неслась по венам. Пальцы крепко сжались на 38-м. Данте не просто кормился, нет, в этом было что-то еще. Первобытное. Злое и безнадежное. Все инстинкты, которые она отточила за годы работы в Бюро, кричали, чтобы она подняла пистолет и остановила бойню, развернувшуюся перед глазами.
Но – имела ли она право вмешиваться? Данте не был человеком, теперь она знала; так же как и Этьен. Действуют ли здесь законы людей? Были ли законы у созданий ночи? Суды созданий ночи?
Или их правосудие заключалось в этом – один на один, дикое, кровавое и личное? Был ли прав Данте? Или Этьен?
Наступив ботинками но что-то, Хэзер посмотрела вниз. Она стояла в луже крови окружающей тело в смирительной рубашке – нет, Джей, его имя Джей – окружающей Джея. Неосознанно, она шагнула назад.
Развернулась и посмотрела в пустые зеленые глаза Джея. Присев, коснулась еще теплой щеки. Видел ли Данте, как его убивают? Она помнила тот разрывающий сердце крик, сжимающий горло. Она не должна была позволять ему идти одному.
Мы сами по себе. Дело закрыто. Я не смогу вызвать подкрепление.
Я тоже.
Я твое прикрытие.
Она убрала руку от лица Джея, сжав в кулак. Паршивое прикрытие. Когда Данте нуждался в ней, ее здесь не было. Не имеет значения, что она не приняла во внимание схватку с вампиром. Имеет значение то, что она подвела Данте и его друга, которого он старался спасти.
