Текст книги "Взмах крыльев (ЛП)"
Автор книги: Эдриан Феникс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)
Ронин и Этьен похитили и убили Джея. И Джину тоже? Могла ли она ошибиться насчет участия СК? Преступник, которого она преследовала три года, был человеком. Человеческая ДНК.
Затем все встало на свои места.
Ассистент Ронина – Элрой Джордан.
Пара убийц. Парная команда? Возможность, которую она никогда серьезно не рассматривала. Душители с холмов были двумя мужчинами, кузенами. Ронин и Элрой Джордан вместе – СК? Или только играли в него? Она не была уверена, как Этьен вписывался в картину; возможно, он ходил следом, таская свою ненависть к Данте.
Тогда... Где Элрой Джордан?
Что-то шлепнулось о бетон. Хэзер развернулась.
Данте стоял, вытирая кровь со рта тыльной стороной запястья. Голова Этьена свисала в одной его руке, пальцы крепко сжимали косы. Он бросил голову на грудь Этьена, косы двигались в такт биения сердца. Глаза моргнули.
Перешагнув все еще живое тело, Данте взял свечу с ящика у двери и поднес ее к Этьену, чьи глаза закатились, дикие и белые. Данте коснулся огнем черных кос, дорогой рубашки и дизайнерских слаксов. Дым взвился в воздухе. Волосы и одежда вспыхнули.
Данте встал, движения были мягкими и гладкими. Из-за зловония горящих волос и жарящейся плоти Хэзер не могла дышать. Бросив последний взгляд на Джея, она поднялась и вышла из липкой лужи крови.
Данте смотрел, как горит Этьен.
– Эй, – окликнула Хэзер тихим голосом и подошла к нему, но он резко повернулся, оттолкнув ее руку и крепко схватив за плечи.
Он дернул ее ближе к себе, опустил голову. Хэзер ткнула 38-й ему между ребер, чувствуя стук сердца. В его глазах она увидела одиночество и потерю. Жаждущий. Он горел, в теле бушевал внутренний огонь, конкурируя с тем, который уничтожал тело Этьена.
Данте уткнулся носом в ее шею, прошелся губами по коже, и она застыла, хоть внутри и вспыхнул пожар от его прикосновений. Палец на спусковом крючке 38-го напрягся. Данте поднял голову, влажные от пота завитки волос прилипли к лицу, из носа текла кровь. Он закрыл глаза, сжав челюсть. Его натянутые мышцы дрожали, пока он пытался вернуть себе контроль.
Руки Хэзер покалывало, пальцы стали холодными, так как сильная хватка Данте затруднила циркуляцию крови. Она задавалась вопросом, знал ли он вообще об оружии, упирающемся ему в ребра. Ей было интересно, заботило ли его это. Отчаяние скрутилось узлом вокруг ее сердца.
– Данте, не делай этого.
Его глаза, с красными ободками вокруг зрачков, открылись, он изучал ее. Затем отпустив, коснулся дрожащими пальцами лица, убрал назад выбившие пряди волос.
– Хэзер, – выдохнул он.
Руки Хэзер начали покалывать, когда кровь продолжила циркулировать. Она убрала в сторону 38-й. Облегчение и удивление в голосе Данте сказало ей, что он думал, что она умерла. Она могла только представить, что Ронин сказал ему: Поймал федерала снаружи. Её шея сломалась очень легко.
Вопрос был в другом, почему он ее не убил?
Хэзер коснулась холодными пальцами лица Данте.
– Тебе больно, – произнесла она, – давай…
Она почувствовала гладкую, горячую кожу под кончиками пальцев, а потом воздух.
– Беги от меня как можно дальше.
Его голос был напряженным, обрамленный болью.
Она повернулась на звук. Данте стоял в дверном проеме, упираясь руками по обе стороны. Она открыла рот, чтобы поспорить, но это было бессмысленно.
Данте исчез.
Глава 22
Кровавый Ангел
Песнь Люсьена тлела в мыслях Данте, ее ритм был слабым и неуверенным, будто угасающее пламя, которое горело жарко и устойчиво в течение сотен, нет, тысяч лет. Он бросился по ступеням собора к закрытым двойным дверям. Посмотрел вверх. Ставни скрывали окна.
Образ арочной залы – SANCTUSSANCTUSSANCTUS – проявился в голове Данте, затем вспыхнул всплеском золотого света. Он потянулся мыслями к Люсьену, но тот отгородился. Данте надавил. Печать удержалась.
Голоса шептали и гудели. Осы выползали.
Люсьен, mon cher ami…
Зеленые глаза Джея, успокаивающие и полные доверия, будто свет исходил из них, заполнили мысли Данте.
Я знал, что ты придешь за мной.
Он подведет и Люсьена? Придется ли ему смотреть, как жизнь будет покидать и его?
Белый свет разъедал таинственные глифы[50]50
Глиф – элемент письма, от греч. γλύφω – вырезаю, гравирую.
[Закрыть] у краев зрения Данте. Кровь капала на бетон под ногами. Бессмысленные голоса кричали, визжали и бормотали позади. Он схватил дверные ручки и толкнул.
Данте не нужно было оборачиваться, чтобы знать о смертных, окруживших MG, припаркованную в паре метров от собора; он чувствовал их, кровь и пот, алкоголь и отчаяние. Слышал сердца, бьющиеся и пульсирующие; бессвязный ритм, пронизывающий ночь, звучащий за гулом голосов.
С гулким треском замки сломались. Данте толкнул тяжелые двери и шагнул в золотую залу, которую видел в сознании перед тем, как появилась раскалённая добела боль, чужая, но перехватившая его дыхание и прервавшая песню.
Золотой херувим стоял в проходе рядом с темными мерцающими скамейками. Запахи ладана и свечного воска, резкие и ароматные – сандалового дерева, розового масла и скорби – разносились по собору. Тишина, такая плотная, как хлопок, приглушала звуки извне, но усиливала сердцебиение Данте.
Он взглянул вверх. На арочной потолочной балке были слова, окрашенные янтарным цветом, «SANCTUS SANCTUS SANCTUS». Потолок омрачало неровное отверстие, уничтожившее одно из нарисованных овальных изображений Христа или Богородицы, или какого-нибудь гребаного святого. Он бросил взгляд на разрушенные скамьи слева от прохода. Кончик черного крыла торчал за ними, как сломанный парус.
Он побежал через проход, покрытый черно-белой плиткой, к центру собора, затем двинулся к разрушенным скамьям. Люсьен лежал неподвижно, растянувшись на боку на половине сломанной скамейки, одно оборванное крыло было на полу, лицо скрывали длинные черные волосы.
У Данте перехватило дыхание. Острый обломок дерева пронзил Люсьена – сквозь поясницу до грудины. Кровь окрасила кончик, вздрагивающий с каждым медленным биением сердца Люсьена. Свет мерцал на кулоне с рунической «X» на его шее.
Данте бросился к древесно-гипсовому заваленному проходу и опустился на колени рядом с неподвижным телом Люсьена. Он протянул руку, чтобы убрать волосы друга в сторону. Его пальцы дрожали. Рука тряслась. Челюсть сжалась, когда он дотронулся, и изображения взорвались в голове, ясные и жгучие.
Джина, черный чулок завязан узлом вокруг ее тонкого горла, стеклянные глаза зафиксированы на пустом дверном проеме: Завтра ночью?
Джей, кровь разливается, как темные крылья, рядом с ним: Я знал, что ты придешь за мной.
Хлоя, задыхаясь от собственной крови, тянется рукой к Орему, плюшевой касатке: Мой Данте-ангел. Боль взорвалась в его голове, а это краткое изображение-воспоминание раскололось и исчезло.
Зрение Данте прояснилось. Он сел на замусоренный пол, рука замерла на лице Люсьена, сердце бешено стучало, голова раскалывалась.
Обещай мне, что не последуешь за мной.
– Пошел ты, – прошептал Данте, убирая волосы Люсьена.
Кровь сочилась из нескольких небольших порезов на лице Люсьена и из пореза вдоль горла. Данте дотронулся пальцами до его щеки, удивившись, что рука больше не тряслась. Под пальцами кожа казалась горячей.
Наклонившись, Данте прижался губами к губам Люсьена, пробуя слезы и кровь.
<Я не подведу тебя>, – мысль исчезла, оставшись неуслышанной. – Не подведу.
Данте встал на колени. Схватив окровавленное копье из дерева, он дернул. Обломок свободно выскользнул, и кровь хлынула из раны, такая темная, что казалась черной. Данте отбросил его в сторону, и тот тяжело ударился о скамейку, звук отразился эхом по собору.
Данте обвил руками Люсьена, потянув на себя, ожидая, что друг окажется тяжелее, и почти опрокинул их обоих на усыпанный мусором пол. Потом вспомнил, как легко ангел взмыл с балкона в ночное небо, раскрывая черные крылья.
Он положил Люсьена к себе на колени, прижал руки к ране на груди. Между пальцами сочилась горячая и липкая кровь. Сердцебиение Падшего становилось медленнее. Тлеющие угольки его песни остывали, огонь ее ритма угасал.
Данте поднес руку ко рту, укусил запястье, затем опустил его к Люсьену. Кровь брызнула на губы Люсьена. Он не проглотил ее, и она полилась из уголков рта.
– Пей, черт возьми. Не упрямься, – слова застыли в горле Данте.
Боль колола виски. Он зажмурился, чувствуя себя так, будто ему врезали кастетом в грудь. Боль зацепила сердце.
Я не собираюсь сидеть на заднице и наблюдать, как человек, о котором я забочусь, умирает.
Но он уже делал это.
Я знал, что ты придешь за мной.
Данте открыл глаза, поднес заживающее запястье ко рту снова, прокусил его клыками и наполнил свой рот собственной кровью. Склонившись над Люсьеном, он поцеловал его, раздвигая холодные ангельские губы языком. Его кровь вылилась как зимний глинтвейн в рот Люсьена.
Данте вдохнул в Люсьена, снова раздувая угли его песни в раскаленную жизнь. Его собственная песнь текла в Падшего, темная, дикая и пьянящая, вращаясь по ангельским венам, нервной системе, наполняя бледно-голубым светом.
Он вспомнил крылья Люсьена, черные и бархатные, с оттенком темно-фиолетового на концах. Вспомнил силу его костей. Толщину его когтей. Он переделал Люсьена, как помнил; вплел синий свет в ткань его существа, натянул свободные нити и сплел их вместе.
Вспомнил ту первую ночь на пристани: как он погрузил клыки в горло крылатого незнакомца, как исчезла боль, как проснулся в руках Люсьена, когда тот летел в ночи.
Ты никогда не будешь одинок, дитя.
Казалось, будто кто-то вкручивает боль отверткой в левый висок Данте. Его песнь вспыхнула, и он сгорел с ней. Плоть полностью срасталась сама. Кости вернулись на свои места, неповрежденные; с крыльев исчезли раны.
Исцелен? Переделан? Данте не знал.
Он закончил поцелуй, истощенный и дрожащий. Когда Данте поднял голову, Люсьен открыл глаза, удивление загорелось в них.
– Женевьева.
Имя, которое Данте никогда не слышал прежде, но это было не важно; сердцебиение Люсьена стало сильным и медленным, жизнь сверкала золотом в глазах.
– Mon ami, – прошептал Данте.
– Ты так похож на нее, – сонно пробормотал Люсьен, касаясь пальцем пряди волос Данте.
– На кого? – Данте уставился на Люсьена с неожиданным холодом, его радость свернулась, как засохшая кровь.
– На твою мать.
* * *
Хэзер вышла из такси на углу Ройал и Сент-Питер. Она протолкнулась через набитую толпой улицу, проходя мимо гуляк, вдыхая запахи пота, пива и Dentyne[51]51
Dentyne – ментоловая жвачка.
[Закрыть].
Дверь клуба распахнулась. Слабый низкий ритм взорвался кричащим звуком. Вышел Вон, рядом шла Симона, ее лицо было непроницаемо, с признаками беспокойства. Вон замер, его скрытый за очками взгляд, казалось, остановился на Хэзер. Он поднял руку, никакой волчьей усмешки на этот раз, только молчаливый жест.
Хэзер двинулась по улице к тротуару, надежда, что Данте вернулся, таяла с каждым шагом. Ее до чертиков пугала мысль, что он бродит по улице в одиночку в поисках Ронина, злой, раненый и не в себе. Она обещала поддержать его, прикрыть, но не сдержала слово.
Данте не вышел из «МЯСО НА ЗАКАЗ» вместе с Джеем, а она не вышла вместе с ним.
Беги от меня как можно дальше.
У нее было чувство, что Данте бежит всю свою жизнь.
Хэзер встала рядом с высоким бродягой. Свет вспыхивал и мерцал на его очках и кожаной куртке. Отражался от тату полумесяца под глазом. Симона кивнула в знак приветствия, но Хэзер заметила ее напряжение и полусжатые кулаки.
– Данте здесь нет, он… – сказала Хэзер.
Вон нахмурился.
– Черт. Я боялся, что ты скажешь это. Я и другие, мы почувствовали какое-то дерьмо. – Он постучал пальцем по виску. – Затем... ничего. Что случилось?
Разочарование ранило Хэзер, и оставшиеся силы иссякли. Закусив губу, она отвела взгляд.
– Ронин выманил его, – наконец, произнесла она, – Джей мертв. Данте…
– Mon Dieu, – прошептала Симона.
– Вот сукин сын! – выплюнул Вон, излучая ярость и презрение. – Он врал мне в лицо.
Вон был больше, чем вышибала, больше, чем бедный бродяга-вампир – и этого было достаточно, чтобы мысли Хэзер завертелись. Как другие его называли? Бог Лью? Какая у него была роль в обществе созданий ночи?
Честь быть сопровожденным тобой, llygad.
– Куда пошел Данте?
Хэзер покачала головой.
– Он убил Этьена. – Бродяга и Симона обменялись взглядами, услышав имя. – Затем ушел. Я не знаю куда. Он был слегка не в себе... Джей...
Слова затихли, так как муки сожаления пронзили ее.
Она выходит из «МЯСО НА ЗАКАЗ», оставив Джея лежать на бетонном полу в луже собственной свернувшейся крови, все еще стянутого пропитанной кровью смирительной рубашкой. Идет в переулок и ищет телефон, пока не находит.
Она смотрит на него. Ей нужно вызвать подкрепление. Но она не может ждать копов. Не может ждать, пока составят отчет. Ей необходимо найти Данте. Создание ночи или нет, он не в том состоянии, чтобы ловить Ронина.
По воздуху разносится неприятный запах сгорающего тела Этьена, его сожженных кос. Вонь липнет к ней, как ладан, оседая на плаще и в волосах.
Пойманный в лунном свете, ее значок мерцает, как слюда в грязи. Преданность. Смелость. Верность своим принципам. Горло сжимается. Она набирает номер Коллинза. Когда тот отвечает, она напоминает себе, что не должна втягивать его в это дерьмо. Ее палец тянется к кнопке отбоя.
– Уоллес?
– Совершено убийство на 1616 Чарльз-стрит, внутри здания «МЯСО НА ЗАКАЗ». Два тела.
– Окей, подожди. Я свяжусь с подразделениями здесь…
– Я не могу ждать. Я не могу доказать это... пока, но одну из жертв убил Томас Ронин.
– Ничего себе! Ронин... журналист? Этот Ронин? Доказательства? Свидетель?
– Да. Свидетель, но я должна найти его прежде, чем это сделает Ронин.
– Можешь не объяснять. Прейжон?
– Я думаю, СК – это парная команда, Ронин и Элрой Джордан.
– Уоллес, подожди. Ты сказала два тела.
– Верно.
– Со вторым тоже Ронин разобрался?
– Нет... неизвестная сторона. Я встречусь с тобой позже.
Она нажимает на кнопку отбоя, затем отключает звук. Бросает телефон в сумочку.
Удивляется, что это так просто. Сердце не колотится. Ладони не потеют. Голова ясная…
Она идет вниз по переулку к своему значку, наклоняется и подбирает его. Вытирает грязь, стряхивает гравий с зажима. Преданность. Смелость. Верность своим принципам. Она сжимает значок в руке.
Она помнит душераздирающий крик Данте.
Глаза жжет. Она моргает, пока это чувство не пропадает. Бросив значок в карман, она покидает переулок. У нее есть обещание, которое нужно сдержать.
Рука сжала плечо Хэзер. Она напряглась и, пораженная, посмотрела вверх, в летние зеленые глаза. Вон смотрел на нее поверх очков.
– Ты слышишь меня?
Она тряхнула головой.
– Прости. Нет.
Бродяга отпустил ее.
– Данте что-нибудь сказал? – спросил он.
Да. Беги от меня как можно дальше.
– Он упомянул ДеНуара, но я не знаю почему.
Симона втянула воздух, челюсть Вона напряглась.
– Мы потеряли связь с Люсьеном,– с мрачным лицом произнес он.
– Он еще несколько раз произнес «sanctus», – продолжила Хэзер, – я думаю, это латынь из Библии, но не знаю, почему он говорил это. Он был потрясен, ранен.
Вон посмотрел вниз по улице, погладил пальцем усы. Затем наклонил голову, словно слушал что-то. Через некоторое время он произнес:
– Данте просил Трея найти место, где остановился Ронин и его жуткий дружок.
Он сосредоточил свое внимание на Симоне. Она встретила его взгляд, слушая, ее бледное лицо расслабилось.
Они общаются каким-то образом. Хэзер смотрела то на одного, то на другого, чувствуя себя отрезанной, вне команды. И одинокой.
Симона кивнула. Она перевела взгляд на Хэзер и улыбнулась.
– Мы должны поехать домой и поговорить с mon frère. Он узнает, куда направился Данте.
– Ты не можешь позвонить ему? – спросила Хэзер. – Или поговорить с ним?
Она постучала по виску.
Симона засмеялась.
– Ты изменилась с того момента, как мы в последний раз разговаривали. Нет. Он не слушает, когда онлайн. Пошли.
– Дерьмо. – Хэзер потерла лицо, усталость ослабляла ее концентрацию. – Хорошо. Но мы собираемся достать адрес Ронина, верно? И последовать за ублюдком?
Огонь загорелся в темных глазах Симоны. Ее губы растянулись, обнажая кончики клыков.
– О да! – сказала она.
* * *
– Ты знал мою мать?
Изумленный энергией Создателя, от которой все еще покалывало тело, Люсьен посмотрел в полные недоверия глаза Данте с золотыми крапинками и понял, что говорил вслух, что когда открыл глаза, ему не привиделось прекрасное лицо сына.
Данте сбросил его руку и, выскользнув из-под него, поднялся на ноги. Кровь текла из его носа. Мышцы дрожали. Ярость пронизывала его ауру, делая почти черной.
– Дитя, послушай…
– Ты знал ее все это время? И ничего не говорил?
Люсьен рухнул на колени, крылья затрепетали позади. Его исцелившаяся – или обновленная – кожа была нежной. Он почувствовал вкус крови Данте во рту, сладкий, темный и пьянящий.
Дитя, как много крови ты влил в меня?
– Я ждал подходящего момента, – сказал Люсьен.
– Как насчет ночи, когда мы встретились? – спросил Данте хриплым голосом, полным ярости. – А? Почему не тогда? – Его взгляд упал на подвеску, висящую на шее Люсьена. – Твою мать! – Он отвернулся, на скулах заходили желваки, и рассеяно вытер нос, размазывая кровь по лицу и тыльной стороне ладони.
Люсьен встал, хлопая крыльями, отчего по залу прошелся прохладный ночной воздух. На мгновение плотный запах ладана и воска испарился.
Люсьен вспомнил боль, которая взорвалась в голове и сбросила его с небес, вспомнил ярость и печаль, которые полились через связь. И с замиранием сердца вспомнил, что щиты Данте были разрушены.
Но как? Был ли это кто-то или что-то?
– Какого черта ты не сказал мне?
– Тогда тебе со многим нужно было разобраться, – сказал Люсьен тихим успокаивающим голосом. – Я не хотел добавлять тебе проблем.
Данте зажмурился и вздрогнул.
– Позволь мне забрать тебя домой, – сказал Люсьен, подходя ближе. Древесина скрипела под ногами. – Ты ранен и истощен. Данте, s’il te plaît[52]52
S’il te plaît – пожалуйста.
[Закрыть].
Данте посмотрел на него, глаза сверкали, лицо оставалась равнодушным. Он отошел назад по проходу.
– Какая у нее фамилия? Женевьева?..
– Позже, после Сна. Я не думаю, что ты понимаешь, насколько сильно пострадал.
– Нет! – закричал Данте. – Скажи мне, черт подери! Какая у меня фамилия?
Люсьен вздохнул.
– Батист.
– Батист, – повторил Данте. Огонь погас в его глазах. Он пошатнулся и схватился за спинку скамьи. – Женевьева Батист.
– Позволь мне забрать тебя домой. – Сделав еще шаг, Люсьен протянул руку.
Данте посмотрел на него, и сердце Люсьена сжалось. Он увидел голодного и раненого незнакомца с пристани: красивого и смертельно опасного мальчика, готового иссушить его до последней капли крови без раздумий.
Его друг, его дитя, его товарищ исчез. Подвеска с руной в форме «Х» обжигала кожу, словно лед.
– Моего отца ты тоже знал?
– Данте... хватит. Не сейчас.
Порыв влажного от дождя воздуха, пахнущего гвоздикой и старой кожей, пронесся по собору. Вон внезапно оказался рядом с Данте. Бродяга посмотрел вверх на дыру в потолке и присвистнул.
– Дерьмо! Кому-то точно не понравится новая система вентиляции.
Взгляд Вона перешел от разрушенного потолка к окрашенным кровью скамьям, затем к Люсьену. Он задумчиво погладил свои усы, долго удерживая взгляд Люсьена, и тот не сомневался, что llygad ощутил и учуял напряжение между ним и Данте. Вопросы светились в глазах бродяги, вопросы, которые он не высказал.
Вон посмотрел на Данте.
– Ты в порядке?
Данте покачал головой.
– Je sais pas[53]53
Je sais pas – я не знаю.
[Закрыть].
– Я слышал про лживого ублюдка Ронина, – сказал Вон.– И про Джея. Мне жаль, парень.
Данте отвел взгляд, плотно сжимая челюсть, напряженное тело практически вибрировало от ярости. Кровь текла из носа.
Люсьен выпрямился, пораженный словами бродяги. Что произошло с тех пор, как он приземлился на кладбище Сент-Луис №3 и разобрался с Локи? Ронин разрушил щиты Данте? Разбудил его воспоминания?
Нахмурившись, Вон коснулся рукой лба Данте.
– Ты горишь.
– Я мог бы гореть вечность, llygad, но этого было бы мало.
Люсьен почувствовал, как Вон тянется к незащищенному разуму Данте.
– Нет! – закричал он.
Вон отдернул руку от лица Данте и сделал шаг назад. Бисеринки пота выступили на его лбу. Он прикоснулся дрожащей рукой к виску. Посмотрел на Данте, лицо выражало удивление.
Данте встретил его взгляд. Красные и золотые полосы пронзили его темную радужку. Сделав шаг, он сжал плечо llygad измазанной кровью рукой.
– Позже, mon ami.
Люсьену он не сказал ничего.
Опустив руку, Данте развернулся и пошел по проходу. Когда он подошел к распахнутым дверям, то остановился и раскинул руки, касаясь пальцами вершин скамей по обе стороны от себя.
Люсьен наблюдал, в горле образовался ком. Ледяной неузнаваемый взгляд Данте пронзил холодом его сердце. Не получив прощения, он не сможет научить Данте использовать дар Создателя. Не получив прощения, он не сможет научить своего сына скрывать дар. Он надеялся, что будет больше времени. Или, скорей, более подходящее время. Но появление Локи означало, что время истекло. Даже оставленный и не прощенный, он сделает все возможное, чтобы защитить и скрыть Данте от Падших.
Вон развернулся и последовал за Данте.
– Постой, – сказал Люсьен. – Пусть он идет. Ему нужно побыть одному.
– Издеваешься? Да он весь рассыпается.
Люсьен сжал плечо бродяги. Надавил когтями. И всмотрелся. Его когти выглядели толще и были пронизаны темно-синим цветом. Он поднял взгляд, когда Данте достиг дверей и толпы, собравшейся на пороге.
Жаркие смертные голоса шептали: «L’ange de sang. L’ange de sang[54]54
L’ange de sang – кровавый ангел.
[Закрыть]».
– Пусть он выпустит свой гнев, – пробормотал Люсьен. – Потом иди за ним. И забери домой, Спать.
Данте скользнул сквозь смертных, толпящихся в дверном проеме, как будто они были нереальными, как последний неясный сон перед пробуждением. Смертные смотрели, как он спускается по ступеням и садится в MG. Они смотрели с растерянностью, но благоговением. Он прошел мимо, как настоящий бессмертный. Как Истинная кровь.
И они любили его за это.
Вон освободился от руки Люсьена, оставив полоски кожи на когтях. Он смотрел на Люсьена, и в зеленых глазах светилось удивление. Свет свечей и тени мерцали на его лице. Он снова взглянул на зияющую дыру в сводчатом потолке собора.
– Должно быть, было чертовски больно падать, – сказал он.
Пальцы Люсьена сжались вокруг руны в форме «Х». Он кивнул.
– Так и было.
Бродяга кивнул в ответ, затем развернулся и зашагал по проходу к дверям. Он промчался сквозь толпу – которая смотрела с широко раскрытыми от удивления глазами на существо с черными крыльями, стоящее под разрушенным потолком собора – затем исчез из вида.
Пальцы Люсьена вцепились в гладкий изгиб спинки скамьи. Он мог найти Данте через связь, ответил бы мальчик или нет. Он сказал Вону правду: Данте нужно побыть одному, дать волю гневу. Но сейчас то время, когда больше всего ему нужен тот, кто проведет его сквозь гнев, поможет пережить это.
Но это будет не Люсьен. Возможно, никогда снова.
С резким, отдающим эхом треском скамья раскололась под рукой Люсьена.
