Текст книги "Взмах крыльев (ЛП)"
Автор книги: Эдриан Феникс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)
Глава 23
Огненная буря
Она стоит рядом с ним, маленькие пальчики сжимают руку, под другой рукой зажата плюшевая касатка. Ее голубые глаза слишком проницательные для восьмилетнего возраста. Рыжие волосы спадают по бокам веснушчатого лица.
– Я отправлю их в Ад, Хлоя. Обещаю.
– А ты? Что будет с тобой?
– Я уже в Аду.
Тело Хлои дрожит, ее образ меркнет. Теплые пальчики исчезают из его ладони.
– Этого недостаточно, Данте-ангел.
– Я знаю, – прошептал Данте, переводя MG на четвертую передачу, и вдавил педаль газа в пол. Двигатель завыл. Фары расплылись в бело-голубые полосы, испещряющие ночь.
Он не помнил, как сел в машину. Не помнил, как завел ее. Не знал, куда направляется. Не узнавал дорогу. Но понимал только одно:
Голоса больше не шептались.
Ты все еще можешь спасти его, Истинная кровь.
Mon ami, мне так жаль…
Каково это, отродье?
Ему было интересно, может ли он двигаться быстрее звука.
Рядом взревел продолжительный гудок. Двойная желтая линия исчезла за стеклом позади MG. Над головой, распространяясь, кружил свет, ярче, чем НЛО. Проревел другой гудок. Данте дернул руль вправо, возвращаясь на свою полосу.
Липкий пот стекал по вискам. Ночь позади MG смазывалась. Рычаг переключения передач вибрировал в руке. Он почувствовал вкус крови.
Ты так похож на нее.
Сердце Данте сжалось. Дыхание перехватило во внезапно сжатом горле. Он выбросил из головы образ Люсьена. Попытался забыть его вид, растянувшегося и изломанного, на полу кафедрального собора.
Хорошо, что он связан… Черт! Что он орет?
Желтые линии, разделяющие магистраль, смазались, а затем раздвоились. Глаза жгло, Данте моргнул. Голубой неоновый прямоугольник мерцал за лобовым стеклом. Ломался. И собирался. Буквы и знаки вились в прямоугольнике, но Данте не мог понять их смысл.
Он делает это очень громко, очень понятно, требовательно.
– Убей меня.
Данте прищурился, пытаясь разглядеть вьющиеся буквы внутри расширяющегося прямоугольника. Слова. Знак.
Так сделай это. Он слишком опасен. Чертов маленький психопат.
Голубой прямоугольник превратился в неоновый дорожный знак, гласящий: «ТАВЕРНА».
Скажи это снова, и я отдам тебе чертового маленького психопата.
Выкрутив руль вправо, Данте включил пониженную передачу орущего MG и заехал на стоянку таверны. Гравий и пыль посыпались из-под шин. Пара пикапов, байкерские мотоциклы и старый Chevy с огненным рисунком стояли перед потрепанным зданием.
Над порхающей неоновой вороной красным мерцало «Напрямик»[55]55
Прим. пер. as the crow flies – устоявшееся словосочетание, переводится как «кратчайшим путем/напрямик». Ворона (crow) здесь – игра слов.
[Закрыть].
Данте с заносом припарковал MG поперек других машин. Выключил двигатель. Засунул в карман ключи. На мгновение все, что он слышал, – стук его сердца. На мгновение он подумал, что может заколотить досками выбитое окно, наглухо забить его с яростью и кровью. На мгновение он подумал, что его сердце заперто в клетке, охраняемой фетишистами.
Я знал, что ты придешь за мной.
Ты так похож на нее.
На мгновение.
А потом доски сгнили, гвозди превратились в ос. Клетка смялась, фетишисты оказались ненастоящими.
Тссс. Jesuisici.
Кровь капала ему на руку, стекала по горлу. Голова болела. Белые пятна прыгали перед глазами, затуманив зрение.
Боль должна быть больше.
Я уже в Аду.
Этого недостаточно, Данте-ангел.
Найдя солнечные очки в бардачке, Данте надел их и вышел из MG. Выпить. Нужно выпить. Гравий захрустел под ботинками. Пока он шел к главному входу таверны, дверь открылась, проливая свет на парковку.
Два байкера в запыленных кожанках вышли, ругаясь. Хохот и пульсирующая музыка зидеко[56]56
Зидеко – Популярный негритянский музыкальный стиль южной Луизианы, соединяющий в себе танцевальные мелодии каджунов, ритмы блюзов и музыки стран Карибского бассейна.
[Закрыть] проследовали за ними в ночь.
– Долбаные сквоттеры, – пробормотал мужик с гривой на голове, затем сплюнул на землю. Серебро блестело в его брови, ушах, на шее. На правой щеке была татуировка в виде птицы в форме V.
Клан Воронов, подумал Данте, вспоминая, чему учил его Вон. Вороны и Ночные Волки часто путешествовали вместе, прикрывая друг другу фланги.
Женщина с дредами и с чернильной птицей V на правой щеке посмотрела на него, оглядела с головы до пят и обратно. Улыбка изогнула ее губы. В глазах появились искры.
– Место не твоего уровня, ночной гуляка, – сказала она, спускаясь с крыльца. Ее улыбка исчезла, когда она рассмотрела его ближе. – Тебе больно?
Данте поймал дверь прежде, чем та закрылась. Теплый, спиртной, табачный, сладкий воздух вился вокруг него. В голове пульсировало.
– Возможно, – сказал Данте. Затем шагнул внутрь. Дверь за ним закрылась.
Мгновением позже он услышал низкий хриплый рев мотоциклов, когда байкеры выехали с парковки, разбрасывая за собой гравий.
– Терри, ты только посмотри на это! Думаешь, он потерялся?
– Боже ж мой! Сначала байкеры, теперь отброс с Бурбон-стрит. Чем, черт возьми, становится это место?
Данте посмотрел на говорящих, двое смертных в бейсболках и в запятнанных футболках сидели за столом недалеко от барной стойки. Туман от сигаретного дыма неподвижно висел над столом. Один из смертных откинулся на спинку стула и, встретив взгляд Данте, натянуто улыбнулся, словно собирался что-то сказать.
Двое других смертных стояли у бильярдного стола с киями в руках, глядя на Данте; игра прервалась. У одного был пивной живот, другой был накачан, как атлет. Вокруг атлета витала энергия брутальности с вкраплениями избытка тестостерона.
– Посмотри-ка на ошейник, а? – сказал Атлет Пивному Животу. – Цепи не видишь? Сбежал, наверное. Лучше позвонить в каталажку. – Он засмеялся, довольный своим остроумием, толкая локтем Пивной Живот. – Позвонить в каталажку. Понял?
Данте отвернулся и поплелся мимо пустых столов к бару. Когда он подошел, барменша подняла взгляд, на ее лице читалась смесь интереса и осмотрительности. Она была чистой новоорлеанкой, со смуглой кожей, зелеными миндалевидными глазами и черными кудрявыми волосами. Гаитянка, испанка, француженка, китаянка, кто угодно. Истинное сердце Луизианы.
Барменша дотронулась рукой до полотенца, висящего через плечо. Бутылки с выпивкой впечатляющих цветов и со странными названиями выстроились на полках за ней.
Данте остановился у кассы, взгляд бегал по бутылкам.
– Чем могу помочь? – спросила барменша. Бейдж на ее черной «Напрямик» футболке гласил: «Мария».
– Текила. Бурбон. Что угодно, что поближе. – Данте засунул руку в карман куртки, достал пачку скомканных старых купюр и бросил их на барную стойку.
– Ты в порядке? У тебя идет кровь из носа.
– Тут есть, где умыться?
– Конечно, – Мария указала на маленький проход справа.
Оттолкнувшись от бара, Данте проследовал к знаку «УБОРНЫЕ», в грязную мужскую комнату со свойственными ей заляпанными и разрисованными граффити кафельными стенами и вонью старой мочи.
Маленькое окно было высоко над писсуарами, слишком узкое, чтобы убежать от оплаты по счету или от свидания с отморозками. Данте подошел к треснувшей раковине и открыл кран. Снял солнечные очки и повесил на ворот футболки. Протянул руки под струю, затем нагнулся и плеснул водой в лицо.
Он горел. Он почти ожидал, что вода зашипит и превратится в пар при соприкосновении с кожей. Вместо этого было так холодно, что перехватило дыхание. Данте держался за края раковины, пока окровавленная вода утекала в канализацию.
Данте? Мне холодно. Можно мне поспать вместе с тобой?
Залезай, принцесса. Прижимайся ближе. Я бы обнял тебя, но…
Почему папа Прейжон пристегивает тебя перед сном наручниками?
Потому что я не сплю ночью. Этот хрен думает, что я убью всех в их же постелях.
Ты сделаешь это?
Да. Возможно.
Данте-ангел, если я найду ключ и выпущу тебя, ты возьмешь меня с собой?
Растекающаяся лужа крови окружает бледное лицо Хлои, как ореол. Ее наполовину открытые глаза слепо направлены на касатку недалеко от нее.
Я никогда не оставлю тебя, принцесса. Только ты и я…
Мясной крюк, опутанные цепью лодыжки, обнаженные ноги. От крюка идет свет.
На веки вечные.
Вода текла, разбрызгиваясь вокруг пальцев Данте. Его мышцы сжались. Он уставился в раковину.
Она доверяла тебе, дитя. Я бы сказал, что она получила то, чего заслуживала.
Боль сжигала его. Он поднял голову и посмотрел в зеркало. Но не узнал свое отражение; бледное лицо, размазанная подводка и влажные взъерошенные волосы были его, конечно, но выражение лица стало холодным, отстраненным и суровым, красные глаза наполнились яростью.
Это то, что видел Люсьен?
Он уронил голову, потряс ей. Нет, боли, ударяющей по вискам, недостаточно. Ненадолго. Но, как он и обещал, он не будет гореть в одиночку. Любопытный Том прежде других присоединится к нему в огне. Этьен уже стал прахом.
Данте насухо вытер лицо коричневым бумажным полотенцем, надел солнечные очки и вышел из уборной. Когда он приблизился к бару, то учуял знакомый запах, Brut[57]57
Брут – товарный знак ряда косметических товаров для мужчин (лосьонов после бритья, антиперспирантов и др.) производства компании «Юнилевер Ю-Эс».
[Закрыть] и мыло, и еще один – запах средств из химчистки и серьезных темных секретов. Он замедлился. Вспомнил ленивую улыбку и подмигивание.
Арестуй его. Запри его. Он тут же заснет. Я гарантирую.
Какого черта онитут делают? Это не совпадение. Ни в коем случае не совпадение.
Данте прошел, не глядя ни на одного детектива. Остановился у бара. Мария наливала что-то золотистого цвета в стопку.
– Ты оставил на барной стойке около восьмидесяти баксов.
– Оставь двадцать себе, – сказал Данте, поднимая стопку. – И дай мне знать, когда я пропью оставшееся.
– Конечно, сладкий. – Мария дотронулась пальцем под носом, многозначительно посмотрев на Данте, и протянула ему носовой платок.
Он взял платок и приложил его к носу. Тот тут же стал красным.
– Черт.
Он выпил. Текила. Она обожгла горло, очистила застоявшуюся кровь. Он почувствовал на висках испарину.
Данте-ангел?
На веки вечные, принцесса. На веки вечные…
Подчеркнуто медленно раздался спокойный голос:
– Abita[58]58
Abita – марка пива.
[Закрыть] мне и Дэвису, дорогая. О, посмотри-ка! Мир так ужасно тесен!
Данте поставил пустую стопку на стойку бара.
– Что такой удрученный, бог кокаина? CommentÇava,[59]59
Comment Ça va – что-то пошло не так.
[Закрыть] а?
Пока Мария наливала другой шот, он глянул в его сторону. Взгромоздившись на табурет, к бару прислонился Придурок ЛаРусс, губы кривились в глупой улыбке. В одной руке он держал ордер на арест, что выглядело подозрительно.
– Поговорим об удаче, – сказал Придурок. – Мы возвращались с места твоего обитания. Похоже, тебя там не было. А потом мы увидели твою машину на парковке. – Он кинул ордер на барную стойку. – Ты здесь один?
Данте поднял руку и показал средний палец. Переведя внимание на вновь наполненный стакан, он поднял его и опрокинул.
– Паренек грязнее первородного греха, поверь, – обратился Придурок к своему партнеру достаточно громко, чтобы каждый в баре мог услышать. – Я такое дерьмо нашел в его досье малолетнего преступника. Неудивительно, что они сажали его на цепь.
Данте осторожно поставил пустую стопку. Он схватился за край стойки, чтобы руки не дрожали. Даже он не знал, что было в том досье. Помнил только несколько последних лет, и те с пробелами. Черт, он даже не знал, сколько ему лет.
– Господи, – сказала Мария с намеком на злость в голосе, – если хотите его арестовать, делайте это снаружи.
– Умные понимают с полуслова, дорогая, – ответил Придурок, его голос источал шарм Юга, – занимайся своими чертовыми делами.
Мария глянула на Данте из-под ресниц, наполняя пивную кружку. Он встретил ее взгляд и покачал головой.
– Шестьдесят приемных семей, два раза попал в психушку, – продолжил ЛаРусс, в его голосе слышался намек на смех. – Везде диагнозы: шизофрения и суицидальные наклонности. Пропавшая маленькая девочка и… о да!.. последний дом приемной семьи сгорел дотла вместе с приемными родителями. Это были Прейжоны.
Повернув голову, Данте встретил взгляд ЛаРусса. Детектив уставился на него, привлекательное лицо было жестким, глаза лучились холодом.
– Ты хренов лжец, – сказал Данте. Его стучащее сердце говорило «а может быть нет».
– Правда? – Придурок пододвинулся ближе. – Так расскажи мне, эта красивая сучка из ФБР знает, что она трахается с холодным как камень психопатом?
Данте врезал кулаком ЛаРуссу в нос.
* * *
– Кто сотворил тебя?
Симона посмотрела на Хэзер, ее бледное лицо оттенялось зеленым в свете лампочек приборной панели фургона, потом вернула внимание на дорогу.
– Создание ночи, oüi? Ты об этом спрашиваешь?
– Да, об этом.
Хэзер никогда не думала, что будет разговаривать на такую тему, никогда не думала, что вампиры существуют вне фильмов ужасов или гот-клубов. Никогда не думала, что нежить живет, работает и питается вместе с теми, кто нежитью не являлся.
Но после наблюдения за Данте, после перестрелки с Ронином, после того, как увидела, как части тела Этьена пытаются избежать пламени, которое его пожирало, ее скептицизм и сомнения исчезли, а понимание мира изменилось. Она не хотела смотреть в ночь через пассажирское окно. Не хотела знать, что кто-то может посмотреть в ответ из глубин теней на обочине глазами, наполненными лунным светом, и с полной пастью острых зубов.
Симона вздохнула:
– Подруга семьи обратила меня сразу после похорон отца.
– Ты этого хотела?
Блондинка покачала головой.
– Нет. Но она не оставила мне выбора.
Тень промелькнула на лице Симоны. Ее руки расслабленно лежали на руле. В голосе не было горечи. Если бы подруга семьи сделала бы то же самое с ней, Хэзер бы ее выследила и… что? Убила бы? Заставила бы вернуть все так, как было? Возможно, у Симоны было время смириться с ситуацией.
Как можно смириться с тем, что ты стал вампиром? Как смертные приспосабливаются к бессмертию?
– А твой брат?
– Он был единственным, кто остался из моей семьи, – сказала Симона натянутым низким голосом. – Я предоставила ему выбор. Если бы он отказался, я бы, возможно, себя сожгла.
– Ты обратила своего брата? – спросила Хэзер удивленно.
– Я не могла перенести мысли о том, что буду наблюдать, как он состарится и умрет.
Хэзер подумала о Кевине и Энни. Смогла бы она сделать то же самое с ними? Выкачать их человечность? Или позволить им стареть? Похоронить их вслед за другими рядом с мамой? Ее горло сжалось.
– Так как работает эта штука с нежитью? Кожа Данте теплая. У него есть пульс. Он чрезвычайно живой.
Уголки рта Симоны изогнулись в улыбку.
– Oüi, Данте чрезвычайный во всем.
Хэзер уставилась на нее. Вспомнила, как Данте склонялся над Симоной на ступеньках помоста, шептал ей в ухо и трогал волосы. Она подозревала, что они когда-то были больше, чем просто друзья. Так ли это до сих пор?
– Мы не нежить, – сказала Симона. – Мы отдельный вид. И всегда жили бок о бок со смертными, – она улыбнулась.
– А Данте? Ты знаешь, кто сотворил его?
Пальцы Симоны сжались на руле.
– Нет. Он никогда не рассказывал, – она посмотрела на Хэзер. – Я не думаю, что он сам знает. Возможно, это для него потеря. – Печаль заострила черты ее лица.
– Как и многое другое, – произнесла Хэзер. – Спрятанное за его головными болями. – Или он был тем, кем называл его Ронин – Истинной кровью? Рожденным вампиром?
Ее зовут Хлоя, и ты убил ее.
Ровный командный голос Ронина прокрался в мысли Хэзер. Что если Данте не помнит прошлое, потому что совершал нечто ужасное? То, что он не сможет вынести, если вспомнит?
Были ли попытки Ронина разбудить Данте желанием инициировать, взвинтить его и освободить? Но если Данте может быть инициирован, не значит ли это, что он может быть запрограммирован? И не значит ли это, что его память повреждена умышленно? Запустят ли определенные вопросы такую защитную реакцию подсознания, как мигрени? Обмороки? Безумие?
Сердце Хэзер стучало в ушах, заглушая звук колес фургона, несущегося по дороге, отбивая ритм мыслей, пульсирующих в голове – тайные операции экспериментов над разумом, проводимые в течение десятилетий. Государство финансировало, а Бюро защищало.
Она услышала голос Стёрнса: Он больше не твоя забота. Но это означает, что он забота кого-то другого. Кого? И какого агентства? Как далеко все зашло?
Хэзер посмотрела в пассажирское окно. Ее бледное, печальное и изнуренное отражение скрывало ночь по другую сторону. Тени и то, что они могли в себе таить, больше не выглядели такими ужасающими. Не в сравнении с местом, куда привели ее подозрения – место очень темное и очень реальное.
И Данте был пойман в его центре – возможно, потерян. Хэзер постучала пальцами по коленям. Она не могла ничего поделать.
А ее расследование? Если Ронин и Джордан совместно были Странствующим Киллером, доказательства должны их пригвоздить, дать голос их жертвам. Мертвые, наконец, заговорят.
Доказательства ссылаются на ДНК. Подтверждают, что СК не был убит в Пенсаколе. Но что Ронин? Что может сделать с ним человеческий суд? Если она намекнёт, что он вампир, случай будет отвергнут судом, и ее карьера закончится.
Заботит ли созданий ночи, что кто-то из них убивает смертных? Данте заботит, но что если он исключение?
Может, ей стоит остановиться на Элрое Джордане?
Фургон замедлился, и Хэзер открыла глаза. Симона припарковалась на дорожке из гравия, вьющейся перед домом. Хэзер посмотрела на темные окна.
– Твой брат дома? – спросила она, потянув за дверную ручку.
– Oüi. – Симона открыла водительскую дверь и выскользнула из фургона. – Ему просто свет не нужен.
Хэзер выбралась из фургона в холодную сырую ночь. Воздух был сладким, с нотками диких роз, цветущей вишни и мха.
– Уоллес.
Хэзер застыла. Она узнала голос. Она слушала его годами. Он вел ее. Того факта, что он находился в Новом Орлеане, было достаточно, чтобы заморозить ее кровь. Тот факт, что он был у дома Данте, ужасал ее до смерти. Она засунула руку в плащ. Сжала свой 38-й кольт.
– Я бы не стал.
Хэзер обернулась, галька на тропинке захрустела под ее обувью. Стёрнс стоял рядом с фургоном с водительской стороны, пистолет с глушителем был приставлен к левому виску Симоны. Он держал руку вампирши крепкой хваткой.
– Нам нужно поговорить, – сказал он.
* * *
Нос Придурка сплющился. Он упал с табурета, в глазах промелькнула смесь боли и удивления. Он ударился об пол, кровь потекла из ноздрей.
Его помощник, Дэвис, моргнул, открыв рот. Он потянулся внутрь куртки, но Данте шагнул вперед и удержал его испачканной кровью левой рукой. Схватив ошеломленного детектива сзади за шею, он ударил Дэвиса лицом о полированную поверхность бара. Детектив рухнул на пол.
Стоя между двумя упавшими смертными, Данте поднял взгляд и увидел Марию, прижавшуюся к полкам с бутылками, ее глаза были расширены, рука прижата ко рту. Движение на полу привлекло внимание Данте.
ЛаРусс пытался встать на колени, глаза слезились, нос опух. Он засунул руку под куртку и достал пистолет – кажется, девятимиллиметровый.
– Ты не уйдешь отсюда… – речь ЛаРусса, кровоточащая и грубая, резко оборвалась, когда Данте выпнул девятимиллиметровку из его рук. Запястье детектива хрустнуло и изогнулось под неестественным углом. Он заорал сквозь стиснутые зубы.
Данте склонился перед ЛаРуссом. Боль пронзила его виски, отдавалась в глазах. Зрение затуманилось. Вцепившись в плечо детектива, он взял ЛаРусса за подбородок и заставил поднять голову и повернуть ее в сторону. Кровь пульсировала быстро и неистово в выгнутой шее смертного.
Обнажая клыки, Данте склонил лицо к теплой воняющей плоти ЛаРусса.
– Я работаю на Совет. Я под его защитой, – сказал Придурок, его голос перешел в шепот.
Данте отпустил плечо ЛаРусса, разорвал его галстук и пуговицы на рубашке. Пуговица пролетела по воздуху. Рубашка порвалась. Там, мерцая в полости горла детектива, находилась переливающаяся цветами радуги роза; ее могли видеть только глаза созданий ночи.
– Эй! Засранец! Какого хрена ты творишь?
Данте посмотрел на говорящего. Атлет шел к нему от бильярдного стола с жестким и сердитым выражением лица, размахивая перевернутым кием, как бейсбольной битой. Данте с силой оттолкнул ЛаРусса. Детектив заскользил по паркету и врезался в стену.
Данте выпрямился, перехватывая и сжимая руками кий, когда Атлет замахнулся им. Данте шагнул мимо Атлета с порывом воздуха и вырвал кий из его рук. Выражение лица Атлета сменилось с праведного гнева на замешательство. Он уставился на свои пустые руки.
Каково это, отродье?
С разворота, стиснув зубы, Данте ударил кием по спине Атлета. Тот споткнулся, выгнувшись. Быстрый шаг, и Данте стоял перед застигнутым врасплох игроком в бильярд. Он ударил кием Атлета по виску, наклоняя его голову в сторону. Кий сломался напополам. Один конец прокрутился в воздухе и врезался в настенный телефон за баром, роняя его со стены. Он разбился об пол, успев разочек звякнуть.
Когда Атлет упал на пол, Данте развернулся и посмотрел на Марию. Она отвернула лицо от летящих деревянных щепок, закрываясь одной рукой, другая была протянута к теперь уже бесполезному телефону.
Гортанный крик ярости снова заставил Данте развернуться, другая половина кия все еще была зажата в его руке. Свой Парень Терри ринулся на него с охотничьим ножом. Пивной Живот, с красным лицом и весь в поту, последовал за ним, наступая на пятки Терри, держа кий двумя руками.
– Давай, Эрни! Давай выкинем эту гребаную кучу мусора.
Но Терри наступал в одиночку. Данте заметил, что Свой Парень Эрни остановился, чтобы схватить что-то с пола.
Данте взмахнул рукой, чтобы перехватить руку с ножом Терри, когда ударял сломанным кием по брюху Пивному Животу. Пивной Живот выдохнул гавканьем воздух из легких и упал на колени. Его кий выпал из рук, грохоча по полу.
Образы – Люсьена, упавшего рядом, перевалившегося через сломанные церковные скамьи; штукатурки с золотыми пятнами краски, покрывавшей его волосы; длинной обломанной деревяшки, пронзившей его – вспыхнули в мыслях Данте.
Monami…
Ты так похож на нее.
Внезапная обжигающая боль раздробила мысли Данте, рассеивая фрагменты образов и половину воспоминаний. Охотничий нож Терри вонзился в его ладонь и вышел с другой стороны. Осы жужжали. Было очень больно. По венам Данте полился яд. Рыча, он отдернул руку, выдергивая рукоять ножа из хватки Терри.
– Да! – закаркал Терри. – Получай, говню…
Данте провел лезвием, торчащим из проткнутой руки, по шее Терри. Кровь брызнула на лицо и солнечные очки Данте, горячая и ароматная. Он слизнул ее со своих губ. Выдернул нож из ладони и бросил его на пол.
Бешеные удары умирающего сердца Терри притягивали Данте, он был не в силах сопротивляться резкому запаху крови, обхватил мужчину, прижал свои разомкнутые губы к разрезанному горлу. Кровь потекла в рот. Вместе, Терри и Данте упали на колени.
Ты ошибся, мальчик. Я получил гораздо больше, чем вкус.
Ты все еще можешь спасти его, Истинная кровь.
Когда Данте допивал уменьшающийся поток, он услышал шепот, шепот шел не изнутри.
– Целься в голову и не… черт… промахнись.
Данте переместился – нырнул к полу и перекатился на ноги, когда огонь сверкнул из дула пистолета. Пули вошли в скрюченное тело Терри – одна, вторая, третья.
– Черт! – Дэвис завыл.
Данте подхватил сломанную половину кия и бросил ее в Дэвиса, попав в висок, когда тот снова нажал на курок. Бросок был яростным, точным.
– Вэйн! – завопил Эрни.
Данте врезал кулаком в подбородок Дэвиса, откидывая его голову назад. В тот же момент он схватил руку копа с оружием, вырвал из нее пистолет и выбросил. Он снова ударил копа. Спотыкаясь, выплевывая кровь и зубы, Дэвис схватился за стол, чтобы устоять, но у него не получилось. Он упал, ударившись затылком об угол стула с громким треском. Затем сполз на пол, глаза прикрылись. Запах крови и дерьма вился в воздухе подобно дыму.
Данте вздрогнул, когда хриплый крик за спиной достиг его ушей и раскалывающейся головы. За ним последовало «клик-клик-клик-клик». Он обернулся.
Эрни, подняв девятимиллиметровку Придурка, так сжимал ее обеими руками, что костяшки побелели, глаза были зажмурены. Рядом с ним на полу валялся Вэйн – Пивной Живот, с пулевым отверстием в виске.
Данте выдернул пистолет из трясущихся рук Эрни и увидел, что безопасность обеспечена. Он отвел взгляд от девятимиллиметровки, поймал проблеск своего отражения в расширенных глазах Эрни. Потом оба глаза Эрни закатились, и он рухнул на пол в глубоком обмороке.
Засунув пистолет ЛаРусса сзади за пояс брюк, Данте развернулся как раз вовремя, чтобы увидеть детектива, удирающего вдоль бара в коридор с уборными. Данте двинулся следом, но низкое резкое всхлипывание остановило его у угла бара.
Он перепрыгнул через барную стойку, сгруппировавшись перед черноволосой барменшей, забившейся под прилавок. Ужас прошелся по ее лицу, когда она увидела Данте и закрыла рот рукой. Взгляд сконцентрировался на нем, она нащупала бейсбольную биту, прислоненную к стойке. Данте отбросил ее за пределы досягаемости. Бита бумкнулась об пол и укатилась.
– Мать Мария, Отец Легба, защитите меня от этого злого лоа[60]60
Лоа – вуду-бог на Гаити.
[Закрыть], – прошептала барменша.
Она пахла жасмином и глубинными водами, но страх обострил запах, скрадывая его сладость. Данте поднял свои очки на голову. Слезы лились из-под ее темных ресниц. Он нагнулся и коснулся ее губ своими. Вытер слезинку пальцем, размазывая кровь по темной щеке.
Он думал о рыжих волосах, васильковых глазах и кремовой коже. Вспомнил друга, сказавшего: «Я твое прикрытие».
Данте отстранился. Снова надел очки на глаза.
Он прошел мимо барной стойки в коридор и остановился рядом с дверью мужского туалета, слушая. Капающая вода. Он пересек коридор и зашел в женский туалет. Писсуаров не было, только следы граффити и грязь, как в мужской комнате. Данте зашагал по каменному полу.
Придурок стоял рядом с маленьким окном, поглаживая руками влажные от пота черные волосы. Синяки темнели вокруг глаз детектива и около переносицы расплющенного носа. Он осторожно наблюдал за Данте, но не пытался бежать.
– Босс Уоллес ищет ее. Он звонил.
Данте схватил ЛаРусса за лацканы пиджака и притянул к себе. Только один дюйм отделял их лица. Воняя кровью и пивом, ЛаРусс уставился на него, свежий пот выступил у него на лбу.
– Что ты ему сказал?
– Искать тебя. – Сардонический блеск сиял в глазах ЛаРусса. – Что ты – все, что ее заводит. Это же так, правда? Возбуждаешь людей. А потом высасываешь досуха.
Детектив вонял завистью и разочарованием.
Этот хрен думает, что я убью всех в их же постелях.
– На кого ты работаешь? – спросил Данте, понижая голос. – Кроме гребаного Совета.
– Слушай, я могу шпионить для тебя, если ты хочешь, я…
Пальцы все еще держали лацканы детектива, Данте встряхнул его.
– На кого еще?
Ты сделаешь это?
Да. Возможно.
Все цвета исчезли с лица Придурка.
– Журналист, Ронин.
– Что ты для него делаешь?
– Я способствовал его связи с Этьеном…
Зрение затуманилось, Данте бросил ЛаРусса в одну из кабинок. Дверь ударилась о металлическую стенку. Детектив приземлился на унитаз, его голова и плечи стукнулись о кафельную стену. Боль исказила лицо.
Тот бог кокаина подойдет?
Мы должны идти, секси. Завтра ночью?
Тссс. Jesuisici.
Ты все еще можешь спасти его, Истинная кровь. Все, что тебе нужно сделать, это…
– Проснуться, – прошептал Данте. Жужжание ос стихло.
Войдя в кабинку, Данте придавил рукой плечо ЛаРусса, а колено устроил напротив промежности. Он откинул голову детектива набок, обнажая шею. Татуировка розы мерцала под флуоресцентными лампами.
– Тебя никогда не волновало, кто убил Джину, – сказал Данте, склоняя голову, слушая бешеное сердцебиение ЛаРусса. – Ты просто хотел пригвоздить меня.
– Я под защитой Совета…
– Не от меня, гаденыш. Не. От. Меня.
Данте вонзился в горло детектива, ЛаРусс завопил.
* * *
Хэзер сжала в кармане 38-й. Взъерошенные волосы Стёрнса и тени под глазами сказали ей, что он не спал все это время, а его твердая рука рассказала о том, что он спустит курок глока без колебаний.
– Отпусти ее, – сказала Хэзер. – Если хочешь поговорить со мной, хорошо. С каких пор тебе нужны заложники?
– Я не думаю, что ты осознаешь ситуацию, – ответил Стёрнс. Его взгляд переметнулся к Симоне. – Или, с чем ты связалась…
Симона повернулась и нырнула с поразительной скоростью. Тихий глок выстрелил с приглушенным ссфффт в тот же момент, как она схватила руку Стёрнса и выдернула оружие. Глок упал в блестящую от росы траву.
– Вниз. Или я сломаю ее, – сказала Симона.
Зажмурившись и шипя от боли, Стёрнс упал на колени. Блондинка ослабила хватку на запястье, но продолжала крепко держать.
Хэзер подняла глок с травы и спрятала в карман. Она вытащила свой 38-й из плаща и направила его на Стёрнса.
– Что ты здесь делаешь?
Он открыл глаза. Кривая улыбка растянула его губы.
– Спасаю тебя.
– Ты участвовал в сокрытии? – спросила Хэзер. Ее цель не шелохнулась. – Убийств в Пенсаколе?
– Нет. Но я знаю, кто участвовал. И я знаю, что они защищают.
Она пристально смотрела на человека, который вел ее по карьерной лестнице, который присутствовал на ее выпускном в Академии, и который помог ей с Энни, когда отец отказал. Стёрнс выдерживал ее взгляд непоколебимыми карими глазами. Щетина затемняла его лицо. Небритый. Не выспавшийся. Напряженный. Человек в бегах?
Всю мою карьеру он прикрывал меня.
Изменилось бы это, если бы его попросило Бюро?
Хэзер опустила кольт. Если так, я бы уже была мертва. Она кивнула Симоне. Сухо цокнув и покачав головой, Симона отпустила его. Он встал, очищая колени брюк, мокрые и грязные от травы.
– Где Данте Прейжон? – спросил он.
Хэзер уставилась на него.
– Зачем? Что он должен с этим делать?
Стёрнс долго смотрел на нее, на его челюсти заходили желвалки, потом он кинул взгляд в сторону.
– Он не тот, кем ты его считаешь.
– А кем я его считаю… сэр?
– Человеком.
– Я знаю, кто он, – быстро проговорила Хэзер и снова подняла 38-й. – Создание ночи. Возможно, Истинная кровь.
– Истинная кровь?.. – прошептала Симона.
Стёрнс уставился на Хэзер, руки бездвижно висели по бокам. Она думала, что увидела внезапную вспышку страха в его глазах, потом это исчезло, поглощенное тенями.
– Кроме того, он эксперимент, – наконец, сказал Стёрнс. – У меня есть досье в машине и диск, которые тебе надо посмотреть. Потом ты точно будешь знать, что такое Данте Прейжон.
– Его зовут не Прейжон, – пробормотала Хэзер.
Симона ходила вокруг Стёрнса.
– Я никогда не оставлю тебя рядом с ним, – сказала она. Лунный свет блестел в ее прищуренных глазах и на обнаженных клыках.
Шум от массивных крыльев обратил внимание Хэзер на дом.
Лунный свет мерцал на огромных черных крыльях ДеНуара, когда он приземлился на крышу над комнатой Данте. Его длинные черные волосы свисали, распущенные до талии. Бледно-голубой свет мерцал вокруг обнаженного торса и отблескивал от кулона на шее.
Он упал на корточки, крылья за ним сложились. Легкий ветерок колыхал его волосы, но все остальное было неподвижным. Две точки золотого света светились, как звезды в ночи, когда он смотрел в темноту.
Дыхание Хэзер перехватило. Падший. Голос Этьена скользнул в ее мысли: Вестник Ночи.
– Бог Мой! – прошептал Стёрнс.
– Как видите, сэр, – сказала Хэзер, – я точно знаю, с кем связалась.
Она развернулась и, глядя в ошеломленные глаза Стёрнса, добавила:
