Текст книги "Заколдованный замок"

Автор книги: Эдит Несбит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– Как глупо, – проворчал Джеральд, – Мы-то ведь так и не узнаем, видел он сэра Руперта или нет.

– Мы обо всем узнаем утром – когда он прибежит снимать замок.

Едва решение было принято, как тетушке Мейбл вдруг срочно понадобилась любимая племянница, а остальные трое превесело отправились домой.

Но прежде, чем они покончили с ужином, лорд Ядлинг вновь зашел за ними и объявил:

– Мистер Джефферсон Конвей просил, чтобы мальчики составили ему компанию – он хочет сегодня переночевать в парадной спальне. Постели уже приготовлены. Вы ничего не имеете против? Он, кажется, подозревает, что вы хотите разыграть его, изображая привидение.

Отказаться было невозможно.

В десять часов мальчики улеглись в маленькие белые кровати, казавшиеся совершенно крошечными в большой темной комнате с высоким потолком. Рядом громоздилось гигантское ложе на четырех ножках и с балдахином, отделанным темным плюмажем. Его занял американский миллионер.

– Хорошо бы призрак был ненастоящий, – прошептал Джимми.

– Он и будет ненастоящий, – шепотом ответил Джеральд.

– И вообще, я не хочу, чтобы мне явился сэр Руперт с головой под мышкой, – гнул свое Джимми.

– Никто тебе и не явится. В лучшем случае ты увидишь, как его увидит наш миллионер. Мейбл загадала, чтобы его увидел мистер Джефферсон, а про нас она ничего не говорила. Скорее всего, ты проспишь всю ночь и ничего даже не заметишь. А сейчас закрой глаза, считай до миллиона и не глупи!

Однако, успокаивая младшего брата, Джеральд не забывал о некоторых особенностях кольца и его обладательницы. Едва Мейбл узнала от своей свежеподкрашеной тетушки, что мистер Джефферсон Д. Конвей проведет в парадной спальне эту ночь, она тут же схватилась за кольцо и пожелала, чтобы Сэр Руперт с его головой появился именно в парадной спальне.

Джимми закрыл глаза и начал считать до миллиона. Но он так и не успел досчитать до миллиона, потому что заснул. Брат его заснул тоже.

Их разбудил грохот револьвера и, прежде чем они открыли глаза, им приснилась залитая солнцем терраса и розовые лепестки, разлетевшиеся по прогретым на солнце белым плитам.

Они открыли глаза и увидели темную парадную спальню, шесть высоких свечей, и американца, успевшего напялить на себя рубашку и брюки и сжимавшего в руке еще дымящийся револьвер. Из двери туалетной комнаты выходила фигура в жилете и старинных панталонах, с плоенным воротничком вокруг шеи – но над этим воротничком не было головы! Голова выглядывала из подмышки – правой рукой в нарядном бархатном рукаве призрак бережно прижимал ее к себе. Голова изысканно-вежливо улыбалась. Мальчики, как это ни прискорбно, пронзительно завопили. Американец выстрелил снова. Пуля пробила сэра Руперта насквозь, но тот, не обращая на это ни малейшего внимания, продолжал плавно продвигаться вперед.

Внезапно все померкло у них перед глазами. Очнулись мальчики только утром. Серый утренний свет заглядывал в высокое окно, сильный дождь стучал по оконному стеклу. Американец исчез.

– Где мы?! – вскрикнул Джимми, резко садясь в кровати и запуская пальцы в всклокоченные волосы. – Ой, я все вспомнил! Как это было страшно! Знаешь, я по горло сыт этими чудесами с кольцом.

– Чепуха! – распушил хвост Джеральд. – Мне это даже понравилось. Я ни капельки не испугался. А ты?

– Конечно, нет! – ответил Джимми.

– Наш фокус удался, – решил Джеральд, услыхав от прислуги, что американец позавтракал спозаранку и первым же поездом отбыл в Лондон. – Он поехал продавать другие свои дома, чтобы переселиться сюда. Наконец-то от этого кольца будет хоть какая-то польза.

– Теперь-то вы поверите в наше кольцо, – заговорил Джимми, повстречав лорда Ядлинга в картинной галерее. – Это мы устроили так, что мистеру Джефферсон явилось привидение. Он сказал, что поселится в этом замке, если только увидит привидение, так что, само собой разумеется, мы позаботились об этом.

– Вот как? – переспросил лорд Ядлинг, и голос его прозвучал как-то странно. – Будьте уверены, я чрезвычайно вам обязан.

– Не стоит благодарности, – вежливо возразил Джимми. – Я так и думал, что вы обрадуетесь, да и он тоже.

– Быть может, вам интересно будет узнать, – проговорил лорд Ядлинг, поглубже засунув руки в карманы и глядя на Джимми сверху вниз, – что мистеру Джефферсону Д. Конвею ваш призрак понравился до такой степени, что он разбудил меня сегодня в шесть часов утра, дабы обсудить эту ситуацию.

– Замечательно! – воскликнул Джимми. – Что же он вам сказал?

– Насколько я могу припомнить, он сказал следующее, – все тем же странноватым голосом продолжал лорд Ядлинг: – «Милорд, этот ваш родительский домик просто первый класс. Честно говоря, это то, что я называю „удачным капиталовложением“. Роскошь прямо-таки княжеская, а так и вообще не хуже райского. Полагаю, ваши предки не жалели никаких затрат. Правильные были люди. Они все устроили как надо – каждая мелочь на своем месте и все такое прочее. Мне нравятся ваши ковры, и дубовые панели мне нравятся, а особенно потайная лестница. Но я полагаю, что ваши предки должны были подумать хорошенько и остановиться вовремя». На это я возразил, что, насколько мне известно, они как раз и остановились вовремя. «Нет уж, сэр», – гнул свое наш гость. – «Ваши предки взяли себе моду разгуливать по ночам, причем голова у них находится подмышкой, а не в подобающем ей месте. Будь здесь привидение, которое только вздыхает, или шуршит, или даже потихоньку крадется мимо, я бы выдержал это, и даже поблагодарил бы вас за него, и учел бы это в договоре об арендной плате. Но призрак, которого никакая пуля не берет! Я в него палю, а он знай себе ухмыляется, стоя передо мной с одной шеей – голова-то у него под мышкой, – а мальчишки вопят от страха и падают в обморок прямо в своих кроватках – нет уж, увольте! Я что хочу сказать – если в английской графской семье за высший тон считают иметь такие вот семейные призраки, то, благодарю вас, мне это не подходит!» После чего он уехал в Лондон с первым же поездом.

– Послушайте, – заикаясь выговорил Джимми. – Мне, правда, очень жаль, и, по-моему, мы вовсе не падали в обморок – во всяком случае, я не падал. И потом, мы думали, что все это будет как нельзя кстати. Не огорчайтесь – может быть, кто-нибудь еще и снимет у вас этот замок.

– У меня больше нет богатых знакомых, – сказал Лорд Ядлинг. – Мистер Конвей приехал днем раньше, чем собирался. Если бы не это, вы бы никогда не добрались до него. Не знаю, как вам это удалось, да и знать не хочу. Но это была глупая шутка.

Оба помолчали. Дождь бил в высокое окно.

– Послушайте, – произнес Джимми, и его круглая рожица озарилась новым замыслом и новой надеждой. – Послушайте, лорд Ядлинг, если у вас так плохи дела, то отчего бы вам не продать ваши драгоценности?

– Нет у меня никаких драгоценностей, и хватит ко мне приставать! – не выдержал наконец лорд Ядлинг и, повернувшись к Джимми спиной, хотел было уйти.

– Я имею в виду те драгоценности, которые хранятся в комнате с резными панелями и звездами на потолке, – настаивал Джимми, преследуя по пятам лорда Ядлинга.

– Нет там никаких драгоценностей, – оборвал его лорд. – А если вы опять заведете свою песенку начет кольца, то я вас предупреждаю, молодой человек: полегче. Я уже сыт этим по горло.

– И вовсе это не песенка про кольцо, – Джимми решил не обижаться, поскольку все-таки чувствовал себя виноватым. – Там, в этой комнате, сплошные полки, а на них лежат самые прекрасные семейные драгоценности, какие я только видел на свете. Вы продадите их, и…

– О, нет! – воскликнула мадемуазель, появляясь в дверях галереи. Сегодня она была прекрасна и величественна, словно старинный портрет герцогини. – Вы не продадите семейные драгоценности.

– Да нет у меня никаких драгоценностей, – ответил лорд Ядлинг, поспешно подходя к ней. – Как давно я вас жду!

– Как же, нету! – выскочила из-за спины мадемуазель Мейбл. – Пойдемте с нами – сами увидите!

– Давайте посмотрим, что они хотят нам показать, – потребовала мадемуазель, поскольку лорд Ядлинг по-прежнему не двигался с места. – По крайней мере, это будет занятно.

– Еще как занятно! – подтвердил Джимми.

И они пошли – Мейбл и Джимми впереди, а за ними, держась за руки, шли лорд Ядлинг и мадемуазель.

– Лучше нам держаться за руки, – пояснил лорд Ядлинг. – Раз уж этих детей выпустили на волю, то лучше быть готовым к любым неожиданностям.

Глава двенадцатая

Сколь занятно было бы попытаться передать чувства и мысли лорда Ядлинга, когда тот проходил вслед за Мейбл по залам своего старинного замка, но вся беда в том, что я не знаю и не имею никакой возможности узнать что же он думал в эти минуты. Что-то он, конечно, думал: наверное, он был слегка озадачен и удивлен, и, наверное, ему порой хотелось ущипнуть самого себя, чтобы проверить, не снится ли ему все это. Может быть, в голове у него поочередно всплывало два вопроса: «Не сошли ли они с ума?» и «Не сошел ли я сам с ума?» – но он не знал, каким вопросом заняться в первую очередь, да и как ответить на каждый из них. Ему было ясно, что дети на самом деле верят во все эти причудливые истории. К тому же его желание относительно мадемуазель и впрямь исполнилось, а тут еще появился этот призрак. Наверное, он думал, что… Нет, бесполезно, я просто не имею понятия, о чем он думал на самом деле, а потому мы с вами никогда не узнаем об этом.

Нет у меня никакого ключика и к мыслям мадемуазель. Мне известно только, что она была очень счастлива – но об этом легко догадался бы каждый, кто заглянул бы ей в глаза. Пожалуй, как раз сейчас можно на минутку прерваться чтобы пояснить: ее опекун, отправив мадемуазель в монастырь с тем, чтобы нищий лорд не мог овладеть ее состоянием, решил окончательно обезопасить это состояние, удрав с ним в Южную Америку. Поэтому, «оставшись без средств к существованию», мадемуазель вынуждена была искать работу. Она стала гувернанткой и, когда предоставилась такая возможность, выбрала себе место возле Ядлинг-Тауэрса. Она хотела еще раз повстречаться с лордом Ядлингом, хотя и решила, что он разлюбил ее и покинул навсегда. И вот теперь они встретились. Наверное, она думала именно об этом, когда они шли по его дому, и ее рука покоилась в его руке. Но окончательно поручиться за это я не могу.

А вот мысли Джимми открыты мне словно старая, много раз перечитанная книга. Он думал кратко и решительно: «Теперь-то уж он точно поверит!». Как ни странно, для Джимми важнее всего на свете было наконец-то доказать лорду свою правоту. Он жалел только, что Джеральда и Кэтлин не будет рядом с ним в миг его торжества, но Джеральд и Кэтлин помогали тетушке Мейбл вновь упаковывать мебель в чехлы, и потому не принимали участия в описываемых событиях. И, пожалуй, лучше пока отложить их приход – потому что когда Мейбл гордо произнесла: «Вот!», и остальные, наступая ей на пятки, ворвались в комнату, отделанную резными панелями, последовала какая-то непонятная заминка – и ничего не произошло!

– Здесь где-то была потайная пружина, – бормотала Мейбл, ощупывая стены внезапно вспотевшими руками.

– Где же? – поинтересовался лорд Ядлинг.

– Здесь! – сорвавшимся голосом прошептала Мейбл. – Но я не могу ее найти.

Она и впрямь не могла найти пружину. Другую пружину – ту, что открывала нечто вроде шкафчика под окном – она нашла с легкостью, но кого это могло заинтересовать? Все хотели увидеть драгоценности, а двое из присутствовавших точно знали, что драгоценности должны быть где-то рядом. Но та пружина, которая раздвигала дубовые панели, являя жадным очам драгоценности, которых, пожалуй, хватило бы на то, чтобы выкупить из плена короля – эта главная пружина куда-то подевалась. Ее просто не было там, где она должна была быть. Сомневаться не приходилось – они обследовали всю стену, дюйм за дюймом. Пылкие уверения Мейбл и Джимми замерли, наткнувшись на враждебное молчание. Уши у детей горели, они прятали глаза, боясь повстречаться взглядом со взрослыми. Как нечестно, прямо-таки неспортивно обошлась с ними эта пружина!

– Вот так! – сурово произнес лорд Ядлинг. – А теперь, когда мы покончили с вашей шуткой – если это у вас называется шуткой, – мы можем уйти? С меня достаточно. Верните мне кольцо – я полагаю, оно принадлежит мне, ибо, по вашим же словам, вы нашли его где-то в замке. И чтобы я больше от вас ни одного слова не слышал о колдовстве, кольцах и прочей чепухе!

– Кольцо у Джеральда, – жалобно протянула Мейбл.

– Приведите его сюда, – потребовал лорд Ядлинг. – Отправляйтесь – оба!

Они понуро удалились, а лорд Ядлинг, воспользовавшись их отсутствием, объяснил мадемуазель, как мало значат для него эти драгоценности по сравнению с гораздо более серьезными вещами.

Вскоре четверо ребят присоединились к ним.

– Нам обоим надоела эта история с кольцом, – обернулся к ним лорд Ядлинг. – Верните его мне, и больше мы об этом говорить не будем.

– Я… я не могу его снять, – извинился Джеральд. – Так бывает… Это кольцо часто ведет себя по-свински.

– Я с ним справлюсь, – заявил лорд Ядлинг, но и ему не удалось совладать с кольцом. – Попробуем мыло! – решил он, но четверо из пяти слушателей, внимавших его распоряжениям, прекрасно знали, что мыло тут не поможет.

– Они не верят в драгоценности, – внезапно разнюнилась Мейбл. – А я не могу найти пружину. Я уже все тут ощупала. Мы вместе искали. Она была вот здесь, и…

Произнося эти слова, она машинально притронулось рукой к стене, и в ту самую минуту, когда голос ее заглушили слезы, резные панели раздвинулись, и полки, устланные синим бархатом и нагруженные драгоценностями открылись потрясенному взору лорда Ядлинга и его будущей жены.

– О Боже! – воскликнул лорд Ядлинг.

– О Боже! – по-французски повторила мадемуазель.

– Но почему именно сейчас?! – выдохнула Мейбл. – Почему именно сейчас?!

– Это колдовство, – авторитетно пояснил Джеральд. – На самом деле, никакой пружины там нет, и она не работает, когда кольца нет в этой комнате. Ты же помнишь, Феб говорил, что в кольце – средоточие всех чар.

– Давай задвинем панель, уберем кольцо и посмотрим, что получится.

Они тут же провели эксперимент. Джеральд оказался прав («Как всегда!» – заметил позднее он). Когда он вместе с кольцом выходил из комнаты, исчезала и потайная пружина, когда же он возвращался, пружина (к великой радости Мейбл) вновь оказывалась на своем месте.

– Вот видите! – сказала Мейбл лорду Ядлингу.

– Я вижу, что эта пружина устроена чрезвычайно хитроумно, – отвечал несгибаемый лорд. – Я согласен, что вам было не так-то легко ее найти. И если все эти драгоценности настоящие…

– Разумеется, они настоящие! – негодующее фыркнула Мейбл.

– В любом случае, я чрезвычайно благодарен всем вам, – продолжал лорд. – Похоже, за окном прояснилось. После обеда я отправлю вас всех домой. А сейчас я все-таки хотел бы получить это кольцо, если вы ничего не имеете против.

Полчаса палец Джеральда обрабатывали мылом и теплой водой – он покраснел и даже слегка опух, но толку от этого не было. Наконец, лорд Ядлинг в сердцах буркнул какое-то уж вовсе несправедливое словцо, а Джеральд, не на шутку разозлившись, крикнул:

– Да я сам бы хотел, чтобы это проклятое кольцо слезло с моего пальца! – И, само собой, в ту же секунду оно «как по маслу» съехало с пострадавшего пальца.

– Благодарю вас, – промолвил лорд Ядлинг.

– Ну вот, теперь он думает, что я все это устроил нарочно, – пожаловался Джеральд, когда, вернувшись домой, они обсуждали все происшествия дня, уплетая консервированные ананасы (одна банка на всех) и распивая лимонад (по бутылке на каждого). – Никогда не знаешь, чего ждать от взрослых. Он не так уж спешил закладывать коляску, когда мадемуазель решила вернуться вместе с нами. Но мне он нравился больше, пока был просто бейлифом. Судя по всему, он теперь будет вести себя так, что нам это не слишком придется по душе.

– Он сам не знает, что с ним происходит, – откинувшись назад, произнесла Кэт. – Это колдовство действует – ты же сам говорил, что это вроде кори. Сам вспомни, как злилась Мейбл, когда стала невидимкой.

– Да уж! – подтвердил Джимми.

– С одной стороны, это так, – постарался быть объективным Джеральд, – но, с другой стороны, он влюблен, а влюбленные всегда сильно глупеют. Мне один приятель в школе рассказывал, что его сестра совершенно свихнулась после помолвки – а до того она была вполне свойским парнем.

За чаем и ужином председательствовала сияющая мадемуазель – прекрасная, словно девушка на рождественской открытке, проказливая, как мартышка, и ласковая, как кошечка. Вы бы тоже могли быть такими хорошими и ласковыми, если бы только захотели. Настало время завтрака – и снова были улыбки, шутки, прелесть и обаяние. Затем пришел лорд Ядлинг. Влюбленные устроились в гостиной, ребята же из деликатности ушли в классную комнату, но когда через некоторое время Джеральд, поднимаясь по лестнице в свою комнату (ему понадобился карандаш), спугнул Лиз, чье ухо прямо-таки приросло к замочной скважине, он решил ненадолго задержаться у двери.

Джеральд уселся на лестнице, раскрыв книжку: отсюда он не смог бы разобрать ни слова из разговора в гостиной, но зато ему была отлично видна дверь, возле которой уже не оставалось места для любопытных ушей. Поэтому, когда дверь гостиной внезапно распахнулась, Джеральд отчетливо увидел, как лорд Ядлинг, покачиваясь, вышел из нее. «Наш юный герой (как он сам позднее передавал эти события) деликатно кашлянул, чтобы обозначить свое присутствие», но лорд Ядлинг не услышал его. Ощупью, словно во сне, он добрался до вешалки, запутался в плащах и зонтиках, добыл наконец свою соломенную шляпу, отчужденно посмотрел на нее, надвинул ее себе на лоб, вышел и с грохотом захлопнул за собой дверь.

Дверь гостиной осталась распахнутой, и Джеральд, выбравший себе такую позицию, чтобы не слышать разговора за закрытой дверью, теперь отчетливо различал все доносившиеся из гостиной звуки – а ими, к его испугу и огорчению, оказались всхлипывания. Мадемуазель плакала.

– Ну и ну! – вздохнул он. – Не много же времени им понадобилось – уже поссорились! Надеюсь, меня никогда не угораздит влюбиться!

Впрочем, времени на то, чтобы поразмыслить о собственном будущем, у него уже не оставалось. В любой момент на лестницу могла ворваться Лиз. Уж она бы без запинки прошла бы в гостеприимно приоткрытую дверь, лишь бы проникнуть в священную тайну скорби мадемуазель. Джеральд решил, что уж лучше он сам потревожит ее. Осторожно ступая по истрепанному зеленому коврику, покрывавшему ступени лестницы, он дошел до гостиной, вошел внутрь и надежно прикрыл за собой дверь.

– Все кончено! – прошептала мадемуазель, спрятав лицо в подушку дивана (кто-то из прилежных учениц изукрасил эту подушку белыми лилиями на красном фоне). – Он не может жениться на мне.

Не надо у меня спрашивать, как Джеральду удалось войти в такое доверие к горюющей невесте. Как я говорила в самом начале книги, он умел отлично обходиться со взрослыми, если только того хотел. Он держал ее за руку так же нежно, как если бы она была его родной матерью, у которой страшно разболелась голова. Он говорил ей: «Ну, будет!», и «Не надо плакать!», и «Все обойдется, вот увидите!» так ласково, как только умел. Он даже попытался погладить ее по спине, и все это время уговаривал ее поведать ему о своем горе.

Он просил ее «рассказать ему все» вовсе не из любопытства. Джеральд был почти уверен, что если случилась по-настоящему большая беда, то, скорее всего, это произошло из-за кольца. И снова (или, скорее, «как всегда») Джеральд оказался прав.

История, рассказанная мадемуазель, была и вправду необычной. Прошлой ночью лорд Ядлинг вышел в парк – подумать, помечтать о…

– Я понимаю, – сказал Джеральд, – а кольцо по-прежнему было у него на пальце. И он увидел…

– …Он увидел, как ожили статуи, – рыдала мадемуазель. – Его мозг был потревожен теми нелепыми историями, которых вы ему рассказали. Он видел Аполлон и он видел Афродит живыми в мраморе. Он захотел себе быть статуя. И он стал сумавшедший – он представлять себе ваша история об остров была правда, и он упал в озеро и поплыл с животными из ковчега де Ной и ел с богами на остров. На рассвете его безумие стало меньше. Он думал все боги исчезать. Но он сам – нет. Он думал, он статуя, он прятался от садовников в своем саду до девяти минус четверть. Тогда он думал желать себе не быть статуя и он понял, что он снова плоть и кровь. Это только страшный сон, но вы вскружили ему голова своими сказками. Он говорит, это не был сон, но он глупый… Нет, не глупый – как это? – сумасшедший, а сумасшедший не может жениться, и нет никакой надежды и я в отчаянии и нет смысла жить!

– Есть смысл! – торжественно уверил ее Джеральд. – Уверяю вас, и смысл есть, и надежда! Все в порядке, и совсем не надо отчаиваться. Он вовсе не сумасшедший, и ему ничего не приснилось. Это волшебство. Это все было на самом деле.

– Волшебство не существует, – простонала мадемуазель. – Он сумасшедший. Он слишком обрадовался, увидев меня обратно после столько долго!

– А он разговаривал с богами? – мягко спросил Джеральд.

– Это самое плохое сумасшествие из всех его фантаси! Он говорит, Меркюр назначил ему рандеву завтра в каком-то храме, когда поднимается луна!

– Правильно! – вскричал Джеральд. – Все верно! Дорогая моя, милая, добрая, прекрасная мадемуазель Рапунцель, не будьте же такой глупой маленькой плаксой! – Тут он спохватился, вспомнив, что слова, которыми он привык утешать Кэтлин в ее расстроенных чувствах, не вполне годятся в данной ситуации, и поспешно добавил: – Я имею в виду, не плачьте просто так, без всякого повода, как некоторые дамы. Завтра он пойдет в этот храм. Я пойду в этот храм. Вы пойдете в этот храм – все пойдут. Понимаете, он пойдет, и вы пойдете, и все пойдут! И вот увидите, все будет просто замечательно. Он поймет, что он совсем не сумасшедший, и вы поймете все, совершенно все! Возьмите мой платок – он, кстати, совсем чистый, я его еще и не разворачивал. Ох! Да перестаньте же плакать – вы такая прекрасная, такая добрая, а он вас так долго ждал!

Весь этот поток красноречия пролился не напрасно. Он приняла из его рук платок, всхлипнула в последний раз, вытерла глаза и попыталась улыбнуться:

– Ах, негодник! Это вы сыграли с ним какую-нибудь шутку, как в тот раз с привидением?

– Я не могу вам сейчас все объяснить, – ответил ей Джеральд. – Но я даю вам самое настоящее британское слово чести – пусть вы даже и француженка, но вы ведь знаете, что такое британское слово чести, верно? – что все будет так, как вы хотите. Я еще ни разу не говорил вам неправду. Почему же теперь вы не хотите мне поверить?

– Как это ни странно, – произнесла она, вытирая глаза, – но я верю тебе. И она вновь поцеловала его, как в тот раз, а он снова не успел увернуться. Правда, в этот час скорби он, наверное, счел неджентльменским отказать ей в столь маленьком удовольствии.

– Ей это нравится, а мне не так уж и противно, разве что самую малость, – примерно так подумал он.

До восхода луны оставалось совсем немного времени. Француженка (впадавшая поочередно то в надежду, то в отчаяние, но в любом случае полная решимости отправиться к лорду Ядлингу, будь он даже безумен как мартовский заяц) и четверо детей – Мейбл они успели вызвать срочным письмом – медленно шли по влажной траве. Луна еще не взошла, но предварявший ее свет уже смешался на небесах с пурпуром заката. Запад отяжелел грозовыми облаками, восток, ожидавший появления луны, был ясен, словно гладь озера.

Они пересекли лужайку, прошли березовую рощу, пробрались сквозь низкие заросли кустарника и наконец вышли к одной из ровных площадок, рядом выстроившихся на пологой вершине большого холма. Здесь наличествовало кольцо, составленное из крупных, странного вида камней, в самом центре которого высился большой плоский камень – одинокий, обособленный от других, полный скрытого значения и наверняка хранящий память о давно забытых верованиях и ритуалах. Что-то темное двигалось в середине круга. Француженка, оторвавшись от своих спутников, бросилась вперед и ухватила темную фигуру за руку. Это был лорд Ядлинг, который тут же попросил ее уйти.

– Нет, нет, ни за что! – закричала она. – Если вы сумасшедший, я тоже сумасшедшая! Я верю в эту историю, которую рассказали дети. Я здесь, чтобы быть с тобой, чтобы увидеть с тобой, чтобы увидеть то, что покажет луна.

Дети остановились у плоского камня. Они молча держались за руки, покоренные тайной и колдовством, прозвучавшими в голосе юной женщины, к которому они прислушивались, хотя и запрещали себе слушать.

– Ты не боишься? – спросил лорд Ядлинг.

– Бояться? С тобой? – рассмеялась она.

Он обнял ее рукой за плечи, и дети услышали, как она вздохнула.

– Все-таки ты боишься, любимая, – повторил он.

Джеральд решительно направился к ним.

– Тот, кто наденет кольцо, не будет бояться, – сказал он. – Извините, но нам тут слышно каждое слово.

Она снова рассмеялась.

– Ну и пусть! – сказала она. – Вы ведь знаете, что мы любим вас.

Лорд надел кольцо ей на палец, и они молча стали ждать. Белый фланелевый рукав его костюма был почти незаметен на фоне ее светлого платья. Они казались единой статуей, вырезанной из мрамора.

Легкий серый свет коснулся круглого отверстия в земле и пошел чуть вбок. Само отверстие превратилось в круг света, и лунный луч пронзил этот круг насквозь, пройдя через серую зелень отмеченного камнями круга, а когда луна поднялась выше, лунный луч ушел глубоко вниз. Дети пятились и отступали, пока не наткнулись на двоих влюбленных. Лунный луч искривлялся все сильнее и сильней. Вот он коснулся дальнего края камня, затем подполз к его центру – и вдруг вошел в самое средоточие камня, который, в свою очередь, был средоточием круга. Его прикосновение освободило какую-то тайную пружину, и наружу вырвался целый сноп света. Все вокруг переменилось – вернее, обрело свою суть. Тайн не стало. Замысел мироздания стал ясен им, как первое «два плюс два», которое детская рука выводит неуклюжими каракулями в своей первой глянцевой тетрадке. Единственное, что вызывало недоумение, так это то, как вообще можно было недоумевать в этой жизни. Пространство исчезло, весь мир, все, что вы когда-либо видели во сне или о чем мечтали, был здесь. Времени не было – в этот миг соединилось все, что вы когда-либо делали прежде или только мечтали совершить. Это место стало центром вселенной – оно стало самой вселенной. Неугасимый свет открыл им неизменную суть всех вещей.

Ни один из шести человек, видевших восход луны, не мог бы понять, что при этом происходит со временем. Лишь на один миг лунный луч остановился в самом центре центрального камня. Но за этот миг многое успело произойти.

С той высоты, на которую они забрались, им был виден лежавший вдалеке тихий парк, уснувшие сады и множество фигур, приближавшихся к ним из серой зелени парка и сада.

Впереди двигались огромные животные, те странные создания, которые населяли некогда молодую землю, огромные крылатые ящерицы (живущие в наших сказках под именем драконов), мамонты и огромные птицы – все они вскарабкались по склону горы и устроились с внешней стороны кольца. А затем, не из сада, но откуда-то из страшной дали явились каменные боги Ассирии и Египта, бычеголовые и крылатые, с головой ястреба или с профилем кошки, каменные, но живые и полные сил; за ними следовали причудливые фигуры, сошедшие с башен соборов, ангелы, сложившие крылья, животные, широко простирающие крыла, сфинксы, идолы южных морей и – наконец! – изящные мраморные боги и богини, пировавшие на острове и приглашавшие детей и лорда Ядлинга на эту встречу. Все молчали. Каждая каменная фигура радостно и тихо входила в это кольцо разума и света, как наигравшиеся дети тихонько возвращаются через приоткрытую дверь к домашнему очагу.

Дети заготовили к этому дню множество вопросов. Им ведь обещали, что на все вопросы будет отвечено. Но никто не произносил ни слова, потому что все присутствующие вошли в круг подлинного волшебства, где все понятно без слов.

Позже никто из них не мог припомнить, как именно все происходило. Они знали только, что побывали в каком-то месте, где все было прекрасно и все давалось легко. И когда наутро они попытались припомнить события этой ночи, они обнаружили, что в памяти у каждого хоть что-нибудь да осталось.

Каменные существа теснее обступили камень. Изливавшийся из него свет внезапно рассыпался во все стороны, как разлетаются капли водопада, обрушивающегося с большой высоты. Вся толпа оказалась залитой сияющей белизной. Все кругом затихло.

Затем какое-то волнение всколыхнуло толпу. Все лица – птичьи, звериные, мраморные, чудовищные, человеческие, детские, взрослые, полные любви – запрокинулись вверх, и свет ударил им в глаза, и единый вопль вырвался из каждой глотки:

– Свет! Свет! – восклицали они, и их слитный голос был подобен слитному рокоту волн. – Свет!

Свет исчез, и сон, словно легкая морская зыбь, подхватил тех, кто не был бессмертен на земле.

Трава стала влажной и холодной, тучи укрыли луну. Влюбленные и дети стояли, тесно прижавшись друг к другу, – не от страха, но от любви.

– Я хочу пойти в ту пещеру на острове, – тихо сказала девушка.

Тихо ступая в ночной тишине, они спустились к лодочному домику, отомкнули заржавевшую цепь и погрузили весла в полную звезд и кувшинок воду. Они приплыли на остров и нашли те ступени.

– Я захватил с собой свечи, – объявил Джеральд. – Так, на всякий случай.

При свете припасенных Джеральдом свечей они вошли в зал Психеи, а там по-прежнему сиял свет, исходивший от ее лица, и все было точно так же, как в первый раз.

Это был Зал Сбывшихся Желаний.

– Кольцо! – прошептал лорд Ядлинг.

– Это волшебное кольцо, которое много лет тому назад досталось смертным, – ответила его возлюбленная. – Это кольцо дама из моего рода отдала твоему прародителю, дабы он построил ей точно такой дворец, какой был у нее, и создал сад, подобный французскому саду. Этот замок был создан его любовью и волшебством кольца. Но она умерла, так и не увидев его – такой ценой оплачивается колдовство.

Должно быть, эти слова мадемуазель произнесла по английски, иначе дети просто не смогли бы понять ее, но на этот раз она говорила совсем не так, как обычно.

– Это кольцо требует платы за колдовство, когда им пользуются взрослые, – продолжала она. – Ты уплатил за мое появление страхом безумия. Но одно желание исполняется безнаказанно.

– И это…

– …Последнее, – подтвердила она. – Должна ли я произнести его?

– Да. Да, пожалуйста, – в один голос сказали все.

– Я хочу, – начала невеста лорда Ядлинга. – Я хочу, чтобы все волшебство, совершенное с помощью этого кольца, исчезло, а само кольцо отныне и навсегда было только любовью, связующей нас навеки – меня и тебя!