Текст книги "Тарзан (Сборник рассказов)"

Автор книги: Эдгар Райс Берроуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 166 (всего у книги 189 страниц)

VI. ВОЗМЕЗДИЕ И МИЛОСЕРДИЕ

Часом позже Шита-пантера охотилась и случайно взглянула на голубое небо. Ее внимание привлек Ска-гриф, медленно кружившийся над кустом примерно на расстоянии мили. Целую минуту желтые глаза следили за полетом отвратительной птицы. Они видели, как Ска нырял и взмывал вверх в зловещем кружении. Движения Ска были понятны Шите. Она догадалась, что гриф парит над кем-то живым: либо над зверем, пожирающим добычу, либо над умирающим животным, на которого не решается напасть. В любом случае для Шиты это означало мясо, поэтому осторожная кошка двинулась окольным путем, мягко ступая своими низкими с подушечками лапами. Ее движения были бесшумны, ни птица, ни жертва не должны заметить ее приближения. Затем, принюхиваясь к каждому дуновению легкого ветерка, Шита-пантера осторожно поползла вперед. Вскоре ее острый нюх уловил запах человека – Тармангани.

Шита остановилась. Она не охотилась на людей, до этого она избегала неприятного соседства, но в последнее время начала привыкать к людям, потому что на ее охотничьей территории появилось много солдат. Солдаты распугали всю дичь, и Шита была ужасно голодна.

«Видимо, Ска решил, что этот Тармангани беспомощен и уже находится на грани смерти, иначе не кружил бы над своей жертвой с такой настойчивостью», – подумала Шита. Выйдя из густого кустарника, она со злорадством и жадностью уставилась своими желто-зелеными глазами на тело полуобнаженного гиганта Тармангани, лежащего лицом вниз на узкой тропе.

x x x

Нума, насытившись, схватил обглоданную тушу лошади Берты Кирчер за шею и оттащил в кусты. Затем направился на восток к своему логову, где оставил самку. Наевшись, он думал только об отдыхе и шел не таясь, ступая величественно и смело. За поворотом тропы он увидел странную сцену: к лежащему лицом в пыли неподвижному Тармангани осторожно подкрадывалась Шита-пантера. Нума внимательно вгляделся в полуобнаженного гиганта и узнал его. Лев издал тихое рычание-предупреждение: это был его Тармангани. Положив лапу на спину Тарзана, Шита резко обернулась, чтобы взглянуть на непрошенного гостя.

О чем думали эти звери? Кто может сказать? Пантера, казалось, взвешивала, стоит или не стоит вступать в схватку, чтобы отстоять добычу. А Нума? Может, им овладела мысль о праве собственности? Тармангани принадлежал ему, или он – Тармангани? Разве не великая белая обезьяна унизила его и подчинила себе? Но, с другой стороны, он же и накормил его? Нума вспомнил страх, который испытывал перед человеком-обезьяной и его острым копьем, но у животных страх вызывает скорее уважение, нежели ненависть, поэтому Нума признал, что уважает человека, заставившего его испытать страх.

Нума не собирался нападать, но вид Шиты, осмелившейся оспаривать его права, разжег в нем ярость. Его глаза налились злобой, хвост нервно вздрогнул, и с устрашающим рычанием лев бросился на противника.

Атака была столь стремительной, что Шита не успела ни убежать, ни увернуться. При первом же ударе Шита была сокрушена, и, хотя она успела упасть на спину, намереваясь распороть когтями задних лап брюхо льва, Нума опередил ее, через секунду могучие челюсти сомкнулись на горле пантеры, и все было кончено. Лев встал, встряхнулся, взглянул на изувеченный труп Шиты. Его лоснящаяся шкура на боку была поцарапана, и хотя рана оказалась незначительной, вид крови привел победителя в бешенство. Он схватил труп своего врага и бросил его в сторону. Затем Нума подошел к неподвижному телу, обнюхал его с головы до ног, перевернул лицом вверх и лизнул шершавым языком.

Тарзан открыл глаза. Над ним возвышался огромный лев, его горячее дыхание било в лицо, шершавый язык лизал щеку. Человек-обезьяна часто оказывался на волосок от гибели, но никогда еще смерть не стояла так близко. Однако, постепенно приходя в себя, Тарзан начал узнавать льва и понял, что тот не собирается нападать, по крайней мере, сию минуту.

Положение человека-обезьяны было затруднительным. Нума стоял над ним, широко расставив лапы. Чтобы приподняться, нужно было оттолкнуть льва, а позволит ли он это сделать – оставалось неясным. Ведь зверь мог считать человека уже мертвым, и в этом случае малейшее движение давало повод для нападения.

Тарзан устал ждать. Кроме того, ему не давала покоя мысль о шпионке, которая так подло обманула его и скрылась.

Теперь Нума смотрел ему прямо в глаза, явно сознавая, что он живой. Лев наклонил голову и тихо заурчал. Тарзану были знакомы эти звуки, они не выражали чувство гнева или голода. Ободренный, Тарзан решил действовать.

– Подвинься, Нума! – приказал он и, положив ладонь на рыжевато-коричневатое плечо, отодвинул льва в сторону. Затем быстро вскочил на ноги, предусмотрительно положив ладонь на рукоятку ножа, и замер в ожидании. Только теперь он увидел растерзанное тело Шиты. Он повнимательнее присмотрелся к Нуме, заметил его рану на боку и понял, как развивались события. Невероятно! Нума спас ему жизнь!

Это казалось неправдоподобным, но факты свидетельствовали об обратном. Он повернулся ко льву без страха и осмотрел царапину. Когда Тарзан склонился над ним, Нума благодарно потерся своим зудящим ухом об обнаженное смуглое плечо. Человек-обезьяна на прощание похлопал его по огромной голове.

Тарзан быстро обнаружил следы девушки. Они вели на восток. И только сейчас Тарзан заметил, что медальон, который висел у него на груди, исчез. Его лицо не выразило никакой злобы, он лишь слегка сжал челюсти, а когда Тарзан ощупал шишку на затылке, легкая усмешка пробежала по его губам. Он не мог не признать, что его здорово надули. Чтобы сделать то, что удалось сделать ей, нужно было обладать немалым мужеством. Пуститься в дорогу по незнакомой местности с одним пистолетом – это был храбрый поступок. Тарзан уважал мужество. Он был достаточно взрослым и умным, чтобы признать это, и восхищался мужеством даже немецкой шпионки. Но, в свою очередь, это качество дополняло ее сообразительность и находчивость и делало девушку еще более опасной, поэтому необходимо было как можно быстрее догнать ее и нейтрализовать. Тарзан решил перехватить ее на пути в Вильгельмсталь и пошел размашистой быстрой походкой, так он мог идти часами без признаков усталости.

Девушка не могла добраться до города менее, чем за два дня, поскольку впереди лежало добрых тридцать миль, и часть пути проходила по холмистой местности. Когда Тарзан подумал об этом, до его слуха неожиданно донесся звук паровозного гудка. Это означало, что движение по железной дороге, прерванное на несколько дней, возобновилось. И если Берте Кирчер удалось выйти к железнодорожной ветке, теперь ей ничего не стоило остановить поезд, идущий на юг. Тарзан бросился по следам вперед и вскоре вышел к колее. Тут следы обрывались. Вдали послышался шум уходящего поезда, и Тарзан понял, что его предположения подтвердились. Ничего не оставалось делать, как идти в Вильгельмсталь пешком в надежде встретить там Фрица Шнайдера, Берту Кирчер и вернуть свой медальон.

Было уже темно, когда Тарзан добрался до окраины Вильгельмсталя. Он бродил по пригороду, размышляя, как может почти обнаженный белый человек пройти по улицам, не вызвав подозрений. Город хорошо охранялся – Тарзан заметил множество сторожевых постов.

Продвигаясь вперед ползком, используя малейшие укрытия, замирая в неподвижности, когда часовой поворачивался к нему лицом, Тарзан добрался до спасительной тени дома, расположенного в самом конце улицы. Вдруг послышалось сердитое рычание, прямо на него шла большая собака, угрожающе оскалив клыки. Тарзан неподвижно стоял у дерева. Он видел свет в окнах и людей в форме, сновавших взад-вперед. Он надеялся, что собака не залает. Собака не залаяла, а зарычала еще более грозно. В этот момент открылась задняя дверь, и на порог вышел человек в офицерской шинели. Собака бросилась на Тарзана. Это было крупное животное, почти как Данго-гиена, и набросилось оно со свирепостью Нумы-льва. Когда собака приблизилась, Тарзан наклонился, и она стрелой метнулась к нему, целясь в горло, но перед ней стоял не человек. Ее стремительность не могла сравниться со стремительностью Тармангани: зубы клацнули, хватая пустоту, а стальные пальцы уже сжимали шею собаки. Она успела издать лишь удивленный визг и, бездыханная, упала на землю. В то же время голос из открытой двери позвал:

– Симба!..

Ответа не было. Повторив зов, человек спустился со ступенек и направился к дереву. Тарзан рассмотрел высокого широкоплечего немецкого офицера. Человек-обезьяна затаился в тени -древесного ствола. Немец подходил, все еще окликая собаку. Когда расстояние между ними сократилось до десяти футов, Тарзан бросился на него, как бросается Сабор-львица на свою жертву. Стремительностью атаки и весом собственного тела человек-обезьяна сбил противника с ног, и после недолгого сопротивления тот затих рядом с бездыханным трупом собаки.

Когда Тарзан стоял над поверженным врагом, сожалея, что не может издать свой победный клич, вид военной формы подсказал ему способ, с помощью которого можно было бы безбоязненно пройти через весь Вильгельмсталь. Через десять минут со двора дома вышел высокий широкоплечий офицер и направился вдоль по улице. Идущие навстречу не догадывались, что под немецкой шинелью билось сердце дикаря, пылающее ненавистью к гуннам. Прежде всего Тарзан решил разыскать гостиницу, ибо там рассчитывал обнаружить Берту Кирчер. А где будет Берта Кирчер, там будет и Фриц Шнайдер. Кем он ей доводился? Коллегой по работе? Любовником? Или тем и другим одновременно?

Наконец Тарзан разыскал гостиницу – низкое двухэтажное здание с верандой. Окна обоих этажей ярко светились, и Тарзан хорошо видел находящихся внутри людей, в основном военных. Человек-обезьяна хотел войти в холл и порасспрашивать о тех, кого искал, но затем решил сначала произвести разведку. Он обошел здание, заглядывая в окна первого этажа, но никого из нужных ему людей не обнаружил. Затем взобрался на веранду и продолжил исследование на уровне второго этажа.

Окна угловой комнаты были задернуты шторами. Тарзан уловил внутри чьи-то шаги и заметил смутный силуэт. Ему показалось, что это женщина. Он подполз к окну и прислушался. Судя по голосам, там находились мужчина и женщина, но слов Тарзан не мог разобрать, так как они разговаривали шепотом.

В соседней комнате было темно. Тарзан подполз к окну, подергал шпингалет и прислушался. Все тихо. Он осторожно открыл раму и снова прислушался – абсолютная тишина. Перекинув ногу через подоконник, Тарзан проскользнул внутрь и быстро огляделся. Никого. Подойдя к двери, он выглянул в коридор. Коридор был пуст. Тарзан вышел и подкрался к двери соседней комнаты, где находились мужчина и женщина. Теперь голоса звучали громче, похоже, те двое о чем-то спорили. Говорила женщина:

– Я предъявила медальон, как мы и условились с вами и генералом Крафтом. Это – мой опознавательный знак, никаких других удостоверений личности я не ношу. Вы должны передать мне бумаги и оставить меня в покое. Что вам еще надо?

Мужчина что-то тихо ответил, но Тарзан не разобрал слов. Вновь зазвучал женский голос, но теперь в нем слышались нотки презрения, а, возможно, и страха.

– Вы не посмеете этого сделать, капитан Шнайдер! Уберите ваши грязные руки!

Тарзан распахнул дверь и вошел в комнату. Там он увидел немецкого офицера, который, обхватив одной рукой Берту Кирчер за талию, пытался ее поцеловать. Девушка отчаянно сопротивлялась, и по мере того, как губы мужчины приближались к ее губам, она все сильнее выгибалась назад.

Услышав звук открывшейся двери, Шнайдер оглянулся. При виде странного офицера он выпустил девушку и выпрямился.

– Что означает это вторжение, лейтенант? – требовательно спросил он, взглянув на погоны вошедшего. – Немедленно покиньте помещение!

Тарзан не произнес членораздельного ответа, но в комнате раздалось тихое грозное рычание, от которого у девушки по телу пробежали мурашки, а лицо гунна побледнело. Он выхватил пистолет, но через мгновение оружие полетело через окно во двор.

– Вы – гауптман Шнайдер? – спросил Тарзан у немца.

– Ну и что с того? – пробурчал тот.

– Я – Тарзан из племени обезьян! – ответил Повелитель джунглей. – Теперь вы знаете, зачем я пришел?

С этими словами он сбросил офицерскую шинель, обнажив свой могучий торс. Теперь и девушка его узнала.

– Уберите вашу руку от пистолета, – предупредил он ее. Ладонь замерла в воздухе. – Теперь подойдите сюда. – Девушка безропотно повиновалась. Тарзан вынул ее пистолет из кобуры и выкинул в окно. Затем повернулся к Шнайдеру, чье лицо было покрыто смертельной бледностью. Наконец-то он отыскал настоящего убийцу, наконец-то его жена хоть частично будет отомщена – никогда Тарзан не сможет отомстить за ее смерть полностью.

– Что вам от меня надо? – спросил Шнайдер.

– Вы заплатите за то, что совершили в маленьком бунгало в стране Вазири! – сказал Тарзан и, обратившись к девушке, спокойно добавил: – А вы не подходите близко, сейчас Тарзан из племени обезьян будет убивать!

Шнайдер взмолился:

– У меня жена, дети, не убивайте меня, я ни в чем не виноват!

– Вы умрете так, как умирают все вам подобные: с кровью на руках и с ложью на устах, – ответил Тарзан и двинулся на немца.

Гауптман Шнайдер, крупный плотный человек, был примерно одного роста с Тарзаном, но значительно тяжелее. Поняв, что угрозы и мольбы бесполезны, он приготовился к бою, как борются за жизнь загнанная в угол крыса и все животные, подчиняясь главному инстинкту природы.

Набычив свою большую голову, он бросился на человека-обезьяну, и они сцепились в центре комнаты. На короткий миг противники замерли, обхватив друг друга, но вскоре Тарзану удалось повалить своего врага спиной на стол. Не выдержав тяжести двух борющихся тел, стол рухнул.

Девушка стояла, забившись в угол, и наблюдала за схваткой расширившимися от страха глазами. Она видела, как двое мужчин катаются по полу, с ужасом слышала тихое рычание, срывающееся с губ человека-обезьяны. Шнайдер пытался схватить своего противника за горло, Тарзан норовил впиться ему в шею зубами.

Шнайдер, кажется, тоже понял это и удвоил усилия. Наконец, ему удалось оказаться сверху и вырваться из стальных объятий. Он вскочил на ноги и рванулся к окну, но не успел он перевалиться через подоконник, как тяжелая рука схватила его за плечо и отбросила назад. Шнайдер отлетел через всю комнату к противоположной стене. Тарзан бросился за ним, и они снова схватились, нанося друг другу ужасные удары. В конце концов Шнайдер не выдержал и завопил: «На помощь! На помощь!»

Тарзан схватил немца за горло и вытащил свой охотничий нож. Шнайдер стоял спиной к стене, и, хотя колени его подгибались, в таком положении его удерживал Тарзан. Он поднес острие ножа к животу немца.

– Так ты зарезал мою жену, – прошипел человек-обезьяна, – так сдохнешь и сам! Девушка кинулась вперед.

– О Боже, нет! – вскричала она. – Только не это! Вы мужественный человек, вы не можете быть таким зверем!

Тарзан обернулся.

– Что ж, – сказал он. – Пожалуй, вы правы, я не немец и не могу поступать, как они.

С этими словами Тарзан поднял лезвие и вонзил его прямо в сердце Фрица Шнайдера. Хлынула кровь. Задыхаясь, немец успел прошептать:

– Я не делал этого! Он не тут… Тарзан вновь повернулся к девушке и требовательно протянул руку.

– Мой медальон, – сказал он.

Девушка жестом указала на труп Шнайдера.

– Он у него.

Тарзан обыскал немца и нашел медальон.

– А теперь, – продолжил он, – документы. Безропотно девушка передала ему сложенные бумаги. Он долго стоял и смотрел на нее, прежде чем вновь заговорить.

– Я пришел также и за вами, – промолвил он. – Я не могу забрать вас с собой. В этом случае я собирался убить вас, так как поклялся уничтожать всех представителей вашей нации, но вы были правы, когда сказали, что я не такой зверь, как этот убийца женщин. Я не смог убить его тем же способом, каким он убил мою жену, тем более не смогу лишить жизни вас – женщину.

Он подошел к окну и спустя миг растворился в темноте. После этого фрейлейн Берта Кирчер быстро подошла к трупу, распростертому на полу, сунула руку в потайной карман и вытащила маленький листок бумаги. Она надежно спрятала его и лишь затем подошла к окну и позвала на помощь.

VII. ЗОВ КРОВИ

Тарзан из племени обезьян корил себя за то, что пощадил Берту Кирчер, немецкую шпионку. Он, который убил гауптмана Шнайдера и молодого лейтенанта фон Госса; он, который разными способами отомстил убийцам, грабителям и насильникам, орудовавшим в его бунгало в стране Вазири. Осталось расквитаться с последним офицером – лейтенантом Обергатцем – но тот как в воду канул. По слухам, немцы послали его то ли в Африку, то ли обратно в Европу. Уточнить его местонахождение не удалось, те, у кого он справлялся, либо ничего толком не знали, либо не желали разглашать военную тайну.

Тарзан никак не мог объяснить своего поведения по отношению к Берте Кирчер. Он стыдился своей слабости, несмотря на то, что содержащиеся в захваченных документах сведения позволили англичанам сорвать немецкое фланговое наступление. Человек-обезьяна не переставал досадовать на себя, ибо подспудно подозревал, что, доведись ему вновь встретить Берту Кирчер, он снова не сумел бы причинить ей зла, как это случилось в ту ночь в Вильгельмстале.

Бичуя себя за непростительную слабость, Тарзан мотивировал свой поступок тлетворным влиянием цивилизации. В глубине души он презирал как собственно цивилизацию, так и ее представителей – и мужчин, и женщин. Будучи существами слабыми, порочными, лицемерными и тщеславными, они резко отличались от своих простодушных и примитивных диких сородичей из джунглей. И вместе с тем в большом сердце человека-обезьяны наряду с презрением коренилось и другое сильное чувство – любовь и преданность, которые он испытывал к своим друзьям из цивилизованного мира.

Воспитанный диким зверем и выросший среди лесных животных, Тарзан не спешил сближаться с кем бы то ни было. Знакомых у него были сотни, друзей же наперечет. Ради последних он не задумываясь отдал бы жизнь, как, впрочем, и они за него. Но в британских войсках, расположенных в Восточной Африке, у Тарзана не было ни одного друга. К тому же, он устал от жестокости и бесчеловечности людей, ведущих войну, и в итоге решил последовать настойчивому зову джунглей, тем более, что военные действия в Восточной Африке шли к своему завершению, а значит, его дальнейшие услуги англичанам вряд ли понадобятся.

Моральных обязательств по отношению к англичанам Тарзан не имел, так как не принимал присяги, а потому он исчез из британского лагеря столь же неожиданно и внезапно, как и появился несколько месяцев тому назад.

В свое время Тарзан не раз наведывался к диким собратьям, однако всякий раз возвращался в цивилизованный мир к своей любимой жене. Но теперь, когда ее не стало, он решил окончательно порвать с людьми и до конца своих дней жить среди зверей, к которым сызмальства испытывал духовную близость.

Перед ним раскинулась безлюдная дикая местность без каких-либо следов цивилизации, где, судя по всему, не ступала нога человека. Перспектива стать первопроходцем не пугала, а, наоборот, влекла к себе Тармангани, в жилах которого текла благородная кровь, побуждающая к поискам и новым открытиям, благодаря чему большая часть Земли стала обитаемой.

Вопрос о пропитании и воде, имевший бы первостепенное значение для любого путешественника, перед Тарзаном не вставал. Дикая местность была для него естественной средой, которую он знал как свои пять пальцев. Подобно любому обитателю джунглей, он мог почуять воду с большого расстояния, а там, где мы с вами умерли бы от жажды, человек-обезьяна безошибочно нашел бы место, где копать, чтобы добыть живительную влагу.

В течение нескольких дней Тарзан шел по земле, богатой дичью и реками. Он не спешил, предаваясь то охоте, то рыбалке. К обитателям джунглей он относился со свойственной ему покровительственной манерой. Встретилась ему и маленькая обезьянка ману, которая сперва осыпала бранью могучего Тармангани, а чуть позже предупредила о том, что впереди в высокой траве притаилась, свернувшись кольцом, змея Гиста. Тарзан поинтересовался у ману, где находятся большие обезьяны – Мангани. Оказалось, что здесь их немного, в это время года они охотятся далеко на севере.

– Но зато здесь есть Болгани, – ехидно сказала ману. – Может, хочешь с ним повидаться?

В голосе ману явно сквозила насмешка, ибо маленькая обезьянка считала, что все живые существа должны трепетать перед могучим Болгани-гориллой. Тарзан выпятил свою широкую грудь и ударил по ней кулаком.

– Я – Тарзан! – воскликнул он. – Тарзан еще в детстве убил Болгани. Тарзан ищет своих братьев мангани, а Болгани пусть поостережется попадаться ему на глаза.

Маленькая ману преисполнилась уважением к отважному собеседнику и решила сообщить ему все, что знала о Мангани.

– Обычно они ходят таким маршрутом, – сказала она, описывая лапкой полукруг и указывая сначала на север, затем последовательно на запад и на юг. – Охотятся Мангани там, – лапка махнула в сторону запада, – но прямого пути туда нет: перед местами охоты лежит мертвая земля, поэтому Мангани обходят ее вкруговую, – ману снова очертила полукруг, и Тарзан понял, какой крюк делают обезьяны, чтобы достичь мест охоты на западе.

Для Мангани это совершенно естественно: они ленивы и не любят быстро передвигаться. Тарзан же решил пойти напрямик, пересечь пустыню и выйти к местам охоты Мангани, скостив при этом две трети маршрута обезьян, которые сперва пойдут на север.

Перевалив через гряду холмов, Тарзан вышел к обширному каменистому плоскогорью, за которым вдалеке виднелась цепь гор. Там, за горами, судя по неуловимым признакам, должно было находиться место охоты Мангани. Тарзан отправится туда, примкнет к обезьянам и поживет у них некоторое время, прежде чем продолжит путешествие к побережью, где стоит маленькая хижина, выстроенная его отцом на краю джунглей возле закрытой гавани.

Тарзан был полон планов. Он расширит хижину, где появился на свет, построит склады, приучит обезьян хранить там запасы на случай голодного года. Он заставит их делать то, что им и не снилось, и племя останется там навсегда, а он, как и в прошлом, снова станет вожаком. Он постарается научить их всему хорошему, чему сам выучился у людей. И все же Тарзан опасался, что его усилия могут пропасть впустую – кому как не ему знать вздорный характер обезьян.

Плоскогорье, которое лежало перед Тарзаном, оказалось чрезвычайно неровным. Его поверхность местами пересекалась глубокими ущельями, на преодоление которых уходило много часов изнурительных усилий. Скудная растительность коричневатых оттенков придавала ландшафту безнадежно-унылый вид. Повсюду, куда хватало взгляда, громоздились валуны, лежавшие в густой пыли, которая поднималась облаками при каждом его шаге. В безоблачном небе светило немилосердное солнце.

Весь день пробирался Тарзан через неприветливую местность, а к вечеру оказалось, что отдаленные горы на западе не приблизились ни на йоту. Ни единого признака живого существа не увидел человек-обезьяна, кроме птицы Ска, служившей дурной приметой и следовавшей за ним без устали с момента его появления в выжженной пустыне.

Никакой живности здесь не существовало, и с заходом солнца Тарзан почувствовал жуткий голод и нестерпимую жажду. Он решил передохнуть, дождаться ночи, чтобы продолжить путь по ночной прохладе, ибо понимал, что даже у его мощного организма есть предел выносливости. Если здесь нет пищи и воды, то и искать бесполезно. Такую безжизненно-унылую землю Тарзан видел впервые в своей любимой Африке. Даже в Сахаре встречаются оазисы, здесь же – ни квадратного фута гостеприимной земли.

Тарзан шел всю ночь и на рассвете остановился перед очередным, восьмым по счету ужасным ущельем с отвесными склонами.

Тарзан в задумчивости заглянул в бездну. Впервые его стали одолевать сомнения.

Смерти он не боялся, – еще свежи были в памяти воспоминания об убитой жене. Он даже искал смерти в сражениях с немцами, однако верх всегда одерживал первобытный инстинкт самосохранения.

Рядом медленно проплыла тень. Подняв голову, человек-обезьяна увидел парившего над ним грифа Ска, предвестника смерти. В душе Тарзана все запротестовало, он решительно подошел к краю ущелья и, запрокинув лицо вверх, издал боевой клич обезьяны-самца.

– Я – Тарзан! – выкрикнул он. – Повелитель джунглей! Тарзан из племени обезьян не для Ска, пожирателя падали. Лети назад в логово Данго подъедать остатки со стола гиены. Тарзан не оставит для Ска своих костей в этой пустыне смерти!

С этими словами он стал спускаться в ущелье, но, не достигнув дна, понял, что силы его иссякли. Он сорвался и покатился вниз. Увидев перед собой стену, по которой предстояло взбираться, он обнажил белые клыки и зарычал. Целый час он отдыхал, приходя в себя в прохладной тени у подножья скалы. Вокруг царила гробовая тишина. Ни пения птиц, ни жужжания насекомых, ни шуршания змей; ничто не оживляло эту мертвящую тишину. Тарзан понял, что попал в самую настоящую долину смерти, и ощутил угрожающе-гнетущее воздействие местности на свою психику. Тарзан рывком вскочил на ноги и встряхнулся, словно грозный лев. Ведь он – Тарзан, великий Тарзан из племени обезьян и останется таковым до последнего удара своего сердца!

Пересекая дно ущелья, он увидел на земле нечто, резко выделявшееся на окружающем фоне и в то же время вполне гармонировавшее с этим мрачным местом.

Подойдя поближе, Тарзан увидел белеющий череп и кости, прикрытые остатками одежды; рядом валялись предметы снаряжения. Человек-обезьяна настолько заинтересовался увиденным, что на время забыл про свои невзгоды. Перед ним лежало безмолвное свидетельство человеческой драмы из далекого прошлого.

Кости сохранились хорошо, их, очевидно, никто не трогал, мясо же, видимо, склевали грифы. Несчастный погиб, сорвавшись со скалы, на это указывали переломанные кости, а остатки снаряжения свидетельствовали о давности произошедшего. В этом защищенном месте, на дне ущелья, где не водились львы, никем не потревоженные кости могли лежать веками.

Рядом со скелетом валялся шлем из кованой бронзы и ржавая передняя часть стального панциря, по другую сторону – длинная рапира в ножнах и древняя аркебуза.

Судя по костям, человек этот был крупный, недюжинной силы, иначе не смог бы проникнуть в глубь Африки с таким громоздким и в то же время бесполезным вооружением.

Человек-обезьяна испытал невольное восхищение перед этим безымянным путешественником из прошлого. Какое мужество! Какая сила воли! Узнать бы еще его историю…

Тарзан нагнулся, осматривая останки. Ни кусочка кожи Ска не оставил. Обувь исчезла, если человек вообще был обут. На земле лежало несколько пряжек, подтверждающих, что большая часть амуниции была сделана из кожи. Под костями одной из рук Тарзан обнаружил металлический цилиндр дюймов восемь в длину и два в диаметре. Подняв находку, он увидел, что цилиндр, покрытый густым слоем лака, прекрасно сохранился, будто не пролежал рядом с владельцем в течение столетий.

Конец цилиндра закрывался вращающейся крышкой. Внутри оказался свиток пергамента. Развернув свиток, Тарзан обнаружил несколько потемневших от времени листков, густо исписанных каллиграфическим почерком на языке, похожем на испанский. На последнем листке была грубо набросана карта с многочисленными знаками и сносками, разъясняющими эти знаки. Тарзан ровным счетом ничего не понял и после беглого осмотра вложил листки обратно и хотел было бросить на землю рядом с безмолвными останками их прежнего владельца, однако в последний миг передумал и сунул цилиндр к себе в колчан.

Бросив прощальный взгляд на кости, Тарзан начал штурмовать западную стену ущелья. Медленно, с частыми передышками, он подтягивал вверх свое ослабевшее тело, чудом не срываясь вниз.

Сколько времени продолжался изнурительный подъем, Тарзан не знал, а когда наконец выбрался наверх, то, обессилев, рухнул на землю в нескольких дюймах от края бездны, но отползти уже не мог.

Наконец, ценой неимоверных усилий он встал на колени, уперся руками о землю, поднялся, пошатываясь, в полный рост, расправил плечи, решительно тряхнул головой и двинулся вперед нетвердой походкой, чтобы продолжить свою геркулесову борьбу за существование. Он искал глазами очередное ущелье, где можно было бы укрыться от немилосердно палящего солнца. Западные горы несколько приблизились, хотя и казались нереальными при ярком солнечном свете. Они как бы дразнили его своей близостью в тот момент, когда его охватило изнеможение, из-за которого они могли навсегда остаться недоступными.

За горами лежала местность, богатая дичью. Если не появится ущелье, он погибнет от палящих лучей. Над Тарзаном по-прежнему кружил Ска, и ему казалось, что зловещая птица спускается все ниже и ниже, как бы угадывая в его слабеющей походке приближение конца, и с потрескавшихся губ Тарзана сорвалось грозное рычание.

Движимый исключительно силой воли, Тарзан преодолевал милю за милей, яростно сопротивляясь судьбе. Человек менее выносливый давно бы уже лег на землю, чтобы умереть и тем самым избавиться от мучений. Тарзан шел чисто механически. Его шатало, в голове стучала лишь одна мысль – вперед, вперед, вперед!

Горы виделись ему туманно-расплывчатым пятном, Время от времени он начисто забывал про них, мучимый вопросом, к чему все эти страдания, а иной раз его охватывала ненависть. В воспаленном мозгу возникали галлюцинации, в которых горы представлялись ему невидимками, убившими дорогого ему человека. Вот только он никак не мог вспомнить, кого же, и зачем он преследует их?

Чтобы отомстить?

Мысль эта укреплялась, придавая ему силы. Возникла новая цель, вдохнувшая в него второе дыхание, и походка Тарзана на какое-то время сделалась увереннее. Но вот он споткнулся, упал, а когда попытался встать, оказалось, что это ему не под силу. Он смог проползти на четвереньках несколько ярдов, затем ткнулся лицом в землю и затих.

Вскоре послышалось тяжелое хлопанье крыльев. Перевернувшись отчаянным рывком на спину, он увидел Ска, резко взмывшего ввысь. Сознание Тарзана мгновенно прояснилось.

«Неужели конец? – подумал он. – Неужели гриф чует, что я скоро умру, и поэтому перестал бояться?»

И тогда мрачная улыбка тронула распухшие губы человека-обезьяны, которому пришла в голову неожиданная спасительная мысль. Он прикрыл глаза рукой, чтобы защитить их от мощного клюва Ска, замер, затаив дыхание, и стал выжидать.

Солнце зашло за тучи, и Тарзан наслаждался покоем. Вдруг он почувствовал, что засыпает, а этого нельзя было допустить. Тарзан боялся, что, заснув, он уже никогда не проснется. Мобилизовав всю свою волю, он боролся со сном. Ни один мускул распростертого тела не дрогнул, и кружившийся над человеком Ска решил, что тот умер. Наконец-то он будет вознагражден за долготерпение!