Текст книги "Тарзан (Сборник рассказов)"

Автор книги: Эдгар Райс Берроуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 149 (всего у книги 189 страниц)

II. ИНДУС

Наступление нового дня вызвало в лагере заговорщиков и новую деятельность. Бедуины уже не пили свой кофе; карты белых были отложены в сторону, а воины племени галла больше не играли в минкалу.

Зверев сидел за походным столиком, отдавая приказания и одновременно с помощью Зоры и Рагханата Джафара выдавая боеприпасы веренице проходящих мимо них вооруженных людей. Мигель Ромеро и двое других белых следили за распределением груза между носильщиками. Свирепый чернокожий Китембо неустанно сновал среди своих людей, подгоняя припозднившихся с завтрака и сбивая получивших боеприпасы в отряды. И только шейх Абу Батн праздно сидел в компании своих обожженных солнцем воинов. Они, пребывающие всегда в полной боевой готовности, с презрением наблюдали за беспорядочной суетой своих спутников.

– Сколько человек ты выделишь для охраны лагеря? – спросила Зора.

– За главных останетесь вы с товарищем Джафаром, – ответил Зверев. – Твои ребята и десять аскари будут охранять лагерь.

– Вполне достаточно, – сказала девушка. – Мы вне опасности.

– Да, – согласился Зверев, – но только пока. Пока здесь не появится Тарзан. Я все сто раз перепроверил прежде, чем выбрал это место для базового лагеря. У меня есть сведения, что он здесь давно не появлялся, – пустился на дирижабле в какую-то дурацкую экспедицию да и сгинул. Я почти уверен, что он погиб.

Как только последний из чернокожих получил свой боекомплект, Китембо собрал соплеменников в некотором отдалении от остальных участников экспедиции и завел с ними негромкий разговор. Они были из племени базембо, и Китембо, их вождь, говорил с ними на родном наречии.

Китембо ненавидел всех белых. Англичане оккупировали землю, с незапамятных времен бывшую домом для его народа; а поскольку Китембо наследовал титул вождя, но не хотел мириться с господством захватчиков, те сместили его, посадив на трон послушную марионетку.

Для вождя Китембо, дикого, жестокого и коварного, все белые были исчадием ада, но в сотрудничестве со Зверевым он увидел возможность отомстить британцам; поэтому-то он собрал вокруг себя множество соплеменников, примкнувших к экспедиции, которая, по заверению Зверева, должна была навсегда освободить землю от оккупантов и наделить Китембо еще большей властью, нежели та, которой обладали вожди базембо.

И все же Китембо было не легко поддерживать интерес своих людей к данному предприятию. Англичане основательно подорвали его власть и влияние, и теперь воины, некогда раболепствовавшие перед ним, осмеливались в открытую сомневаться в его полномочиях. Люди не роптали, пока все шло своим чередом: короткие переходы, мирные тихие стоянки и обильная пища в обществе чернокожих с западного побережья и членов других племен, бывших менее воинственными, чем базембо, и выполнявших роль носильщиков и слуг; но теперь, когда впереди замаячила реальная опасность, кое-кто решил поинтересоваться, какую выгоду сулит это им, не желая, очевидно, рисковать своей шкурой для удовлетворения амбиций или антипатий как белого Зверева, так и черного Китембо.

И теперь Китембо, стремясь сгладить недовольство, повел разговор со своими воинами, суля им, с одной стороны, наживу, а с другой, – жестокую кару, предлагая тем самым выбирать между послушанием и мятежом.

Кое-какие из посулов, которыми он прельщал их воображение, весьма смутили бы Зверева и остальных белых участников экспедиции, понимай они диалект базембо; но наиболее весомым аргументом в пользу подчинения приказам Китембо являлся, видимо, неподдельный страх, все еще испытываемый большинством его соплеменников перед своим безжалостным вождем.

Среди других чернокожих участников экспедиции были изгои из нескольких племен и значительное число носильщиков, нанятых в обычном порядке для сопровождения того, что официально именовалось научной экспедицией.

Абу Батн и его воины на какое-то время решили поддерживать Зверева по двум причинам: во-первых, из-за жажды наживы, во-вторых, из-за ненависти ко всем белым в лице англичан, утвердивших свое господство в Египте и даже в отдаленных пустынях, которые они считали своими исконными землями.

Представители других рас, сопровождавших Зверева, вдохновлялись, как считалось, благородными гуманистическими побуждениями, хотя, если не кривить душой, их лидер чаще говорил им о приобретении богатств и власти, нежели об идеалах братства и счастье пролетариата.

Таким образом, в это прекрасное утро на поиск сокровищ загадочного Опара выступила разношерстная, но, тем не менее, грозная экспедиция.

Зора Дрынова проводила их взглядом, не спуская прекрасных загадочных глаз с фигуры Питера Зверева, пока тот не скрылся из виду в темном лесу.

Была ли то дева, глядевшая с тревогой вослед своему любимому, уходящему на опасное дело, или же…

– Он может и не вернуться, – раздался над ее ухом масляный голос.

Девушка повернула голову, встретив прищуренный взгляд Рагханата Джафара.

– Он вернется, товарищ, – возразила она. – Питер Зверев всегда возвращается ко мне.

– Вы чересчур в нем уверены, – произнес индус, блестя плотоядным взором.

– Я знаю, что говорю, – ответила девушка, направившись к своей палатке.

– Погодите, – сказал Джафар.

Она остановилась и повернулась к нему.

– Что вам угодно?

– Вас, – ответил он. – Что вы нашли в этой грубой скотине, Зора? Что он понимает в любви или в красоте? Только я могу оценить вас, прекрасный утренний цветок. Со мной вы познаете удивительное блаженство идеальной любви, ибо я знаток этого искусства. Животное, подобное Звереву, может только унижать вас.

Девушка почувствовала приступ тошнотворного отвращения, который она постаралась скрыть от глаз индуса, так как понимала, что экспедиция ушла неизвестно на сколько дней и что в течение этого времени она и Джафар будут практически одни в лагере, за исключением горстки диких чернокожих воинов, чье отношение к делам такого рода нельзя было предвидеть; но, тем не менее, она была преисполнена решимости недвусмысленно положить конец его притязаниям.

– Со смертью играете, Джафар, – тихо произнесла она. – Сюда меня привела не жажда любовных утех, и если Зверев узнает о том, что вы мне сказали, он убьет вас. И больше со мной на эту тему не заговаривайте.

– В этом не будет необходимости, – загадочно ответил индус. Его полузакрытые глаза были прикованы к глазам девушки. Так они стояли друг против друга секунд двадцать, и Зора Дрынова ощутила, что ее охватывает слабость и она близка к капитуляции. Усилием воли она попыталась перебороть это ощущение, сопротивляясь воле индуса. Наконец она отвела взгляд. Она одержала победу, но победа принесла ей слабость и дрожь, как бывает после ожесточенной физической схватки. Поспешно отвернувшись, она торопливо пошла к своей палатке, не смея оглянуться, опасаясь вновь встретиться взглядом с глазами Рагханата Джафара – двумя хищными злобными омутами; поэтому Зора и не заметила сальной улыбки удовлетворения, искривившей чувственные губы индуса, как и не услышала фразы, повторенной им шепотом: «В этом не будет необходимости».

x x x

Экспедиция двигалась по петляющей тропе, ведущей к подножию скал, окаймляющих нижнюю границу пустынного плато, за которой таились древние руины Опара, а в это же самое время далеко на западе к базовому лагерю заговорщиков приближался Уэйн Коулт. На юге, восседая на спине громадного льва, продолжала свое путешествие маленькая обезьянка, которая, чувствуя свою полнейшую безнаказанность, осыпала пронзительными оскорблениями всякого обитателя джунглей, встречавшегося им на пути; а грозный хищник, исполненный презрения ко всем меньшим существам, высокомерно шагал навстречу ветру, осознавая свое неоспоримое превосходство. Пасущееся на его пути стадо антилоп, почуяв резкий запах льва, заволновалось, но стоило ему оказаться в их поле зрения, как они всего лишь отбежали в сторону, уступая дорогу, и, не страшась присутствия хищника, вновь принялись щипать траву, ибо лев Нума был сыт, и травоядные поняли это, как понимают дикие животные то, чего не может понять человек с его притупленными органами чувств.

Запах льва достиг и других животных, находившихся в отдалении, и они тоже занервничали, хотя их страх был послабее испуга антилоп. Эти другие были большими обезьянами из племени То-ята. Могучие самцы не боялись никого, даже самого Нуму, хотя их самки и детеныши трепетали от страха.

По мере приближения кошки, Мангани засуетились и забеспокоились. То-ят, король обезьян, заколотил себя в грудь и оскалил огромные бойцовские клыки. Га-ят, сгорбив свои мощные плечи, передвинулся к краю стада навстречу приближающейся опасности. Зу-то угрожающе затопал мозолистыми ногами. Самки стали подзывать детенышей, и многие забрались на нижние ветви высоких деревьев.

И вдруг из густой листвы вниз спрыгнул почти обнаженный человек и оказался посреди стада. Натянутые нервы животных не выдержали. Со злобным рычанием стадо бросилось на нежданного и ненавистного человека. Первым к нему подскочил король обезьян.

– У То-ята короткая память, – произнес человек на языке Мангани.

Обезьяна приостановилась, вероятно, удивившись тому, что слышит родную речь из уст человека.

– Я То-ят! – прорычал он. – Я убивать!

– Я Тарзан, – ответил человек, – великий охотник, великий боец. Я пришел с миром.

– Убивать! Убивать! – прогремел То-ят, и огромные грозные самцы двинулись вперед с обнаженными клыками.

– Зу-то! Га-ят! – повелительно окликнул человек. – Это я, Тарзан из племени обезьян!

Однако самцов уже охватила нервозность и страх, ибо ноздри их чуяли сильный запах Нумы, а внезапное появление Тарзана повергло их в панику.

– Убивать! Убивать! – бушевали они, но пока не бросались в атаку, а медленно продвигались вперед, взвинчивая себя до необходимого состояния яростного исступления, предшествующего стремительному кровожадному натиску, перед которым не могло устоять ни одно живое существо.

Но тут огромная клочковатая мамаша с крошечным детенышем на спине испустила пронзительный крик.

– Нума! – завопила она и, развернувшись, бросилась спасаться в листву ближайшего дерева.

В мгновение ока остававшиеся на земле самки и детеныши взметнулись на деревья. Самцы на секунду перенесли свое внимание с человека на новую угрозу. То, что они увидели, лишило их последних остатков самообладания. Прямо к ним двигался могучий желтый лев с горящими от ярости круглыми зеленовато-желтыми глазами, а на спине у него восседала маленькая обезьянка, выкрикивающая в их адрес оскорбления. Зрелище оказалось не под силу обезьянам То-ята, и первым не выдержал король. Огласив воздух свирепым рычанием, которым он попытался спасти уважение к себе, То-ят запрыгнул на ближайшее дерево, остальные моментально бросились врассыпную, оставив белого гиганта один на один с грозным львом.

Царь зверей с горящими глазами двинулся на человека, пригнув плоскую голову и помахивая кисточкой вытянутого хвоста. Человек тихим голосом произнес одно-единственное слово, слышимое на расстоянии лишь нескольких ярдов. Лев тут же вскинул голову, жуткое пламя в его глазах погасло, и в тот же миг маленькая обезьянка, издав пронзительный крик узнавания и восторга, перепрыгнула через голову Нумы и в три громадных прыжка очутилась на плече человека и обняла маленькими лапками бронзовую шею.

– Малыш Нкима! – прошептал Тарзан, ощутив щекой пушистую щеку прижавшейся к нему обезьянки.

Лев подошел царственной походкой, обнюхал голые ноги человека, потерся о его бок головой и улегся возле ног.

– Джад-бал-джа! – поприветствовал льва человек-обезьяна.

Большие обезьяны из племени То-ята следили за происходящим с безопасной высоты. Их паника и ярость улеглись.

– Это Тарзан, – объявил Зу-то.

– Да, это Тарзан, – эхом отозвался Га-ят.

То-ят заворчал. Он испытывал к Тарзану неприязнь, однако побаивался его, а теперь, получив новое доказательство власти великого Тармангани, забоялся еще больше.

Тарзан прислушался к бойкой болтовне маленького Нкимы. Он узнал о чужаках Тармангани и множестве воинов Гомангани, которые вторглись на территорию Повелителя джунглей.

Большие обезьяны беспокойно заерзали на деревьях – им хотелось слезть вниз, но они страшились Нумы. Огромные же самцы были слишком тяжеловесны, чтобы без риска уйти по высоким древесным тропам, где безбоязненно могли ходить обезьяны поменьше, и поэтому не могли тронуться с места до тех пор, пока не уйдет Нума.

– Уходите! – выкрикнул король То-ят. – Уходите и оставьте Мангани в покое.

– Мы уходим, – ответил человек-обезьяна, – но вам не следует бояться ни Тарзана, ни Золотого Льва. Мы – ваши друзья. Я сказал Джад-бал-джа, чтобы он никогда вас не трогал. Можете спускаться.

– Мы останемся на деревьях, пока он не уйдет, – сказал То-ят. – Вдруг он забудет.

– Ты трусишь, – презрительно бросил Тарзан. – Зу-то или Га-ят не боятся.

– Зу-то не боится ничего, – с бахвальством заявил огромный самец.

Без единого слова Га-ят неуклюже слез с дерева, на котором отсиживался, и, если без заметного энтузиазма, то, по меньшей мере, с легкой нерешительностью направился к Тарзану и Джад-бал-джа, Золотому Льву. Его сородичи пристально наблюдали за ним, ожидая в любую секунду нападения желтоглазого чудовища, которое изорвет его в клочья, а пока лежит возле ног Тарзана, следя за каждым движением косматого самца. Повелитель джунглей также наблюдал за огромным Нумой, ибо никто не знал лучше, чем он, что лев, как бы ни привык подчиняться своему хозяину, все же остается львом. За все годы их дружбы, с того времени, когда Джад-бал-джа был еще маленьким пятнистым пушистым комочком, и до сих пор у Тарзана ни разу не было повода сомневаться в преданности хищника, хотя и бывали моменты, когда он испытывал трудности в сдерживании кровожадных инстинктов зверя.

Га-ят подошел ближе. Маленький Нкима, чувствуя себя в безопасности на плече у хозяина, бранился и верещал, а лев, лениво моргая, глядел в сторону. Опасность, если таковая вообще существовала, миновала, – об угрозе предупреждал бы неотрывный, напряженный взгляд льва.

Тарзан шагнул вперед и дружески опустил руку на плечо обезьяны.

– Это Га-ят, – сказал он, обращаясь к Джад-бал-джа, – друг Тарзана; не обижай его. – Он произнес эти слова не на человеческом языке. Может, выбранное им средство общения вообще нельзя назвать языком, однако и лев, и большая обезьяна, и маленький ману поняли его.

– Скажи Мангани, что Тарзан – друг маленького Нкимы, – заверещала обезьянка. – Пусть он не обижает малыша Нкиму.

– Пусть будет так, как сказал Нкима, – обратился к Га-яту человек-обезьяна.

– Друзья Тарзана – друзья Га-ята, – ответила большая обезьяна.

– Вот и хорошо, – произнес Тарзан. – А теперь я ухожу. Передай То-яту и остальным, о чем мы договорились, а также скажи им, что в этой стране, на земле Тарзана находятся чужаки. Надо установить за ними наблюдение, но только так, чтобы они вас не заметили, ибо это могут быть плохие люди, у них есть грозовые палки, которые извергают смерть вместе с дымом и страшным шумом. Тарзан сейчас идет узнать, почему эти люди пришли в его страну.

x x x

После отбытия экспедиции к Опару Зора Дрынова избегала Джафара. Она почти не выходила из палатки под предлогом головной боли. Индус же не предпринимал никаких попыток встретиться. Так прошел первый день. Наутро второго Джафар вызвал вождя аскари, оставленных для охраны лагеря и добычи пропитания.

– Сегодня, – сказал Рагханат Джафар, – хороший день для охоты. Все приметы свидетельствуют об этом. Отправляйтесь-ка в лес, прихватив всех своих людей, и не возвращайтесь до захода солнца. Если вы это сделаете, вас будут ждать подарки, помимо того мяса, которое вы добудете и сможете съесть. Ты понял?

– Да, бвана, – ответил чернокожий.

– Возьмете с собой мальчишку-слугу белой женщины. Он здесь не понадобится. Мой бой останется готовить для нас еду.

– А вдруг мальчишка не захочет пойти? – предположил негр.

– Вас много, а он один; но женщине не говорите, что вы его забираете.

– А что за подарки? – поинтересовался вождь.

– Отрез материи и патроны, – ответил Джафар.

– И ятаган, который вы берете с собой в походы?

– Нет, – ответил Джафар.

– Плохой нынче день для охоты, – протянул чернокожий, отворачиваясь.

– Два отреза материи и пятьдесят патронов, – посулил Джафар.

– И ятаган.

Наконец после долгих препирательств сделка была заключена.

Вождь собрал своих аскари и велел им готовиться к охоте, ссылаясь на приказ коричневого бваны, но про подарки не обмолвился ни словом. Когда все было готово, он послал одного из своих людей за слугой белой женщины.

– Ты будешь сопровождать нас на охоте, – сказал тот бою.

– Кто это решил? – недоверчиво спросил Вамала.

– Коричневый бвана, – ответил главарь Кахия. Вамала засмеялся.

– Я подчиняюсь приказам моей госпожи, а не приказам коричневого бваны.

Кахия бросился на него, заткнул рот растопыренной пятерней, а двое аскари вцепились в Вамалу с обеих сторон.

– Будешь подчиняться приказам Кахии, – сказал главарь, и воины наставили на задрожавшего юношу охотничьи копья. – Итак, пойдешь с нами на охоту?

– Пойду, – прошептал Вамала. – Я просто пошутил. В то время как Зверев вел экспедицию к Опару, Уэйн Коулт, которому не терпелось присоединиться к основной группе заговорщиков, подгонял своих людей, чтобы поскорее выйти к лагерю. Главные заговорщики прибыли в Африку через разные пункты, чтобы не привлекать слишком большого внимания своей численностью. Согласно этому плану, Коулт высадился на западном побережье, проехал поездом короткое расстояние вглубь материка до конечного пункта строящейся железной дороги, откуда отправился пешком в долгий и трудный путь; и теперь, когда до места назначения было уже рукой подать, ему не терпелось поставить точку– на данном отрезке своего путешествия. К тому же, он горел желанием познакомиться с главарями этого рискованного предприятия. Пока же единственным, кого он знал, оставался Питер Зверев.

Молодой американец вполне отдавал себе отчет в том огромном риске, на который он пошел, связавшись с экспедицией, имевшей цель подорвать мир в Европе и вызвать волнения на большой территории северовосточной Африки с помощью соответствующей пропаганды, призванной вызвать недовольство многочисленных и– воинственных племен, особенно учитывая тот факт, что значительная часть этой операции должна была проходить в районах, где британское влияние было очень существенным. Однако Коулт был молод, полон энергии, и эти обстоятельства не омрачали его настроения, которое отличалось приподнятостью и жаждой деятельности, а отнюдь не подавленностью.

В пути Коулт изнывал от скуки из-за отсутствия приятного или равноценного общения, так как ребячливый ум Тони не мог подняться выше бредовых идей о филиппинской независимости или мечты о красивой одежде, которую он купит, когда получит свою долю богатств Форда и Рокфеллера.

И все же, несмотря на интеллектуальные недостатки Тони, Коулт искренне привязался к юноше, и, если бы ему пришлось выбирать между ним и Зверевым, он предпочел бы общение с филиппинцем. Короткое знакомство с русским в Нью-Йорке и Сан-Франциско убедило его в том, что духовной близости между ними не возникнет, и у него не было оснований полагать, что он найдет близких друзей среди заговорщиков.

Шагая упрямо вперед, Коулт лишь смутно фиксировал в сознании ставшие уже привычными пейзажи и звуки джунглей, которые, следует отметить, порядком ему надоели. Даже если он и обратил бы внимание на звуки, то вряд ли его нетренированное ухо уловило бы неумолчную болтовню маленькой обезьянки, звучащую в густой листве, а если и уловило бы, то он не придал бы этому особого значения, ибо не мог знать, что обезьянка сидит на плече бронзовотелого Аполлона леса, который беззвучно движется следом за ним по нижним террасам деревьев.

Тарзан решил, что, вероятно, этот белый человек, на чей след он неожиданно вышел, направляется в базовый лагерь отряда незнакомцев. Он следовал за Уэйном Коултом с настойчивостью и терпением, присущими первобытному охотнику, подкрадывающемуся к добыче. Между тем, восседавший на его плече малыш Нкима бранил своего хозяина за то, что тот не спешит уничтожить Тармангани и весь его отряд, ибо малыш Нкима обладал кровожадной натурой, особенно когда кровавые действия совершались чужими руками.

x x x

А в то время, как Коулт с нетерпением поторапливал своих людей, а Тарзан шел за ним следом вместе с недовольным Нкимой, Рагханат Джафар подходил к палатке Зоры Дрыновой, которая лежала на койке и читала книгу. Вдруг на страницу упала тень от выросшей на пороге фигуры, и девушка подняла глаза.

Индус улыбнулся своей сальной заискивающей улыбкой.

– Я пришел узнать, как ваша головная боль, прошла? – спросил он.

– Спасибо, нет, – холодно ответила девушка, – но если меня не беспокоить, то, может, и пройдет.

Пропустив намек мимо ушей, Джафар вошел в палатку и уселся на складном стуле.

– В лагере ни души, – сказал он, – и мне стало одиноко. А вам нет?

– Нет, – отрезала Зора. – Я вполне довольна тем, что могу отдохнуть в одиночестве.

– Ваша головная боль началась столь внезапно, – сказал Джафар. – Еще совсем недавно вы казались совсем здоровой и энергичной.

Девушка не ответила. Она размышляла о том, куда подевался бой Вамала, и почему он не выполнил приказа никого к ней не пускать. Рагханат Джафар, наверное, прочел ее мысли, ибо выходцам из Восточной Индии часто приписывают сверхъестественные способности, хотя и без особого на то основания. Как бы то ни было, его следующие слова подтвердили такую вероятность.

– Вамала пошел на охоту вместе с аскари, – промолвил он.

– Я не давала ему на то разрешения, – сказала Зора.

– Я взял на себя такую смелость, – сказал Джафар.

– Вы не имели права, – рассердилась девушка, садясь на край кровати. – Вы слишком много на себя берете, товарищ Джафар.

– Минутку, моя дорогая, – сказал индус примирительным тоном. – Давайте не будем ссориться. Как вы знаете, я люблю вас, а для любви посторонние глаза не нужны. Может, я и взял на себя слишком много, но только для того, чтобы получить возможность спокойно открыть вам свое сердце. А потом, как вам известно, в любви и на войне все средства хороши.

– В таком случае между нами война, – воскликнула девушка, – ибо, уж конечно, это не любовь, ни с вашей, ни с моей стороны. То, что вы испытываете, товарищ Джафар, называется совсем иным словом, я же отныне испытываю к вам презрение. Я не польстилась бы на вас, даже если бы вы были единственным мужчиной на свете, и когда вернется Зверев, обещаю вам, что вы поплатитесь.

– Я заставлю вас полюбить меня задолго до возвращения Зверева, – страстно вскричал индус. Он встал и подошел к ней. Девушка вскочила на ноги, оглядываясь по сторонам в поисках оружия для защиты. Патронташ и кобура с револьвером висели на стуле, с которого встал Джафар, а винтовка находилась в другом конце палатки.

– Вы совсем безоружны, – сказал индус. – Я сразу заметил это, как только вошел в палатку. И звать на помощь также не имеет смысла, ведь в лагере нет никого, кроме нас с вами и моего боя, а он знает, что если ему дорога жизнь, сюда ему нельзя, только если я позову.

– Вы – животное, – процедила девушка.

– Будьте же разумны, Зора, – повысил голос Джафар. – Многого я не прошу – всего лишь ласки, вас же не убудет, самой же станет легче. Зверев ни о чем не узнает, а когда мы снова вернемся в цивилизацию, и вы решите оставить меня, я не стану пытаться удерживать вас; но я уверен, что смогу научить вас любить меня и что мы будем очень счастливы.

– Вон отсюда! – приказала девушка. В ее голосе не слышалось ни страха, ни истерики. Тон был очень спокойный, ровный и сдержанный. Для человека, не ослепленного до конца страстью, это могло бы кое-что означать: суровую решимость вести самозащиту вплоть до самой смерти, но Рагханат Джафар видел лишь женщину своих желаний и, шагнув быстро вперед, схватил ее.

Зора Дрынова была молодой, гибкой и сильной, однако не могла противостоять дородному индусу, под слоем жира которого таилась огромная физическая сила.

Она попыталась вырваться и выбежать из палатки, но он схватил ее и оттащил назад. Тогда она гневно обрушилась на него и стала осыпать пощечинами. Джафар же стиснул ее покрепче в своих объятиях и потащил на койку.