Текст книги "Тарзан (Сборник рассказов)"

Автор книги: Эдгар Райс Берроуз

IV. КРОВАВОЕ ПИРШЕСТВО

Солнце уже стояло в зените, когда Тарзан проснулся. Он потянулся, провел рукой по своим густым волосам и легко спрыгнул на землю. Человек-обезьяна сразу определил нужное направление и осторожно двинулся вперед, так как чутье подсказывало, что намеченная жертва находится неподалеку. Наконец сквозь густые заросли он увидел Хорту-кабана со своим стадом. Сняв лук и выбрав стрелу, Тарзан оттянул тетиву, целясь в самого крупного. В зубах человек-обезьяна сжимал еще одну стрелу, и как только он выпустил первую, за ней тут же последовала вторая. В стаде кабанов моментально возникла паника, так как они не могли понять, откуда им грозит опасность. Они бестолково метались по поляне, убивая и калеча друг друга, затем, визжа от ужаса, бросились прочь. Тарзан прикончил тяжелораненных зверей и принялся снимать шкуры с кабаньих туш. Работая сноровисто и быстро, он не напевал и не насвистывал, как это обычно делает цивилизованный человек, поглощенный привычным занятием. Вероятно, в этом сказывалось его раннее воспитание в джунглях. Звери леса были игривы лишь до наступления зрелости, потом они становились угрюмыми и свирепыми. Жизнь становилась серьезным делом, особенно в период неурожайных сезонов, когда каждому приходилось бороться за выживание. Добывание пищи являлось смыслом существования многих поколений обитателей джунглей, исключавших легкомыслие и игривость.

Поэтому ко всякой работе Тарзан относился с полной серьезностью, хотя ему и удалось сохранить чувство юмора, пусть несколько мрачноватого и своеобразного, но вполне удовлетворявшего человека-обезьяну. Кроме того, пение и свист отвлекали внимание, а Тарзан обладал способностью концентрировать каждое из своих пяти чувств на определенном виде деятельности. Сейчас его глаза и пальцы были заняты снятием шкуры с шестой, последней, туши, а чуткие ноздри и острый слух следили за окружающим миром, предупреждая о возможной опасности. Подул слабый ветерок, и обоняние предупредило его о приближении львицы Сабор. Он представил ее себе так ясно, будто видел собственными глазами в густой чаще. Вероятно, ее привлек запах свежего мяса. По силе ветра Тарзан определил, что львица подкрадывается к нему с тыла, но находится пока на значительном расстоянии, поэтому он не торопился. Громадное дерево раскинуло над ним свои низкие ветви. Тарзан даже не повернул голову, но напряг слух, стараясь не пропустить момента ее появления. Наконец, в кустах раздались шаги Сабор. Тарзан аккуратно сложил все шесть шкур, взял одну из туш, и в тот момент, когда в просвете между деревьями появилась грозная морда, ловко взобрался на дерево со своей ношей. Здесь он разложил шкуры на ветке, устроился поудобнее и, опершись на ствол дерева, отрезал кусок мяса, чтобы утолить голод. Сабор осторожно вышла из-за деревьев, взглянула вверх на человека-обезьяну и бросилась к оставшимся тушам.

Тарзан смотрел на нее и улыбался, вспоминая свой давнишний спор со знаменитым охотником на крупного зверя. Тот утверждал, что царь зверей ест только то, что сам убивает. Тарзан же не соглашался, так как знал наверняка, что и Нума, и Сабор в определенных обстоятельствах не брезгуют даже падалью.

Утолив голод, человек-обезьяна повернулся к шкурам, все они были большие и красивые. Вначале он нарезал несколько тонких полосок шириной в полдюйма, затем с помощью полосок сшил две шкуры вместе. В незашитом краю он проделал отверстия на расстоянии трех-четырех дюймов друг от друга и пропустил сквозь них оставшуюся полоску. Получился мешок с затягивающейся горловиной. Таким же образом он изготовил еще четыре мешка, поменьше.

Закончив работу, Тарзан швырнул в Сабор большой сочный плод, спрятал остатки мяса и двинулся в юго-западном направлении, пробираясь по средним террасам деревьев. Он шел к ущелью, в котором томился лев Нума.

Осторожно приблизившись к краю отвесной скалы, Тарзан огляделся. Нумы нигде не было видно. Тарзан потянул носом воздух и напряг слух, но ничего не почувствовал. Тем не менее, Нума должен был находиться в пещере. Хорошо бы он спал: многое в плане Тарзана зависело от того, обнаружит его лев или нет.

Человек-обезьяна медленно перевалился через край скалы и начал бесшумно спускаться вниз. Он часто замирал, обращая свои глаза и уши ко входу в пещеру, видневшемуся футах в ста, в конце ущелья. Спустившись на дно ущелья, Тарзан полностью осознал всю опасность своего положения. Если бы лев появился в эту минуту, Тарзан, прижатый к скале, не смог бы взобраться по ней, потому что для этого требовался разбег, по крайней мере, в двадцать футов.

Тарзан поправил тяжелые мешки, еще раз осмотрелся и осторожно двинулся по направлению к дереву. Когда он добрался до цели, то заметил, что голодный лев не только содрал кору, но добрался до древесины. Однако самого Нумы нигде не было видно. Подтянувшись, Тарзан забрался на нижние ветки. Он уже начал сомневаться, находится ли Нума в пещере вообще. Может, он сумел сдвинуть камни, которыми Тарзан завалил внешний выход? А может, он умер? Но это было маловероятно, так как человек-обезьяна всего лишь несколько дней назад притащил ему туши оленя и гиены. Он не мог умереть и от жажды; воды в ручье было достаточно.

Тарзан решил спуститься и обследовать пещеру, но, поразмыслив, пришел к выводу, что гораздо безопаснее попытаться выманить зверя из укрытия. Он издал низкое рычание. В ту же минуту в пещере послышалось движение, и вскоре появился Нума, изможденный, но с горящими от бешенства глазами. Когда лев заметил среди ветвей Тарзана, ярость его усилилась. Это существо являлось причиной всех его бед и страданий, но, кроме того, годилось в пищу.

Нума предпринимал отчаянные попытки добраться до своего обидчика, дважды он подпрыгивал так высоко, что цеплялся за нижние ветки, но оба раза срывался и тяжело падал вниз. Рычание его было страшно, но Тарзан, чувствуя себя в безопасности, лишь подсмеивался над ним, понимая, что лев понапрасну тратит силы, и без того подорванные голодовкой.

Наконец, человек-обезьяна встал, отвязал веревку, сложил ее аккуратно в кольцо в левой руке, в правую взял петлю и плотно прижался к стволу дерева. Он принялся дразнить Нуму, осыпая его бранью, а когда доведенный до бешенства лев встал на задние лапы, чтобы передними достать обидчика, Тарзан ловко набросил петлю ему на шею.

Быстрым движением человек-обезьяна натянул веревку, и Нума остался стоять на задних лапах, беспомощно перебирая передними. Медленно передвигаясь, Тарзан повернул Нуму так, чтобы он не смог достать ствол дерева и укрепил веревку, оставив льва в подвешенном состоянии. Затем человек-обезьяна сбросил вниз все пять мешков из свиной кожи и спрыгнул сам. Нума с остервенением рвал травяную веревку своими могучими лапами. В любую минуту он мог оборвать ее, поэтому Тарзану приходилось торопиться.

Сначала он набросил большой мешок на голову льва и затянул ремень вокруг шеи. Затем, изрядно попотев и едва увернувшись от острых как бритва когтей Нумы, связал ему все четыре лапы. К этому моменту попытки льва вырваться на волю почти прекратились – он задыхался. Подобный исход не входил в планы Тарзана, поэтому он вновь взобрался на дерево, отвязал веревку и опустил льва на землю. Спрыгнув вниз, Тарзан ослабил петлю на шее зверя и острым ножом вырезал в мешке два отверстия, чтобы тот мог видеть и дышать.

Наконец, наступила очередь оставшихся мешков. Тарзан надел по мешку на каждую лапу льва и хорошенько закрепил их кожаными ремнями.

Лев не подавал признаков жизни, только бока его ходили ходуном от учащенного дыхания. Отдышавшись, Нума грозным рычанием выразил свой протест и ярость. Он рванулся в титаническом усилии, но так как степень выносливости льва не пропорциональна его размерам и силе, то скоро он устал и безвольно растянулся под деревом. Без особого труда Тарзан закрепил на шее хищника кожаный ошейник и привязал конец поводка к дереву. Затем быстрым движением разрезал веревки, стягивающие лапы Нумы, и отпрянул в сторону. Лев вскочил, на какой-то миг замер, потом принялся трясти лапами, чтобы сбросить странные опорки, надетые на него человеком-обезьяной. Тарзан стоял с копьем наготове, наблюдая за усилиями Нумы. Удержатся ли мешки? Или же весь его труд окажется напрасным?

Нума буйствовал, он катался по земле, рычал, кусался и царапался, однако вскоре веревка, привязанная к дереву, заставила его утихомириться. Тарзан подошел и легонько постучал древком копья по его голове. Нума повернулся, встал на дыбы и замахнулся правой лапой на человека-обезьяну, но тут же был отброшен в сторону могучим ударом. Он вскочил и вновь бросился в атаку, но вновь оказался поверженным. После четвертой безуспешной попытки царь зверей понял, что встретил своего хозяина. Он опустил голову и поджал хвост, а когда Тарзан подошел, попятился назад, продолжая, тем не менее, рычать. Оставив Нуму около дерева на привязи, Тарзан вошел в туннель и разобрал завал из камней. После этого он вернулся к дереву. Нума зарычал, но человек-обезьяна ударом руки отбросил его в сторону, отвязал веревку и после получаса упорной борьбы загнал зверя в туннель. Нума отказывался идти, но, получив несколько уколов острием копья, вынужден был двинуться вперед. Однако, когда лев высунул голову наружу, он почувствовал долгожданную свободу и изо всех сил рванулся на волю.

Тарзан, находившийся в этот момент в туннеле, не ожидал такого поворота и был захвачен врасплох. Несколько сот ярдов лев тащил за собой Тарзана по каменистой почве, прежде чем тому удалось остановить взбесившееся животное. В ярости вскочил Тарзан на ноги, горя желанием тут же наказать Нуму, но его холодный рассудок, всегда бравший верх над эмоциями и инстинктами, заставил отбросить эту мысль. Подгоняя льва острием копья, человек-обезьяна заставил его двигаться вперед в нужном направлении. Так начался этот странный поход, который остался в ненаписанной истории джунглей. Итоги прошедшего дня были удивительными: от открытого бунта вначале, через стадии упорного сопротивления и неохотного повиновения лев пришел к полному окончательному послушанию. Он устал, хотел пить и есть, но Тарзан не желая рисковать, не снимал мешка с его головы, хотя и вырезал в нем отверстие, чтобы Нума мог утолить жажду. Вечером Тарзан привязал льва к дереву, прихватил еду для себя и расположился среди ветвей над своим пленником, чтобы поспать несколько часов.

Ранним утром следующего дня они продолжили свой путь. Он проходил по предгорьям Килиманджаро в восточном направлении. Животные джунглей, встречавшиеся им по дороге, завидев их, пускались в паническое бегство. Одного запаха следа Нумы было достаточно, чтобы вызвать в зверях желание исчезнуть, когда же они видели странное существо, обладающее запахом Нумы, но не похожее ни на одно из известных им животных, к тому же сопровождаемое гигантом Тармангани, даже самые мужественные из них не выдерживали.

Львица Сабор, почуяв на расстоянии запах своего вожака, смешанный с запахом Тармангани и запахом Хорты-кабана, пустилась рысью через лес, чтобы выяснить причину столь странного явления. И Тарзан, и Нума чувствовали ее приближение. Она бежала, тревожно и жалобно скуля, так как необычное сочетание запахов вызывало в ней любопытство и страх.

Тарзан приготовил копье, зная, что ему, возможно, придется отстаивать свою добычу, Нума остановился и повернул свою несуразную голову по направлении к приближающейся самке. Он издал утробное рычание, больше похожее на мурлыканье. Тарзан собрался было кольнуть его копьем, но тут появилась Сабор в сопровождении четырех рослых львов.

Тарзан замер. Он не знал, как поведут себя львы по отношению к Нуме, но в любом случае не собирался оставлять своего питомца без защиты.

Львица была молода и грациозна, а львы могучи и красивы. Особенно выделялся один с роскошной черной гривой. Львица остановилась футах в ста от Тарзана, а львы подошли чуть ближе. Тарзан не мог даже предположить, как они поведут себя, а Нума, стоя рядом, молча наблюдал за ними. Львица тихо заурчала, и в ту же секунду Нума издал низкий рык и рванулся в сторону красавца с черной гривой, таща Тарзана за собой. Противник, увидев приближающееся чудовище с несуразной головой, тихо взвизгнул и бросился наутек. За ним помчались и львица Сабор, и остальные кавалеры. Нума хотел продолжить погоню, но Тарзану удалось с трудом удержать его. С помощью копья он вновь погнал льва в нужном направлении, но прошел час, прежде чем животное успокоилось. Лев, в сущности, проголодался, и этим объяснялось его дурное настроение, к Тарзану же он, потрясенный эффективными методами дрессировки, проникся глубоким уважением и шагал рядом, словно огромный сенбернар.

Уже стемнело, когда Тарзан со львом приблизились к правому флангу британских войск. Привязав Нуму к дереву, Тарзан пошел дальше один.

Миновав посты и сторожевые караулы, он незамеченным пробрался к штабу полковника Кемпбелла и явился перед изумленными офицерами, как дух, материализовавшийся из воздуха. Офицеры, наслушавшиеся за последние сутки немало легенд о приключениях Тарзана, горячо приветствовали его, а полковник при этом задумчиво почесал затылок.

– Кто-то должен понести суровое наказание за это! – произнес он. – Какой смысл ставить часовых, если человек может незаметно проникнуть в штаб или на другой объект.

Тарзан улыбнулся.

– Не вините их. Я же не человек. Я – Тармангани, а любой Мангани при желании мог бы проникнуть в ваш лагерь. Вот если бы они были часовыми, тогда никто не прошел бы мимо их поста.

– Кто такие Мангани? – поинтересовался полковник. – Может быть, мы сумели бы завербовать кое-кого из них, за хорошую плату, разумеется?

Тарзан отрицательно покачал головой.

– Это – великие обезьяны, – объяснил он. – Они – мои союзники, но вряд ли вы сможете их использовать. Мангани не в состоянии сосредоточиться на одной мысли. Даже если бы я привел их сюда и объяснил, что такое «стоять на посту», они могли бы подвести вас в самую ответственную минуту: просто убежали бы в лес в поисках какого-нибудь жучка или что-то в этом роде. У них разум малолетних детей – вот почему они остаются теми, кто они есть.

– Вы называете их «Мангани», а себя «Тармангани» – в чем разница? – поинтересовался майор Пресвик.

– «Тар» означает «белый», – пояснил Тарзан. – А «Мангани» – «великая обезьяна». Мое имя, данное мне в племени Керчака, переводится как «белая кожа». Когда я был ребенком, моя кожа, думаю, выглядела очень светлой по сравнению с красивым черным мехом моей приемной матери Калы, поэтому-то меня и назвали Тарзаном. Вас они тоже называют Тармангани, – добавил он, улыбнувшись.

Кемпбелл тоже улыбнулся.

– Я ни в чем не хотел вас упрекнуть, Грейсток, и клянусь Юпитером, уметь превращаться в призрак – отличное качество. Теперь вернемся к вашему плану. Вы по-прежнему уверены, что сумеете очистить от немцев траншею напротив наших позиций?

– Ее все еще удерживают Гомангани? – спросил Тарзан.

– Кто такие Гомангани? – задал встречный вопрос полковник. – Если вы имеете в виду туземные войска, то – да, именно они находятся в окопах.

– «Гомангани» – это «большие черные обезьяны», то есть негры, – пояснил Тарзан.

– Что вы собираетесь делать и чем мы можем вам помочь? – спросил Кемпбелл.

Тарзан подошел к столу и ткнул пальцем в карту.

– Здесь у них расположен сторожевой пост, – сказал он. – Туннель соединяет его с траншеей. Дайте мне гранату, и, когда на посту раздастся взрыв, пусть ваши люди не спеша переходят через нейтральную полосу. Вскоре они услышат суматоху во вражеской траншее, но пусть не торопятся. Что бы там ни делалось, пусть идут спокойно. Только предупредите ваших людей, что в траншее могу оказаться и я, а мне бы не хотелось быть застреленным или заколотым штыком.

– И это все? – с сомнением спросил Кемпбелл. – Вы уверены, что в одиночку опустошите траншею?

– Не совсем в одиночку, но опустошу, – улыбнулся Тарзан. – Между прочим, ваши люди смогут пройти по туннелю от поста к траншее, если хотите. Но не раньше, чем через полчаса после взрыва гранаты.

Прихватив ручную гранату, Тарзан повернулся и двинулся в сторону фронта. Проходя по территории лагеря, он вновь вспомнил странного офицера, чье лицо на миг озарилось отблеском костра. Это выглядело невероятным, но сейчас ему казалось, что загадочный офицер весьма напоминает фрейлейн Кирчер – немецкую шпионку, которую он видел в штабе в ту ночь, когда похитил германского майора.

Миновав передовые посты британских войск, Тарзан направился к Нуме. Заслышав шаги хозяина, лев встал и тихо заурчал. Человек-обезьяна улыбнулся: урчание скорее напоминало скуление голодной собаки, нежели рычание царя зверей.

– Ничего, Нума, потерпи, – пробормотал Тарзан на языке великих обезьян. – Скоро ты убьешь и наешься.

Он отвязал льва, и вскоре они уже продвигались по нейтральной территории. С обеих сторон раздавались отдельные винтовочные выстрелы, изредка вдалеке слышались разрывы снарядов. И хотя все это не представляло реальной опасности, Нума нервничал, при каждом резком звуке припадал к земле и жался к ногам Тармангани, как бы ища у него защиты.

Осторожно два зверя двигались к сторожевому посту немцев. Тарзан сжимал в одной руке гранату, полученную в штабе англичан, в другой держал конец поводка.

Наконец цель была достигнута, зоркие глаза человека-обезьяны различили голову и плечи часового, стоящего на посту. Тарзан прикинул расстояние, выдернул чеку, метнул гранату и упал на землю. Раздался сильный взрыв. Нума нервно вздрогнул и попытался убежать, но человек-обезьяна сумел его удержать, а затем вскочил на ноги и бросился вперед, таща льва за собой. У края поста он на мгновение задержался и заглянул вниз. В живых никого не осталось, уцелел лишь пулемет, защищенный мешками с песком.

Нельзя было терять ни минуты. Часовые слышали взрыв и сразу поняли, в чем дело, поэтому в любой момент в туннеле можно было ожидать появление подкрепления. Нума не желал прыгать в воронку, пропахшую порохом, но Тарзан не мог ждать – одним толчком он сбросил льва вниз. Перед ними темнело отверстие, ведущее в ход сообщения. Тарзан втолкнул Нуму в туннель, быстро снял пулемет с бруствера и положил рядом с собой. Затем он разрезал шнурки, удерживающие мешки на передних лапах льва. Прежде чем тот сообразил, что его страшные когти свободны, Тарзан сдернул мешок с головы льва и перерезал ошейник. Нума заупрямился, не желая идти вглубь туннеля, но Тарзан несколько раз уколол его ножом, и ему пришлось подчиниться. Освободив задние лапы хищника, Тарзан с трудом затолкал его в ход сообщения и двинулся следом с пулеметом в руках.

Вначале Нума шел медленно и осторожно, но вдруг испустил низкий рык и рванулся вперед. Тарзан понял, что лев почувствовал запах мяса. С пулеметом в руках человек-обезьяна следовал за львом, ясно различая его рычание, смешанное с криками испуганных людей. Губы Тарзана искривила зловещая усмешка.

– Они убили моих вазири, – шептал он. – Они распяли Васимбо, сына Мувиро!

Когда Тарзан спрыгнул в траншею, она была пуста. За поворотом ему открылось ужасающее зрелище: в углу траншеи сбилось в кучу с десяток обезумевших солдат, которых терзал своими страшными клыками и когтями Нума – живое воплощение свирепости и хищного голода. В попытке спастись от этого страшного чудовища, с детских лет наполнявшего их ужасом, люди били и отталкивали друг друга, стремясь выскочить из траншеи через бруствер.

Английские войска, медленно продвигавшиеся по нейтральной территории, сначала столкнулись с перепуганными неграми, бегущими навстречу с поднятыми руками, затем услышали крики, проклятия и стоны, доносившиеся из немецких окопов. Судя по всему, там царил кромешный ад; единственное, что сбивало англичан с толку, – ясно различимое дикое рычание разъяренного льва.

Когда они достигли траншеи, то те, кто двигался по левому флангу, заметили огромного льва, перемахнувшего через траверс с телом вопящего солдата и исчезнувшего во мраке ночи. Еще дальше они увидели Тарзана, поливающего продольным огнем из пулемета немецкие траншеи. Внезапно из блиндажа как раз позади человека-обезьяны выскочил немецкий офицер. Он поднял брошенную кем-то винтовку с примкнутым штыком и начал подкрадываться к Тарзану, увлеченному стрельбой и не замечавшему, что творится вокруг. Англичане закричали, предупреждая об опасности, но из-за дальности расстояния и грохота выстрелов их голоса не достигали слуха Тарзана. Немец вскочил на бруствер и поднял винтовку для предательского удара в спину, но вдруг человек-обезьяна с быстротой Ара-молнии обернулся и прыгнул на противника. Это был дикий зверь, и рычание дикого зверя срывалось с его уст. Именно животный инстинкт, которым обладают многие обитатели джунглей, подсказал Тарзану, что кто-то подкрадывается к нему из-за спины, а когда он обернулся, то мгновенно узнал знаки различия на мундире – точно такие же носили убийцы его жены и верных вазири.

Это был дикий зверь, чьи зубы впились в плечо гунна, а пальцы сомкнулись на его жирной шее. Вот тут-то ребята из второго Родезийского полка увидели такое, что навсегда осталось у них в памяти. Гигантский человек-обезьяна поднял тяжелого немца в воздух и принялся трясти его, как терьер трясет крысу или львица Сабор – свою жертву. Они видели, как глаза немца вылезли из орбит от страха, как в напрасном сопротивлении он упирается руками в могучую грудь своего противника. Они видели, как Тарзан внезапно развернул офицера, уперся коленом ему в спину, обхватил его шею рукой и резко рванул на себя. Немец рухнул на землю, неестественно выгибаясь назад, и страшно крича, затем что-то хрустнуло, и Тарзан отбросил в сторону мягкий безжизненный труп, еще секунду назад бывший человеком.

Крики одобрения замерли на губах солдат второго Родезийского полка, ибо в этот момент Тарзан поставил ногу на труп поверженного врага и, подняв голову к небу, испустил леденящий душу победный клич обезьяны-самца.