Текст книги "Пираты Венеры"

Автор книги: Эдгар Райс Берроуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 56 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

Теперь я мог разглядеть их лучше. Ростом они были примерно с меня и внешне очень походили на земных людей. Бросалось в глаза, что они были почти нагими: лишь набедренные повязки и пояса, к которым пристегивались ножны мечей. Кожа казалась много темней моей, но не такая темная, как у негров, а лица были спокойны и красивы.

Несколько раз то один, то другой обращался ко мне, и я каждый раз показывал жестами, что не понимаю. В конце концов после долгих дискуссий один из них вошел в отверстие в дереве, и мгновением позже через дверной проем я увидел освещенную комнату; затем мне указали на дверь и подтолкнули меня.

Сообразив, что от меня требуется, я шагнул вперед. Еще один человек ждал в центре вырубленной в огромном дереве обширной комнаты. За его спиной виднелись двери, несомненно, ведущие в другие помещения. В комнате стояли столь! и кресла, стены украшены резьбой и окрашены, на полу лежал ковер. Мягкий свет освещал комнату так ярко, как солнечный свет из открытого окна, но без ослепляющего блеска.

Последний из оставшихся на мостках человек вошел и закрыл дверь, которая запиралась непонятным устройством, затем один из них указал на кресло и подтолкнул меня в ту сторону. В ярком свете они рассматривали меня, а я – их. Моя одежда, по-видимому, потрясла больше всего: они обсуждали материал, его фактуру, покрой комбинезона, если, конечно, я правильно судил по их жестам и интонациям.

Почувствовав, что в утепленном комбинезоне очень жарко, я снял его, затем пиджак и рубашку. Каждый вновь снятый предмет увеличивал их любопытство и оживленно комментировался. Светлая кожа и белокурые волосы также привлекли их внимание.

Вскоре один из приведших меня вышел из комнаты. Пока он отсутствовал, другой убрал различные предметы, лежавшие на столе. Они показались мне похожими на книги в кожаных переплетах. Я заметил также несколько безделушек и кинжал в красивых ножнах.

Человек, выходивший из комнаты, вернулся с едой и питьем. Все принесенное он поставил на стол; знаками все трое показали, что я могу есть. Это были фрукты и орехи в гладко отполированных деревянных чашах; нечто, похожее на хлеб, лежало на золотой тарелке; серебряный кувшин наполнен медом. В высоком изящном керамическом кубке прелестного голубого оттенка налита беловатая жидкость, напоминающая молоко. Посуда, вещи, а также обстановка комнаты говорили о культуре, утонченности и хорошем вкусе, не совместимых, на мой взгляд, с примитивной одеждой их владельцев.

Фрукты и орехи были совершенно незнакомы ни по внешнему виду, ни по вкусу. Хлеб грубый, но вкусный, и мед, если это мед, напоминал засахаренные фиалки. Молочная смесь (не могу подобрать другого слова) была крепкой и острой, но приятной.

Я попытался представить себе, из чего получают такой напиток, но не смог.

Посуда на столе очень походила на принятую в цивилизованных частях земного мира. Лежали и столовые приборы: с углублениями – чтобы можно было черпать, острые – резать, с зубчиками накалывать. Была даже и ручная дробилка, которую я порекомендовал бы земным домохозяйкам.

Пока я ел, трое серьезно беседовали, причем то один из них, то другой периодически предлагали мне еще еды. Они казались гостеприимными и вежливыми. Если такое поведение типично для всего населения Венеры, жизнь здесь окажется достаточно приятной! Однако на то, что мне встретятся не только розы, но и шипы, указывало оружие, которое было у этих людей: никто не носит меча или кинжала, если не рассчитывает использовать его хотя бы для парада.

Когда я поел, двое проводили меня из общей комнаты через заднюю дверь вверх по пролетам винтовой лестницы и ввели в маленькую комнатку. Лестница в коридоре освещалась небольшой лампой, похожую на висевшую в первой комнате. Свет ее проникал сквозь щели массивной деревянной решетки в комнату, где меня заперли и предоставили самому себе.

На полу лежал мягкий тюфяк, поверх которого развернуты покрывала, похожие на шелковые. Было тепло – я снял все, что оставалось из одежды, за исключением белья, и лег, чтобы заснуть и восстановить силы. Я устал после трудного спуска с гигантского дерева и задремал почти мгновенно. Однако мой сон вновь и вновь прерывали видения ужасной твари, преследовавшей меня по дереву, ее рев, ярость и злоба.

Скоро я все же заснул, и сон наполнился хаосом воспоминаний об изнурительных приключениях мнувшего дня.

Глава 4
К ДОМУ ДЖОНГА

Когда я проснулся, в комнате было совершенно светло, в окно заглядывала листва деревьев, бледно-лавандовая и светло-фиалковая в свете дня. Поднялся и подошел к окну – все залито ярким, но отнюдь не прямым светом. Было даже жарко и немного душно. Ниже виднелись многочисленные мостки, перекинутые от дерева к дереву. Временами там и сям на мостках появлялись люди, практически обнаженные, если не считать набедренных повязок. Испытав на себе венерианскую жару, перестаешь удивляться скромной одежде венериан. На мостках виднелись и мужчины, и женщины, причем мужчины вооружены мечами и кинжалами.

Все, кого я видел, казались примерно одного возраста: не было ни детей, ни стариков. Все были красивы и прекрасно сложены. Глядя через решетчатое окно, я пытался разглядеть хоть кусочек земли, но везде, куда падал взгляд, виднелась только удивительная листва деревьев самых разных оттенков фиолетового цвета. Как башни, возвышались огромные стволы деревьев диаметром примерно целых добрых две сотни футов. Дерево, по которому я спускался, представлялось гигантом, но теперь, в сравнении с этими великанами, оно казалось совсем невысоким и выглядело наподобие куста орешника по соседству с мачтовыми соснами.

Пока я любовался этим величественным зрелищем, за спиной послышался звук открывающейся двери. В комнату вошел один из моих хозяев. Он приветствовал меня несколькими словами, которых я не понял, и приятной улыбкой, полной доброжелательности, на которую я тоже ответил улыбкой и произнес: «С добрым утром!»

Он жестом пригласил меня выйти из комнаты, но я знаком показал, что сначала желаю одеться. Понятно, в одежде будет жарко и неудобно, да и никто здесь не был одет подобно мне, и все же власть обычаев и привычек так сильна, что я уклонился от разумного решения – отправиться в одних трусиках.

Когда пришедший понял, чего я хочу, он знаками предложил мне оставить одежду на прежнем месте и идти в чем есть; при этом лицо его было полно доброжелательности. Он был худощав и немного ниже меня. При свете дня я смог разглядеть, что его кожа имела коричневый оттенок, такой, какой придает сильный солнечный загар людям моей расы. Темно-карие глаза, черные волосы. Весь его облик резко контрастировал с моей светлой кожей, голубыми глазами и белокурыми волосами.

Все-таки одевшись, я последовал за ним по лестнице вниз в комнату, примыкавшую к той, в которую меня привели ночью. Здесь нас ждали двое мужчин, видимо, приятели моего провожатого, а за накрытым столом сидели две женщины. Их глаза с нескрываемым любопытством устремились на меня и особенно на мою одежду: мужчины улыбнулись и приветствовали столь радушно, как это сделал ранее их сотоварищ, а один из них указал на кресло. Женщины, необыкновенно привлекательные, оценивающе разглядывали меня, откровенно, но не вызывающе. Видимо, они уже достаточно наговорились обо мне. Глаза и волосы у них были того же цвета, что у мужчин, а кожа более светлая. Каждая носила одежду из шелковистого материала, подобного тому, из которого сделаны покрывала, в виде длинного шарфа. Середина шарфа плотно окутывала грудь и талию, один конец обертывал бедра и спускался спереди до колен, а второй поднимался вверх до подмышек, где и закреплялся.

Вдобавок к этим костюмам, окрашенным в разные цвета, женщины носили пояса, к которым подвешивались сумки-карманы и ножны кинжалов. На обеих женщинах были кольца и браслеты, а в волосах сверкали драгоценные гребни. Некоторые украшения были выполнены из золота и серебра, а другие напоминали слоновую кость и кораллы. Но что меня поразило больше всего, так это утонченное мастерство, с которым были изготовлены вещи. Думаю, художественная работа ценилась намного больше, чем сам материал. Так, среди украшений было несколько прелестных вещиц, изготовленных из обычной кости.

На столе лежал хлеб– не такой, который я ел прошлой ночью, – стояли кушанья, по внешнему виду напоминавшие яйца и мясо, запеченные вместе, а также несколько блюд, совсем не похожие на земные. Блюда сильно отличались друг от друга по запаху и вкусу и были превосходно приготовлены.

Во время еды хозяева затеяли серьезный спор. Из их жестов и взглядов стало понятно, что предметом дискуссии был я. Женщины оживляли завтрак, пытаясь завязать со мной разговор; эти попытки доставляли им много веселья, и трудно было не присоединиться к их смеху, настолько он был заразителен. В конце концов одной из них пришла в голову счастливая мысль учить меня языку. Она указала на себя и сказала: «Зуро», а затем показала на другую девушку: «Алзо». Заинтересовались и мужчины. Скоро я знал, что имя того, кто казался главой дома и первым вышел ко мне прошлой ночью, Дуран. Двух других звали Олсар и Камлот.

Однако прежде чем я усвоил имена и названия некоторых блюд на столе, завтрак окончился, и трое мужчин пригласили меня с собой. Пока мы шли по мостику от дома Дурана, в глазах встречных, как только они замечали меня, вспыхивало любопытство и удивление. Очевидно, люди мо его типа совершенно неизвестны на Венере или, по крайней мере, очень редки. Голубые глаза и светлые волосы, да еще одежда, вызвали много комментариев, о чем можно было судить по жестам и пристальным взглядам.

Нас часто останавливали сгорающие от любопытства друзья моих спутников или хозяев (не знаю пока, к какой категории их отнести), но никто не оскорбил, не обидел меня. Ну, раз я оказался объектом их любопытства, они будут объектом моего.

Все встреченные нами люди тоже оказались красивыми и молодыми. Их можно было бы назвать цветом данной расы. И опять не довелось видеть ни стариков, ни детей.

Вскоре мы подошли к дереву таких колоссальных размеров, что едва верилось глазам: не менее пятисот футов в диаметре. Освобожденная от ветвей на сотню футов вверх и вниз от мостка поверхность ствола была усеяна окнами и дверями и опоясана широкими балконами или верандами. Перед большой, искусно украшенной дверью стояла группа вооруженных людей, около которых мы остановились, и Дуран обратился к одному из них.

Мне послышалось, что он называл этого человека Тофаром, и, действительно, его так и звали, как я узнал позже. На нем было ожерелье, к которому крепился металлический диск с рельефной иероглифической надписью, а в остальном он ничем не отличался от своих товарищей.

После разговора с Дураном он внимательно Оглядел меня с ног до головы. Затем они оба вошли в дверь, а остальные продолжали рассматривать меня, Камлота и Олсара.

Я воспользовался временем ожидания, чтобы как следует рассмотреть искусную резьбу портала, образующего арку шириной в «ять футов. Резьба явно была на историческую тему, очевидно, в изображениях отражались различные события из жизни правительства или народа. Мастерство исполнения было высоким, и не требовалось напрягать воображение, чтобы понять, что каждое скульптурно вырезанное лицо – это портрет какой-нибудь живой или умершей знаменитости. В очертаниях фигур не было ничего гротескного, как в работах подобного характера на Земле, и только бордюры, которые окружали всю резьбу и разделяли смежные сюжеты, были обычными.

Мое внимание все еще привлекали эти прекрасные образцы резьбы по дереву, когда Дуран и Тофар вернулись и приказали мне, Олсару и Камлоту следовать за ними в помещение, расположенное в толще гигантского дерева. Мы прошли несколько больших комнат и широких длинных коридоров, вырезанных в стволе живого дерева. По великолепной лестнице спустились на этаж ниже. Комнаты освещались лампами, подобными тем, какие были в доме Дурана.

Перед дверью одной из комнат стояли двое вооруженных людей с дротиками и мечами. Меня ввели внутрь. На другом конце помещения, за столом у большого окна, сидел человек. Около дверей мы остановились, причем мои спутники застыли в торжественном молчании, пока человек за столом не поднял голову и не повернулся к нам. Затем они пересекли комнату, сопровождая меня, как караульные, и встали, вытянувшись, перед столом. Стоявший за столом человек пристально разглядывал нас.

Он поприветствовал моих спутников, называя каждого по имени, и, когда они ответили, я понял, что его называют Джонгом. Это сравнительно пожилой, но хорошо выглядевший человек с мужественным лицом и царственной осанкой. Его наряд подобен тому, который носили другие мужчины-венериане, только на голове повязка, поддерживающая круглый металлический диск в центре лба. Казалось, он очень заинтересовался и внимательно следил за мной, слушая Дурана, излагавшего историю моего появления прошлой ночью.

Когда Дуран закончил, человек по имени Джонг обратился ко мне. Манера говорить была серьезной, тон мягкий. Из учтивости ответил ему, хотя знал, что он понимает меня не лучше, чем я его. Он улыбнулся и покачал головой, затем вступил в дискуссию с другими. В заключение он ударил в маленький гонг на столе, поднялся и, обойдя вокруг стола, подошел ко мне. Тщательно осматривая мою одежду и даже щупая ее, как бы проверяя качество, он одновременно разговаривал с присутствующими, словно обсуждая ее материал и покрой. Затем осмотрел кожу моих рук и лица, пощупал волосы, заставил открыть рот, чтобы осмотреть зубы. Я вспомнил о лошадиной ярмарке и о работорговле. Возможно, последнее казалось более подходящим.

Вошел человек, очевидно, слуга и, получив приказ от Джон га, снова вышел, а я продолжал оставаться объектом изучения. Моя двадцатичетырехчасовая щетина вызывала оживленные комментарии. Борода, редкая и рыжеватая, никогда не отличалась красотой, и я намеревался удалить ее, как только найдутся необходимые принадлежности для бритья.

Нельзя сказать, что мне понравился такой подробный осмотр, но манера и форма, в которой он проводился, были далеки от какого-либо проявления грубости или невоспитанности, а положение мое здесь было настолько неопределенно, что здравый смысл подсказывал воздержаться от возмущения фамильярностью человека по имени Джонг. Как выяснилось позже, мой такт оценили.

Вскоре через дверь справа вошел человек. Вероятно, именно его вызвал слуга, недавно вышедший отсюда с каким-то поручением. Когда он приблизился, стало видно, что он очень похож на остальных: красивый молодой человек лет тридцати. Есть люди, которым не нравятся монотонность красоты, они считают, что красивое все одинаково. Венериане же отличались друг от друга: они были красивы, но каждый по-своему.

Человек, именуемый Джонгом, коротко пересказал ему все, что они обо мне узнали. Когда Джонг закончил, вошедший жестом пригласил следовать за ним. Несколькими минутами позже я оказался в другой комнате на том же этаже. В ней было три больших окна, обстановка состояла из нескольких досок, столов и кресел. Почти все стены занимали полки, а на них, как я смог догадаться, стояли тысячи книг.

Следующие три недели были необычайно интересны. Все это время Данус, в чье распоряжение я поступил, обучал меня венерианскому языку и подробно рассказывал мне о планете, людях, среди которых я оказался, об их истории. Я легко научился языку и овладел им мастерски, однако не буду описывать его полностью. В венерианском алфавите двадцать четыре буквы, из которых только пять обозначают гласные звуки. Заглавных букв нет. Система пунктуации отличается от нашей и более практична: например, прежде чем вы начинаете читать предложение, вы уже знаете, какое оно: восклицательное, вопросительное, ответ на вопрос или простое повествование. Знаки, соответствующие точке и точке с запятой, используются так же, как и у нас; двоеточия нет. Точка следует в конце предложения, а вопросительный или восклицательный знаки предшествуют ему.

Я овладел языком своих хозяев, писал и читал, а когда мой учитель отсутствовал (он был хранителем библиотеки), проводил много приятных часов, роясь в огромной библиотеке. Данус был к тому же врачом короля и главой колледжа медицины и хирургии.

Первый вопрос, который задал Данус, – откуда я появился? Однако на мой ответ, что прибыл из другого мира, отстоящего более чем на двадцать шесть миллионов миль от родного Амтора (так венериане называли свой мир), он скептически покачал головой:

– Нет жизни за пределами Амтора, – заявил он. – Как может быть жизнь там, где все – огонь?

– Это ваша теория… – начал я, но остановился. В венерианском языке не было слова «вселенная», как не было слов «луна», «солнце», «звезда» и «планета». Великолепие небес, которое наблюдаем с Земли, никогда не видят обитатели Венеры из-за двух облачных слоев, постоянно окружающих планету. Я продолжил: – А что, по-твоему, окружает Амтор?

Он шагнул к полке и вернулся с огромным фолиантом, открыл его и показал великолепно выполненную карту Амтора. На ней были три концентрические окружности. Между центральной и внешней лежала область, обозначенная, как Трабол, что означало «Страна Тепла». Границы морей, материков и островов были доведены лишь до этих окружностей, и только в некоторых местах проведенные контуры пересекали ограничивающие окружности, как бы обозначая области, в которых безрассудные исследователи бросают вызов опасностям, таящимся в неизвестных и негостеприимных странах.

– Это Трабол, – объяснил Данус, положив палец на среднюю часть карты. – Он окружает Страбол– жаркую область. Страбол предельно разогрет, его земля покрыта гигантскими лесами и плотным кустарником. Он населен гигантскими сухопутными зверями, рептилиями и птицами, его теплые моря кишат подводными чудовищами. Никто из людей, заходивших в дебри Страбола, не вернулся живым.

– За Траболом, – продолжал он, положив палец на другую часть, обозначенную как Карбол, – находится Страна Холода. Здесь настолько холодно, как в Страболе жарко. Странные твари живут там: искатели приключений возвращаются оттуда с рассказами о свирепых человекоподобных существах, одетых в меха. Но это крайне негостеприимная страна, и редко кто отваживается отправиться туда, потому что все боятся свалиться с края в раскаленное море.

– С какого края? – спросил я.

Он посмотрел на меня с изумлением.

– Легко можно поверить, что ты пришел из другого мира, если задаешь такие вопросы, – заметил он. – Ты действительно ничего не знаешь о физическом строении Амтора?

– Я ничего не знаю о твоей теории строения Амтора. И мне крайне интересно все, что ты расскажешь.

– Не теория, а факт, – поправил он вежливо. – Никаким иным путем разнообразные явления природы не могут быть объяснены. Амтор – огромный диск с перевернутым ободом, наподобие гигантского блюдца. Он плавает в море расплавленного металла и камня. Этот факт неоспоримо подтверждается тем, что иногда из вершин гор изливается жидкая расплавленная масса. Такое случается тогда, когда в диске Амтора возникает отверстие. Карбол, Страна Холода, – мудрая мера предосторожности природы, уравнивающей ужасный жар, постоянно царящий за внешним краем Амтора.

Над Амтором и вокруг него – хаос огня и пламени. От этого хаоса нас защищают облака, в которых иногда случаются разрывы. В такие моменты тепло от огня над нами (если все происходит днем) настолько сильно, что блекнет листва и гибнет все живое, а свет, проникающий сверху, невиданно ярок; если же это случается ночью, то жара нет, но отчетливо видны искры от небесного огня.

Я попытался объяснить, что Амтор – планета, а планеты имеют форму шара. Карбол – это холодная область планеты, окружающая один из полюсов, тогда как Страбол – лишь одна из двух одинаковых температурных зон; вторая из них лежит за экватором, делящим планету на два равных полушария, а не окружность с центром в середине диска, как он описал.

Данус выслушал вежливо, но только улыбнулся и покачал головой, когда я закончил.

Мне было непонятно, как человек с недюжинным умом, образованный и культурный, может придерживаться подобных взглядов. Однако, закончив свои объяснения, подумал, что ни он, ни кто другой из его предков никогда не видели неба, и осознал, что фактических оснований для любой другой теории строения мира у них нет. Вот когда стало ясно, что значит астрономия для человеческой расы, ее науки и культуры. Мог ли быть таким высоким уровень развития наук на Земле, если бы над ней небеса были надежно и навечно спрятаны от наших взоров?

Однако я не отступил. Попробовал привлечь внимание к тому факту, что если бы теория Дануса была правильной, то границы между Траболом и Страболом (то есть умеренной и экваториальной зонами) должны быть намного короче, чем граница, разделяющая Трабол и Карбол (полярную область), как показано на карте. Достаточно выполнить соответствующие измерения, чтобы убедиться: истинная картина противоположна той, которая представлена на карте, и, значит, верна моя модель строения Амтора, где граница между полярной и умеренной зонами короче, чем между умеренной и экваториальной. Он согласился, что сделанные измерения указывают именно на такие расхождения, о которых я упомянул, но остроумно объяснил это противоречие амторской теорией относительности расстояний, с которой тут же меня познакомил.

– Градус есть одна тысячная часть окружности, – начал он. – Это – амторский градус. Ученые Амтора не имеют возможности видеть Солнце, чтобы предложить другое деление окружности, как это сделали древние вавилоняне, разделив ее на триста шестьдесят равных частей. И нет сомнений, что длина окружности измеряется как раз тысячей градусов. Окружность, которая разделяет Трабол и Страбол, обязательно имеет тысячу градусов длины. Ты согласен с этим?

– Вполне, – ответил я.

– Очень хорошо. Тогда ты должен согласиться, что окружность, которая отделяет Трабол от Карбола, тоже измеряется тысячей градусов.

Я кивнул в знак согласия.

– Величины, равные одной и той же мере, равны между собой, не так ли? Следовательно, внутренние и внешние границы Трабол а имеют одинаковую длину, и это верно, поскольку верна теория относительности расстояний. Градус – это мера линейного расстояния. Смешно говорить о том, что чем дальше от центра Амтора, тем больше единица измерения; она только кажется более длинной: относительно общей длины окружности или расстояния до центра Амтора она остается такой же.

– Я знаю, – продолжал Данус, – что на карте длина градуса не кажется одинаковой, и у нас нет фактических доказательств ее равенства, но она должна быть равной, потому что иначе границы Амтора должны быть длиннее по внутренней окружности, нежели по внешней, а это настолько смехотворно, что даже не требует опровержения.

Добавлю, что это противоречие доставляло древним ученым значительное беспокойство, пока три тысячи лет назад Куфлер, великий ученый, не предположил, что видимые и реальные измерения расстояний могут быть согласованы путем умножения каждой величины на квадратный корень из отрицательной величины, что он с успехом продемонстрировал.

Я понял, что любые аргументы бесполезны, и ничего не возразил в ответ: нет нужды спорить с человеком, который мог умножить какую-либо действительную величину на квадратный корень из отрицательной величины.