Текст книги "Пираты Венеры"

Автор книги: Эдгар Райс Берроуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 56 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

Глава
10 МЯТЕЖ

Да, Анус убит, и мне показалось, что шума и крика поднялось куда больше, чем было бы при смерти простого пленника. Анус лежал на спине рядом с бутылкой вина. В местах, где чьи-то пальцы сжали его шею, проступили белые пятна, ясно говорившие, что смерть была насильственной.

Вскоре всех выгнали на палубу, где по приказу капитана корабль обыскали, пытаясь найти оружие. Сам капитан наблюдал за этой процедурой. Он был разгневан и, как показалось, слегка напуган. Он допрашивал нас одного за другим. Когда наступил мой черед, я не стал упоминать о ночном происшествии, а сказал лишь, что спал в противоположном конце помещения.

– Был ли ты знаком с умершим?

– Не больше, чем с любым другим.

– Но с некоторыми из них ты знаком довольно хорошо, – заявил он твердым тоном – Ты когда-либо разговаривал с ним?

– Он заговаривал со мной несколько раз.

– О чем?

– В основном о своей ненависти к тористам.

– Но он же торист! – воскликнул капитан.

Он пытался выведать, знаю ли я что-нибудь о настоящей роли Ануса. Но успеха не достиг – ума ему явно не хватало.

– Если он торист, то предает свою страну, – возразил я. – По тому, что он говорил, я не мог отнести его к верным тористам, потому что постоянно подбивал меня на захват корабля и убийство офицеров. Думаю, с такими предложениями он обращался и к другим, – я говорил умышленно громко, так как хотел, чтобы все Солдаты Свободы поняли мой намек. Достаточно было некоторым из них подтвердить мои слова, и офицеры убедятся, что заговор– плод воображения Ануса, а донос – лишь средство для одобрения у начальства, трюк, достойный шпиона.

– Уговорил ли он кого-нибудь из пленников последовать за ним? – спросил капитан.

– Думаю, что нет, над ним все смеялись.

– Кто его убил?

– Вероятно, какой-нибудь торист, возмущенный предложением, – бойко заявил я.

По этой же схеме капитан продолжал допрашивать и других, и я с удовольствием отметил, что почти каждый из Солдат Свободы упирал на вероломства Ануса и виртуозно разоблачал его. Заг утверждал, что никогда с ним не разговаривал, и это было чистой правдой.

После допроса капитан оказался от истины дальше, чем был раньше, потому что, а в этом я был уверен, начал сомневаться в правдивости доносов Ануса.

Во время обыска я опасался, что у Кирона найдут ключ от арсенала, но этого не случилось; позже он признался, что ночью спрятал ключ в волосах, потому что боялся какой-либо случайности.

Амторский день длится двадцать шесть часов пятьдесят шесть минут и четыре секунды по земному времени, и амторцы делят его на двадцать равных часов, называемых «ти». Для простоты я заменяю их примерно равными земными эквивалентами – часами, хотя и получается, что здешний час содержит 80,803 земных минуты. На борту корабля через каждый час звучала труба. Первый сигнал означал восход солнца. Заключенные должны проснуться и получить завтрак. Через сорок минут начиналась работа, продолжавшаяся десять часов с коротким перерывом для обеда в середине дня. Иногда, если вздумается надсмотрщику, мы кончали работу в восемь и даже в девять часов. Необходимо было действовать.

В тот же день, когда Солдаты Свободы собрались вместе в обеденный перерыв, я пустил по кругу приказ, что начинаем восстание после обеда, когда протрубят семь часов. Те, кто работает на корме у арсенала, должны напасть на него под руководством Кирона; если арсенал заперт, он должен его открыть. Остальные атакуют ближайших солдат, используя в качестве оружия все, что попадет под руки, и отбирают у них пистолеты и мечи. Пятеро займутся офицерами. Часть будет орать наш боевой клич: «За свободу!». Прочие будут инструктировать остальных заключенных и присоединившихся к нам солдат.

План поистине безумный, и только отчаявшиеся до предела люди могли надеяться на его успех.

Мы выбрали семь часов потому, что в это время почти все офицеры собирались в кают-компании на легкий ужин с вином.

Конечно, лучше было напасть ночью, но мы опасались, что нас, как всегда, соберут под палубой и запрут, а какой-нибудь другой шпион выдаст заговор – урок Ануса многому нас научил. Ждать нельзя.

Напряженность росла, а время подпирало. Иногда я поглядывал на товарищей и у некоторых замечал признаки нервозности, тогда как другие работали, будто ничего необычного не происходит. Заг, работавший рядом, был спокоен, невозмутим и даже не бросал взгляды на верхнюю палубу, с которой вскоре труба протрубит роковой час. Мне самому все труднее удавалось сохранять внешнее спокойствие. Никто не мог заподозрить, что Заг вот-вот бросится на стоящего рядом солдата или что ночью он убил человека. Он спокойно чистил ствол большой пушки и что-то беззаботно насвистывал.

Ганфар и, к счастью, Кирон работали на корме, надраивая палубу, и я видел, как Кирон все ближе и ближе продвигается к двери арсенала. Как бы я хотел, чтобы Камлот знал о приближении решающего момента! Как много он мог сделать для успеха восстания! А он даже не знал, что готовится…

Я оглянулся и встретил взгляд Зага. Шутливо-торжественно он прищурил левый глаз, давая знать, что начеку. Это успокоило меня и прибавило бодрости. Почему-то последние полчаса я чувствовал сильное одиночество.

Приближался решающий момент. Я пододвинулся поближе к своему охраннику и стоял теперь почти вплотную спиной к нему. Что делать, я знал точно и был уверен, что сделаю удачно. Немного надо, чтобы человек свалился без сознания на палубу, а через несколько минут так и будет! Солдат даже не подозревает об этом, не знает, что безмолвный пленник завладеет его кинжалом, мечом и пистолетом, когда над водами широкого амторского моря прозвучит семичасовой сигнал.

Я стоял спиной к палубной постройке и не мог видеть, как горнист выйдет на мостик, чтобы протрубить время, но знал, что это будет вот-вот и, тем не менее, первый звук я встретил в каком-то оцепенении. Думаю, что такова была реакция после долгого нервного напряжения.

Однако все это никак не повлияло на мои двигательные рефлексы. Когда первая нота достигла ушей, я стремительно развернулся и врезал правой в подбородок моего беспечного стража. Удар был похож на взмах косы и сделал свое дело. Парень хлопнулся на палубу, и в тот момент, когда я нагнулся за его оружием, на корабле начался ад. Визги, рев, ругань, а над всем военный клич Солдат Свободы. Мои люди ударили по врагу, и это был удар в сердце!

Теперь я услышал таинственное, прерывистое шипение или гудение амторского лучевого оружия. Вы когда-либо наблюдали мощный рентгеновский аппарат в действии? Так вот, звуки похожи, но громче и более зловещие. Быстро выхватил кинжал из ножен и пистолет из кобуры свалившегося стража, не теряя времени на то, чтобы снять с него пояс. Теперь я готов встретить события, которых так долго ждал! Могучий Заг вырвал оружие у стражника, а затем подхватил его и швырнул за борт. Очевидно, времени для обращения в нашу веру не нашлось…

У дверей арсенала сражение шло с переменным успехом: атакующие пытались войти, но солдаты отбрасывали их назад. Я рванулся туда. Но передо мной появился солдат, и я услышал свист лучевого пистолета. Однако стрелок нервничал или вообще плохо стрелял. И мне ничего не оставалось делать, как нажать на спуск своего пистолета. Убитый опрокинулся на палубу, дорога дальше была свободна.

У арсенала бились мечами, кинжалами и просто кулаками. Все перемешались, и применять лучевое оружие было нельзя. Я прыгнул в центр свалки. Сунув пистолет за пояс, с ходу проткнул мечом огромного типа, пытавшегося зарезать Хонана. Затем схватил еще одного за волосы и отшвырнул от дверей, крикнув Хонану, чтобы он его прикончил: слишком долго было бы вонзать меч в тело и снова вытаскивать его. Нужно скорее пробиться поближе к Кирону и помочь ему.

И все время слышались крики: «За свободу!» и рев присоединившихся к нам солдат– насколько можно судить, с нами были уже все пленники. И тут еще один солдат встал у меня на пути. Я видел его спину и хотел уже переадресовать Хонану и тем, кто шел за мной, но тот ударил кинжалом стоящего перед ним солдата и тоже крикнул: «За свободу!». По крайней мере, в нашей группе один перебежчик уже есть, но тогда еще было неизвестно, как их много!

Когда в конце концов удалось пробиться к арсеналу, Кирон уже успел там закрепиться. Многие из мятежников через окна забирались в каюту, и каждому Кирон давал несколько мечей и пистолетов, приказывая раздавать их сражающимся на палубе.

Увидев, что здесь все в порядке, я взял несколько человек и поспешил с ними на верхнюю палубу, где офицеры с мостика палили по мятежникам и своим людям без разбору. При виде этой жестокости многие солдаты перешли на нашу сторону. И первый же человек, которого я увидел на палубе, был Камлот с мечом в одной руке и с пистолетом в другой – он стрелял в офицеров, пытавшихся прорваться на главную палубу.

Я несказанно обрадовался снова увидев друга, и он, заметив меня, одарил быстрой улыбкой приветствия. Бросился к нему на подмогу и тоже открыл огонь по офицерам.

Пятеро из них были убиты, а двое оставшихся повернулись и попытались спастись бегством. За ними устремились более двух десятков мятежников, страстно желавших взобраться наверх, где нашли убежище оставшиеся офицеры, но еще больше восставших толпились за нами. Мы с Камлотом побежали к следующей палубе. Перегоняя нас, с криками и руганью промчался авангард мятежников.

Восставшими уже никто не управлял. Моих первоначальных соратников было слишком мало, и поэтому большинство мятежников не знали никого из руководителей– каждый сражался за себя. Хотел бы защитить некоторых офицеров, но предотвратить кровавую расправу не удалось.

Офицеры, дравшиеся за жизнь и наносившие большой урон нападавшим, в конце концов были смяты за счет численного превосходства нападавших. Мятежники и присоединившиеся к ним солдаты, казалось, имели зуб или на конкретного человека, или на офицерство в целом, и на время все превратились в разъяренных маньяков, снова и снова штурмовавших последний бастион власти – овальную башню на верхней палубе.

Убитых или раненых офицеров перекидывали через перила, и тела, падая с палубы на палубу, исчезали в море. Так, убивая врагов на месте или сбрасывая их вниз, где их добивали другие мятежники, восставшие пробирались к башне.

Капитан был последним, кого спихнули вниз. Его нашли в шкафу в своей каюте. При виде его поднялась такая буря гнева и ярости, какой я раньше никогда не наблюдал и, надеюсь, никогда больше не увижу. Мы с Камлотом были беспомощными свидетелями этой вспышки гнева. Капитана буквально растерзали на куски и сбросили в море.

Капитана убили, сражение окончилось. Корабль наш! План завершился успешно, но я внезапно осознал, что выпустил на волю страшную силу, управлять которой может оказаться не под силу. Я тронул Камлота рукой:

– Пошли со мной, – и потянул его на главную палубу.

– Кто зачинщик этого? – спросил Камлот, когда мы с трудом пробрались через ряды возбужденных мятежников.

– Восстание – мой замысел. Но не резня, – ответил я. – Теперь надо попытаться навести порядок.

– Если сможем, – заметил он скептически.

По дороге я собирал членов своей организации, каких заметил; в конце концов собрались почти все. Среди мятежников обнаружился трубач: он, сам того не ведая, подал сигнал к восстанию. Я попросил его просигналить, чтобы все собрались на главной палубе. Не знаю, подействуют ли на возбужденных людей звук трубы, но среди военных людей так сильна привычка к дисциплине, что, как только прозвучал сигнал, со всех сторон стали сбегаться люди.

Я взобрался на лафет одного из орудий и, окруженный своей верной командой, провозгласил, что Солдаты Свободы захватили корабль и что те, кто пожелает остаться с нами, должны подчиняться вукору, а остальные могут сойти на берег.

– А кто вукор? – осведомился солдат, который, как я помнил, больше всего неистовствовал в сражении с офицерами.

– Я.

– Вукор должен быть из наших, – прорычал он.

– Карсон организовал восстание и привел нас к победе, – закричал Кирон. – Карсон – вукор!

Из глоток моих товарищей и сотни новобранцев вырвались возгласы одобрения, но многие молчали или говорили что-то вполголоса недовольным тоном тем, кто стоял рядом. Среди них был и Каджи – солдат, который оспаривал мое право на руководство; вокруг него уже собралась группа сторонников.

– Необходимо, – объявил я, – чтобы все вернулись к своим обязанностям. Кораблем нужно управлять, кто бы им ни командовал. Споры о власти мы разрешим позже. Сейчас командую я. Камлот, Ганфар, Заг, Кирон и Хонан– мои лейтенанты. Они и я в настоящий момент – ваши командиры. Оружие всем немедленно вернуть Кирону в арсенал, за исключением тех, кому оно необходимо для охранной службы.

– Никто меня не разоружит! – разбушевался Каджи – Я имею столько же прав на оружие, как любой другой. Теперь мы все свободны. Никто не может отдавать мне приказы!

Заг пробился к нему сквозь толпу и схватил его одной рукой за горло, другой– за пояс.

– Ты будешь подчиняться приказам нового вукора или отправишься за борт, – прорычал он, отпуская беднягу и отдавая его оружие Кирону.

На мгновение установилась нездоровая тишина, которая затем взорвалась криками и смехом.

«Никто меня не разоружит», – кричал кто-то, передразнивая Каджи. Это вызвало новую волну смеха, и я почувствовал – опасность миновала. Кирон, используя подходящий момент, приказал всем идти в арсенал и возвратить оружие и сам первым показал пример; за ним пошли верные Солдаты Свободы.

Прошел час, прежде чем восстановился порядок. Камлот, Ганфар и я собрались в штурманской рубке на башне. Мачты второго корабля скрылись за горизонтом, и мы обсуждали, как захватить его без кровопролития и освободить Дуару и других вепайцев, находившихся там.

Мысль об этом вертелась у меня в голове с самого начала подготовки к мятежу, и это было первое, о чем заговорил сейчас Камлот. Но Ганфар сильно сомневался в успехе такого дела.

– Мало кто заинтересован в спасении вепайцев, – напомнил он нам. – У всех одна лишь мысль – собственная безопасность. Никто не будет рисковать обретенной свободой для дела, совершенно им не нужного.

– А ты сам что думаешь об этом? – спросил я.

– Я повинуюсь тебе и сделаю все, что прикажешь. Но я один, а их две сотни, и их желания необходимо учитывать.

– Я приму во внимание лишь желания своих офицеров, – заметил я. – Остальным буду приказывать.

– Это верный путь, – одобрил Камлот.

– Передай офицерам, что мы атакуем «Совонг» на рассвете, – приказал я.

– Но мы не может стрелять по нему, – запротестовал Камлот. – Там же Дуара!

– Надо взять корабль на абордаж, – заявил я. – На палубе в тот час останутся только часовые. На спокойной воде корабли могут подойти вплотную друг к другу, не вызывая подозрений. Абордажная команда будет состоять из ста человек, которые спрячутся, пока корабли не сблизятся. В утренние часы море обычно спокойно. Если нет, отложим на следующее утро. Отдай приказ, чтобы не было резни. Пусть не убивают тех, кто не сопротивляется, – добавил я. – Оружие небольших размеров и прочее снаряжение, а также вепайских пленников, мы заберем на «Софал».

– А что ты намереваешься делать дальше? – спросил Ганфар.

– Об этом потом. Сначала надо оповестить команду «Софала». Ты с Камлотом изложи мой план остальным офицерам, они – Солдатам Свободы, а уж те. – всем остальным. И пусть запомнят тех, кто встретит приказ без удовольствия. Их мы оставим на «Совонге», вместе с теми, кто сам захочет. В одиннадцать часов соберите на главную палубу всех, я выступлю перед ними.

Камлот и Ганфар удалились выполнять приказ, а я вернулся в штурманскую рубку. «Софал» двинулся вперед с возросшей скоростью и медленно нагонял «Совонг», но не так быстро, чтобы можно было заподозрить погоню. Наверняка на «Совонге» ничего не знали о событиях, происшедших у нас, потому что амторцам неизвестен беспроволочный телеграф, а у офицеров «Софала» не было времени сигнализировать на «Совонг» – настолько внезапно вспыхнуло и победило восстание.

Прошел по кораблю. Во многих местах собирались маленькие группы людей, слушавших, что им говорят Солдаты Свободы. Одна из групп, большая, чем остальные, внимала громкоголосому оратору, в котором я узнал Каджи. С первого взгляда стало ясно, кто является возмутителем спокойствия. Какое влияние он приобрел, неизвестно, но его выступление было направлено против меня. От Каджи я намеревался избавиться сразу после захвата «Совонга».

Когда протрубили одиннадцать часов, быстро собрался народ, и я спустился по трапу. Остановился перед людьми на одной из нижних ступенек, откуда видел всех и все видели меня. Большинство было спокойно и готово слушать. Лишь в одной группе, в центре которой был Каджи, бормотали и шептались.

– На рассвете мы возьмем на абордаж «Совонг» и захватим его, – начал я. – Приказ вы получите от своих непосредственных начальников, но хочу подчеркнуть одно: не должно быть ненужных убийств. После захвата корабля мы заберем на «Софал» оружие, продовольствие и пленников– все, что нам нужно. И одновременно отпустим на «Совонг» тех, кто не желает оставаться на этом корабле под моей командой, и тех, кого я не пожелаю оставить, – и, сказав так, посмотрел на Каджи и недовольных вокруг него.

Я продолжал:

– Каждый до рассвета может продумать свое будущее: останется ли он здесь, с нами, или перейдет на «Совонг». Те, кто останется, должны строго повиноваться приказам, необходимым в плавании, которое нам предстоит совершить. Цель экспедиции двойная: захватывать тористские суда и исследовать неизвестные земли Амтора. Вепайских пленников мы, конечно, вернем на родную землю.

Будут приключения. Будут и опасности. И я не хочу иметь на борту ни трусов, ни нарушителей порядка. Все должны быть полезны. Я уверен, богатые суда тористов постоянно бороздя! моря Амтора. Мы всегда найдем возможность, используя нашу военную мощь и боевое умение, захватить любой встречный корабль тористов, и это будет богатая добыча. Война, может быть, зажжет огонь восстания против тирании тористов. И Солдаты Свободы будут в первых его рядах!

А теперь вернитесь в свои каюты и хорошенько приготовьтесь к утренней атаке.

Глава 11
ДУАРА

В эту ночь я спал мало. Офицеры постоянно приходили с докладами. От них я узнавал о том, что мне было нужнее всего, – о настроении команды. Никто не относился неодобрительно к захвату «Совонга», но о том, что последует дальше, мнения разделялись. Одни хотели, чтобы их высадили на берег, чтобы они могли вернуться домой; большинство с энтузиазмом думало о захватах и грабеже тористских судов, в то время как идея изучения неизвестных амторских морей воспринималась ими с недоумением и страхом; кое-кто не хотел отпускать вепайцев домой; было и активное, крайне голосистое меньшинство, которое настаивало, чтобы команда корабля сдалась тористам. Здесь явно чувствовалась рука Каджи.

– Тех, – объявил Ганфар, – на чью верность ты можешь положиться, почти сотня. Они признают тебя своим вождем и будут беспрекословно повиноваться приказам.

– Вооружи их, а всех остальных закрой в трюме, пока мы не захватим «Совонг». Как же быть с кланганами? Они не принимали участия в мятеже. Они за нас или против?

Кирон засмеялся.

– Они ни от кого не получили приказ, – объяснил он. – У них самих нет инициативы. Если только они не повинуются таким примитивным инстинктам, как голод, любовь или ненависть, они ничего не сделают без приказа вышестоящих.

– Их не волнует, кто командует ими, – добавил Заг. – Они служат достаточно верно, пока их хозяева не умрут, не потерпят поражения, не продадут их или не выгонят. Тогда они верно служат новому хозяину.

– Они заявляют, что ты – их новый хозяин, – сказал Камлот, – и будут повиноваться тебе.

Поскольку на борту «Софала» было всего пять людей-птиц, их позиция меня не слишком волновала, но заверения, что они не враги нам, весьма ободряло.

В двенадцать часов я приказал сотне верных мне людей собраться и спрятаться на нижней палубе. Все остальные были заперты еще раньше внизу. Второй мятеж был предотвращен лишь потому, что все, за исключением верных Солдат Свободы, были обезоружены.

Всю ночь мы постепенно сближались с ничего не подозревавшим «Совонгом», пока не оказались в сотне ярдов от него, несколько позади. Через носовой иллюминатор я видел темную громаду на фоне волшебного свечения безлунной амторской ночи, белые и цветные фонари и силуэты часовых на палубе.

Ближе и ближе подкрадывался «Софал» к своей жертве. У штурвала стоял один из Солдат Свободы – тот, который раньше служил штурманом на корабле тористов. На нашей палубе не было никого – лишь часовые. В нижнем этаже палубной надстройки сто человек ждали команды на абордаж. Я стоял возле Хонана в штурманской рубке (пока я готовил абордажную команду, судном командовал он) и смотрел на непривычный амторский хронометр. Я отдавал Хонану команды, а он действовал рычагами штурвала. «Софал» и «Совонг» все сближались. Хонан прошептал последнее распоряжение рулевому, и мы почти стукнулись о борт нашей жертвы.

Я поспешил по трапу вниз на главную палубу и дал сигнал Камлоту, стоявшему в дверном проеме надстройки. Корабли почти касались бортами. Море было абсолютно спокойно. Лишь мягкая зыбь поднимала и опускала скользящие в тишине судна. Человек мог бы перепрыгнуть с корабля на корабль.

Вахтенный офицер с «Совонга» окликнул нас:

– Почему подошли так близко? Что случилось? Эй, там, отходите!

В ответ я молча пересек палубу «Софала» и прыгнул на другой корабль, – а за мной и сотня безмолвных воинов.

Не было криков, почти не было шума – лишь топот ног и негромкий лязг клинков.

За нашей спиной абордажные крючья мертвой хваткой вцепились в борт «Совонга». Каждый знал, что делать. Оставив Камлота командовать на главной палубе, я побежал с дюжиной людей на верхнюю, а Кирон – на вторую палубу, где размещались офицеры.

Прежде чем вахтенный офицер успел собраться с мыслями, в него уперся мой пистолет.

– Веди себя тихо, – прошептал я, – и останешься жив.

Мой план состоял в том, чтобы взять как можно больше людей в плен до того, как грянет сражение, и этим свести к минимуму резню. Нужно было соблюдать тишину. Передал пленного одному из своих людей, и тот разоружил его; сам же стал искать капитана, а двое из моего отряда устремились к рулевому.

Капитан оказался в каюте и уже тянул руку за оружием. Его разбудил шум, он вскочил и зажег свет.

Когда он поднимал пистолет, я уже оказался перед ним и, прежде чем он выстрелил, выбил оружие из его рук. Однако он шагнул назад с мечом наизготовку, и мгновение мы стояли с ним лицом к лицу.

– Сдавайся, – обратился я к нему, – и будешь цел!

– Кто ты и откуда взялся? – в ответ спросил он.

– Я был заключенным на «Софале», но теперь командую кораблем. Если хочешь обойтись без кровопролития, иди со мной на палубу и отдай команду сдаваться.

– И что потом? Разве вы напали не для того, чтобы убить?

– Нет, мы хотим лишь забрать провизию, оружие и вепайских пленников, – объяснил я.

Вдруг смертоносное стаккато пистолетных выстрелов прозвучало откуда-то снизу.

– Мне бы тоже не хотелось убийств, – согласился он.

– В таком случае, если можешь остановить их, иди и отдай приказ сдаться.

– Я не верю! – неожиданно закричал он. – Это обман!

И он бросился на меня с мечом.

Я мог бы хладнокровно его застрелить, но тоже обнажил меч. Я еще не привык к амторскому оружию, но был сильнее и, как уже упомянул, знал кое-какие приемы немецкой школы фехтования.

Амторский меч – режущее оружие, а увеличенный вес его конца сделал меч особенно эффективным именно для атаки, возможность же парировать удары меньше. Мне пришлось нелегко. Капитан был активным и искусным бойцом. Он сразу понял, что перед ним новичок, и наседал с такой силой, что я вскоре пожалел, что не застрелил его. Теперь поздно: этот тип не давал мне возможности достать пистолет.

Он гонял меня по всей каюте, пока не встал между мной и дверью, не оставив лазейки для бегства. Теперь ему оставалось поскорее прикончить меня. Для меня же схватка пока свелась к обороне. Так быстры и упорны были его атаки, что приходилось лишь защищаться.

Куда делись люди, сопровождавшие меня? Гордость не позволяла звать на помощь. Правда, позже выяснилось, что все были заняты отражением атаки выскочивших откуда-то снизу офицеров.

Зубы противника сверкали, пока он безжалостно сокрушал мою защиту; казалось, он был уверен в победе и пожирал меня глазами, предвкушая ее. Лязг стали о сталь заполнял всю каюту, где мы сражались; я не знал, продолжаются ли подобные же бои в других уголках корабля, побеждаем мы или терпим поражение. А ведь мне нужно было знать все, я ответствен за происходящее на борту «Совонга», необходимо вырваться из капитанской каюты и занять место во главе нападающих и вести их к победе или на смерть!

Положение поэтому оказалось куда серьезнее, ведь дело касалось не только моей жизни. Надо срочно принять какое-то героическое решение. Сокрушить противника и поскорее!

Капитан почти прижал меня к стене. Острие его меча уже коснулось один раз шеи и дважды туловища, и хотя раны серьезными не были, обильно текла кровь. Наконец, он прыгнул на меня, в безумной решимости поразить насмерть. Я парировал удар, и его меч прошел справа от моего плеча, чуть не задев руку. Тогда молниеносно отвел свое оружие назад, и, прежде чем противник смог прикрыться, мой меч пронзил ему сердце.

Он рухнул на пол, я вырвал меч из его тела и выбежал из каюты. На схватку ушло всего несколько минут, хотя они показались вечностью, но за это короткое время на палубах и в каютах «Совонга» произошло множество событий. Верхние палубы очищены от противника, у рулевого колеса встал один из моих людей, у рычагов управления– другой, но на главной палубе продолжалась борьба. Там несколько офицеров «Совонга» с горсточкой своих людей вели безнадежную оборону. Однако, когда я добрался туда, все уже кончилось. Камлот убедил офицеров, что им сохранят жизнь, и они сдались – «Совонг» был наш!

«Софал» взял свой первый трофей!

Я бросился в середину толпы возбужденных воинов на главной палубе. Должно быть, у меня был довольно жалкий вид, так как я истекал кровью, но люди встретили меня громкими криками восторга. Как выяснилось позже, мое отсутствие было замечено и произвело плохое впечатление, но когда бойцы увидели, что я появился с неопровержимыми доказательствами храбрости, положение мое среди них чрезвычайно укрепилось. Мои раны, три царапины, сыграли свою роль, но и они мало чего стоили, если бы не обильная кровь на моем обнаженном мече. Вот это произвело огромный эффект.

Мы быстро согнали в кучу и разоружили наших пленников. Камлот со своим отрядом освободил вепайцев и переправил их на «Софал». Это были почти сплошь женщины, но я не видел их в момент освобождения, так как занялся другими делами. Могу, однако, представить себе счастье Камлота и Дуары при встрече, на которую Дуара, вероятно, уже не надеялась…

Вскоре все нужное нам вооружение перенесли с «Совонга» на «Софал», оставив только самое необходимое для офицеров захваченного корабля. Работой руководил Кирон, а исполняла ее наша команда, тогда как Ганфар с пленниками переправлял на «Софал» излишки продовольствия. Когда все закончилось, я приказал выкинуть за борт все пушки «Совонга». Последним актом этой драмы был перевод сотни недовольных с «Софала» на «Совонг» и представление им нового командира, которого я и поздравил.

Он был не слишком-то этим доволен, и я его не осуждаю. Наши пленники тоже не были довольны. Многие умоляли оставить их на «Софале», но у меня уже и так было больше людей, чем нужно для задуманного плавания и захвата кораблей. К тому же каждый из них мог поставить под угрозу какую-то часть или весь мой замысел, и я брал лишь тех, в чьей верности и сотрудничестве был абсолютно уверен. Остальные были бесполезны и даже вредны.

Очень странно, но Каджи оказался самым упорным. Упал на колени и умолял оставить его на «Софале», обещал такую верность, какую никто не обещал до этого. Но у меня было достаточно времени, чтобы узнать Каджи, и я остался непоколебим. Тогда он поклялся всеми предками, что будет со мной, если даже это займет целую тысячу лет.

Вернувшись на «Софал», я приказал отцепить абордажные крючья, и вскоре два корабля уже продолжали каждый свой путь, «Совонг» – в ближайший порт тористов, «Софал» – к Вепайе. Теперь можно было оценить потери: четверо убитых и двадцать один человек раненых. Потери команды «Совонга» оказались неизмеримо больше.

Большую часть оставшегося дня я вместе с офицерами формировал личный состав «Софала», планировал его действия. В этой работе Кирону и Ганфару не было цены. И только после обеда я смог проверить положение освобожденных вепайцев. По свидетельству Камлота, никому из них на борту «Совонга» не было причинено вреда.

– По-видимому, отряды получили приказ доставить женщин в Тору целыми и невредимыми и создать им в пути хорошие условия, – объяснил он. – Они предназначались для более важных персон, чем корабельные офицеры и корабельная охрана. Однако Дуара рассказала, что капитан сделал ей предложение. Если б я знал об этом, когда был на «Совонге», убил бы его вот этой рукой!

Тон Камлота был резок, и сам он выказывал признаки необычайного возбуждения.

– Успокойся, – попросил я. – Дуара отомщена.

– Что ты хочешь сказать?

– Я убил капитана.

Камлот хлопнул меня ладонью по плечу, глаза его загорелись.

– Снова ты совершаешь бессмертные подвиги! – воскликнул он. – Я хотел бы сам убить чудовище во имя Вепайи, и хотя не смог сделать сам, счастлив, что сделал ты, Карсон, а не кто-то другой.

Он придавал слишком большое значение действиям капитана «Совонга», а ведь тот не причинил Дуаре никакого вреда, но я понял, что любовь вызывает в человеческой душе странные превращения: оскорбление девушки в глазах влюбленного может трансформироваться в масштабы национального бедствия.

– Ну, теперь все кончилось, – утешил я его, – и твоя возлюбленная вернулась к тебе целой и невредимой.

От моих слов он пришел в ужас.

– Моя возлюбленная! Именем предков всех джонгов! Ты не знаешь, кто такая Дуара?

– Очевидно, девушка, которую ты любишь, – предположил я. – Но кто же она?

– Конечно, я люблю ее. Все вепайцы любят ее: она дочь царствующего джонга Вепайи.

Если бы он объявил о присутствии на борту богини, его голос не мог быть более почтителен. Я сделал вид, что поражен, лишь бы не оскорбить его.

– Будь она твоей девушкой, мне было бы куда более приятно участвовать в ее освобождении.