Текст книги "Пираты Венеры"

Автор книги: Эдгар Райс Берроуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 56 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

Эдгар Райс Берроуз
Пираты Венеры

Пираты Венеры

Глава 1
КАРСОН НЕЙПЕР

«…Если в вашу спальню в полночь тринадцатого дня этого месяца войдет женщина в белом, пожалуйста, ответьте на мое письмо. Если она не появится, я не буду ждать ответа». Прочитав заключительную фразу, я уже собрался кинуть письмо в корзину для бумаг, куда отправлялись все подобные послания, но почему-то продолжил чтение:

«…Если эта особа что-либо скажет вам, не откажите в любезности запомнить ее слова и повторить их в вашем письме…»

Я решил все же дочитать до конца, но тут зазвонил телефон, и я сунул письмо в одну из папок на письменном столе. В папке хранились просмотренные бумаги; а порядок в делах соблюдался неукоснительно, инцидент с загадочным письмом казался законченным.

Из папки бумаги шли в подшивку.

Звонил Ясон Гридли. Его голос звучал взволнованно – он попросил немедленно заехать к нему в лабораторию. Ясон никогда не нервничал по пустякам, и я поспешил удовлетворить его просьбу, а заодно и свое любопытство. Вскочив в машину, быстро проехал разделявшие нас несколько кварталов и убедился, что Ясон, приглашая меня, имел достаточно веские основания. Он только что получил сообщение по радио из внутреннего мира Земли – Пеллюсидара.

Накануне отправления огромного дирижабля 0-220, являющегося завершающим этапом исторического эксперимента, Ясон решил остаться для поисков фон Хорста, единственного пропавшего члена экспедиции. Тарзан, Дэвид Иннес и капитан Зуппер убедили его в неразумности поступка, поскольку Дэвид обещал направить отряд подчиненных ему пеллюсидарских воинов на поиски молодого немецкого лейтенанта.

Однако, вернувшись в наш мир, Ясон испытывал определенную вину за судьбу фон Хорста, молодого человека, любимца всей экспедиции, и время от времени повторял, как он раскаивается в том, что покинул Пеллюсидар, не исчерпав всех средств и возможностей, чтобы спасти фон Хорста или убедиться, что он погиб.

Ясон махнул мне рукой, указывая на кресло, и предложил сигарету.

– Получена депеша от Абнера Перри, – начал он. – Первая за эти месяцы.

– Она должна быть интересной, – заметил я, – раз так взволновала тебя.

– Да. До Сари дошла весть, что фон Хорст нашелся.

Поскольку сообщение Ясона связано с событиями, совершенно не относящимся к нашему повествованию, я упоминаю о нем, чтобы подчеркнуть два факта, которые, несмотря на их незначительность, проливают свет на цепь последовавших за ними примечательных событий. Во-первых, я забыл о письме, о котором упомянул выше, во-вторых, в моем сознании четко зафиксировалась дата его получения – десятое.

Надо заметить, о получении письма я очень быстро забыл. Оно не запечатлелось в памяти и, следовательно, никак не могло влиять на мое сознание в событиях, произошедших позже. Факт существования письма улетучился из головы через пять минут после прочтения настолько полно, как если бы я никогда его не читал.

Следующие три дня были чрезвычайно утомительными, так что когда я тринадцатого поздно вечером отправился спать, голова была настолько забита всяческими подробностями имущественных сделок, которые никак не складывались в нужную картину, что прошло довольно много времени, прежде чем удалось заснуть. Могу, не преувеличивая, утверждать, что последние мысли касались кредитов и несправедливых протестов.

Что меня разбудило, не знаю. Я приподнялся и со страхом увидел закутанную во что-то белое, как мне показалось, развевающуюся простыню, женщину, входившую в комнату через запертую дверь. Стояла ясная лунная ночь, различные предметы обстановки были отчетливо видны. Но особенно четко выделялась похожая на привидение фигура в белом, парящая над полом в футе от постели.

Я не подвержен галлюцинациям, никогда не видел привидений, никогда не жаждал встречи с ними и не имел понятия, как вести себя в подобной ситуации. Даже не будь она столь явно сверхъестественна, все равно было непонятно, как она оказалась ночью в спальне, потому что незнакомые женщины никогда не вторгались в мое пуританское жилище.

– Полночь тринадцатого, – произнесла она низким музыкальным голосом.

– Да, – согласился я и сразу вспомнил про письмо, полученное десятого.

– Сегодня он покинул остров Гуаделупа, – продолжала она. – И ждет в Гарамасе вашего письма.

Вот и все. Она беззвучно пересекла комнату и покинула ее, но не через окно, что было бы естественным, а через сплошную стену. Целую минуту я сидел на кровати ошеломленный, уставившись на то место, где в последний раз видел женщину, и пытался уверить себя, что сплю. Но я бодрствовал, и прошло не менее часа, прежде чем Морфей добился успеха (так писатели славного викторианского времени изящно называли приход сна).

Утром я добрался до своего офиса немного раньше, чем обычно, и, конечно, начал с поисков письма, полученного мною четыре дня назад. Я не знал ни имени писавшего, ни места отправления, но секретарь вспомнил его – оно заметно отличалось от остальной корреспонденции.

– Оно поступило десятого откуда-то из Мексики, – заявил он.

Письма у нас подшиваются в папки по штатам и странам, и отыскать его оказалось нетрудно.

На этот раз я тщательно прочитал письмо. Оно было датировано третьим числом и проштемпелевано в Гарамасе. Гарамас – это порт в в Калифорнийском заливе. Вот его текст.

«Дорогой сэр! Поскольку я занимаюсь реализацией проекта огромной научной важности, считаю возможным воззвать о помощи (не финансовой) к тому, кто представляется мне психологически и интеллектуально подходящим, культурным и умным, чтобы оценить открывающиеся возможности.

Причину, по которой я обратился к вам, буду рад объяснить в том счастливом случае, если окажется желательным наше личное свидание. А в желательности последнего можно убедиться лишь после определенного испытания.

Если в вашу спальню а полночь тринадцатого дня этого месяца войдет женщина в белом, пожалуйста ответьте на мое письмо. Если она не появится, я не буду ждать ответа. Если эта особа что-либо скажет вам, не откажите в любезности запомнить ее слова и повторить их в вашем письме.

Заверяю вас, что моя просьба (которая до некоторой степени необычна) требует серьезного внимания с вашей стороны. Умоляю хранить письмо в тайне, пока дальнейшие события не сделают опубликование необходимым. На этом позволю себе закончить.

С искренним уважением,

Карсон Нейпер».

– Еще один парень с заскоком, – прокомментировал мой секретарь Ротмунд.

– Итак, письмо пришло десятого, – заметил я, – а сегодня четырнадцатое. Теперь в итоге – загадочная история, в которой надлежит разобраться.

– Что может четырнадцатое число добавить к письму? – удивился он.

– Вчера было тринадцатое.

– Не хотите ли вы сказать, что нечто произошло наяву или вы видели во сне… – начал он скептически.

– Именно это я и хочу сказать. Леди приходила… Я ее видел…

Ральф посмотрел на меня с тревогой.

– Не забудьте, о чем медсестра предупреждала вас после операции, – напомнил он.

– Какая медсестра? У меня их побывало девять, и нет двух, которые говорили бы одинаковые вещи.

– Джерри. Она объяснила, что средство, применявшееся для наркоза, часто действует на мозг в течение нескольких месяцев. – Его тон был тревожен и заботлив.

– Хорошо! По крайней мере Джерри допускает, что мой мозг не похож на мозг многих людей. Но как бы то ни было, я видел женщину в белом. Пожалуйста, напишите письмо мистеру Нейперу.

Несколькими днями позже пришла телеграмма от Нейпера из Гарамаса.

«Письмо ваше получил точка благодарю точка буду у вас завтра точка», – гласила она.

– Ему придется лететь, – заметил я, прочитав телеграмму.

– Или явиться в белом саване, – подсказал Ральф. – Думаю, надо позвонить капитану Ходсону, чтобы он послал сюда нескольких патрульных: иногда эти парни бывают опасны. – Он все еще был полон скептицизма.

Мы оба с интересом ждали прибытия Карсона Нейпера. Думаю, Ральф предполагал увидеть маньяка с безумными глазами. Я же не мог представить, как мог выглядеть автор письма.

На следующее утро, около одиннадцати часов, Ральф зашел в мой кабинет.

– Мистер Нейпер здесь! – объявил он.

– Его волосы стоят дыбом, а белки глаз освещают все вокруг? – спросил я.

– Нет, – ответил Ральф, улыбаясь. – Это приятного вида молодой человек. И все. же, – добавил он серьезно, – я думаю, парень с заскоком!..

– Попросите его ко мне, – предложил я, и минутой позже Ральф ввел исключительно красивого молодого мужчину – между двадцатью пятью и тридцатью годами.

Улыбка осветила лицо вошедшего, и, когда я поднялся, приветствуя его, он шагнул навстречу с протянутой рукой. После обычного обмена любезностями он сразу перешел к цели своего визита.

– Чтобы пояснить вам мое предложение, – начал он, – расскажу немного о себе. Мой отец – офицер британской армии, мать американка из Вирджинии. Я родился в Индии, когда отец там служил. Был воспитан домашним учителем, старым индусом, преданным моим отцу и матери. Учитель, Чандр Каби – немного мистик, научил меня многому, что не входит в школьный курс для детей, которым меньше десяти. В частности, телепатии, которой он владел с таким искусством, что мог беседовать, несмотря на огромные расстояния, с тем, кто психологически гармонирует с ним, с такой же легкостью, как делаем мы, находясь лицом к лицу. И более того: собеседник, точнее, реципиент, мог видеть то же, что видел Чандр Каби, или то, что индус желал ему показать. Всему этому он научил и меня.

– И при помощи телепатии я тринадцатого увидел полуночную посетительницу?

Он кивнул:

– Это испытание необходимо, чтобы установить, способны ли вы войти со мной в психологический контакт. Ваше письмо точно цитирует слова, которые должен был произнести призрак, и я наконец убедился, что нашел человека, которого искал долгое время.

Но продолжу свое повествование. Надеюсь, не надоел вам; мне абсолютно необходимо рассказать все о моем прошлом. Тогда вы сможете решить, достоин я вашего доверия и помощи или нет.

Я заверил его, что слушаю с величайшим интересом. Он продолжал:

– Мне еще не исполнилось одиннадцати, когда умер отец и мать увезла меня в Америку. Мы сначала направились в Вирджинию и жили там три года у прадеда по материнской линии, судьи Джонсона Карсона, имя и репутация которого вам, несомненно, известны.

После смерти старика мы с матерью переехали в Калифорнию. Там я ходил в частную школу, а позже поступил в небольшой колледж в Клермонте, который славился научными традициями, высокой квалификацией преподавателей и прилежностью студентов.

Вскоре после поступления в колледж третья трагедия в моей жизни – умерла мать. Оглушенный этим ударом, я потерял интерес к жизни, но обрывать ее не пожелал. Чтобы заглушить душевную боль, бросился в безрассудные предприятия. Выучился летать. Рискуя жизнью, стал каскадером. В заработке я не нуждался. После смерти матери я унаследовал значительное состояние прадеда Карсона, настолько большое, что только расточитель мог бы промотать годовой доход с него. Упоминаю об этом лишь потому, что затеянное мной предприятие требует значительных затрат, и хочу, чтобы вы знали: моих личных средств вполне достаточно…

Однако жизнь в Голливуде тяготила меня. Здесь слишком многое напоминало мне о матери. Я решил отправиться путешествовать и довольно быстро объехал мир. Будучи в Германии и заинтересовавшись ракетными исследованиями, финансировал некоторые из них. Именно там родилась моя идея. Ничего оригинального, за исключением решения применить полученные результаты исследований с великой целью – отправиться на ракете в экспедицию к другим планетам.

Имеющиеся данные убедили меня, что из всех планет Марс единственная, предположительно населенная существами, подобными нам. В то же время я осознавал, что, даже если смогу успешно достичь Марса, то вероятность того, что мне удастся возвратиться на Землю, окажется ничтожно мала.

Помимо личного интереса необходимо иметь дополнительные веские поводы, чтобы пуститься в подобную авантюру. Вот почему я начал искать, кому передать информацию, полезную для науки в случае успеха. Затем мне пришло в голову, что мой опыт смогла бы использовать вторая экспедиция, решившая отправиться на Марс. Не сомневаюсь, что найдется много искателей приключений, готовых пуститься в подобные полеты, если их осуществимость будет доказана.

Больше года ушло на конструирование и постройку гигантской ракеты на острове Гуаделупе, у западного побережья Нижней Калифорнии. Мексиканское правительство оказывало мне всяческую помощь. На сегодняшний день готово все до последней детали. В любой момент можно стартовать.

Он закончил и вдруг медленно растаял. Стул, на котором сидел Карсон, оказался пустым. Кроме меня в комнате не было никого. Пораженный, почти испуганный, я неожиданно вспомнил, что Ротмунд напоминал о действии лекарственных препаратов на мой разум. Кроме того, душевнобольные никогда не сознают, что они сумасшедшие. Не сошел ли я с ума? Холодный пот выступил на лбу, ладони стали влажными. Потянулся к кнопке, чтобы вызвать Ральфа. Сомнений, что Ральф нормален, у меня не было. Если он встретил Карсона Нейпера и провел его в мой кабинет, то что же произошло?

Но прежде чем пальцы коснулись кнопки вызова, Ральф торопливо вошел в комнату.

– Мистер Нейпер пришел снова, – озадаченно произнес он и добавил: – Но как он вышел? Ведь вы с ним разговаривали?

Я вздохнул облегченно и вытер пот с рук и лица: если тут и есть сумасшедшие, то их двое.

– Позови его и останься здесь.

Нейпер вошел; взгляд его выражал немой вопрос.

– Вы полностью уловили ситуацию, которую я попытался объяснить? – спросил он, словно наш разговор не прерывался.

– Да, но… – начал я.

– Подождите, пожалуйста, – попросил он. – Понимаю, что вы собираетесь сказать, но позвольте объяснить и извиниться. Видите ли, меня здесь не было… Это последняя проверка. Вы были уверены, что видите Карсона Нейпера и разговариваете с ним, а ведь я говорил с вами, сидя в своей машине. Когда я буду на Марсе, мы сможем так же легко и свободно общаться.

– Но, – перебил Ротмунд, – вы были здесь! Разве я не пожимал вам руку, когда вы вошли, и не беседовал с вами?

– Вам лишь казалось, – ответил Нейпер.

– Ну, и кто из нас сумасшедший? – спросил я довольно резко, однако Ротмунд решил, что мы его разыгрываем.

– Вы уверены, что он сейчас здесь? – обратился ко мне Ральф, включаясь в розыгрыш.

– Не знаю, – огрызнулся я.

– Сейчас это действительно я, – засмеялся Нейпер. – Так на чем мы остановились?

– Вы сказали, что ракета полностью подготовлена к старту и стоит на острове Гуаделупе.

– Правильно! Вижу, вы поняли все… Теперь возможно короче опишу, какую помощь надеюсь получить. Обращаюсь к вам по нескольким причинам, самые важные из которых – ваш интерес к Марсу, ваша профессия (результаты эксперимента должны быть описаны опытным писателем) и ваша репутация честного человека. В течение некоторого времени я тщательно наблюдал за вами. Прошу записать и опубликовать сообщения, которые получите от меня, и вести дела в мое отстуствие.

– Счастлив буду сделать первое, но не решаюсь принять ответственность за второе.

– Я уже сказал, что полностью доверяю вам, – произнес он тоном, не допускающим возражений. Видимо, этот человек не признавал препятствий – пожалуй просто не допускал их существования! – Что касается ваших публикаций, – продолжал он, – то на них вы сделаете себе имя.

– Но это займет большую часть вашего времени, – вставил Ральф, обращаясь ко мне, – а оно очень ценно.

– Разумное возражение, – согласился Нейпер. – Мы с мистером Ротмундом, в случае нашего согласия, обсудим финансовые детали позже.

– Это вполне подходит мне, – обрадовался я, бесконечно устав от переговоров по покупке и продаже.

– Теперь вернемся к самой важной и намного более интересной части нашей беседы: каково ваше отношение к плану в целом?

– Марс далеко от Земли, – заметил я, – Венера на девять или десять миллионов миль ближе, а миллионы миль – это дополнительные часы и дни полета, полного опасностей.

– Да, следовало предпочесть Венеру, закутанную в облака, поверхность которой навсегда закрыта от наших взоров, – тайну, которая будоражит воображение человечества. Но последние исследования астрономов выявили там условия, враждебные любой жизни, подобной земной. Ряд ученых считает, что Венера, более близкая к Солнцу планета, чем Земля, постоянно обращена к нему одной и той же стороной, как Луна к Земле. Если это так, тогда в одном ее полушарии царит страшная жара, а в противоположном – чудовищный холод, что препятствует возникновению и развитию жизни.

Даже если факты не подтвердят предположения сэра Джеймса Джинса, все равно дни и ночи на Венере в несколько раз длинней земных, поэтому температура ночью падает ниже точки замерзания воды, а в долгие дни температура поднимается выше точки ее кипения.

– И все же жизнь способна приспособиться к подобным условиям, – возразил я. – Ведь человек может существовать и в экваториальной жаре и в арктическом холоде.

– Но только при наличии кислорода, – заметил Нейпер. – Великий Джон Гершель подсчитал, что количество кислорода в облачном покрове, окружающем Венеру, – менее десятой доли процента от концентрации кислорода на Земле. И, в конце концов, мы должны преклоняться перед таким человеком, как сэр Джеймс Джинс. Ведь он возражает тем, кто полагает, что Венера – единственная планета в Солнечной системе, кроме Марса и Земли, на которой возможна жизнь. Правда, на ней нет растительности, нет кислорода для высших форм жизни, что, по его мнению, ограничивает возможности исследования планеты.

Мы обсуждали планы Карсона Нейпера весь остаток дня и изрядную часть ночи, а следующим утром он вылетел на Гуаделупу на самолете-амфибии конструкции Сикорского. С тех пор я его не видел, по крайней мере лично, однако благодаря изумительной силе телепатии непрерывно с ним общался и наблюдал за событиями в странном мире, который четко отражался в моем сознании. Таким образом, я – посредник, который записал на Земле удивительные приключения Карсона Нейпера. Но я – лишь диктофон: рассказ, который последует ниже, целиком принадлежит ему!

Глава 2
МИМО ЛУНЫ И МАРСА

Когда я посадил свою амфибию в уютной бухточке на берегу острова Гуаделупа, небольшой мексиканский пароход, зафрахтованный для перевозки людей, материалов и продовольствия с материка, мирно стоял на якоре в небольшом порту.

На берегу у лаборатории толпились, ожидая моего прибытия, механики и рабочие, которые долгие месяцы самозабвенно трудились, готовясь к решающему дню. В толпе возвышалась голова Джимми Уэлша, единственной американца среди них.

Подрулил к берегу и поставил амфибию на якорь. Ко мне уже гребли на лодке, чтобы помочь добраться до берега.

Меня не было меньше недели; большую часть этого времени я провел в Гарамасе, ожидая письма.

Но люди приветствовали меня с такой радостью, как будто встречали давно потерянного и воскресшего из мертвых брата: так тосклив, безлюден и изолирован остров Гуаделупа для тех, кто должен оставаться на его пустынных берегах пусть даже и на недолгие промежутки времени между прибытиями пароходов с материка.

Возможно, тепло встречи объяснялось и желанием скрыть тяжесть предстоящего расставания. Истинные мужчины всегда сдержанны в проявлении чувств. Мы жили и работали вместе месяцами, сдружились, а сегодня ночью нас разделят космические расстояния, и вряд ли когда-нибудь встретимся. Последний день на Земле! Завтра я буду для них так же потерян, как если бы три фута земли покрыли мое безжизненное тело. Друзья понимали: предстоящее расставание со всем земным – это самое тяжелое из всех испытаний, предстоящих мне.

Я встречался с жителями многих стран, но ни с кем меня не связывали такие дружеские чувства, как с мексиканцами, не испорченными нерешительностью и жаждой денег, присущей уроженцам Соединенных Штатов. А потом появился Джимми Уэлш. Прощание с ним – как разлука с братом. Много раз он умолял взять его с собой; несомненно, он будет упрашивать об этом до последней минуты; но без необходимости нельзя рисковать еще одной жизнью.

Мы вместе погрузили продукты и материалы на вагонетки, обычно используемые для транспортировки грузов от берега до лежащего в нескольких милях в глубине острова лагеря. В этот раз мы отправили вагонетки в сторону небольшого плато, где на направляющих рельсах в милю длиной лежала гигантская сигара.

– Все готово, – объявил Джимми. – Мы все закончили сегодня утром. Каждый ролик и каждый направляющий рельс осмотрен по крайней мере дюжиной человек. Мы оттянули старую корзину назад и проверили три раза всю длину рельсов при помощи платформы с грузом, а затем смазали их лучшим маслом. Трое отдельно проинспектировали каждую единицу снаряжения и продовольствия. Сделано все, осталось лишь нажать кнопку: полет полностью подготовлен. Ты возьмешь меня с собой, не так ли, Кар?

Я отрицательно покачал головой.

– Пожалуйста, не надо, Джимми. Я вправе рисковать своей жизнью, но не твоей, не забывай этого. Но хочу в знак особой оценки твоей помощи подарить тебе свой самолет-амфибию, чтобы ты всегда помнил меня.

Конечно, он был благодарен, но все же не скрывал разочарования, что не сможет сопровождать меня на «старой корзине», как он окрестил огромный, похожий на гигантскую торпеду аппарат, готовый унести меня через несколько часов в космос.

– Тридцать пять миллионов миль! – посетовал он меланхолически. – Подумай только, Марс вместо родных стен!

– Но это же мечта моей жизни! – воскликнул я горячо.

Эстакада, с которой должна взлететь ракета, явилась результатом целого года расчетов и консультаций. День отправления планировался заранее, и задолго до старта было вычислено положение Марса в момент взлета ракеты. Требовалось учесть вращение Земли и притяжение ближайших небесных тел. Эстакада была проложена в соответствии с расчетами; она шла с очень легким понижением на первых трех четвертях мили, а затем постепенно поднималась под углом в два с половиной градуса над горизонтом.

Скорость четыре с половиной мили в секунду в момент отрыва от эстакады должна быть достаточной, чтобы вывести на круговую орбиту вокруг Земли. Чтобы выйти из сферы притяжения Земли, я должен достичь скорости 6,9 мили в секунду. Для достижения такой скорости я установил на ракету двигатель, способный разогнать мой корабль до семи миль в секунду в точке отрыва от эстакады и десяти миль в секунду при прохождении атмосферы. Какова будет скорость ракеты в космическом пространстве – неизвестно, но я опирался в своих расчетах на предположение, что она будет примерно та же, что и при выходе из земной атмосферы до того момента, когда я войду в сферу притяжения Марса.

Точное определение момента старта беспокоило меня больше всего. Я вычислял его снова и снова, но в расчете учитывалось так много факторов, что я решил отдать свои расчеты для проверки и перепроверки известным астрономам, математикам и выдающимся физикам. Их выводы в точности соответствовали моим – ракета должна отправиться в путь незадолго до того, как красная звезда бога войны взойдет на востоке. Траектория ее должна постепенно становиться близкой к прямой линии вследствие уменьшения притяжения Земли в соответствии с законом всемирного тяготения. Многократно проверенные расчеты указывали, что после отрыва ракеты от Земли при правильно выбранном моменте старта ее нос после выхода из сферы Земли будет направлен прямо на Марс.

На бумаге расчеты казались убедительными, но должен сознаться: по мере приближения старта я осознал, что моя судьба зависит от тех предположений, на которые опирался расчет, а кто мог бы поручиться за их абсолютную надежность? Слишком поздно до меня дошло безрассудство столь сумасшедшей авантюры!

Огромная шестидесятитонная ракета в начале эстакады в милю длиной показалась мне гигантским гробом – моим собственным, в котором я упаду обратно на сушу или на дно Тихого океана, или же улечу в необъятный космос, где придется блуждать до конца моих дней. Я испугался… Это чувство приходило ко мне раньше, но только теперь ощущался не столько страх смерти, сколько внезапное осознание могущества противостоящих мне космических сил, и это временами лишало меня уверенности в своих возможностях.

И тут послышался голос Джимми.

– Давайте в последний раз, прежде чем вас выпихнут с Земли, осмотрим все внутри старой корзины, – предложил он, и мое волнение и все предчувствия утонули в звуках его спокойного голоса.

Вместе мы проверили кабину, где сосредоточены приборы управления, достаточно вместительную и комфортабельную спальную каюту с широкой и удобной койкой, стол, кресло, материалы для письма и небольшую, хорошо подобранную библиотеку. За кабиной находился маленький камбуз, а за ним – кладовая с годовым запасом консервированных и обезвоженных продуктов. Здесь же размещались электрические батареи для освещения, приготовления пищи и обогрева. Тут же было место для динамо-машины и газового двигателя. Отделение на корме занимали главный двигатель и сложные механические устройства, по сигналам от приборов управления снабжающие горючим камеры сгорания.

Перед кабиной управления размещался отсек с резервуарами для воды и кислорода и с большим количеством разных полезных и бесполезных инструментов, оружия, необходимых как для обеспечения безопасности, так и для комфорта в столь длительном полете.

Все было тщательно укреплено в предвидении внезапного рывка от ускорения, возникающего при старте. Я знал, что в космосе сильные перегрузки при движении с выключенными двигателями ощущаться не будут, но при старте они неизбежны. Ракета имела особую конструкцию, призванную по возможности ослабить действие ускорения при взлете. Она состояла из двух ступеней, вложенных одна в другую, причем меньшая значительно короче большей и имела собственные двигатели, а также систему остроумно сконструированных гидравлических амортизаторов, призванных смягчить действие инерционных сил во время старта. Все это при правильной работе обеспечивало безопасный взлет.

Кроме того, мое кресло перед пультом управления было достаточно мягким и снабжено хорошими пружинами. К тому же имелись ремни, при помощи которых можно привязаться к креслу перед стартом.

Я старался не упустить ничего существенного для обеспечения безопасности, ведь от этого зависел успех всего проекта.

Проведя последний осмотр корабля, мы с Джимми поднялись на самый верх сигары, чтобы в последний раз осмотреть парашюты. С их помощью гасилась скорость после входа в атмосферу Марса, что позволило бы мне покинуть ракету и совершить безопасную посадку. Основные тормозные парашюты были размещены рядами, протянувшимися во всю длину верхней части ракеты. Это был целый комплекс парашютов разных размеров, начиная с малых и кончая достаточно большими. Каждый комплект открывался по желанию оператора из кабины. Все парашюты прикреплены к ракете отдельными металлическими канатами. Около половины парашютов будут наверняка сорваны и потеряны, прежде чем ракета уменьшит скорость, но оставшиеся затормозят ракету до такой скорости, что я смогу без опасения открыть люк и выпрыгнуть с собственным парашютом и кислородным прибором.

Приближался момент отправления. Мы с Джимми спустились на землю, и тут наступило самое тяжелое для меня испытание – сказать: «Прощайте!» верным друзьям и помощникам. Мы не говорили много, мы были слишком взволнованны, и ни у одного из нас не было сухих глаз.

Никто из мексиканских рабочих не мог понять, почему торпеда не была направлена вертикально вверх, если цель ее полета – Марс. Ничто не могло их убедить, что я не собираюсь лететь на короткую дистанцию и врезаться носом в Тихий океан.

Вокруг раздались рукоплескания. Проверив отбрасывающий механизм лестницы, ведущей к входу в ракету, я вошел внутрь. Пока закрывалась внешняя дверь, все провожающие сели в вагонетки и старались поскорее удалиться, потому что на расстоянии мили от ракеты никого не должно быть – выброс газов и море пламени сопровождают старт. Закрепив внешний люк прочными болтами, а затем закрыв внутренний, я проверил еще раз герметичность люков и занял место перед пультом управления, не забыв застегнуть привязанные ремни.

Посмотрел на часы. До старта оставалось девять минут. Через девять минут я или буду на пути в космос, или умру. Если все пойдет не так, как мы предвидели, то катастрофа последует через малую долю секунды после нажатия кнопки зажигания топлива.

Семь минут! Мое горло пересохло: хотелось пить, но уже не было времени доставать воду.

Четыре минуты! Тридцать пять миллионов миль – это очень много, но согласно расчетам полет должен продолжаться всего сорок пять дней.

Две минуты! Я взглянул на прибор, контролирующий подачу кислорода в кабину, и открыл кран немного больше.

Одна минута! Мысль о матери – может быть, она там где-то ждет меня.

Тридцать секунд! Руки легли на рычаги управления. Пятнадцать секунд! Десять, пять, четыре, три, две, одна!

Повернут рычаг и нажата кнопка. Раздался оглушительный рев. Ракета рванулась вперед. Взлет!

Я почувствовал, что старт прошел успешно, и взглянул в иллюминатор в момент, когда ракета оторвалась от эстакады, но из-за огромной скорости различил лишь туманные пятна – местность подо мной стремительно проносилась мимо. Меня приятно взволновала и восхитила легкость взлета. Должен сознаться, что ускорение в кабине оказалось почти незаметным. Возникло чувство, будто огромная рука прижала к обивке сиденья, но это чувство быстро прошло. Ощущения напоминали кресло-качалку в комфортабельной гостинице на родной Земле.

После нескольких первых секунд, в течение которых ракета проходила земную атмосферу, движения не замечалось. Все, что было в моих силах, сделано; остальное зависело от начальной скорости, тяготения и судьбы. Освободившись от привязных ремней, я обошел кабину, вглядываясь в иллюминаторы, расположенные по всему корпусу по бокам ракеты.

Космос – это черная пустота, усеянная бесчисленными точками света. Земли не видно, ибо ее заслонила корма ракеты. Высоко над головой – Марс. Кажется, все в порядке! Включил свет и сделал первые записи в судовом журнале, а затем стал сверять с расчетными фактические время и расстояние.

Согласно расчетам, примерно через три часа после старта ракета должна быть нацелена носом к Марсу – и время от времени я заглядывал в широкоугольный телескоп с перископическим окуляром, установленный на внешней поверхности ракеты, однако наблюдения не слишком успокаивали. Марс был прямо впереди, но через два часа траектория ракеты никак не становилась прямой линией… Вот тут я почувствовал страх. Где ошибка? Почему наши расчеты оказались неверными?..