Текст книги "Игра в безумие. Прощай, сестра. Изверг"

Автор книги: Эд Макбейн

Соавторы: Джулиан Саймон,Жан-Пьер Конти
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)

Двери отворил прыщавый парень лет семнадцати, с редким пушком на подбородке. Взглянув на них без всякого интереса, произнес только:

– Ну?

– Мы хотим поговорить с Бертом.

– Ну… – Парень проводил их в запущенную контору, где стоял небольшой письменный стол, заваленный грудой писем, три кухонных стула и картотека. Двери напротив входа вели, очевидно, в другие комнаты. Парень сел за стол, облизывая марки и шлепая их на конверты, словно дело шло о жизни и смерти.

Хэзлтон присел на один из кухонных стульев, Брилл спросил:

– Ты не Берт?

– Нет. – Парень нажал три раза кнопку звонка. – Знаете, зачем это?

– Вызываешь Берта.

– Один звонок – посетитель, два – проблемы, три – легавые.

– По нам, значит, сразу видно?

– Легавых я понавидался. Вижу их насквозь.

Могучие фигуры детективов заполняли комнату. На губах Хэзлтона появилась улыбка, не предвещавшая ничего хорошего. Встав, он подошел к столу, взял пачку писем и швырнул на пол. Потом крепко ухватил парня за ухо. Тот взвыл, попытался вскочить и замахнуться на Хэзлтона. Инспектор завернул ему руку за спину.

– Нападение на сотрудника полиции, вы это видели, сержант? Идите за Бертом и, если попробует скрыться, задержите его.

Брилл уже направился к дверям и протянул к ним руку, когда те открылись. Вошла женщина небольшого роста с обесцвеченными волосами. Очки ее были отделаны полудрагоценными камнями, короткое облегающее красное платье с большим вырезом и красные туфли на шпильках дополняли наряд.

– Что это, что происходит? Что вы делаете с Джорджем? – Она остановилась в дверях.

– Это Джордж? Мне не нравятся его манеры. – Хэзлтон так пнул парня, что тот пролетел через всю комнату и врезался в картотеку. – А вы нам поможете, да? Мы ищем Берта.

– Я – Берт. И закройте рот, в этом нет ничего удивительного. Большинству клиентов не нравится иметь дело с женщиной. Когда придут сюда – другое дело, но приходят немногие. Меня зовут Альберта, сокращенно – Берт. Вы не клиенты, не так ли?

– Вы это прекрасно знаете. – Старший инспектор показал ей удостоверение и отодвинулся от двери. – Брилл, взгляните, что там.

– Много вы себе позволяете. – Сев за стол, женщина сложила руки на груди и молчала, пока Брилл не вернулся, покачав головой.

– Кухонька и спальня, ничего больше. Одна постель. Никаких следов постоянного пребывания мужчины.

– Я вам скажу почему. Его давно уже нет.

– Но был?

– Недели две назад я его выгнала. Звали этого лодыря Алистером. Он размечтался, что я буду делать всю работу, он заграбастает все деньги, а мне оставит на карманные расходы.

– Алистер, а как полностью? – Хэзлтона разговор забавлял.

– Не знаю. Что вам угодно?

– Небольшую информацию о вашем предприятии.

– Вы нездешние, да? Из местной полиции тут уже были. Я им сказала и повторяю вам, что у меня здесь служба переписки, и все, и ни за что больше я не отвечаю. На каждой странице журнала написано, что пересылка по почке порнографии запрещена. Ну а если какой-то дурак это делает, я при чем?

– Послушайте, мисс… как ваша фамилия?

– Норман.

– Меня сейчас не интересует, как вы ведете дела. Кстати, давно вы этим занимаетесь?

– Всего несколько недель. А что?

– Начинали с Алистером, да?

– Нет. Он был, так сказать, временным постояльцем. Постель и стол. Эту идею подали мне друзья. Журналов вроде нашего выходит не меньше десятка.

– И, судя по груде конвертов, дела идут неплохо.

– Мы удовлетворяем спрос.

– Верно. Вы все делаете сами? Только с Джорджем?

– Вот именно. Джордж наклеивает марки, рассылает письма. Кое-кто из приятелей ему помогает. И кроме него – только я. – Она взглянула на свои розовые ногти. – Вам нужен Джордж?

– Кому он нужен? Ручаюсь, что даже собственной матери он ни к черту.

Джордж направился к дверям.

– Минутку, сынок. Ты нам не нужен, только имя и адрес. Продиктуй сержанту.

Когда парень ушел, Альберта Норман скрестила полные ноги.

– Чем я могу вам помочь? Стараюсь не нарушать законы.

Голос ее звучал глухо, словно был из какого-то синтетического материала. Хэзлтону вся она казалась фальшивой, как плохая актриса. Но сейчас было не до этого.

– Нужны имя и адрес одного из ваших клиентов.

– Это секрет, по крайней мере так должно быть, – сказала женщина, и Хэзлтон понял, что с ней проблем не будет. Более того, чувствовал, она знает, о чем он хотел спросить. – Пожалуй, я должна дать вам сведения. Мужчины всегда добиваются своего, да? Какой номер?

– Е 203.

Поставив картотечный ящик на письменный стол, покопалась в бумагах, вынула листок и протянула его Хэзлтону. Листок был заполнен на машинке, в левом верхнем углу стояло «Е 203». Ниже – адрес: «Абель Гилузо, Бэчстед Фарм, Ист-роуд, Саттон Виллис».

– Я это возьму.

Хозяйка не протестовала.

– Вы видели когда-нибудь этого Гилузо?

– Нет, никогда здесь не был. Только посылал деньги и письма, как большинство клиентов. Потом я эти письма пересылаю дальше, вот и все.

– Хорошенькое дельце, – одобрительно заметим Брилл, – А что здесь? – И положил руку на шкафчик картотеки.

Метнувшись с криком от стола, женщина стукнула его по плечу. Брилл чувствовал, как к нему прижалось пышное горячее тело, потом упали вычурные очки, и он нагнулся их поднять.

– Ну, так что у вас здесь?

– Это мое дело. И, кроме того, шкаф заперт.

– Ну-ну, – нетерпеливо перебил инспектор. – Мне дела нет до ваших сомнительных делишек. Откройте!

Достав из сумочки кольцо с ключами, открыла шкафчик. Внутри оказалось собрание сексуальных побрякушек, от странного вида презервативов до массажных средств, держателей и резиновых муляжей. Брилл загоготал.

– Зачем вы запираете? Ведь это можно прикупить где угодно.

– Приятели Джорджа вечно все таскали…

Хэзлтону показалось, что их нарочно пытаются отвлечь.

– Гилузо… Вы говорили с ним по телефону или получали письма?

– Нет, говорю же вам, достаточно заполнить бланк, писать совсем не надо.

– Вы регистрируете письма, которые пересылаете дальше?

Женщина покачала головой. Хэзлтон наклонился к ней поближе.

– Вы влипли, Берта. Влипли по-крупному. Нам нужно найти Гилузо, и, полагаю, вы знаете, где он, не так ли?

Хозяйка снова покачала золотистой головкой.

– Если вы лжете, Берта, то многим рискуете. У вас есть его адрес, не говорите, что это не так. Сколько писем получил Гилузо? И что еще вы о нем знаете?

– Ничего я не знаю. Никогда я его не видела, ни о чем не говорила. Сколько писем? Не знаю, пять, шесть…

Чуткий нос старшего инспектора что-то учуял. Он убежден был, что Берта лжет.

– Вы ведь вскрываете письма, не так ли? – заметил Брилл. – Этого делать не полагается, но вы делаете. Потом, разослав их, получаете возможность шантажировать клиентов. Ручаюсь, это приносит вам неплохие деньги.

Снова покачав головой, она сняла очки и стала крутить их в руке.

– И кстати, зачем вы носите очки? – Взяв их, подал Хэзлтону. – Обычное стекло. Я обратил внимание, когда поднимал.

Женщина заморгала.

– Я ношу очки из-за клиентов. Тем, кто сюда ходит, это нравится. И видите, – она вскрыла конверты нескольких писем, посыпались фунтовые банкноты и чеки. – Раз с них перепадает столько денег, почему бы и не угодить?

Хэзлтон чувствовал, что теряет время. Берта наверняка каким-то образом приторговывает порнографическими материалами, но ему казалось излишним копаться во всей ее картотеке. Взяв со стола ящик с карточками, подал ее Бриллу.

– Вы меня лишаете источника существования.

– Будьте довольны, что не забираем вас. Если не найдем то, что нужно, вернем.

– Вам это ничего не даст. По большей части адреса – фальшивые.

– Увидим.

Когда они ушли, Берта Норман схватилась за телефон.

Восемнадцать тридцать. Поселок Саттон Виллис находился в южной части графства, километрах в двадцати от Роули. Им долго пришлось тянуться по дорогам, забитым машинами, которые бампер к бамперу по-черепашьи ползли на уик-энд к морю, потом свернули на проселок. Все еще было жарко, и когда Брилл возился с карточками, те так и липли к пальцам. Закончив, вернул их в ящик.

– Ничего интересного, инспектор, только имена и адреса, по большей части фальшивые, особенно мужские. Например, Джон Джонс, Абернети-стрит, 84, Уорчестер. Несколько Смитов, причем Уильямов. Женщины, полагаю, этим себя не утруждают, их имена звучат правдоподобнее. Вполне естественно, ведь у мужчин по большей части жена или семьи, а женщины или ищут приключений, или же они так называемые профлюбительницы. У моей девушки тоже есть приятельницы, которые за несколько фунтов готовы на что угодно.

– В самом деле? Ну, тогда будьте начеку.

– Лу никогда себе такого не позволит. Знает, ей это даром не пройдет. Вот поворот на Саттон Виллис.

Они повернули направо. Хэзлтон задумчиво произнес:

– Абель Гилузо. Это не Джон Джонс. Вполне может быть его настоящим именем, если он иностранец.

Саттон Виллис состоял из двух десятков домов, включая магазин. У старика прохожего спросили дорогу к Бэчстед Фарм.

– Вы ищете Бэчстед Фарм?

– Вы что, глухой, дедуля? Я вас об этом и спрашиваю, – не выдержал Брилл.

Старец собирался еще что-то сказать, но передумал.

– На развилке сверните налево, километром дальше направо будет проселок. Ферма рядом с ним, увидите с дороги. – И отвернулся.

Свернув на развилке на узкую полевую дорогу, притормозили. Проехать пришлось не километр, а добрых два, пока не остановились и вышли. Хэзлтон выругался.

На обочине дороги стояла табличка:

«Бэчстед Фарм. Дом и участок в 3 акра. Продажа по договоренности. Обращаться к Дж. Дарлингу и компании, Бишопгейт, Роули».

Табличка была старой, краска выцветшей.

За лужайкой было видно что-то вроде заброшенного фермерского дома. Когда подошли ближе, впечатление подтвердилось. Перед ними оказался типичный небогатый кирпичный фермерский дом, окна заколочены досками. Несколько флигелей, деревянных сараев в различных степенях обветшания окружали засоренный травою дом. Кошка осторожно пробиралась среди жестянок и битых бутылок. Молча обошли вокруг дома. За ним оказался пруд, с виду глубокий и грязный. Поломанная калитка вела в поле, заросшее бурьяном. Брилл пнул двери черного хода, те подались.

– Открыто, – сообщил он и нагнулся к замку. – Кто-то вышиб замок. Но, похоже, уже давно.

Хэзлтон помнил, что нашли они в Доме Плантатора, и не слишком рвался внутрь. Брилл принес из машины фонарь и Хэзлтон пропустил его вперед. Сержант, светя фонариком, вел шутливый комментарий.

– Полагаю, кухня. Господи, ну и вонь, что тут, рокфор ели, что ли? Смотрите под ноги, инспектор, тут, похоже, сухое дерьмо, и не собачье. Гостиная. Тут кто-то развел огонь, но уже давно. Коридор, лестница. Да, по этой лестнице лучше не бегать.

Ступени были сломаны, трех вообще не хватало. Когда Брилл постучал по перилам, кусок их отвалился.

– Не знаю, что вы думаете, инспектор, но я бы сказал, что последнее время тут никто не занимался незаконной деятельностью.

Хэзлтон оставил этот очевидный факт без комментариев. Развязность Брилла действовала ему на нервы. Когда вышли на улицу, зашагал к сараям и с ходу распахнул первые же двери. Что-то зашуршало. Во тьме сверкнули глаза. Брилл включил фонарь, им навстречу метнулась крыса и исчезла за углом.

– Что она там нашла, хорошенький кусок мяса? – не унимался Брилл. Фонарь осветил дохлого голубя. – Нет, только косточки на один зубок. Похоже, тут когда-то хранили уголь. Посмотрим дальше?

Но и в других сараях ничего интересного не было, только поломанные мотоциклы, тракторные запчасти да ржавый инструмент. Закончив осмотр, они, отряхиваясь, еще раз оглядели запущенную ферму.

– Вопрос в том, – заметил Хэзлтон, – почему Гилузо указал этот адрес, как доставляли ему письма, куда он приезжал за ними и откуда. – И хлопнул себя по лбу. – Табличка «Продается»! Ведь рядом с нею – ящик!

Почтовый ящик был обычным, деревянным, с узкой щелью, какие популярны скорее в Америке, чем в Англии. Замок с него Брилл свернул монтировкой. Внутри оказалось письмо, адресованное А. Гилузо, с номером «Е 203» на обратной стороне конверта. Письмо отправили из Ист-Далвича, видимо, Джордж или Берта. Писала некая Эстер, сообщившая номер своего телефона и утверждавшая, что она весьма сексуальна, ей двадцать один год и она многое умеет. Живет не в Сассексе, но зато держит уютный домик в Бэйсуотере. Обожает изобретательный секс и убеждена, что способна удовлетворить любого мужчину. Рассчитывала на небольшой сувенирчик.

– Эта сексбомба уже не попадет Дракуле в когти, – заметил Брилл.

Эта капля переполнила чашу терпения Хэзлтона:

– Брилл, это не шутки. Речь идет о маньяке-убийце. Вы что, не понимаете?

Брилл лишился дара речи. Когда, наконец, пришел в себя, воскликнул:

– Дракула, инспектор!

– В чем дело?

– Есть лист бумаги? Блокнот… – Опершись о машину, что-то написал, потом, сияя, обернулся и подал листок Хэзлтону. На нем стояло: Абель Гилузо – Бела Лугоши.

– Меня надоумил Дракула из объявления. Это анаграмма, как видите. Вот и тренировка с кроссвордами пригодилась. Помните, Лугоши часто играл Дракулу, у него были такие жуткие глаза, он еще играл в фильмах ужасов.

Хэзлтон не помнил. Многие годы не был в кино. А Брилл продолжал:

– Дракула-вампир, пил кровь своих жертв. А разве не так было в случае с Олбрайт?

Старший инспектор вспомнил истерзанное тело.

– Так. – Посмотрев на листок, холодно продолжал: – Ловко у вас получилось. Но для нас это шаг назад, а не вперед. Если Абель Гилузо – вымышленное имя…

– Разумеется, – насупился Брилл.

Старший инспектор фыркнул.

– Тогда ясно, что в этом доме он никогда не был. Но как тогда ему передавали письма?

Девятнадцать сорок пять, субботний вечер. Душно. Хэзлтон снова сидел у себя в кабинете. Яростно вгрызаясь в сандвичи с ростбифом, слушал доклад Патерсона, который проверял, где был и что делал Вэйн в пятницу вечером.

– Его слова в основном подтверждаются, инспектор, но есть один пробел. Из дому он ушел в двадцать сорок три…

– И через две минуты вы его потеряли, – проворчал инспектор, набив рот хлебом с горчицей.

Патерсон сидел, потел и в душе проклинал Хэзлтона.

– Он был в пабе «У Орла» в Прантинге, все верно, потом отправился в «Красный Лев». Хозяин опознал его по фотографии. Ушел в двадцать один тридцать. Потом поперся в очередное заведение, к «Детям Герцога» на болотах, это километрах в десяти оттуда, но приехал туда только в двадцать два тридцать. Бармен, опознавший его по фотографии, запомнил время. Уверен, что не раньше четверти одиннадцатого. Ушел примерно через час, поехал к родителям жены. Но на те десять километров ему понадобился целый час.

– Утверждает, что заезжал еще в один паб.

– По крайней мере, не между Прантингом и болотами. Я там все обошел. Публика там вся местная, чужого заметили бы сразу.

– А, черт! – Хэзлтон выплюнул косточку и задумался. Провал в три четверти часа Вэйн объяснить не мог. Казалось неправдоподобным, чтобы за это время, с помощницей или без нее, он похитил и убил Памелу Уилберфорс. Правда, ту могли где-нибудь прятать, но, вполне возможно, Вэйн все-таки говорил им правду и побывал в пабе, как-то ускользнувшем от внимания Патерсона, или его просто не опознали по фотографии.

Отпустив Патерсона, отыскал домашний адрес агента по торговле недвижимостью, который занимался Бэчстед Фарм.

«Дж. Н. Дарлинг, Окден Коттедж, Кремптон».

Кремптон был километрах в пяти от Роули. Занявшись очередным сандвичем, старший инспектор вспомнил – не предупредил жену, что не вернется к ужину. И тут же вспомнил, что так и не получил свой кофе. Нажал кнопку звонка.

– Где та бурда, что вы называете кофе?

– Уже несу, сэр.

Через тридцать секунд ему принесли кофе, горячий и почти прозрачный, не отличимый от чая.

«Тяжелая жизнь полицейского», – думал Хэзлтон, позвонив жене и выслушав ее упреки, что даром возилась с ужином. Но вообще-то его такая жизнь устраивала.

Двадцать ноль-ноль. Брилл допрашивал почтмейстера, на чьей территории находился Саттон Виллис, нервного плешивого старика, которому не нравилось, что его оторвали от домашнего ужина и картишек.

– Последним обитателем Бэчстед Фарм был, полагаю, мистер Л. Дж. Эллиот. Года четыре назад. Потом там, по-моему, никто уже не жил.

– Знаете этот дом?

– Ну… да.

– Значит, знаете, что там никто не живет?

– Ну да, знаю.

– Что случилось с Эллиотом?

– У него была… он разводил шампиньоны. Но дела шли плохо. Уехал, если мне память не изменяет, в Новую Зеландию.

– А что бы стало с почтой, адресованной ему? Вы бы ее доставили? Дом ветшает, но там есть почтовый ящик.

– Полагаю, сержант… Брилл, что все это имеет смысл и вы не вытащили меня в субботу вечером из дому по пустякам…

– Это вопрос жизни и смерти, – патетически заявил Брилл.

– Ага, – почтмейстер почесал лысину. – Честно говоря, точно не знаю.

Брилл не отступал:

– Есть основание полагать, что в последнее время на эту безлюдную ферму поступали письма на имя Абеля Гилузо. И слепому ясно, что там никто не живет, дом разваливается. Нам нужно знать, кто доставлял письма и почему.

– Понимаю. Хотите знать, каков общий порядок доставки почты.

– Рад, что до вас, наконец, дошло.

– Письма приходят на почту в Холтинге. Там их сортируют. Письма для Саттон Виллис поступают на почту в Аппер Бинстед. Там их разбирает местный почтальон Роджерс.

– Тогда нам нужен Роджерс. Что он за человек?

– Роджерс? Он в почтальонах уже двадцать два года. Почту развозит на велосипеде. Не помню случая, чтоб он не вышел на работу.

– Развозит почту на велосипеде! – бушевал Брилл в машине. Любой, кто занимается этим двадцать два года подряд, по его мнению, должен был сходить к психиатру. Свою карьеру Брилл распланировал до малейших деталей. Из молодого сержанта собирался стать самым молодым полицейским инспектором в графстве. Потом – главным суперинтендантом. Это была высшая должность в криминальной полиции графства. А потом? Но он был убежден, что не будет таким мягкотелым, как Сноб. Когда станет начальником, все будут по струнке ходить!

Брилл по рождению был провинциалом. В Бирмингеме, Манчестере и уж тем более в Лондоне чувствовал себя неуютно. Там было слишком много работы, слишком много преступников, к тому же чертовски ловких. Вот Роули для него был в самый раз. Он долго был обычным патрульным до перевода в криминальную полицию и хорошо знал город. Исходил в нем каждый метр, начиная от элегантного квартала особняков, где жили высокопоставленные служащие, до трущоб за железнодорожными путями. Жил он с приятелем, тоже сержантом, в холостяцкой квартире с двумя спальнями, и хозяйка рада была, что в доме полицейские. Этого ему хватало, пока не повысят или не найдет приличной девушки и не женится.

Город он знал наизусть, вот с окрестностями было иначе. Пробираясь по узким дорогам, которые все казались одинаковыми, проезжая через сонные деревушки, где негде было даже перекусить, он не мог понять, как тут могут жить люди в здравом уме. Казалось, эти края просто созданы для людей, двадцать два года ездящих на велосипедах.

Маленький семейный домик. В палисаднике цветы, по стенам – дикий виноград и вечнозеленый плющ. Мужчина с опухшим лицом возле дома начищал до блеска старенький «моррис». При виде Брилла, подняв голову, спросил:

– Что вам угодно?

– Мистер Роджерс? Брилл, криминальная полиция Роули. Можем ли мы с вами поговорить?

– Подождите минутку. Хороша машина, а? Восковая мастика – лучшая защита.

Брилл, считавший старьем любую машину не последнего года выпуска, кивнул. Роджерс провел его в дом, крикнув по дороге:

– Мамочка, у нас гости! – Тут же предупредил Брилла: – Берегите голову!

Поздно. Брилл влетел лбом в почерневшую дубовую балку. Миссис Роджерс, крупная и сияющая, посочувствовав, пошла поставить чай. Комната оказалась уютной, если вы любите гостиные, где в центре камин с трубой, а по стенам висит бронзовая посуда вперемежку с семейными фотографиями. Кресло, в которое усадили Брилла, было удобным, но продавленным.

– Полагал, вы не слезаете с велосипеда, не знал, что у вас машина.

– Ну да. Я почту развожу на своем старом велосипеде, в любую погоду, знаете, нужен бы грузовичок, но его не дают, говорят, не окупится. А машина у меня для личных нужд. Купил я ее год назад. Вначале пришлось повозиться, но теперь уже все в порядке. Знаете, совсем другое дело, если поехать к морю можешь, когда захочешь.

– Не знаю, как можно обходиться без машины. – Брилл предложил Роджерсу сигарету и, когда тот отказался, закурил сам.

– Гилузо, вам что-нибудь говорит это имя? Абель Ги-лузо, Бэчстед Фарм.

Заметив страх, мелькнувший в глазах Роджерса, понял, что попал в цель.

– Полагаю, что это имя мне неизвестно.

– Но ферму Бэчстед вы же знаете? Заброшенное здание. Давно там никто не живет?

Роджерс встал, повернулся к жене, которая как раз принесла поднос с чаем и кексами.

– Спрашивают, как давно на Бэчстед Фарм никто не живет, мамочка. Пожалуй, года четыре, ты как думаешь?

Поднос грохнул об стол. Миссис Роджерс промямлила нечто, звучавшее как согласие, перед Бриллом оказалась чашка чаю с куском кекса.

– Вы знали, что в доме никто не живет. Почему тогда доставляли письма?

Почтальон открыл было рот, но тут же закрыл его. Жена проворчала:

– Я что тебе говорила!

Роджерс опять обрел дал речи:

– Я тут ни при чем. Письма были адресованы туда, ну я и опускал в ящик. Почему бы и нет?

– Доставляли письма в дом, где уже годы никто не живет и жить не может, ибо это руины, – насмешливо сказал Брилл. – Ради Бога, не прикидывайтесь идиотом. Вы знали, что кто-то их забирает.

– Лучше уж расскажи ему, – бросила жена.

Роджерс молчал. Тогда, подойдя к каминной полке, она подняла фарфоровый колпак и достала конверт.

– Это пришло по почте.

На конверте было напечатано:

«Мистеру Роджерсу, почтальону», – и его адрес. На штемпеле: «Лондон, 20 мая». Внутри, на листке бумаги тоже на машинке:

«Опускайте, пожалуйста, всю почту, адресованную А. Гилузо, Бэчстед Фарм, Найт-роуд, Саттон Виллис в почтовый ящик перед домом. Я перееду еще до конца года. Благодарю за услуги».

– В конверте были два десятифунтовых банкнота, – пояснила она. – Для нас это большие деньги.

– Она не хотела, чтобы я их взял, но дело в машине, понимаете, – оправдывался Роджерс. – Эти деньги оказались так кстати, нужно было уплатить за ремонт. Понимаете, мотор полетел, нужна была новая головка блока…

– Я его отговаривала. Но он уверен был, что это никому не повредит.

Брилл не собирался терять время даром.

– Вы получали от него еще письма, еще деньги?

– Нет.

– Сколько писем вы бросили к ящик? Подумайте. Это важно.

– Не помню, не помню точно. Может, с дюжину. Не больше.

– Штемпели не заметили?

– Думаю, все были лондонские.

– И вы уверены, что никогда не видели забиравшего их человека?

– Да. Послушайте, в чем, собственно, дело? Что этот парень затеял?

Вмешалась миссис Роджерс:

– Вы же не обязаны сообщать все почтмейстеру, правда? Так он может лишиться пенсии.

Супруг ее взглянул на Брилла, но в презрительном взгляде того не увидел для себя никакой надежды.

– Не нужно было говорить ему, мамочка, не нужно было говорить о деньгах.

– Мне придется подать рапорт. – Брилл вложил конверт в папку. – Это может оказаться важным доказательством в деле об убийстве Олбрайт.

Миссис Роджерс вскрикнула.

– Хватило бы нам велосипеда, Роджерс. Автомобиль не для деревенщины.

Двадцать тридцать, субботний вечер. Чудный вечер, но небо хмурилось, и собирались тучи. В ту самую минуту, когда Брилл лбом испытывал дубовую балку Роджерса, Хэзлтон с удовольствием разглядывал другой деревенский дом. Окден Коттедж оказался небольшим, но очень красивым кирпичным домом семнадцатого века, всего в нескольких минутах езды от Кремптона. От дороги его закрывала густая живая изгородь, перед которой расстилался идеально ухоженный газон, огороженный покрашенной в белый цвет цепью. К дому вела короткая дорожка, справа от которой стоял большой сарай, а слева – еще более идеальный газон. Все в целом производило необычайно приятное впечатление. Хэзлтону особенно понравилась современная, но стилизованная под старину лампа, висевшая снаружи над дверью.

Лысеющий мужчина, открывший ему, подтвердил, что он мистер Дарлинг. Проводив Хэзлтона в гостиную, где в одной витрине стояли серебряные сахарницы и солонки, а в другой – фарфор, газеты были аккуратно уложены в стопку и возле каждого кресла стоял маленький полированный столик. К подлокотнику одного из кресел был прикреплен так называемый «телевизионный столик» с чашкой и блюдцем. Дарлинг выключил телевизор. Хэзлтон извинился за беспокойство.

– Ну что вы… Я вечерами смотрю телевизор, но вот программы все слабее, вам не кажется?

– Не могу сказать, что имею возможность смотреть телевизор, мистер Дарлинг. Моя жена обожает викторины.

– В самом деле? Викторины? – Дарлинг на миг задумался, потом снял столик с подлокотника и два раза позвал: – Изабель! – второй раз уже от двери.

В комнату вошла высокая худая женщина с серо-стальными волосами.

– Моя сестра Изабель. Старший инспектор Хэзлтон, верно? Можно что-нибудь вам предложить, инспектор?

– Спасибо, мистер Дарлинг. Чуть-чуть виски с водой.

Седовласая женщина подала ему руку. У нее была чудная кожа, чистая, как у ребенка.

– Очень приятно. Не правда ли, чудная погода? Этим летом просто не на что жаловаться.

– Дивное лето. Мне это так напоминает прошлое, когда все, включая погоду, было гораздо лучше, правда?

– Вы сами ухаживаете за садом? Или вам кто-то помогает?

– Простите?

Дарлинг из-за спины сестры показал на ухо. Хэзлтон повторил, уже громче. Женщина мило улыбнулась:

– Простите. Как вы заметили, я стала глуховата. Да, садом занимаюсь я одна, Джонатан…

– Я постригаю газон, – запротестовал ее брат.

– Газон, газон… В саду хватает всякой работы, не только стричь траву. Сейчас уже темно, а я бы с удовольствием вам показала свои цветы. В этом году дивные сальвии. Вы тоже цветовод?

Хэзлтон ухмыльнулся:

– Кошу газон. Если не удается отделаться.

Хозяйка снова мило, чуть неуверенно улыбнулась.

– Я вас оставлю, чтобы вы могли заняться своими мужскими делами. Надеясь, как-нибудь придете днем и посмотрите мои сальвии…

Когда она ушла, Дарлинг заметил:

– У Изабель давно проблемы со слухом. Состояние все ухудшается, но она не сознается. Днем ходит с аппаратом, но только не дома. Иногда с нею нелегко, но женщина она добрая. Ведет хозяйство, со всем сама справляется. И весьма успешно.

– Прекрасный дом, – признал Хэзлтон совершенно искренне. Но время было переходить к делу. – Ваша фирма занимается делами Бэчстед Фарм. Можете мне рассказать о них?

– Конечно. Вы хотите знать, почему там все в таком состоянии, не так ли?

– И это тоже. Расскажите мне все, что знаете.

– С удовольствием. Но приготовьтесь терпеливо слушать, это долгая история. Последним арендатором был Лайонел Эллиот, а хозяином – сэр Лемюэль Эймс. Вам эти имена ничего не говорят?

Хэзлтон покачал головой. Дарлинг рассмеялся:

– Ну, ничего. Сэр Лемюэль обитал тут, в Кремптоне, еще до меня, а потом перебрался в Ирландию. Состоятельная семья, пивовары – ну, вы понимаете. Сэр Лемюэль был немного гуляка, конечно, в свое время, и поговаривали, что Лайонел Эллиот – его внебрачный сын. И жил он в доме сэра Лемюэля как бедный родственник. Одного звали Лемюэль Джон Эймс, другого – Лайонел Джон Эллиот. Интересное совпадение, правда? Когда сэр Лемюэль уехал, Лайонел остался здесь и перепробовал всевозможные занятия – говорили, старик его понемногу поддерживал. Потом они заключили соглашение, по которому Лемюэль уступил Лайонелу Бэчстед Фарм, и знаете, сколько тот ему платил? Всего десять фунтов в год.

Хэзлтон с трудом подавил зевоту. В доме, где стояла приятная прохлада, он вдруг почувствовал, как устал.

– Насколько я знаю, сейчас там никто не живет.

– Это точно. – Дарлинг казался огорченным и в то же время игривым. – Лайонел был похож на отца. Сделал некоей девице ребенка и сбежал в Новую Зеландию. И вот уже четыре с половиной года Бэчстед Фарм стоит пустая. Вначале сэр Лемюэль, казалось, ожидал, что он вернется, – понимаете, было такое впечатление. С домом ничего не делал, мол, Лайонел, вернувшись, сам займется ремонтом и за все заплатит. Но через два года Лайонел погиб в Новой Зеландии: несчастный случай на воде. Там он женился, оставив малолетнего сына. Через полгода умер и сэр Лемюэль, совсем спился. Завещания не оставил, ближайшим родственником оказался племянник. Но семья Лайонела тем временем заявила, что наследником должен быть его сын, которого, кстати, назвали Лемюэлем. Мол, есть у них документы, которые все доказывают. Вот дело и тянется, и на сегодня ничего не решено. Опекуны наследства хотели сдать Бэчстед Фарм внаем, но не намерены вложить в нее ни пени. Результат налицо. Боюсь, я утомил вас, инспектор.

Хэзлтон открыл глаза.

– Неудивительно, что вы не можете продать этот дом. Но, вероятно, были все же интересующиеся им клиенты.

– Были. Но как узнают, в каком все состоянии, мало кто решается даже на осмотр.

– Нет ли у вас списка людей, интересовавшихся домом в последние месяцы? И не помните ли вы, не было ли среди них человека по фамилии Гилузо?

– Списка, к сожалению, нет, но такую фамилию я бы запомнил. Нет, инспектор, такого не было.

– Полагаем, эта фамилия фальшивая, – мрачно признал Хэзлтон. – Могли быть и другие’. Мог он дом и не осматривать.

– Сожалею, что не смог вам помочь. Но если бы я знал, что вас интересует… извините, если я слишком любопытен.

– Тут особенно нечего скрывать, если вы оставите это при себе. Перед домом – почтовый ящик. Думаем, туда адресовали письма человеку, которого мы ищем по делу об убийстве Олбрайт.

– Понимаю. А нашли вы француженку, что пропала чуть раньше? Я боюсь, что невольно мог сбить вас со следа…

– Не понимаю. – Хэзлтон взглянул на маленького человечка с гораздо большим интересом. Дарлинг заморгал.

– Приблизительно в то же время я подал заявление, что исчезла девушка, что работала у меня, некая мисс Браун. Со мной беседовал очень симпатичный молодой человек, кажется, Плендер, и, полагаю, он начал следствие. Но вскоре мисс Браун нашлась. Кажется, она решила съездить домой, никому ничего не сказав, – повела себя весьма некорректно, и, мне кажется, розыски другой девушки тогда тоже прекратились. Потому я и говорю, что сбил вас со следа.

Хэзлтон вспомнил, как он всыпал за это Харли.

– Вы правильно сделали, что сообщили нам. Хотя, правда, три четверти заявлений о пропаже людей – ложная тревога.

В холле встретили Изабель, поднимавшуюся наверх. Дарлинг вышел проводить Хэзлтона. Совсем стемнело, ночь была теплая, тихая, небо усыпано звездами. В воздухе разносился аромат глициний. Хэзлтон вздохнул.

– Хорошо вы устроились. Тут так спокойно.

– Мы живем здесь уже двадцать лет. С той поры, как я купил этот дом, все вокруг изменилось, можете мне поверить. И сарай был в руинах, и дом весь сыпался. Хотите осмотреть участок?