Текст книги "Игра в безумие. Прощай, сестра. Изверг"

Автор книги: Эд Макбейн

Соавторы: Джулиан Саймон,Жан-Пьер Конти
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

Глава XVII
История с пишущей машинкой

– Кажется, мы нашли пишущую машинку, – доложил Плендер. – Хозяин ломбарда в Челси Маркс утверждает, что наши приметы подходят к машинке, появившейся у него с неделю назад. Принесла ее молодая женщина. Имя и адрес у него есть.

Хэзлтон зашипел на него:

– Так что вы еще ждете? Одна нога тут, другая там!

Сэмми Маркс был человеком затурканным, но довольно интеллигентным. Показал Плендеру текст, который настучал на заложенной машинке «Оливетти». Сержант сравнил образец с фотокопией письма «Абеля» и стало ясно, что шрифт один и тот же.

– Скажите спасибо европейскому любопытству, сержант, – заметил Маркс, когда Плендер рассыпался в благодарностях. – И еще тому, что я всегда проверяю, что есть на складе. Пробовал и машинку, потом вспомнил ваши объявления и сказал себе: «Эти буквы, вылезающие из строчки, – уж не они ли это?» Так и оказалось. Я и схватился за телефон.

Плендер нечасто имел дело с евреями, но всегда верил, что они кого угодно объегорят. Он выразил Марксу свою благодарность.

– Так вы говорите, ее принесла молодая женщина?

– Да, дней пять назад. Милая, довольно интеллигентная, высокого роста, лет двадцати – двадцати пяти, темные волосы, без колец, в темно-зеленом брючном костюме.

– Вам нужно было стать детективом, мистер Маркс.

– Я все замечаю, наверное, надеюсь когда-нибудь разбогатеть. Скажу вам кое-что. Сказала, что у нее проблемы с деньгами. Все так говорят, но она, может быть, говорила правду.

– Сколько вы ей дали?

– Больше, чем нужно бы. Пять – за машинку, двадцать – вот за это, – он подтолкнул по прилавку перстень с бриллиантом и двумя рубинами. – Но это отнюдь не сокровище. Если не выкупит, я на нем не разбогатею.

– Адрес ее есть?

Маркс придвинул ему раскрытую книгу. Плендер прочитал: Пикок, Оверборн Корт, 59, Кенсингтон, В 8 – и переписал себе.

Хозяин ломбарда улыбнулся, перегнувшись через прилавок.

– Спросите меня, правильный это адрес?

«Как и все евреи, – подумал Плендер, – не может не похвалиться, какой он умный».

– Полагаете, адрес правильный?

– Фамилия – нет. Адрес – может быть. Но особо на это не рассчитывайте.

– Почему вы это мне говорите?

– На такие дела у меня нюх, – гордо заявил Маркс. – Если найдете ее, дайте мне знать.

Плендер положил руку на машинку.

– Я должен ее забрать. Дам вам расписку.

Хозяин жалобно вздохнул.

– Человек исполнит свой гражданский долг, и что он с этого имеет? Одни неприятности.

Овербон Корт был довольно запущенным кварталом на Холланд Парк-роуд. Лифт без лифтера, никакого привратника. Плендер полгода назад женился и обитал в уютном семейном домике с прелестным садом и палисадником и теперь, шагая по бесконечному коридору с одинаковыми серыми пронумерованными дверьми, удивлялся, как люди могут жить в таком доме. Позвонил в квартиру 59. Дверь открылась, в них стояла низенькая пухлая девушка с пышными завитыми волосами. Вопросительно уставилась на него.

– Мисс Пикок?

– Нет. Я Белла. – Она хотела закрыть дверь.

– Минутку. Она здесь живет?

– Нет. Вы что, из полиции?

Плендер показал удостоверение. Непохоже было, что оно произвело впечатление. Крикнула через плечо:

– Эй, Джен, тут спрашивают о мисс Пикок. Это та, что сбежала?

Над курчавой гривой Беллы появилась еще одна голова, и Плендер подумал: «Это она».

– Утверждает, что он из полиции. Пустим или будем настаивать на своих правах?

Плендер подумал, что та похожа на его жену: милая, сдержанная брюнетка.

– Что вам угодно?

– Я ищу мисс Пикок. Недавно она заложила бриллиантовый перстень и портативную пишущую машинку.

У Беллы отвисла челюсть:

– Джен, но ведь это…

– Это были вы, мисс, не так ли? Хозяин ломбарда мне вас описал.

– Да, – спокойно подтвердила та. – Я впервые отнесла вещи в ломбард и не хотела называть свое имя. Но вы садитесь, – она убрала с кресла журналы, сама села в другое. – В чем дело?

– Я веду следствие. Вас зовут не Пикок?

– Вэйн. Дженнифер Вэйн.

И все стало на место. Вэйн, который как-то вечером провожал домой Луизу Олбрайт и который разволновался, когда его упрекнули в склонности к молоденьким девушкам. У него дочь или падчерица. Это она. Не она ли ждала Луизу после того киносеанса? Ему даже не хотелось верить, но ведь бывало, что он считал что-то невероятным, а это оказывалось правдой. Решил пока не вспоминать о Роули.

– Зачем вы заложили вещи, мисс Вэйн?

Ответила та, другая:

– Есть-то надо, как вы думаете?

Дженнифер сказала:

– Белла, золотце, ты не сваришь нам кофе?

Когда та вышла, сказала:

– Простите, как вас зовут?

– Плендер.

– В чем дело, мистер Плендер? Я заложила эти вещи, потому что мы только что переехали и выяснилось, что девица, которая до нас тут жила, сбежала, не заплатив ни за квартиру, ни по счетам. Потому Белла сразу и решила, что вы из полиции.

– И из полученных денег вы заплатили за квартиру? – Плендер усмехнулся. – Я-то знаю, что такое оказаться без денег.

– Вот именно. Но ведь это дешевая квартира, а они в Лондоне такая редкость. Вещи-то я выкуплю, как только станет полегче с деньгами.

Плендер ничего не ответил. Почему-то представил, какова бы она была в постели. Лучше, чем Глория? Мог бы представить, что спит с Глорией, только эта девушка какая-то совершенно иная, чем его жена, хотя так невероятно на нее похожа. От размышлений его пробудила Белла, которая вошла в комнату и небрежно поставила на стол три чашки кофе.

– Мое присутствие нежелательно? Или я твоя соучастница в каком-то преступлении?

– Останьтесь, – сказал Плендер. – Я тут из-за машинки. Возможно, она связана с нашим расследованием.

– Из-за пишущей машинки? – Дженнифер Вэйн вытаращила на него глаза. Ее удивление казалось неподдельным. – Это невозможно. Ведь я взяла ее из дому. Принадлежала моему отцу, хоть и я ею часто пользовалась. Она у нас с незапамятных времен. Переезжала я совсем недавно и взяла ее, потому что думала – может пригодиться.

– Ваши родные знали, что вы ее берете?

– Ну конечно. Не понимаю, что все это значит?

– Я тоже пока не понимаю. Меня послали расспросить об этой машинке. Это все. Приказ, понимаете. – Ткнув пальцем в потолок, он усмехнулся. – Ну, премного благодарен. Кофе был отличным. Кстати, вы мне можете дать адрес родителей?

Адрес в Роули он прекрасно знал.

Вэйнов Хэзлтон навестил на следующий вечер. Открыв, Элис Вэйн проводила его в гостиную, где на столе были разложены карты, и позвала мужа. Тот вышел в старых брюках, испачканных на коленях. Пояснил, что был в подвале.

– В этих старых домах прекрасные подвалы. Я там делаю полки под коллекцию вин, которой пока что нет.

Хэзлтон внимательно его разглядывал. Пожалуй, только волосы у Вэйна были чуть длиннее, чем считал допустимым старший инспектор, в целом же он был вполне симпатичен, а взглянув на тонкий профиль его жены, склоненный над картами, решил, что когда-то она была красавицей. Плендер находил в них что-то странное, но Хэзлтону они казались вполне нормальными.

– Опять допрос, инспектор? Накануне тут был ваш сержант. Выпьете со мной? Это всегда помогает.

Хэзлтон принял приглашение и подождал с вопросами, пока бокал не опустел.

– Речь идет о портативной пишущей машинке «Оливетти», которая принадлежала вам, мистер Вэйн. Я хотел бы знать, откуда она у вас, как давно и где сейчас.

– Моя «Оливетти»? – Многие преступники – хорошие актеры, хоть иногда по-любительски переигрывают, так что удивленная мина Вэйна ничего не значила. – Но каким образом вы про нее узнали? Ведь она у Джен, не так ли?

Жена, не поднимая головы от карт, произнесла:

– Да.

– С мисс Вэйн мы уже говорили. Убедились, что у нее машинка всего несколько дней. Нас интересует, где машинка была до этого.

– Можете мне сказать почему?

Старший инспектор холодно пояснил:

– На этой машинке было напечатано письмо, которое, по нашему мнению, связано с делом об убийстве.

– На моей машинке?

– В этом нет никаких сомнений. Письмо было отпечатано около двадцать седьмого мая, возможно, несколькими днями раньше.

– Не знаю, что и сказать. Мне просто нечего сказать. Купил я ее лет восемь назад, некоторое время довольно часто пользовался, печатал письма и тому подобное, последнее время – все реже. Потом она валялась в кладовке. Когда переезжали, взяли ее с собой… Нет, нет, теперь я вспомнил, что сюда она попала гораздо раньше нас. Ведь часть вещей мы перевезли сюда гораздо раньше, чем переехали сами, правда, Элис?

– Пожалуй, да, – пробормотала Элис.

– Когда мы покупали этот дом, в последний момент возникли проблемы. Хозяин получил более выгодное предложение. И это после того, как мы уже перевезли часть вещей, – ведь думали, что все решено. Но все же агент по торговле недвижимостью убедил хозяина остановиться на нашем предложении.

– Расскажите поподробнее. И поточней, когда все это было.

Накладные фирмы, перевозившей вещи Вэйнов, подтверждали, что некоторые из них, включая портативную машинку, были завезены в дом десятого мая. Вэйны переехали первого июня.

– Та же история, что с Домом Плантатора, – заметил Хэзлтон Полингу. – За три недели агент мог послать в дом кого угодно и кто угодно мог воспользоваться машинкой. Плендер разговаривал с Дарлингом, с агентом, оформлявшим продажу дома, но тот утверждает, что в дом никого не присылал. Понятно, ведь дом он считал проданным. Но Дарлинг – довольно ленивый тип, а вот другой агент, Гаммон, нескольких клиентов присылал. Не поленился и подсуетился, включая того, кто сделал более выгодное предложение. Похоже, все они ни при чем. Не могут быть и другие, о которых не знаем.

– А как насчет хозяина, как его, Мэйкписа?

– Ему за восемьдесят, и он почти слеп. Так что…

Полинг сомкнул кончики пальцев.

– А вам не кажется все это слишком неправдоподобным?

– Что вы имеете в виду?

– Представьте себе автора наших писем. Ему нужна машинка, чтобы их напечатать. И заодно же он – потенциальный покупатель дома. Случайно оказавшись в нашем доме, замечает машинку и говорит себе: «Ага, все как по заказу!» И что потом? Осматривает дом, потом садится и прямо там печатает письмо? Или, оставив себе ключ, вернется позднее? Или возьмет с собой машинку, чтобы потом вернуть на место?

– Человек, сделавший последнее предложение, был в доме трижды. Зовут его Дженкинс. Он программист, переехал работать в Роули и уже успел купить другой дом. Женат, четверо детей. Похоже, что с нашим делом он никак не связан. На ночь убийства Луизы Олбрайт у него алиби.

– Ну, видите?

– Но кто-то ведь напечатал письмо на этой машинке?

– Совершенно верно. Это приводит нас к выводу, что человек, напечатавший письмо, должен был знать, что машинка там есть, – а знал это сам Вэйн. Говорите, за ним ничего не числится?

– Нет. – Хэзлтон почесал подбородок, так что заскрежетала щетина. – Не знаю. Держался он хорошо, вот все, что могу сказать.

– Ну ладно, допустим, держался он хорошо. Но для вас это не ново.

– Но ведь это было смертельно опасно для него. – Он умолк.

Полинг покачал седой головой.

– Почему? Ему просто не повезло. С какой стати кто-то стал бы интересоваться его машинкой? Напечатал письмо и, видимо, не одно. Потом дочь заявляет, что хочет забрать машинку. Отлично, тем лучше. Не повезло ему только в том, что девушка оказалась без денег и заложила машинку, да еще в том, что любопытный хозяин ломбарда оказался слишком наблюдателен. Ведь только это привело нас к нему. Полагаю, за ним нужно установить наблюдение.

– Да, сэр.

– И поручите сержанту Плендеру узнать о нем как можно больше. На работе, там, где он раньше жил, и так далее…

– Вэйн знает Плендера.

– Это неважно. Не помешает немного его припугнуть. Я верю, что он – убийца. И дело только в том, как уличить его.

– Да, сэр, – ответил Хэзлтон, хотя и не был согласен с суперинтендантом. Он нюхом чуял, что Вэйн не имеет с убийством ничего общего.

Пэм сидела за столом и читала письмо, аккуратно отпечатанное на машинке:

«Дорогая Памела!

Я очень рад, что Вы опять отозвались. Я уже и не надеялся. Многие девушки пишут письма вроде ваших, но притом и не думают приходить на встречу. Но раз Вы относитесь к этому всерьез, могу Вас заверить, что и я тоже.

Получив письмо, несколько минут я не мог собраться с мыслями. „Не собрать мыслей тому, кто видит танцующую звезду“. Знаете, кто это сказал? Один великий человек. Я думал, нужно ли отвечать? Вы представить не можете, сколько разных мыслей промелькнуло в моей голове, но в тот миг я ясно увидел Вас перед собой. Высокий открытый лоб, глубокие глаза, волнистые русые волосы. Правдив мой образ или неверен? А вы, Памела, истинная или фальшивая?

И еще я спрашивал себя в душе: готова ли она к посвящению, знает ли она, как мука близка к радости? И что высший миг жизни – это миг, когда фантазия становится реальностью? Если вас интересуют подобные вещи, мы немало сможем вам предложить.

Наша цель – обрести Господство над явлениями обычной жизни, превзойти и возвыситься над ними. Мы не просто обычные люди, моя приятельница и я. Дело в том, будете ли вы способны сопровождать нас туда, где мы обитаем в мире высшего наслаждения.

Кое-что я уже сообщал вам о себе. Знаете, что я старше вас. В Лондон я приехать не смогу, но ведь все равно наши встречи происходят в Роули. Вы пишете, что хотели бы приехать. Если так, напишите, в какой день, и я буду в девять вечера ждать вас у табачного киоска „Истхем“ на Стейшен-роуд.

Адрес на конверте будет действителен ближайшие несколько дней. Надеюсь, Памела, мы встретимся, надеюсь, вы присоединитесь к нам.

Абель».

К письму был приложен конверт с адресом:

«А. Гилузо, Бэчстед Фарм, Ист-роуд, Саттон Виллс».

Памела показала письмо Салли за ленчем в баре. Салли содрогнулась:

– От этого письма у меня мурашки по коже. Думаешь, он псих?

– Я тебе скажу, что я думаю. Это что-то вроде секты черной магии. Знаешь, все пляшут в кругу нагишом, а потом кто-нибудь, переодетый дьяволом, совокупляется с девицей на алтаре.

– Ты уже была на таком обряде?

– Еще нет. Но могло бы быть забавно…

Салли перечитала письмо еще раз.

– Гилузо… Как ты думаешь, он итальянец?

– Вполне возможно. Или мальтиец.

– Угадал, какие у тебя волосы. И пожалуй, у тебя действительно высокий лоб. Вот только глаза зеленые.

– Сине-зеленые. – Памела откусила кусок овечьего сыра. – Что, если нам пойти вдвоем? Предстанем перед ним и скажем: «Вот, мистер Гилузо, вам тут две девушки, которые жаждут посвящения».

– Не знаю, Пэм. Может, нам нужно пойти в полицию. Ведь Луизу Олбрайт убили в Роули, и она тоже писала этому типу.

– Ладно, она ему написала, ну и что? Не думаю, что Гилузо как-то связан с тем убийством, наверняка он просто старый засранец, которому хочется поразвлечься. Вполне возможно, он вообще не покажется. Но если явится, лапочка, мы же постоим друг за друга, разве нет? А если заметим что-то подозрительное, сообщим в полицию, и она ему покажет… В пятницу ты свободна?

– Пожалуй.

– А вдруг это какой-нибудь сексуальный красавец-итальянец с вот таким… – Пэм зашушукала, Салли захохотала. С Пэм всегда ухохочешься…

Плендер добился беседы с Лоусоном на фирме только для того, чтобы получить кое-какие данные о Вэйне. Но то, что он узнал, настолько потрясло его, что он тут же позвонил Хэзлтону. Старший инспектор приказал ему побеседовать с обеими девушками, выяснить, что, собственно, произошло и не получали ли они писем or «Абеля». Результаты, как доложил на следующий день Плендер, это не дало.

– Джой Линдли, та девица из канцелярии, говорит, что Вэйн всего лишь приглашал ее выпить. Никогда даже не пытался ее поцеловать, по крайней мере она так утверждает, и я ей верю. Вторая девушка, Моника Фаулер, утверждает, что временами он ее тискал и велел ласкать себя, но это все. Правда, нужно иметь в виду, что ей тогда было тринадцать и было все это четыре года назад. Говорить об этом она не хотела. И ее родители тоже. Собственно, Вэйна шантажировали они, а он был настолько глуп, что заплатил. Думаю, они уже жалеют, что опять раскопали всю эту историю.

– Ни одной из них он не писал писем?

– Нет. И никто не называл его Абелем, никогда это имя в связи с ним не слышали.

– Ну и что вы обо всем этом думаете?

– Трудно сказать, инспектор. По-моему, он не похож на убийцу, скорее бедолага, что тискает девочек где-нибудь за кустами. Но я вам хочу рассказать, что узнал от Лоусона. В последнее время они недовольны работой Вэйна. Полагаю, хотят отправить его на переквалификацию или что-то в этом роде.

– Поль, садись. Разговор предстоит неприятный. – Голос Лоусона звучал непривычно глухо. – Сегодня ко мне пришли из полиции, расспрашивали о тебе. Некий Плендер из Роули.

– Понимаю.

Лоусон продолжал все тем же напряженным тоном:

– Расспрашивали о тебе в связи со смертью Луизы Олбрайт.

– Да. Нашли письмо, которое, по их мнению, напечатано на моей машинке, каким образом – понятия не имею.

– Меня не интересуют подробности, Поль. Вот что я должен тебе сказать. Плендер хотел получить от меня дополнительные сведения – любые сведения – о твоем поведении и характере. Мне пришлось рассказать им о той девушке, родственники которой написали Брайану. Ведь иначе меня могли обвинить в сокрытии информации. И, боюсь, на этом их вопросы не кончатся. Так что извини меня…

– Понимаю. – Тик опять исказил лицо Вэйна. – Понимаю, ты должен был ему все рассказать.

– И еще вот что. Мне совершенно ясно и другим, полагаю, тоже, что в последние недели ты переживаешь серьезный стресс. Обнаружились некоторые факты – ну, хотя бы та история с туалетами, – которые показывают, что твои решения не всегда на высоте.

– Мы вернулись к прежней системе уборки. Все туалеты теперь полностью обеспечены туалетной бумагой, – Поль деланно рассмеялся.

– Это только пример. Хватает и других случаев.

Все тело Вэйна как-то обмякло, словно в хорошо сшитом костюме вдруг очутился другой обитатель. Лоусону было жаль его, но подобные чувства не имеют ничего общего с бизнесом.

– Раз уж полиция начала копать, не знаю, что она раскопает… что они могут раскопать… Надеюсь, ничего.

На столе замигал огонек телефона. Боб напустился на секретаршу, требуя, чтобы его не беспокоили.

– Есть предложение направить тебя на один из тех курсов, которые упоминались во время обсуждения доклада о повышении эффективности, – на курсы Джея Барнса Лоуренса. Ты о них что-нибудь знаешь?

– Знаю, что человек на таких курсах изображает начальника, а потом ему говорят, что он все делал неправильно. Спасибо, не надо.

– Поль, полагаю, ты не понимаешь ситуации. Я был на твоей стороне, сказал Брайану, что личная жизнь каждого человека – только его дело, но теперь, когда в дело вмешалась полиция, ничего не попишешь. Ты пойдешь на курсы. Начиная со следующего понедельника, на две недели. Когда вернешься, решим, что дальше. Или можешь на месяц уйти в отпуск, а потом посмотрим.

– Выбора у меня нет, да? Кто возглавит мой отдел? Разумеется, Эстер.

– Да, пока Эстер. Было бы лучше тебе на время уйти со сцены, лучше и для тебя, и для фирмы.

– Разумеется, прежде всего благо фирмы.

– Поль, нечего меня винить.

– Если я отправлюсь на курсы, что потом?

– Я сделаю все, что в моих силах.

Поль Вэйн встал, вновь заполнив свой костюм, словно в спущенный мяч опять накачали воздух. На лице его появилась улыбка, которую Боб Лоусон всегда считал неотразимой.

– Благодарствую. Остается лишь одно, так пройти эти чертовы курсы, чтобы этого Брайана Хартфорда удар хватил. Знаю, Боб, откуда ветер дует, это все не ты выдумал. Спасибо, что ты преподнес мне это так деликатно.

Лоусону полегчало. Он любил Поля, когда тот вел себя прилично. Отодвинул картину, прикрывавшую встроенный в стену шкаф, покрутил циферблат и открыл дверцы, за которыми скрывался богатый набор бутылок.

Налив виски, они оба выпили за успехи курсов Джея Барнса Лоуренса.

С увлечением Элис бриджем Поль смирился безропотно, но просил ее, чтобы по возможности она была дома, когда вечером он возвращался с работы. Когда холодно спросила «Зачем?» – ответа он не нашел.

– Бридж меня развлекает, занимает ум. Я играла еще в университете. Ты не знал?

– Нет. Помню, мы когда-то играли вместе, но не знал, что ты воспринимаешь это так всерьез.

– Видел бы ты меня до нашего знакомства! Я играла часто, и весьма неплохо, – зло фыркнула она. – Я тебе готовлю – чего ты еще хочешь?

– Не будем ругаться. Играй ты в свой бридж…

Его не удивило, когда вечером, после разговора с Бобом Лоусоном, Элис не оказалось дома. В духовке ему была оставлена запеканка. Поев немного, он собрался опять заняться стеллажом в подвале, как кто-то позвонил в дверь.

– Добрый вечер, мистер Вэйн, – сказал Плендер.

Поль отступил, чтобы сержант мог войти, но тот только покачал головой.

– Мистер Хэзлтон просил узнать, не могли бы вы прийти в полицию?

– В полицию?

– Нужно выяснить некоторые вопросы. Полагает, что в участке это сделать проще. Я с машиной.

Плендер наблюдал за Вэйном, который поднял руку к горлу, словно его душил воротник, но не возмутился и не протестовал.

Поль Вэйн был в полиции только раз, когда у него из машины украли приемник. Его удивило, как непринужденно там все себя ведут, мужчины болтали и шутили, словно в клубе. Когда он входил, дежурный сержант обратился к старухе с кошелкой:

– Ты опять здесь, бабка? За что на этот раз?

Ответ старухи перекрыл всеобщий хохот, к которому присоединилась и она сама.

– За что ее?

– За кражу в супермаркете. Одна из наших постоянных клиенток.

Свернули направо. «Точно как у нас в конторе», – мельком подумал Поль. Потом Плендер постучал в какую-то дверь, и они вошли в комнату, где стоял стол, зеленые шкафы с картотеками, а на серых стенах – фото полицейских спортсменов. Хэзлтон поднялся из-за стола. Лицо его лоснилось, рука была твердой и теплой.

– Мило с вашей стороны, что пришли. Мы подумали, будет лучше, если кое-что выясним в участке.

Поль, оглядев голую, неуютную комнату, подумал, что же можно выяснить в таком месте. Как могут люди, работающие здесь, понять мотивы своих ближних?

– Это суперинтендант Полинг.

Седовласый мужчина с тонкими чертами лица, надув губы, не подал Полю руки, только кивнул. Сидел в стороне, почти за спиной Хэзлтона, и казался нейтральным наблюдателем. Оба выжидательно взглянули на Поля. Тот чувствовал, что ему нужно что-то сказать.

– Полагаю, речь пойдет о той пишущей машинке.

– Машинка… да, с нее начнем, – охотно согласился Хэзлтон. – Мы хотели бы услышать от вас все, что знаете. Будьте добры повторить то, что рассказали мне вчера вечером, и добавьте все, что помните. Не спешите.

Плендер, сидевший у дверей, достал блокнот. Поль Вэйн говорил спокойно. Когда закончил, Хэзлтон покачал головой.

– Все это мы уже слышали.

– Больше мне нечего сказать.

– Вот фотокопия письма, отпечатанного на вашей машинке. Вам это ни о чем не говорит?

Поль начал читать.

– Это адресовано не Луизе Олбрайт.

– Я не говорил, что ей. Это письмо, адресованное исчезнувшей француженке.

– Возможно, это вообще не связано с тем случаем.

– Я и не говорил, что связано. Только спросил: ни о чем вам это не говорит?

– Совершенно ни о чем.

– А имя Абель? Вы знаете кого-нибудь по имени Абель? Вам оно никого не напоминает?

– Только что это скорее французское имя, чем английское. И эта девушка была француженкой. Помню одного французского киноактера, которого звали Абель Ганс.

– Но как же Абель, француз он или англичанин, добрался до вашей машинки?

– Я же сказал вам, что не имею понятия. Могу только предположить, что это случилось, когда машинка оставалась в доме без надзора, до того, как мы переехали.

– Но, мистер Вэйн… – Хэзлтон резко сменил тон, теперь в нем звучало насмешливое недоверие. Он выглядел как бульдог, готовый наброситься на жертву. – Вы хотите нас убедить, что кто-то, осматривая дом, чисто случайно увидел вашу машинку и подумал – вот счастливый случай, сяду-ка я и напечатаю письмо на том листе бумаги, который чисто случайно оказался у меня в кармане? Вы в этом хотите нас убедить? Для меня это звучит как нонсенс.

Вэйн казался потрясенным, но не испуганным.

– Я ни в чем не хочу вас убедить. Говорю же, не могу объяснить.

Старший инспектор ткнул в него длинным костлявым пальцем.

– Вместо этой ерунды попробуйте вот как. Это ваша машинка. Письмо напечатали вы. Хотели избавиться от машинки, воспользовались случаем и отдали ее дочери…

– Приемной дочери.

– Не перебивайте меня! – Казалось, он понемногу закипает. – Потом вы познакомились с этой девушкой, и что дальше? Ведь это не первое письмо от Абеля, не так ли? Что, если сообщу вам, что у нас есть еще письма, отпечатанные на той же вашей машинке, что бы вы на это сказали?

Голос Вэйна остался спокойным. Ему даже удалось улыбнуться.

– Сказал бы, что вашу француженку я никогда в жизни не видел и что, будь у вас еще письма, вы показали бы мне их фотокопии. И помните, инспектор, что я привык говорить с людьми. Вижу, когда кто-то блефует и пытается меня испугать. Это глупо. И, если позволите, старомодно.

Хэзлтон откинулся на спинку кресла так, что оно затрещало. Полинг своим тихим голосом перенял инициативу:

– Мистер Вэйн, когда вас посетил сержант Плендер… вы помните?

– Разумеется.

– Ваша жена сказала, что вы интересуетесь молоденькими девушками. Что она имела в виду?

– Ничего. – По лицу его скользнула усмешка, и тут же погасла, как огонь маяка.

– Она сказала это, потому что знала о Монике Фаулер? – Полинг ждал реакции на свой вопрос. Вэйну он был неприятен, но он был информирован и готов к нему.

– Да, она знает о Монике Фаулер.

– Ей было тринадцать.

– Ну и что?

– У вас были половые отношения?

– Нет. Я любил ее как… вроде как дядюшка.

Хэзлтон фыркнул. Полинг укоризненно покосился на него.

– Меня обвинили во всевозможных непристойностях. Я ничего не совершил, но был настолько глуп, что дал им какие-то деньги.

– Двести фунтов за молчание. Знаю, вы не согласны, но это было за молчание.

– Ну, если вы так называете…

– А как это называете вы? – холодно спросил Полинг. – Вас хотели обвинить в аморальном поведении. Но вы заплатили, и все было забыто.

– Меня никогда бы не обвинили. – Вэйн побледнел.

– Так почему вы платили?

Поль не ответил.

– Потом они написали вашей жене.

– Да.

– Но это был не единственный случай. Расскажите нам о других.

– Был… было это всего один раз.

– Расскажите нам.

– Речь о Шейле Винтертон. Было это семь лет назад. Мы знакомы были с ее семьей. Шейла брала у меня уроки французского. Я владею иностранными языками, так что я давал ей уроки.

– И что произошло? – Вэйн что-то пробормотал. – Я не слышал.

– Элис тогда работала по полдня. Однажды она вернулась и застала нас.

– Сколько лет было Шейле?

– Двенадцать. – И едва слышно добавил: – Это был единственный случай, клянусь, единственный. – Голова его упала на стол, плечи содрогались от рыданий.

Полинг поморщился. Эти неприятные сцены приходится терпеть. Весьма деликатно продолжал:

– А как насчет Луизы? Расскажите нам о ней.

Вэйн поднял залитое слезами лицо. Щеки у него дергались в тике.

– О Луизе Олбрайт мне нечего сказать, я едва ее знал, только раз поцеловал ее на прощание, сколько раз я могу повторять?!

Полинг встал, зайдя Вэйну за спину. Плендер тоже встал, зайдя ему за спину с другой стороны. Хэзлтон снова нацелил палец, но на этот раз шутливо-укоризненно:

– Нервы, нервы.

Тут Плендер нагнулся прямо к уху Вэйна.

– А родителям она рассказала совсем другое. Вы хотели заняться с ней любовью, но она не согласилась.

Хэзлтон тоже склонился к нему.

– Вы целоваться не любите, не так ли? Вы хотели ей показать, чем вас наградила природа, хотя это не Бог весть что. Это ее напугало, да?

– Вы позвали жену на помощь, – продолжал Плендер. – Думали, втроем будет лучше, чем вдвоем, что вас это расшевелит. Но все обернулось худо…

Вэйн, развернувшись на стуле, крикнул своим мучителям:

– Нет, нет, не было этого!

– Хорошо, расскажите нам, как это было, как все произошло.

– Я хочу сказать совсем другое. Я не могу, уже годы не могу, ни за что бы не смог, даже если б хотел.

Полинг вышел, тихонько прикрыв двери. Никогда не любил допросы, походившие на игру кошки с мышкой, хотя понимал, что иногда это нужно. Но когда почти через час он вернулся, Вэйн все еще не сознался. Галстук у него сбился набок, элегантный костюм утратил форму, хоть никто его не касался, на лице следы высохших слез. Полинг поблагодарил его за сотрудничество и отправил в патрульной машине домой.

– Нюхом чую, Вэйн не убийца, – сокрушенно сказал Хэзлтон. – Что-то за ним есть, но не убийство. Господи, ну и духота… – Он снял пиджак, рубашка на спине и подмышками была мокрая от пота.

– Но пишущая машинка…

– М-да… Что будем делать?

– Будем приглядывать за ним. Непрерывно. Если тут замешана какая-то девушка или женщина, должны же они где-то встретиться. И потрепите ему нервы, пусть знает, что за ним следят.

Когда Поль вернулся домой, Элис играла в бридж с собой по учебнику. Курила одну из своих тонких сигар, и в пепельнице были уже три окурка. Поль сообщил, что с понедельника его направляют на специальный курс и что он был в полиции на допросе.

– Я не хочу об этом ничего знать. Когда-то это могло меня интересовать, но не теперь…

– Говорю тебе, я могу потерять место.

– Найдешь другое.

– В полиции меня обвинили, что я убил ту девушку. И служанку Сервисов тоже. Обвинили впрямую.

– Какой душный вечер. – Сбросив платье, Элис осталась лишь в бюстгальтере и слипах. – И что ты переживаешь?

– Знаешь ведь, что я их пальцем не тронул, ты же должна это знать.

Пожав плечами, она снова села.

– Полагаю, что «большой шлем» можно разыграть, если будет заходить партнер.

– Элис…

– Почему ты считаешь, что я должна это знать? Я не знаю ничего о тебе, ты не знаешь ничего обо мне. Если идешь в кухню, можешь принести мне бокал лимонада. Я хочу пить.

Это было в четверг вечером.