Текст книги "На цепи (СИ)"

Автор книги: Эд Качалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Глава 7

Тут же я увидел тело Ермолича будто со стороны. Оно валялось на полу и было окутано коконом из молний.

Сверху было видно, как все присутствующие в помещении замерли от неожиданности. Ну как все. Все наши.

Князь Репнин широко раскрыв глаза уставился на кокон с моим телом внутри. Прапорщик Сергей Шереметьев тоже смотрел на кокон и шарил руками по поясу в поисках шпаги.

Илзе без чувств сползла на руки брата. Мой тесак со звоном выпал из ее рук. Янис шарил глазами по комнате, ища куда пристроить потерявшую сознание сестру.

Федор Иванович прикрыл ладонью глаза от яркого света молний.

Только Опанасенко и амбалы в черном не теряли времени. Они творили что-то невообразимое.

Громилы в черном обхватили предплечья друг друга, на манер римского рукопожатия и каждый потянул руку другого на себя.

Мгновение и вот их уже четверо. Из каждого вылез еще один. Такой же, одет также, – в черное. Только без оружия. Как это произошло я не уловил.

Да чудны дела твои господи, – люди уже делением размножаются. Как инфузории туфельки или амебы какие-нибудь. Прям наглядное пособие для 7 класса по биологии простейших.

Те что без оружия сразу получили по стволу и кинжалу от своих реципиентов и направились к моему кокону.

Предыдущие версии амбалов вытащили шпаги и пистолеты и стали их прикрывать.

В это время раздувшийся до каких-то неимоверных размеров Опанасенко выхватил свою шпагу и метнулся к Репнину. Князю таки удалось подняться с кресла, но оружие достать он не успевал. На экспедитора он бросился с голыми руками.

Тут я почувствовал, как меня потянуло назад к электрококону. Я снова взглянул на кокон и увидел, как на нем образовалось небольшое отверстие. Из него ко мне бестелесному, болтающемуся под потолком, протянулся зеленый луч энергии. От него веяло добротой.

Я расслабился и отдался на волю этого луча. Успел заметить светящийся зеленым шрам в виде цветка на груди и вот я уже опять в теле Ермолича.

И снова кандалы неимоверно жгут запястья и щиколотки. И пошевелиться не могу. Вокруг сплошной стеной кружатся молнии.

А там мои друзья сражаются с непонятной хренью. Надо что-то делать. И еще этот огонь зеленый непонятный в солнечном сплетении колит и жжет. Не так сильно, как кандалы, прямо скажем – терпимо, но блин неприятно же. И думать мешает.

Словно в ответ на мое недовольство цветок в районе солнечного сплетения аж раскалился. И раскалился белым цветом. Больно то как. Может он как-нибудь помочь сможет. Интересно эта энергия вообще, что может?

Я задумался и через секунду до меня дошло какой я остолоп. Ведь мог проанализировать все раньше.

Шрамы в виде звезд появились у меня во время боя с Олегом. Тогда энергия и искры были голубые. И когда за артефакты со всякой шпаной бились, тоже голубые.

А вот когда дядьку Федора лечил и когда в тело возвращался, энергия была зеленая. Значит голубой это боевой режим, то есть режим разрушения, а зеленый это наоборот. Режим лечения, восстановления и может быть, тут я вспомнил свое возвращение в тело, – воскрешения. Круто!

Словно в подтверждение моих слов шрам резко сбавил свечение и жжение сошло на нет. Осталась только адская боль от кандалов.

А что если? Я сосредоточился на своем желании разорвать кандалы. Нет не разорвать, а распилить. Но не до конца. Прям так и представил, луч холодной голубой энергии распиливает манжету кандалов на правой руке.

Посмотрел от шрама – цветка на груди по телу скользнул голубой луч и стал медленно резать кандалы на правой руке. Я тут же представил то же самое для левой руки и ног и убедился, что как говорится – процесс пошел.

Чем больше распадались кандалы, тем слабее становились молнии вокруг меня. Вот я уже сквозь них различаю лица тех двух амбалов размножившихся делением. Их родителей я внимательно не рассматривал, но у этих на редкость тупые рожи.

Будем надеяться, что у них не хватит ума поднять тревогу прямо сейчас, так как молний вокруг меня стало прям заметно меньше.

Уже через пол минуты браслеты кандалов удерживались тонкой перемычкой толщиной в проволоку. Зато молний хоть и стало меньше, но тем не менее они еще сохраняли вокруг меня форму кокона.

Я в последний раз сосредоточился на кандалах, и они свалились. Молнии потухли. Я перекатился в сторону, поближе туда где, валялся мой посох – клинок. Одним движением схватил его и вскочил на ноги.

В это время те двое, что собирались меня поднять, выхватили пистолеты. Но выстрелить не успели. Я переместился в право от них и со всей силы саданул посохом сразу по обоим стволам.

У одного ствол удалось выбить. Второй пистолет не выпустил. От моего удара ствол просто резко опустился, и его хозяин от неожиданности выстрелил в пол.

Краем глаза я заметил, как князь Репнин пытается удержать на расстоянии чудище, которое раньше было Опанасенко. Делал он это с помощью какой-то магии. Какой я не понял.

Видел, что Никита Иванович стоял сжав кулаки и сосредоточившись. Опанасенко превратившись в великана под три метра ростом пытался пробиться к князю.

Между бывшем экспедитором и князем воздух выгибался словно натянутая и вот-вот готовая лопнуть мембрана. Этот воздушный щит хотя и выгибался, но не пускал Опанасенко к князю. Но это похоже все на что хватало князя.

У прапорщика и Яниса положение было лучше, но ненамного. Они вдвоем довольно успешно противостояли на шпагах двум первым громилам экспедитора. Но сила продавливало мастерство. И громилы медленно, но уверенно загоняли Яниса и Сергея в угол.

Дядька Федор лежал на топчане и стонал зажимая рукой рану в боку. Видимо его уже кто-то достал клинком.

Что же им все придется еще некоторое время потерпеть без моей помощи. Совсем чуть-чуть. Пока я окончательно не успокою эти ходячие пособия по размножению простейших.

Пока я разглядывал общую диспозицию мои амбалы успели выхватить длиннющие кинжалы и броситься на меня. Но я тоже не ворон ловил. За эти мгновения передышки успел подлечить себя зеленой энергией и трансформировать посох в клинок.

И когда оба здоровяка синхронно, но довольно скованно попытались меня достать стилетами, я был готов. Принял оба кинжала на клинок, а вот окинуть их от себя получилось исключительно на морально-волевых. Сила у этих быков была огромная.

Сделал выпад в правого тот довольно резво, даже яростно ответил. Но на лице при этом ни следа эмоций. И взгляд такой. Его даже пустым назвать нельзя. Как у куклы. Будто ни глаза на тебя смотрят, а пуговицы.

Я еле успел отразить сначала атаку одного, потом второго, потом сразу атаку обоих.

Затем я сделал хитрый финт с перебрасыванием клинка из правой руки в левую и уже клинком в левой пронзил правого амбала прямо в сердце.

Не дожидаясь пока упадет первый, я проделал такой же фокус со вторым. И тоже достал его в сердце.

И… Ничего не произошло. Ни один, ни второй не рухнули замертво. Они лишь замерли на несколько секунд и снова яростно атаковали меня.

Наконец я понял, что еще один их круг атак я не выдержу, и пора принимать радикальные меры. Магию какую-нибудь применить, например. Правда не ясно как, а жаль – отменная штука.

Только во мне родилась эта гениальная мысль, как мой шрам опять стал зудеть, а на кончике моего клинка заплясали голубые искры.

Воодушевленный, я буквально в несколько движений воткнул магический клинок одному в глаз, другому в рот. Громилы из Тайной Канцелярии сразу прекратили атаку. По их телам пробежали разряды, будто внутри них замкнуло проводку. Оба опустили руки, поникли головами и так и остались стоять.

Понаблюдав за ними для верности пару секунд, я бросился на помощь князю Репнину. И вовремя! Чудищу Опанасенко как раз удалось прорвать воздушную мембрану, созданную князем.

Раздался оглушительный хлопок, по складу пронесся вихрь, а бывший экспедитор по инерции навалился на князя. Но резво отскочил назад и тут же сделал выпад.

Так и не успевший выхватить шпагу Репнин прикрылся треуголкой. Шпага Опанасенко проткнула ее, но до тела князя, по-видимому не достала. Во всяком случае Никита Иванович схватился рукой за клинок поверх треуголки и старался не отпускать его. Второй рукой он судорожно пытался вытащить из ножен свою шпагу.

И тут сзади подоспел я. Со всей дури я всадил свой клинок тому что когда-то было Опанасенко под мышку. Клинок вошел не сразу. Сначала он уперся во что-то твердое и почти выгнулся дугой. Думал – сломается.

Меня пронзила такая острая досада, что мог помочь князю да не сделал. В этот момент шрам мой раскалился так, что я ели сдержался, чтобы не зарычать.

Вообще за последние несколько минут я уловил, что мой шрам от ожога в виде звезды-цветка реагирует на мои мысли, желания и даже эмоции. Но как он это делает было не понятно.

Сейчас же из моей груди по руке и клинку пробежала голубая молния и проникла в подмышку Опанасенко, а потом и клинок вошел в его тело по самую рукоятку и вышел из груди где-то в районе сердца.

Чудовище, бывшее когда-то Опанасенко, выпустило шпагу, обернулось ко мне, зашаталось и рухнуло. Я еле успел выдернуть из туши клинок.

Когда тело упало, я поспешил на помощь Сергею Шереметьеву и Янису. Но оказалось им моя помощь не нужна.

Те два амбала, что атаковали их повели себя почти также, как и мои. Стоило Опанасенко умереть, как они прекратили бой, замерли и рухнули на пол. А за секунду до них также рухнули и мои.

Я помог князю Репнину снова сесть на стул. Бой ему дался не легко. Все-таки ему было около пятидесяти. По здешним меркам – старик.

Сходил в другую комнату, нашел спрятавшуюся там Илзе и попросил оказать помощь Федору Ивановичу. Янис и Сергей Шереметьев опустившиеся на топчан рядом с дядькой Федором, стали ей помогать. Это было мне на руку.

Не знаю, видели ли другие, что со мной происходило во время боя, но акцентировать внимание на этом я не считал нужным.

Подойдя к трупу Опанасенко, я стал внимательно его разглядывать. Нынешний рост его был действительно больше трех метров. Фигура его сейчас напоминала бегемота, пытавшегося приобрести человеческий облик.

Лицо хотя и сохраняло черты первоначального облика экспедитора Опанасенко, но сейчас напоминало маску. Причем черты лица были весьма условны и грубы. Эта маска будто вросла в вытянутый угловатый череп с большими, будто оттянутыми к низу и почти заостренными сверху ушами.

Но больше всего меня интересовал след от моего укола. Как раз меньше всего он напоминал рану от укола. Скорее создавалось впечатление будто тело прожгли насквозь и для надежности взорвали внутри небольшой заряд.

Да и воняло кругом паленой шерстью и горящей костью. В общем не слабое такое действие у моего магического клинка. Интересно максимальное или нет. Надо будет потом поэкспериментировать.

Впрочем, на фоне почти разорванного в клочья костюма, даже такие внушительные следы от моего клинка – терялись. И это меня полностью устраивало.

Едва я отошел от трупа экспедитора, как Илзе в ужасе закричала указывая куда-то пальцем. Указывала она на тела амбалов, которые между прочим я не удосужился осмотреть.

С ними происходили необычные вещи. В прочем я скорее удивился если бы в этом мире слишком долго, дольше часа, не происходит чего-нибудь необычного.

Но тут я чуть не заржал в голос. Трупы громил вдруг начали сдуваться. Прям как резиновые куклы. Сначала у них сдулись головы и лица, потом грудь, ноги. В результате через минуту на месте четырех трупов лежали четыре груды тряпок.

Но и они еще через минуту вспыхнули огнем. Все что осталось от четырех гигантов – четыре маленьких кучки пепла. Но и этот пепел внезапно заструился по полу и скрылся где-то под телом экспедитора.

Все это заставило всех нас столпиться вокруг трупа Опанасенко и ждать что будет дальше. Что, что-то будет никто из нас не сомневался.

– Я кажется начинаю понимать, что происходит! – произнес Никита Иванович и быстро опустился на колени перед трупом и обшарил все карманы черного костюма Опанасенко.

Едва он успел вытащить свиток с постановлением на мой арест за подписью Ивана Федоровича Ромодановского, как и с этим трупом стало происходить то же самое, что и с предыдущими. За одним маленьким исключением.

Сначала с трупа сползло лицо Опанасенко. Под ним оказалось другое. Очень вытянутое с торчащим вперед острым подбородком, большим почти горбатым носом, тонкими губами и грустными голубыми глазами, удивленно смотрящими в вечность. Вместе с теми самыми большими ушами и в обрамлении рыжих волос это лицо смотрелось гармонично.

– Так я и думал – пробормотал князь Репнин.

– Что вы думали? Вы его знаете, Ваше Сиятельство? – спросил Сергей Шереметьев.

– И да, и нет, прапорщик. Впрочем, давайте наведем порядок и подумаем, что делать дальше. – князь вернулся в кресло, с которым похоже сроднился и замолчал.

Подумать действительно было, о чем. Положить сотрудников органов правопорядка при исполнении – это вам не фунт изюма съесть. Да еще втянуть в это высшее должностное лицо. За такое в любой стране, при любом режиме во все времена по головке не погладят.

Через минуту князь вынырнул из своих мыслей, обезоруживающе улыбнулся и распорядился:

– Вот, что прапорщик. Отправляйтесь в Рижский замок и пришлите сюда отделение семеновцев и пару человек из моей канцелярии. Там внизу наверняка стоит карета, на которой он приехал, пусть ее осмотрят и возьмут под охрану. Да и пусть печать мою захватят.

После того как Шереметьев ушел, князь отправил брата и сестру в лавку за продуктами, так как считал, что победу надо отметить. При чем не одну, а обе. И над орками, и над экспедитором. Перед этим уточнив у Илзе есть ли в доме постель, он попросил их уложить Федора Ивановича. Дескать ему, как наиболее пострадавшему требуется как следует отдохнуть.

Оставшись наедине со мной, он поудобнее расположился в кресле, предложил мне сесть на топчан, широко улыбнулся и вкрадчиво спросил:

– Нус, сударь кто вы такой?

– Как кто? – почти опешил я от напора князя. – Я, Андрей Борисович Ермолич, дворянин!

– Допустим. И что вы делаете в Риге? – почти ласково спросил Репнин. Почти также ласково, как он недавно спрашивал у экспедитора. У меня по спине пробежал холодок.

Я понял, что простой байкой о потери памяти я перед ним не отделаюсь. Его Сиятельство, да еще генерал-губернатор, фигура серьезная. Не плохо с ним хорошие отношения сохранить.

Иначе в случае чего на раз съест и не подавится. И даже не посмотрит, что я помог город спасти. Ему достаточно того, что придя ко мне он попал в какие-то непонятные разборки с Тайной Канцелярией.

Наверняка думает, что я его подставил. Правда я же князя и спас. Но он вполне может считать, что это такой хитрый ход. Для того, чтобы втереться в доверие, например, и выудить ценную информацию. Такая фигура напичкана ею до самых краев. Если я правильно понимаю, ему теперь важно понять кто меня послал. Мне же как раз важно донести до него, что я никакой не засланный казачок, а что я сам по себе. И мне своих проблем хватает и до его Сиятельства мне нет никакого дела.

Если я правильно, рассуждаю, то тогда надо хоть какую-то, правду сказать. Или что-то, что было бы похоже на правду. И речь не про историю с моим попаданием сюда из другого мира. Этого как раз светить нельзя. Да в этих раскладах и не поверит князь. Подумает, что за дурака держу. Я бы не поверил. Но в моем мире и магии нет. И все равно, нет не буду про это.

Может попробовать считать его мысли, также как с Опанасенко получилось. Правда тогда это случайно вышло, а сейчас надо специально сделать.

Только собрался попытаться заглянуть в мысли князя, как меня словно громом поразила собственная здравая мысль. Если не получится, а еще Репнин поймает меня на этом, то тогда точно пиши пропало. Выкрутиться будет сложно. Ладно, будем врать близко к правде.

– Ваше Сиятельство, видите ли, я не помню, как оказался в Риге. За последнее время я очень часто получал по голове и, по-видимому, случилась контузия, а с нею амнезия.

– И что совсем ничего не помнишь?

– Ну почему, кое-что потихоньку вспоминаю. Род вот свой вспомнил, отца помню. Помню, что умер батюшка мой. Помню, что бежали мы от кого-то с дядькой Федором. Помню, что отец сказал, что если кто после его смерти придет меня искать, даже если скажет, что по государственному делу, то бежать сразу и прятаться. А вот почему не помню, а дядька Федор не знает.

А тут понимаешь эти из Тайной Канцелярии.

– А что значит на экспедиторов Тайной Канцелярии убивать у тебя в порядке вещей? – ехидно улыбнулся князь. – Тайная Канцелярия так просто людишек не разыскивает? Наверняка в чем-нибудь серьезном замешаны. Заговоре каком-нибудь, а дражайший Андрей Борисович?

– Ну Ваше Сиятельство, не помню я ничего и вины за собой не чувствую.

– Ну допустим, я тебе поверил. Но не дай бог, что-нибудь скрыл от меня! За все заплатишь! И в первую очередь за нападение на экспедитора!

– Так Ваше Сиятельство, вы сами видели, что они первыми напали. Если бы он не душил, я разве б отвечал. Я бы сам пошел. Но ведь они явно же убить меня хотели. И если бы не Ваше Сиятельное вмешательство, я бы наверняка уже на том свете отдыхал.

Услышав такую трактовку своей роли в недавних событиях, князь знатно подзавис. Ну, а что он думал? В стороне остаться? Помогал биться? Помогал! Значит надумает меня под монастырь подводить, пусть знает, что и его подельником возьму. А то слишком уж простые нравы у здешних стражей порядка: если не понравился, то можно и шлепнуть. Нет уж увольте. У нас, конечно, тоже всякое бывало, но так дешево человеческую жизнь не ценили.

Видимо какая-то внутренняя работа в голове князя все же произошла. Потому как поразмышляв еще немного Никита Иванович выдал:

– И все же, Андрей Борисович, хотелось бы мне узнать, кто ты такой и почему вокруг тебя так много суеты? И знаешь, почему мне вновь и вновь хочется задавать этот вопрос?

– Почему, Ваше Сиятельство? – без особого интереса спросил я.

– Потому что Опанасенко не был экспедитором Тайной Канцелярии или точнее, тот, кого ты только что убил – не был экспедитором Тайной Канцелярии Петром Алексеевичем Опанасенко.

Глава 8

– Да, интересно, девки пляшут по четыре штуки в ряд! – почесал я затылок.

– Как, как вы сказали, Андрей Борисович? – князь подался вперед со своего кресла. Кресло под его немаленькой массой натужно скрипнуло.

– Да не обращайте внимание, Ваше Сиятельство, присказка у меня такая, – я продолжал размышлять над словами князя. Не то, чтобы он сильно меня удивил. Что-то такое я подозревал.

Уж больно странно вел себя этот лжеэкспедитор. Нервно как-то. Представители карающих органов так себя не ведут. Они чувствуют за собой всю мощь государства, мощь системы. А этот постоянно нервничал, хотя тщательно это скрывал. И всячески пытался меня убить. При любом удобном или неудобном случае. А я этого, знаете ли, не люблю. И потому огорчаюсь. А один я огорчаться тоже не люблю. И поэтому стараюсь огорчить, тех, кто меня огорчает. До невозможности.

Так что Опанасенко или кто он там получил по заслугам.

– Интересный вы человек, Андрей Борисович, правду о вас прапорщик Шереметьев рассказывал…

– Знаю, Ваше Сиятельство. Мне об этом сегодня уже неоднократно говорили. Вы лучше скажите, если это был не Опанасенко, то кто это был? И на основании чего вы сделали такой вывод? – невежливо перебил я.

Репнин недовольно посмотрел на меня и бросил:

– На основании того, что это был лицедей?

– Актер, что ли?

– Актером он тоже может быть. Но прежде всего он лицедей, – опять недовольно поморщился князь Репнин.

– А в чем разница?

– Эх, молодо, зелено. Не знают ничего, а туда же в политику лезут, – Никита Иванович встал, недовольно походил туда обратно. Слышно было, как под его немалым весом тихо поскрипывают, в общем то, добротно пригнанные половицы.

Подошел к неплотно прикрытой двери, ведущей в другую комнату. Резко открыл дверь, внимательно окинул комнату взглядом. Но там только Федор Иванович тихо стонал в забытьи. И больше никого. Мне это хорошо было видно даже с топчана, на котором я сидел.

Репнин подошел к Федору Ивановичу, приложил руку к его лбу. Затем снял со лба почти высохший компресс, смочил его в уксусе и снова положил дядьке на лоб. Что-то прошептал ему ободряющее.

Да, князь Репнин приятно удивил. Уверен, что нечасто здесь князья лично ухаживают за больными. Тем более за простыми… Кстати, интересно, к какому сословию относится Федор Иванович? Или роду? Пока не успел выяснить. К сожалению, многое еще не успел. Даже определиться, что делать в это мире, как жить. А время, судя по всему, поджимает! Или нет? Черт его знает. Посмотрим. Пока главное – выжить!

С момента попадания и по сию пору оно неслось как сумасшедшее. Сколько там прошло, сутки – двое, а уже столько событий. Но разве не об этом я мечтал, ни этого хотел в прежнем мире, тихо доживая на пенсии, после того как всю жизнь отдавал долг Родине. Ну вот сбылось. Как говорится – получите, распишитесь.

Интересно князь с Федором так по доброте душевной или это тонкий расчет для дальнейшего общения со мной? Судя по сегодняшнему поведению князя, может быть и так и так. Но то, что у него ко мне интерес есть – это факт. Ладно, пока наблюдаем и действуем по обстоятельствам.

Его Сиятельство вышел из комнаты Федора и плотно прикрыл дверь. Затем открыл дверь на лестницу. Из нее к нам ворвались одуряющие запахи с кухни. Видимо, Илзе вернулась с покупками и сейчас активно готовит праздничный обед. Или ужин? Неважно. Важно, чтобы удалось поесть. Я сглотнул слюну. Регулярное питание – основа выживания!

Князь отдал неразборчивые распоряжения кому-то стоявшему на лестнице и плотно закрыл и эту дверь. Видимо, что-то прочитав на моем лице по поводу еды, понимающе улыбнулся.

– Так зачем, ты в политику полез, Андрей Борисович? – подойдя ко мне, вкрадчиво спросил князь.

– Ни в какую политику я не лез! – в очередной раз пошел в отказ я. – С чего вы взяли?

– А с того, мил человек, что среди всего этого маскарада с Тайной Канцелярией, есть одна подлинная вещь!

– Какая?!

– Дурачком прикидываешься? Не догадываешься? – Князь склонился надо мной, почти навис. С его губ не сходила добрая улыбка. Только глаза были холодны как рыба об лед. – Хорошо я тебе скажу. Распоряжение князя – кесаря о твоем аресте – подлинное!

Я резко встал. Князь вынужден был резко выпрямиться, почти отшатнуться. На мгновение он потерял равновесие. Я придержал его за локоть. Не отпуская, сжал его чуть крепче:

– Ваше Сиятельство! Может, хватит, наводить тень на плетень, может прямо скажете в чем меня подозреваете? Или, может, делом займемся?

Если это распоряжение подлинное, значит где-то должны быть, и настоящие чиновники Тайной Канцелярии, посланные с ним? Где они? Ответьте!

Раз это распоряжение оказалось у каких-то лицедеев, значит, наверняка с этими чиновниками случилось что-то нехорошее! И если это случилось в вашей губернии, то князь – кесарю это ой как не понравится. Не находите!

Князь вырвал локоть из моей руки и бросил:

– Нахожу!

– И что собираетесь предпринять?

– Искать. И вас отправить в Петербург. Пусть там с вами князь – кесарь разбирается. Чего вы помните, чего нет, – он быстро выяснит.

Помолчали. Каждый подумал о своем. Я подумал, что Светлейший князь Никита Иванович Репнин, в сущности, был неплохим человеком и не хотелось расставаться с ним на плохой ноте. О чем думал князь, мне неизвестно, но уверен после штурма Риги и истории с подставными экспедиторами, головняка ему хватает.

– Ваше Сиятельство, а с какой целью вы пришли ко мне? Да еще и без свиты?

– Да Сергей Шереметьев, рассказал, как ты ему помог Ригу отстоять и уговорил пойти тебя поздравить, вот так запросто. Поскольку он мне как сын, отказывать ему не стал.

– Это большая честь для меня, Ваше Сиятельство! – я встал, щелкнул каблуками и резко склонил голову.

Судя по всему, такое отношение Никите Ивановичу понравилось. Он широко улыбнулся, хлопнул меня по плечу:

– Поздравляю, Андрей Борисович, в целом вы проявили себя молодцом и при обороне, и в этой неприятной истории с Тайной Канцелярией. Не знаю, в чем вы там повинны перед государем, пусть этим князь – кесарь Ромодановский занимается, но о ваших подвигах я отпишу Ивану Федоровичу, глядишь, и послабление в приговоре выйдет. А это от меня, – Никита Иванович бросил мне тяжелый кошель.

Я взял кошель, взвесил на руке и еще раз поклонился. Князь с нескрываемым интересом наблюдал за мной. Когда я собирался убрать кошель в карман кафтана, Репнин бросил:

– Ты загляни-,то, загляни!

Я открыл кошель. Он был доверху набит золотыми монетами. Князь выжидательно смотрел на меня.

Я достал монету и стал внимательно разглядывать. Была она маленькой, где-то два сантиметра в диаметре. На одной стороне был изображен Андрей Первозванный и стояла надпись «Два рубля» и 7226 год.

На другой стороне был изображен какой-то бородатый мужик в шапке Мономаха, а по кругу шла надпись: «Царь Самодержец Всероссийский Иван 5 Алексеевич».

– Иван Пятый? – удивленно воскликнул я.

– Именно! Новые деньги, золотники – двух рублёвики государя нашего Ивана Алексеевича Пятого. А то почитай третий год как один на царствии, а монеты все своей не отчеканил. Все червонцами Петра Алексеевича да ефимками обходились.

– А… – я хотел спросить, куда делся царь Петр Алексеевич, он же Первый, он же Великий, но решил промолчать. Дабы не раздражать Светлейшего своими ссылками на потерю памяти. Найду потом кого-нибудь попроще и пословоохотливее и расспрошу.

Так! Значит, говорят, царь не настоящий. В смысле настоящий, но не тот, что был в это время у нас.

У нас-то единокровный брат Петра Великого, Иван Алексеевич умер где-то в конце семнадцатого века. А до этого сыновья царя Алексея Тишайшего, от разных жен лет десять – пятнадцать царствовали вместе.

Но если Петр хорошо так наследил в истории, то Иван особенно ничем не отметился, потому как болел сильно. Эпилепсией вроде даже. Зато дочка его Анна Иоанновна потом российской царицей стала. Но это у нас. И это совсем другая история.

Здесь же Петр Алексеевич раньше брата преставился, но отметиться тоже сумел. Окно прорубить, и Питер основать, судя по всему, успел.

Да, все чудесатее и чудесатее. Впрочем, после орков, разнообразной действующей магии и старого летосчисления, замена царей, это так – мелочь. Толи еще будет! А пока я все же решил получить ответ на вопрос, который задал, но ответа так и не услышал:

– Ваше Сиятельство, и все же, что это такие за лицедеи были, что смогли у самих экспедиторов Тайной Канцелярии письмо отобрать. Ведь у князя – кесаря людишки, чай не лаптем щи хлебают. Поймите, Ваше Сиятельство не просто так интересуюсь. Буду знать, кто такие, смогу сам поберечься и других, может быть, спасу.

– Понимаю тебя, Андрей Борисович. Поскольку ты неоценимую услугу городу и мне оказал, расскажу тебе про них. Хотя их стараются лишний раз не поминать.

Лицедеи – действительно страшные существа. Наверное, даже можно сказать, самый страшный род из всех существующих. И одновременно самый презираемый. Настолько, что крестьяне их боятся до жути, а лучшие люди считают ниже своего достоинства обращать на них внимание. Все потому, что они помесь человека и авалонца. Но страшны не этим. Ты сам видел. Не красавцы, но и не уроды.

Считается, что они всегда верно служат своим заказчикам. Поэтому, если кому-то, что-то, где-то надо провернуть темное, али каверзу какую сделать, – к ним всегда идут. А лицедеи никому не отказывают, но цену берут огромную. Но и исполняют все точь-в-точь.

Но если кто их обмануть пытается, – смерть лютую принимает. Так ли это на самом деле доподлинно не известно. Это только слухи. Как говорится, не пойман не вор. Хотя лицедеи для воровства – идеальные исполнители.

Смена личин – это основа их родовой магии. Причем сведущие люди говорят, что они не только могут чужое тело повторить, но даже и душу, и мысли.

Еще они могут создавать подобных себе для всяких своих надобностей, ну и для выполнения поручений. И никто не знает, действительно ли они создают на время себе подобных или насылают морок на все наши чувства: слух, зрение осязание и прочие. Например, сегодня к нам явился только один лицедей. А видели мы с ним сначала еще двоих, а потом еще четверых.

Ну а начинали они да, ты прав, скоморохами в ярмарочных балаганах, да и сейчас в театрах пьески разыгрывают, когда другого дела нет. Вот все, что я могу тебе сказать, Андрей Борисович.

– Спасибо, Ваше Сиятельство.

Было видно, что князь Репнин, если и не боится лицедеев, то очень их опасается. Настолько, что даже, когда рассказывал про них, у него не только голос стал тише, но и манера говорить поменялась. Будто страшную сказку рассказывал. Хотя, как понимаю, многое из того, что он рассказывал – имеет место быть.

В этот момент в дверь постучали, и в помещение вошел Сергей Шереметьев, в сопровождении пары чиновников.

Князь, как и обещал, написал несколько писем в Питер, в том числе и Ромодановскому. Затем он приказал прапорщику Шереметьеву и десятку семеновцев сопровождать меня в Тайную Канцелярию Санкт-Петербурга.

С меня он взял честное благородное слово, что я не сбегу по дороге, и, во чтобы-то ни стало, явлюсь к князю – кесарю и расскажу все что знаю. Я после небольшого раздумья пообещал это Светлейшему.

Действительно, при незнании местных реалий деваться мне особо некуда. Если сбегу, князь – кесарь наверняка меня в местный аналог федерального розыска объявит. Даже перейти на нелегальное положение не получится.

Вон Сергей Шереметьев на первой минуте знакомства стал неприятные вопросы задавать. А какой-нибудь более продвинутый в титулах и чинах дворянин и разговаривать не будет. Враз в подвале, а потом и в колодках на сибирском тракте со рваными ноздрями окажусь или того хуже. Сочтут, что дворянин я липовый и на конюшне запорют.

Посмотрев, на орков, решил, что за границу меня тоже не тянет. Здесь хоть люди русские, более или менее понятные. А там вообще не ясно, что творится, раз по Европе армии орков шастают.

Нет уж, надо по быстренькому снять все вопросы со стороны местных правоохранительных органов и заняться чем-нибудь полезным для себя и общества, прежде чем найду путь домой.

Тем более, вон, и заслуги кое-какие имеются, и деньжата завелись, и связи какие-никакие. Поэтому я хотел, как можно быстрее попасть на свидание с Ромодановским. Хотел этого, чуть ли не больше, чем сам Иван Федорович хотел увидеть меня.

Легко, конечно, не будет. Князь – кесарь ерундой не занимается. Ну опять же я если и виноват где, так активное участие в снятии осады Риги дорогого стоит. На мой взгляд. Глядишь, и краями с Ромодановским разойдемся.