Текст книги "На цепи (СИ)"

Автор книги: Эд Качалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

– Ишь ты! Ну а мне то, какие резоны тебя слушать?

– Ну у вас же тоже ко мне вопросы были. Я готов на них ответить. Договорились?

– Хорошо! Я не буду трогать тебя, пока недоговорим. Итак, ответь мне, пожалуйста, дорогой Андрей Борисович, где письма, которые ты вез к царевичу Алексею? – князь-кесарь выжидательно уставился на меня.

Я вытаращил глаза. Вот это приплыли. Интересно, о каких письмах идет речь?

Когда и от кого возил письма бывший хозяин моего тела царевичу Алексею? Царевич Алексей – это сын Петра Первого. Вроде как именно в нынешнем году, в 1718 году идет следствие о его измене. То есть это в нашем мире в 1718 году, а здесь в 7229 году. Вроде как его родной папаша обвинял в государственной измене. И насколько я помню, к тому были основания.

Алексей Петрович сбежал в Австрию и хотел на австрийских штыках въехать в Москву и свергнуть отца, чтобы вернуть все, как в старину было. Но это ему Петр простил.

Не простил то, что Алексей со шведским королем снюхался. И это во время войны. За это и казнил его тайно. Но всем объявил, что Алексей сам умер. От какой-то болезни. Типа от склероза. Забыл, как дышать, и умер.

Но это у нас. Здесь же, похоже, следствие против царевича Алексея тоже идет. И это несмотря на отсутствие царя Петра. Ведет его здесь, похоже, не отец, а дядя – царь Иван V.

Но, интересно, здесь он чего натворил? Шведов, по крайней мере, в этом мире нет. Вместо них вон орки по Прибалтике бегают. Что с другими народами и вообще в мире происходит, я не знаю. До сих пор не разобрался, а пора бы уже. А то тыкаюсь куда ни попадя, как слепой кутенок. В результате – дыба. Как говорится, если вы не занимаетесь политикой, политика займется вами.

– Ваше Сиятельство, рискую опять навлечь на себя ваш гнев, но я не понимаю, о каких письмах вы говорите. У меня была контузия во время обороны Риги, и я частично потерял память.

– Контузия, говоришь? – взъярился Ромодановский.

Пришлось успокаивать князя – кесаря и подробно ему рассказывать всю историю с того момента, как я появился здесь. Естественно, я опустил такие несущественные детали, как то, что я из другого мира и что с помощью орка Олега научился пользоваться некоторыми видами магической энергии. Ну и про поход в авалонскую гавань умолчал. Это к делу не относится.

– Говоришь лейб-гвардии Семеновского полка прапорщик Шереметьев твою сказку подтвердить может?

– Да!

– Так, его самого проверять надо. Тот ли он, за кого себя выдает? Или, как и ты в убийстве экспедитора Тайной Канцелярии замешан.

– Еще может подтвердить князь Никита Иванович Репнин. Он даже это все в письмах описал, вам адресованных. Вот только письма я своему человечку отдал, чтобы они в руки Крынкина не попали.

– Ладно, посиди пока здесь. Разговор не окончен. Чувствую, долго мне с тобой разбираться придется. Пойду пока Шереметьева и Крынкина послушаю. Кстати, Илюшу моего, тоже со мной отпусти. Ценный человек. Таких, знающих свое дело на ять мало сейчас осталось. – Ромодановский взглянул на меня.

– Да, конечно, Ваша Светлость. Только распорядитесь, пожалуйста, чтобы мне поесть принесли. Со вчерашнего дня ничего не ел.

Ромодановский ничего не сказал, только сверкнул глазами и вышел. Двое его помощников также молча подняли с пола палача и кряхтя увели с собой.

Спустя час вернулся Ромодановский в сопровождении Крынкина и Шереметьева.

– Значит, ты, Крынкин, утверждаешь, что именно Ермолич убил экспедитора – бесстрастно спросил князь-кесарь.

– Нет, Ваше Сиятельство, это не я так говорю. Так, свидетель утверждает, хозяин постоялого двора, – Крынкин достал платок и вытер крупные капли пота со лба. Глаза его шарили по обстановке пыточной, руки дрожали.

– А ты, Шереметьев, стало быть, говоришь, что Ермолич в это время Ригу оборонял?

– Да, Ваше Сиятельство. Да еще как оборонял.

Князь-кесарь махнул Шереметьеву рукой: достаточно мол.

– Ну а ты что можешь сказать в свое оправдание? – Ромодановский повернулся ко мне.

– Мне не в чем оправдываться, Ваше Сиятельство. Я был в Риге. Это видели многие. И если вы дадите шанс, я привезу вам письма, подтверждающие это.

Поручик видел одно из этих писем, когда мы впервые с ним столкнулись. Это была подорожная, которая была выписана по всем правилам. В ней были указаны и даты отъезда, и дата прибытия в Санкт-Петербург.

Странно, почему поручик не хочет признать, что он видел эти бумаги. Может, потому, что тогда придется признать, что трактирщик видел не меня, а именно лицедея в моем обличье. А если ему придется признать это, значит, и придется сознаться, что он общался лицедеем. Господин Крынкин, почему вы боитесь в этом сознаться? Ну общались и общались! Что такого? Лицедеи не преступники.

– Я не общался! Не было этого! – Крынкин крепко сжал губы и положил руку на эфес шпаги.

– Как же, поручик? И я это видел, и Сергей Шереметьев, как вы с ним общались. И свидетель у нас есть. Может быть, вы не сознаетесь, потому что тогда вы будете пойманы на подтасовке фактов по убийству экспедитора?

И тогда князю-кесарю придется выяснять, зачем и в чьих интересах вы их подтасовывали? – чем дольше я говорил, тем больше распалялся и тем сильнее чувствовал, как у меня печет в районе солнечного сплетения.

– Не было этого! Лжец! Лжец! Я убью тебя – взвизгнул Крынкин, выхватил шпагу и бросился на меня.

В следующее мгновение из меня вырвался поток голубой энергии и ударил в грудь Крынкину. Крынкина отбросило на дверь пыточной, и он сломанной куклой сполз на пол.

Тут же я почувствовал, как неведомая сила сдавила мне горло, подняла над землей, мягко, но сильно тряхнула и отпустила.

Я упал на пол, где-то с высоты пары метров. Сразу вскочил и увидел, как в глазах князя Ромодановского медленно гаснет желтый огонь. В воздухе явственно слышался треск электрических разрядов и пахло озоном.

– Ермолич, успокойся! – рявкнул князь, – Иди за мной!

– Куда? – на автомате спросил я.

Князь исподлобья жестко взглянул на меня и бросил:

– Кровью своей поделишься!

Глава 14

Здесь еще и вампиры есть? Этот вопрос прочно засел у меня в голове, пока я шел за князем-кесарем.

После разговора с Ромодановским и стычки с Крынкиным положение мое несколько улучшилось.

За Иваном Федоровичем я шел уже без кандалов, хотя и под плотной охраной.

Впереди нашей небольшой процессии вышагивали два безмолвных бородатых подручных князя и освещали путь фонарями.

Я шел за князем в окружении сразу шестерых преображенцев. Четверо из них направили на меня свои пистолеты. Двое держали обнаженными шпаги.

Мы прошагали в конец этого сырого коридора, где находилась пыточная, и уперлись в еще одну дверь. После условного стука она распахнулась и за ней оказалась винтовая лестница, ведущая вниз. Она охранялась еще четырьмя гвардейцами, увешанными оружием, как новогодняя елка игрушками.

Спустившись вниз, мы оказались в просторной галерее перед огромной двустворчатой дверью. Даже не дверью – воротами. Во всяком случае конная повозка через нее прошла бы легко.

Но вошли мы через маленькую дверь сбоку и оказались в тамбуре, где нас опять встретила охрана. Миновав и этот пост, мы, наконец, оказались в коридоре, заполненном туманом. До боли знакомом туманом. В таком я гулял в авалонской бухте в Риге.

Стоило нам войти в этот туман, как он расступился и стал виден сам коридор. На пару шагов вперед – не больше. В этом тумане мы двигались минут десять, как неожиданно облако осталось позади.

Мы оказались в огромном зале. Приглядевшись, я понял, что это была громадная лаборатория. Пахло больницей и кузницей одновременно. Всюду торчали какие-то реторты, перегонные кубы и какие-то другие непонятные мне посудины. В некоторых что-то кипело и бурлило. Кое-где был виден открытый огонь. Некоторые части лаборатории были погружены в клубы разноцветного пара или дыма.

В общем, типичная старинная алхимическая лаборатория. Только огромная. Правда, вот алхимиков видно не было. Как и химиков, как и вообще людей.

Неожиданно из клубов дыма вынырнула тощая высокая фигура в черном плаще и широкополой шляпе и направилась к нам. Это был авалонец.

Он остановился в трех шагах от нас и низко поклонился:

– Здравствуйте, Ваше Сиятельство! Что привело вас к нам?

Голос у авалонца был тихий, почти шёпот. Больше всего напоминал шелест шин по мокрому асфальту. Мне вдруг подумалось, что голос Каа, который я слышал в авалонской бухте, вполне мог принадлежать убитому мною авалонцу.

– Здравствуй Приом. Вот человечка тебе привел, надо его кровь посмотреть.

Авалонец уставился на меня, я стал разглядывать его. Хотя он стоял фактически рядом со мной, я ничего особенного не увидел. Да, были глаза, нос, рот, уши. Но попроси меня узнать этого Приома через полчаса, я этого не смогу сделать.

Складывалось впечатление, что его черты лица постоянно меняются, находятся в постоянном движении. Глаза только что были голубыми и вот они уже зеленые и к тому же раскосые или, наоборот, в пол-лица. Но всегда бесстрастные, словно у куклы. Нос только что был орлиным и вот он прямой, а нет – картошкой. Рот то с узкими плотно сжатыми губами, то с пухлыми, обижено искривленными. Эмоции на таком лице считать было невозможно.

Не менялись только форма лица: длинная и узкая, и форма ушей: больших с оттянутой вниз мочкой и заостренным верхом. Волосы тоже то и дело меняли цвет, но всегда оставались длинными и обычно вьющимися. Хотя цвет чаще всего тоже был серебристо-белый.

– А Андрей Борисович, рад вас видеть – прошелестел авалонец,не отводя взгляда от меня.

– Вы знакомы? Почему не рассказал? – Ромодановский подозрительно покосился на меня.

– Нет, Ваше Сиятельство, впервые его вижу, – поторопился успокоить я князя.

– Как вы можете это утверждать, Андрей Борисович? Разве вы все помните, что с вами случалось в жизни? – прошелестел Приом.

Я предпочел не отвечать и промолчал. Себе же поклялся узнать, откуда авалонец знает обо мне. Хотя в целом понятно. Из Риги, от тех авалонцев. Но вот зачем я им? – вопрос продолжал назревать. И надо постараться как можно быстрее его разрешить, чтобы он не решился сам собой и не наградил меня кучей других проблем.

Зато князь с подозрением посмотрел на авалонца и, еле сдерживая гнев, спросил:

– Так ты знаешь его Приом? Ты раньше встречался с ним? Отвечай!

Авалонец сделал шаг назад, опять низко поклонился, сделав при этом сложный финт рукой, и ответил:

– Нет, Ваша Светлость, я с Ермоличем никогда не встречался. Встречался мой родственник с его отцом и привез портрет отца. Я его видел. Андрей Борисович очень похож на своего отца, – авалонец опять низко и весьма куртуазно поклонился князю кесарю.

– Какие у вашего рода были дела с его отцом – жестко спросил князь.

– Мелкие торговые, недостойные вашего внимания, Ваше Сиятельство! – ответил авалонец и опять низко поклонился.

В его тоне я услышал непреклонную решимость не развивать дальше эту тему. И, похоже, князь тоже это услышал и не стал настаивать.

Похоже, князь-кесарь в чем-то зависим от этого авалонца и тот имеет на Ромодановского какое-то влияние. Интересно какое? Еще одна загадка. Еще один вопрос, а уже хотелось получить хоть какие-нибудь ответы.

– Ладно, Приом, забери его кровь и сделай, что должен! – князь гневно сверкнул глазами и пошел вперед.

Авалонец поклонился в спину князя, махнул мне рукой, следовать за ним и поспешил за Ромодановским.

Князь пересек всю лабораторию, открыл дверь в противоположной стене, и мы оказались в анфиладе комнат. Они были очень похожи на больничные палаты.

Иван Федорович остался в первой, удобно расположившись в роскошном кресле, мы же прошли дальше.

В соседней палате авалонец молча указал мне на топчан. Я сел и осмотрелся. Рядом с топчаном стоял стол. На нем старинный микроскоп и куча лабораторной посуды.

Приом достал из шкафа поднос с инструментами, подошел ко мне и взял за кисть. Потом неожиданно большой иглой проколол мне палец, нажал на него и приложил к капле крови приборное стекло.

У меня взорвался мозг. В начале восемнадцатого века в России берут кровь на анализ! Что они хотят там увидеть? Кого найти? Что у них здесь с медициной? Неужто настолько продвинута. Медицина! Автомобили! Что я еще здесь повстречаю. Ракеты? Атомную бомбу? Компы? Какое выражение – паразит по таким случаям любят употреблять в нашем времени: «когнитивный диссонанс»? Вот! Вот! Похоже, он у меня и случился.

Между тем авалонец взглянул на меня, усмехнулся, словно прочел мои мысли:

– Вы свободны, Андрей Борисович!

– До свидания, Приом, – вежливо попрощался я.

– До скорого! – прошелестел авалонец.

– Вы уверены? – не удержался и поинтересовался я.

– Будьте уверены, Андрей Борисович, для этого мы приложим все усилия – ответил авалонец. В его обещании мне послышалась ирония. Зловещая ирония.

Я вышел и направился назад к Ромодановскому.

– Отдал кровь?

– Да!

– Ну тогда пойдем подождем, что нам скажет Приор, а заодно и поговорим о делах наших скорбных.

Мы вернулись к пыточной камере, но заходить в нее не стали. Князь-кесарь повел меня дальше.

Подошли к неприметной двери, князь открыл ее ключом, пропустил меня вперед. Это оказалась маленькая комнатка, скорее даже шкаф: полтора на полтора метра. Она была совершенно пустая. Только у одной из стен с потолка свисал золотой витой шнур с кисточкой.

Князь дернул за шнур шесть раз, и я почувствовал под ногами вибрацию. Это оказался лифт. Ну лифт и лифт. После автомобилей и анализов крови это пустяки.

Мы подымались минуты две. Когда вышли из кабины оказались в роскошной, немаленькой комнате без окон. Отделана она была шелковыми обоями. Здесь стояла небольшая софа и пара кресел. На маленьком столике стояла ваза с закусками и пара хрустальных графинов с чем-то горячительным.

Вышли, как оказалось, мы из огромного шкафа, занимающего одну из стен комнаты.

– Моя гардеробная. Садись! – Ромодановский указал на одно из кресел, сам сел во второе.

– Ну, рассказывай мил человек, о чем ты со мной поговорить хотел?

– Ваше Сиятельство! Ни о каких письмах царевича Алексея я не знаю!

– Допустим, а княгиню Голицыну, знаешь?

– Имя на слуху, но так не вспомню.

Князь-кесарь с подозрением посмотрел на меня. По всему было видно, что ответами моими он был крайне недоволен.

Мне очень хотелось попробовать прощупать, что у него делается в голове, но я даже не стал пытаться. После того, что творил Его Сиятельство в пыточной, рисковать я не стал. Точно по стенке размажет. А может, и не размажет.

Последние несколько часов я чувствовал, как магическая энергия во мне набирает мощь. Это ощущение пришло ко мне после дуэли с авалонцем. Будто бы убитый, сгорая, передал часть своей магической энергии мне.

Да, интересно получается. Мне еще для полного счастья только не хватало участвовать в розыгрыше продолжения фильма «Горец». Дункан Мак Ермолич, собственной персоной. Я мысленно раскланялся и улыбнулся.

Но в любом случае потягаться со Светлейшим князем-кесарем, если что не побоялся бы. Но пока не будем дергать тигра за усы.

Сначала попытаемся разобраться мирными средствами, да и с таким могущественным человеком лучше сохранить добрые отношения. Тем более в свете предстоящего, скорого, но недоброго свидания с авалонцами.

– Не помнишь, значит? Хорошо! – князь-кесарь дернул за очередной витой шнурок с кистью и распахнул дверь из своей гардеробной.

Она вела в большой, метров пятнадцать в длину и пять – семь в ширину, кабинет. Пять окон в пол. По потолку лепнина. С потолка спускается многоярусная хрустальная люстра на пару сотен свечей.

Здоровенный письменный стол. Размером с биллиардный. Весь завален бумагами. Кроме стола, несколько шкафов с книгами, глобус, диаметром метра два, камин, диван и четыре кресла. Пахло свежестью и недавно сгоревшем деревом от камина. Вполне себе удобный кабинет для работы руководителя начала восемнадцатого века. Я бы себе такой хотел.

Выйдя из кабинета, Ромодановский встретил у входа дьячка и отдал шепотом приказ. Что за приказ я не расслышал.

Дьячок пулей выскочил из кабинета и также пулей вернулся. В руках он сжимал пачку бумаг и с поклоном отдал ее князю кесарю. Иван Федорович внимательно их просмотрел, выбрал два листа и сунул мне:

– Читай!

Это был протокол допроса княгини Анастасии Петровны Голицыной, урожденной Прозоровской. На втором листе был приговор суда в отношении ее же.

Княгиня Голицына сознавалась, в том, что во время пребывания царевича Алексея Петровича за границей встречалась с ним несколько раз. При этих встречах вместо того, чтобы склонить сына Петра Великого вернуться в Россию, она ему просто рассказывала придворные новости. Хотя была послана за границу, именно уговорить царевича прекратить, выступать против отца.

Кроме того, уже после того, как княгиня вернулась в Россию, она несколько раз отправляла письма сестре Петра Первого, царевне Марии.

Царевна Мария в начале царствования Петра, была на стороне царевны Софьи, старшей единокровной сестры юного царя, которая хотела отстранить Петра от власти.

Я сразу же вспомнил картинку из учебника истории «Утро стрелецкой казни». Там Петр наблюдает, как казнят стрельцов. Эти казни случились после второй попытки царевны Софьи захватить власть. Она попыталась это сделать, пока Петр с Великим посольством по Европе ездил.

После всего этого Мария, как и Софья, была спроважена в монастырь. Но и там не угомонилась, и когда у Петра подрос сын, Алексей, старалась всячески настроить его против отца.

Княгиня Голицына состояла с ней в переписке. Письма по большей части содержали обыкновенные светские сплетни. Но сам факт общения Голицыной с Алексеем и Марией, выступающими против действующей власти, стал достаточным поводом для наказания.

В начале марта по указанию царя Ивана княгиня Голицына была публично бита батогами и отлучена от двора.

Такое мягкое наказание Анастасия Петровна получила благодаря тому, что сдала всех, кого знала. Всех, кто по ее мнению, мог участвовать в заговоре царевича Алексея.

Среди прочих, княгиня упомянула и юношу дворянского роду, что жил в имении ее дяди боярина Бориса Ивановича Прозоровского. Имени этого юноши она не помнила.

Именно этот юноша был курьером. Сначала он отвез одно письмо царевичу Алексею в Неаполь в сентябре прошлого года и привез ответ, а потом возил несколько писем царевне Марии в монастырь.

Я в свое время увлекался историей и читал об этом Прозоровском. Это был представитель обширного княжеского рода. Самое интересное, что боярин Борис Прозоровский был комнатным стольником Ивана Пятого. То есть был одним из самых доверенных лиц царя.

Своих детей у этого Прозоровского не было, и единственной наследницей его огромного состояния была как раз княгиня Голицына.

Однако не перенеся позора обвинений в адрес племянницы, где-то с месяц назад Прозоровский умер. Правда, перед смертью он успел лишить племянницу наследства и передал его в казну.

– Прочитал, Ваше Сиятельство! Очень жаль, что такое происходит в нашей Империи, но каким боком это касается меня?

– Шутишь? – взъярился князь-кесарь.

– Нет, действительно не понимаю!

– Хорошо! Тогда я тебе поясню. Я направил экспедитора в Москву, в палаты боярина Прозоровского на Пречистенке. Незадолго до его смерти. Боярин Борис Иванович Прозоровский показал, что последние восемь лет у него жил юноша, выдававший себя за дворянина Андрея Борисовича Ермолича, сына ярославского помещика. Жил со своим дядькой Федором. Месяца четыре назад он уехал.

Кроме того, есть показания нескольких обывателей города Риги, что с месяц назад юноша, похожий на тебя, появился в этом городе.

– Ваше Сиятельство! Дозвольте спросить?

– Спрашивай?

– Почему вы говорите, что выдававший себя за дворянина?

– Потому что боярин Прозоровский сказал, что он видел только бумаги отца этого юноши и знал этого дядьку Федора как крепостного отца. Бумаги самого юноши, он не видел. По словам дядьки Федора, этот Андрей Борисович Ермолич еще не успел пройти обряд инициации. Впрочем, тебя это мало касается пока.

– Почему?

– Потому что пока нет бумаг, ты никто! Самозванец!

– Ваше Сиятельство! Я действительно ничего не помню, что было до контузии. Что же касается бумаг…

Меня прервал тихий стук в дверь. Внимательно слушавший и постепенно наливавшийся гневом князь-кесарь резко махнул рукой, чтобы я замолчал.

– Да! – рявкнул он.

В кабинет заглянул дьячок, неслышно перешагнул порог, низко поклонился и объявил:

– Ваше Сиятельство, там к вам мастер Приом просится.

– Зови!

Авалонец Приом также неслышно проскользнул в кабинет и прошелестел:

– Ваше Сиятельство, результаты готовы. Очень интересные результаты.

– Давай сюда!

Авалонец поставил на стол небольшую шкатулку и передал князю – кесарю папку с бумагами. Едва заметным движением руки, Иван Федорович выставил авалонца за дверь и углубился в чтение.

Чем больше Ромодановский читал бумаги, тем больше вытягивалось лицо. Прочитав бумаги, он еще раз вызвал к себе авалонца и спросил:

– Ошибки быть не может?

– Вероятность ошибки не превышает одной десятой, – ответил Приом.

Отпустив авалонца, Ромодановский посмотрел на меня и сказал:

– Не знаю поздравлять тебя или сочувствовать, но ты наш!

– Что это значит, Ваше Сиятельство?

– То и значит, что у тебя голубая кровь, ты дворянин!

– Как это голубая? – удивился я.

Иван Федорович, открыл шкатулку и достал оттуда хрустальный флакон. На его дне была красная капля. Князь – кесарь покрутил флакон так, чтобы кровь равномерно размазалась по стенкам сосуда. Как только это произошло, в крови заиграли голубые искры. Очень похожие на те, что бегали у меня по мечу, когда я сражался.

– Видишь, это значит, что Дар у тебя есть. Впрочем, в этом я еще в подвале убедился. Есть, правда небольшой, но тяжелый изъян в твоей крови.

– Какой?

– В ней есть небольшая примесь крови орков и гномов. Видимо, кто-то из твоих предков согрешил, когда-то. Зато понятно, почему твоего рода нет в Бархатной книге.

– А это важно?

– Смотря для кого. Для тебя – да. Ты не можешь состоять в свите Его Величества, служить на флоте, в гвардии, быть членом Сената. Ну еще есть небольшой список привилегий, которых ты лишен.

– Понятно.

– Ну и отлично. Чтобы закончить с этим вопросом, осталось только выяснить состояние твоего Дара.

Скажи, ты будущее уже предсказываешь или еще нет?