Текст книги "Соучастие постфактум"

Автор книги: Э. Чарльз Вивиан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

– Но я не понимаю, – возразил он. – Что все это значит?

– Ничего. Ничего, что ты бы смог… Ох, дорогой мой! – она подошла к нему и обняла его. – Доверь мне все исправить. Я должна уйти, ненадолго.

– Маргерит, я уверен, что-то здесь не так! Твои глаза говорят это – у тебя не получается обмануть меня. В чем дело, дорогая?

– Ни в чем. Нет ничего, в чем ты смог бы помочь. Хью, я должна выйти, взять машину и оставить тебя здесь – ненадолго. Доверься мне и ни о чем не спрашивай. Просто поверь мне.

Она умоляюще взглянула на него. Он покорно склонил голову, а затем поцеловал невесту.

– Конечно, я верю тебе, дорогая, хотя я ничего не понимаю.

– Знаю. Времени так мало, что я не успеваю даже надеть пальто и шляпу. Не стоит. Подождешь здесь? Я должна быть одна.

– Хорошо, – неуверенно ответил Денхэм. – Я подожду тебя, Маргерит.

– Спасибо, дорогой! – теперь она говорила более спокойно; напряжение уже не так чувствовалось. – Это такая мелочь, что не стоит суетиться, но я чувствую, что должна пойти. Хотя… одну минуту, дорогой.

Денхэм увидел, что она снова прошла к столику, вынула из ящика объемный конверт и поместила его поверх только что полученного письма. Затем она вернулась к Денхэму.

– Хью, я совсем ненадолго. Выйди со мной к калитке. Я знаю, ты озадачен и, возможно, немного сердишься на эту секретность, но скоро я снова буду с тобой.

– И, вероятно, объяснишь все это, – улыбнувшись, предположил он.

– И объясню все это, – пообещала она. – А теперь я пойду. Только один поцелуй, дорогой, а затем… но это ненадолго.

Ради этого «только одного поцелуя» она прильнула к нему с такой страстью, о которой Хью и не подозревал. Затем, высвободившись из его объятий, Маргерит пошла к выходу, а Денхэм вместе с ней. Он открыл для нее дверь. Они вышли на улицу, и Хью открыл и придержал для нее дверь машины.

– Дорогая, ты уверена, что я не могу поехать с тобой?

– Я должна быть одна.

Несколько секунд она нерешительно смотрела на него. Затем села в машину. Из нее она сказала:

– Хью, дорогой, пока меня не будет… ты, наверное, видел письма на столике? Одно из них я вынула из ящика.

– Да. Ты хочешь, чтобы я отправил их для тебя?

– Нет, – покачала головой она. – Думаю, до того, как я вернусь, у тебя будет время прочесть. Я написала его для тебя – после того, как мы вчера вернулись из поездки. Прочтешь его, пока я буду отсутствовать?

– Маргерит, что все это значит? – чуть ли не сердито спросил Денхэм.

– Письмо все объяснит, – с легкой улыбкой ответила она. – А сейчас, прежде чем я уеду, подари мне еще один поцелуй. И помни – я ненадолго. Дорогой, без вопросов!

Он подошел поближе к автомобилю, склонился над ним и поцеловал Маргерит, как она и просила. Как только он выпрямился, его невеста завела двигатель.

– Я бы предпочел, чтобы ты позволила мне поехать с тобой.

– Но это совершенно невозможно, – ответила Маргерит, снова улыбнувшись. – Когда я вернусь, узнаешь почему. Это ненадолго, дорогой. Прощай.

Автомобиль практически рванул с места. Денхэм пронаблюдал за тем, как Маргерит, больше не оглядываясь на него, свернула на Треерн-роуд. На перекрестке с Лондон-роуд она повернула под практически прямым углом, как и в тот раз, когда Хью сидел на пассажирском сиденье. Теперь, стоя на обочине, он прислушивался. Шум двигателя все удалялся, пока не стал неслышимым. Затем Денхэм вернулся в дом, он был озадачен, немного зол и испуган.

Если она собиралась уехать совсем ненадолго, то почему она сказала ему «Прощай»?

XXI. До хребта и еще дальше

По пути к Лондон-роуд машина Маргерит проехала мимо заброшенного участка, на котором Эрастус Донниторн нашел старые башмаки. Встречному седану пришлось резко и шумно затормозить, когда она свернула на главную дорогу и направилась к выезду из поселка. Если бы, проезжая по мосту через Айдлборн, она посмотрела в зеркало заднего вида, то увидела бы, как седан возвращается с Треерн-роуд, с того места, с которого она выехала. Она бы с первого взгляда поняла, кем были четверо пассажиров большого седана.

Через мост и далее, вдоль русла извилистой реки – по тому же маршруту, по которому она намедни ехала с Денхэмом. Тогда он наблюдал за тем, как увеличиваются показания спидометра, но сейчас стрелка на циферблате двигалась еще быстрее. На дороге было свободно; день был умеренно солнечным – идеальные условия для вождения. Думала ли она о Денхэме, оставшемся в ее гостиной на Пэнлин-авеню? Каковы были ее мысли?

Машина набирала скорость. Пятьдесят пять, шестьдесят, шестьдесят пять – стрелка спидометра приближалась к пределу, но скорость нарастала. Впереди, на съезде, Маргерит увидела лошадей, те двигались к дороге. Маргерит посигналила и нажала тормоз. Но следовавший за ней автомобиль набирал скорость, намереваясь обогнать ее. Лошади вышли на дорогу, одна была зашоренной, а вторая – пристяжной. Они везли повозку, в которой стоял бестолковый деревенский паренек. Он глядел на свой скот, а увидев, что приближающаяся машина грозит неминуемой катастрофой, он закричал, внезапно потянув поводья. Но зашоренная лошадь не остановилась даже на секунду, а пристяжная уже вышла на середину дороги. Маргерит внезапно вырулила (учитывая то, как она разогналась, это было нелегко) и пронеслась буквально перед носом лошади. Ее скорость немного снизилась, но ненадолго. Она снова делала семьдесят миль в час, и седан отстал на полмили.

Происшествие с повозкой заставило водителя седана схватиться за рычаг ручного тормоза и заблокировать колеса, так что в итоге тяжелая машина заскользила по дороге всего в ярде от пристяжной лошади и в итоге заноса остановилась. Паренек натягивал поводья, пытаясь совладать с лошадью. До его ушей донеслась такая брань, какой он еще не слышал. Седан рванул вперед, но к тому времени, пока он вырулил и набрал скорость, машина Маргерит была уже на милю впереди.

Жесткая и долгая погоня. Несмотря на то, что у машины Маргерит было лучшее соотношение веса к мощности, седан постепенно нагонял ее. Миля пролетала за милей, и теперь перед ними маячил Кондор-Хилл: сперва три мили постепенного подъема, а затем более резкий спуск. За эти три мили легкий и маленький автомобиль сохранял дистанцию в полмили, и обе машины сбросили скорость до пятидесяти миль в час – подъем был не таким легким, как казался. Мимо них пронеслись две встречные машины, направлявшиеся в Вестингборо. Должно быть, их пассажиры заметили девушку в шелках и без шляпки, она направлялась к вершине холма, напряженно вцепившись в руль. Также они должны были заметить нетерпеливых и почти задыхавшихся от волнения мужчин в следовавшем за ней седане. Должно быть, пассажиры встречных машин поняли, что стали свидетелями погони. Но они продолжили свой путь, а преследователи и преследуемая – свой.

После трех трех миль подъема расстояние между машинами изменилось не более чем на несколько ярдов. Затем, когда дорога пошла в гору более круто, скорость Маргерит снизилась, и показалось, что седан может догнать ее. Но крупный автомобиль также потерял скорость, и Маргерит, должно быть, услышала шум мотора. Но если и услышала, то не обратила на него внимания: разогнавшись у подножия холма, она мчалась на верхней передаче, как и накануне с Денхэмом.

Она опять набирала скорость, пусть и не так заметно. Подъезжая к вершине, она на мгновение оглянулась: может быть, она смотрела на преследовавшую ее машину, а может, мимо нее – на реку, на крыши домов вдалеке и на безмятежные загородные просторы, что лежали, как на ладони. В тот момент, когда Маргерит оглянулась, ее машина дернулась. Девушка вновь развернулась лицом к дороге и выровняла курс машины.

Последние сто ярдов перед вершиной были самыми крутыми, так что отрыв Маргерит от преследователей значительно сократился. Чтобы выжать максимум из двигателя, она вела машину с открытым дросселем и замедленным зажиганием, что вызывало риск перегрева. Какова бы ни была причина, но на мгновение ее машина сбавила скорость, а грохочущий седан все приближался. Но Маргерит снова набрала скорость, хоть она и не могла увеличить дистанцию, но она смогла сохранить ее – порядка ста ярдов. Так они добрались до вершины холма и перевалили через нее. Помня об опасном повороте на Карден, водитель седана не стал выжимать газ, а напротив сбавил скорость – разогнаться можно будет и после. Он был убежден: на склоне меньшая машина не сможет уйти от него, так что он сможет ее догнать.

***

– Стой! Джеффриз! Не сюда!

После того, как седан свернул на Треерн-роуд, инспектор Хед выкрикнул эту команду: он увидел, что Маргерит вела свою машину, направляясь к Лондон-роуд. Сидевшие сзади сержант Уэллс и констебль Борроу едва не уткнулись носами в спинки передних сидений, когда Джеффриз резко затормозил.

– Разворачивайся – едем на Лондон-роуд! – приказал Хед. – Та машина, что только что проехала мимо нас – следуй за ней и догони ее!

Седан развернулся, зацепив бордюр колесом. Джеффриз развернулся, переключил передачу и увидел, как автомобиль Маргерит удаляется, следуя по мосту через Айдлборн-ривер. Затем Джеффриз снова поддал газу, выжимая из двигателя как можно больше скорости.

– Преследую эту машину, сэр, – прокомментировал он. – Хотя задержать ее…

В его голосе было заметно сомнение. Хед уставился на удаляющуюся машину. Можно ли ее догнать?

– Сколько топлива в бензобаке? – спросил он.

– Хватит на две сотни миль, – ответил Джеффриз.

– Хорошо. Когда бак опустеет, тогда мы и остановимся, если только не успеем остановить эту машину. Вдогонку за ней и делай все, что сможешь!

Он знал, что у них в три раза больше «лошадей», чем у Маргерит, но масса у их машины была больше в три раза, и это не считая веса четырех крупных мужчин внутри, да и сопротивляемость ветру была похуже. Правда, вес Борроу и Уэллса на задних сиденьях случил скорее помощником, нежели помехой – они давили на заднюю ось, прижимая колеса к дороге и делая ход машины более устойчивым. Увидев, что расстояние между двумя машина уменьшается, Хед облегченно вздохнул, поняв, что они смогут догнать Маргерит прежде, чем в баке окончится топливо. Но тут на дороге появилась упряжка лошадей, и Маргерит сумела улизнуть.

Уэллс опустил окно, чтобы его начальнику стало проще поведать деревенщине все, что он думает о его предках, о нем самом, его лошадях и т.д. и т.п. Лошадь отпрянула в сторону, и Джеффриз, пробормотав ругательство, отпустил педаль тормоза и возобновил путь. Они снова набирали скорость.

– Потеряли целую милю, – простонал Хед. – Милю, не меньше! А через пару часов стемнеет. Таких дурней нельзя оставлять без присмотра! А ему целую упряжку доверили! Такова наша нелегкая участь. Джеффриз, продолжай в том же темпе! Мы только начинаем набирать скорость, а впереди – подъем! Нужно догнать ее на нем, если не раньше.

– Она может свернуть на старую дорогу, сэр, – заметил Джеффриз. – Если она сделает это, то сможет проскользнуть на крутых поворотах, а пока мы управимся с ними, разрыв увеличится на пару миль.

– Хоть бы она не подумала об этом! Еще две мили, а за Карденом дорога разветвляется – это немыслимо!

Инспектор облегченно выдохнул, когда Маргерит проехала мимо старой дороги, направившись прямо на холм. Но он вновь застонал, когда увидел, что она сумела сохранить дистанцию.

– Джеффриз, можешь быстрее? Или это большее, на что ты способен?

– Это ее предел, сэр. Машина уже не та, какой была когда-то, я делаю все возможное. Третья передача на крутом подъеме даст нам преимущество – там я разгонюсь.

– А! Так-то лучше. Мчи, как черт, а обогнав ту машину, выберись на середину дороги и вынуди ее остановиться. Или разбиться.

Он отдал этот приказ, когда начался подъем, и расстояние между машинами стало постепенно сокращаться. Но за время подъема стало ясно, что полицейские не успеют обогнать Маргерит до самой вершины холма, хотя и смогут значительно сократить дистанцию. Джеффриз просигналил клаксоном, и Маргерит должна была услышать его, но все же продолжила путь. Через заднее стекло машины полицейские смогли увидеть, как Маргерит оглянулась, и, судя по выражению ее лица, Хеду показалось, что уменьшившаяся дистанция совсем не смутила девушку. Все выглядело так, будто она смотрит не на седан и не на полицейских, а куда-то вдаль.

Также Хед заметил, как ее машина отклонилась от прямого пути и тут же выровнялась, направляясь к вершине холма. Инспектор откинулся на спинку сиденья.

– Джеффриз, ты сделал это! Но осторожно – впереди поворот, постарайся не терять скорость, но учитывай занос на повороте и опасность задеть ограждение. Потом, на склоне, наш вес поможет набрать скорость, и мы догоним ее еще до того, как окажемся внизу.

По примеру Маргерит перед тем, как они преодолели вершину холма, Хед оглянулся через заднее стекло. Его смущала уверенность, которую он заметил на лице девушки – может, что-то позади них объясняло ее? Но дорога была совершенно пуста, так что инспектор вновь посмотрел вперед.

– Да, осторожно. Она отрывается от нас, но ей нужно будет притормозить на повороте. А мы… Ну и ну! Смотрите!

Менее чем в ста ярдах от них машина Маргерит, казалось, рванула к красному знаку «Опасность!». Полицейские услышали, как урчание выхлопных газов усилилось: Маргерит нажала на газ и полетела прочь от преследователей.

Сквозь заднее стекло ее машины они могли видеть силуэт головы Маргерит, и судя по всему, она крепко держалась за руль. Они услышали грохот, почти что взрыв, когда капот пробил ограждение. Джеффризу снова пришлось резко тормозить, как уже не раз приходилось в этот день.

Полицейские, все вчетвером, вывалились из машины. Побежав к ограждению, Уэллс что-то бессвязно бормотал. Хед обогнал его и остановился у пролома ограждения. В листве сосен за обрывом он видел брешь, из которой подымались витки густого дыма. Сквозь дым он видел отблески разгоравшегося пламени. Он снял шляпу.

– Н-нам спускаться туда? – спросил Уэллс.

– Это лучшее, что мы можем сделать, – ответил Хед, – но теперь нет нужды торопиться.

Он шагнул назад и секунду-другую стоял по стойке смирно.

– Она была храброй леди. Да помилует Господь ее душу.

***

Свесившись на почти перпендикулярном склоне за оградой, Хед держался за один из столбцов, послужив лестницей для Борроу, который спускался, держась за его ноги. А сержант Уэллс, держась за них обоих, спустился еще ниже и оказался на узкой овечьей тропе, спускавшейся по склону холма. После того, как за ним последовал и Джеффриз, сначала Борроу, а затем и Хед спрыгнули вниз, где товарищи подстраховали их. Оставшийся отрезок пути они преодолели, не подвергая себя опасности, так как овцы уже протоптали почти всю дорогу. Последнюю часть пути они задыхались от дыма горящих сосновых веток, но в конце концов вышли на полянку, покрытую ковром хвойных иголок. Джеффриз прихватил с собой огнетушитель и разбрызгал его содержимое на дымящиеся обломки машины. Полицейские обожгли руки, вытаскивая теперь уже неузнаваемое тело Маргерит Уэллс. Осмотревшись, Хед почувствовал глубокое удовлетворение от того, что сосны не «поймали» автомобиль своими ветками. Если бы огонь распространился по ним, то он мог бы достичь Кардена и уничтожить половину деревни прежде, чем пожар удалось бы потушить.

– Уэллс, возьмем наши куртку. Джеффриз, возвращайтесь к машине и отгоните ее на лесную дорогу. Борроу, мы справимся с этим. Отнесем тело к дороге, пока Джеффриз будет подгонять машину. Нам нужно вернуться вместе с ней.

Позже, уже в машине, Хед размышлял: всего чуть больше часа назад она обгоняла их, и знала ли она тогда, чем закончится эта дорога? Или же этот последний прыжок, ставший для нее прыжком в вечность, был спонтанным порывом, возникшим тогда, когда она поняла, что не может уйти от преследования? Как бы то ни было, свою кончину она сделала эффектной – Хед знал, что Маргерит твердо держала руль, двигаясь навстречу смерти с той же уверенностью, с которой она всегда водила машину. Да, отважная леди!

А к Мортимеру он испытывал презрение как к хитрому и осторожному черту, спешившему спасти самого себя. С этим человеком ничего не поделать – его письменное признание освобождало его от обвинения в причастности. С признанием он тянул часа три, может, четыре – таким был промежуток после того, как он последний раз поговорил с Хедом, и временем, когда он написал письмо. И это письмо освобождало его: если бы против него было выдвинуто обвинение в причастности, то суд отклонил бы его.

Денхэм – другое дело. Заговорить его ничто не заставит, а поскольку у них нет никого, кого можно было бы обвинить в убийстве, то и в соучастии Денхэма не обвинить. Как много он знает, и что он вообще знает? Он что-то подозревал, но чувствовал, что его подозрения несправедливы? Возможно все, что угодно, и Хед был уверен: теперь он никогда не узнает, что именно скрывал Денхэм.

Если не считать того, что на дознании может открыться что-то новое, дело можно считать закрытым – письмо Мортимера и знания, которые уже были у Хеда, позволяли закрыть его. Никакого суда не будет, и ему вряд ли достанутся какие-либо почести за проведенное расследование – на самом деле он даже может получить небольшое порицание, но все же Хед не жалел, что все окончилось именно так. Вспоминая все, что он узнал о Картере и его прошлом, инспектор чувствовал, что тот получил по заслугам, и что в правовой системе был изъян, позволявший покойному вредить человеку за человеком и не опасаться быть за это наказанным. Неудивительно, что одна из его жертв (неважно, прямая или косвенная) в конце концов решилась исправить недостатки уголовного кодекса. Конечно, это неправильно, хотя…

– Завтра будет два дознания, – внезапно заметил сержант Уэллс. – Вестингборо в последнее время достается. Три на одной неделе.

– Она была красивой девушкой, – вставил Борроу. – Никогда бы не подумал, глядя на нее – у нее были большие черные глаза. Я иногда видел, как она ездит по городу в машине…

– А теперь прах к праху, – добавил Уэллс.

– Как по мне, скорее пепел к пеплу, – возразил Борроу. – Взглянув на те обломки, никогда не подумаешь, что они когда-то были машиной! Я по локоть руки обжег, и, как вижу, тебе тоже досталось.

Все четверо полицейских продолжили путь, обнажив головы. Хед оглянулся на вершину Кондор-Хилла и мысленно еще раз увидел, как Маргерит пробивает ограждение, как ее машина вылетает за обрыв, и как она падает за него. Ударившись о деревья, она должна была потерять сознание, и ее смерть, хоть и была ужасной, но вместе с тем и милосердно быстрой.

– Меня поражает то, какие у нее были нервы, – нарушив молчание, заметил сержант. – Для такого нужны нервы. Я бы не смог пойти на такое. Я видел, как ее машина набрала скорость и вместо того, чтобы свернуть на повороте, поехала прямо, пробив ограждение, и… – он запнулся, и Борроу понял, что сержант тренируется, репетируя свои показания на предстоящем дознании.

– И исчезла из виду, – подсказал Борроу.

– Поскольку тело леди лежит у ваших ног, – Хед обернулся к ним с переднего сиденья, – то вы оба можете повременить со своими комментариями, хотя бы пока мы не приедем.

XXII. Возвращение

Под письмом, которое Маргерит оставила Денхэму, тот увидел еще одно – то, которое она получила. В углу листа он заметил обратный адрес: «Керкмэнхерст, Лондон-роуд, Вестингборо», – и первые слова: «Уважаемая мисс Уэст...». Но Денхэм отвернулся и, устроившись у камина, принялся за чтение страниц, вынутых им из конверта. Почерк был четкий и разборчивый:

Дорогой,

«Ничто ни на земле, ни на небесах, ни даже в аду не изменит моей любви к тебе и не принизит твою значимость для меня».

Это ты сказал мне прошедшим вечером, незадолго до того, как ты оставил меня здесь. Теперь я знаю, как знала и в то время, когда ты в первый раз обнял меня – это неправда.

Я не хотела, чтобы ты знал о моих чувствах к тебе. Скрывать, что ты значишь для меня больше, чем любой другой мужчина, было легко, но лишь до того момента, когда мы возвращались с концерта. А когда ты рассказал обо всем, что сделал ради сохранения моего доброго имени, и через что тебе пришлось из-за этого пройти, когда я поняла, что ты ценишь меня выше долга, я поняла, что в долгу перед тобой. Но так ли это, или это была лишь тоска по твоим объятьям? Не могу сказать, знаю лишь одно: дни с тобой были чудесными, и от того, что я знала, что все идет к концу, они казались еще чудеснее.

Не знаю, когда ты будешь читать это письмо, как и то, будешь ли ты вообще его читать. Вполне вероятно, что я смогу уйти, как и собиралась – не дав тебе знать, что я люблю тебя. Но даже если и так, то я должна каким-то образом признаться тебе. Вероятно, таким образом. Я не уверена.

Как видишь, в начале я назвала тебя «дорогой», но не «мой дорогой». Когда ты прочтешь это письмо, ты уже не будешь моим. Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понять, что ты не станешь оправдывать меня так, как я оправдываю себя – принять справедливость моих действий не в твоем характере. Я видела, как тело моей сестры принесли домой, и я знала, что причиной ее смерти был Эдвард Картер. Когда мой брат умирал, я сидела возле него, зная, что его убил Эдвард Картер. До смерти брата я успела пообещать ему, что Картер умрет от моей руки, поскольку по закону его не наказать. Я не убила Картера – я казнила его, взяв одну его жизнь за те две, что отнял он.

Говоря тебе это, я сознаю, что ты не поймешь этого. Пока я пишу эти строки, я представляю ужас в твоих глазах, когда ты будешь их читать, и я знаю: у тебя не останется любви ко мне. Отчего я так сильно люблю тебя? Я задаю себе этот вопрос, но не нахожу ответа.

Сюда я приехала более двух лет назад – чтобы найти и уничтожить человека, который убил тех, кого я любила. До этого я выяснила, что Харрисоны уехали в Таормину, так что сама я отправилась туда же, чтобы познакомиться с ними – после этого мне было легко подыскать себе жилье в Вестингборо. Один человек, Мортимер, знал меня под моим настоящим именем – Маракита Вески. Он был из окружения Картера, и я знала, что ради собственного положения здесь Картер не захотел бы раскрывать мою личность – сестры одной из его жертв. Поскольку он знал, что моя сестра мертва из-за него, а о смерти моего брата он не знал, то он все еще боялся мести со стороны моего брата. Мортимер пообещал хранить мой секрет и хранил его, даже если и догадывался, что Картера убила либо я, либо мой брат.

Я была терпелива. Если бы я отомстила слишком быстро, то могла бы сразу же оказаться под подозрением как новоприбывшая. Но я планировала сделать то, что должна: убить его, причем таким образом, чтобы ко мне не привели никакие ниточки. Сегодня днем ты сказал, что инспектор Хед найдет убийцу, но я не верю в это. Иногда, на мгновение, мне кажется, что такое возможно, но затем я вновь отметаю эту мысль. За те два года, что я прожила здесь, исчезли все возможности узнать во мне Маракиту Вески – теперь я Маргерит Уэст. Но, насколько мне известно, некоторые люди знали, что моя сестра Анита умерла из-за Картера. Но даже если бы меня узнали, это не указало бы на мою причастность к его смерти.

Сейчас мне кажется странным, что ты неосознанно помог моему плану. Из-за дефекта в твоем двигателе никто не подумал о выстрелах, а затем, когда на рассвете ты увидел меня, но не стал об этом говорить – ради моего блага, хотя на самом деле все было совсем не так, как ты думал. В старинном сундуке у меня в холле хранится одежда, бывшая тогда на мне, а также пистолет, веревка, при помощи которой я забиралась на дерево, плащ и чепец медсестры. Когда-нибудь, когда станет безопасно, я должна буду уничтожить все это.

Я рассказываю тебе все это, чтобы ты не сомневался: смерть Картера была справедливой казнью, а не убийством. Накануне я позвонила ему, и, опасаясь моего брата, он согласился открыть собственную дверь в предрассветный час – в четыре утра. Но это было не только из-за страха: он всегда мечтал о таком приключении – девушка приходит к нему одна в ночи. Он был из тех, кто может спуститься к вратам ада, лишь бы овладеть женщиной. И я рада, что отправила его за эти врата. Я не испытываю ни угрызений совести, ни страха.

Я боялась, что снег может разрушить мои планы, но потом поняла, как использовать его для усовершенствования планов. Обрывающиеся следы, и еще одни – далеко от дома Картера. Две цепочки следов ничто не связывает, и, несмотря на снег, убийца исчезает так, что его невозможно отследить. А убийство до того кровавое и жестокое, что его наверняка сочтут делом рук мужчины. Но все же его смерть не сравнить даже с одной сотой тех мучений, через которые прошел мой брат, когда он тяжело и медленно умирал. Как и с одной сотой агонии моей сестры, когда та шла к смерти. Из-за них двоих я жалею лишь о том, что не смогла заставить Картера страдать еще сильнее.

Говоря тебе это, я сознаю: до конца ты меня не поймешь и не оправдаешь меня так, как я оправдываю себя. Этого нет в твоей крови, этого нет в твоем народе, к которому я принадлежу лишь наполовину. А если я не убью твою любовь ко мне сейчас, то когда-нибудь я рожу тебе детей, но, возможно, через много лет все то, о чем я сейчас пишу, все равно как-то станет известно тебе, и тогда моя жизнь потеряет смысл. Так что я знаю: мне нужно отпустить тебя, уйти самой, а чудо этих дней должно завершиться.

Снова рассвет. Сколько еще пройдет рассветов прежде, чем я смогу заставить себя отказаться от тебя? Отослать тебя выполнять обещание, которое я взяла с тебя. Не сразу, но ты сдержишь его, а я не буду ревновать или обижаться. Живя, я буду радоваться, что ты обрел маленькое, но более надежное счастье, нежели то, которое я смогла бы тебе дать. А умерев, я окажусь настолько близко к тебе, насколько позволит Бог, и буду любить тебя так же сильно, как и сейчас.

Дорогой… все еще мой дорогой – ведь пока я пишу, ты еще не знаешь, что вскоре я найду в себе силы отказаться от тебя… я повторяю, что не чувствую ни угрызений совести, ни страха. Я сдержала обещание, послужив правосудию. Если мои действия станут известны, то мой побег от человеческого наказания уже запланирован – это будет прямой путь к Высшему Суду, которого я не боюсь.

Я пишу из-за того, что сегодня ты сказал мне, что убийцу можно найти. На случай, если это и впрямь окажется так, хоть я в это и не верю. И пока я пишу, я очень сильно чувствую твое присутствие в этой комнате. Думаю, если я оглянусь, то смогу увидеть тебя у себя за спиной, смогу обнять тебя… мне так хочется увидеть тебя, прикоснуться к тебе, дать тебе все, что ты попросишь…

Уже рассветает, и через несколько часов ты вновь придешь ко мне.

Прощай, Хью

Маргерит

Денхэм поднял глаза и почувствовал, что в комнате находится кто-то еще. Это была миссис Пеннифезер, убиравшая со стола чайные принадлежности. Он услышал звон чашек. Это ведь был звон чашек? Ничто не казалось обычным: ни то, что он видел, ни то, что он слышал, теперь не было для него реальным. Он машинально свернул прочитанное письмо, вернул его в разорванный конверт и сунул в карман. Глухая старуха закончила складывать вещи на поднос и удалилась вместе с ним, закрыв за собой дверь. Денхэм услышал щелчок. Это ведь был щелчок замка? Его мог издать и механизм пистолета – если бы кто-то взвел курок, готовясь выстрелить.

Она сказала… как же она сказала? Да, что она отлучится совсем ненадолго. Она должна вернуться к нему…

Спустя время, в течение которого он не мог ни ясно мыслить, ни чувствовать, Денхэм, наконец, поднялся на ноги, подошел к окну и выглянул. Начав двигаться, он начал и яснее мыслить, и он почувствовал, что начинает осознавать. Нет, полностью он не понял, но только начал осознавать, что она написала. Маргерит – теперь не его Маргерит…

Он вновь заметил оставленное им на столе письмо – то, в котором он прочел лишь первые строки:

Уважаемая мисс Уэст,

Сожалею, но ради собственной безопасности я вынужден нарушить обещание, данное вам два года назад, и раскрыть вашу настоящую личность. Этим утром инспектор Хед дал мне ясно понять, что каким-то образом он связал вашего брата со смертью Эдварда Картера и попытался разыскать Питера Вески.

Ни на минуту не подумайте, что я питаю подозрения против вас, или что я сделал это добровольно. Я ничего не знаю и ничего не подозреваю, я лишь вынужден защищать себя, и в письме, которое я написал инспектору Хеду, я попросил его хранить ваш секрет так же тщательно, как до этого хранил его я.

Я отправлю письмо инспектору Хеду в то же самое время, что и письмо к вам: посыльный сначала придет в ваш дом, а потом отправится к инспектору. Надеюсь, что мои действия не причинят вам никаких неудобств, и очень сожалею, что вынужден признаться.

Искренне ваш

Френсис Мортимер

Она ушла, но ненадолго. Она вернется к нему, сюда, в эту комнату…

Денхэм отвернулся от окна, подошел к дивану и взглянул на него. Больше… они больше не будут сидеть на нем вместе. Теперь она не его Маргерит.

Если бы он… Стоп! Ему нужно прояснить это. Если бы на дознании он сказал правду, то сейчас он не стоял бы здесь – ошеломленный, выбитый из колеи и не способный ни сделать что-то разумное, ни даже связно мыслить. Если бы тогда он сказал всю правду…

«Клянусь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды...».

Никчемный клятвопреступник, он лгал безо всякой причины! Он солгал под присягой! И нечего тут искать оправдания – они так же бесполезны, как и его ложь!

Кто-то позвонил в дверь. Денхэм обернулся и, глядя поверх занавесок (они закрывали только нижнюю часть окна), он увидел крышу машины, и это была не машина Маргерит. Подойдя ближе, он смог рассмотреть как машину, так и визитера, но ему не хотелось выходить к нему. Ему захотелось спрятаться, найти такое место, где его бы не увидели. Ранее он никогда не боялся смотреть в глаза другим людям, но сейчас ему хотелось спрятаться! Хью Денхэм, был ли он Хью Денхэмом, прямодушным братом Аделы и сыном Роберта Денхэма, которого все знакомые уважали за честность? И теперь Хью Денхэм захотел спрятаться?

Снова раздался звонок, к этому времени Денхэм уже вышел из комнаты. Из задней части дома он не слышал ни звука и через несколько секунд вернулся назад, оставив дверь в комнату приоткрытой и нерешительно замерев у дивана. Затем он в третий раз услышал звонок, а вместе с ним и стук, да такой сильный, что казалось, дверь вот-вот сломается. Едва двинувшись к выходу, Денхэм услышал шаги миссис Пеннифезер – она спешила в холл. Так что Денхэм снова вернулся в комнату. Миссис Пеннифезер откроет дверь.

Он услышал ее восклицание, а потом скрежещущий и резкий голос инспектора Хеда: