Текст книги "Мелкий снег (Снежный пейзаж)"

Автор книги: Дзюнъитиро Танидзаки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 50 страниц)

5

Обычно, чтобы дойти до школы и вернуться обратно, Тэйноскэ требовалось не более получаса, сегодня же на это ушёл целый час, даже больше. Пока Тэйноскэ отсутствовал, Сатико успела узнать кое-какие новые подробности о наводнении в Сумиёси: вся местность к западу от станции «Танака» превратилась в сплошную бурлящую реку район, где находилась школа Норико Тамаки, оказался, таким образом, в числе наиболее тяжело пострадавших от наводнения рынок Конан и площадка для игры в гольф, расположенные к югу от шоссе, были полностью затоплены и слились с морем количество жертв и разрушений не поддавалось исчислению.

Одним словом, всё дошедшие до Сатико известия были отнюдь не утешительными, и она уже почти потеряла надежду увидеть сестру в живых. Но Тэйноскэ, переживший знаменитое Токийское землетрясение [66]66
  Токийское землетрясение– опустошительное землетрясение 1 сентября 1923 г., на две трети разрушившее район Токио – Иокогамы и унёсшее многие десятки тысяч человеческих жизней.


[Закрыть]и знавший по опыту, что слухи бывают преувеличенными, пытался, как мог, её успокоить. Он слышал, что по железнодорожному полотну можно дойти до Мотоямы, так почему бы ему не отправиться туда и не увидеть собственными глазами, что там происходит? Если всё обстоит действительно так, как утверждают люди, дальше ему, конечно, не пробраться, но он почему-то был уверен, что положение не настолько серьёзно. Во время землетрясения он убедился, что от стихийных бедствий гибнет не так уж много людей, как обычно себе представляют. Даже в самых, казалось бы, безнадёжных ситуациях людям удаётся каким-то чудом спастись… Во всяком случае, пока ещё рано оплакивать Таэко. Сатико должна взять себя в руки и спокойно ждать его возвращения. Он просит её не волноваться, если задержится. Рисковать собой без надобности он не собирается, и если поймёт, что дальше не пройти, то повернёт назад.

Захватив с собой немного еды, фляжку с бренди и кое-какие лекарства, Тэйноскэ надел спортивные брюки и ботинки (он уже имел возможность убедиться, как неудобны в таких случаях сапоги) и снова вышел из дома.

До школы Норико Тамаки по железной дороге было километра четыре. Любивший пешие прогулки, Тэйноскэ хорошо знал эти места и не раз проходил милю этой школы. Она находилась неподалёку от женской гимназии Конан, на улице, параллельной железной дороге, примерно в километре с небольшим к западу от станции «Мотояма». От железнодорожного полотна школу отделяло каких-нибудь сто метров. Если он сможет добраться до гимназии по насыпи, думал Тэйноскэ, то, возможно, ему удастся подойти и к школе Норико Тамаки, ну а если не сможет, то по крайней мере увидит, что там происходит.

* * *

Едва Тэйноскэ вышел за ворота, как вслед за ним опять устремилась О-Хару, по на сей раз он строго приказал ей вернуться: сейчас она должна быть долга рядом с Сатико и Эцуко, мало ли что может случиться в его отсутствие.

Пройдя метров пятьдесят к северу, Тэйноскэ поднялся на железнодорожную насыпь. Поначалу никаких зловещих признаков наводнения не было заметно, только рисовые поля по обеим сторонам пути были сплошь залиты водой. Около Танабэ, когда лес уже остался позади, вода стояла только к северу от дороги, с южной же стороны всё выглядело совсем как обычно. Но по мере приближения к Мотояме на юге тоже показалась вода. Однако рельсовый путь впереди по-прежнему казался свободным и безопасным. Время от времени навстречу Тэйноскэ попадались группки юношей-гимназистов. В ответ на его расспросы они повторяли одно и то же: здесь-то ещё ничего, но вот за станцией «Мотояма» форменный потоп, там образовалось целое море.

– Мне нужно попасть к западу от женской гимназии, – сказал Тэйноскэ.

– Это совершенно исключено, – отвечали гимназисты. – Когда мы вышли из гимназии, вода всё ещё продолжала прибывать. Сейчас, наверное, даже по рельсам не пройти, всё затопило.

У станции «Мотояма» зрелище, было и в самом деле устрашающее. Чтобы немного передохнуть, Тэйноскэ решил зайти в вокзальное помещение. Улица перед станцией была уже под водой. Вода просачивалась и внутрь вокзального здания, несмотря на устроенные у входа заграждения из мешков с песком и циновок. Железнодорожные служащие и гимназисты по очереди отгоняли мётлами воду. Опасаясь, что его тоже привлекут к работе, Тэйноскэ решил здесь не задерживаться и, наскоро выкурив папиросу, под дождём снова зашагал к железнодорожному полотну.

Вода была жёлтая, мутная, совсем как в Янцзы, и временами на её поверхности виднелись сгустки какой-то тёмной кашицы, напоминающей фасолевый мармелад. Шагая по этой воде, Тэйноскэ вдруг с удивлением вспомнил, что прежде здесь был железнодорожный мост, под которым текла крохотная речушка. Теперь, превратившись в многоводную реку, она вышла из берегов и полностью затопила мост. Миновав мост, Тэйноскэ заметил, что под ногами стало опять достаточно сухо, но по обе стороны полотна высоко поднималась вода. А впереди, прямо перед ним, простиралось то самое «целое море», о котором говорили гимназисты. Слова «величественный» или «грандиозный» не очень-то вяжутся с картиной стихийного бедствия, и всё же они довольно точно передают первое впечатление Тэйноскэ от представившегося его взору зрелища – оно вселяло в него не столько ужас, сколько неизъяснимый священный трепет.

Тэйноскэ хорошо знал этот край с его полями и садами, сосновыми рощами и речушками, с разбросанными тут и там старинными крестьянскими усадьбами и европейскими домиками под красными черепичными крышами. Этот южный склон горы Рокко, отлого спускающийся к Осакскому заливу, был любимым местом его прогулок, он считал, что в окрестностях Осаки и Кобэ невозможно сыскать другой такой уголок, где дышалось бы так легко и где всё вокруг так радовало бы глаз.

Теперь здесь бушевала стихия, как в худшую пору разлива рек Янцзы или Хуанхэ. Положение усугублялось тем, что наводнение сопровождал возникший в горах оползень. Гигантские волны, набегая друг на друга, скатывались вниз и с грохотом разбивались, разбрасывая во всё стороны пену и брызги. Вода клокотала, точно в гигантском котле. Там, где вскипали волны, была уже не река, а настоящее море – тёмное, мутное, как во время летнего шторма. Железнодорожное полотно, где сейчас стоял Тэйноскэ, уходило в это мутное море наподобие пирса, то почти скрываясь под водой, то вдруг выныривая на поверхность решёткой из шпал, – почву из-под них вымыло. Тэйноскэ вдруг заметил двух маленьких крабов, копошившихся у него под ногами, – наверное, они приползли сюда в поисках спасения.

Будь Тэйноскэ один, он наверняка повернул бы назад, но у него неожиданно появились попутчики – группа гимназистов. Паника возникла часа через два после начала занятий. Уроки отменили, и юноши побежали на станцию «Окамото», с трудом преодолевая несущийся навстречу поток. Когда выяснилось, что поезда не ходят, они решили податься в Мотояму, но и там железнодорожное сообщение было прервано. Тогда они решили передохнуть на станции (именно их видел Тэйноскэ с мётлами в руках), а потом, встревоженные тем, что вода всё прибывает и прибывает, разделились на две группы: одна отправилась по железнодорожному полотну в Осаку, другая – в Кобэ.

Это были весёлые, жизнерадостные ребята. Казалось, они вовсе не задумывались об опасности и громко смеялись всякий раз, когда кто-нибудь из них оступался и соскальзывал в воду. Тэйноскэ шёл за ними следом, осторожно переступая со шпалы на шпалу в тех местах, где рельсы вздыбливались над несущейся с бешеной скоростью водой.

Вдруг сквозь шум дождя и гул потока Тэйноскэ услышал, как кто-то окликает их: «Эй! Послушайте!» Метрах в пятидесяти от них стоял застрявший посреди воды поезд. Высунувшись из окон, юноши в гимназических формах кричали своим товарищам, чтобы они остановились.

– Дальше идти опасно! В Сумиёси такое наводнение, что туда не пробраться! Идите к нам!

Тэйноскэ ничего не оставалось, как забраться в поезд вместе со своими попутчиками. Это был экспресс, направлявшийся в Кобэ. Здесь, в вагоне третьего класса, кроме гимназистов нашло себе прибежище довольно много людей. Отдельную группу составляли несколько корейских семей – как видно, оставшихся без крова. Неподалёку от них сидела болезненного вида, старушка со своей служанкой и непрерывно шептала молитвы. Какой-то мужчина, скорее всего торговец, зябко поёживался в холщовой нижней рубахе, и кальсонах в ногах у него стоял большой забрызганный грязью узел, в котором, должно быть, лежал его товар на спинке сиденья было раскинуто его мокрое кимоно и шерстяной набрюшник.

Гимназисты заметно повеселели после того, как к ним присоединились однокашники, и без умолку о чем-то болтали. Кто-то достал из кармана коробочку с леденцами и стал угощать товарищей. Другой, стащив с ног сапоги, вылил смешанную с грязью воду и принялся рассматривать свои разбухшие от воды ступни. Третий, раздевшись почти донага, выжимал насквозь промокшую форму. Несколько гимназистов стояли в проходе, как видно, не рискуя садиться в мокрой одежде. Они попеременно выглядывали из окна и каждый раз отпускали шумные реплики:

– Ой, смотрите, крыша плывёт!

– А вон там – циновка.

– Видали, сколько деревьев?

– Велосипед!

– Подумаешь, велосипед! Да вон целый автомобиль! Вот это да!

Наконец кто-то воскликнул:

– Глядите-ка, собака!

– Собака! Собака в воде!

– Надо как-нибудь помочь ей выбраться оттуда.

– Да что ты, она дохлая.

– Нет, живая, вон там, на рельсах…

Собака, по виду некрупный терьер, сотрясаясь всем своим мокрым грязным телом, забилась под поезд, чтобы укрыться от дождя. Двое или трое гимназистов выскочили из вагона и вскоре вернулись вместе с собакой. Собака отряхнулась от воды и тихонько улеглась в ногах своих спасителей, не сводя с них испуганных, полных ужаса глаз. Кто-то поднёс к её носу леденец, но она не притронулась к нему, только понюхала.

Тэйноскэ озяб. Сняв с себя мокрый плащ и пиджак, он повесил их на спинку сиденья и, сделав несколько глотков из фляжки, закурил папиросу. Время близилось к часу, но есть ему не хотелось. Он поглядел в окно. Прямо напротив, с северной стороны, виднелось здание Второй начальной школы в Мотояме из окон первого этажа, словно из ворот гигантского шлюза, хлестала мутная вода. Тэйноскэ подумал, что женская гимназия Конан находится в каких-нибудь пятидесяти метрах от поезда. В обычное время до школы Норико Тамаки он добрался бы отсюда за несколько минут…

В вагоне стало неожиданно тихо. Гимназисты умолкли и посерьёзнели. По-видимому, даже эти жизнерадостные юноши почувствовали, что сейчас не до забав. Высунувшись из окна, Тэйноскэ увидел, что железнодорожная колея, по которой они шли с гимназистами от станции «Мотояма», полностью затоплена. Поезд стоял словно на островке посреди открытого моря, но и этот островок мог в любую минуту уйти под воду, если внизу, под рельсами, грунт уже размыт…

Вода поднималась всё выше и выше, хотя пока ещё между её поверхностью и колёсами поезда оставалось не меньше полутора метров. Принесённые с гор мутные волны разбивались о насыпь, как о морской берег, взметая фонтаны брызг. Пассажиры бросились закрывать окна.

Снаружи всё бурлило, клокотало, вихрилось, пенилось.

Вдруг из соседнего вагона прибежал человек в форме почтальона, а за ним кондуктор и десятка два пассажиров.

– Прошу всех перейти в следующий вагон, – крикнул кондуктор, – передние вагоны уже в воде!

Всё тотчас повскакивали со своих мест и, хватая на ходу кто свои пожитки, кто мокрую одежду или сапоги, устремились прочь.

– Это спальный вагон, а у меня билет на сидячее место, – сказал кто-то.

– Ничего, – отвечал кондуктор. – Располагайтесь на спальных местах. Сейчас не до билетов.

Кое-кто из пассажиров воспользовался этим разрешением и попробовал было прилечь, по вскоре всё снова в тревоге приникли к окнам. Рядом с вагоном оглушительно ревел поток. Старушка продолжала усердно читать молитву. Громко плакали корейские ребятишки. Вдруг послышался чей-то голос:

– Глядите, вода поднялась вровень с железнодорожным полотном!

Всё снова вскочили с мест и бросились к окнам. Вода подступила к самому краю насыпи и готова была перехлестнуть через соседнюю колею.

– Как вы думаете, здесь мы в безопасности? – обратилась к кондуктору женщина лет тридцати, по виду жительница предместья.

– Как вам сказать? Если вы знаете более надёжное место, постарайтесь перебраться туда…

Тэйноскэ рассеянно смотрел вдаль, где крутилась попавшая в водоворот телега. Выходя из дома, он обещал жене не предпринимать никаких опрометчивых шагов и в случае опасности вернуться с полпути. И вот незаметно для самого себя он попал в такой переплёт. Но даже сейчас мысль о смерти не приходила ему в голову. Он продолжал верить, что в последний момент какой-нибудь выход непременно найдётся, в конце концов, он ведь не женщина, не ребёнок. Куда больше его беспокоила судьба Таэко – он вдруг вспомнил, что школа Норико Тамаки помещается в одноэтажном доме.

Ещё совсем недавно Тэйноскэ казалось, что для тревоги и отчаяния у Сатико не было оснований, но сейчас он подумал: а что, если жену не обмануло предчувствие? Перед его мысленным взором вдруг предстала Таэко, такая, какой он её запомнил во время танца, месяц назад, – удивительно милая и необычайно прелестная. Тэйноскэ вспомнил, как в тот незабываемый день всё они выстроились вокруг неё для семейного снимка и как на глазах у Сатико ни с того ни с сего навернулись слёзы. Кто знает, может быть, сейчас Таэко, забравшись на крышу, взывает о помощи, а он сидит здесь, в двух шагах от неё, и бездействует. Неужели нельзя ничего предпринять? Тэйноскэ подумал, что никогда не простит себе, если вернётся домой один, не попытавшись вызволить Таэко из беды…

Перед глазами у него вставало лицо жены, то озарённое улыбкой благодарности, то залитое слезами отчаяния.

Пока Тэйноскэ предавался своим мыслям, произошло непредвиденное: вода с южной стороны железнодорожного полотна стала убывать, кое-где показался песок. С северной же стороны, напротив, она поднималась всё выше, волны перехлёстывали через соседнюю колею и подступали к той, на которой стоял поезд.

– Смотрите, с этой стороны вода уходит! – воскликнул кто-то из гимназистов.

– Ой, правда. Значит, можно продолжать путь.

– Давайте попробуем добраться до женской гимназии.

Гимназисты первыми выскочили из вагона, за ними, подхватив свои чемоданы и узлы, последовали другие пассажиры. Не успел Тэйноскэ спрыгнуть с насыпи, как за спиной у него послышался оглушительный грохот: в сторону поезда мчалась чудовищной силы волна. Она, подобно водопаду, обрушилась на Тэйноскэ, а откуда-то сбоку внезапно выскочило бревно. Едва удержавшись на ногах, Тэйноскэ наконец ступил на свободный от воды островок, сразу же по колено увяз в песке и, пытаясь высвободить ногу, потерял ботинок. Сделав ещё пять или шесть шагов, каждый раз с усилием вытаскивая из песка то одну, то другую ногу, он снова оказался посреди бурлящего потока шириной не меньше двух метров. Люди, шедшие впереди, то и дело оступались и падали в воду. Стремительное течение было во много крат страшнее того потока, через который он утром переносил Эцуко. Несколько раз Тэйноскэ казалось, что всё кончено – он никогда отсюда не выберется. Когда же ему наконец удалось преодолеть эту трудную переправу, он снова по пояс увяз в песке и сумел высвободиться только благодаря тому, что ухватился за телеграфный столб. Женская гимназия была прямо перед ним, на расстоянии каких-нибудь десяти метров, но, чтобы подобраться к ней – а иного пути попросту не было, – предстояло преодолеть ещё один не менее бурный и стремительный поток. И тут совершенно неожиданно ворота гимназии распахнулись, и кто-то протянул ему бамбуковые грабли. Тэйноскэ уцепился за них и вскоре оказался в воротах.

6

Во втором, часу дня дождь наконец пошёл на убыль. Вода, однако, начала мало-помалу отступать только часа в три пополудни, когда дождь совсем прекратился и кое-где в просветах между облаками показались кусочки голубого неба.

Как только выглянуло солнце, Сатико вышла на террасу. Над яркой, умытой дождём зеленью газона порхали две белые бабочки. В зарослях утопающей в воде травы между кустами сирени и сандаловым деревом, выискивая корм, копошился голубь. Глядя на эту безмятежную картину, трудно было поверить, что только что где-то совсем рядом бушевало наводнение. О нём напоминали разве что отключённые в доме электричество, газ и канализация. Впрочем, недостатка в воде здесь не испытывали – во дворе имелся колодец.

Прикинув, что муж и сестра вернутся мокрые, и грязные, Сатико распорядилась согреть для них ванну. Эцуко ушла с О-Хару к реке, и в доме было тихо. Лишь время от времени с заднего двора доносились звуки опускаемого в колодец ведра – электрический насос не работал – и голоса служанок и слуг из соседних домов, один за другим приходивших к ним за водой и судачивших с О-Ханой и О-Аки о наводнении.

Около четырёх часов дня в дом Сатико явился первый посетитель – осведомиться, не пострадала ли её семья от наводнения. Это был Сёкити, сын того самого Отояна, на чьём попечении остался дом в Уэхоммати.

В Осаке, рассказал Сёкити, не было и намёка на наводнение, никто не мог даже предположить, какая катастрофа постигла пригороды. О грандиозном наводнении в Сумиёси и Асии стало известно лишь в полдень из экстренного выпуска газеты. Сёкити сразу же отпросился со службы и отправился в Асию. И вот наконец добрался. Сперва он ехал на поезде, потом был вынужден пересесть в автобус, наконец, какую-то часть пути проделал на попутном грузовике, затем на такси, едва уговорив водителей его подбросить. В тех местах, где невозможно было проехать на машине, Сёкити шагал прямо по воде. За спиной у него болтался рюкзак с провизией, выпачканные в грязи брюки были закатаны до колен, ботинки он нёс в руках.

Около моста Нарихирабаси он насмотрелся таких ужасов, признался Сёкити, что уже опасался застать на месте дома Сатико груду развалин. Подойдя к воротам, он просто-таки не поверил своим глазам, как будто кто-то всего лишь глупо пошутил насчёт наводнения.

– А-а, вот и вы, маленькая барышня, – затараторил Сёкити, увидев Эцуко. – Как хорошо, что вы целы-невредимы.

Сёкити недаром слыл заядлым говоруном. Он всё говорил и говорил, но наконец, как видно спохватившись, спросил Сатико, не может ли быть ей чем-нибудь полезен. Что с господином Тэйноскэ и Кой-сан? И Сатико откровенно рассказала ему обо всех своих треволнениях.

С самого утра каждое новое известие повергало её во всё большее отчаяние. Она узнала, например, что в верховьях реки Сумиёсигава долина глубиной в несколько десятков дзё, от музея «Хакуцуру» до виллы Номура, полностью погребена под песком и булыжниками, что железнодорожный мост через реку Сумиёсигава сплошь завален каменными глыбами и деревьями с начисто ободранной корой, так что проехать по нему невозможно, что к расположенному в низине метрах в трёхстах от железнодорожного полотна многоквартирному дому Конан прибило множество трупов, что трупы эти настолько обезображены, так облеплены песком, что опознать их невозможно, что наводнение не пощадило и Кобэ и много людей погибло в затопленном тоннеле на линии электрички, курсирующей между Кобэ и Осакой.

Сатико понимала, что в чем-то эти слухи, безусловно, преувеличены, и всё же рассказы о множестве трупов, скопившихся вблизи дома Конан, попросту ошеломили её. Она знала, что школа Норико Тамаки находится совсем близко оттуда, только по другую сторону железной дороги. Стало быть, именно там, в районе этой школы, было больше всего жертв.

С приходом О-Хару Сатико окончательно утвердилась в своих мрачных догадках. Как выяснилось, О-Хару, не меньше Сатико обеспокоенная судьбой Тэйноскэ и Кой-сан, спрашивала каждого встречного о положении дел в тех местах, и всё сходились на том, что на восточном берегу реки Сумиёсигава больше всего пострадал именно тот район. Даже теперь, когда, вода повсюду начала заметно убывать, этот район оставался по-прежнему затопленным более чем на три метра.

Поначалу Сатико не очень беспокоилась о Тэйноскэ, она знала, что он человек достаточно благоразумный, кроме того, отправляясь на поиски Таэко, он обещал ей быть осторожным.

Однако по мере того, как время шло, к её тревоге о Таэко добавилась тревога о муже. Если местность вокруг школы так сильно пострадала, значит, добраться туда невозможно и Тэйноскэ давно уже должен был бы вернуться. Почему же в таком случае его всё ещё нет? Быть может, надеясь продвинуться вперёд ещё немножко, ещё чуть-чуть, он, сам того не ведая, попал в западню? Кроме того, Сатико знала, что, при всей своей осмотрительности, Тэйноскэ не из тех, кто с лёгкостью отказывается от задуманного. Возможно, он просто ищет какой-нибудь обходной путь к школе или ждёт, пока вода хоть немного схлынет. И потом, даже если он уже разыскал и спас Таэко, они не могли бы так скоро добраться до дома, ведь всё дороги затоплены. Ничего удивительного, если они вернутся только часам к шести или даже к семи…

Воображению Сатико рисовались всевозможные картины, от самых радужных до самых безнадёжных, пока наконец последние не стали казаться ей наиболее, правдоподобными.

Выслушав Сатико, Сёкити сказал, что её опасения совершенно напрасны, но ради её спокойствия он готов отправиться туда, посмотреть, что там происходит. Сатико не замедлила ухватиться за это предложение, хотя и понимала, что разыскать Тэйноскэ или Таэко ему вряд ли удастся. Сёкити тотчас же собрался в путь, и Сатико пошла его проводить. Было около пяти часов вечера.

Дом Сатико был расположен так, что попасть в него можно было с двух разных улиц. Выйдя вместе с Сёкити через ворота с тыльной стороны дома, Сатико, чтобы немного размяться, дошла по улице до главных ворот, которые оставались открытыми, потому что звонок не работал, и оттуда прошла в сад.

– Госпоша Макиока, – послышался голос Хильды Штольц. – Ваша дочка… я знаю, всё есть в порядке. Вы теперь чувствовайт себя лючше?

– Да, спасибо. Эцуко благополучно вернулась домой. Но я очень беспокоюсь о сестре. Муж отправился её разыскивать. – И Сатико, стараясь выражаться как можно проще и понятнее, повторила соседке то, что только что рассказала Сёкити.

– О, мой бог! – сочувственно произнесла г-жа Штольц, прищёлкнув языком. – Я вас хорошо понимать. Ошень вам сочувствовайт.

– Спасибо. А что ваш супруг?

– Он ещё нет здесь. Я не знать покой.

– Наверное, ему и в самом деле пришлось проделать весь путь до Кобэ.

– Я так думать. Но в Кобэ тоже много вода. И в Нада, и в Рокко, и в Оисикава, всюду вода, вода, вода… Что с мой муж? Что с Петер, с Роземари?.. Я совсем, совсем, не знать покой…

Сатико казалось совершенно невероятным, чтобы с г-ном Штольцем, человеком, рослым, крепким, рассудительным, один вид которого внушал ощущение надёжности, могло произойти какое-нибудь несчастье. Она была уверена, что и Петер с Роземари в полной безопасности, – их школа расположена достаточно высоко даже для Кобэ. Скорее всего, они просто не могут попасть домой, похоже, что на дорогах вода.

Но г-жа Штольц, конечно же, предполагала самое худшее, и всё попытки Сатико успокоить её оказывались тщетными.

– Нет, – говорила Хильда Штольц, – я хорошо знать, в Кобэ ушасная вода. Много, много погибал.

Глядя на заплаканное лицо г-жи Штольц, Сатико от всей души хотелось её ободрить, и всё же под конец, когда всё разумные доводы были исчерпаны, ей ничего не оставалось, кроме как прибегнуть к обычным в таких случаях избитым фразам, что, мол, всё будет хорошо, она ничуть в этом не сомневается.

Вдруг послышался скрип калитки, и Джонни бросился к воротам. У Сатико подпрыгнуло сердце: «Это Тэйноскэ!» Однако за деревьями мелькнула чья-то фигура в незнакомом темно-синем костюме и панаме.

– Кто это? – спросила Сатико у О-Хару, уже спешившей к ней с террасы.

– Господин Окубата.

– А-а, – растерянно протянула Сатико. Вот уж кого она никак не ждала, хотя именно сегодня появление Окубаты было вполне естественным. Но как ей держаться с ним? В любой другой ситуации она, конечно же, отказалась бы его принять (так она решила для себя сама, такова же была и воля Тэйноскэ), но сегодня случай был особый. Окубата пришёл, беспокоясь о Таэко, и прогнать его было бы жестоко. Сегодня, только сегодня, она позволит Окубате дождаться Таэко и вместе с ним порадоваться её благополучному возвращению…

– Господин Окубата спросил, дома ли Кой-сан, и, когда я ответила, что она ещё не вернулась, сказал, что хочет повидать вас…

Окубата знал, что в этом доме его отношения с Таэко хранят в тайне. И если уж этот напыщенный, высокомерный барчук не постеснялся спросить о Таэко у встретившей его прислуги, значит, он не на шутку встревожен. Сегодня эта его бестактность не только не рассердила, но, напротив, тронула Сатико.

– Проводи его в комнаты, – сказала она прислуге.

Приход Окубаты был удобным поводом прервать тягостную беседу с г-жой Штольц, по-прежнему стоявшей у проволочной сетки.

– Извините, пожалуйста, ко мне пришли, – объяснила Сатико соседке.

Сатико поднялась к себе на второй этаж, чтобы привести в порядок опухшее от слёз лицо, по пути велев прислуге подать гостю охлаждённый в колодце чай – холодильник всё ещё не работал. Когда Сатико наконец вошла в гостиную, Окубата, совсем как в прошлый раз, вскочил и вытянулся, словно по стойке «смирно». Безупречная аккуратность его великолепно отутюженного костюма производила странное впечатление. Сатико невольно подумала о сплошь заляпанной грязью одежде Сёкити.

Узнав, что из Осаки до Асии начали ходить электрички, сказал Окубата, он сел в поезд и доехал до Асии, а от станции шёл пешком. Кое-где на дороге вода ещё держится, но пройти можно, пришлось только снять ботинки и закатать брюки.

– Мне следовало приехать к вам раньше, – продолжал Окубата, – но дело в том, что я узнал о наводнении совсем недавно. Я вспомнил, что как раз сегодня Кой-сан должна быть на занятиях у модистки. Она поехала туда ещё до того, как всё это началось?

По правде говоря, Сатико решила принять Окубату не без тайного умысла. Ей казалось, что сейчас он лучше, чем кто-либо другой, сумеет её понять. Она поделится с ним своими тревогами о муже и сестре и хоть немного избавится от гнёта томительного ожидания. Но теперь, глядя на него, она почувствовала, что в излишнюю откровенность пускаться не следует.

Судя по всему, беспокойство Окубаты о Таэко было вполне искренним, но вместе с тем в его скорбном лице и в его речах сквозила какая-то наигранность. Сатико не могла отделаться от мысли, что им движет расчёт. Уж не решил ли он воспользоваться нынешней трагической ситуацией, чтобы расположить их в свою пользу? Отвечая на вопросы Окубаты, Сатико в самых сдержанных тонах рассказала о том, что наводнение началось, по-видимому, вскоре после того, как Таэко добралась до школы. Насколько ей известно, местность, где находится школа, пострадала от наводнения особенно сильно, и она с самого утра беспокоится за сестру. Тэйноскэ отправился на поиски Таэко – это было около одиннадцати часов утра. Примерно час назад туда же отправился Сёкити, который примчался из Осаки, чтобы узнать, как обстоят дела у них в Асии. Пока никто из них не вернулся, и она не знает, что думать…

Окубата немного помялся, а потом, как и ожидала Сатико, спросил, нельзя ли ему остаться подождать здесь, пока вернётся Таэко. «Пожалуйста, сколько вам будет угодно», – любезно ответила Сатико и ушла к себе. Сказав одной из служанок, что гость пока не уходит, она распорядилась подать ему ещё чаю и несколько последних журналов.

– Эттян, пойди сюда, пожалуйста, – позвала Сатико. Беседуя с Окубатой, она заметила, что девочка несколько раз заглянула в гостиную, как видно, желая узнать, кто пришёл. – Эттян, почему ты заглядываешь в комнату, когда я разговариваю с гостем? Это нехорошая привычка.

– Я не заглядывала.

– Не нужно говорить неправду, я видела. Воспитанные девочки так себя не ведут.

Эцуко залилась краской и виновато потупилась. Вскоре, однако, Сатико снова услышала её шаги на лестнице.

– Вернись, пожалуйста. Оставайся у себя в комнате.

– Почему?

– Ты должна учить уроки. Очень возможно, что завтра у вас в школе будут занятия.

Усадив девочку за учебники и поставив около её письменного стола ароматическое курение от комаров, Сатико вернулась к себе в комнату и прошла прямо на веранду, откуда хорошо просматривалась улица: она надеялась с минуты на минуту увидеть направляющихся к дому Тэйноскэ с Таэко.

С соседнего участка послышался густой басовитый голос:

– Хильда! Хильда! – Г-н Штольц с поднятой вверх рукой шёл через сад к жене, возившейся с чем-то на заднем дворе. За ним шествовали Петер и Роземари. Увидев мужа, г-жа Штольц вскрикнула и бросилась ему на шею. В саду было ещё светло, и сквозь листву деревьев, растущих вдоль изгороди, Сатико хорошо видела это супружеское объятие, напомнившее ей европейские кинофильмы. Потом г-жа Штольц принялась осыпать поцелуями Петера и Роземари.

Сатико поспешила незаметно уйти с веранды, а г-жа Штольц, как видно не подозревая, что та наблюдала за ними, в порыве какой-то безумной радости подбежала к изгороди, крича во весь голос:

– Госпоша Макиока! Мой муж здесь! Петер и Роземари здесь!..

– Как я рада за вас! – откликнулась Сатико, выйдя на веранду. В тот же миг в соседнем окне показалась Эцуко.

– Петер-сан, Руми-сан! – радостно закричала девочка. – Ура! Ура!

Дети принялись махать друг другу руками. Их примеру последовали и Хильда Штольц с мужем.

– Скажите, пожалуйста, вашему супругу пришлось проделать весь путь до Кобэ? – спросила Сатико.

– Мой муж не ходить Кобэ. Он встречать Петер и Руми на дорога. После это они идти сюда всё вместе.

– Ах, вот как? Господин Штольц встретил детей по дороге в Кобэ? Как удачно, что они не разминулись. Петер-сан, – обратилась Сатико к мальчику: понять что-либо из слов г-жи Штольц было непросто. – Где вы встретились с вашим папой?

– На шоссе, неподалёку от Токуи.

– Неужели вы прошли пешком весь путь от Кобэ до Токуи?

– Нет, в Санномии мы сели на электричку и доехали до Нады.

– Вот как? Значит, электрички ходят до Нады?

– Да. А потом мы с Руми пошли по шоссе и неподалёку от Токуи встретили папу…

– Вам очень повезло. А как вы добрались сюда из Токуи?

– Мы шли по шоссе, но не всё время. Кое-где пришлось идти по железнодорожному полотну, а то и подниматься выше, в горы. В некоторых местах вообще нет никакой дороги…

– Какой ужас! Скажи, пожалуйста, на дорогах ещё много воды?

– Не так много… Только местами…

Ответы Петера звучали весьма неопределённо. Сатико так и не удалось понять, как именно они добрались до дома, где именно дороги были затоплены и что они видели по пути. Однако, судя по тому, что всё трое, в том числе и маленькая Роземари, благополучно добрались до дома, даже особенно не запачкавшись, вряд ли им встретились на пути какие-нибудь серьёзные преграды. Тревога охватила Сатико с новой силой. Если даже дети сумели так быстро добраться сюда из Кобэ, то муж и сестра давно уже должны были вернуться домой. Не означает ли это, что они в самом деле попали в беду? Да, с Таэко наверняка что-то неладно. Тэйноскэ же, возможно, даже вместе с Сёкити шатается разыскать её и спасти.