Текст книги "Как по книге (ЛП)"
Автор книги: Джулия Соннеборн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
Глава 4
МОЙ ТЕЛЕФОН ЗАЗВОНИЛ, когда я парковалась у библиотеки Хантингтона в Сан-Марино. Это была моя сестра, Лорен.
– Алло? – ответила я, тем временем пытаясь подогнать свою машину к месту рядом с эвкалиптовыми деревьями.
– Энн! Где ты?
– В библиотеке. Мне нужно поработать над книгой.
– Ты ещё не закончила с этой чёртовой хренью?
– Это требует времени, Лорен. Это медленный процесс.
– Я только что получила звонок из МХО. Это об отце.
– О, нет. Что случилось?
Мой отец каждое утро ездил в местную МХО в Южной Флориде, чтобы поплавать в бассейне. Он постоянно жаловался на температуру воды и отсутствие полотенцесушителя, а недавно получил выговор из-за драки за шкафчик с другим членом клуба.
– Он опять с кем-то подрался? – Предположила я.
– Нет, хуже. Сегодня утром его вытащили из бассейна, потому что на нём не было плавок.
– На нём не было плавок? То есть, он был голый?
– Да. Очевидно, он забыл их надеть. Он был в шапочке и в очках, но без трусов.
– Это ужасно! Должно быть, он был так смущён!
– Ничуть. Он просто вернулся в раздевалку, надел плавки, а затем прыгнул обратно в бассейн, как будто ничего не случилось. Директор позвонил мне, так как беспокоится, что это может быть симптом деменции, и хочет, чтобы мы обследовали его как можно скорее. Послезавтра я улетаю во Флориду. Ты можешь приехать? – Спросила Лорен.
– Я не могу, – пробормотала я. – У меня занятия.
– А ты не можешь найти кого-нибудь на замену?
– Могла бы. Просто… – Я понизила голос: мне стало стыдно. – Я сейчас на мели и не уверена, что смогу купить билет на самолёт.
Мое финансовое положение было особенно болезненным местом для Лорен. Как и мой отец, она всегда считала мой выбор карьеры глупым. Пока я получала докторскую степень, копила долги и перескакивала с одной временной должности на другую, она получила степень магистра, нашла высокооплачиваемую работу в маркетинге и вышла замуж за Бретта – менеджера страхового фонда.
Теперь она была домохозяйкой, растила трёх маленьких мальчиков и жила в огромном доме в Лос-Анджелесе. Ни разу она не предложила оплатить билет на самолёт или дать мне немного денег, считая мою бедность недостатком характера, с которым нельзя мириться.
– О, – произнесла Лорен отрывисто. – Ладно. Я сама с этим разберусь.
– Спасибо. Мне очень жаль.
Я выбралась из машины и направилась в читальный зал.
Накануне Стив ещё раз повторил мне, как важно заключить контракт на книгу:
– Опубликовать или погибнуть, как говорится, – усмехнулся он, и я подавила желание придушить его.
– Тебе легко говорить. – От этих мыслей хотелось заплакать. – Тебе не нужно было писать книгу, чтобы получить должность. Ещё когда ты устраивался, научный руководитель просто должен был поднять телефонную трубку и рекомендовать тебя на должность и бац! Ты принят!
Но я не придушила его, а, любезно улыбнувшись, вышла из кабинета и успела вернуться домой до того, как у меня случился нервный срыв. Через некоторое время, я выбралась из болота жалости к себе и потащилась в Хантингтон, где заканчивала кое-какие исследования для книги. Моя личная жизнь – полный хаос, но, возможно, моя профессиональная жизнь всё ещё может быть спасена.
Я предъявила читательский билет охраннику в синем блейзере, а затем спрятала свои вещи в шкафчике, взяв с собой только ноутбук и телефон. Читальный зал – застеклённое пространство, где читатели сгорбились над рукописями и другими документами. Некоторые из них использовали увеличительные стёкла. Там был длинный и пугающий список правил. Ни еды, ни питья, ни ручек, ни фотоаппаратов. Всегда используйте перчатки и подставку, используйте специальные отвесы, чтобы держать страницы открытыми, не сгибайте страницы, ничего не ломайте, даже не дышите.
Я отправила запрос архивариусу и, пока ждала, пролистала свою рукопись на ноутбуке. Моя книга рассказывала о женщинах-писательницах девятнадцатого века, но с таким же успехом она могла быть о старой деве и отверженности в любви. Джейн Остин так и не вышла замуж, хотя однажды получила предложение руки и сердца от непривлекательного болвана по имени Харрис Бигг-Уитер. Шарлотта Бронте была некрасива, чахоточна и всегда влюблялась в женатых мужчин. В конце концов, она выбрала хорошего парня, которого на самом деле не любила, но потом умерла от пневмонии, будучи беременной своим первым ребенком. А Джордж Элиот, по словам старого доброго Генри Джеймса, имела «восхитительно отвратительное» лошадиное лицо. У неё были длительные отношения с женатым мужчиной, но, когда он умер, вышла замуж за гораздо более молодого человека, который выпрыгнул из окна во время их медового месяца – может быть, потому что он был подавлен, или, может быть, как шутили обыватели, потому что он убегал от её неуёмной страстности.
В сотый раз я задавалась вопросом, почему не написала книгу о реформе санитарии в романах Чарльза Диккенса.
– Темы для книг всегда автобиографичны, – говорил мне Ларри.
– Большое спасибо, – огрызнулась я в ответ на намёк.
Архивариус подошел с моим заказом – первым экземпляром «Джейн Эйр». Это был трёхтомник, то есть, первоначально, он был издан в трёх томах. Книги прибыли в зелёном складном футляре, их выцветшие коричнево-позолоченные корешки выстроились в ряд, как энциклопедия. Я натянула перчатки, вытащила томики один за другим, аккуратно положила их на пенопластовую подставку и открыла сухие старые страницы, используя утяжеленные бархатные шнуры, чтобы удерживать углы вниз.
ДЖЕЙН ЭЙР
Автобиография
Под редакцией
КАРРЕР БЭЛЛ
В трёх томах
ТОМ. 1
ЛОНДОН:
Смит, Элдер И Компания, Корнхилл
1847
Было удивительно так деликатно обращаться с книгой. Я знала, что первые издания были редкими, хрупкими и очень, очень дорогими, и я старалась прикасаться к ним с предельной деликатностью. С моим собственным экземпляром «Джейн Эйр» я была не столь щепетильна. Книга была испещрена карандашными пометками, переполнена записками до краев, подклеена скотчем, уголки давно загнулись. Все мои мысли, начиная с подросткового возраста и до сегодняшнего дня, были на этих страницах. «Отстой», – написала я на полях, когда Рочестер был впервые представлен (о чем я только думала?). На других страницах я рисовала сердечки и вопросительные знаки, заметки для моих друзей: «Как скучно. Ты милая!», а также некоторые вялые конспекты лекций: «Сент-Джон – произносится СИНДЖИН» и «бильдунгсроман: воспитывающий роман».
В колледже, когда я перечитывала роман для курса доктора Рассела, я пыталась стереть сердца и самые тупые комментарии («ДТТ такой горячий»), а затем активно делала пометки на полях, чтобы скрыть то, что осталось. «В жанре «Гувернантские новеллы» были написаны «Агнес Грей» Анны Бронте, «Ярмарка Тщеславия» У.М. Теккерея и «Берта Мейсон и аксиоматика империализма» Гаятри Спивак». Эти заметки на полях были полезны, когда я писала диссертацию, а затем преподавала своим студентам.
Между тем, книга становилась всё более потрёпанной, каждая страница была чем-то отмечена, будь то заметка для чтения отрывка вслух в классе, студенческий комментарий, который показался интересным, или ссылка, которую я искала.
То была история моей читательской жизни.
Книга передо мной, напротив, была нетронутой. О её первоначальном владельце не говорило ничего, кроме того, что он или она, вероятно, богат. Трёхтомники не были дешёвыми, они стоили около ста долларов на момент их первого издания. Часть меня задавалась вопросом, читал ли её кто-нибудь, или она просто была забыта в чьей-то библиотеке, обшитой деревянными панелями, пока книготорговец не заметил её на распродаже имущества? Я начала печатать какие-то заметки на своём компьютере, осторожно перелистывая страницы оригинала, чтобы дважды проверить цитаты.
В обед читальный зал опустел. Я вернула свои материалы на стол архивариуса и присоединилась к потоку людей, направлявшихся в кафе в соседнем музее, где наш читательский билет давал десятипроцентную скидку на еду и напитки. Пересекая двор, я увидела большой плакат, стоящий перед главным лекционным залом музея. Он гласил:
Библиотека Хантингтона представляет
СЮЗАН БАРТОЛОМЬЮ / ДИККЕНС КЛУБ
ЛЕКЦИЯ ПО ЛИТЕРАТУРЕ И ОБЩЕСТВУ
«МИР РОМАНА»
Ричард Форбс Чейзен
Автор «Национальной Государственной военной Цитадели» и «Подземного города»
ВХОД СВОБОДНЫЙ
– Скорее! Лекция вот-вот начнется, – сказал пожилой музейный волонтер, подталкивая меня внутрь, прежде чем я успела возразить. Я втиснулась в кресло в первом ряду, где оставалось единственное свободное место. Аудитория была заполнена пожилыми людьми, учёными, любопытными посетителями и даже репортёром из Лос-Анджелес Таймс. Одетый в белую рубашку с расстёгнутым воротником, черный блейзер и джинсы, автор Ричард Чейзен стоял на возвышении, листая свои заметки и регулируя микрофон, посылая потрескивающие звуки через динамики. Я уже слышала, как Чейзен давал интервью по радио, но была не готова к тому, что он настолько красив в реальной жизни. Ему было за тридцать, у него были волнистые светлые волосы, зелёно-карие глаза, чёрные очки и двухдневная щетина.
Директор Хантингтона, седовласый мужчина в очках, с усиками и галстуком-бабочкой, коротко представил Чейзена, рассказав о его блестящей карьере. Родившийся в Соединенных Штатах, но получивший образование в Англии, Чейзен ворвался на литературную сцену в возрасте двадцати одного года и сразу же был провозглашен «голосом поколения» и «исключительно редким талантом». Его первая книга получила несколько престижных литературных премий. Вторая книга, военный роман, была одобрена Опрой и продана миллионным тиражом. Третья книга, исторический триллер, действие которого происходит в диккенсовской Англии, недавно была удостоена Букеровской премии. Публика разразилась громкими овациями. Профессиональный фотограф встал передо мной, чтобы сделать снимки Чейзена, заставив меня наклониться в сторону. Я мельком увидела, как Чейзен положил руку на грудь и слегка поклонился зрителям, прежде чем энергично пожать руку директора и поблагодарить его за чудесное представление.
Чейзен откашлялся, и в комнате быстро воцарилась тишина. Он говорил с элегантным британским акцентом, наклонившись и небрежно положив руки на кафедру.
– Я так рад быть здесь, среди таких великих учёных и любителей литературы, – заговорил он. – Каждый раз, когда я посещаю Хантингтон, я чувствую, что попал в прошлое. Это место – настоящее сокровище. – Он сделал паузу, чтобы ответить на очередной взрыв аплодисментов. – Большая часть исследований для моей последней книги «Подземный город» проходила здесь, и я с нетерпением жду возможности провести больше времени в архивах, поскольку я только что принял должность преподавателя в колледже Фэрфакса.
Я выпрямилась. Не знала, что Чейзен будет преподавать в Фэрфаксе.
– Моя сегодняшняя лекция – это статья, над которой я работаю для Ньюйоркер. Меня попросили поделиться своими мыслями о современной художественной литературе. – Он сделал паузу. – Думаю, Джонатан Франзен был недоступен.
Публика рассмеялась над его самоуничижительным юмором, а он криво усмехнулся в ответ.
Чейзен выпрямился, поправил очки и быстро глотнул воды.
– Мир романа, – начал он неожиданно громким, властным голосом, – это мир, который по самой своей природе подражателен, приспособлен и ненасытно империалистичен. – Он был уверен, даже дерзок, когда описывал свою литературную технику. Я притворилась, что внимательно слушаю, но на самом деле просто пялилась. Он не был похож на писателя. Он был похож на альпиниста, или на австралийскую кинозвезду, ну, или на модель из «Наутики»(прим. ред.: Nautica (Наутика) – американский бренд, выпускающий модную одежду для мужчин, женщин и детей, а также часы, парфюмерию и прочие модные аксессуары).
Я взглянула на его руку – обручального кольца нет.
Рядом со мной стоял старик в футболке клуба «Диккенс» с изображением крошечного Тима, размахивающего костылем. Он повернулся к жене и громко спросил:
– О чём, черт возьми, он говорит?
– Не знаю, милый, – прошептала она в ответ, похлопав его по руке. – Я думала, он собирается читать лекцию о «Лавке древностей».
Чейзен, должно быть, услышал их, потому что посмотрел в нашу сторону. Прежде чем я успела отвернуться, он встретился со мной взглядом и игриво подмигнул. Боже мой… Он флиртует со мной? Я уставилась на свои колени, но каждый раз, когда снова поднимала голову, Чейзен, казалось, искал мой взгляд. Его глаза задержались на мне на секунду, прежде чем снова продолжить движение. Он говорил минут двадцать, а потом начал отвечать на вопросы, прежде чем его окружила толпа фанатов, требовавших, чтобы он подписал их книги.
Потом я задержалась, раздумывая, стоит ли представиться. Обычно я не разговаривала с авторами после чтения или лекции. Большинство писателей, особенно те, чьими книгами я восхищалась больше всего, были ужасны в личном разговоре. Многие из них, похоже, даже не любили своих читателей. Однажды в аспирантуре я познакомилась со знаменитым писателем, который был приглашенным стипендиатом и иногда присутствовал на наших семинарах для выпускников. Она была молода, примерно моего возраста, и великолепна, с угловатым лицом манекенщицы на случай, если писательство не сработает. В то время, как мы наблюдали в испуганном молчании, она вступала в ожесточенные споры с нашим профессором, оспаривая его мнение, прося цитат, игнорируя остальных в комнате. Позже, в том семестре, она читала в местном книжном магазине, и я подошла к ней после с книгой в руке.
– Мне… мне понравилась Ваша книга. – Это прозвучало банально, но я не знала, что еще сказать, кроме правды. Она действительно была прекрасным писателем.
– Имя? – Спросила она, посмотрев с презрением.
– О! Конечно. Энн через «Э», – ответила я.
– Ты ведь была на том же семинаре, что и я, не так ли? – спросила она.
– Да! – сказала я, недоверчивая и польщенная тем, что она узнала меня. – Отличные лекции, не так ли?
– Это чёртова пустая трата времени, – отбрила она, захлопывая книгу и протягивая мне.
После этого случая, урок был усвоен. Типичная ошибка новичка – воображать, что я могу дружить с моими любимыми писателями. Теперь я осознала, что предпочитаю, чтобы мои авторы держались на безопасном расстоянии – и они предпочитали то же самое со своей стороны.
Но Ричард Чейзен – другой случай. Во-первых, я никогда не читала его романов. В конце концов, мы будем коллегами. Кроме того, мне показалось, что он был бы не против. Из-за толпы фанатов Чейзен посмотрел в мою сторону. Его зеленые глаза умоляли: «Пожалуйста, подойди познакомиться. Я жду». Продолжая сидеть на своём месте, я наблюдала, как он закончил интервью с репортером Таймс и начал подписывать книги. Вокруг него собралась небольшая группа упорных фанаток, которые просили селфи и хихикали, когда он отпускал суховатые шутки.
Он был явно занят, и я встала, чтобы уйти. Чейзен увидел мой манёвр и поспешно извинился перед поклонниками.
– Простите, – окликнул он, догоняя меня. – Мы раньше не встречались?
– Я так не думаю. – Смущение внезапно взяло надо мной верх. – Меня зовут Энн Кори.
– Мне ужасно жаль. Я мог бы поклясться… впрочем, сейчас это неважно. Пожалуйста, позвольте мне представиться. Я Рик. Было очень любезно с Вашей стороны прийти на мою лекцию.
Мы пожали друг другу руки. Его внимание было лестным, но и странно смущающим.
– Я хотела представиться Вам, похоже, мы будем коллегами в Фэрфаксе. Я преподаю на кафедре английского языка.
– Надо же! – воскликнул Рик. – Какая счастливая случайность! – Он оглянулся на группу фанатов, которые с любопытством смотрели на нас. – Вы свободны в обед? У меня есть несколько часов, до аэропорта, и было бы замечательно, если бы Вы присоединились ко мне. – Наклонившись, он прошептал мне на ухо: – Пожалуйста, спасите меня, я умоляю. – От него чудесно пахло мылом и каким-то одеколоном.
– Конечно. – С долей неуверенности в голосе, я согласилась.
– Давайте заглянем в чайную, я слышал, там довольно хорошо.
Закончив с автографами, Рик галантно распахнул передо мной дверь, и мы направились в сад прогуляться по каменным дорожкам, окруженным большими зелёными лужайками. Справа от нас была библиотека, увешанная баннерами с рекламой экспозиций; слева – специализированные сады, такие как: парк кактусов, тропические сады и оранжерея орхидей. Мы пошли по указателям в чайную, расположенную рядом с розарием. Растения были в полном цвету, они поднимались по решетчатым террасам и создавали белое облако вокруг постамента, в котором размещалась скульптура Купидона и молодой девушки.
Мы не резервировали место, но хозяйка сделала для нас исключение, приведя к маленькому столику, спрятанному в углу. Официант принёс нам чайник чая и корзину булочек. Остальная еда была в центральном буфете, который выглядел неаппетитно, как свиная кормушка, с людьми, загружающими в себя сэндвичи, клубнику и десерты.
– Так, расскажите мне о Фэрфаксе, – попросил Рик. – Вам нравится?
– О, это прекрасное место для обучения, – сказала я, откусывая кусочек клубники и надеясь, что ни одно семечко не застрянет у меня в зубах. – Размеры класса невелики, и студенты, как правило, умны и мотивированы.
– А город?
– Это очаровательное и тихое место. – Я нервно засмеялась. – Я имею в виду, не поймите меня неправильно. Это не Лос-Анджелес и не Нью-Йорк. Тут нет кучи всего.
– На самом деле, это очень неплохо. – Рик задумался. – Вы знаете, я был связан с коалиционными силами в Фаллудже почти год, и это было слишком волнительно.
– Вы были в Ираке? Большинство писателей, которых я знала, никогда не выезжали за пределы пяти миль от Бруклина.
– Да, делал кое-какие репортажи. Я чуть не погиб, когда наш конвой подорвался на самодельном взрывном устройстве. – Он сделал паузу, его голос внезапно стал тихим. – Один из моих товарищей не выжил. Истек кровью на обочине дороги.
– О, нет. – Выдохнула я. – Мне очень жаль. – Я думала о своих собственных исследованиях, которые редко требовали больше, чем библиотечный абонемент и несколько поездок в пыльные архивы. То, что я делала, не было опасным или даже особенно захватывающим бóльшую часть времени. Но Рик был там и делал реальные вещи, рискуя своей жизнью, и стал свидетелем настоящей трагедии.
Рик покачал головой, словно пытаясь избавиться от болезненных воспоминаний.
– Фэрфакс – звучит просто божественно. Вы, должно быть, так рады работать здесь.
– Да. – Призналась я. – Хотя, честно говоря, я не задержусь надолго, если не закончу свою книгу в ближайшее время. – Я почувствовала, как на меня накатывает волна уныния.
– Вы ещё не нашли издателя?
– Нет. На самом деле, на днях я получила отказ от Блумсбери. Это было довольно удручающе.
– О, это ужасно. – Согласился Рик, не сводя с меня глаз. – Как удар в живот, на самом деле. Но Вы должны продолжать. Если бы Вы только могли представить, сколько раз моя работа была отклонена…
– Правда? Но Вы так… успешны.
– Мы все должны с чего-то начинать, – сказал он, улыбаясь, и задумчиво посмотрел на меня. – Я сейчас подумал и понял, что знаю несколько человек в некоторых академических изданиях. Я бы мог позвонить им. Вы бы не хотели поехать, например, в Кембридж или Оксфорд?
– Хотела бы? – воскликнула я, уставившись во все глаза. – Это было бы, как сон!
– Посмотрим, что я смогу сделать, – ответил Рик, прижав палец к губам.
– У меня нет слов. Спасибо. – Я не могла в это поверить. Рик был лауреатом Букеровской премии, и он хотел помочь мне? Мы едва знакомы! Он даже не читал моих работ! Всё же, в данной ситуации, он проявил невероятную щедрость.
– Мне нравится помогать другим писателям, – сказал Рик, словно читая мои мысли. – Это профессия одиночек, и мы должны поддерживать друг друга.
Он потянулся через стол и взял меня за руку. Я вдруг представила, каково это – целовать его, и сердце мое затрепетало.
Он сжал мою руку.
– Я знаю, что всё получится.
Глава 5
– ДОКТОР КОРИ. – Голос Ларри доносился от часовни. – Ты опоздала на собрание!
– Сейчас только пять минут третьего! – возразила я ему на бегу. – Церемония начнется только через полчаса! – Я была одета в черную синтетическую мантию, которую взяла напрокат в книжном магазине. Ее темно-синий капюшон небрежно обвис вокруг шеи. Шапочку выпускника я несла под мышкой. На улице было восемьдесят градусов (прим. ред.: ~ 27 °C), и я вспотела.
– Как я выгляжу? – спросил Ларри.
Он надел все свои докторские регалии из Гарварда. Его одеяния были малинового цвета, но на солнце они больше походили на ярко-розовые. Его рукава были отделаны черными бархатными полосками, на голове была щеголеватая черная бархатная шапочка с большой золотой кистью. На шее висела коллекция медалей – одни на цепочках, другие на лентах.
– Что это за металл у тебя на шее? – спросила я.
– А, эти? – Ларри взял золотой медальон на красной ленте. – Это за преподавательскую премию, которую я получил в Фэрфаксе. – Теперь он взял серебряный медальон на голубой ленте. – Этот я получил за выдающуюся научную деятельность. – Он пошарил вокруг и нашел третью медаль в форме книги. – Эта – от Английского Почетного Общества.
– А что насчет остальных? – Не унималась я.
– Эти? – Ларри вытащил еще три или четыре медали из клубка на шее. – Эту я получил за то, что в прошлом году пробежал пять тысяч в Санта-Барбаре. А эта медаль моей племянницы по гимнастике в многоборье. О! А эта – моя любимая. Я получил ее на Марди Гра, когда учился в колледже. Правда, она классная? – Он восхищался пурпурно-зеленой медалью в виде геральдической лилии на пластиковой бисерной цепочке.
– Ты похож на Мистера Ти (прим. ред.: Американский актёр и бывший рестлер). – Съязвила я.
– Благодарю. – Ларри аккуратно разложил свои медали веером на груди.
Маршал факультета вопил на всех нас, чтобы мы встали в какое-то подобие очереди для прохода в часовню. Все его проигнорировали. Никто не умел слушать инструкции хуже, чем кучка профессоров – мы привыкли говорить людям, что делать, а не наоборот.
– Как поживает твой отец? – спросил Ларри, перекрывая мольбы маршала.
– Не очень. – Вздохнула я. – Лорен позвонила мне из Флориды на днях и сказала, что квартира отца, как из передачи о накопительстве и ОКР. Она нашла под грудой мусора неоплаченные счета за полгода – просто чудо, что электричество всё ещё было включено.
– А что сказал доктор?
– Она была серьёзно обеспокоена. Лорен пыталась уговорить моего отца сдать несколько когнитивных тестов, но он категорически отказался. Я не знаю, что мы будем делать. Мы не можем оставить его в таком состоянии без обследования. Доктор считает, что мы должны рассмотреть вопрос о его переводе в дом престарелых.
Ларри присвистнул.
– Это серьёзное решение. Когда моей бабушке впервые диагностировали деменцию, она даже не позволила нам забрать ключи от её машины.
– Да… мой отец не будет счастлив. Здесь, в Фэрфаксе, есть место, которое, как мы надеемся, ему понравится – это больше похоже на сообщество пенсионеров, чем на дом престарелых. Я держу кулачки, чтобы это сработало.
Появился волынщик и начал гудеть. После еще нескольких просьб, каждая из которых была более настойчивая, чем предыдущая, маршал начал руками загонять нас в очередь. Я встала рядом с Ларри, сразу за группой профессоров экономики, которые явно шептались обо всех медалях на шее Ларри.
– Он что, проректор? – Послышался шёпот. Ларри самодовольно улыбнулся и закинул свою золотую кисточку назад.
Очередь начала двигаться, следуя за волынщиком. Он вошёл в часовню и повёл нас мимо рядов зевающих студентов. Пока мы шли, Ларри тихонько напевал: «А вот и невеста», грациозно склонив голову набок. Там были преподаватели в пурпурных мантиях с золотыми деталями, серых мантиях с красными деталями, оранжевых мантиях с темно-синими деталями, бледно-голубых мантиях с черными деталями. А шляпы! Там были простые скучные мортиры, как у меня, но были и черные бархатные шотландские береты, как у Ларри, тюдоровские шляпы с перьями, восьмиугольные шляпы, похожие на булочки. Один профессор, получивший докторскую степень в Финляндии, носил шелковый цилиндр и шпагу.
Первые несколько скамей в часовне были оцеплены для нас бархатным канатом. Я втиснулась рядом с Ларри недалеко от центрального прохода, наблюдая за тем, как мои коллеги входят и машут своим знакомым. Ларри выудил из рукава две розовые банки шампанского.
– Что это такое? – Удивилась я.
– Тост за новый учебный год, – провозгласил он, открывая банку, вставляя в неё розовую соломинку и протягивая мне. – Твоё здоровье.
Оркестр заиграл коронационный гимн с солирующими трубами и хором в полном составе. По какому-то безмолвному сигналу все резко встали и повернули головы в сторону задней части часовни, в момент, когда входил совет попечителей во главе с высохшим старым профессором, самым старым преподавателем в колледже, несущим огромный церемониальный жезл, который, казалось, весил больше, чем он сам. Адам замыкал процессию, и когда он вошел, сопровождаемый торжественной оркестровой музыкой, все смолкли. Он был одет в черные академические регалии с вышитой золотом алой накидкой и огромным университетским медальоном на шее. Ларри ахнул от восхищения.
– Так, где я могу получить такой же? – задал он вопрос в никуда.
Адам был высок, и его одеяние не растекалось вокруг ног, как у меня, а висело в нескольких дюймах от земли. Мантия придавала ему еще более статный вид, подчеркивая широкие плечи и прямую осанку. Тишина сменилась бурными аплодисментами. Даже мои, скупые на похвалу коллеги, начали аплодировать. Это ознаменовало начало новой эры – эры Мартинеса. То была головокружительная возможность для Фэрфакса.
Я присоединилась к овациям, чувствуя себя всё более неловко, когда Адам подошел ближе к моей скамье. Я попыталась разглядеть его ботинки, затем перевела взгляд на большую золотую медаль, прежде чем взглянуть ему в лицо. Он слегка улыбался и отвечал на аплодисменты легким кивком головы. Проходя мимо, он поймал мой взгляд. Я заметила, что он слегка удивился – его левая бровь приподнялась, а улыбка застыла. Мне захотелось спрятаться в свой церемониальный капюшон.
Люди вокруг нас начали листать свои программы, когда капеллан колледжа прочитал благословение, а президент Совета попечителей начал церемонию введения в должность. Я еще сильнее откинулась на спинку скамьи. Это будет долгий, долгий год.
* * *
ПОСЛЕ ЭТОГО В ДОМЕ ПРЕЗИДЕНТА состоялся приём.
Мы с Ларри переоделись и направились через кампус, наслаждаясь мягким послеполуденным солнцем. Фонарные столбы вдоль двора были увешаны праздничными красными знаменами в честь мероприятия, и даже улицы Фэрфакса выглядели более очаровательными, чем обычно. Все дома выглядели свежевыкрашенными, все сады заново посаженными, все живые изгороди подстриженными. Особняк был украшен огнями и красными флагами, из сада доносились звуки струнного квартета, где официанты в черных жилетах подавали коктейли и закуски. Ларри подхватил два бокала шампанского, когда мы вошли.
– Второй раунд! И зацени – они доросли до настоящей стеклянной посуды, нет пластику! – сказал он одобрительно.
Краем глаза я увидела Адама, окруженного плотной группой благотворителей колледжа, все они были одеты в костюмы, некоторые – в галстуки-бабочки цвета колледжа Фэрфакс. На двух длинных банкетных столах были разложены сыр, фрукты и овощная нарезка, а на десерт – миниатюрные тарты, брауни и кусочки чизкейка. В центре стоял огромный трехъярусный торт, с красно-золотой печатью колледжа наверху. «Поздравляем, президент Мартинес» – было написано курсивом.
– Это похоже на свадьбу. – Оценила я размах.
– Союз президента Мартинеса и колледжа. – Поддержал шутку Ларри. Он выхватил у проходившего мимо официанта шпажку с тайской курицей и осторожно откусил кусочек. – Неплохо… Не могу дождаться торта.
Мы поднялись по лестнице на заднее крыльцо и вошли в дом, где обслуга сновала взад и вперед с подносами полными закусок и пустыми стаканами.
– Давай осмотримся! – Заговорщически предложил Ларри. – Только на секундочку.
Общественные комнаты особняка были большими и изящными и часто использовались для праздничных вечеринок кампуса или приемов. Я уже бывала в них несколько раз, пила теплый пунш и смотрела на большие картины прошлых президентов, висевшие на стене. Теперь комнаты были пусты и купались в теплом свете. Мы с Ларри немного постояли на толстых персидских коврах, разглядывая затейливо вырезанный деревянный камин, антикварную мебель вдоль стен, витражи и изящные цветочные композиции, разбросанные вокруг, как в журнальном развороте.
Трудно было поверить, что теперь это был дом Адама. Как все отличалось от его комнаты в общежитии колледжа, со стенами из шлакоблоков и потертым ковром!
– Мебель обтянута заново, – одобрительно сказал Ларри. – Мне это нравится.
Мы прошли в соседнюю комнату, где предыдущий президент, военный любитель, когда-то демонстрировал свою большую коллекцию старинных мушкетов и мечей. Комната была похожа на музей со стеклянными витринами с оружием и оленьими головами на стене.
– Ого, – прошептал Ларри, заглядывая внутрь. – Он полностью переделал ее!
Я заглянула внутрь и ахнула. Адам превратил комнату в библиотеку и читальный альков. Пистолеты и образцы таксидермии исчезли, их место заняли книжные полки от пола до потолка, заполненные книгами, книгами и еще книгами. К полкам была прислонена лестница на колесиках. У одной стены стояли удобный кожаный диван и клубные кресла, а под оконными витражами было устроено кресло, достаточно большое и глубокое, чтобы можно было спокойно читать часами или даже вытянуться и вздремнуть.
– Я умираю, – захныкал Ларри. – Это его собственная домашняя библиотека.
Я наблюдала, как Ларри осматривает книги на полках.
– О, Боже! – воскликнул он, вытаскивая одну из них и открывая ее. – Они настоящие! – Он начал снимать с полок книгу за книгой. – У него тоже хороший вкус! – крикнул он через плечо. – Много литературы и истории, полный Шекспир, полный Остин. И они были прочитаны. Есть даже заметки внутри! Я, кажется, влюбился.
Я прислонилась к дверному косяку, чувствуя тошноту.
Еще в колледже мы с Адамом мечтали жить в маленьком университетском городке, в доме, наполненном книгами и удобными уголками для чтения, и, возможно, домашним животным или двумя. Мы любили бродить по Принстону, по милым кварталам, примыкающим к кампусу, глазея на величественные старые дома с их каменными и кирпичными фасадами, расписными ставнями и осенними венками, висящими на входной двери, представляя себе нашу жизнь через двадцать лет.
– Это мой любимый, – сказала я Адаму, указывая на серый каменный дом с белыми фронтонами и ярко-красной дверью, на крыльце которого стояла детская коляска.
