355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джулия Куин » Словно в раю » Текст книги (страница 8)
Словно в раю
  • Текст добавлен: 16 января 2021, 15:30

Текст книги "Словно в раю"


Автор книги: Джулия Куин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Мать кивнула.

– Нам очень повезло. Первый доктор хотел провести ампутацию. И я …. – Голос её прервался, затем она продолжила: – Я бы позволила ему сделать операцию. Я очень тревожилась о том, чтобы твой отец выжил.

Она использовала чистую тряпку, чтобы промокнуть ногу Маркуса и посмотреть ближе. Когда леди Уинстед заговорила снова, голос её был тих:

– Я бы сделала всё, что они говорили.

– Почему они не отрезали ему руку? – тихо спросила Онория.

Мать вздохнула, словно отгоняя плохие воспоминания:

– Твой отец потребовал проконсультироваться с другим доктором. Он сказал мне, что если второй врач согласится с первым, он последует их совету. Но он не даст резать себе руку потому, что так решил один человек.

– Второй доктор возражал против ампутации?

Мать издала хмурый смешок:

– Нет, он был почти уверен, что руку придётся отрезать. Но он сказал твоему отцу, что вначале можно попробовать очистить рану. По-настоящему очистить.

– Я так и пыталась сделать, – торопливо заговорила Онория. – Думаю, я убрала довольно много гноя.

– Это хорошее начало, – согласилась мать. – Но…

Леди Уинстед сглотнула.

– Но что?

Мать продолжала рассматривать ногу Маркуса, слегка надавливая тряпкой. Она не смотрела на Онорию, когда произнесла:

– Доктор сказал, что если твой отец не кричит, значит, мы чистим недостаточно хорошо.

– Ты помнишь, что именно он делал? – шёпотом спросила Онория.

– Я помню всё, – кивнув, подтвердила леди Уинстед.

Онория ждала подробностей. И немедленно пожалела об этом.

Её мать подняла взгляд и сказала:

– Нам придётся привязать его.

Глава 10

Менее чем за десять минут спальня Маркуса превратилась в импровизированную операционную. Миссис Уэзерби вернулась с горячей водой и запасом чистых полотенец. Двум лакеям поручили крепко привязать Маркуса к кровати, что они и сделали, невзирая на ужас, отображавшийся на их лицах.

Мать Онории попросила принести пару ножниц. Самые острые и маленькие ножницы из всех в доме.

– Мне нужно срезать отмершую плоть, – пояснила она дочери, в уголках её губ появились упрямые морщинки. – Я видела, что доктор делал с твоим отцом.

– Но ты сама делала это раньше?

Леди Уинстед посмотрела ей в глаза и отвернулась.

– Нет.

– Ох, – Онория сглотнула. В голову ничего подходящего для ответа не приходило.

– Это не так уж сложно, если можешь держать себя в руках, – произнесла её мать. – Особенная точность не требуется.

Онория посмотрела на Маркуса, затем перевела взгляд на маму, разинув рот:

– Что значит особенная точность? Что ты имеешь в виду? Это же его нога!

– Я понимаю, – ответила леди Уинстед. – Но уверяю тебя, ему не повредит, если я отрежу слишком много.

– Не повредит?

– Ну, разумеется, ему будет больно. – Леди Уинстед поглядела на Маркуса с сожалением. – Поэтому нам пришлось его привязать. Но вреда это ему не причинит. Лучше отрезать слишком много, чем недостаточно. Совершенно необходимо убрать все следы заражения.

Онория кивнула. Звучит разумно. Мрачно, но разумно.

– Я сейчас начну, – пояснила ей мать. – Есть то, что можно делать без ножниц.

– Конечно. – Онория смотрела, как леди Уинстед села возле Маркуса и обмакнула ткань в кипяток. – Я могу помочь? – Онория чувствовала себя бесполезной, стоя в изножье кровати.

– Сядь с другой стороны, – ответила мать. – Возле его головы. Поговори с ним. Возможно, ему так будет легче.

Онория сомневалась в том, что Маркуса успокоит хоть какое-то её действие, но она знала, что так будет легче ей самой. Лучше делать хоть что-нибудь, чем стоять в стороне, как идиотка, в полном бездействии.

– Привет, Маркус, – проговорила она, придвигая кресло ближе к кровати.

Она не ожидала, что он ей ответит, и Марку действительно промолчал.

– Знаешь, ты очень болен, – продолжила Онория, стараясь, чтобы голос её звучал бодро и весело, несмотря на смысл слов. Она сглотнула и заговорила самым жизнерадостным тоном:

– Но оказалось, что моя мать своего рода эксперт в таких вещах. Разве не удивительно?

Она посмотрела на мать с растущим чувством гордости:

– Должна признаться, что я даже не подозревала, что она в этом разбирается.

Девушка наклонилась и прошептала ему в ухо:

– Я полагала, что моя матушка из тех, кто падает в обморок при виде крови.

– Я это слышала, – заметила леди Уинстед.

Онория послала ей извиняющуюся улыбку:

– Прости. Но….

– Тебе не за что просить прощения, – мать взглянула на Онорию с кривой улыбкой прежде, чем вернуться к работе. Не поднимая глаз, она проговорила:

– Я не всегда была такой….

В образовавшейся паузе Онория поняла, что мать не знает, что сказать дальше.

– Такой решительной, какой была нужна тебе, – закончила, наконец, леди Уинстед.

Онория сидела неподвижно, прикусив верхнюю губу, и обдумывала слова матери. Они походили на извинение, как будто мама действительно просила прощения.

Но это была также и просьба. Мать не желает больше обсуждать эту тему. Ей и так нелегко было произнести эту фразу. Поэтому Онория восприняла сказанное именно так, как надеялась её мать. Она повернулась к Маркусу и произнесла:

– Как бы то ни было, не думаю, что кому-то приходило в голову осмотреть твою ногу. Помешал кашель. Доктор счёл его причиной жара.

Маркус вскрикнул от боли. Онория быстро глянула на мать, которая как раз орудовала ножницами, принесёнными миссис Уэзерби. Она полностью раскрыла их и направила один конец в ногу Маркуса наподобие скальпеля. Одним движением мать сделала длинный разрез прямо посередине раны.

– Он даже не шелохнулся, – с удивлением заметила Онория.

Мать не поднимала глаз:

– Это ещё не самая болезненная часть.

– О, – Онория снова повернулась к Маркусу. – Видишь, не так всё плохо.

Он закричал.

У Онории сердце перевернулось в тот момент, когда мать вернула бутылку бренди лакею.

– Ну, вот, это было больно, – сказала она Маркусу. – Хорошая новость заключается в том, что хуже уже не будет.

Он снова закричал.

Онория сглотнула. Мать закрыла ножницы и стала вырезать кусочки плоти.

– Всё хорошо, – снова произнесла девушка, слегка похлопывая его по плечу. – Приятного ничего нет. По правде говоря, я понятия не имею, что происходит. Но я буду с тобой всё время. Обещаю.

– Дела обстоят хуже, чем я предполагала, – пробормотала её мать, скорее обращаясь к самой себе.

– Ты сможешь помочь ему? – спросила Онория.

– Не знаю. Я постараюсь. Просто… – леди Уинстед умолкла, сделав глубокий вдох через плотно сжатые губы. – Кто-то может вытереть мне лицо?

Онория стала подниматься с места, но вмешалась миссис Уэзерби, которая промокнула лицо леди прохладной тканью.

– Здесь так жарко, – выговорила леди Уинстед.

– Нам было сказано держать окна закрытыми, – пояснила миссис Уэзерби. – Доктор настоял.

– Тот самый доктор, который не заметил столь обширную рану на ноге? – резко спросила леди Уинстед.

Миссис Уэзерби не ответила. Но она подошла к окну и наполовину открыла его.

Онория пристально наблюдала за матерью, не узнавая её в этой решительной и собранной женщине.

– Мама, спасибо тебе, – шепнула она.

Мать подняла голову:

– Я не дам этому мальчику умереть.

Маркус уже давно не мальчик, но Онория не удивилась тому, что мать по-прежнему считает его таковым.

Леди Уинстед снова занялась делом и проговорила очень тихо:

– Это мой долг перед Дэниелом.

Онория замерла. Мать впервые произнесла его имя с тех пор, как он с позором покинул Англию.

– Перед Дэниелом? – осторожно повторила она.

Мать не подняла на нее глаз.

– Я уже потеряла одного сына.

И больше ничего.

Онория потрясённо посмотрела на мать, потом на Маркуса и снова на мать. Она не догадывалась, что мать думает о нём таким образом. Интересно, знает ли об этом Маркус, поскольку…

Она снова посмотрела на него, стараясь как можно тише подавить подступающие слезы. Он всю свою жизнь мечтал о семье. Догадывался ли он, что обрёл такую семью в них?

– Хочешь передохнуть? – спросила мать.

– Нет, – Онория покачала головой, несмотря на то, что мать на неё не смотрела. – Нет, со мной всё хорошо.

Она успокоилась и наклонилась шепнуть Маркусу в ухо:

– Ты это слышал? Мама настроена очень серьёзно. Не разочаруй её. Или меня.

Она погладила его по волосам, откидывая прядь со лба.

– А-а-а-а!

Онория содрогнулась от силы его крика. Теперь матушка делала что-то весьма болезненное для него, и Маркус всем телом натягивал полосы ткани, которыми его привязали к кровати. Ужасное зрелище. Она чувствовала себя так, словно ощущает его боль.

За исключением того, что не было больно. Но это чувство вызывало тошноту. Тошноту в желудке. Тошноту от себя самой. Она виновата в том, что Маркус попал ногой в эту дурацкую лже-нору. Из-за неё он вывихнул лодыжку. По её вине разрезали его сапог, и теперь по её милости он так сильно заболел.

И если Маркус умрёт, его смерть также будет на её совести.

Онория сглотнула, пытаясь избавиться от кома в горле, и наклонилась ещё ближе, чтобы шепнуть:

– Прости. Передать не могу, как мне жаль.

Маркус затих. На какой-то момент Онории показалось, что он её услышал. Но потом она поняла, что это лишь от того, что остановилась её мать. Эти слова услышала она, а не Маркус. Но даже если матушка и заинтересовалась сказанным, то никак не проявила этого. Она не стала спрашивать, что означают извинения Онории, лишь слегка кивнула и продолжила своё занятие.

– Думаю, когда ты выздоровеешь, тебе нужно приехать в Лондон, – продолжила Онория, снова возвращаясь к жизнерадостному тону. – Помимо прочего, тебе потребуется пара новых сапог. Возможно не столь облегающего фасона. Это, может быть, не модно, я знаю, но ты сможешь завести новую моду.

Он дёрнулся.

– Или мы можем остаться в деревне. Пропустить Сезон. Знаю, я говорила тебе, что срочно ищу себе мужа. Но… – Она с подозрением взглянула на свою мать, потом наклонилась ближе к его уху и зашептала:

– Мама теперь выглядит совершенно другой. Думаю, что смогу пережить ещё год в её обществе. В двадцать два года я ещё успею выйти замуж.

– Тебе двадцать один, – заметила мать, не глядя на неё.

Онория замерла.

– Как много ты расслышала?

– Только последнее.

Онория не знала, правду ли говорит её мама. Кажется, они заключили негласное соглашение не задавать вопросов, поэтому девушка решила ответить:

– Я имею в виду, что если не выйду замуж до следующего года, когда мне исполнится двадцать два, то ничего не имею против этого.

– Но это означает ещё один год в составе семейного квартета, – с улыбкой проговорила леди Уинстед. Улыбкой, лишённой коварства. Совершенной искренней и ободряющей.

Онории вдруг захотелось, уже не впервые, чтобы мать могла быть чуточку более тугой на ухо.

– Я уверена, твои кузины будут счастливы, если ты останешься ещё на год, – продолжала леди Уинстед. – После твоего ухода твоё место займёт Гарриет, а она ещё слишком маленькая. Ей ещё нет шестнадцати.

– Ей исполнится шестнадцать в сентябре, – подтвердила Онория. Гарриет, младшая сестра Сары, играла хуже всех Смайт-Смитов. Этим было сказано всё.

– Думаю, ей нужно больше заниматься, – сказала леди Уинстед с гримасой. – Бедная девочка. Кажется, она ничего не смыслит в музыке. Ей, должно быть, так тяжело расти в столь музыкально одарённой семье.

Онория старалась не смотреть на мать во все глаза.

– Кажется, Гарриет предпочитает пантомимы, – с некоторым отчаянием выговорила она.

– Трудно поверить, что кроме тебя и Гарриет некому больше сыграть на скрипке, – заметила леди Уинстед. Она нахмурилась, разглядывая ногу Маркуса, и снова принялась резать.

– Разве что Дейзи, – сказала Онория, упоминая ещё одну кузину из другой ветви семейства. – Но её уже призвали в строй, поскольку Виола вышла замуж.

– Призвали? – повторила мать, посмеиваясь. – Ты говоришь так, словно это тяжкая повинность.

Онория на миг замолчала, стараясь удержаться от смеха. Или от слёз.

– Нет, разумеется, – наконец удалось выговорить ей. – Я просто обожаю наш квартет.

Что было правдой. Она любила музицировать с кузинами, даже если ей доводилось заблаговременно затыкать уши ватой. Самое жуткое – публичные выступления.

Как их называла Сара, Наводящие Ужас.

Потусторонние.

Катастрофические.

Сара всегда тяготела к преувеличениям.

Но по какой-то причине Онория никогда не принимала этот позор близко к сердцу. Она была способна постоянно удерживать на лице улыбку. И когда она прикасалась смычком к скрипке, то делала это с удовольствием. Ведь её семья смотрит на неё, а это так много значит для них.

– Ну что же, – проговорила девушка, пытаясь вернуть разговор к предыдущей теме, которая уже настолько отошла в прошлое, что у неё ушло время на то, чтобы вспомнить, о чём шла речь. – Думаю, я не стану пропускать Сезон. Я просто так это говорила. Поддерживаю разговор. Болтаю всякую чушь.

– Лучше выйти замуж за хорошего мужчину, чем поспешить и попасть впросак, – глубокомысленно изрекла мать. – Все твои сёстры нашли хороших мужей.

Онория согласилась, хотя её шурины представляли собой в целом не совсем тот сорт мужчин, который привлек бы её. Однако все они относились к своим жёнам с уважением, все до одного.

– Они тоже не все вышли замуж в свой первый сезон, – добавила леди Уинстед, не отрываясь от дела.

– Это правда, но мне кажется, что все девочки сделали это до конца своего второго сезона?

– Разве? – Мать подняла взгляд и моргнула. – Полагаю, ты права. Даже Генриетта? Да, и она тоже, в самом конце.

Она вернулась к работе со словами:

– Ты найдёшь кого-то. Насчёт этого я совершенно спокойна.

Онория негромко фыркнула:

– Очень рада за тебя.

– Я не совсем понимаю, что произошло в прошлом году. Я была уверена, что Трэверс сделает тебе предложение. А если не он, то лорд Фотерингэм.

Онория покачала головой:

– Понятия не имею. Я тоже так думала. Лорд Бэйли казался особенно увлечённым. А потом вдруг… Все пропали. Словно они утратили интерес за одну ночь. – Она пожала плечами и посмотрела на Маркуса: – Возможно, это к лучшему. Что ты думаешь, Маркус? Думаю, тебе никто из них не нравился. – Девушка вздохнула. – Полагаю, для меня важно твоё мнение, хотя вряд ли это имеет значение.

Она коротко хохотнула.

– Можешь поверить, что я только что так сказала?

Он повернул голову.

– Маркус?

Он очнулся? Она внимательно вгляделась в него, ища на лице следы…. Хоть чего-нибудь.

– В чём дело? – спросила мать.

– Я не уверена. Он подвигал головой. Я имею в виду, он так делал и раньше, но сейчас по-другому. – Девушка сжала его плечо, молясь, чтобы он почувствовал её жест в этом лихорадочном состоянии. – Маркус? Ты меня слышишь?

Его губы, пересохшие и потрескавшиеся, слегка шевельнулись:

– Он… Онор…

О, слава Всевышнему!

– Не говори ничего, – сказала она. – Всё хорошо.

– Больно, – прохрипел Маркус. – Дьявольски…. больно.

– Знаю. Я знаю. Извини.

– Он в сознании? – Спросила мать.

– Едва ли. – Онория вытянула руку, чтобы отыскать ладонь Маркуса. Она переплела свои пальцы с его пальцами и крепко сжала. – У тебя жуткая рана на ноге. Мы пытаемся её очистить от гноя. Будет больно. Боюсь, очень больно, но это нужно сделать.

Он слабо кивнул.

Онория посмотрела на миссис Уэзерби:

– У нас есть лауданум? Возможно, мы дадим ему немного, пока он в состоянии его проглотить?

– Думаю, есть, – сказала экономка. Она не переставала ломать руки с тех пор, как пришла с горячей водой и полотенцами. Кажется, она почувствовала облегчение от того, что ей нашлось дело. – Я могу пойти искать лауданум прямо сейчас. Он может находиться лишь в одном месте.

– Хорошая идея, – одобрила леди Уинстед. Тут она остановилась и подошла к изголовью кровати. – Ты слышишь меня, Маркус?

Маркус ответил слабым движением подбородка.

– Ты серьёзно болен, – сказала она.

Он улыбнулся.

– Да, да, – проговорила леди Уинстед с ответной улыбкой. – Это очевидный факт. Но ты поправишься, уверяю тебя. Поначалу будет немного больно.

– Немного?

Онория ощутила, что ее дрожащие губы улыбаются. Невозможно поверить, что Маркус способен шутить в такой момент. Она так гордится им.

– Мы справимся, Маркус, – проговорила она и, и прежде чем поняла, что делает, наклонилась и поцеловала его в лоб.

Он повернулся к ней лицом, глаза его полностью открылись. Он дышал с трудом, и кожа его по-прежнему оставалось горячей. Но когда Онория посмотрела ему в глаза, она увидела его там, за болью, сквозь жар.

Он прежний Маркус, и она не позволит, чтобы с ним что-нибудь случилось.

Тридцать минут спустя Маркус снова уснул, чему способствовала порция лауданума. Онория села так, чтобы держать его за руку. Она продолжала беседовать с ним. Кажется, не имело значение, что именно она говорит, но она не единственная, кто заметил, что звук её голоса успокаивает больного.

Или она могла так надеяться. Поскольку в противном случае она была совершенно бесполезна. Чего она не смогла бы пережить.

– Думаю, мы почти закончили, – сказала она ему. Она искоса взглянула на мать, которая продолжала трудиться над ногой Маркуса. – Думаю, мы должны закончить. Представить не могу, что там что-то ещё осталось.

Но тут леди Уинстед испустила раздражённый вздох и откинулась назад, утирая лоб.

– Что такое? – спросила Онория.

Мать покачала головой и вернулась к работе, но уже через минуту снова отодвинулась:

– Я не вижу.

– Что? Но это же невозможно. – Онория задержала дыхание, стараясь успокоиться. – Просто наклонись ближе.

Леди Уинстед возразила:

– Не в этом дело. Точно так же как, когда я читаю. Мне приходится держать книгу подальше от глаз. Я… я не могу…

Она нетерпеливо вздохнула:

– Я просто вижу недостаточно хорошо. Особенно мелкие частицы.

– Я сделаю это, – произнесла Онория голосом более уверенным, чем она себя чувствовала.

Мать посмотрела на неё, но не удивилась:

– Это нелегко.

– Я знаю.

– Он может начать кричать.

– Он уже кричал, – ответила Онория. Но горло её сжалось, а сердце бешено заколотилось.

– Крики труднее слышать, когда ножницы в твоих руках, – тихо заметила мать.

Онории хотелось сказать нечто элегантное и героическое о том, насколько труднее будет, если Маркус умрёт, а она не сделает всё возможное для его спасения. Но не смогла. Слова остались у неё внутри, она не хотела тратить энергию на разговоры.

– Я смогу, – выговорила она.

Она посмотрела на Маркуса, который оставался привязанным к кровати. За последний час он стал из ярко-красного мертвенно-бледным. Это хороший признак? Она спрашивала у матери, но той тоже это было неизвестно.

– Я смогу, – повторила Онория, хотя мать уже передала ей ножницы. Леди Уинстед поднялась с кресла, и Онория села, глубоко вздохнув.

– Понемногу, – сказала она себе, разглядывая рану прежде, чем продолжить. Мать показала ей, как отличить омертвевшие участки, которые необходимо удалить. Она должна увидеть кусок и вырезать его. А затем найти следующий.

– Режь как можно ближе к здоровым участкам, – напутствовала её мать.

Онория кивнула, приближаясь ножницами к ране. Стиснув зубы, она начала резать.

Маркус застонал, но не проснулся.

– Очень хорошо, – тихо произнесла леди Уинстед.

Онория кивнула, смахивая слёзы. Как такая незначительная похвала могла вызвать в ней столь сильные эмоции?

– Внизу были участки, к которым я не смогла подобраться, – подсказала мать. – Я не видела края достаточно отчётливо.

– Я вижу, – мрачно отозвалась Онория. Она отрезала немного омертвевшей кожи, но в этом месте оставалась опухоль. Используя острый край лезвия, как это делала мать, она проткнула её, выпустив желтоватый гной. Маркус забился в своих путах, и она пробормотала извинение, но не остановилась. Она взяла полотенце и с силой нажала.

– Воды, пожалуйста.

Кто-то подал ей чашку воды, и она выплеснула её на рану, стараясь не слышать, как стонет Маркус. Вода была очень-очень горячей, но её мать клялась, что именно это спасло её отца много лет назад. Горячая вода дезинфицирует.

Онория молилась о том, чтобы мать оказалась права.

Она снова прижала полотенце, впитывая излишек воды. Маркус снова издал странный звук, но не такой пугающий, как раньше. Но тут его стала бить дрожь.

– Боже мой, – воскликнула Онория, поспешно отнимая полотенце. – Что я с ним сделала?

Мать озадаченно вгляделась в лицо Маркуса:

– Кажется, будто он смеётся.

– Может быть, дать ему ещё лауданума? – предложила миссис Уэзерби.

– Не думаю, – сказала Онория. – Я слышала, что некоторые люди не просыпались, если им дали слишком много.

– Я действительно думаю, что у него такой вид, словно он смеётся, – снова сказала мать.

– Он не смеётся, – уныло ответила Онория. Великий Боже, над чем здесь можно смеяться в такое время? Она движением показала матери, что нужно отодвинуться, и снова стала лить горячую воду Маркусу на ногу, продолжая до тех пор, пока не осталась довольна тем, как очистила рану.

– Я думаю, на этом всё, – заявила девушка, откидываясь назад. Она глубоко вздохнула. Она была напряжена до предела, каждый мускул болел. Она отложила ножницы и попыталась вытянуть руки, но они выглядели как когти.

– А что если вылить лауданум прямо на рану? – спросила миссис Уэзерби.

Леди Уинстед моргнула:

– Понятия не имею.

– Это ведь не повредит, правда же? – Сказала Онория. – Если его можно пить, то он вряд ли может быть вреден для кожи. И если он сможет приглушить боль…

– Он у меня с собой, – сказала миссис Уэзерби, протягивая маленькую коричневую бутылочку.

Онория взяла её и вытащила пробку:

– Мама?

– Только немного, – ответила леди Уинстед, которая выглядела весьма неуверенной.

Онория плеснула немного лауданума на ногу Маркуса, и он тут же взвился от боли.

– Боже мой, – застонала миссис Уэзерби. – Мне так жаль. Это была моя идея.

– Нет, нет, – ответила Онория. – Это же херес. Настойка опия делается на хересе.

Откуда ей стало это известно, она понятия не имела, но она была убеждена, что зловещая бутылочка (слово «ЯД» на ней было написано намного большими буквами, чем «ЛАУДАНУМ») также содержит корицу и шафран. Она обмакнула палец и попробовала.

– Онория! – воскликнула мать.

– О, Господи, какая гадость, – сказала Онория, потирая языком нёбо в бесплодной попытке избавиться от послевкусия. – Но здесь точно есть херес.

– Поверить не могу, что ты его попробовала, – сказала леди Уинстед. – Это же опасно.

– Мне просто было любопытно. Маркус сделал такое лицо, когда пил его. И ему явно было больно, когда я вылила его в рану. Кроме того, это всего лишь капля.

Мать обеспокоенно вздохнула:

– Скорее бы приехал доктор.

– На это все еще потребуется время, – заметила миссис Уэзерби. – Час, по меньшей мере. Это если он принимает пациентов дома, А если он уехал…

Её речь оборвалась.

На несколько минут все замолчали. Единственным звуком оставалось дыхание Мркуса, неглубокое и затруднённое. Наконец, Онория не выдержала тишины и спросила:

– Что же нам делать теперь?

Она посмотрела на ногу Маркуса. Она выглядела незащищённой и открытой, слегка кровоточа в некоторых местах. – Нужно наложить повязку?

– Я так не думаю, – ответила мать. – Её придётся снять, когда приедет доктор.

– Хотите поесть? – спросила миссис Уэзерби.

– Нет, – ответила Онория, хотя она была голодна. Она умирала от голода, но боялась, что не сможет ничего проглотить.

– Леди Уинстед? – тихо окликнула миссис Уэзерби.

– Возможно, что-то небольшое, – пробормотала она, не сводя встревоженных глаз с Маркуса.

– Может быть, сэндвич? – предложила миссис Уэзерби. – Или, Боже мой, завтрак! Ни одна из вас не завтракала. Я могу попросить кухарку приготовить яичницу с беконом.

– Приготовьте то, что будет проще всего, – ответила леди Уинстед. – И, пожалуйста, что-нибудь для Онории.

Она посмотрела на дочь:

– Ты должна поесть.

– Знаю. Я просто… – Онория не закончила фразы. Она уверена, что мать и так понимает, что именно она чувствует.

Рука мягко легла ей на плечо:

– Тебе лучше сесть.

Онория села.

И стала ждать.

Это было самое трудное из всего, что ей когда-либо приходилось делать.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю