Текст книги "Словно в раю"

Автор книги: Джулия Куин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

И она бы ни за что не позволила себе влюбляться в него.

Единственное, в чём теперь Онория была уверена, так это в том, что она не допустит, чтобы Маркус о чём-то догадался. Пусть думает, что ей неизвестно о его махинациях.

Поэтому она изобразила на лице самую широкую улыбку и приняла заинтересованный вид, когда Маркус ответил:

– Я не хотел пропустить ваш концерт.

– О, теперь я знаю, что ты лжёшь.

– Нет, это правда, – настаивал он. – Знание твоих истинных чувств придаст новую глубину вашим стараниям.

Онория закатила глаза:

– Перестань. Как бы ты не шутил надо мною, и не только надо мною, тебе не избежать какофонии.

– Я тайком заткну уши ватой.

– Если моя мать тебя поймает на обмане, она смертельно оскорбится. А ведь она спасла тебя от верной гибели.

Маркус взглянул на неё с некоторым удивлением:

– Она до сих пор верит в твой талант?

– В талант каждой из нас, – подтвердила Онория. – Думаю, ей жаль, что я последняя из её дочерей, кто выступает. Но я полагаю, что эстафета скоро перейдёт в руки следующего поколения. Многие мои племянницы уже терзают крошечные скрипочки своим маленькими пальчиками.

– Правда? Действительно крошечные?

– Нет. Но так лучше звучит.

Маркус издал смешок и умолк. Они оба молчали, стоя в гостиной, и испытывали необычную неловкость.

Так странно. Совсем не похоже на них.

– Не желаешь ли прогуляться? – внезапно спросил Маркус. – Погода чудесная.

– Нет, – ответила Онория чуть резче, чем ей хотелось. – Благодарю.

Тень мелькнула в его глазах и исчезла так быстро, словно ей померещилось.

– Хорошо, – натянуто сказал он.

– Я не могу, – пояснила Онория, поскольку не хотела ранить его чувства. А, может быть, хотела и чувствовала себя виноватой. – Все мои кузины здесь. Мы репетируем.

Лёгкая тревога омрачила его лицо.

– Ты, вероятно, сейчас вспомнишь дела, ради которых необходимо срочно покинуть пределы Мэйфера, – сообщила ему она. – Дейзи не в ладах с пианиссимо.

На его непонимающий взгляд она пояснила:

– Она играет очень громко.

– А все остальные нет?

– Остроумно, но нет, не настолько.

– Так ты говоришь, что если я действительно приду на концерт, мне стоит занять место в задних рядах?

– Лучше в соседней комнате, если тебе удастся.

– Правда? – Маркус смотрел на неё с комической надеждой. – А будут места в соседней комнате?

– Нет, – ответила Онория, снова закатывая глаза. – Но я не думаю, что задний ряд тебя спасёт. В особенности от Дейзи.

Он вздохнул.

– Тебе следовало это учесть до того, как ты поспешил выздороветь.

– Теперь я начинаю понимать.

– Ладно, – произнесла Онория, стараясь говорить как очень занятая дама, у которой множество встреч и много дел, не имеющих ни малейшего отношения к графу Чаттерису. – Я должна идти.

– Разумеется, – ответил он, склонив голову на прощание.

– До свидания. – Однако Онория не двинулась с места.

– До свидания.

– Рада нашей встрече.

– И я рад. Передавай моё почтение своей матушке.

– Конечно. Она будет рада услышать, что ты здоров.

Маркус кивнул. И продолжал стоять. А затем произнёс:

– До встречи.

– Да, – торопливо ответила Онория. – Мне нужно идти. До свидания.

На этот раз она вышла из комнаты. И даже не обернулась. Что было серьёзным достижением, о котором она не могла даже мечтать.

Глава 18

Сидя в кабинете своего лондонского дома, Маркус размышлял о том, как мало ему известно об искусстве ухаживания за дамами. Он знает, как их избегать, а ещё лучше ему удавалось избегать внимания их мамаш. Ещё он умеет тайно собирать сведения о джентльменах, которые ухаживают за юными леди (точнее, за Онорией). Он умеет с помощью угроз убеждать их оставить её в покое.

Но что касается его самого, то Маркус понятия не имел, с чего начинать.

Цветы? Он видел, как другие мужчины дарят цветы. Женщинам нравятся цветы. Чёрт, ему самому они нравятся. Кто же не любит цветы?

Маркус подумал, что мог бы найти гиацинты, которые по цвету напоминают глаза Онории, но у них мелкие цветки и они вряд ли хорошо смотрятся в букете. Кроме того, ему тогда придётся лично преподнести их ей и сказать, что они похожи на её глаза? Поскольку необходимо будет пояснить, что речь идёт об одной конкретной части цветка, у основания лепестка.

Что может быть глупее?

Главная проблема с цветами заключается в том, что до сих пор Маркус никогда не дарил Онории цветов. Его поступок пробудит в ней любопытство, а затем и подозрение. Если Онория не испытывает к нему ответных чувств (а у него нет особых причин предполагать, что это так), тогда он будет стоять посреди гостиной как полный идиот.

Учитывая все обстоятельства, Маркусу хотелось бы избежать такого развития событий.

Гораздо безопаснее ухаживать за ней на людях, решил он. Завтра леди Бриджертон даёт бал в свой день рождения, и он знает наверняка, что Онория там будет. Даже если ей этого не хочется, она всё равно приедет. У леди Бриджертон соберутся многие достойные холостяки, что делает отказ невозможным. В их числе Грегори Бриджертон, о котором Маркус успел переменить мнение – юноша слишком молод для женитьбы. Если же Онория решит проявить интерес к молодому Бриджертону, Маркусу придётся вмешаться.

Разумеется, за кулисами и не привлекая к себе внимания. Таким образом, у него имеется ещё одна веская причина посетить этот бал.

Маркус взглянул на свой письменный стол. Слева лежало тиснёное приглашение в Бриджертон Хаус. Справа была записка, оставленная Онорией в Фенсмуре перед отъездом неделю назад. Удивительно безликое послание. Приветствие, подпись и две бесцветные фразы между ними. Ничего, напоминающего о спасении жизни, случившемся поцелуе или краже пирога с патокой… Такие записки пишут, когда хотят поблагодарить хозяев за обычный благопристойный загородный приём. Совершенно не похоже на любовное письмо предполагаемому жениху.

Потому что Маркус собирается жениться на Онории. Как только Дэниел притащит свою чёртову задницу обратно в Англию, Маркус сразу же попросит у него ее руки. Но до этого момента ему придётся ухаживать за девушкой самостоятельно.

И в этом состоит дилемма.

Маркус вздохнул. Некоторые мужчины инстинктивно знают, как говорить с женщинами.

Было бы чрезвычайно удобно принадлежать к их числу. Но Маркус Холройд таковым не является. Вместо этого он умеет разговаривать только с Онорией. А в последнее время и это удаётся ему не слишком хорошо.

Таким образом, на следующий вечер Маркус оказался в самом нелюбимом месте на земле – в лондонском бальном зале. Он занял своё обычное место, с краю, спиной к стене, откуда можно наблюдать за происходящим и сохранять вид полного безразличия. Уже не в первый раз ему приходила в голову мысль о том, как ему повезло родиться мужчиной, а не женщиной. Девушка, стоящая у стены, считается непопулярной, мужчина – надменным, хмурым и скучающим.

Людей было очень много – леди Бриджертон пользовалась огромным успехом в свете, – и Маркус не знал, приехала ли Онория. Он не видел её, и дверь, через которую вошёл он сам, ему тоже видно не было. Маркусу никогда не понять, как можно веселиться и развлекаться в такой жаре и толкотне.

Он тайком взглянул на молодую леди, стоявшую возле него. Её лицо выглядит знакомым, но он никак не мог её узнать. Она уже не первой юности, но не старше его самого. Девушка вздохнула. Вздох получился долгим и усталым, и Маркус почувствовал в ней родственную душу. Она тоже всматривалась в толпу, пытаясь делать вид, будто никого не ищет.

Маркус задумался о том, чтобы поздороваться со своей соседкой, спросить, знакома ли она с Онорией и видела ли её, если это так. Но прежде чем он повернулся и заговорил, девушка развернулась в противоположном направлении, и он мог бы поклясться, что слышал, как она бормочет:

– Чёрт подери, я иду за эклером.

Она ушла, пробираясь сквозь толпу. Маркус с интересом смотрел ей вслед. Кажется, эта леди точно знает, куда идёт. Что означало, если он верно расслышал…

Она знает, где находятся пирожные.

Маркус немедленно последовал за ней. Если он торчит в этой бальной комнате, даже не видя Онории, то будь он проклят, если хотя бы не попробует десерт.

Маркус давно довёл до совершенства искусство двигаться с умыслом, даже не имея определённой цели, и ему удавалось избегать бессмысленных разговоров, просто удерживая пристальный взгляд поверх толпы и высоко подняв подбородок. До тех пор пока что-то не ударило его по ноге.

Ой.

– Что за гримасы, Чаттерис? – раздался повелительный женский голос. – Я едва задела тебя.

Маркус остановился, поскольку хорошо знал этот голос и понимал, что сбежать не удастся. Слегка улыбнувшись, он опустил взгляд на сморщенное лицо леди Данбери, которая наводила ужас на Британские острова со времён Реставрации.

Или так ему казалось. Она приходилась двоюродной бабушкой его матери, и Маркус готов поклясться, что ей уже перевалило за сотню лет.

– Это моя больная нога, миледи, – проговорил он, почтительно кланяясь.

Леди Данбери ударила в пол свои оружием (некоторые называли данное приспособление тростью, но Маркусу знал правду):

– Ты свалился с лошади?

– Нет, я …

– С лестницы? Уронил на ногу бутылку? – На лице пожилой дамы появилось лукавое выражение. – Или здесь замешана женщина?

Маркус поборол искушение скрестить руки на груди. Леди Данбери с ухмылкой наблюдала за ним. Она получала удовольствие, насмехаясь над своими собеседниками. Когда-то она сама сказала ему, что самое приятное в старости – это то, что можно безнаказанно говорить всё что угодно.

Маркус наклонился и очень серьёзно проговорил:

– Мой камердинер ранил меня ножом.

Впервые в жизни ему удалось смутить свою родственницу настолько, что она замолчала. Леди Данбери раскрыла рот, широко распахнула глаза и, вероятно, даже побледнела, но из-за странного оттенка кожи было трудно сказать, так ли это. Затем, оправившись от потрясения, она разразилась лающим смехом и выпалила:

– Нет, правда. Что произошло?

– Как я и говорил. У меня ножевая рана. – Маркус выждал мгновение и добавил:

– Если бы мы не стояли посреди бального зала, я бы вам её показал.

– Не хочешь говорить? – Теперь леди Данбери действительно заинтересовалась. – Это настолько ужасно?

– Ужасно, – подтвердил он.

Она сжала губы и прищурилась:

– А где сейчас находится твой камердинер?

– В Чаттерис Хаус. Вероятнее всего, именно сейчас он прикладывается к моему лучшему бренди.

Пожилая дама издала очередной громкий смешок.

– Я всегда восхищалась тобой, – объявила она. – Думаю, ты мой второй самый любимый племянник.

Маркус не смог ничего придумать, кроме:

– В самом деле?

– Тебе ведь известно, что многие люди считают тебя лишённым чувства юмора, не так ли?

– Вы любите говорить без обиняков, – пробормотал Маркус.

Леди Данбери пожала плечами:

– Ты мой внучатый племянник. Я могу грубить, сколько пожелаю.

– Кровное родство никогда не было для вас единственной причиной бесцеремонности.

– Туше, – признала она, одобрительно кивая. – Я всего лишь говорю о том, что ты весьма успешно скрываешь своё чувство юмора. Чему я от всего сердца аплодирую.

– Я вне себя от восторга.

Старая леди ткнула в него пальцем:

– Именно об этом я и говорю. Ты умеешь шутить, но не все это замечают.

Маркус подумал об Онории. Её он умеет рассмешить. Как ему нравится звук её смеха!

– Ну, хватит, – объявила леди Данбери, ударяя тростью в пол, – довольно об этом. Почему ты здесь?

– Полагаю, меня сюда пригласили.

– Пф, да ты ненавидишь это всё.

Он слегка пожал плечами.

– Высматриваешь девчонку Смайт-Смитов, скорее всего, – проговорила старая дама.

Маркус как раз смотрел поверх её плеча, пытаясь угадать местоположение эклеров, но при этих словах резко повернулся.

– О, не бойся, – продолжила леди Данбери, закатывая глаза. – Я не собираюсь распространять слухи, что ты ею увлёкся. Она ведь из той компании со скрипками? Господи, да ты оглохнешь через неделю.

Маркус открыл рот, чтобы выступить в защиту Онории, объяснить, что это её способ шутить, но тут же понял, что для неё это никогда не было шуткой. Она знает, что квартет играет кошмарно, но продолжает выступать, поскольку это важно для её семьи. Она выходит на сцену и притворяется, будто считает себя виртуозной скрипачкой, что требует немалого мужества.

И любви.

Она умеет любить так глубоко, что он лишь может думать: «Я хочу…»

– Ты всегда был близок с её семьёй, – проговорила леди Данбери, нарушив ход его мыслей.

Маркус моргнул, силясь вернуться к разговору.

– Да, – наконец вымолвил он. – Я учился вместе с её братом.

– О, да, – вздохнула пожилая дама. – Что это был за фарс! Мальчик не должен был бежать за границу. Я всегда говорила, что Рамсгейт просто болван.

Маркус в удивлении посмотрел на неё.

– Как ты уже говорил, я резко выражаюсь, невзирая на лица.

– Очевидно, так и есть.

– Ах, вот и она, – сообщила леди Данбери. Она наклонила голову вправо, и Маркус проследил за её взглядом до Онории, которая беседовала с двумя молодыми леди. На расстоянии он не мог узнать, с кем именно. Онория не успела его заметить, и он воспользовался моментом, чтобы насладиться её видом. Она как-то иначе уложила волосы. Он не мог сказать, что именно изменилось (Маркус не разбирался в тонкостях женских причёсок), но ему она показалась очень милой. Возможно, ему следовало бы подобрать более поэтичные слова, чтобы описать её внешность, но иногда самые простые фразы подходят как нельзя лучше.

Онория очень милая. И он жаждет её.

– Ты в неё влюблен, – выдохнула леди Данбери.

Маркус резко обернулся:

– О чём вы говорите?

– Это написано у тебя на лице так же ясно, как день. Ну, иди же к ней и пригласи её на танец, – произнесла старая леди, поднимая трость и указывая на Онорию. – Ты мог бы сделать гораздо худший выбор.

Маркус промолчал. С леди Данбери всегда трудно истолковать даже самые простые фразы. Не говоря уже о том, что её трость по-прежнему находится в воздухе. Предосторожность не помешает, когда речь идёт о трости.

– Иди, иди, – подгоняла его леди Данбери. – Не беспокойся обо мне. Я найду себе другого дурака для развлечений. И да, прежде чем ты успеешь мне возразить, я только что назвала тебя дураком.

– Я полагаю, это одна из привилегий родственных отношений.

Старая леди удовлетворённо хмыкнула.

– Ты просто принц среди племянников! – провозгласила она.

– Всего лишь второй из самых любимых, – пробормотал он.

– Ты возглавишь этот список, если изобретёшь способ уничтожить её скрипку.

Маркус не должен был смеяться, но именно это он сделал.

– Это настоящее проклятие, – проговорила леди Данбери. – Из моих сверстников я одна до сих пор прекрасно слышу.

– Большинство сочли бы это благословением.

Она фыркнула:

– Только не в преддверии этого концерта.

– Почему вы туда приходите? – спросил Маркус. – У вас не особенно близкие отношения с их семьёй. Вы могли бы просто отказаться.

Она вздохнула, и на некоторое время выражение её глаз смягчилось.

– Не знаю, – призналась старая леди. – Должен же кто-то аплодировать этим бедняжкам.

Маркус смотрел, как сентиментальность исчезла с её лица, и оно вернулось в прежнее состояние.

– Вы гораздо добрее, чем делаете вид, – заключил он.

– Никому об этом не рассказывай. Хм. – Леди Данбери стукнула тростью. – Я закончила с тобой.

Маркус почтительно поклонился своей грозной двоюродной бабушке и отправился к Онории. На ней было нежно-голубое воздушное платье, которое ему ни за что не удалось бы описать, за исключением того факта, что оно обнажало её плечи, и ему это очень-очень нравится.

– Леди Онория, – произнёс он, едва подойдя к ней.

Она обернулась, и он учтиво поклонился.

Радостный огонёк вспыхнул в её глазах, и она сделала реверанс, пробормотав:

– Лорд Чаттерис, как приятно встретиться с вами.

Вот почему Маркус ненавидит всё это. Всё свою жизнь Онория называла его по имени, но стоит им оказаться в лондонском бальном зале, и он становится графом Чаттерисом.

– Вы, конечно, помните мисс Ройл, – сказала Онория, указывая на молодую леди справа, одетую в более тёмный оттенок голубого. – И мою кузину леди Сару.

– Мисс Ройл, леди Сара. – Он отвесил поклон каждой из них по очереди.

– Как неожиданно встретить вас здесь, – произнесла Онория.

– Неожиданно?

– Я не думала… – Она замолчала, и румянец окрасил её щёки.

– Нет, ничего, – исправилась она, явно что-то скрывая. Но Маркус не мог оказывать на неё давление на людях, так что вместо этого он произнёс потрясающе проницательную и интересную фразу:

– Вы не находите, что здесь сегодня собралось очень много людей?

– О, да, – ответили все три леди с разной громкостью. Одна из них даже добавила «действительно».

После небольшой паузы Онория выпалила:

– Вы получали ещё какие-либо известия от Дэниела?

– Нет, не получал, – ответил Маркус. – Надеюсь, это означает, что он уже отправился в обратный путь.

– Так вы не знаете, когда он возвращается? – подытожила она.

– Нет, – ответил он. Любопытно. Ему казалось, это очевидно из его предыдущего утверждения.

– Ясно. – И на лице Онории появилась одна из тех улыбок, которые означают «я улыбаюсь, потому что мне больше нечего сказать». Что ещё более странно.

– Я уверена, что вы с нетерпением ожидаете его возвращения, – сказала Онория, когда истекли несколько секунд, в течение которых никто не сделал попытку поддержать разговор.

Очевидно, в её словах заключался некий скрытый смысл, но Маркус не понимал, какой именно. Но явно не тот, который подразумевал он сам – ведь он ждёт её брата, чтобы сделать ей предложение.

– Да, я действительно жду его с нетерпением, – пробормотал Маркус.

– Как и все мы, – сказала мисс Ройл.

– О, да, – вставила та кузина Онории, которая до этого момента хранила молчание.

Последовала ещё одна длинная пауза, после чего Маркус обратился к Онории:

– Надеюсь, у вас остался для меня танец.

– Разумеется, – ответила девушка. Графу показалось, что она выглядит довольной, но сегодня ему было невероятно тяжело угадывать её настроение.

Остальные две леди стояли рядом в полном молчании, широко раскрыв глаза и не мигая. Они напоминали ему двух устриц, честное слово, и тут Маркус сообразил, что именно от него ожидают.

– Я надеюсь, что вы все трое удостоите меня танцем, – вежливо проговорил он.

Без промедления на свет были извлечены бальные карточки. Менуэт достался мисс Ройл, контрданс леди Саре, Онорию он пригласил на вальс. Пусть сплетники говорят, что пожелают. Разве он не вальсировал с ней прежде?

Распределив танцы, они снова стояли вчетвером и молчали (Маркус подумал, что все квартеты должны быть такими же молчаливыми), пока кузина Онории не откашлялась и не произнесла:

– Кажется, уже начинаются танцы.

Это означало, что наступило время менуэта.

Мисс Ройл взглянула на него и просияла. Маркус с опозданием вспомнил, что её мать намеревалась свести их вместе.

Онории посмотрела него, словно предупреждая: берегись!

А он мог думать только: «Чёрт побери, мне так и не достанется ни одного эклера».

– Ты ему нравишься, – сказала Сара, как только Маркус и Сесилия отправились танцевать свой менуэт.

– Что? – переспросила Онория. Ей пришлось моргнуть. В глазах расплывалось от того, как пристально она смотрела в спину уходившего Маркуса.

– Ты ему нравишься, – повторила Сара.

– О чем ты говоришь? Ну, конечно, он хорошо ко мне относится. Мы дружим целую вечность.

Ну, это не совсем так. Они знакомыцелую вечность. А друзьями – настоящими друзьями – стали совсем недавно.

– Нет, ты ему нравишься, – подчёркнуто произнесла Сара.

– Что? – Снова переспросила Онория, потому что она явно превращалась в идиотку. – О, нет. Нет-нет. Конечно, нет.

Но сердце её подпрыгнуло.

Сара покачала головой, словно понимание приходило к ней вместе со словами:

– Сесилия говорила, что заподозрила это, когда вы вдвоём навещали его в Фенсмуре после того, как он попал под дождь, но я подумала, что она выдумывает.

– Тебе стоит доверять своему первому впечатлению, – сухо ответила Онория.

Сара подняла её на смех:

– Ты разве не видишь, как он смотрит на тебя?

Онория, почти мечтая, чтобы ей возразили, сказала:

– Он не смотрит на меня.

– Ну, конечно, смотрит, – возразила Сара. – Кстати, чтобы ты не волновалась, он меня не интересует.

Онория заморгала.

– Тогда, у Ройлов, – напомнила ей Сара, – когда я говорила, что он может быстро влюбиться в меня.

– Ох, верно, – вспомнила Онория, стараясь не замечать, как её желудок свело при мысли, что Маркус может влюбиться в кого-то другого. Она кашлянула:

– Я забыла.

Сара пожала плечами.

– Это была всего лишь отчаянная надежда.

Она стала рассматривать толпу, бормоча:

– Интересно, здесь найдутся джентльмены, которые захотят жениться на мне до среды?

– Сара!

– Шучу. Силы небесные, ты же знаешь, что я шучу. – И тут она сказала:

– Он опять на тебя смотрит.

– Что? – Онория подскочила от неожиданности. – Не может быть, он же танцует с Сесилией.

– Он танцует с ней и смотрит на тебя, – ответила Сара, очень довольная собой.

Онории нравилась мысль, что Маркус может проявлять к ней интерес, но прочитав письмо брата, она узнала правду.

– Это не потому что он в меня влюбился, – сказала она, качая головой.

– Правда? – Сара смотрела на неё так, словно готова была скрестить руки на груди. – Тогда почему же, скажи на милость?

Онория сглотнула и украдкой оглянулась:

– Ты сможешь сохранить секрет?

– Разумеется.

– Дэниел попросил его присматривать за мной, пока он в отъезде.

На Сару это сообщение не произвело никакого впечатления.

– А почему это секрет?

– Не секрет, наверное. Или всё-таки секрет, потому что мне об этом никто не сказал.

– Как же ты узнала?

Онория почувствовала, что краснеет:

– Я прочитала кое-что, что не должна была читать.

Сара широко раскрыла глаза.

– Серьёзно? – спросила она, наклоняясь к ней. – Это так не похоже на тебя.

– Просто момент слабости.

– О котором ты сожалеешь?

Онория ненадолго задумалась.

– Нет, – призналась она.

– Онория Смайт-Смит, – произнесла Сара, ухмыляясь, – я так тобой горжусь.

– Я бы спросила почему, – сердито сказала Онория, – но не уверена, что мне хочется знать ответ.

– Это, наверное, твой самый неприличный поступок.

– Неправда.

– Ах, возможно, ты забыла мне рассказать о том, что бегала нагишом по Гайд-Парку?

– Сара!

Сара хмыкнула:

– Все люди в определённый момент жизни читают что-то, не предназначенное для их глаз. Я просто рада, что ты, наконец, решила присоединиться ко всему человечеству.

– Я не настолько чопорная и правильная, – возразила Онория.

– Конечно. Но я бы не назвала тебя искательницей приключений.

– Я бы тебя тоже так не назвала.

– Да, – Сара опустила плечи. – Я не такая.

Они немного постояли так, загрустив и задумавшись.

– Так значит, ты не станешь бегать голой по Гайд-Парку? – спросила Онория, чтобы внести нотку легкомыслия в разговор.

– Без тебя ни за что, – лукаво ответила Сара.

Онория рассмеялась в ответ на это, обняла кузину за плечи и слегка сжала:

– Ты же знаешь, как я люблю тебя.

– Конечно, знаю, – подтвердила Сара.

Онория ждала.

– Ах, да. Я тоже тебя люблю, – добавила её кузина.

Онория улыбнулась, и на какое-то время весь мир стал правильным. А если не правильным, то нормальным. Она в Лондоне, на балу, рядом стоит её самая любимая кузина. Что может быть обычнее. Она склонила голову набок, вглядываясь в толпу. Приятно наблюдать за таким грациозным и величавым танцем как менуэт. Возможно, всему виной воображение Онории, но ей показалось, будто все дамы одеты в схожие цвета, скользя по танцевальному полу в голубом, зелёном и серебристом.

– Почти как музыкальная шкатулка, – пробормотала она.

– Да, – согласилась Сара. И тут же испортила впечатление добавив:

– Ненавижу менуэт.

– Ненавидишь?

– Да, – ответила она. – Не знаю, почему.

Онория продолжала смотреть на танцующих. Как много раз они стояли вот так вместе, Сара и она? Стояли рядом, рассматривая толпу, и разговаривали, даже не глядя друг на друга. Им это не нужно, ведь они так хорошо знают друг друга, что нет необходимости видеть выражение лица, чтобы понять чувства подруги.

Наконец, показались Маркус и Сесилия. Онория смотрела, как они танцуют.

– Ты действительно думаешь, что Сесилия Ройл положила глаз на Маркуса? – спросила она.

– А ты как думаешь? – парировала Сара.

Онория продолжала смотреть на ноги Маркуса. Он двигается так грациозно для столь крупного мужчины.

– Не знаю, – прошептала она.

– Он тебе небезразличен?

Онория ненадолго задумалась о том, насколько ей хочется делиться своими чувствами:

– Думаю, да, – наконец, произнесла она.

– Не имеет значения, чего хочет она, – ответила Сара. – Маркус ею не интересуется.

– Знаю, – тихо сказала Онория. – Но я также не думаю, что он интересуется мной.

– Ты подожди, – проговорила Сара, поворачиваясь, чтобы заглянуть ей в глаза. – Просто подожди.

Через час или около того Онория стояла над пустым блюдом на столе с десертами, поздравляя себя с тем, что ей удалось схватить последний эклер, когда Маркус подошёл, чтобы пригласить её на вальс.

– Тебе достался хоть один? – спросила она.

– Что именно?

– Эклер. Они божественно вкусные. Ох. – Она попыталась сдержать улыбку. – Прости. Судя по твоему лицу, я вижу, что нет.

– Я весь вечер пытался пробиться сюда, – заметил он.

– Возможно, где-то есть ещё эклеры, – сказала Онория, изображая изо всех сил оптимизм.

Маркус посмотрел на неё, подняв одну бровь.

– Вероятно, нет, – сказала она. – Мне так жаль. Но мы можем спросить у леди Бриджертон, где она их заказала. Либо, если эти эклеры приготовила её кухарка, – Онория постаралась принять коварный вид, – то, возможно, нам удастся её переманить.

– Либо мы можем просто потанцевать, – улыбнулся он.

– Можем, – с радостью согласилась она.

Онория положила руку поверх руки Маркуса и позволила ему вывести себя в центр зала. Им уже доводилось танцевать друг с другом, один-два раза они даже вальсировали, но сегодня всё было по-другому. Ещё не заиграла музыка, как Онория почувствовала, что скользит, безо всяких усилий двигаясь по полированному паркету. А когда рука Маркуса оказалась у неё на спине, и она взглянула ему в глаза, горячий жар забурлил в ней.

Её тело стало невесомым. Дыхание прервалось. Она чувствовала себя голодной и жаждущей. Ей хотелось чего-то такого, что она сама не могла объяснить, и желание это достигло такой силы, что должно было напугать её.

Но она не испугалась. Не теперь, когда рука Маркуса лежит у неё на талии. В его объятиях Онории было спокойно, хотя её тело изнывало от неистовства. Жар его кожи просачивался сквозь её одежду, словно опьяняющий напиток, который заставлял девушку желать приподняться на носочки и воспарить в небеса.

Она хочет Маркуса. В эту самую минуту её осенило. Это желание.

Неудивительно, что девушки теряют репутацию из-за страсти. Онория слышала о девушках, которые «совершали ошибки». Люди шептались, что они развратницы и сошли с праведного пути. Онория этого никогда не понимала. Как можно променять благополучную и безопасную жизнь на одну ночь страсти?

Теперь ей известно, как. И ей хочется того же самого.

– Онория? – Голос Маркуса достиг её слуха, словно звездопад.

Она подняла на него взгляд и обнаружила, что он с любопытством смотрит на неё. Заиграла музыка, но Онория не сделала ни единого шага.

Он вопросительно наклонил голову. Но говорить ему не пришлось, как не нужно было отвечать и самой Онории. Вместо этого она сжала его руку, и они начали танец.

Мелодия кружилась и взлетала, и Онория следовала за Маркусом, не отрывая глаз от его лица. Музыка несла её, и впервые в жизни Онории показалось, что она поняла, что значит танцевать. Её ноги двигались в идеальном для вальса ритме – раз-два-три, и сердце её парило.

Она чувствовала пение скрипок всей кожей. От деревянных духовых инструментов покалывало в носу. Онория превратилась в одно целое с музыкой, и когда танец закончился, когда они с Маркусом расстались, она ответила реверансом на его поклон и ощутила себя опустошённой.

– Онория? – тихо окликнул её Маркус. Он выглядел встревоженным. Но не тревогой «ах, как бы мне вскружить ей голову». Нет, это определённо ближе к «Боже милостивый, да она нездорова».

Маркус совсем не похож на влюблённого мужчину. Он выглядит как человек, который озабочен тем, что стоит рядом с человеком, страдающим от несварения.

После танца с ним Онория чувствовала себя переродившейся. Она, которая не могла запомнить ни одной мелодии и не умела отстукивать ритм ногой, стала волшебной феей в его объятиях. Этот вальс она провела словно в раю, и её убивало то, что он не почувствовал этого.

Она едва стояла на ногах, а Маркус…

Выглядел как Маркус.

Тот самый прежний Маркус, для которого она была обузой и тяжким бременем. Не самым неприятным бременем, но тем не менее. Онория знает, почему он не может дождаться возвращения Дэниела в Англию. Приезд её брата означает, что Маркус сможет покинуть Лондон и возвратиться в поместье, где он чувствует себя счастливым. Это означает, что он станет свободным.

Маркус снова произнёс её имя, и Онории удалось отвлечься от своих мыслей.

– Маркус, – резко произнесла она. – Ты почему здесь?

Какое-то время он смотрел на неё так, словно ей удалось отрастить вторую голову.

– Меня пригласили, – ответил он с некоторым возмущением.

– Нет, – у Онории заболело сердце, ей хотелось потереть глаза, а больше всего хотелось разрыдаться. – Не почему ты на балу, а почему ты в Лондоне?

Маркус подозрительно прищурился:

– А почему ты спрашиваешь?

–Потому что ты ненавидишь Лондон.

Он поправил шейный платок:

– Не то чтобы ненавижу…

– Ты ненавидишь Сезоны, – перебила Онория. – Ты сам мне так говорил.

Он начал говорить, но остановился на полуслове. Тут Онория вспомнила, что он не умеет лгать. И никогда не умел. Однажды, в детстве, они с Дэниелом уронили люстру с потолка. До сегодняшнего дня Онория так и не поняла, как им это удалось. Когда леди Уинстед потребовала сознаться в содеянном, Дэниел самым очаровательным образом лгал ей в лицо, так что Онория видела, что мать не в состоянии определить, где правда, а где ложь.

А вот Маркус весь покраснел и стал дёргать воротник, словно у него чешется шея.

Именно так, как он делает прямо сейчас.

– У меня здесь есть… обязательства, – неловко проговорил он.

Обязательства

.

– Понимаю, – выговорила Онория, почти подавившись этим словом.

– Онория, с тобой всё хорошо?

– Прекрасно! – огрызнулась она, ненавидя себя за недостаточную сдержанность. В конце концов, он не виноват, что Дэниел взвалил на него… ну, её. А ещё Маркус не виноват в том, что согласился на «опекунство». Любой джентльмен поступил бы точно так же.

Маркус стоял неподвижно, но его взгляд метался по сторонам, словно он искал объяснения её странному поведению.

– Ты злишься… – проговорил он тоном успокаивающим и даже немного снисходительным.