Текст книги "Словно в раю"
Автор книги: Джулия Куин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
Глава 20
Ни за что на свете Маркус не мог бы описать звуки, исходившие от инструментов в репетиционной зале Смайт-Смитов. К тому же ему не хватало уверенности в том, что подобные слова можно употреблять в приличном обществе. Он был не склонен называть это явление музыкой. Честно говоря, оно гораздо больше напоминало грозное оружие, чем что-либо другое.
Маркус поочерёдно взглянул на каждую из девушек. Гувернантка казалась слегка обезумевшей, её глаза метались между клавишами и нотами. Дейзи закрыла глаза и кивала головой, словно её ошеломляла красота и величие – всё-таки ему придётся употребить слово – музыки. Айрис выглядела так, будто ей хотелось разрыдаться. Или, возможно, убить Дейзи.
А Онория…
Она выглядела столь прелестно, что Маркусу тоже хотелось зарыдать. Или, возможно, жестоко расправиться с её скрипкой.
В отличие от прошлогоднего концерта, когда она стояла с безмятежной улыбкой и глазами, исполненными страсти, Онория набрасывалась на свою скрипку с угрюмой решимостью. Она щурилась и стискивала зубы, словно вела в сражение войска.
Именно её усилиями держался этот смехотворный квартет, и он не мог любить её сильнее, чем в этот миг.
Маркус не знал, намеревались ли девушки исполнить пьесу целиком, но, слава Богу, Айрис заметила его, и ее громкое «Ой!» прервало репетицию.
– Маркус! – воскликнула Онория. Он мог бы поклясться, что она рада его видеть, однако не был уверен, можно ли полагаться теперь на его суждения.
– Что ты здесь делаешь? – спросила она.
Маркус показал графин.
– Ваша мать прислала меня к вам с лимонадом.
Она какое-то мгновение просто смотрела на него, затем залилась смехом. Айрис засмеялась следом за ней, и даже гувернантка выдавила улыбку. Одна только Дейзи оставалась в полном недоумении:
– Что тут смешного?
– Ничего, – выдавила Онория. – Просто… О, Боже мой… Весь этот день, а теперь мама присылает к нам графа подать лимонад.
– Мне совершенно не смешно, – заявила Дейзи. – Я нахожу это в высшей степени непристойным.
– Не обращайте на неё внимания, – посоветовала Айрис. – Она начисто лишена чувства юмора.
– Неправда!
Маркус стоял неподвижно, одним только взглядом взывая Онорию о помощи и подсказке. Онория едва заметно кивнула, подтверждая слова Айрис.
– Скажите нам, милорд, – с чрезмерным энтузиазмом заговорила Айрис. – Что вы думаете о нашей игре?
Маркус не стал бы отвечать на этот вопрос ни при каких обстоятельствах.
– Я здесь только для того, чтобы налить вам лимонад, – сказал он.
– Молодец! – шепнула Онория, подходя к нему.
– Надеюсь, у вас есть стаканы, – продолжил он, – поскольку я не принёс с собою ни одного.
– Есть, – подтвердила Онория. – Будь добр, налей, пожалуйста, вначале лимонад для мисс Уинтер. Ей пришлось потрудиться больше всех, поскольку она присоединилась к нашему квартету только сегодня.
Маркус согласился и подошёл к фортепиано.
– Вот, прошу вас, – несколько натянуто произнёс он, но ведь ему впервые пришлось разносить напитки.
– Благодарю, милорд, – сказала девушка, протягивая стакан.
Он налил и вежливо кивнул.
– Мы с вами встречались прежде? – спросил Маркус. Девушка выглядела чертовски знакомой.
– Я так не думаю, – ответила мисс Уинтер и поспешно взяла свой стакан с лимонадом.
Он мысленно пожал плечами и подошёл к Дейзи. Можно было бы предположить, что у гувернантки просто такой тип лица, который всегда кажется знакомым, но дело не в этом. Она обладала ошеломляющей красотой, тихой и невозмутимой. Таких женщин матери редко хотят нанимать в гувернантки. Маркус предположил, что леди Плейнсуорт, очевидно, чувствует себя в безопасности – сыновей у неё нет, а муж никогда не выезжает из Дорсета. Маркусу не доводилось с ним встречаться.
– Благодарю вас, милорд, – проговорила Дейзи, когда он наливал ей лимонад. – С вашей стороны весьма демократично взяться за такое занятие.
Маркус не знал, что ответить на это, поэтому ограничился неловким кивком и повернулся к Айрис, которая как раз закатила глаза, передразнивая сестру. Она улыбкой поблагодарила его за напиток, и он наконец смог возвратиться к Онории.
– Спасибо, – сказала она, отпивая глоток.
– Что вы собираетесь делать?
Она вопросительно взглянула на него:
– Делать с чем?
– По поводу концерта, – пояснил Маркус, которому это казалось очевидным.
– Что ты имеешь в виду? Я буду выступать. Что еще мне делать?
Он указал на гувернантку незаметным кивком:
– У вас есть безупречная причина для отмены концерта.
– Я не могу так поступить, – ответила Онория с лёгкой горечью в голосе.
– Ты не должна приносить себя в жертву ради семьи, – тихо сказал Маркус.
– Это не жертва. Это… – Она улыбнулась беспомощно и немного тоскливо. – Не знаю, что это, но не жертва.
И она подняла на него большие, лучащиеся теплом глаза:
– Это то, что я сделаю.
– Я…
– Что такое? – спросила она, подождав немного.
Маркус хотел сказать, что она, возможно, самая храбрая и наименее эгоистичная личность из всех, кого он знает. Он хотел сказать, что готов посетить тысячи концертов Смайт-Смитов, если это позволит ему быть с ней.
Он хотел сказать, что любит её. Но сказать этого здесь он не мог.
– Ничего, – проговорил Маркус. – Просто я восхищаюсь тобой.
Онория издала смешок:
– Ты можешь отказаться от своих слов к концу сегодняшнего вечера.
– Я бы не смог делать это так, как делаешь ты, – тихо произнёс он.
Она обернулась, удивлённая серьёзностью его тона:
– Что ты имеешь в виду?
Маркус не знал, как объяснить иначе, поэтому продолжил, запинаясь:
– Я не люблю находиться в центре внимания.
Она склонила голову набок, внимательно посмотрела на него, прежде чем заговорила:
– Да. Ты никогда этого не любил. Ты всегда играл дерево.
– Прошу прощения?
В её взгляде появилась нежность.
– Когда мы устраивали те ужасные пантомимы в детстве. Ты изображал дерево.
– В роли дерева мне не нужно было ничего говорить.
– И ты вечно стоял позади.
Маркус расплылся в кривоватой улыбке:
– Мне нравилось быть деревом.
– Ты был прекрасным деревом, – ответная улыбка Онории была просто ослепительной. – Миру нужно больше деревьев.
К концу концерта лицо Онории сводило от бесконечных улыбок. Она усмехалась в первом части концерта, лучезарно улыбалась во время второй, а когда они добрались до третьей части, то она скалила зубы так, словно находилась на осмотре у дантиста.
Выступление прошло ужасно, как она и боялась. На самом деле, это был, скорее всего, самый худший концерт Смайт-Смитов, а это не так уж просто. Анна неплохо играла, и будь у неё больше шести часов на подготовку, она бы хорошо справилась, но как бы там ни было, она постоянно отставала на полтора такта от остальных участниц квартета.
Это обстоятельство осложнялось тем фактом, что Дейзи постоянно опережала всех на полтора такта.
Айрис играла блестяще. Точнее, она могла бы играть блестяще. Онория слышала, как она репетирует одна, и была настолько потрясена её талантом, что ничуть бы не удивилась, если бы Айрис встала и объявила, что она приёмыш.
Однако Айрис была так несчастна из-за того, что её заставили выступать кое-как, что она водила смычком безо всякого энтузиазма. Бедняжка сидела, опустив плечи и с выражением боли на лице. Каждый раз, когда Онория оглядывалась на неё, у неё был такой вид, словно она вот-вот бросится грудью на гриф своей несчастной виолончели.
Что касается самой Онории… Ну, она играла отвратительно. Но она знала, что так будет. Она даже предполагала, что будет играть хуже обычного. Она так сосредоточилась на том, чтобы удержать на губах восхищённую улыбку, что постоянно теряла свою партию в нотах.
Однако оно того стоило. Почти весь первый ряд занимала её семья. Мама и тётушки. Несколько сестёр, дюжины кузин. Они все радостно улыбались ей, лучась гордостью и счастьем быть частью этой традиции.
А вот остальные слушатели выглядели довольно бледными и несчастными. Ну, им было известно, что их ожидает. После восемнадцати лет концертов Смайт-Смитов никто не приходил на них без хотя бы отдалённого представления о предстоящих ужасах.
Конец выступления был встречен довольно бурными аплодисментами, после чего Онория продолжила улыбаться и благодарить гостей, отважившихся приблизиться к сцене.
Как она подозревала, многие просто боялись, что не сумеют поздравить музыкантов, сохраняя серьёзное выражение лица.
И вот, когда уже Онория надеялась, что она достаточно притворялась, будто верит всем этим людям, притворявшимся, что они получили удовольствие от концерта, появилась последняя доброжелательница.
И это был вовсе не Маркус, чёрт его побери. Кажется, он глубоко увлечён беседой с Фелисити Фезерингтон, которая, как известно всем, является самой хорошенькой из сестёр Фезерингтон.
Онория попыталась разжать стиснутые зубы и изобразить улыбку, приветствуя…
Леди Данбери. О, Боже мой
.
Она побаивалась этой леди, однако постаралась не выглядеть испуганной.
Вслед за стуком трости последовало:
– Ты ведь не из новеньких девочек?
– Прошу прощения, мэм? – Онория искренне не поняла, о чём идёт речь.
Леди Данбери наклонилась вперёд, сморщив лицо так, что глаза почти исчезли:
– Ты играла в прошлом году. Я могла бы проверить в программке, но я их не сохраняю. Слишком много бумаги.
– О, я поняла. – Ответила Онория. – Нет, мэм, то есть, да. Я не из новеньких.
Она попыталась разобраться в том, что сказала, и пришла к заключению, что это не имеет значения, поскольку леди Данбери, кажется, сумела её понять.
Не говоря уже о том, что половина её сознания оставалась сосредоточенной на Маркусе и том прискорбном факте, что он по-прежнему разговаривает с Фелисити. Которая, как не могла не отметить Онория, выглядела совершенно прелестно в своём вечернем платье того самого оттенка розового цвета, который сама Онория намеревалась приобрести перед тем, как уехала из Лондона ухаживать за больным Маркусом.
Всему своё время и место, решила Онория. Даже мелочности.
Леди Данбери подошла ещё ближе и вгляделась в скрипку, которую Онория держала в руках.
– Скрипка?
Девушка снова перевела взгляд на леди Данбери:
– Э-э, да, мэм.
Старая графиня проницательно посмотрела на неё:
– Вижу, тебе хотелось ответить, что это явно не рояль.
– Нет, мэм. – И поскольку вечер всё равно не удался, Онория добавила:
– Я собиралась заметить, что это не виолончель.
Сморщенное лицо леди Данбери расплылось в улыбке, и она хихикнула так громко, что мать Онории встревожилась.
– Тяжело отличить альт от скрипки, – произнесла леди Данбери, – не так ли?
– Нет, – возразила Онория, которая постепенно ощущала себя все более храброй, – но, возможно, это от того, что я играю именно на скрипке.
Ей подумалось, что «играю», наверное, звучит слишком претенциозно, но она оставила свои мысли при себе.
Леди Данбери снова стукнула тростью:
– Что-то я не узнаю эту девочку за фортепиано.
– Мисс Уинтер, гувернантка младших дочерей Плейнсуортов. Кузина Сара заболела, и нужно было её заменить. – Онория нахмурилась. – Я думала, кто-то сделает объявление.
– Возможно, об этом объявляли. Я не слышала.
У Онории вертелось на языке замечание, что она искренне надеется, что леди Данбери не слышала сегодня вечером совсем ничего, но она проглотила его. Она должна держать марку, и вина за её раздражительность целиком и полностью лежит на Маркусе… И немного на Фелисити Фезерингтон.
– Куда ты всё время смотришь? – коварно спросила леди Данбери.
– Никуда, – быстро ответила Онория.
– Тогда на кого ты смотришь?
Господи, эта женщина настоящий репей
.
– Опять же, ни на кого в особенности, мэм, – проговорила Онория, как она надеялась, приветливо.
– Хм. А ведь он приходится мне племянником, знаешь ли?
Онория старалась сохранять спокойствие:
– Прошу прощения?
– Чаттерис. Мой внучатый племянник, если говорить точно, но все эти приставки заставляют меня чувствовать себя древней старухой.
Онория посмотрела на Маркуса и снова на леди Данбери:
– Маркус… То есть лорд Чаттерис ваш племянник?
– Он, конечно, навещает меня не так часто, как следовало бы.
– Ну, он просто не любит Лондон, – не подумав, брякнула Онория.
Леди Данбери лукаво усмехнулась:
– А, так тебе это известно.
Онория ощутила, как краснеет:
– Мы знакомы почти всю жизнь.
– Да, да, – проговорила леди Данбери, – я слышала об этом.
И она нагнулась к Онории с пугающим блеском в глазах:
– Я собираюсь оказать тебе оченьбольшую услугу.
– Лучше не надо, – вяло возразила Онория, поскольку выражение лица старой дамы не предвещало ничего хорошего.
– Пфф, доверься мне. У меня прекрасный опыт в делах подобного рода. – Она сделала паузу. – Пока только один, однако я с надеждой смотрю в будущее.
– О чём вы? – в отчаянии спросила Онория.
Но леди Данбери её проигнорировала.
– Мистер Бриджертон! Мистер Бриджертон! – С воодушевлением выкрикнула она, помахав рукой. К несчастью, именно в этой руке была зажата её трость, поэтому Онории пришлось приседать и уворачиваться, чтобы не получить по уху.
Когда Онория смогла распрямиться, к ним подошёл красивый мужчина с дьявольским блеском в зелёных глазах. За миг до того, как он представился, он узнала Колина Бриджертона, одного из старших братьев Грегори. Онория не была знакома с ним, но она слышала, как вздыхали по нему её сёстры, пока оставались незамужними. О его очаровании, как и о его улыбке, ходили легенды.
А сейчас его знаменитая улыбка адресовалась ей. Онория ощутила, как её желудок совершает кульбит. Не будь она так сильно влюблена в Маркуса (чья улыбка была не такой явной, но не менее многозначительной), этот мужчина представлял бы немалую опасность.
– Меня долго не было в Англии, – проговорил мистер Бриджертон, поцеловав ей руку, – поэтому не уверен, что нас представляли друг другу.
Онория кивнула и собиралась ответить ничего не значащей любезностью, когда заметила повязку на его руке.
– Надеюсь, ваша рана не опасна, – вежливо сказала она.
– Ах, это? – Колин Бриджертон вытянул руку. Он мог свободно шевелить пальцами, но остальную часть ладони и запястья закрывала повязка. – Ничего серьёзного. Порезался ножом для бумаг.
– Пожалуйста, остерегайтесь инфекции, – сказала Онория с нажимом, выходившим за рамки приличий. – Если появится краснота, припухлость или, ещё хуже, желтизна, необходимо немедленно показаться доктору.
– А зеленоватость? – спросил он.
– Простите?
– Вы назвали много цветов, которых нужно бояться.
Онория ненадолго утратила дар речи. В заражении раны нет ничего смешного.
– Леди Онория? – окликнул мистер Бриджертон.
Она решила сделать вид, что ничего не слышала:
– Самое главное, следите, чтобы вокруг не появились красные прожилки. Это самый плохой признак.
Её собеседник моргнул. Но если его и удивила тема разговора, он этого не показал. Вместо этого он с любопытством посмотрел на свою руку и спросил:
– Какими именно красными?
– Прошу прощения?
– Насколько красными должны быть прожилки, чтобы я начал беспокоиться?
– Откуда ты столько знаешь о медицине? – вмешалась леди Данбери.
– Вы знаете, мне неизвестно, насколько красными они должны быть, – ответила Онория мистеру Бриджертону. – Полагаю, любые прожилки являются плохим предзнаменованием.
Она обратилась к леди Данбери:
– Я недавно ухаживала за кем-то, у кого началось заражение.
– На руке? – пролаяла леди Данбери.
Онория не представляла, что ответить.
– Это было у неё на руке? На ноге? Девочка, главное – в деталях. – Графиня стукнула тростью, едва не угодив по ногам мистера Бриджертона. – Иначе история становится скучной.
– Простите… Э-э, на ноге. – Онория не видела причин пояснять, что нога принадлежала не «ей», а «ему».
Леди Данбери смолкла, а затем явственно хихикнула. Онория не поняла почему. Потом пожилая дама заявила, что ей срочно необходимо поговорить со второй скрипачкой и ушла, оставив Онорию наедине с неотразимым мистером Брижертоном (насколько можно уединиться посреди толпы людей).
Онория не удержалась от взгляда на графиню, приближавшуюся к Дейзи, и мистер Бриджертон сказал:
– Не бойтесь, она почти безобидна.
– Моя кузина Дейзи? – усомнилась Онория.
– Нет, – ответил он, ничуть не смутившись. – Леди Данбери.
Онория снова посмотрела на Дейзи и графиню:
– Разве она глухая?
– Ваша кузина Дейзи?
– Нет, леди Данбери.
– Полагаю, что нет.
– Ох, – содрогнулась Онория, – тогда всё плохо. Она непременно оглохнет после разговора с Дейзи.
На этих словах мистер Бриджертон не выдержал и обернулся. Его ожидало зрелище, а точнее, сила звука голоса Дейзи, которая очень медленно и громко проговаривала каждое слово, адресованное леди Данбери. Он тоже вздрогнул.
– Это не приведёт ни к чему хорошему, – пробормотал он.
Онория лишь покачала головой и согласилась.
– А ваша кузина дорожит своими пальцами ног?
Онория моргнула в смущении:
– Полагаю, что да.
– Тогда ей стоит внимательно следить за тростью.
Онория повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Дейзи взвизгивает, отскакивая назад. Но ей не повезло, и леди Данбери тростью надёжно пригвоздила её к месту.
Они какое-то время стояли, сдерживая смех. Тут мистер Бриджертон заговорил:
– Я так понимаю, что вы находились в Кембридже в прошлом месяце.
– Да, – подтвердила Онория. – Я имела удовольствие обедать с вашим братом.
– С Грегори? В самом деле? И вы называете это удовольствием? – Но мистер Бриджертон говорил, усмехаясь, и Онория мгновенно представила, как проходит жизнь в семье Бриджертонов – в подшучивании и любви.
– Ваш брат держался со мною весьма обходительно, – заметила она с улыбкой.
– Могу я доверить вам секрет? – шепнул мистер Бриджертон, и Онория решила, что в данном случае будет правильно и совершенно пристойно выслушать сплетню – от настоящего мастера флирта.
– А я должна сохранить ваш секрет в тайне? – спросила она, чуть наклоняясь вперёд.
– Разумеется, нет.
Онория одарила его сияющей улыбкой:
– Тогда валяйте.
Мистер Бриджертон наклонился к ней ровно настолько, насколько это сделала она сама:
– Грегори прославился своим умением стрелять бобами через обеденный стол с помощью катапульты.
Онория мрачно кивнула:
– Он это делает в последнее время?
– В последнее время нет.
Она сжала губы, сдерживая улыбку. Как приятно слышать такие семейные шутки между братьями. Когда-то они звучали в её доме тоже, хотя она сама в них не участвовала. Онория была намного моложе своих сестёр. Честно говоря, они, вероятно, просто забывали поддразнить её.
– У меня есть к вам вопрос, мистер Бриджертон.
Он склонил голову.
– Из чего была сделана катапульта?
Он ухмыльнулся:
– Из самой обыкновенной ложки, леди Онория. Но в дьявольских руках Грегори вещи имеют обыкновение меняться.
Она рассмеялась и внезапно почувствовала чью-то руку на своём локте.
Глава 21
Маркус уже не помнил, когда в последний раз ему доводилось прибегать к насилию, но, пока он стоял там, взирая на ухмыляющуюся физиономию Колина Бриджертона, у него возникло сильное искушение воспользоваться кулаками.
– Лорд Чаттерис. – Бриджертон приветствовал его вежливым кивком. Кивком и взглядом. Будь Маркус в хорошем настроении, он смог бы пояснить, что именно раздражало его в этом взгляде. Но настроение Маркуса было нехорошим. Вернее, оно былохорошим, несмотря на то, что он только что подвергся пытке самым худшим исполнением Моцарта из всех возможных.
И неважно, что сегодня он потерял часть слуха, все остальные его чувства звенели от счастья. Он сидел на своём месте и любовался Онорией. Если на репетиции она была угрюмым воином, то на концерте девушка предстала в облике счастливого солдата. Она улыбалась на протяжении всего концерта, и Маркус знал, что улыбка её адресовалась не зрителям и не музыке. Она улыбалась людям, которых любила. И на короткое мгновение он смог вообразить, что принадлежит к числу этих людей.
В его сердце она улыбалась для него.
А теперь Онория стояла и улыбалась Колину Бриджертону, с его знаменитым очарованием и зелёными глазами. Однако это ещё можно было бы перенести. Но когда Колин Бриджертон стал улыбаться ей….
Есть вещи, с которыми просто невозможно примириться.
Прежде чем он смог вмешаться, Маркусу пришлось выпутаться из беседы с Фелисити Фезерингтон, а точнее, с матерью Фелисити, которая держала его буквально в тисках. Возможно, он был невежлив. Нет, он совершенно точно был груб, но побег от Фезерингтонов трудно обставить с тактом и утончённостью.
Наконец, практически вырвав руку из цепкой хватки миссис Фезерингтон, он подошёл к Онории, которая вся сияла, весело смеясь с мистером Бриджертоном.
Маркус собирался вести себя цивилизованно. Действительно собирался. Но как раз, когда он подходил, Онория сделала шаг в сторону, и он заметил выглядывающий из-под оборок юбки красный атлас.
Её счастливые красные туфельки.
Маркуса бросило в жар.
Он не хотел, чтобы другой мужчина видел эти туфельки. Не хотел, чтобы другой мужчина даже знал о них.
Он видел, как она вернулась на прежнее место, соблазнительный отблеск красного снова скрылся под юбкой. Маркус шагнул вперёд и произнёс тоном более холодным, чем намеревался:
– Леди Онория.
– Лорд Чаттерис, – приветствовала она его.
Маркус ненавидел, когда Онория обращалась к нему официально.
– Какая приятная встреча, – её тон подразумевал вежливое знакомство или очень дальнее родство. – Вы знакомы с мистером Бриджертоном?
– Знаком, – лаконично подтвердил он.
Они обменялись кивками и, видимо, на этом исчерпали общение.
Маркус ожидал, что Бриджертон извинится и уйдёт, поскольку тот явно понимал, что от него хотят. Но этот нахал просто стоял и ухмылялся, словно ему всё равно.
– Мистер Бриджертон как раз говорил… – начала Онория. И в то же время Маркус произнёс:
– Прошу извинить, но я бы желал поговорить с леди Онорией наедине.
Маркус говорил громче, и ему удалось завершить фразу. Поэтому Онория закрыла рот и погрузилась в молчание.
Мистер Бриджертон оценивающе взглянул на него, задержав взгляд ровно настолько, чтобы Маркус стиснул зубы, и затем, словно ни в чём не бывало, снова стал излучать очарование, отвесив изящный поклон:
– Разумеется. Я как раз понял, что больше всего на свете хочу лимонаду.
Улыбнулся и был таков.
Онория дождалась, пока мистер Бриджертон отойдёт достаточно далеко, и повернулась к Маркусу со свирепым лицом.
– Это было невероятно грубо с твоей стороны.
Маркус ответил её суровым взглядом:
–В отличие от своего брата Грегори, этот мистер Бриджертон вовсе не юнец.
– О чём ты говоришь?
– Ты не должна с ним флиртовать.
Онория раскрыла рот от изумления:
– Я не флиртовала с ним.
– Конечно, флиртовала, – возразил Маркус. – Я наблюдал за тобой.
– Нет, не наблюдал, – огрызнулась Онория. – Ты болтал с Фелисити Фезерингтон!
– Которая ниже меня на целую голову. Я видел поверх неё.
– Чтобы ты знал, – зарычала Онория, не в силах поверить, что именно он ведёт себя как обиженная сторона, – это твоя тётушка подозвала его сюда. Ты хочешь, чтобы я нагрубила ему, когда он находится у меня в гостях? На концерте, куда его, смею заметить, пригласили?
Насчёт последнего Онория была не слишком уверена, но она не могла представить, чтобы её мать не пригласила одного из Бриджертонов.
– Моя тётушка?
– Леди Данбери. Твоя пра-пра-пра-пра…
Маркус уставился на неё.
– … пра-пра-пра-пра… – продолжила Онория лишь бы поддразнить его.
Маркус тихо выругался и проговорил более пристойным тоном:
– Она ведьма.
– А мне она нравится, – выступила в защиту графини Онория.
Маркус ничего не ответил, но выглядел он разъярённым. И Онория думала лишь об одном: почему? Почему он так злится? Это она влюблена в человека, который рассматривает её только как тяжкое бремя. Бремя, с которым у него сложилась приятная дружба, но всё-таки бремя. Даже теперь он руководствовался только своим глупым обещанием Дэниелу, распугивая неподходящих поклонников.
Если он её не любит, то, по крайней мере, должен перестать отнимать у неё надежду найти счастье с кем-то другим.
– Я ухожу, – объявила Онория, поскольку просто не могла больше выдержать. Она не хотела видеть ни его, ни Дейзи, ни Айрис, ни маму, ни даже мистера Бриджертона, который стоял в углу со своим лимонадом, переговариваясь со старшей сестрой Фелисити Фезерингтон.
– Куда ты собралась? – потребовал ответа Маркус.
Онория промолчала. Его это не касается.
Она ушла, не оглядываясь.
Чёрт побери.
Маркусу хотелось выбежать из комнаты след за ней, но это выглядело бы скандально. Ему также хотелось верить, что никто не заметил их ссоры, но несносный Колин Бриджертон скалил зубы в углу над своим лимонадом да ещё леди Данбери, с её всезнающим выражением лица, на которое Маркус обычно не обращал внимания.
Но на этот раз у него возникло подозрение, что именно она как-то подстроила его падение.
Когда же надоедливый мистер Бриджертон издевательски помахал ему перевязанной рукой, Маркус счёл, что с него достаточно, и стремительным шагом вышел в те же двери, за которыми исчезла Онория. К чёрту слухи. Если кто-то заметит, что они ушли вдвоём, и станет беспокоиться об этом, то вполне вероятно, что от него потребуют жениться на Онории.
А за ним дело не станет.
Обыскав сад, гостиную, музыкальную комнату, библиотеку и даже кухни, Маркус обнаружил Онорию в её комнате, чьё расположение он заставлял себя забыть. Но он провёл в Уинстед Хаус столько времени, что знал, где находятся личные комнаты, и, обойдя все остальные помещения в доме, он задумался, неужели Онория не ожидала, что он найдёт её там?
– Маркус! – почти взвизгнула она. – Что ты здесь делаешь?
Очевидно, она действительно не ожидала, что он найдет ее здесь.
Первые же слова, сорвавшиеся у него с губ, были совершенно необдуманными:
– Что с тобой такое?
– Со мной? – Она поспешно села на кровати, подтягивая тело к изголовью наподобие краба. – Что с тобойтакое?
– Но это не я убежал с бала, чтобы дуться в углу.
– Это не бал, а концерт.
– Твой концерт.
– Я буду дуться, если мне захочется, и сколько пожелаю.
– Что?
– Ничего. – Онория посмотрела на него и скрестила руки на груди. – Тебе не следует здесь находиться.
Маркус махнул рукой, словно говоря «Ах, можно подумать!» (с большим сарказмом).
Онория перевела взгляд с его руки на лицо:
– Что это должно означать?
– Ты недавно провела около недели в моей спальне.
– Ты был еле живым!
Совершенно верно, но Маркус был не готов признать её правоту.
– А теперь, – проговорил он, переходя к более важной теме, – я поясню, что оказал тебе добрую услугу, спровадив Бриджертона.
У Онории от ярости приоткрылся рот:
– Ты…
– Он не принадлежит к числу людей, с которыми тебе стоит водить знакомство, – отрезал Маркус.
– Что??
– Ты не могла бы говорить тише? – зашипел он.
– Я не шумела, пока ты не появился, – прошипела в ответ она.
Маркус сделал шаг вперёд, не контролируя себя:
– Бриджертон тебе не подходит.
– А я не утверждала, что подходит! Леди Данбери подозвала его к нам.
– Она сущая ведьма.
– Ты это уже говорил.
– И снова скажу.
Она, наконец, соскочила с кровати:
– Что собственно такого «злокозненного» в том, что мне представили Колина Бриджертона?
– Она пыталась заставить меня ревновать! – Маркус почти кричал.
Они оба замолкли. Оглянувшись на отворённую дверь, Маркус поспешно подошёл и закрыл её.
Когда он снова повернулся к Онории, девушка стояла так неподвижно, что можно было видеть, как она дышит. Глаза казались огромными на лице – то самое «совиное» выражение, которое так его нервировало. В зыбком свете свечей глаза Онории светились серебром, словно гипнотизируя.
Она прекрасна. Маркусу это было известно, но её красота снова ошеломила его до дрожи в коленях.
– Зачем леди Данбери это делать? – тихо спросила она.
Маркус стиснул зубы, чтобы удержать ответ, но наконец выговорил:
– Не знаю.
– Почему она думала, что ей удастся вызвать в тебе ревность? – не отступала Онория.
– Потому что она считает, что ей подвластно всё, – в отчаянии ответил Маркус. Всё, что угодно, только не правду. Он хотел сказать Онории о своей любви, но сейчас неподходящий момент. Он не так хотел это сделать.
Она снова сглотнула, что было особенно заметно на фоне полной её неподвижности:
– А почему ты считаешь своим делом выбирать мужчин, с которыми мне следует или не следует знакомиться?
Маркус ничего не ответил.
– Маркус!
– Меня попросил Дэниел, – сдавленным голосом выговорил он. Ему нечего стыдиться. Он также не испытывал стыда и за то, что раньше не рассказал ей об этом. Но ему не нравилось быть загнанным в угол.
Онория испустила долгий дрожащий вздох и закрыла рот рукой, словно удерживая оставшийся воздух, затем крепко зажмурила глаза. Маркусу показалось, что она вот-вот расплачется, но потом понял, что так она пытается сдержать эмоции. Печаль? Злость? Он не знал, и по какой-то причине это причиняло ему боль.
Он хотел знать её. До конца.
– Ну, что же, – заговорила Онория. – Мой брат уже возвращается, так что ты свободен от обязательств.
– Нет, – это слово прозвучала как клятва, вырвавшись из глубины его существа.
Она посмотрела на него в нетерпеливом недоумении:
– Что ты имеешь в виду?
Маркус подошёл ближе. Он сам не знал, что он делает. Но остановиться не мог.
– Я имею в виду, нет. Я не хочу освобождаться.
Онория приоткрыла рот.
Он сделал ещё шаг. Сердце тяжело билось, нечто жаркое и требовательное разгоралось внутри. И если в мире существовало что-то, кроме них двоих, то Маркус ничего не знал об этом.
– Я хочу тебя, – сказал он с грубой прямотой, но абсолютно честно.
– Я хочу тебя, – снова повторил он, беря её за руку. – Хочу.
– Маркус, я…
– Хочу целовать тебя, – и он притронулся пальцем к её губам. – Обнимать. Я весь горю, Онория.
Маркус обхватил её лицо ладонями и поцеловал. Он целовал её со всем накопившимся жаром, с голодным желанием. С того момента как он понял, что влюблён, эта страсть разрасталась в нём. Наверное, она всегда находилась в нём, ожидая, пока он осознает.
Он любит эту женщину.
Он её хочет.
Она ему нужна.
Прямо сейчас.
Маркус всю свою жизнь вёл себя как идеальный джентльмен. Он никогда не флиртовал. Не повесничал. Он ненавидел, когда на него обращали внимание, но сейчас он хотел находиться в центре её внимания. Ему захотелось поступить неправильно, поступить плохо. Поднять Онорию на руки и отнести в постель. Снять с неё всё до последней нитки и поклоняться её телу. Он хотел показать ей всё то, что не знал, как выразить словами.
– Онория, – произнёс он, поскольку мог сказать только это. И, возможно, по голосу она поймёт, что он чувствует.
– Я… Я… – Она коснулась его щеки, не сводя с него глаз. Губы её раскрылись, и он увидел, как розовый кончик языка скользит по ним, увлажняя их.
Маркус не мог вынести этого. Он должен поцеловать её снова. Ему необходимо обнимать её, чувствовать, как её тело прижимается к нему. Если Онория скажет «нет», покачает головой или сделает любой другой знак, что не хочет этого, он просто развернётся и уйдёт.
