Текст книги "Ученик пекаря"

Автор книги: Джулия Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

Торопясь, он обрызгал ядом плечи и воротники обоих камзолов, а после быстро удалился. Зная смертельные свойства яда, он не собирался оставаться в тесной комнатушке, наполненной отравляющими парами, ни на миг дольше, чем необходимо.

Довольный содеянным, он прошел в потайную дверь и вернулся к себе той же кружной дорогой.

Убийца не слишком обеспокоился, когда Баралис ушел от него в паутину тайных переходов. Баралис, наверное, шпионит за кем-то или готовит очередное злодейство. Скарла это больше не касалось – его касались только планы лорда Баралиса на предстоящий вечер.

Вечером Скарл свершит то, что ему поручено. Он долго и напряженно раздумывал, как лучше выполнить задачу, и наконец решил нанести удар во время бала кануна зимы. Там состоится пышный многолюдный пир – Баралис не посмеет привести своего Кропа на такое торжество.

Исследуя лабиринт, убийца обнаружил ход, выводящий в закуток рядом с залом для пиршества. Оттуда легко пробраться в зал и там в сборище подвыпившей, ничего не замечающей знати отыскать свою жертву.

Убийца хорошо изучил повадки Баралиса: тот не любит быть на виду и скорее всего удалится в укромный уголок, чтобы лучше подмечать оттуда слабости своих ближних. Тут-то ему, притворно скучающему, и нанесет свой удар Скарл. Лорд едва успеет ощутить прикосновение ножа, прежде чем упасть, а Скарл вернется в коридор раньше, чем кто-либо поймет, что стряслось.

Волнение уже скручивало желудок Скарла узлом – так всегда бывало с ним на заключительном этапе, хотя прежде он никогда не терпел неудач. Скарлу не терпелось поскорее закончить дело. В своем искусстве он не сомневался – он владел ножом лучше всех в Обитаемых Землях, – однако что-то могло пойти не так, как он задумал.

План у него был замечательный. Совершить убийство в многолюдном зале гораздо легче, чем может показаться на первый взгляд. Он подождет, пока все как следует не упьются, – тогда никто не заметит скользящую по залу тень. План хорош еще и тем, что лорд Мейбор будет у всех на виду и обвинить его никому не удастся.

Лорду Мейбору Скарл не доверял. В прошлом Мейбор, правда, щедро расплачивался с ним за услуги, но Скарлу не понравилось, как лорд посмотрел на него в последнюю встречу. Надо будет поостеречься. Скарл пошел на риск, потребовав в уплату недвижимость, – если бы они рассчитывались золотом, он взял бы вперед половину суммы. А теперь у него нет ничего, кроме обещания лорда Мейбора выделить ему землю по завершении дела. Скарл надеялся, что Мейбор не станет отрекаться от своего слова, – это было бы очень, очень неприятно.

Скарл отгонял от себя дурные мысли. Этот вопрос он решит, когда – и если – возникнет необходимость. На остаток дня и вечер все его внимание потребуется ему для завершения дела. Скарл почти машинально извлек из-за пояса нож и провел пальцем по лезвию. Показалась кровь. Убийца остался доволен: никогда еще его клинок не был острее.

* * *

Джек шел через лес, держа путь на восток. Он шагал быстро и порой даже пускался бегом, так что мешок подпрыгивал на боку. Как хорошо идти таким шагом, каким тебе самому хочется! Всю жизнь им помыкали другие: мастер Фраллит, главный ключник, лорд Баралис. Джек впервые ощутил, как это бывает, когда делаешь то, что хочешь, ешь, когда голоден, и спишь, когда устал.

Свобода кружила ему голову. Скольким же он обязан Фальку! Благодаря Фальку он больше не считает злом то, что произошло с хлебами. Прошедшее время и природа вокруг помогли Джеку еще лучше постичь правоту Фалька: ведь он, Джек, ничего плохого тогда не замышлял. Единственным чувством, одолевавшим его в то утро, была тревога. Если человек встревожен, это еще не значит, что он злодей.

И все-таки он это сделал. От этого никуда не скроешься. Джек и не пытался скрыться – по крайней мере отчасти не пытался. Случившееся изменило его, и он уже не желал так страстно быть таким же, как все. У Джека мелькнула одна мысль – и он, осознав ее важность, произнес вслух: «Наверное, это у меня в крови». Чем бы «это» ни было – тайной силой, колдовством, магией, – он скорее всего унаследовал «это» от родителей.

Фальк вселил в Джека веру, что мать боялась не за себя, а за него, своего сына. А что, если она боялась за них обоих? Если она обладала таким же даром, она должна была скрывать его, чтобы продолжать жить в Харвелле. Жаль, что она ни во что его не посвятила! Но разве он дал ей такую возможность? Он был слишком мал и все рвался играть, когда ей хотелось посидеть у огня и поговорить.

Вот если бы Фальк был сейчас с ним! Фальк сказал бы, может ли магия передаваться по наследству, как карие глаза и большие ноги.

Просто не верится: он, простой ученик пекаря – к тому же, если послушать Фраллита, не самый способный, – может менять естественный порядок вещей. Он не чувствовал, что стал другим, пожив у Фалька, – ну разве что поумнел немного, а в основном не изменился. Он по-прежнему не знает, как ему жить.

В голове бродят разные мысли, и ему в зависимости от настроения хочется то искать родных своей матери, то сделаться пекарем в каком-нибудь восточном городке, то просто скитаться по свету в поисках приключений. Посещали его и замыслы отомстить отцу, о которых столь проницательно догадался Фальк, но он не позволит им распоряжаться собой.

Он немного озяб и опять пробежался, чтобы согреться. Он перескакивал через канавы и поваленные стволы, вилял между деревьями и топтал подлесок. Остановиться заставила его боль в ногах. Сапоги, которые дал ему Фальк, пришлись не совсем впору: ногам в них, правда, было сухо и тепло, но в носке они жали. Джек всегда испытывал трудности с обувью и одеждой: все ему вечно было не впору, и он уже привык подвязывать штаны веревкой и прорезать дыры в носках сапог.

Отдуваясь, он повалился на землю. Голод опять одолевал его. Подумав, что бы такое съесть, он отрезал себе оленины, а закусил яблоком. Он мечтал о городах, в которых побывает. Аннис, жемчужина севера, гордый и прекрасный; Высокий Град, суровый и величественный; Брен, превышающий всех своей мощью. Джек вонзил зубы в яблоко. Есть только один верный выбор, только один город, в который Джек, как он чувствовал, непременно должен попасть. Он пойдет в Брен.

Хрустя яблоком, он не сразу расслышал шум – а когда расслышал, перестал есть и насторожил уши. В желудке у него заурчало от страха, когда он узнал топот скачущих в отдалении лошадей. Баралис нашел его! Столько времени спустя, когда он уже думал, что опасность миновала! Джек стал оглядываться, ища, где бы спрятаться. Но вокруг не было ни ям, ни кустов – одни только тонкие высокие стволы. Джек подхватил мешок и кинулся бежать.

Погоня приближалась. Джек, решивший держать на отдаленный холм, уже задыхался, но заставлял себя бежать. Слыша, что лошади близко, он кинулся наземь, надеясь, что всадники его не заметят. Холодная земля гремела от топота копыт. Он уже различал между стволами всадников: это были те же люди, что гнались за ним в прошлый раз, только теперь их стало больше.

Джек думал уже, что останется незамеченным, – он остался в стороне от тропы, по которой скакали всадники, явно стремясь к какой-то определенной цели. Но вот первый наездник крикнул что-то, и отряд сбавил ход. Джек совсем вжался в землю. Первый спешился и осматривал подлесок, а после подобрал что-то и показал другим. Джек не сразу разглядел, что это, но потом узнал ломоть оленины и яблоко, которые бросил, пустившись в бегство. И проклял себя за глупость – надо же было учудить такое!

Наемники смотрели теперь в его сторону. Он, наверное, оставил за собой следы. Джек совсем ослабел от страха. Что делать – остаться на месте или попытаться бежать? Надо как-то действовать. Джек, крепко ухватив мешок, вскочил и побежал. На бегу он слышал крики увидевших его людей. Отчаяние придавало Джеку сил, и он несся как ветер.

Он уводил погоню в гущу леса, зная, что только там может скрыться. Командир преследователей отдал приказ рассыпаться цепью. Они приближались. Джек мчался так, что кусты и деревья сливались в мутные пятна. В уме стучало одно: он должен уйти. Один из всадников обогнал его, другой скакал по пятам. Джек попытался свернуть в узкий просвет между двумя деревьями.

Тут ближний всадник набросил на него веревочную сеть, спутав ему ноги. Джек упал, все еще порываясь бежать и стараясь освободиться. Распутывая ноги, он отчаянно дергал за толстую веревку. Ему удалось сбросить сеть, но его уже окружили спешившиеся враги, вооруженные мечами и копьями.

– Лежи смирно, парень, – предостерег вожак, – не то проткнем тебе ногу копьем. – Джек замер. – Ты, я вижу, ловкий малый. Свяжите его, ребята, чтобы на этот раз не оплошать. – К Джеку подошли двое, и один сильно пнул его по почкам. – Спокойно, ребята, не надо делать того, что может не понравиться лорду Баралису. – Слова вожака возымели действие. – Притом если мы доставим его целым и невредимым, то, глядишь, и награду получим. Ведь лорд Баралис не ждет, что мы привезем парня. Он точно отсыплет нам больше, чем уговаривались. – Вожак оглядел своих людей. – Так что парня не трожьте, ясно?

Джек скрючился от боли – наемник знал, куда пнуть. Его связали по рукам и ногам кожаными ремнями, затянув их так туго, что он поморщился.

– Положите его на запасную кобылу да следите, чтоб он с нее не сполз. Ехать нам еще долго, и я не хочу потерять его по дороге.

Джека погрузили на крупную лошадь, привязав к ней толстой веревкой.

– Мы вернемся в замок, Трафф, или за девчонкой поедем? – спросил кто-то.

Трафф, их вожак, подумал немного.

– Едем за девчонкой.

Наемники вскочили на коней и вместе с Джеком двинулись через лес на юго-восток.

* * *

Мейбор с удовольствием выпил стакан лобанфернского красного, что всегда проделывал перед тем, как начать одеваться к какому-нибудь торжеству. Его немного беспокоила аудиенция, назначенная ему на завтра королевой, но это, вероятно, для того, чтобы окончательно назначить день помолвки. Времени остается в обрез. Если дочь не найдется в ближайшие два дня, пиши пропало.

Сладкое вино между тем делало свое дело, и мысли Мейбора обратились к менее тревожному предмету. Что бы такое надеть? На балу будет королева и все высшие сановники – стало быть, надо предстать в подобающем виде. Мейбор мысленно перебрал весь свой гардероб. Одеться нужно в красное, решил он, и не просто в красное, а с золотом, лентами и драгоценными камнями. Пусть весь двор завидует его богатству в этот знаменательный вечер.

– Крандл! – позвал Мейбор своего нового слугу, и подобострастный Крандл тотчас явился.

– Слушаю, мой господин.

– Подавай одеваться.

– Что прикажете подать, господин?

– Красное с золотым шитьем и жемчугом. Нынче на празднике я буду словно король.

Крандл бросился исполнять приказание и вскоре вернулся с красным одеянием на одной руке и дохлой крысой в другой.

– Это еще что? – прогремел Мейбор.

– Виноват, мой господин. Не знаю, как она попала в вашу гардеробную, но эта тварь, похоже, сдохла, не успев натворить бед.

Но Мейбора совсем не устраивало присутствие крысы, дохлой или живой, в его гардеробной.

– Дурак! – Лорд помолчал, подыскивая достойную угрозу. – Если это повторится, я тебе уши оторву!

Слуга всем своим существом выражал раскаяние, и к Мейбору вновь вернулось хорошее настроение.

– Ладно, Крандл, давай одеваться. Ванну, пожалуй, принимать не стану – пусть этим балуются изнеженные юнцы да попы. Поосторожней, болван! – вскричал Мейбор, когда слуга в пылу усердия наступил ему на ногу. – Не то я тебе и ноги оторву заодно с ушами.

* * *

Мелли снова туго-натуго зашнуровали в ее малиновое платье. Ей это совсем не нравилось: желтолицая Кедди напоследок так рванула шнурки, что груди стали дыбом: стоит глубоко вздохнуть, и они вывалятся наружу.

– Кедди, где мое старое платье? – осведомилась Мелли.

– Тетушка Грил велела его выкинуть – она сказала, что не позволит тебе носить этот серый закрытый балахон, покуда ты здесь.

– Завтра меня, Кедди, здесь уже не будет. Я твердо решила покинуть этот город завтра и сделаю это в своем собственном платье. Ступай и отыщи его.

Девушка выскочила за дверь и вскоре вернулась вместе с тетушкой Грил.

– Платье твое порвали на тряпки, – заявила та, – придется походить в этом. Если будешь умницей, я справлю тебе еще одно. – Грил обошла вокруг негодующей Мелли. – Лучше будет, пожалуй, опять сшить красное. Красное показывает твою кожу в самом выгодном свете. Ничто так не нравится мужчинам, как молочно-белая кожа.

– Тетушка Грил, мне безразлично, что нравится мужчинам, а что нет. И вы ошибаетесь, полагая, что я останусь здесь. Позвольте заявить вам, что утром я ухожу.

Грил, ничуть не смутившись этим взрывом, поправила волосы и платье Мелли.

– Но надо тебя чуточку нарумянить, милочка, – уж очень ты бледна. – С этими словами Грил сильно ущипнула Мелли за обе щеки. – Вот – этого, пожалуй, довольно.

– Как вы смеете щипать меня?! – Мелли замахнулась на тетушку Грил, но та перехватила ее руку.

– Полно, милочка, не надо так. Пойдем пропустим глоточек – это тебя успокоит, а то ты чересчур уж взвинтилась.

– Не пойду я больше в эту гнусную таверну!

Тетушка Грил улыбнулась, показав острые неровные зубы.

– Пойдем, пойдем, милочка, должна же Кедди убраться тут. – Она вывела упирающуюся Мелли из комнаты и чуть ли не силой стащила с лестницы.

Они снова, по настоянию Грил, уселись посреди таверны. Был ранний вечер, и в зале сидело куда больше народу, чем накануне. Мелли казалось, что все только на нее и смотрят. Тетушка Грил тоже заметила это и сказала:

– Видишь, здешние мужчины умеют ценить красоту. – Она то и дело раскланивалась и махала рукой. – Сегодня нам с тобой не придется, пожалуй, самим платить за выпивку.

Мелли не совсем поняла свою спутницу, но тут к их столу подошли несколько мужчин, в том числе и тот, с кем Мелли вчера познакомилась.

– Приветствую вас, тетушка Грил, – с преувеличенно учтивым поклоном сказал Эдрад. – Как поживаете вы и ваша очаровательная соседка?

Мелли старалась не дышать – при каждом вздохе ее груди угрожающе выпячивались из выреза.

– Мы с моей милочкой поживаем очень хорошо, Эдрад, – с благосклонным кивком ответила Грил. – Только вот в горле немного пересохло.

– О, прошу прощения у дам, – сокрушенно молвил Эдрад. – Как я мог быть столь невнимателен! – И он кликнул трактирщика.

– Мы с девочкой что попало пить не станем, Эдрад.

– Вы получите самое лучшее, – заверил Эдрад к полному удовольствию тетушки. – Можно ли мне и моим друзьям присесть рядом с вами, милые дамы? – Тетушка Грил охотно дала позволение. – Это мои добрые друзья, Ларкин и Лестер. – Двое приятелей Эдрада кивнули и заухмылялись. – А это, – обратился к ним Эдрад, – несравненная тетушка Грил и ее прелестная подруга Мелли из Темного Леса.

– Из Темного Леса? – переспросил Ларкин.

– Да, это где-то далеко на юге – правда, Мелли? – с подковыркой сказал Эдрад.

– Никогда о таком месте не слыхивал, – не унимался Ларкин.

– Чепуха – это сразу за Высоким Бором, – подмигнул Мелли Эдрад.

Тетушка Грил сочла за лучшее переменить разговор.

– Всякому видно, что моя душечка Мелли нездешняя. У кого вы тут видели такую чудесную белую кожу?

– Ни у кого, тетушка Грил, – подтвердил Эдрад, восхищенно косясь на грудь Мелли.

– Я тоже не видел, – согласился Ларкин, а Лестер промолчал. Вскоре подали напитки, и Мелли обрадовалась, думая, что это хоть немного отвлечет от нее общее внимание. Она хлебнула из своей кружки мало подобающим даме манером, и тетушка Грил бросила на нее предостерегающий взгляд.

– Отборный здешний эль – крепкая штука, Мелли. Будь осторожна – ведь ты не привыкла к хмельному.

Мелли, высокомерно пропустив ее слова мимо ушей и получив от этого некоторое удовольствие, снова сделала большой глоток. Если тетушка Грил не одобрила ее поступка, то мужчины встретили его одобрительными возгласами.

– Вот это девушка! – вскричал Эдрад. – Видно, в Темном Лесу женщин обучают пить по-мужски.

Мелли невольно улыбнулась. Крепкий эль уже кружил ей голову, и она удивлялась, почему раньше отказывалась посидеть в столь приятном месте. Видя ее улыбку, мужчины тоже заулыбались, а за ними и тетушка Грил.

Вскоре Мелли стало совсем весело. Она смеялась, слыша, как Эдрад с Ларкином вышучивают Лестера, не забывая воздавать должное лучшему элю таверны. Она заметила, как тетушка Грил и Эдрад переглянулись и женщина чуть заметно кивнула.

– Знаешь, что тебе не помешало бы, милочка? – спросила она.

– Нет, тетушка Грил, а что?

– Тебе не помешало бы подышать воздухом. Пройтись немножко, чтобы щечки остыли и в голове прояснилось.

Мысль о прогулке ранним прохладным вечером очень понравилась разгорячившейся Мелли, и она радостно закивала в ответ.

– Не хотите ли пройтись с нами, Эдрад? – предложила тетушка.

– Почту за честь, – с поклоном ответил тот и взял под руки обеих женщин. Все трое проследовали к двери, вызвав живой интерес остальных посетителей.

Вечер после жаркой таверны был упоительно свеж. Мелли спотыкалась – идти ровно ей почему-то не удавалось, но сильная рука Эдрада поддерживала ее.

– С вашего позволения, – сказала тетушка Грил, – я сбегаю обратно – накидку позабыла. Я мигом. – И она исчезла.

Эдрад, пользуясь случаем, увлек Мелли в сторону конюшни, что показалось ей очень хорошей затеей.

– Сейчас посмотрим на мою лошадь, – сказала она. Эдрад, улыбаясь и кивая, вошел с ней в темное помещение конюшни и повел ее в еще более темный угол.

– Не думаю, что моя лошадь стоит там, – слегка заплетающимся языком выговорила Мелли.

– Мы на нее после взглянем, – сказал Эдрад, прислонив ее к стене, и рука его передвинулась ей на грудь. Потом его губы прижались к ее губам. У Мелли мутилось в голове. Она неохотно позволила себя поцеловать, и язык Эдрада тут же проник ей в рот, а рука стиснула ее грудь. – Какая же ты славненькая! – пробормотал он, наклоняясь, чтобы поцеловать грудь. Мелли начала осознавать, что происходит что-то нехорошее, но отяжелевшая от эля голова плохо руководила ею. Она прислонилась к стене, предоставив Эдраду тискать ее груди. Потом горячая рука прокралась ей под юбку, и Мелли охватила легкая паника: целовать – одно дело, а лезть под юбку – совсем другое.

Ей сразу вспомнились вооруженные люди, рвущие на ней платье.

Рука двигалась вверх к ее бедру, и Мелли решила, что не потерпит больше подобного вторжения. Собрав все силы, она подняла колено и двинула Эдрада в пах. Эдрад повалился назад, крича «сука» и держась за ушибленное место.

Мелли сама не ожидала, что ее удар возымеет такое действие, – поверженный явно не мог дать ей сдачи. Довольная собой, она стала соображать все еще хмельной головой, как быть дальше. Она отчетливо понимала, что тетушке Грил ее поступок не понравится. «Раз уж я на конюшне, – решила Мелли, – надо забирать лошадь и уходить». Да и седло прихватить – в таверну она больше не вернется.

Мелли обошла стонущего Эдрада, дивясь, что он до сих пор лежит скрюченный – неужто ему так больно? – и весело принялась за розыски лошади.

Проблуждав довольно долго в темноте, она нашла наконец своего скакуна. Конь, как видно, обрадовался ей и тихонько заржал. Обнаружив рядом довольно приличное седло, Мелли положила его на лошадь, не очень заботясь о том, подойдет оно или нет. Потом вывела коня из конюшни и после нескольких попыток умудрилась влезть на него.

Она выехала из города, стараясь двигаться как можно тише. Но вскоре и голова, и желудок взбунтовались разом, и Мелли поняла, что дальше ехать не сможет. Направив коня в сторону, она нашла тихую полянку, невидимую с дороги. Там она слезла с седла, ее вырвало, и она уснула крепким сном на холодной земле.

Глава 10

Огромный зал сиял, озаренный тысячами свечей. Гирлянды благоуханных зимних цветов украшали его стены, и несчетное число шелковых лент свисало со стропил.

Длинные столы ломились от яств. К ужину были поданы четыре молочных поросенка с персиками во рту, пять жареных барашков, два оленьих бока, приправленных розмарином и тимьяном, двадцать серебристых лососей с Дальнего Берега и двадцать озерных форелей с востока. На блюдах высились горы нежных бараньих почек и жареных фазанов. Дюжина сортов сыра предлагалась гостям, а в огромных корзинах лежали свежие фрукты, привезенные с юга.

Выбор напитков также был широк: для дам – вина и ликеры, сладкий сидр и ароматный пунш; для мужчин – крепкий эль, портер и сидр да пряный мед.

Закрытые платья дам отливали голубизной, зеленью и золотом, волосы были уложены в высокие искусные прически, на руках и шеях сверкали драгоценности. Мужчины тоже облачились в лучшие свои одежды, большей частью алых и пурпурных тонов. Они раскланивались с дамами, раздавали изысканные комплименты и подпускали лукавые намеки.

Слуги в парадных ливреях сновали повсюду, наполняя кубки, подавая кушанья и угадывая малейшие желания гостей. Однако будь придворные более наблюдательны или менее пьяны, они заметили бы, как лакеи суют себе за пазуху то кусок лососины, то ломоть сыра.

Канун зимы был вторым по значению праздником года – самым большим считался праздник середины зимы. Но в этом году у харвеллского двора имелись и другие поводы для веселья: война с Халькусом, как сообщалось, приняла успешный оборот, и, что еще важнее, здоровье короля немного поправилось. В замке повеяло надеждой. Будущее Четырех Королевств представлялось в самом радужном свете, и жажда веселья обуревала придворных.

Зал был набит до отказа – в замок явились гости со всех концов Королевств. Присутствовали вельможи из Анниса и Высокого Града, посланники от Ланхольта и Силбура. Все они прибыли, чтобы выразить королеве свое почтение и снискать ее благосклонность. Мужчины толковали о войне, женщины – о политике. Здесь собрались самые значительные лица Севера – они сознавали это, и это тешило их самолюбие.

Крепкое вино кружило головы, и придворные дамы, обыкновенно пившие его разбавленным, уже весело хихикали, предвкушая бал. Кавалеры, чувствуя их настроение, подкладывали им самые лакомые кусочки, целовали ручки и сопровождали в предназначенную для танцев половину.

Время шло, и характер вечера менялся. Политика уступала место флирту. Музыка струнных и флейт наполнила воздух – мягко переплетаясь с разговорами и смехом, она так и манила пуститься в пляс. Покорные магии звуков, дамы вспыхивали как маков цвет, а мужчина шептали нескромные вещи и назначали тайные свидания.

Чуть позже выступят певцы: прекрасная Ханелла из Марльса споет по желанию королевы несколько баллад о любви, страсти и коварстве. Ее сменит знаменитый харвеллский тенор Таривалл, чарующий всех женщин своим великолепным голосом и статной фигурой. А еще, как говорят, пятеро умопомрачительных исроанских плясуний покажут свой диковинный танец – они выйдут нагими, в одних лишь золотых браслетах.

Эта ночь станет самой великолепной ночью года. Для нее ничего не жалели: швеи месяцами гнулись над нарядами, повара несколько недель суетились, готовя пир, слуги неутомимо развешивали гирлянды. Большой зал замка Харвелл представлял собой поистине захватывающее зрелище.

Баралис неприязненно наблюдал за царящим вокруг буйным весельем. Знатные дамы вели себя как трактирные девки, лорды не знали меры в еде и питье, а мелкие дворяне старались к ним подольститься.

Весь этот вечер – напрасная трата времени и денег. За красотой придворных дам Баралис видел тщеславие и распутство, за гордостью лордов – жадность и глупость. Экая уйма глупцов при дворе Четырех Королевств!

Надо, однако, играть свою роль. Нельзя выдавать, какие черные замыслы гнездятся в его голове. Встретившись взглядом с одной из придворных красавиц, Баралис отвесил галантный поклон, и эта глупая гусыня тут же вспыхнула и принялась хихикать. Слишком красное у нее лицо и слишком большая грудь, чтобы быть во вкусе Баралиса, – он предпочитает молоденьких девочек, худеньких и почти плоских. Но приходится продолжать лицедейство, приходится кланяться и улыбаться каждой даме, что попадается ему на глаза.

Не забыл Баралис также перемолвиться словом со всеми важными лицами: с теми, кто владеет большими землями; с теми, кто пользуется властью при дворе; с теми, кто имеет влияние на королеву. Всем им было несколько не по себе в его присутствии, его же это только забавляло. Он побуждал своих собеседников пить допьяна, сам ограничиваясь несколькими глотками вина.

Он подошел к лорду Карвеллу, который был связан коммерческими интересами с Бреном и мог оказаться ценным союзником в предстоящие месяцы. Карвелл был занят беседой с аннисским вельможей, Фергилом из Граллиса, известным как своим богатством, так и своей коварной натурой. У этого Фергила имелась дочь, ровесница Кайлока, – хилая, по слухам, девушка с глазищами точно блюдца. Баралис обратился к Фергилу, но предназначались его слова Карвеллу:

– Аннис поступает правильно, держась подальше от Брена. И не стоит вашему государству объединяться с Королевствами. Брен дорожит названием самой мощной державы севера и может воспротивиться союзу двух соперников. До войны, быть может, дело и не дойдет, но, если дойдет, Брен первым делом наложит руку на все чужеземные вклады, имеющиеся в его распоряжении.

Вот так. Этого будет довольно, чтобы отвратить Карвелла от любых предложений, которые мог бы сделать Фергил относительно своей дочери и Кайлока. Карвелл, может, и не прочь вступить с ним в сговор, но выгода всегда перевесит. Баралис, убежденный, что его слова попали в цель, грациозно раскланялся и отошел. Борьба с потенциальными невестами Кайлока стала, можно сказать, его второй натурой. Сколько уж лет бесчисленные герцоги и лорды пытаются выдать своих дочерей за наследника Четырех Королевств! Но никому пока не удалось, и Баралис числил это среди самых крупных своих достижений. Он как королевский советник имел возможность отваживать нежелательных искателей от глаз и ушей двора – а там, где политика не помогала, всегда оставались чары и яд.

Он почтительно поцеловал руку госпожи Геллиарны, и старая вдова засмущалась, как девочка. При дворе она считалась самой влиятельной дамой после королевы. Красота ее с годами померкла, зато воля окрепла, и никто не имел на Аринальду такого влияния, как она. Сын ее, многообещающий юноша, был не менее честолюбив, чем мать, – в случае крайности они оба поддержат того, кто сильнее.

Не то чтобы Баралис намеревался доводить дело до крайности. Нет, все пройдет гладко, но никогда не помешает натянуть навес на случай дождя.

Лорд Хибрей и его супруга поздоровались с Баралисом особенно сдержанно, будто сообщники. Это отчасти благодаря им он много лет назад сделался лордом. Добрая госпожа никак не могла доносить дитя до срока и родила преждевременно уже шестерых мертвых детей, в том числе четырех сыновей. Баралис помог ей средствами, доступными лишь ему, а взамен получил высокий пост и был пожалован одним из многих свободных титулов. Сделка была честной – теперь у супругов Хибрей трое взрослых детей – две дочери и сын. Баралис был уверен, что они поддержат его в выборе невесты для принца. А если не поддержат – у него найдется чем им пригрозить.

Лорд Вернал прибыл на праздник прямо с поля битвы: войску вредит его отсутствие – он талантливый полководец. Баралис поднял свой кубок, показывая герою, что пьет за его здоровье. Вернал – добрый приятель Мейбора, но у него есть сыновья, и он, подобно Геллиарне, сделает все, чтобы обеспечить их будущее.

Вот двое вальдисских рыцарей. Уже пять лет они курсируют между дворами Харвелла и Хелча, играя роль миротворцев. В последние годы у них поубавилось пыла – и Баралис подозревал, что они продолжают свою деятельность не столько ради мира, сколько из-за полезных сведений, которые добывают здесь. Во главе у них стоит опасный глупец. Тирен хорош с герцогом Бренским и, безусловно, снабжает доброго герцога данными о Королевствах. Что ж, пусть рыцари строят из себя шпионов – герцог не услышит ничего сверх того, что война застыла на мертвой точке.

Баралис решил, что стоит поделиться с лордом Верналом своими подозрениями касательно рыцарей. Ему, Баралису, выгодно насторожить двор известием об интересах, который Брен питает к Королевствам. Страх перед вторжением помог заключить не один союз.

Баралису удалось поймать взгляд королевы, и она едва заметно кивнула ему. Он лучезарно улыбнулся в ответ. Есть чему радоваться: когда Мейбор и его дочка уберутся с дороги, королева согласится на его предложение. И он сумеет устроить брак принца Кайлока.

Баралис поискал глазами лорда Мейбора и не сразу его нашел – так много народу столпилось в зале. Ага, вот он, великолепный лорд. Уже успел окружить себя хорошенькими дворяночками, напропалую строит куры и изображает из себя дурака. Между тем на нем отравленное платье. Баралис улыбнулся почти с грустью. Скоро у Мейбора начнет саднить в горле. Еще до утра он отдаст концы, и все, торжественно покивав, скажут, что виной тому неумеренное пьянство и слабое сердце.

Чувствуя, что сыт по горло обменом любезностями, Баралис решил удалиться в менее людную часть зала. Он выбрал себе угол потемнее, где немногочисленные парочки были слишком распалены любовью либо слишком пьяны, чтобы его замечать. Это вполне устраивало его: он мог наблюдать за дурачествами двора, сам в них не участвуя.

* * *

Убийца напряженно прислушивался, затаившись в своем коридоре. Похоже, вечер уже достиг своего хмельного гребня, необходимого Скарлу для успешного выполнения его задачи. Он в последний раз проверил клинок, больше по привычке, чем из беспокойства, и, сосредоточившись до предела, вышел наружу.

В закутке, где он оказался, были только двое – старик и молодая девушка; они так смутились, что даже не заметили, откуда появился помешавший им человек. Старик порывался сказать что-то – как видно, в свое оправдание, – но Скарл прервал его, приложив палец к губам. Затем понимающе улыбнулся и легким жестом призвал старика продолжать. Тот, приободрившись, снова ухватился морщинистыми руками за грудки своей юной подруги.

Убийца скользнул в зал. Яркий свет и шум на миг ошеломили его. Убедившись, что никто на него не смотрит, он двинулся вглубь, прижимаясь к стене. Задевая спиной за гобелены, он старался не выходить из тени. Никто из господ и дам, похоже, не замечал неприметную, крадущуюся вдоль стены фигуру.

Продвинувшись дальше, убийца увидел свою жертву. Лорд Баралис, весь в черном, пил понемногу из золотого кубка, отчужденно наблюдая за разгулом двора.

Скарл дошел до конца зала. С потолка здесь свисала огромная атласная драпировка – она прикроет его, пока он будет готовиться. С приобретенной за многие годы сноровкой убийца приподнял роскошную завесу и скользнул за нее. Вжимаясь в камень, он поравнялся со своей жертвой, оказавшись всего в нескольких футах позади Баралиса.