Текст книги "Закон тени"

Автор книги: Джулио Леони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

Пико поднялся по крутому откосу и постучал в дверь, которая, на удивление, оказалась заперта. Наверное, пустынное место вынуждало обитателей монастыря соблюдать осторожность. Он уже собрался постучать погромче, как дверь со скрипом открылась и в проеме появился молодой монах.

– Чем могу быть тебе полезен, брат? – спросил он с невозмутимым видом, еле скрывая острое любопытство при виде чужестранца.

– Приветствую тебя, брат, – вежливо ответил Пико. – Я прибыл из Флоренции в поисках известий о человеке, который когда-то работал в этой церкви. Фульдженте, резчик. Вы о нем что-нибудь знаете?

Монах посторонился, чтобы дать гостю пройти.

– Работы в капелле… Да. Ими занимался брат Гвидо, приор монастыря. Входите, он сейчас кончит молиться. Вы найдете его вон там, – указал он на маленькую капеллу возле главного алтаря.

Пико подошел. Старый монах, стоя на коленях, шептал молитву, обращаясь к изображению женщины в античном одеянии, с закрытым лицом. Она была нарисована на холсте, спускавшемся с потолка над малым алтарем. Старик перекрестился, почувствовав за спиной чье-то присутствие, быстро взглянул на юношу и тут же снова повернулся к образу.

– Мало кто столько сделал для церкви, как эта девушка, – сказал он с почтением. – И никто столько не сделал, как ее родители.

– Святая Приска, одна из первых мучениц, насколько я помню, – отозвался юноша.

Старик кивнул.

– Ее жертва скрепила союз семьи с отцом всех апостолов. Эту церковь возвели на месте, где некогда стоял дом Акилы и Присциллы. Здесь отправляли первые христианские обряды в Риме, здесь гостил святой Петр, прежде чем принял мученичество, – прошептал он. – Здесь родилась Церковь. И храм надо было возвести здесь, а не в Ватикане. Это сказал мне однажды один великий человек. А ты что ищешь? – спросил он, не услышав ответа.

– Каких-нибудь известий о резчике Фульдженте, который когда-то здесь работал. Он ведь жил где-то в этих местах. Вы не знаете где?

– Фульдженте… Конечно помню. Как раз его друг, который часто к нему заходил, и рассказал мне историю святой. Это он нашел потайной храм.

– Какой храм? – удивленно спросил Пико.

– Да тот, что находится здесь, внизу. Хотите посмотреть?

Пико кивнул. Монах жестом пригласил его подойти к алтарю. В углу стены виднелась маленькая дверь. Он взял свечу из ниши в стене, зажег ее от одной из горящих и открыл створку.

За тесным коридором круто вниз шла лестница, вырубленная в скальном туфе. Они начали спускаться. Некоторых ступеней не хватало, и надо было цепляться за выступы в стенах, чтобы не упасть и разглядеть дорогу в слабом свете свечи.

Наконец спуск закончился. Поверхность под ногами стала не такой опасной, появилась арка. За ней открылось пространство в форме чаши, выдолбленной в скале, с двойным рядом ступеней по периметру, что придавало помещению вид арены. В глубине виднелась почти неразличимая в темноте мраморная статуя.

Монах подошел ближе и осветил ее. Из мрака выступили контуры фигуры юного героя, запечатленного в момент принесения в жертву быка. Это был античный Митра, языческий бог, возрождавшийся, как Христос. Пико разобрало такое любопытство, что он не смог удержаться и, выхватив у монаха свечу, стал разглядывать юного бога. Его потрясла торжествующая красота его тела в расцвете молодости.

– И тот человек был сражен точно так же, как вы, – раздался у него за спиной голос монаха. – Он проводил здесь целые дни, перенося на бумагу очертания статуи.

– Человек, сопровождавший резчика? А вы не помните, как его звали?

– Он велел называть себя Леон Баттиста.

Пико вздрогнул.

– Вы присутствовали при его исследованиях? Почему его так заинтересовал Митра?

Старик покачал головой.

– Этот человек был помешан на язычниках. Однажды я слышал, как он говорил, что только их учение достигло совершенства формы. В их произведениях присутствует совершенная геометрия, и только благодаря ей боги спускались на землю. И что он сможет это повторить. Он был такой ученый человек… – грустно вздохнул монах, – и блуждал в такой тьме…

– А другой, Фульдженте? Он ведь где-то здесь жил?

– Да. У него был маленький домик сразу за предместьем. Размером чуть больше овина, с высоким коньком крыши. Но Фульдженте уже давно никто не видел.

Монах показал на маленький дом в конце улицы. Дом выглядел заброшенным: стены заросли дикими вьюнами, которые, похоже, чувствовали себя хозяевами. При приближении людей из дымохода с шумом выпорхнула пара диких голубей, свивших там гнездо.

Дверь и два окна на фасаде были закрыты. Пико попробовал толкнуть дверь, и она неожиданно подалась. Видно, хозяин так и оставил ее незапертой. Приглядевшись, юноша заметил, что щеколда сорвана с петель. Он вошел, напрягая в полумраке глаза.

Как он и предполагал, в доме никого не было. Но тот, кто взломал дверь, не ограничился тем, что просто вошел: комната была перевернута вверх дном. Повсюду в беспорядке валялись инструменты художника и разбитые емкости из-под красок, которые измазали пол разноцветными пятнами. Многие из рассыпанных вокруг листков бумаги были изорваны в клочки, словно тот, кто здесь побывал, держал на художника злобу. Пико поднял несколько обрывков и попытался определить, откуда они выдраны. Это оказались фрагменты рукописи, снабженной геометрическими рисунками, по большей части архитектурными деталями. Здесь были фасады невиданных домов, испещренные кругами и эллипсами, словно кто-то пытался вычислить их размеры или подчеркнуть, что они таят в себе объемы, искусно скрытые за внешними очертаниями. На одном из обрывков ему удалось прочесть заглавие: «Descriptio urbis Romae, opus Baptistae Alberti» [48]48
  «Описание города Рима, сочинение Баттисты Альберти» (лат.).


[Закрыть].

Вдохновленный находкой, Джованни принялся искать внимательнее, но все, что ему попадалось, было изорвано и растоптано. В углу валялась деревянная шкатулка со сломанной крышкой, а ее содержимое – маленькие стальные детальки – было разбросано вокруг. Пико поднял одну из них, поднес к свету, проникавшему из полуоткрытой двери и долго вертел перед глазами. На одной стороне детали явственно проступало очертание буквы.

Вздрогнув, он понял, что перед ним тот же диковинный шрифт, что и в сгоревшей печатне во Флоренции. Это были пуансоны, с которых потом отливали свинцовые буквы! Значит, их делал все-таки Фульдженте, и неизвестный убийца в этом доме что-то искал. Но не нашел, и от самого Рима шел по его следу, чтобы уничтожить предмет своих поисков, а заодно и самого резчика.

Пико лихорадочно принялся искать обрывки рукописи, но от нее остались только разрозненные куски. Наконец в углу он нашел более-менее целую страницу. На ней с потрясающим мастерством была изображена триумфальная арка с сетью линий, нанесенной поверх рисунка. Он спросил себя, что бы это могло означать, но так и не понял. Почти отчаявшись найти что-нибудь еще, он вдруг заметил, что при определенном освещении рисунок словно оживает. Порой случается, что, взглянув на беспорядочные пятна на какой-нибудь стене, мы вдруг различаем фигурку животного или человеческое лицо. Сеть линий на рисунке неожиданно сложилась в букву «М».

Пико поспешно схватил еще один обрывок и внимательно его рассмотрел. Теперь, когда он знал, как смотреть, его глаза стали различать и другие буквы, точно так же образованные необычной выработкой форм нарисованных зданий. Леон Баттиста Альберти в своем труде не только возродил античные памятники Рима, но и выведал у камней тайну совершенного шрифта.

Фульдженте, очевидно, сделал пуансоны для этого шрифта. На его рабочем столе еще лежали скальпели и крохотные зубила.

И в этом доме рука врагов тоже в ярости все разорила и раскидала. Внимание Пико привлек странный инструмент: несколько металлических полосок, соединенных на шарнирах в параллелограмм, свободно меняющий форму. На одной из них виднелось острие, которым конструкция, видимо, крепилась к бумаге. На противоположной стороне имелись маленькие щипчики, в которых был зажат кусочек угля. Посередине нанесены риски, видимо указывающие, куда смещать подвижную ось. Должно быть, инструмент служил либо для рисования, либо для копирования уже готовых изображений.

Охваченный волнением, юноша вгляделся в пуансон, потом наклонился и принялся искать среди рассыпанных по полу тот, где была вырезана буква «М», такая же, как на рисунке. Его поразила точность исполнения. Он на четвереньках пополз по полу, ища другие пуансоны.

Терпеливо обшарив все углы, Пико отыскал сорок четыре штуки. Фульдженте сделал весь алфавит и аккуратно завернул каждый блок в кусочек ткани. Почему же те, кто здесь побывал, уничтожили труд Альберти и не тронули произведение резчика, сделавшего буквы по образцам архитектора?

Этому было только одно объяснение. Они ополчились не на шрифт, а на те исследования, которые Альберти посвятил римской архитектуре. Во Флоренции преступники стремились уничтожить не станок и не работу резчика, а ту рукопись, что печатали на станке. Но кто до такой степени заинтересован, чтобы ритуал Орфея остался в тайне? Потому что он таил большую опасность, как считал Козимо Медичи? Или для того, чтобы стать единственным обладателем такой выдающейся тайны? Да и существует ли она на самом деле?

На миг вся уверенность Джованни поколебалась. Но потом он снова начал лихорадочные поиски. Выйдя из дома и направляясь к центру города, он не переставал повторять себе, что должно существовать иное объяснение.

Пико вернулся в «Овен» и незаметно поднялся в свою комнату. Плотно закрыв дверь и удостоверившись, что никто за ним не подглядывает, он перевернул матрас, ища, куда бы спрятать результаты дневных поисков. От этого движения во все стороны попрыгали маленькие черные точки, потревоженные вторжением. И он вдруг успокоился: обычаи, заведенные трактирщиком, в этом доме соблюдались свято, и никому в голову не взбредет вытрясти матрас. Его, должно быть, годами не трогали. Он проделал в высохшей соломе небольшое отверстие и засунул туда драгоценный сверток. Потом привел матрас в порядок и устроился сверху, надеясь, что нынче ночью блохи сочтут его кровь слишком горькой.

Покои Ватикана

В воздухе еще носился дым и едкий запах горелой древесины. Кардинал бросил быстрый взгляд за окно, чтобы удостовериться, что работы по тушению пожара идут к концу. Люди с ведрами и лопатами сновали возле стены кафедрального собора, но, не считая нескольких дымящихся очагов, следов пожара уже не было видно.

В этот момент дверь распахнулась и появился Сикст IV. Следом за ним шел старик с глубокими морщинами на худом лице. Редкие седые волосы, закручиваясь в непокорные вихры, обрамляли высокий лоб. Глаза, некогда темные и живые, теперь подернулись водянистой пеленой.

«А катаракта у главного архитектора ухудшается», – с оттенком презрения подумал Родриго Борджа. Может, и эта дурацкая пародия на лавровый венок, которым Абенцио Спина украшает свою голову, должна скрывать черты надвигающейся старости? И человек с такой неуверенной походкой владеет ключами от всех зданий в Риме!

В его размышления ворвался сердитый голос Папы:

– Ну что, Родриго, что твои люди говорят о происшедшем? Как случилось, что пожар вспыхнул в стенах бурга, в двух шагах от нашей персоны? За эту халатность кое-кто должен заплатить!

Борджа поцеловал протянутую руку понтифика и пожал плечами.

– Огонь – враг коварный, ваше святейшество. Его не всегда могут остановить даже самые крепкие стены. А если к человеческой небрежности примешивается хитрость дьявола…

– Что ты имеешь в виду, Родриго? – с тревогой спросил Папа. – Разве это не несчастный случай? Кто мог святотатственно посягнуть на престол святого Петра? Какой безумец осмелился нас оскорбить? Может, за всем этим рука короля Неаполя? Или отравленные щупальца флорентинца Медичи?

Борджа бросил взгляд на архитектора, словно призывая его к ответственности. Потом покачал головой.

– Доказательств преступного замысла нет. Кажется, ослабла цепь фонаря в левом нефе, и пламя лизнуло потолочную балку. Наверное, это действительно несчастный случай.

– А мой собор! В каком он состоянии? Можем ли мы с уверенностью впустить туда пилигримов, без риска для их безопасности и репутации Святого престола?

Архитектор откашлялся.

– Ваше святейшество, вот уже давно и мои предшественники, и я сам настаиваем на работах по реставрации собора. С тех пор как его величество Константин пожертвовал на это деньги римскому епископату, прошло больше тысячи лет. И все эти века только Божья милость хранила стены собора от землетрясений, бурь, пожаров и прочих бед, которые время и рука человека могут обрушить даже на самые совершенные творения. А если смотреть с позиции правил архитектуры, собор Святого Петра далек от совершенства. Вы сами видите, какие печальные последствия может иметь мелкая случайность.

– Что ты такое говоришь, Абенцио! Неужели у императора не нашлось самых лучших мастеров для возведения первого жилища Господа?

Старый архитектор терпеливо продолжал:

– Все было построено с наилучшим мастерством и наилучшими средствами, какими только располагали в то время. И естественно, с применением лучших знаний, к вящей славе Господней. Но строители были людьми темных веков и не ведали, что таится под его фундаментом, который неуклонно проседает из-за пористости пород. К тому же, если позволите, они просчитались в размерах колонн в нефе. Колонны слишком высокие и тонкие и, учитывая плотность несущих стен, не обладают достаточной прочностью, чтобы выдерживать нагрузку крыши. В стенах увеличиваются трещины, и я не устаю напоминать вам, что боюсь обрушений. Когда во время праздников собор наполняется пилигримами, только по милости Святого Духа стены не падают, не происходит ужасной бойни. Беспорядочный топот передает на детали конструкции постоянную вибрацию, но если вдруг вся толпа пилигримов задвигается в унисон, возникнет размеренный ритм военного шага, этого хватит, чтобы обрушилось все здание.

– Ты уверен?

– Абсолютно.

– И что же нам делать? О реставрации думали уже со времени моего предшественника, Николая Пятого. Однако именно лучшие умы эпохи остановили эту работу. Был некий аббревиатор, Леон Баттиста Альберти, который отговорил Николая от этой затеи, причем все его аргументы так и остались между ними. Я спрашиваю, как флорентинцу удалось убедить его отказаться от проекта, который, буде он успешно завершен, сейчас избавил бы нас от возникших трудностей? Ведь потеряно больше тридцати лет!

– Может, причина кроется в самой натуре Альберти, ваше святейшество? – язвительно заметил кардинал.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Леон Баттиста Альберти был флорентинец. А вам хорошо известна спесь этого народа и его склонность к злым шуткам. Прошло совсем немного времени с тех пор, как Брунеллески подвел под крышу тамошний храм. И у них хватило наглости объявить его великим и претендовать на созыв церковного собора по преодолению раскола между Востоком и Западом именно во Флоренции! Может, этот Баттиста стал отговаривать Папу из гордыни и зависти, когда увидел, как реализуется проект, согласно которому в Риме будет восстановлена самая величественная из христианских церквей?

Лицо Папы на мгновение исказила гримаса.

– Может, ты и не ошибаешься, Родриго. Надо вернуться к чертежам? – продолжил он, обращаясь к Абенцио.

Архитектор отрицательно покачал головой.

– Я знаю этот проект. Он состоял в расширении старой базилики и усилении хоров за счет поперечной пристройки, которая придала бы зданию более величественный вид. Оно вмещало бы еще больше народа. Но вся работа по усовершенствованию уже существующей конструкции пошла бы насмарку: при возведении новых массивных стен здание рухнуло бы быстрее. На этом и строились возражения Альберти, а не на муниципальной зависти. Нет, если вы хотите спасти собор, его надо перестраивать с фундамента, как это сделали во Флоренции.

– Ну да, опять Флоренция… – проворчал Сикст. – Имей она тесные улицы, как в Палестрине, так тоже превратилась бы в пыль. Во Флоренции палаццо и башни просторнее, зато и надменное отношение к нашей воле заметнее.

Родриго Борджа слушал, напустив на себя рассеянный вид.

– Новый Сан-Пьетро! Кто же будет способен его спроектировать? И какую форму ему придать?

Архитектор искоса на него взглянул и подошел к длинному столу, на котором высилась стопка бумаги. Он взял один белый листок и достал из сумки угольную палочку.

– Если ваше святейшество отдаст приказ, мы соберем в Рим всех величайших архитекторов мира!

– А вы, конечно, будете ими командовать, – скривившись, прошипел кардинал.

Архитектор покачал головой.

– Нет, не я. Этот труд займет десятки лет. Может быть, даже сотни. Великие умы нашего времени указали путь: формы надо искать в древних конструкциях Рима. Придут юные таланты, которые уже себя проявили. Они смогут довести дело до конца.

– Юные таланты? Толпа умников, каменотесов и плотников в поисках заработка! – фыркнул кардинал.

– Все они достойные мастера. И другие города Италии заблистают их именами. Но у меня есть идея, – снова вернулся к теме разговора архитектор, делая какие-то наброски на бумаге.

Примериваясь, он морщил брови, но рука шла твердо, словно он воспроизводил по памяти то, над чем давно думал. Схема быстро обретала форму.

– Но это чертеж здания в форме греческого креста, столь почитаемого восточными раскольниками. Почему Петру, католическому святому, должны воздавать почести в церкви такой формы? – спросил Сикст IV, бегло взглянув на рисунок.

– Потому что это здание призвано восславить не только святого, но и само могущество Господа. И свет его будет лучами расходиться от совершенного круга, – отозвался архитектор, завершая детали рисунка. – Видите, вот здесь, в центре, где закрываются мощные перекрестья пилястр, поднимется купол. Он будет больше, чем у флорентинцев. Такого огромного купола никто в мире не видел, да и не увидит.

– Но тогда народ, который по закону и обычаю должен стоять в продольном нефе, станет толпиться вокруг алтаря, – грубо вмешался Борджа, которому дух противоречия не помешал с любопытством подойти поближе. – Эта форма внесет в дом Божий смешение общественных сословий, в то время как он призван укрепить иерархию! Ваша церковь породит неразбериху, в которой невозможно будет провести границу между лицами духовными и светскими. А зачем нужен ряд капелл вдоль стен? – не унимался он, тыча пальцем в рисунок. – Они будут только отвлекать от службы и быстро превратятся в места сбора знатных семей с их фамильной спесью. Они, конечно же, захотят завладеть капеллами и устроить там места личного поклонения собственным невзгодам. Так уже сделали Малатеста в Римини, устроив себе омерзительное святилище.

– И это правда, маэстро Абенцио. То, что вы мне показываете, похоже не на собор, а на коллекцию помещений, – проворчал Сикст IV. – Что увидят наши подданные, спустившись от моста Ангела? Каким предстанет перед ними фронтон нового храма?

Архитектор склонился над листком и быстро набросал новый контур. Папа с любопытством, прикусив губу, следил за движениями его руки. По мере того как проект обретал форму, с его лица сходило выражение упрямого предубеждения.

– Вот как… с колокольнями? И с малыми куполами? – бормотал он, захваченный тем, что увидел.

– Ваше святейшество, представьте себе это великолепие, когда перед Ватиканским холмом вознесется масса собора, такого высокого, что он загородит вершину холма. Усыпальница святого, которую сейчас паломники с трудом различают за домиками предместья, станет видна во всем своем величии с дороги Фламиния, еще до моста Мильвио. И во второй раз со времен цезарей возвестит миру, что здесь находится его центр. И на его тимпане будет выбито имя того, кто сделал это чудо возможным, Сикста Четвертого, величайшего из понтификов! – отчеканил архитектор, оторвавшись от бумаги и подняв затуманенный взор на Папу.

Родриго Борджа тоже внимательно изучал рисунок. Но, в отличие от Папы, его настороженность не уменьшилась.

– Уже много лет идея реконструкции Сан-Пьетро блуждает не только в коридорах Ватикана, но и в тавернах, где сидят каменщики и плотники, – заметил он, заносчиво подняв плечи. – Последний каменотес прячет за энтузиазмом трезвый расчет, прикидывает, сколько он получит за работу. Ибо гора денег, необходимых на постройку, ничуть не меньше горы камней. А откуда их взять? Весь христианский мир в смятении из-за налогов, которые требует Святой престол на собственное содержание. От англичан давно ничего не поступает из-за войны их идиотских Роз. Франция смеется в ответ на наши напоминания, а в Германии поднимают голос мятежные проповедники, которые мешают Священное Писание с Каббалой и кричат, что пришло время разорвать с нами связи. Неаполитанский король нарушил наши границы, на севере нависла угроза со стороны империи. Чтобы донести голос Божий, нынче требуются пушки, а не колокола.

Сикст IV разом помрачнел.

– Все, что ты сказал, справедливо. Одна из главных наших забот – истребить колдовское отродье, свившее себе гнездо в германских лесах. Там даже князья с ними в сговоре. Наши епископы сопротивляются святому делу инквизиции, заступаясь за еретиков и укрывая их от праведного суда. Мы подумываем о том, чтобы издать торжественную буллу, призванную поддержать благочестивое дело этих людей, не ослабляющих своих усилий в борьбе со злом. Наши инквизиторы Шпренгер и Инститорис [49]49
  Шпренгер и Инститорис – авторы печально известной книги «Молот ведьм», руководства по инквизиционному следствию.


[Закрыть]уже давно об этом просят, и вот теперь время пришло.

– Шпренгер и Инститорис? Я о них слышал. Двое доминиканцев, которые наконец-то делают честь своему ордену. Нам бы тоже такие не помешали, – заметил Родриго Борджа. – Но владычество Церкви в этом мире укрепится не сожжением несчастных старух и не перемалыванием костей какому-нибудь безумцу. Ибо не богохульные вопли демонов его расшатывают, а заразное, как чума, святотатство власть имущих. Это с ними предстоит сразиться. И заставить их выполнять волю Господа Святой престол сможет лишь тогда, когда сумеет противостоять европейским властям и пересилит их.

– Ты не находишь, что нам нужно усиление веры, Родриго?

– Я нахожу, что нам нужно царство.

– «Мое царство не от мира сего». Так сказал наш Мессия! – произнес Папа, назидательно подняв указательный палец, как учитель, добродушно журящий непослушного ученика. Но вдруг в его глазах вспыхнуло подозрение. – Или ты думаешь о царстве для кого-нибудь из твоих… сыновей, Родриго?

Борджа смиренно поднял руки.

– Я подумал разве что о ваших… племянниках, ваше святейшество. Такое царство привело бы всю Италию под одну руку, и рука эта была бы верна Святой Римской церкви…

Он вдруг замолчал, покосился на архитектора, который стоял в стороне, погруженный в свои рисунки.

– Мастро Абенцио, мы еще вернемся к вашим предложениям, но теперь нас ждут неотложные дела. Оставьте нас.

Абенцио Спина поклонился, быстро собрал бумаги и вышел, поцеловав перстень на руке понтифика.

Родриго молча проводил его глазами.

– Я не доверяю этому человеку. Он знает слишком много. Он знает слишком многих. В должности главного инспектора культовых сооружений Спина создал сеть, которая объединяет все римские братства каноников, приоров и даже епископов. Он контролирует все реставрационные фонды, и нет ни одного каменного строения, которое не прошло бы через его руки. И эта необъяснимая дружба с последователями Платона…

– Не придавай этому такого значения, Родриго. Он фантазер, как все художники. Доказательством тому служит хотя бы его замысел собора. Конечно, если бы это было возможно… Но теперь у нас другие заботы, – отрезал Папа. – Тебе известны намерения моего племянника?

– Большой праздник в новом дворце? Да, мне сообщили.

– Он желает праздновать карнавал на свой лад, но боюсь, что прежде всего жаждет прославиться. Я не знаю, благословить или сдержать эту инициативу. Он соберет у себя в доме знатных бездельников и проституток и назовет все это светским обедом. Я разрешил карнавал, чтобы удовлетворить пожелания народа, привить ему терпимость. Но боюсь, в конце концов все превратится в сумасшедший развратный разгул, который не заслужит ничего, кроме проклятий.

Кардинал холодно усмехнулся.

– Пусть делает, что хочет. Ему надо научиться договариваться с недругами, если желает добиться возвышения своего рода. Что же до недругов, то пусть лисы соберутся вместе. Тем легче будет всех разом посадить в клетку.

Абенцио Спина вышел за ограду и осмотрел большие каменные блоки, только что сгруженные с телеги. Вокруг последнего еще суетились рабочие с веревками и сходнями. Неподалеку от них, в центре двора, каменотесы, орудуя молотками, трудились над доводкой колонн и капителей. Вокруг клубились тучи пыли, но они не обращали на нее никакого внимания.

Архитектор быстро направился к мастерской, расположенной в глубине двора, и четыре раза ударил в дверь кулаком. Дверь, как по условленному сигналу, открылась ровно настолько, чтобы в нее мог протиснуться человек, и Спина вошел внутрь.

Большое полутемное помещение было забито всяческими изделиями из камня, обработанными уже гораздо тщательнее. Ему навстречу вышли несколько мастеров. Все они были в ремесленных робах, и их сильные мозолистые руки не оставляли сомнения в характере их занятий. Однако внимательный взгляд отметил бы на лицах этих людей печать более тонкого и острого ума, чем у рабочих, что трудились во дворе.

– Что скажешь, Абенцио? Как идут дела? – спросил старик со впалыми щеками, в руках он держал резец.

Другой, что стоял рядом, поднял железный наугольник, словно желая показать его главному архитектору.

– Друзья мои, я в общих чертах изложил идею Папе. Но его черная тень, кардинал Борджа, отвлек понтифика от разговора. Однако семя брошено, и ночной пожар нам явно помог, – пробормотал Абенцио с заговорщицким видом. – Теперь надо готовиться. Я вам уже говорил, что работа будет долгой и потребует всех наших сил.

Архитектор достал из наплечной сумки свиток и развернул его перед глазами товарищей.

– Вы показали это Папе? А Борджа? – воскликнул тот самый старик, что первый обратился к нему с вопросом.

– Доверьтесь мне, мастро Моро, – успокоил его главный архитектор. – То, что видел Сикст, не более чем бледная тень настоящего чертежа. Но и эта малость зажгла в нем желание построить новый собор. Наш секрет в безопасности. С того дня, как то, что известно вам, вышло из рук маэстро, его никогда не видели глаза непосвященного. Во всей своей грандиозной полноте проект находится только в одном месте, кроме, конечно, наших сердец. А это всего лишь часть, и понять ее можно, только владея остальными фрагментами. Видите?

Все склонились над сложным чертежом, внимательно следя, на какие узлы указывает палец архитектора.

– Ясно, пилястры перекрестья, – прошептал Моро. – Точка, на которую приходится максимальный вес.

– Точка, в которой возродится красота, – загадочно заметил архитектор.

– Но кто сможет рассчитать нагрузки? – с сомнением подал голос один из рабочих. – Вы, мастро Абенцио?

Спина покачал головой.

– Мой разум не достиг таких высот. Я могу только представить себе здание во всем его блеске. Здесь нужны другие силы, мощь молодого интеллекта, уже имевшего дело с большими массами. Если бы был жив мастро Брунеллески, его рука подошла бы в самый раз. Но в Милане есть один его последователь, талант которого соответствует высокой задаче. Я уже послал ему приглашение присоединиться к нам.

– Он приедет?

– Да. Донато Браманте уже едет в Рим работать в качестве художника и скульптора. Не сомневаюсь, что его мастерство сразу обеспечит ему заказы. Он будет рисовать и ваять, быстро войдет в доверие к Папе, а потом сотворит вот это, – заключил Абенцио и постучал пальцем по чертежу.