355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джули Дэм » Сломя голову » Текст книги (страница 7)
Сломя голову
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 07:51

Текст книги "Сломя голову"


Автор книги: Джули Дэм



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

– Да, однажды, с Бартоломе.

– И ты знаешь, что делаешь, не так ли?

Молчание.

– Я собираюсь получить свои платья, правильно?

– Даже если они будут из моего собственного гардероба. – Она слабо мне улыбнулась. – Алекс, думай об этом как о приключении!

Приключение? «Уикли» не станет оплачивать боевые потери по моей карточке прессы. У меня была идея о приключениях в то время, когда Джиллиан присоединилась ко мне в Риме, несколько месяцев спустя после того, как я поселилась в Лондоне. Я слышала, что «Прада» снабжает какой-то магазин по распродаже излишков залежавшихся товаров где-то в центре сельской местности Италии, поэтому, имея на руках лишь приблизительное направление – по сути, название ближайшего города, – мы пару часов спустя очнулись в скором поезде на Флоренцию, где пересели на рахитичный местный состав, который с пыхтением потащил нас в глубь тосканских холмов к неизвестному пункту назначения. По пути проезжали мимо то заводика тут, то деревеньки там… а затем вообще ничего. Несколько остановок в центре неизвестно чего, и немного погодя мы выгрузились в Монтеварчи – местечко выглядело так, будто там проживает не больше десятка человек. Я предполагала играть роль гида («Мы в Европе – на твоей территории, – сказала Джиллиан. – Обещаю, что провезу нас по всему Хэмптону следующим летом»), а все что у меня было – лишь видавший виды путеводитель по Италии. Я заметила энергичного старика, стоявшего рядом с белым такси на пустой автостоянке, и сообразила, что просто могу показать ему нужную страницу и спросить на гибридном итальянском, как туда попасть. Джиллиан и я, нервничая, направились к нему. Но прежде чем мне удалось взглянуть этому человеку в глаза или открыть рот, чтобы поприветствовать его, он, бросив лишь один взгляд на нас с нашими плащами от Барберри и сумками от Луи Вюиттона, просто спросил: «Прада?»

То было приключением скорее моей поспешности. Но теперь я могла лишь стараться не терять оптимизма. И напомнила себе, что нынешнее приключение может тоже закончиться великолепной одеждой!

Толчок на крутом повороте вернул меня к реальности. Такси резко тормознуло перед фасадом крохотного магазина на узкой улочке. Тяжелые шторы на окнах были опущены, и единственным указанием на то, что внутри находится своего рода заведение для бизнеса, казалась маленькая вывеска на двери, обычная пластиковая карточка со стрелками и подвижной рукой для обозначения времени открытия и закрытия.

– Мы на месте, – объявила Лола. Выскользнула из машины следом за мной и остановилась на обочине тротуара. В то же мгновение, едва она захлопнула за собой дверцу, такси исчезло, как платье для школьного вечера.

– Черт, – пробормотала я. – Как ты думаешь, не стоило ли нам попросить его подождать нас?

– Идем, – ответила она, обнимая меня за плечи и подталкивая к двери. – Доверься мне. Луис-Хайнц просто немного странный, но это работает. Кроме того, представь себя в этих платьях… на свидании… – Она подмигнула. Знала, как меня завлечь.

Снаружи невозможно было догадаться, но внутри кафе было полно посетителей. Никто не обратил на нас внимания. В помещение было втиснуто шесть круглых столов, на которых стояли большие блюда с каракатицами и другими морепродуктами, цыплятами на вертеле, рисом и жареной юккой, и полупустые бокалы, окруженные лужицами загустевшей жидкости. Человек тридцать сидели вплотную, и, казалось, все принадлежали к одной компании, непринужденно болтали, курили, чокались друг с другом. Ароматы, доносившиеся из кухни, вызвали появление слюны у меня во рту. А ведь это после шоколадного десерта (ну ладно, половины).

– Здесь не так уж страшно, – прошептала я Лоле.

– Никогда не бывает так страшно, как ты воображаешь, – прошептала она в ответ. – Теперь самая сложная часть.

Она стала протискиваться к бару в глубь ресторана, между стульями, столами и посетителями. Я последовала за ней. Бармен кинул в нашу сторону безучастный взгляд.

Лола склонилась над барной стойкой, чтобы привлечь его внимание. Я была рядом.

– Это хороший урожай винограда для «Инка-Колы»? – строго спросила она, глядя на него в упор. Ничего подобного я и представить себе не могла. Не то чтобы я прокручивала в голове подобные ситуации… Даже в самых разнузданных фантазиях типа «Алекс Симонс – репортер ведет расследование».

Бармен кивнул ей:

– Узнаю для вас. – И исчез в кухне. Я искоса посмотрела на нее.

– Что это значит?

– Национальный перуанский напиток, – пожала плечами Лола.

– А я не могла поверить, что ты не шутила насчет пароля, – прошептала я. – Чувствую себя как Нэнси Дрю. Или как близнецы Боббси. Если бы они были обе девочками, из которых одна маленькая, а другая высокая. И если бы обе действительно хорошо одевались.

– Просто жди, – сказала она совершенно серьезно. – Все будет хорошо.

– Понимаешь, что все это может войти в статью, правда?

Она вздохнула:

– Ладно, только не могла бы ты назвать его по крайней мере эксцентричным, а не полоумным? Эксцентричность не убережет тебя от крупных заказов от «Сакс»!

– Я думаю, это поможет тебе получить большие заказы от «Сакс», – засмеялась я. – Представь себе только международный показ?!

Бармен вновь появился из кухни, как бы не узнавая нас, и сразу же приступил к работе – открыванию литровой бутылки с какой-то желтоватой жидкостью. Налил немного в два высоких бокала, добавил кусочки льда, сахар и что-то, по виду напоминавшее яичный белок, перемешал и пододвинул коктейли к нам.

– Писко сауэр, – объяснила Лола. – Другой национальный перуанский напиток. Выпей.

Она подняла свой бокал перед барменом и быстро проглотила содержимое. Я, глядя на свой стакан, понюхала… и, что за черт, проглотила. Неплохо.

Лола и я уже приканчивали четвертую порцию «писко», которые бармен отправлял скользить по стойке к нам каждые двадцать минут или что-то около того. После четвертого стакана я собралась опрокинуться – несмотря на ароматный запах и сладкий вкус, виноградный бренди здорово ударял в голову, – и мы перебрались за столик в углу, который как раз освободился. Обеденная толпа поредела. Было четыре часа. Это напоминало «Ожидание» какого-нибудь Смита-Джонса – да, действительно – последнее открытие в области дизайна, вынырнувшее во время недели высокой моды в Лондоне в этом сезоне. Его показ, проходивший в бывшем цехе по переработке отходов на территории дока, длился три часа сверх расписания. (Запахи в кафе по крайней мере были куда более приемлемыми.) Если дизайнер вел себя так преднамеренно, то это была рискованная, однако умная тактика. Проведя столько времени в ожидании, мы уже обязаны были полюбить коллекцию. Все равно что встать очень рано и отправиться на распродажу образцов: вы заранее чувствуете себя обязанной купить хоть что-то.

– Как думаешь, мы выдержали испытание? – спросила я Лолу.

Она колебалась.

– Знаешь, я делала это раньше только однажды. И понятия не имею, каковы могли быть другие последствия.

– Платья лучше всего перевезти из твоего гардероба в мой в конце недели!

– А не хочешь поговорить о том парне, Нике, или о чем-нибудь еще? – спросила она. – Ты была в гораздо лучшем расположении духа, когда мы говорили о нем.

Дверь открылась, впустив дуновение ветра. Я обернулась и увидела худощавого молодого человека в джинсах «Хельмут Лэнг», черном кашемировом свитере и широких, изогнутых солнцезащитных очках «Дольче энд Габбана». Он выделялся на общем фоне так же как и мы.

– Вот оно. – Лола подняла глаза. – Ты готова?

Я кивнула.

Хельмут-бой направился к нам, выглядел он слегка раздраженным.

– Я не ожидал сразу двоих, – произнес он с сильным акцентом, по моим оценкам, жителя северного пригорода Чикаго с небольшим оттенком… наигранного драматизма. Что происходит? – У меня всего одна бандана, чтобы завязать глаза только одному человеку, поэтому второй из вас, парни, должен пообещать, что крепко зажмурит глаза. Только по-настоящему крепко!

Лола обернулась ко мне, подняв брови:

– Я возьму повязку.

– О'кей, но не раньше, чем мы дойдем до «веспы», – сказал незнакомец. – Не хочу, чтобы люди здесь думали, что мы психи или что-нибудь в этом роде.

Мы последовали за ним с сознанием долга. Вышли из кафе и повернули за угол, где перпендикулярно двум припаркованным автомобилям стояла красная «веспа», урчавшая на холостом ходу. Мне оставалось только надеяться, что средство передвижения не было показателем того, как водит Хельмут-бой. И я очень надеялась, что у Хельмута есть шлемы.

– Ладно, завяжи глаза высокой девушке, – обратился он ко мне. – А тебе придется прижаться к ней и крепко держаться.

Три человека на одном скутере, ха? Такое я видела только однажды во Вьетнаме: один за рулем, один позади водителя, а еще один сидел в корзине спереди. И через миллион лет я не смогла бы привыкнуть к тамошнему способу передвижения.

Хельмут-бой оседлал скутер и обернулся. Мы все еще стояли посреди улицы, разглядывая предоставленный в наше распоряжение тыл. Он нетерпеливо прикрикнул на нас:

– Быстрее, девушки!

Я нетуго завязала бандану вокруг головы Лолы и подвела ее к сиденью «веспы». Примостилась позади – слава Богу, она была как трость, – и нам всем была дорога жизнь. Хельмут-бой уклонился от оплаты парковочного автомата, и мы, накренясь, покатили.

– Не пищать! – крикнул он мне. – Я вижу тебя в зеркало заднего вида!

– Поверь, я не буду пищать, если ты сам будешь следить за дорогой, вместо того чтобы пялиться в зеркало, – парировала я.

Но все-таки запищала. Когда мы делали виражи то вправо, то влево по ходу движения – или, возможно, наклонялись из-за неправильного распределения веса, – я прижималась щекой к спине Лолы и открывала глаза только от толчков. Конечно, я не догадывалась, где мы, но видела в проезжающих мимо автомобилях людей, глазеющих на нас, они разевали рты; а потом корчились в истерическом смехе. Сначала Катерина, теперь это. Я устала быть в центре необычных шоу.

Спустя пять тошнотворных минут Хельмут-бой влетел на другую парковку и остановился посреди тротуара напротив большого бетонного здания эпохи семидесятых. Я быстро прикрыла глаза, когда он глушил мотор и слезал с сиденья.

– О'кей, девушки, вперед.

Он помог нам обеим слезть с «веспы» и повел к входу. Нажал на какие-то цифры, и зазвучал зуммер – дверь открыта. Мы миновали еще одну дверь с кодовым замком, затем гуськом проследовали в маленький лифт, в котором надо было закрыть за собой рукой дверь, складывающуюся гармошкой. Я слышала скрип от ременного привода, когда лифт медленно поднимал нас в верхнюю часть здания. Достигнув четвертого этажа, лифт рывком остановился, и дверь медленно отползла в сторону. Хельмут-бой выпихнул нас направо. Я продолжала идти, когда он окликнул меня:

– Можешь открыть глаза. Вон та квартира слева.

Я несколько раз моргнула и поспешила назад по коридору. Желтые цветочные обои облупились на углах, и даже при тусклом освещении (одна из голых лампочек на потолке перегорела) можно было разглядеть некоторые забавные пятна в форме улья – пышной женской прически – на сером ковровом покрытии. Я сняла с глаз Лолы повязку.

– Нервничаешь? – спросила она.

Я ответила взволнованной ухмылкой.

– Господи! Сердце трепещет! – И огляделась вокруг. Хельмут-бой стал едва заметным.

– Вот мы и здесь. – И Лола постучала в дверь двумя сериями из трех ударов.

Ничего.

Она подождала секунд двадцать и снова постучала.

– Луис-Хайнц?

На сей раз, я услышала чьи-то тихие шаги за дверью.

– Que est-ce? [31]31
  Кто там? (фр.)


[Закрыть]
– произнес приглушенный мужской голос, казавшийся удаленным от двери шагов на десять.

– C'est Lola! [32]32
  Это Лола! (фр.)


[Закрыть]
– крикнула она в ответ бесплотному голосу. И повернулась ко мне: – Странно. Луис-Хайнц не говорит по-французски.

– Что? Ты не предупредила! На каком же языке он говорит? – спросила я бешеным шепотом.

– На испанском, ретороманском и эсперанто.

– Эспер-чего?

– Эсперанто. Это загадочный язык, придуманный каким-то утопистом, который хотел создать всеобщее универсальное средство общения. Родители Луиса-Хайнца не говорили на языке друг друга, поэтому выучили эсперанто. По крайней мере так я поняла из его объяснений.

Я тупо уставилась на нее.

– Они были хиппи…

– Даже не собираюсь начинать беспокоиться о том, каким образом, ради всего святого, мы предполагаем с ним общаться, – заявила я значительно более взволнованным шепотом. – Первым делом главное. Что теперь?

Лола снова постучала.

– C'est Lo-la, – произнесла она медленно. – L'agent de presse [33]33
  Пресс-атташе (фр.).


[Закрыть]
.

Человек за дверью шагнул ближе к двери и остановился. Я слышала, как неизвестный какое-то мгновение шуршит у глазка – и как он выругался. – Merde! [34]34
  Дерьмо (фр.).


[Закрыть]
– пробормотал он.

Послышался звук, отодвигаемых дверных засовов и открывающихся замков, прежде чем дверь начала медленно, миллиметр за миллиметром, со скрипом открываться.

Я отступила назад и затаила дыхание. Действительно, merde.

И клянусь именем святой модной троицы – Ко-ко, Карла и Ива – это был Жак.

5

Бог знает что происходило в моем мозгу после «писко» и «веспы», но первой мыслью было, что Хельмут-бой привел нас не к тому порогу… где по случайности оказался Жак.

– Какими судьбами вы здесь! – сказала я, стараясь скрыть смущение за поспешной натянутой улыбкой. – Забавное совпадение. Думаю, мы постучали не в ту дверь. Итак, здесь вы живете? Вообще-то мы здесь по делу…

– Алекс… Алекс. – Он мягко, но настойчиво потянул меня за локоть. – Не знаю, почему вы здесь, но думаю, что попали по адресу. В любом случае заходите!

Я остановилась, буквально переступив одной ногой через порог. Слова Жака ударили по голове, как в мультике про Уайла И. Койота [35]35
  Уайл И. Койот – персонаж многих диснеевских мультфильмов про кролика, страуса и койота.


[Закрыть]
. Подавленная и смущенная, я не могла сдвинуться с места. Такими же спутанными, как оборванные телеграфные провода, стали мысли, которые я, конечно, не могла передать Лоле, а та беспечно шла прямо на меня и, споткнувшись, упала бы с высоты своих шпилек, если бы Жак не подхватил ее.

– Лола! – воскликнул он поверх моего плеча. – Я надеялся, что мы с вами встретимся.

Лола остановилась и повернула голову, рассматривая лицо Жака в поисках знакомых черт.

– Мы уже… мы виделись в клубе вчера вечером? – спросила она задумчиво. – Извините, как-то не очень четко помню. О-о-о… Вы угощали меня коктейлем? – сделала паузу. – Знаете, – добавила она изящно, – если я и отнеслась к этому благосклонно, это вовсе не означает, что я была заинтересована…

Жак покачал головой и попытался завести нас внутрь. Мне пришлось сдерживать смех; меня поражало, как просто Лола укладывает вещи в контекст. Это, так сказать, присущая ей особенность. Когда я начала объяснять Лоле, что это тот самый мой бывший школьный учитель французского и – что, возможно, гораздо более достойно упоминания – парень, который помог мне подобрать те великолепные туфли, которые она видела каблуками вверх на газетных снимках. Жак поторопил нас войти, заперев дверь на три замка. Только я собралась пошутить, что не стоит беспокоиться: мы уже оторвались от плохих парней во время гонки на маломощной «веспе». Но стоило мне взглянуть на него, как я заметила – тревога загасила искорки в знакомых глазах и стерла с лица загар. Я решила предоставить ему ведущую роль.

Жак жестом предложил нам присесть на складные стулья, представлявшие собой единственную мебель в прямоугольной комнате без занавесок на окнах. Лоскутки материи и остатки пряжи, упрямо цеплявшиеся за полинялый персидский ковер, были единственным свидетельством того, что модельер работал здесь; а стоило поднять голову, как перед глазами возникал другой «ковер» – сотни газетных и журнальных вырезок и полароидных фотографий, аккуратно прикрепленных кнопками и покрывавших всю площадь одной из бежево-серых стен от пола до потолка. Я была заинтригована. Хотела подойти поближе, чтобы рассмотреть изображения одно за другим, но прежде чем смогла сдвинуться, Жак начал говорить:

– Простите за неудобства с «веспой» и прочим. Это был мой племянник Уилл. В этом семестре он проходит практику за рубежом. Толковый юноша, только слишком всерьез воспринимает правила Луиса-Хайнца. А после того что случилось, я думаю, мы не можем не быть очень предусмотрительными…

– После того, что случилось? – переспросила я. – Лола показывала мне творения Луиса-Хайнца, и я до смерти хочу познакомиться с ним.

Жак выглядел смущенным.

– Я не видел его и, не разговаривал с ним уже почти два дня, – сообщил он с долгим вздохом. – Вчера утром все было в порядке, он сказал, что наконец перестал волноваться по поводу показа.

– Я так рада слышать это! – воскликнула Лола с сияющим лицом. – Может быть, в следующий раз он и сам выйдет на свет…

«Не сейчас», – просигналила я ей взглядом и покачала головой. Лола начала разглядывать свои руки, лежащие на коленях.

– Он действительно противоречив, как вам известно, и он любит уединение, – продолжал Жак. – Но он хочет подарить женщинам свой талант, с которым родился. Потом я пошел на работу и встретил тебя, Алекс, планировал вернуться домой и рассказать ему о тебе… но он больше не пришел.

И это не по правилам. Луис-Хайнц и я никогда не были врозь так долго. Никогда. Все его вещи по-прежнему здесь. Не похоже, что он вдруг взял и оставил меня… нет, такого просто не может быть. Случилось что-то плохое. Я уверен.

Глаза Жака были широко открыты и безжизненны – они рассказали мне все, чего не смог бы или не стал бы говорить он, и в конечном счете, то, для чего слова были не нужны. Последние кусочки мозаики встали на свои места.

– Лола, вы получали от него какие-нибудь известия? – спросил Жак.

– Нет, с тех пор, как он послал мне платья на прошлой неделе, – ответила Лола. – Показ имел такой невероятный успех, что я хотела поздравить его, а Алекс собиралась написать…

Краешком глаза я заметила, как Лола беспокойно ерзает на жестком виниловом сиденье.

– Мне так жаль слышать то, что вы рассказали, – договорила она со вздохом.

– Не обращай внимания, – сказала я Лоле. – Жак, – произнесла я, взяв его за руку и сильно сжимая ее. – Я сделаю все, чтобы помочь найти Луиса-Хайнца. Обещаю.

В тот самый момент я была готова пожертвовать последней унцией «Крем де ля мер» [36]36
  «Крем де ля мер» – крем на основе морепродуктов.


[Закрыть]
, чтобы вернуть пропущенные лекции по расследованию в школе журналистики. О, согласна, на самом деле я их не пропустила, а просто проспала. «Уикли» направил меня в школу журналистики без отрыва от производства, что «отлично» сработало – за три года я кое-как одолела годичную программу обучения. Но в том семестре эти лекции в расписании стояли ужасно рано по пятницам, прямо-таки как раз между двумя самыми загруженными рабочими днями в журнале. А с того времени как я стала незаменима на своем посту по проверке трудных в произношении и написании имен малоизвестных политических деятелей, тема расследований казалась мне такой же далекой, как журавль в небе, чтобы уделять ей внимание.

И вот теперь я пообещала Жаку, что стану искать Луиса-Хайнца. Нигде в моем «Палме», нафаршированном всевозможными агентами для связи с прессой и «двойными» агентами, имеющими доступ к шоу-румам, когда-либо могущими понадобиться, не было записи «Пропавшие персоны. Как найти».

Я пыталась сделать что могла.

– Жак, он не говорил тебе, что собирался пойти куда-то вчера?

– Нет. – Жак прищурился, будто старался что-то вспомнить. – Он вообще не часто выходил из дома. Только в булочную ежедневно после обеда…

Я продолжала энергично задавать наводящие вопросы – навык, скорее приобретенный в результате многих лет просмотра сериалов типа «Барнаби Джонс».

– Не было ли в его поведении вчера чего-то необычного? Может, был взволнован или нервничал?

– Не более чем всегда. Немного взволнован из-за показа, и только.

– Ладно, – произнесла я задумчиво, – кто-нибудь ему звонил?

Жак покачал головой:

– Нет, я не… погодите, уходя, я слышал телефонный звонок, как раз когда закрывал дверь, но опаздывал на работу, поэтому не задержался. Я слышал, Луис-Хайнц снял трубку и…

– И? – переспросила Лола. Неожиданно она оказалась на краю стула. Она сидела так тихо, что я на время забыла о ее присутствии.

– И я услышал, как он сказал что-то по-португальски, поэтому я понял, что звонок не мне, и ушел… Зачем, зачем я это сделал? Почему не остался?

– Жак, – сказала я, беря его руки в свои, – ты не мог знать… но это неплохая ниточка. Мы узнаем, кто ему звонил, и пойдем по следу.

Опустив голову, Жак молча кивнул. Мне показалось, я услышала всхлип – но поняла, что звук исходит не от него. Обернувшись, я увидела слезы, струящиеся по щекам Лолы. Бросила быстрый озабоченный взгляд на нее, потом снова переключила внимание на Жака. Понимая, что больше от него ничего не добиться, я сменила тему.

– По правде говоря, я пришла сюда, чтобы сделать статью о Луисе-Хайнце для «Уикли», но еще до того, как узнала, что ты… тоже в этом замешан.

Впервые за все это время Жак, казалось, воспрянул духом.

– Я знал, что люди захотят узнать, насколько он талантлив! Но я так сильно волнуюсь!

– Так что ты думаешь насчет того, чтобы дать мне эксклюзивное интервью, а я могла бы закончить статью, когда Луис-Хайнц вернется? – Я уловила тончайший намек на надежду в голосе Жака, поэтому ободряюще улыбнулась ему и добавила со смешком: – Только без фантазий – он наверняка проверит все, что ты скажешь!

Остаток послеобеденного времени мы провели, беседуя о Луисе-Хайнце – точнее, слушая рассказ Жака о Луисе-Хайнце. Я включила диктофон и предоставила право неторопливому мягкому голосу Жака плести кружево истории любви и потери. А Лола, которая надеялась, что встретила мужчину, всячески старалась понять совершенно другую сторону жизни модельера, которую до сих пор считала эксцентричностью гения.

– Мы познакомились сразу после того, как я прибыл в Париж, – начал свой рассказ Жак. – Моя дражайшая супруга…

(Заметив, как левая бровь Лолы поползла вверх, я метнула в нее взгляд «объясню позже».)

– Алекс, ты ведь понимаешь, что это был брак по расчету, не так ли? Так вот, моя дорогая супруга и я почувствовали, что пришло время предпринять какие-то шаги на пользу самим себе, а не только нашей семье. Мы оба достигли сорока и решили отпраздновать юбилей среднего возраста, а отнюдь не кризис среднего возраста. Поэтому она пошла своей дорогой – переехала в Нью-Йорк, чтобы создать себе имя в мире искусства, – а я пошел своей. – Он откинулся на спинку стула и рассеянно взъерошил волосы надо лбом. Робкая улыбка осветила лицо. – Это был рекордно жаркий май – невыносимо жаркий, – продолжал Жак. – Да еще переезд из родного Техаса.

Алекс, ты же знаешь, какие мы обыватели и зануды в глубине души; даже в наших гаражах там, на родине, обязательно должны быть кондиционеры! Так или иначе, у меня было романтическое представление о том, что просто надо перебраться в Париж и повторить шаги, которые я делал, когда впервые попал сюда в девятнадцатилетнем возрасте. Я нашел маленькую квартирку с завтраком, расположенную почти на полпути к вершине Монмартра, в которой останавливался раньше. И к своему удивлению, обнаружил, что ничего не изменилось: те же невзрачные цветочные обои, как раньше, и деревянные полы по-прежнему квакали, как рогатая лягушка. От этого потеплело на сердце. Совсем не от жары, которая стояла на четвертом этаже моей квартирки, уверяю вас! Хотя… было так душно, что в первую неделю большую часть времени я провел, слоняясь вокруг, пытаясь найти тень или функционирующий потолочный вентилятор в каком-нибудь немодном кафе, где мог бы пробыть после полудня чуть дольше, чем необходимо, чтобы выпить стакан апельсинового сока.

Мы с Лолой молча слушали, по комнате побежали предзакатные тени. Я чувствовала себя скорее ученицей средней школы на уроке истории, чем журналистом, старающимся раскопать сенсацию. Пришлось подавить в себе желание поднять руку, чтобы задать вопрос.

– И что же случилось потом, мсье Жак?!

– В том самом перуанском кафе мы познакомились, – продолжал Жак. – Он читал журнал на эсперанто…

Лола подавила смешок.

– Видишь, я это не выдумала! – прошептала она.

Жак кивнул:

– Да, из всех вещей на свете именно эсперанто познакомило нас. Я немного изучал этот язык в колледже. Луис-Хайнц научился ему от родителей. Это был единственный язык, на котором они могли общаться, поскольку его мать перуанка, а отец швейцарец. Они могли выбирать из испанского, немецкого, итальянского, французского, ретороманского языков – не говоря уж об английском, – но выбрали эсперанто. Язык, созданный для того, чтобы стать всемирным. И они говорили на нем о любви.

Лола и я, обе вздохнули.

– Луис-Хайнц и я пошли по стопам его родителей и общались на эсперанто. Мой испанский отвратителен, должен признать, а Луис-Хайнц, как вам известно, не говорит по-французски. И он редко выходил, вы знаете. Только целыми днями и ночами работал над своими тканями и эскизами моделей одежды. Я понял, насколько революционны его идеи, но долгое время он настойчиво утверждал, что делает все это лишь для самого себя. Я так гордился, когда он, наконец, согласился на ваши уговоры, Лола, показать свои работы, я надеялся, что мир наконец-то увидит то, что видел я… Лола вдруг неистово сверкнула глазами.

– Ничего бы не случилось, если бы я не устроила этот показ, – медленно произнесла она. – Что я наделала?

– Дорогая, я думаю, ты не должна считать, что это из-за показа…

Лола моргнула, пытаясь скрыть слезы.

– Я не могу помочь, но думаю… о том самом дне, когда он исчез. Стал ли он богаче благодаря нашему маленькому сюрпризу?

Ситуация начала стремительно выходить из-под контроля. Жак принялся утешать Лолу. А я, чувствуя свою беспомощность, уговаривала Жака позвонить в полицию.

– Нет, – ответил он очень тихо, но твердо. – Нет, я не стану этого делать.

Я посмотрела на него вопросительно. Казалось, он тщательно взвесил свои слова.

– Мы проживаем здесь не совсем легально, – наконец пояснил он. – И потом, я уже сказал, Луис-Хайнц очень ценит уединение.

Так закончился этот разговор. Жак выглядел измученным, и Лола, и я поняли, что нам лучше уйти.

Когда мы встали, я снова пообещала Жаку, сделать все, чтобы найти Луиса-Хайнца, и сказала, что нам надо поддерживать контакт.

В молчании, нарушаемом редкими вздохами, Лола и я спускались в лифте. Когда мы стояли перед зданием – вдруг вспомнив, где мы очутились, и размышляя, как вернуться назад к цивилизации, – белое такси подкатило к остановке у бровки тротуара через улицу. Водитель с отеческой заботой высунул голову из окна и настойчиво поманил нас, приглашая в машину. Самозваный рыцарь в сверкающих доспехах, он первые две минуты провел, ругая нас, легкомысленных, за то, что оказались одни в таком районе, после чего пояснил, как нам повезло, что он явился для нашего спасения. Я признательно улыбнулась и позволила ему дальше нести свою бессвязную болтовню.

На заднем сиденье мы с Лолой добрых пять минут провели в молчании, прежде чем я рискнула сделать замечание:

– Знаешь… боюсь, что не подхожу на роль детектива в юбке.

– О Боже! Я ожидала, что ты скажешь что-нибудь в этом духе, – отозвалась Лола. – Я бы сильно удивилась, если бы появилась твоя статья «Нэнси Дрю и дело о пропавшем дизайнере».

– Теперь мы снова вернулись на свет Божий… Ты действительно считаешь, что у нас есть причины беспокоиться из-за Луиса-Хайнца? Не думаешь, что он просто ушел в самовольную отлучку на некоторое время?

– Честно говоря, я думаю, это было бы как раз в духе Луиса-Хайнца, – задумчиво кивнула Лола. – Я хорошо представляю себе, как он сейчас переступает порог двери – так же, как если бы он сам следовал своим распоряжениям и носил бандану на глазах, сидя на «веспе».

Мне стало смешно. Что на нас нашло? Сбежавший из Америки учитель французского языка, репортер раздела моды и агент по связям с прессой – если бы мы отправились в бар, то стали бы поводом для анекдота. Кто мы такие, чтобы строить из себя «Ангелов Чарли» [37]37
  «Ангелы Чарли» – детективный сериал, шедший на американском телевидении с 1976 года. В 2000 году режиссер Мак Джи снял одноименный фильм, ставший хитом 2001 года.


[Закрыть]
?

– Жак – клянусь Богом! – вероятно, просто принимает все слишком близко к сердцу, – попыталась я дать разумное объяснение. – Прошло всего полтора дня. Возможно, он неправильно понял то, что говорил Луис-Хайнц на эсперанто. Нельзя сказать, что я совсем неопытна в таких делах, но уверена – Жак позвонит мне завтра и сообщит, что все просто чудесно. И тогда я получу свою статью… Но что ты думаешь по поводу телефонного звонка вчера утром, кто бы это мог быть?

– Ну, кто-то, обманывающий междугороднюю телефонную службу для говорящих по-португальски. – Лола усмехнулась. – Не знаю, но иногда, когда Луис-Хайнц не понимал кого-то, говорящего по-французски или по-английски, он просто говорил по-португальски. Ей-богу.

– Правда?

– О да. Или, черт, это мог быть Бартоломе, который, вероятно, имел новости, когда звонил мне в ответ. – Лола растягивала слова и зевала и выглядела так же уютно, как котенок, свернувшийся клубочком у камина. – И что ты теперь собираешься делать?

– Гм-м, – промычала я уклончиво. – Для начала вернусь в гостиницу и проверю поступившие сообщения. Надо разобрать накопившийся рабочий материал…

– Угу. А некоего лихого американца, разыскиваемого тобой, ты тоже причисляешь к «рабочему материалу»? И что это будет за текст – «Дело потерявшей голову модницы»?

– Понятия не имею, о чем ты! – процедила я сквозь зубы. Ненавижу, когда я просвечиваю насквозь, как не готовый к массовым продажам образец платья.

Водитель такси высадил Лолу у ее дома в ужасно шикарном квартале Марэ и продолжил свой путь на запад, к моему отелю. Вслед за солнцем уходил еще один день недели моды, а что я успела сделать за это время? Публичное падение (как будто не было лучшего способа привлечь к себе внимание). Несколько тысяч евро долга. Слишком много пропущенных показов, если посчитать. Исчезнувший модельер, и, следовательно, отсутствие статьи (пока, во всяком случае).

И так далее, подытожила я, когда такси остановилось перед гостиницей и я расплатилась, спросив у водителя квитанцию. Один огромный отчет о расходах. Я воображала, что по крайней мере экономлю для Родди несколько пенни, так как не пользуюсь личным автомобилем и услугами шофера, как того требовала моя предшественница Лоурел, и он нехотя соглашался. «Все другие редакторы разделов мод так делают», – заявляла она с надутым видом. Это длилось всего неделю, но Родди проклинал все на свете, когда выяснил, что расходы Лоурел на ту самую неделю в Париже могли бы продлить работу недавно прикрытого бюро «Уикли» в Тбилиси еще на два месяца! Лоурел не собиралась быть отлученной Родди, и, как оказалось, ей не пришлось этого делать.

Когда я говорила Нику, что она ушла, чтобы найти себя в «Фиджи», я в действительности имела в виду, что моя предшественница нашла богатого пожилого поклонника (соответственно наследника сахарно-тростникового состояния) и он взял ее туда.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю