Текст книги "Преобладающая страсть. том 1"
Автор книги: Джудит Майкл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)
Он снова взглянул на Валери. «Не спеши, – говорил ему внутренний голос. – По крайней мере, подожди до пикника, когда можно будет спокойно поговорить».
Но он уже не мог ждать, слова сами собой вырвались из его уст.
– Я думаю, мы должны пожениться…
Но что-то случилось с его голосом: он был сдавленный и отрывистый, даже жесткий. И, когда Ник прочистил свое горло, чтобы повторить эту фразу снова, только более мягко, с любовью, вдруг совершенно неожиданно прямо перед лобовым стеклом вынырнул грузовик, обгоняя ехавший следом автобус. Ник рванул руль вправо и нажал на тормоза, проклиная водителя грузовика, с бьющимся, как отбойный молоток, сердцем и побелевшими руками. Машина забуксовала, поднимая вверх облако гравия. Ветка дерева от прямого удара с треском сломалась и упала, зацепив окно со стороны Валери.
– Сукин сын! – заскрежетал зубами Ник.
А грузовик тем временем занял место на своей полосе.
Ник повернул руль, и они снова ехали по дороге, сотрясаясь, так как после инцидента и резкого торможения машина почему-то стала воспринимать все неровности дороги. Грузовик уже почти скрылся из виду, тащась где-то сзади, так же, как и автобус. Валери не издала ни единого звука.
С мрачным выражением лица, тяжело дыша, Ник свернул к первому перекрестку, подъехал поближе к остановке и остановился у обочины дороги.
– С тобой все в порядке? – спросил он.
– Я чувствую себя превосходно, – ответила Валери. – Ты прекрасно держался. И вообще все было просто великолепно.
Он вопросительно вскинул брови:
– Тебе не было страшно?
– Конечно, было, но сейчас это не так уж существенно. Все кажется куда более серьезным, когда ты переживаешь страх. Так что лучше этого избегать.
Не соглашаясь, он покачал головой.
– Ну, это когда-нибудь случается.
– Случается, но ни о чем не говорит и не стоит серьезного размышления, – холодно заметила она и решительно переменила тему.
– Это и есть твое место для пикника?
– Извини, Валери, но это не то место, где я планировал устроить пикник… Чертовски трудно делать предложение любимой девушке. Если бы я когда-либо имел такой опыт, я бы лучше справился с этой задачей, но поскольку это впервые…
– Я хочу выступить в роли цыганки и предсказать тебе, что это предложение будет не последним, – сказала она.
– Почему же? – озадаченно спросил он. – Если это ответ, то он звучит отвратительно.
– А мне показалось, что я нормально ответила. Впрочем, ты прав, это и есть ответ, – Валери положила свою руку на руку Ника. – Ник, я не хочу говорить об этом. Нам так замечательно было вместе эти чудные месяцы. Пожалуйста, не разрушай все.
– Я не собирался что-то разрушать.
– Ну, ради всего святого, не говори со мной, как надутый мальчишка.
– Извини, – сказал он натянуто и начал заводить машину.
– Ну ладно. Может, это не очень красиво с моей стороны, и я прошу прощения, но правда же, Ник, когда ты так себя ведешь, ты выглядишь смешно.
– А как я, собственно, себя веду?
– Ты такой официальный и неприступный. Я не хочу выходить за тебя замуж, Ник. Я вообще сейчас не хочу замуж. Об этом я толковала тебе тысячу раз, но ты не слушал. Тебе хочется, чтобы все было по-твоему.
– А ты хочешь, чтобы было по-твоему.
– Да, это правда, – рассмеявшись, она нагнулась, чтобы поцеловать его. – Мы оба такие упрямцы. А то, что сейчас происходит, забавно. Ну можем мы забыть все это и продолжать наши прежние отношения, как будто ничего не случилось? В этом же нет ничего ужасного, не правда ли?
Облокотившись на сиденье, она смотрела на его застывший профиль.
– В твоем рюкзаке, наверное, есть что-нибудь особенное для нашего пикника.
Он отрицательно покачал головой.
– У меня не было времени, и я купил лишь немного хлеба, сыра и фруктов.
Включив сцепление автомобиля, он поехал в направлении магистрали. «Я выбрал неподходящее время, – подумал Ник. – Следующий раз я не буду спешить. На карту поставлено мое будущее, и поэтому стоит вооружиться терпением. Валери права: нам так здорово вместе, что нечего что-либо менять сейчас. Подождем до лучших времен».
Ему и в голову не приходило, что лучшие времена уже в прошлом.
Первый год Сибилла работала в Стэнфорде на КНИКС-TV в службе приема гостей, а позже секретаршей. На третьем году пребывания в Стэнфорде она была уже помощником режиссера.
В одно беспокойное утро Сибилла начала писать сценарии. Это случилось из-за болезни сценариста передачи дневных новостей, когда она, великолепно справившись с задачей, представила сценарий ведущим, которые вышли на телевидение с подготовленным Сибиллой материалом, даже не догадавшись, что это была ее работа. У нее неплохо получалось, так как сюжеты ее репортажей были короткими, но в то же время острыми и интересными. Так, в дополнение к работе помощника режиссера, она начала писать сценарии для передач последних новостей и местных программ. Каждый вид деятельности помогал ей открывать что-то новое в работе на телевидении, и, несмотря на то, что память ее никогда не подводила, Сибилла не ленилась заносить четкий план сценариев в свои многочисленные тетради, которые просматривала перед сном.
Единственной стоящей покупкой в ее меблированной мансарде стал телевизор с широким экраном, возле которого она часами сидела, делая в своей тетради критические заметки к кинопрограммам, обдумывая идеи для новых шоу, коммерческих телепередач, рекламы и даже телевизионных пауз.
Обычно она смотрела телевизор поздно вечером после вечеринок со своими коллегами по работе, сокурсниками или после бурных встреч в постели со своими любовниками. Каждый вечер она либо бывала в гостях, либо приводила кого-нибудь к себе, так как не выносила одиночества. Если она тщательно обдумывала план своих развлечений, то они ей, как правило, удавались. Но если вдруг оказывалось, что нет никого, с кем можно было пообщаться, или ей надоедал очередной любовник, выручал телевизор, который заменял ей присутствие живого человека. По крайней мере, он избавлял ее от давившей тишины.
Всю свою энергию, все помыслы она вкладывала в работу. Пять раз в неделю она ходила на КНИКС-TV, где была с головой погружена в работу по четыре часа в день, всякий раз осознавая, что ее место именно здесь.
Телевидение глубоко затянуло ее в свой пленительный, чарующий мир, сделало хорошо осведомленным человеком, способным информировать сотни тысяч зрителей, которые понятия не имели, чего ей стоят эти легкость и непринужденность. Она понимала, что еще не стала своей на телевидении, хотя бы потому, что, будучи студенткой, была задействована неполный рабочий день, но тем не менее она видела, что все относились к ее труду серьезно, а многие даже помогали. Но их отношение для нее не имело решающего значения, потому что она понимала, что без телевидения и дня прожить не может и что место ее здесь.
Ее стол ничем не отличался от многих столов отдела новостей, загроможденных телетайпами, скоросшивателями, пишущими машинками на колесиках, кофеварками и охладителями воды. Вдоль одной стены стоял резной стол, на котором работала группа передач новостей, сзади висел эстамп с изображением Бухты и Пало Алто. Большую часть времени за этим столом никто не сидел, работа по монтированию передачи новостей кипела за писательскими и режиссерскими столами.
– Сибилла, милочка, в твоем сценарии есть явный пробел, – сказала Дон Дэнверс, которая вела более половины дневных информационных телевыпусков. Это была ослепительно красивая блондинка с удивленными глазами и широкой улыбкой, вечно одетая в шелка и замшу. – Если ты не подкинешь какой-нибудь интересный материал для передачи, она обещает быть очень скучной.
– Для этого мне нужна какая-нибудь история, – сухо ответила Сибилла. Она питала отвращение к Дон Дэнверс, которая выделялась лишь вечно сияющей улыбкой и отсутствием каких бы то ни было проблесков мысли.
– Я вам предложу историю, на основе которой можно будет сделать двухминутный материал со вступительным словом на десять секунд. Но она будет готова лишь через час, – сказала Сибилла.
– Через час! Милочка, мне понадобится час только на то, чтобы познакомиться с нею. Ну ты же не можешь меня подвести, ты просто не способна на это. Ты подыщешь мне действительно живую историю.
Быстро взглянув на Дон, Сибилла заупрямилась:
– Но мне было сказано подготовить именно этот материал.
– Ну, на нет и суда нет. Как хочешь, в конце концов, ты готовишь сценарии, и в эфир выйдем с тем, что ты предоставишь нам. А ведь все считают, что ты замечательно справляешься со своим делом… Ну, используй, что ли, запасной материал, который хранишь на разные случаи жизни. Давай же, милочка, поторапливайся.
Стиснув зубы, Сибилла процедила: – Не называй меня милочкой.
– Давай же, милочка, делай что-нибудь Христа ради! Мне все равно, что ты собираешься предоставить для передачи, но это должно быть интересно… Иначе на нервной почве у меня разболится живот, и я этого не вынесу. Я не хочу болеть. Ты поняла? Все поняла? Ну, отвечай же!
«Как она смеет мне приказывать?» – спрашивала себя разъяренная Сибилла. Трясущимися руками, ухватившись за край стола, она, сдерживая гнев, произнесла:
– Я могу написать другой рассказ, и у вас будет время на его изучение, но вы все равно не сможете выступить с ним.
– Мы сможем продемонстрировать твой рассказ, если я захочу, не сомневайся в этом. Спасибо, милочка, ты моя спасительница. Постарайся подготовить действительно громкую историю. Я страсть как люблю выступать на телевидении с сенсациями.
Сибилла взглядом проводила Дон Дэнверс. «Сука! – подумала она про себя со злостью. – Богатая и красивая сука, даже слишком красивая, как и все роскошные блондинки. Привыкла к тому, чтобы окружающие гнули на нее спины. Валери тоже такая. Как же они похожи друг на друга: их желание – закон, а на остальных наплевать».
Присев за пишущую машинку, Сибилла пробормотала:
– Хорошо же, ты получишь то, что хочешь.
Открыв нижний ящик письменного стола, она вытащила оттуда кипу рукописей, заметок и планов. Упустить такой замечательный шанс она не могла. Улыбаясь, Сибилла села за машинку. «Я предоставлю этой красотке такой материал, который если и не испортит ее репутацию, то, по крайней мере, обеспечит мою».
В течение следующих пятнадцати минут она лихорадочно печатала на машинке. Прочитанный ею план ясно показывал, что материала недостаточно. То, что она сделала дальше, могло иметь для нее неприятные последствия.
Украдкой прошмыгнув в офис Лоренса Олдфилда и прислушиваясь к доносившимся из соседнего кабинета голосам уборщиц, Сибилла обшарила стол вице-президента и, схватив подшивку с надписью «Джексон», выскочила обратно. Ей хотелось бы остаться и прочесть целиком эту засекреченную информацию, но она не могла этого сделать до прихода уборщиц. «Все в порядке, у меня есть материал, который поможет сделать ударный сюжет». Сибилла резво застучала по клавишам машинки.
Когда работа была закончена, она быстро пробежала глазами напечатанное, делая по ходу дополнительные пометки. Затем, собрав вместе все страницы, она отнесла материал дикторам. Через полтора часа Дон Дэнверс уже зачитывала эту историю по телевидению своим приятным, переливчатым голосом, а Сибилла наблюдала за выступлением из студии звукозаписи.
– КНИКС-телевидение предлагает вашему вниманию любопытное сообщение. У Стэнфордского университета теперь есть любимица по кличке «Милашка Саннивейл», или «Ангел инженерного дела».
Сообщение сопровождалось показом фильма о Саннивейле с его фешенебельными особняками.
– Наследница Рамона Джексон, возраст которой 99 лет, прожила в Саннивейле всю жизнь. Являясь дочерью известного специалиста-нефтяника и вдовой инженера-газодобытчика, она все эти годы мечтала подарить здание инженерного факультета Стэнфордскому университету в память о своих отце и муже. Но у миссис Джексон есть еще одна заветная мечта. Воплощение ее в жизнь она также связывает со Стэнфордским университетом.
Следом за фильмом о Саннивейле шли кадры с показом обезьянника, снятые в зоопарке Сан-Франциско. Этому фильму Сибилла с радостью предпочла бы другой, с показом человекообразных обезьян Рамоны Джексон, но времени снять его не хватило.
Дон вещала с телеэкрана приятным голоском:
– Последние пятнадцать лет миссис Джексон посвятила себя выращиванию, если не сказать воспитанию, человекообразных обезьян, которых она обучала языку жестов и правилам поведения в приличном обществе, что сделало их почти членами ее семейства. Но миссис Джексон сильно волнует одна проблема: кто позаботится о ее питомцах после отхода ее «в лучший мир». Особое беспокойство она проявляет о судьбе своего любимца по кличке Ефелред, названного так в честь жившего в древние времена короля Англии.
Теперь на экране появился Стэнфордский университет с его учебными корпусами и зданием инженерного факультета.
– По словам одного авторитетного официального лица, миссис Джексон пообещала выделить Университету пятьдесят миллионов долларов на строительство инженерного факультета имени Ефелреда, а вместе с ним и обезьянника, – слабая улыбка тронула уста Дон Дэнверс и тут же угасла, так как на экране сюжет с показом здания инженерного факультета заменила зарисовка, позаимствованная Сибиллой из подшивки Лоренса Олдфилда и представлявшая собой грубый карикатурный набросок с мультфильма с изображением резвых обезьянок, облепивших башню какого-то объекта с вывеской «Инженерный» над дверями. – Миссис Джексон предоставила проект задуманного здания официальным лицам Стэнфорда, возможно, призывая таким образом архитекторов поспешить с началом работы. Другие подробности этого дела пока держатся в секрете, но известно, что декан инженерного факультета Лиль Вилсон заявил о намерениях Стэнфорда увеличить строительные площади под факультеты электроники, оптики и вычислительной техники при наличии достаточных материальных средств, пообещав при этом, что питомник для обезьян будет построен во что бы то ни стало. Это заманчивое предложение для Стэнфорда, Пало Алто и всего прилежащего к Бухте района. Вопрос лишь в том, будет ли разрешено не имеющим никакого отношения к науке жителям посещать инженерный факультет имени Ефелреда и питомник человекообразных обезьян.
Улыбнувшись после короткой паузы, она закончила выступление:
– На сегодня все, следующий выпуск телевизионных новостей вы увидите завтра. Спасибо за внимание.
Она улыбалась до тех пор, пока не погасли красные огоньки камеры, и уступила место в эфире программе коммерческого канала.
«Какая-то чертовщина», – подумала Дон о представленном сюжете и навсегда забыла о нем, потому что это была одна из тех многочисленных историй, которые ей так часто доводилось читать на телевидении, даже не вникая глубоко в суть текста. Хотя Дон Дэнверс понравился этот материал, так как он был довольно забавен, она все-таки не сочла нужным обременять им свою память.
Но нельзя сказать, что сюжет прошел незамеченным, он привлек внимание многих.
– Неправдоподобно, – промолвил Ник, наблюдая за телеэкраном, с которого Дон Дэнверс вещала о Рамоне Джексон. Он был занят приготовлением обеда под бдительным оком Валери. – Черт возьми этих телевизионщиков с их шутками!
– Что за шутка? – лениво спросила Валери.
Теперь, когда впервые за последний месяц квартира Ника была в их распоряжении на целый день, а то и на два, Валери, провалявшись в постели до обеда, чувствовала себя заторможенной и сонной. Медленно потягивая вино из бокала, она почти не глядела на экран телевизора.
– Ты только послушай, – сказал Ник, повторив для Валери заключительные слова Дон Дэнверс. – «…Будет ли разрешено не имеющим никакого отношения к науке жителям посещать инженерный факультет имени Ефелреда и питомник человекообразных обезьян».
– Питомник человекообразных обезьян? О чем это они? – полюбопытствовала Валери.
– Это была просто шутка, – ответил Ник. – Но болван, написавший такой сюжет для новостей, не ведал об этом. Как это к ним попало? И где они нашли такую карикатуру? Похоже, это уже другая шутка.
– Интересно, имеет ли Сибилла какое-нибудь отношение к этому материалу? – поинтересовалась Валери. – Она пишет истории для одной из передач последних новостей этой телекомпании. Я, правда, не припомню, какой именно. А что ты имел в виду, сказав, что это шутка?
Скрестив руки и облокотившись на стол, Ник начал рассказывать:
– В Саннивейле живет замечательная 99-летняя старушка Рамона Джексон, энергичная и с чувством юмора, которая обещает дать уйму денег на постройку инженерного факультета. Некоторое время она размышляла над тем, кому отдать предпочтение, склоняясь сперва к фирме КЭЛТЕКС, а потом, выслушав доводы декана инженерного факультета Лиля Вилсона, решила отдать деньги Стэнфорду, тем более что Университет обещал ухаживать за ее питомцами. Троих студентов, в числе которых был и я, пригласили на обед по поводу заключения контракта с Рамоной Джексон. Нашему декану хотелось, чтобы студенты-старшекурсники участвовали в обсуждении проектов. Лиль, как одержимый, работал над проектом здания, и мы помогали ему в этом. Но большую часть работы выполнил Лиль.
– А при чем тут человекообразные обезьяны?
– Простые обезьянки. Я даже не знаю, какой дурак первым назвал их человекообразными? У Рамоны в оранжерее живут четыре маленькие обезьянки. Похоже на то, что никто из членов ее семейства не собирается брать животных в случае смерти их кормилицы. Скорее всего, придется пристроить их в зоопарк или куда-нибудь еще. На одной из встреч с ней в Университете, во время обсуждения проекта факультета, возникли разногласия по некоторым мелким вопросам строительства. И миссис Джексон заявила, что если дело и дальше будет тянуться с такими проволочками, она перебросит нанятых ею архитекторов на постройку здания, в котором будут жить ее обезьянки, и назовет его именем любимого питомца Ефелреда Нерешительного. Быстро сделав набросок плана строительства, Рамона Джексон передала его вице-президенту, и вся компания, от души посмеявшись над этой шуткой, снова принялась за обсуждение.
– Именно эта история прозвучала в новостях? – спросила Валери. – Вроде бы слово в слово, а все выглядит совершенно иначе.
– Вот именно. И зачем, не разобравшись, лезть в чужие проблемы? Рассказывая о реальных событиях, они, как идиоты, приносят постоянные извинения за возможные искажения, а здесь все с точностью до наоборот! Рамона Джексон – очень гордая женщина. Четыре поколения семьи Джексон жили здесь. Поэтому Рамона тратит много времени и сил на сохранение и поддержание своего доброго имени и хорошей репутации всех членов семейства Джексон, живых и мертвых. У нее прекрасное чувство юмора, но она, конечно, расстроится, узнав об этом сообщении. Она может стать всеобщим посмешищем, и тогда уж точно предпочтет компанию КЭЛТЕКС, а наш Университет лишится бабушкиных миллионов… Черт бы всех их побрал! – и, схватив апельсин, он с силой швырнул его в раковину. – Лиль, как с ребенком, носился с проектом этого здания, и все мы чувствовали ответственность за это дело, мы сроднились с ним, стали его частицей. Вроде бы и мы уходя что-то сделали для alma mater, – сделав еще несколько шагов, Ник остановился. – Нужно позвонить Лилю, может, он сумеет снова организовать встречу с миссис Джексон и постарается «успокоить общественность».
Глядя на расплющенный апельсин, Валери в изумлении подняла брови:
– Ты стал заводиться с пол-оборота! И откуда у тебя такая уверенность по поводу того, что может произойти? В конце концов это лишь одна передача новостей, которую, возможно, никто не видел, а если и видел, то не обязательно запомнил.
– Кому надо, тот запомнил. Люди хорошо запоминают все, что связано с деньгами, а здесь речь идет о целом состоянии. Черт бы их всех побрал, сукиных сынов!
– Ну ладно, хватит, – остановила его Валери. – Ненавижу, когда ты так распоясываешься. У нас сто лет не было такой уймы времени, чтобы побыть наедине, а у тебя все мысли о том, что нас вовсе не касается. Все это не доставляет удовольствия. Я не думала, что мы так проведем сегодняшний вечер.
Ник остановился и вперил негодующий взгляд в Валери.
– И я тоже не думал. Но как ты можешь говорить, что это нас не касается, особенно после того, что я рассказал тебе по этому поводу?! Я никак не думал, что ты можешь упрекнуть меня в том, что я переживаю за человека, ставшего для меня предметом восхищения, который столько сил вложил в этот проект и которого эта телечушь может просто сломать! Но тебя это, похоже, не трогает. А что тебя вообще трогает? Ах да, развлечения! Занятия в колледже тебя тоже не волнуют. До меня тебе тоже нет никакого дела…
– До тебя мне тоже будет дело, если ты хоть чуть расслабишься. Как я могу сказать, что ты многое значишь для меня, если ты постоянно суетишься по поводу пустяков, которые меня абсолютно не волнуют. На днях ты ходил на собрание по проблемам направлений и развития жизни Университета или что-то в этом роде, а ведь ты являешься членом дюжины таких обществ.
– Я состою только в двух, а ты что, подсчитываешь? – запальчиво спросил он.
Наступило неловкое молчание. Валери отвернулась. Ник чувствовал, что переборщил, и, глубоко вздохнув, сказал примирительно:
– Ну хватит, Валери, неужели мы не можем примириться? Мне кажется, в последнее время мы стали часто ссориться без причин: все хорошо, хорошо, а потом вдруг – раз! – и настоящая схватка. Я не знаю, что происходит, но мне очень хочется положить этому конец.
Медленно кивнув головой, Валери согласилась.
– Может быть, ты прав.
Встревоженный, он пристально посмотрел на нее.
– Я совсем не то имел в виду.
– Я знаю, что не то. Ты заметил, когда мы начали ссориться? Когда ты начал эти разговоры о нашей женитьбе. Именно с этого дня ты стал нетерпеливым, критичным и не таким милым, каким был когда-то.
– Я могу сказать то же о тебе. Извини за то, что я поторопился со своим предложением, но мне непонятно, почему это должно стать причиной раздора между нами, и мы должны постоянно кидаться друг на друга.
Она отрицательно покачала головой.
– Ну ладно, прости меня, если я в чем-то виноват. Ты же знаешь, что я не собирался тебя обижать, я просто не смог сдержаться. И я не думал критиковать тебя.
– Ну перестань, – остановила его Валери.
Когда он разговаривал с ней, глаза его излучали такую нежность, что сердце ее дрогнуло: «Боже, что же я делаю? Я не стою этого человека!» Но через мгновение уже другая мысль пронзила ее сознание: «Проклятье, надоело мучить себя сомнениями! Я устала думать о том, что Ник лучше, благороднее и умнее меня. Мне нужен человек, который может, слушая меня, молчать, как немой, ну хотя бы какое-то непродолжительное время. Например, Роб или кто-нибудь, похожий на него, тот, который не будет предъявлять мне никаких требований».
Валери чувствовала себя такой несчастной. Все, что она сейчас хотела, – это покинуть квартиру Ника и побыть немного одной.
Она поднялась, Ник быстро взял ее за руку.
– Ты не уйдешь, ты не сделаешь этого. Что, черт возьми, происходит? Ты понимаешь?
– Я все понимаю. Я ухожу, Ник. Я позвоню тебе или мы как-нибудь встретимся, но я не хочу больше ни о чем говорить,
– А я хочу. Послушай, Валери, дорогая, ты же понимаешь, что нельзя вот так запросто бросить все и пустить все на самотек. Это же неразумно – уходить из-за глупой ссоры. Боже, если б ты знала, как сильно я тебя люблю, как мне хочется сделать, чтоб нам было хорошо вдвоем!… Я не могу представить свою жизнь без тебя, хотя и знаю, что тебе этого не нужно.
– Ты ошибаешься, – прошептала она и повернулась, чтобы уйти. – Как ты не можешь понять? Мне это нужно. Мы живем, как тепличные растения, жизнь вокруг так замечательна, и я сто раз говорила тебе об этом. Но ты никак не можешь успокоиться. Тебе этого недостаточно. Ты должен непременно подвести наши отношения к какому-то драматическому итогу. Единственным местом, где я могу продемонстрировать этот итог, является сцена, на которой можно как угодно притворяться.
– Это не…
– Не говори ничего, можешь выслушать меня хотя бы одну минуту!? Ты прекрасный оратор, тебе всегда удавалось переспорить меня, но сейчас помолчи. Пожалуйста.
Он кивнул головой в знак согласия, и Валери еле сдержалась, чтоб не зарыдать. Ей хотелось обнять его и поцелуем снять затаившуюся в глазах боль, прикоснуться к его печальным, прекрасным губам, подарившим ей столько наслаждения. Но Валери, опять подавив проснувшуюся в душе нежность, переборола себя и шагнула к двери, но вновь остановилась.
– Помнишь день, когда мы посетили Бэйлэндз, где я просто обалдела от увиденного? В мире, оказывается, столько еще неизведанного. А я думала, что уже видела все. Путешествовала по Европе и Азии, побывала в Индии, объездила Америку – и думала, что меня трудно чем-либо удивить. Но я поняла, что не обязательно ездить так далеко, чтобы увидеть прекрасное. Ты научил меня этому, и теперь у меня масса новых желаний, и я не собираюсь менять намеченное по причине создания семьи или чего-нибудь другого запланированного и прозаического. Не хочу я знать, чем буду заниматься завтра! Можешь ты это понять или нет? Я ценю тебя за то, что ты разобрался во мне. Пойми же: я хочу заниматься тем, чем хочется, ходить туда, куда хочется, знакомиться и встречаться с новыми людьми, не думая о том, обижаю ли я этим поступком кого-либо или нет. Мне кажется, я ответила на твои вопросы. Обо всем этом я говорила тебе и раньше, не делая из этого никаких секретов.
– Нет, ты действительно говорила об этом…
– Ты обещал слушать меня и не перебивать!
– Я выслушал. Теперь моя очередь. Раньше тебе нравилось все, что ты сейчас упорно отталкиваешь! Тебе нравилось, чтобы кто-нибудь заботился о тебе: водил твою машину, помогал делать домашние задания, слушал, если тебя одолевало желание выговориться… Тебе нравилось и то, что я старше твоих друзей и что я драматизирую события, потому что благодаря этому казалось, что жизнь становится интереснее. Ты очень хотела проверить, испытываю ли я ревнивую дрожь при виде тебя, стоящей на сцене и подмигивающей этому придурку в роли пилота.
– Я никому не подмигивала!
– Нет, черт возьми, подмигивала! Ты играешь с людьми, Валери, и прекрасно знаешь это. Ты избалованная, неугомонная эгоистка.
– Почему же тогда ты хочешь, чтобы мы были вместе? – спросила она, гневно сверкая глазами. – И что плохого в том, что я неугомонная в свои двадцать с небольшим лет? Когда же мне еще развлекаться, если не сейчас? Ты прав. Мне нравится иметь рядом с собой человека, который делал бы все за меня; правда и то, что я радовалась тому, что ты старше моих знакомых и серьезно относишься к жизни.
– Чего не скажешь о тебе.
– Не говори со мной так! Не забывай о том, что я была вместе с тобой целых пять месяцев. Мне невыносимо то, что надо мной, как дамоклов меч, постоянно висит твое ожидание моего решения. Я не желаю больше принимать никаких решений. Я хочу быть такой, какая есть. И не пытайся переделать меня!
Приблизившись к двери, она открыла ее. Но в ту же минуту перед ней выросла фигура Ника.
– Я не хочу тебя переделывать. Я люблю тебя такой, какая ты есть. Я любил тебя такую с первого дня нашей встречи.
– Ты лжешь, – жестко сказала Валери, пристально глядя ему в глаза. – Тебе хотелось, чтобы мы были вместе, но относились друг к другу так, как ты считаешь нужным, подобно тому, как пишешь программу для компьютера. Тебе казалось, что ты правильно подобрал «программу», это устраивало тебя. На твой взгляд, я слишком трачусь на тряпки, посещаю слишком много вечеринок и совершенно не обращаю внимания на свою успеваемость в колледже.
– Но это все мелочи, не стоит об этом. Мне нравится в тебе твое духовное начало и твои…
– Ах, мое духовное начало! Ты имеешь в виду, что я несколько разнообразнее, чем компьютер, что со мной можно поговорить и пообщаться в постели. В своем воображении, Ник, ты создал мой образ, который тебе удобен, но которого я, очевидно, не достойна. Но я и не стремлюсь к этому. Я хочу делать то, что считаю нужным. К сожалению, я не могу себе этого позволить, находясь под твоим неусыпным оком. Мне кажется, что не могу… хотя я не совсем уверена.
– Если у тебя нет такой уверенности, нужно дать себе время на раздумье. Зачем стремиться разрушать то, что мы построили за пять месяцев?
– Потому что у меня неважное настроение, я чувствую себя виноватой и… лживой! – она решительно покачала головой. – Прости, Ник, но я больше не желаю тебя видеть.
– Не говори так!
– Мне придется тебе сказать. Я вообще не хочу тебя больше видеть. Я обдумала это…
– Ты об этом не думала. По крайне мере, до сегодняшнего дня!
– Я долго об этом думала. Просто не говорила.
– Занимаясь со мной любовью, ты тоже думала об этом?
– Одно к другому не имеет отношения. Мне нравилось быть с тобой в постели.
– Можно прикинуться искренней. Кажется, так ты сказала в тот день, когда снималась на телевидении. Наши с тобой отношения – хорошее тому доказательство. Ты назвала это «влюбляться в камеру». Это что, то же, что и влюбляться в меня? Ты утверждала, что это несложно, по крайней мере, для тебя, потому что убеждена в том, что, если знаешь, чего хотят от тебя окружающие, ты можешь заставить поверить их во все что угодно.
– Плевать мне на это, Ник. Терпеть не могу, когда мне напоминают то, о чем я говорила сто лет назад, о чем я сейчас даже не помню.
Снова она попыталась побороть в себе просыпающееся к нему теплое чувство. Ей было невыносимо видеть его изумленно-растерянное выражение лица, она едва сдерживалась от желания обнять Ника и поцеловать, забыв об этой ссоре. Но, подавив в себе это желание, она только сказала:
– Прощай, Ник. Я надеюсь… – она сделала неловкий жест в поисках подходящей для концовки фразы. – Ты найдешь кого-нибудь лучше меня.
Повернувшись, она шагнула к двери, теперь уже чтобы покинуть эту комнату навсегда.
– Валери, – тихо прошептал Ник.
Это было последнее, что полоснуло ее по сердцу перед тем, как она закрыла за собой дверь.
