Текст книги "Навсегда"

Автор книги: Джудит Гулд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 34 страниц)

2 °Cитто-да-Вейга, Бразилия – Нью-Йорк

Центр исследований по генной инженерии и фармацевтике сеньора де Вейги расположился в дебрях амазонских лесов. Это был маленький городок, с автономной системой жизнеобеспечения, и назывался он Ситто-да-Вейга. Солнцезащитные стекла основного корпуса – десятиэтажного здания в форме пирамиды, – отражая в ясный день экваториальное солнце, посылали в небо луч света. Центральный корпус окружали здания меньшего размера разнообразных геометрических форм. В них располагались исследовательские отделения, лаборатории, склады, производственные цеха, жилые помещения для работающих в Центре химиков, биохимиков, патологоанатомов, паразитологов. В городке имелись также электростанция, больница, школа, спортзал и даже небольшой торговый центр. Все здания соединялись между собой щупальцами закрытых переходов – с кондиционерами и тонированными стеклами. Единственная асфальтированная дорога длиной в милю вела к частному аэродрому, на котором имелась взлетно-посадочная полоса, достаточная для разбега тяжелых реактивных самолетов.

На много миль вокруг городка не было ничего, кроме непроходимых джунглей.

Несмотря на отдаленность и труднодоступность, Ситто-да-Вейга своей системой безопасности напоминал военную базу. Было учтено и предусмотрено все. Территорию города окружали два ряда сетчатого забора под электротоком, между ними прогуливался патруль со сторожевыми собаками.

Охранники и собаки размещались в самом удаленном от центра здании. Командовал постоянным гарнизоном в сорок восемь человек полковник Валерио. Кабинет полковника, несмотря на высокое положение его хозяина – Валерио занимал пост вице-президента, курировавшего вопросы безопасности всей империи де Вейги, – был обставлен по-спартански, как, впрочем, и его кабинет на Ильха-да-Борболета. Ослепительная чистота и безукоризненный порядок в кабинете, равно как и сама внешность Валерио – накрахмаленный костюм цвета хаки, тяжелые ботинки, короткая стрижка, выправка и стать, – все это говорило о его военном прошлом. Кондиционер – единственная роскошь, которую позволял себе полковник, – был включен на полную мощность, потому каждый входящий в этот кабинет испытывал легкий озноб.

Заложив руки за спину, Валерио смотрел сквозь стеклянную стену своего кабинета на гигантскую зеркальную пирамиду, возвышавшуюся над окружавшими ее зданиями. Заходивший на посадку четырехмоторный реактивный самолет не привлек внимания полковника. Он знал, что это был обычный грузовой рейс – самолеты с грузами прилетали сюда трижды в день.

Мысли полковника были заняты другими, более важными делами.

Некий Аарон Кляйнфелдер, вице-президент «Поможем детям», отвечавший за Управление информации, по-прежнему настойчиво пытался войти в файл «Опус».

Полковник Валерио раздумывал, следует ли ему немедленно доложить об этой настойчивости Эрнесто де Вейге или лучше повременить.

Валерио взглянул на часы.

Придется подождать. Было около трех, и еще в течение получаса он не мог беспокоить босса. Сейчас он тоже принимал процедуры, предписанные ему и Заре Бойм доктором Васильчиковой, и тревожить его в это время разрешалось только в связи с событиями чрезвычайной важности. Данное же происшествие тянуло, по шкале де Вейги, не более чем на четыре с половиной балла. Неприятное, конечно, происшествие, но уж точно не вопрос жизни и смерти. Кроме того, пока что ситуация была под контролем: достаточно организовать сбой в компьютерной системе ПД. Это на какое-то время остановит мистера Кляйнфелдера и его маленькие шустрые пальчики.

Глаза полковника Валерио сузились. Аарон Кляйнфелдер. У этого человека были все данные, чтобы стать достойным противником. Жаль, что в этой игре достойные противники не ценятся. Наоборот. Слишком многое поставлено на карту.

Валерио подошел к письменному столу и снял телефонную трубку. Пора задействовать Духа. Снова.

В нью-йоркской штаб-квартире ПД Лиза Осборн повесила трубку и направилась в кабинет начальника.

– Шеф, – сообщила она. – Вы не поверите.

Аарон, хмыкнув, взглянул на нее, оторвавшись от экрана компьютера.

– Чему?

Лиза закрыла дверь.

– Только что звонили из полиции, – она сделала паузу. – Они меня вызывают.

–  Тебя? – Аарон выпрямился. – И о чем же они хотят с тобой поговорить? – Пристально посмотрев на свою помощницу, он добавил: – Ты же ничего такого не делала, не так ли?

– Нет. Я вчера привела в отель Винетт Джонс, – тихо ответила Лиза. – Помните?

– А, да. Мисс Джонс. Ты уже с ней говорила сегодня?

Лиза, обхватив себя руками, медленно подошла к столу.

– Она умерла, Аарон. Умерла, – голос Лизы стал хриплым.

Аарон резко вздохнул, как будто ему не хватало воздуха.

– Что случилось?

Лиза пожала плечами.

– Полиция говорит, наркотическое отравление.

– Нет, – Аарон покачал головой. – Не может быть. Она производит впечатление религиозной, богобоязненной женщины.

– Похоже, полицейские думают по-другому. Тот, с которым я говорила, сказал, что у нее все вены на руках свернулись из-за уколов.

– Да ты что!

Лиза вздохнула.

– Ну ладно, я, наверное, смотаюсь. Если мне придется участвовать в опознании, я сегодня не вернусь.

Аарон кивнул.

– На сегодня ты свободна.

– Спасибо. До завтра.

Лиза направилась к двери.

Аарон, развернувшись на кресле, уставился в окно.

«Значит ли это, что мне можно прекратить поиски ребенка? —Он отрицательно покачал головой.  – Это делает загадку еще более интригующей. Я готов даже заняться этим в свое свободное время».

Аарон снова крутанулся на кресле.

– Черт возьми! – пробормотал он.

Компьютер был отключен.

К четырем часам дня компьютеры были по-прежнему вырублены, и Аарон решил на этом закончить работу. Он пошел домой пешком – хотя до Восемьдесят первой улицы и Риверсайд-драйв, где находилась его квартира, путь был неблизкий. Но это и к лучшему погода была отличной, а ему не мешало немного размяться.

Дойдя до Риверсайд-драйв и Восемьдесят первой улицы, Аарон с удовольствием огляделся, наслаждаясь тишиной и покоем. Толпа, заполонившая центральную часть города, рассосалась. Это было тихое место, где поют птицы, белки прыгают с ветки на ветку и можно слышать свои собственные мысли. Если немного напрячь воображение, нетрудно представить, что эта зеленая улица, похожая на парк, находится в каком-то другом, тихом и спокойном городе.

На светофоре горел красный. На противоположной стороне улицы ожидала зеленого света молодая, красиво одетая женщина с коляской. Рядом с Аароном пожилая чета высказывала свое недовольство по поводу цен на бакалейные товары – у обоих в руках были пластиковые пакеты, видимо, они шли из магазина. Зажегся зеленый свет, и все двинулись на противоположную сторону улицы.

Аарон уже дошел до середины перехода, когда вдруг услышал рядом шум мотора. Он остановился и посмотрел направо. На полной скорости на него несся коричневый микроавтобус.

Когда он понял, что происходит, было уже поздно. Лобовое стекло и решетка радиатора, приближаясь, становились все больше и больше. Он слышал, как закричала женщина с коляской, и еще успел поднять руку, чтобы закрыть лицо, до того как на него со всей силой обрушился гигантский металлический кулак. Потом все потемнело и исчезло.

Красная роза, выпавшая из окна микроавтобуса, упала на мостовую рядом с ним.

21 Нью-Йорк – Ситто-да-Вейга, Бразилия

Томас Эндрю Честерфилд Третий у себя в кабинете опустил телефонную трубку. Новость его ошеломила. Меньше всего он ожидал услышать это от таинственного шептальщика, вселявшего в него ужас.

– Вы очень нам помогли, мистер Честерфилд, – похвалил его голос. – Вы хорошо поработали. Выполните нашу последнюю просьбу – и на этом наше общение закончится. Вы получите оригинал фильма и все существующие копии.

Честерфилд не мог поверить. Ему казалось, что все это ему снится.

– Так вот, мистер Честерфилд, – продолжал голос. – Я сообщу вам номер телефона. Пожалуйста, запомните его и передайте Духу. Скажите ему, что клиент выражает желание нанять его напрямую и что за это на любой указанный им счет в Швейцарии будет переведен миллион долларов. Кроме того, за каждую услугу клиент будет выплачивать дополнительно сто тысяч долларов. Авансом. Дух будет работать с нами без посредничества, напрямую.

– Я попробую передать это Духу сегодня же вечером.

– Хорошо. И еще одно, мистер Честерфилд. Советую вам забыть этот номер телефона, как только вы сообщите его Духу. Пожалуйста. Окажите такую любезность самому себе. И не будьте любопытным.

– И… все? – Голос Честерфилда дрожал.

– Да, мистер Честерфилд. Все. После этого вы сходите со сцены.

«Неужели это правда? —удивлялся Честерфилд.  – Остается выполнить эту последнюю просьбу – и его снимут с крючка? Навсегда?»

Честерфилд смотрел на телефон, ожидая, что он вот-вот зазвонит снова и шепчущий голос скажет, что все это было ошибкой…

Но телефон молчал.

И впервые за долгое время Честерфилд с нетерпением ожидал наступления темноты.

Когда наконец стемнело, он выехал в последнее путешествие на Девятую авеню.

На углу он заметил стайку проституток. Вот она! На этот раз на ней был золотой топ, узкие золотые брюки и туфли на шестидюймовой шпильке. Увидев его машину, она направилась к нему, одной рукой раскручивая на ходу маленькую золотую сумочку, вращавшуюся в воздухе, как пропеллер.

– Опять ты. – Она просунула голову в окно машины.

Он кивнул.

Она медленно провела кончиком розового языка по верхней губе.

Девушки на углу захихикали, потом затихли. Внизу, на Тридцать восьмой улице, из гаража выезжала пожарная машина, сверкая проблесковыми маячками.

– Ты скучал по мне? – спросила она.

Он кивнул. Говорить что-либо было бессмысленно: к вою сирены добавилось оглушающее гудение клаксонов, затем мимо них прогромыхал грузовик, и какофония постепенно затихла.

– Ну что? – спросила она. – Ты меня пригласишь сесть?

Он опять кивнул. Дернув за ручку запертой двери, она ожидала, пока он ее откроет.

– Вперед, – скомандовала она, садясь в машину. – Дорогу знаешь.

Осторожно съехав с обочины и влившись в поток транспорта, он повернул направо, а потом еще раз направо – к знакомой уже стоянке.

– Сколько?

– За передачу сообщения сто пятьдесят, – ответила Шенел.

Он дал ей деньги. Пересчитав их, Шенел расстегнула сумочку и, запихнув в нее бумажки, снова ее застегнула.

– Ну, что там надо передать на этот раз?

Он рассказал ей, что с Духом хотят связываться напрямую, минуя его, и что, если Духа заинтересует это предложение, он готов сообщить тому номер телефона.

– И сколько же они собираются платить? – спросила она. – Просто интересно.

Он ответил. Она пожала плечами: ответ не удивил ее нисколько.

– Я позвоню, скажу ему. Но ты лучше запиши телефон на бумажке. У меня с цифрами плохо. Как я ни пытаюсь их запомнить, они все равно вылетают из головы.

Достав из бардачка блокнот и ручку, он записал номер телефона, выдрал страницу из блокнота и передал ей.

Она запихнула листок в сумочку.

Он высадил ее на углу, как обычно, – в последний раз.

Клиенты Шенел вряд ли узнали бы ее без обычного прикида проститутки. В неброской бело-коричневой полосатой блузке с двумя верхними расстегнутыми пуговичками, в шелковом шарфе, свободно повязанном на шее, желтой жилетке и коричневых слаксах она выглядела шикарно. Наряд дополняли дорогие коричневые сапоги, расстегнутый коричневый плащ «Лондонский туман» и сумка «вуиттон» через плечо.

Закрыв зонтик и стряхнув с него капли воды, она вошла в офис трансагентства напротив Центральной станции и, оглядевшись, поднялась на эскалаторе на второй этаж к телефонным автоматам.

Подойдя к самому дальнему автомату – народу здесь почти не было, – она поставила свою сумку и стала в ней рыться. Салфетки, пудреница, кошелек… и вот наконец – бумажка с телефонным номером, который дал ей этот белый. Она продолжала копаться в сумке. Помада, тампоны, опять помада – нашла! Телефонная карточка фирмы «Эм-си-ай», которую она вытащила у одного мерзкого типа, пока он трахал ее в рот. Взглянув на карточку, она улыбнулась: разговор за его счет доставит ей особое наслаждение.

Хмыкнув, она сняла трубку и прочитала инструкции на обратной стороне карточки. После цифр 950-1022 – выход на линию «Эм-си-ай» – последовал гудок. Она набрала «0» и записанный на бумажке номер в Лос-Анджелесе. После очередного гудка ей пришлось еще набрать напечатанный на лицевой стороне четырнадцатизначный код владельца карточки. Пока она продиралась сквозь все эти номера и коды, ей казалось, что она звонит куда-то в далекий космос.

Она стала ждать.

Скачала из трубки доносились щелчки соединений, перемежавшиеся паузами, как будто звонок переводили на другую линию. Опять щелчки и паузы – опять перевод на другую линию связи. И наконец она услышала гудки.

– Да?

– Меня попросили передать вам кое-что от Духа, – сказала Шенел.

– Я слушаю, – ответили ей.

Она набрала побольше воздуха в легкие.

– Ну, Дух говорит… Сейчас, минутку, я посмотрю… что-то насчет того, что он принимает деловое предложение, переданное через вашего человека. Дух еще сказал, что, как только деньги будут переведены на его счет, он будет работать только на вас. – Она помолчала и неуверенно добавила: – Вам дать номер счета и все остальное?

– Пожалуйста, – сухо ответил голос из трубки. Зажав телефонную трубку плечом, она порылась в сумке.

– Вот он! – Шенел продиктовала номер счета. Голос на другом конце линии повторил номер и добавил:

– Мне нужен номер телефона, по которому можно связаться с Духом в любое время.

– Сейчас, минуту…

Ей пришлось опять покопаться в сумке, чтобы найти бумажку с номером. Продиктовав его, она пояснила:

– Это автоответчик. Вы можете звонить круглосуточно, в любой день. Дух каждый день считывает информацию. Если от вас что-то будет, он позвонит, пойдет?

– Да. Передайте ему, что деньги, включая гонорар за первое задание, будут переведены в течение часа.

Шенел быстро оглянулась.

– У вас уже есть для него задание?

– Передайте ему то, что вам сказали. В трубке послышались частые гудки.

Вечером следующего дня Томас Эндрю Честерфилд Третий, бодро насвистывая, пружинящей походкой спускался по ступеням станции метро Фултон-стрит. Он только что закончил работу в офисе и, как истинный преуспевающий обитатель Ист-Сайда, решил воспользоваться метро исключительно потому, что это был скорейший и простейший способ выбраться из центра в час пик.

Боже, как ему было хорошо! Впервые за многие годы. Потому, что все неожиданно изменилось. Жизнь снова стала безоблачной. Час назад посыльный принес ему огромную сумку с биркой «Лично».

Как ему и было обещано, в ней находились восемь видеокассет. Запретив секретарю впускать кого-либо в кабинет, заперев дверь, Честерфилд уселся за стол и, чувствуя, как скачет в груди сердце, с помощью ножниц раскрыл кассеты. Размотав пленку, он принялся яростно разрезать ее на куски.

Когда с пленкой было покончено, он с удовлетворением сгреб плоды своего труда в мусорную корзину и улыбнулся. Все. Теперь его никто не сможет шантажировать. Пленки превратились в мелкие безопасные обрезки.

Наконец можно было вздохнуть с облегчением. С шантажом покончено. И шепчущий голос больше никогда не побеспокоит его.

Опустив приготовленный жетон, он протиснулся через турникет и, весело размахивая портфелем, спустился вниз. Устроившись поближе к краю платформы, он достал «Уолл-стрит джорнал», развернул его наполовину и погрузился в чтение.

Вскоре послышался грохот выезжающего из пасти тоннеля поезда, и рельсы отразили огни прожектора, сверкающего, как глаз Циклопа. Сложив газету, Честерфилд зажал ее под мышкой, поджидая приближающийся поезд. Он не заметил, как кто-то вложил в газету красную розу.

По мере приближения поезда грохот переходил в гром, и как раз в тот момент, когда завизжали перед остановкой тормоза, кто-то сзади сильно толкнул Честерфилда.

Раскинув руки, он летел вниз, на рельсы. Ему хотелось крикнуть, что все не так, что это какая-то ошибка! Но не успел издать ни звука. Тысячевольтовый разряд пронзил его тело, как только оно коснулось третьего рельса. И тут же, как будто этого разряда было недостаточно, чтобы предать его смерти, подоспевший поезд подмял под себя уже бездыханного Честерфилда.

Воспользовавшись паникой, Дух, никем не замеченный, спокойно отошел от платформы. «С такими гонорарами я смогу отойти от дел уже через год. Если, конечно, заказы будут поступать регулярно».

Свет в помещении был выключен, и в люминесцентном свечении телемониторов и компьютерных дисплеев фигура доктора Васильчиковой походила на странную зеленоватую тень из научно-фантастического фильма. За консолями, расположенными под углом друг к другу, сидели молодые помощники доктора, юноша и девушка. Они могли быть ее внуками, каковыми, впрочем, не являлись. На обоих лежал тот же зловещий зеленоватый отблеск. Доктор прохаживалась перед ними вперед и назад, как светящееся зеленое привидение.

– Температура тела Объекта номер один, – голос доктора был отрывистым, с сильным славянским акцентом.

– 97.152 по Фаренгейту, – четко ответила девушка.

– Объект номер два?

– 97.380, – отрапортовал юноша.

– Так-так, очень хорошо, – в бормотании доктора Васильчиковой слышалось крайнее возбуждение. Она даже позволила себе улыбнуться, что случалось довольно редко. Возбуждение, подобно ароматному крепкому вину, бродило в ней, но сейчас было не время почивать на лаврах. Уже достаточно того, что ее теория получила подтверждение, что ее попытки понизить температуру тела Эрнесто де Вейги и Зары Бойм на долю градуса увенчались успехом. И что еще более важно, эта температура держалась на том же уровне вот уже несколько недель. Недель!И еще никогда два ее объекта не чувствовали себя так хорошо.

Внезапно губы ее сжались, к радости успеха примешивалась горечь. Как мучило ее это – невозможность опубликовать результаты своих исследований, рассказать о своих многотрудных достижениях миру! Как омрачало это радость открытия!

Только подумать! Ей всегда казалось, что она была выше этой маленькой человеческой слабости – тщеславия. Годами она работала только для удовлетворения исследовательского интереса, ею двигала любовь к науке, наслаждение самим процессом исследования. Но сейчас…

Сейчас, когда ей уже за восемьдесят и отпущенное ей время истекает, она обнаружила в себе эту жажду, это стремление к тем сладким, осязаемым, реальным плодам, которые должны были бы вызреть в изобилии на древе ее трудов, – получение причитающегося от равных ей, воздаяние ей должного теми, кто способен оценить ее успехи, – может быть, даже выдвижение на Нобелевскую премию. А самое главное, сознание, что другие ученые всегда будут пользоваться ее открытиями, ссылаться на ее труды, развивая то, что было начато ею, таким образом занося ее имя в книгу вечности, своими ссылками и примечаниями обеспечивая ей истинное, единственно возможное бессмертие!

Но довольно. К чему мечтать о невозможном? Она никогда не сможет опубликовать свои исследования, и на то есть множество причин.

Во-первых, имена Объектов должны были оставаться в абсолютной тайне; во-вторых, исследование проводилось с привлечением спорной методологии; кроме того, приходилось принимать во внимание и тот немаловажный факт, что большинство людей мыслит очень консервативно.

Но злость и презрение по отношению к человечеству вспыхнули и разгорелись язвящим огнем. И к ним – как будто только этих причин было недостаточно – прибавлялось ее прошлое…

Теперь ей казалось, что сама комната, напичканная до предела современнейшим оборудованием, издевалась над ней: сверхчувствительные микрофоны, усиливавшие звук ровного дыхания, доносившегося из процедурной, насмешливо фыркнули, выпустив из динамиков скрежещущий звук. Все – соединенные с датчиками на теле обоих Объектов дисплеи, обеспечивавшие постоянную информацию о температуре тела, артериальном давлении, пульсе и ЭКГ, десятки компьютерных экранов, на которые можно было вызвать ошеломительную медицинскую и биологическую информацию, по объему сопоставимую с многотомными энциклопедиями, – все это вдруг стало мелким и несущественным, потеряло свое значение.

Потому что какое значение могло иметь все это, если никто никогда не узнает о ее работе?

Она ощущала иронию ситуации. Она, раскрывшая тайну источника молодости, стареет, дряхлеет, ссыхается, как чернослив, и скоро умрет, умрет от старости. Она, повернувшая время вспять, заставившая жизненные часы своих благотворителей вращаться в обратную сторону.

Тем временем Заре казалось, что она, освобожденная от земного веса, парит во мраке. Во мраке, в который ежедневно, в одно и то же время, она с жадностью возвращалась.

Лежа с закрытыми глазами, не шевелясь, она представляла себе, что провода датчиков, опутавшие ее обнаженное тело, – это восхитительно сексуальные воспроизводящие органы каких-то неземных существ, обнимавших ее своими нитевидными щупальцами.

Она испытывала почти непристойное наслаждение, и для этого было несколько причин.

Из надетых наушников с лазерного диска доносилось пение Лили Шнайдер «Dov'è l'Indiana bruna?», наполняя ее слух неземными звуками «Лакме» Делиба, записанной на несовершенном оборудовании еще в 1946 году, но безупречно чистой теперь, после реставрации. Боже, как чисто, как совершенно!

Через пластиковую трубку капельницы, к которой она была присоединена, втекал в ее кровь эликсир молодости – гормоны, клетки, измененные протеины ДНК, в дополнение к гормонам роста, которые она получала три раза в неделю.

Кроме этого, ее наслаждение проистекало от сознания того, что она красива, молода, что у нее нет морщин, что тело ее совершенно, что оно останется совершенным навсегда.

В процедурной, где лежали Зара и Эрнесто, не было окон. Помещение не имело ничего общего с прохладной стерильностью клиники. Напротив, в нем царила спокойная роскошь. Мягкие толстые ковры, направленный на картины Пикассо в позолоченных рамах свет, отражаемый бордовыми стенами. Не было в помине больничных кроватей: она и Эрнесто лежали на серых кожаных кушетках, специально изготовленных для них по размерам их тел.

Именно в этой простой и в то же время изощренной комнате, где воздух контролировался компьютерами, которые поддерживали не только температуру, но сам состав воздуха, постоянно обогащая его кислородом, Зара чувствовала абсолютный покой. Отсюда мир казался совершенным во всех отношениях.

Ничто не ускоряло ее пульс, ничто не поднимало давление. Ощущение чистого блаженства. Казалось, ее телесная оболочка прекратила свое существование. Она была в своем собственном, безопасном, лелеющем, питающем коконе.

Эрнесто казалось, что он плавает. Его тело было независимо от разума, освобожденного от всех земных забот, существовавшего отдельно от его телесной оболочки, получив способность в тысячную долю секунды достичь иных миров, свободно и праздно парить, подобно ленивой бабочке в безветренный день, едва приподнявшейся над остатками кокона, из которого она только что освободилась.

Какая ирония заключалась в том, что именно в этот дневной час, будучи прикованным к капельнице, он ощущал самую полную свободу. Ничто – ни путешествия по всему миру, пересечение границ со всеми подобающими его положению привилегиями особо важной персоны, ни его захватывающее дух миллиардное состояние, эскадрильи самолетов, парк лимузинов, имевшихся в его распоряжении, – ничто не давало ему такого чувства полного, ничем не омраченного освобождения.

Потому что только здесь, с незримыми видеокамерами, наведенными на него, электронными датчиками, присоединенными к его телу, так что каждый вздох, биение его сердца находились под постоянным контролем, мог он отдохнуть душой и погрузиться в полеты фантазии, к которым он так стремился.

Ему вовсе не казалось странным, что лучшие идеи осеняли его именно тогда, когда он без движения лежал под капельницей, из которой в его кровь медленно втекал эликсир юности – клетки, гормоны.

Постепенно свет в комнате становился ярче. Эрнесто вздохнул. Сосуды, из которых втекала в его кровь живительная влага, были пусты. Час прошел. Действительность снова вступала в свои права.

С шипением раздвинулись пневматические двери, и в комнату быстрым шагом вошла доктор Васильчикова. В беспощадном свете ее сморщенная кожа походила на чернослив. Она ловко вытащила иглы из запястий Зары и Эрнесто и повесила их на капельницы. Тотчас же обе капельницы беззвучно поднялись и исчезли в отверстии на потолке.

– Я сейчас сниму датчики, – говорила она, не прекращая движения. – Когда вы оба оденетесь, я хочу устроить вам небольшую экскурсию. Вы сможете увидеть своими глазами результаты наших последних исследований. Думаю, что вас обоих порадуют наши достижения.