Текст книги "Мой нежный варвар"
Автор книги: Джудит Френч
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)
Глава 5
Через час после встречи с Роксаной в саду Птолемей посетил гавань в сопровождении посыльных, членов военного совета и группы, состоявшей из аристократов, писарей, чиновников, жрецов и слуг. Он жестом повелел своей свите удалиться и пошел вдоль причала вместе с Гектором Пеллой, адмиралом южного флота.
Птолемей делал вид, что осматривает военные корабли, но на самом деле его мало интересовали ранги моряков или ежедневные учения, проводимые на флоте. Это была забота Гектора. Все, что интересовало Птолемея, – это результат. Тот, кто владел морскими путями Средиземного моря, был там властелином, и он стремился получить эту власть.
«Как мы, наверно, странно смотримся вместе…» – подумал Птолемей. Царь, облаченный в роскошные одежды из тонкого льна и сияющий золотом, и босой командующий флотом в заштопанной, покрытой пятнами тунике, доходившей до бедер. Но даже в таком одеянии Гектор выглядел мужественно, кроме того, он был умен и беззаветно предан. Птолемей знал его уже более двадцати лет. Они сражались бок о бок, вместе развлекались с портовыми девками и оба обладали талантом повелевать людьми. Гектор пользовался редким доверием Птолемея, которого женам царя никогда не удавалось удостоиться.
Птолемей лишь в пол-уха слушал подробный доклад Гектора о флоте Кассандра и о стычке близ Кирены. Он не мог не думать о Роксане, о ее нежных губах и мелодичном смехе.
Мысли о ней будоражили его. Он был рад, что носит громоздкий пеплос, который обычай повелевал ему надевать поверх туники. Складки льняной ткани целомудренно скрывали его физическое состояние от посторонних глаз. Скорее бы наступил вечер, когда он сможет войти в опочивальню Роксаны…
– …и отправили их на дно, – говорил Гектор.
Притворяясь заинтересованным докладом, Птолемей остановился, пытаясь подавить нарастающее желание, и стал смотреть на торговые суда, входящие в укрепленную гавань. Корабли шли за кораблями, тяжело груженные богатыми товарами из Африки и провинций побережья Эгейского моря: слоновой костью, специями, скотом, золотом, рабами, Оливковым маслом, маслинами, вином, бронзой, пшеницей.
«Да, так лучше», – подумал Птолемей. Ему надо сосредоточиться. Время пойдет быстрее, если он будет думать о торговле и возможных осложнениях в отношениях с Карфагеном, а не об аромате, исходившем от Роксаны, или о ее шелковистой коже.
Бесконечный поток полуобнаженных людей двигался под обжигающим солнцем от доков к повозкам, запряженным быками, и к караванам мулов и верблюдов. Спины людей блестели от пота, носильщики сгибались под тяжестью мешков с зерном, корзин с рыбой, связок шкур животных. Чайки и морские птицы, оглушительно крича, дрались за рыбу. Корабельные повара, писари и городские чиновники сновали в толпе моряков, солдат, жрецов, беспризорных мальчишек, шлюх, продавцов пива. Раздавался рев быков и мулов, лай собак, крик птиц, томящихся в клетках.
– Клянусь Зевсом, ну и грязное же это место! – произнес Птолемей, с трудом отвлекаясь от своих размышлений и пытаясь скрыть то, что не слышал ни слова из сказанного Гектором. – Здесь ни глотка свежего воздуха! Иногда я думаю, не лучше ли было вернуться в Македонию и стать там крестьянином.
Адмирал усмехнулся. Он был человеком средних лет, невысоким, худым, как жердь, его кожа под действием солнца и ветра приобрела оттенок темного пива.
– Не могу представить вас за плугом, ваше величество.
Глаза Гектора были голубыми, но выцветшими, как и вся его внешность, однако в них светился проницательный ум. Птолемей хорошо знал цену своему адмиралу, и в его интересах было оказывать этому человеку уважение, которого тот заслуживал.
– Я так долго не держал меч в руках… – признался Птолемей, подстраиваясь под дружеский тон. – Никто не может похвастаться, что легко иметь дело с этими раболепствующими волокитчиками или самодовольными послами.
– Да, ваша правда, – согласился Гектор. – Хотя хороший порт может сторицей вознаградить за долгие недели жизни на одном пиве и черством хлебе.
– Но здешний смрад!.. – воскликнул Птолемей. – Как ты можешь выносить это зловоние после чистого морского воздуха?
Адмирал рассмеялся.
– Есть города и похуже. А здесь, по крайней мере, есть сточные трубы.
Зубы Гектора, золотые и цвета слоновой кости, блестели на солнце. Остатки волос с проседью были коротко подстрижены. На чисто выбритом лице отчетливо проступали глубокие шрамы после оспы. Впечатление портила обвисшая щека, пронзенная стрелой, выбившей ему зубы и зацепившей мускулы.
– Александрия пахнет деньгами, – сказал Гектор. – И властью. Какой другой город может сравниться с ней? Какая другая страна? И все благодаря вам, мой царь.
Птолемей фыркнул, но в глубине души он был польщен. Рассказы Гектора о Карфагене и проведении кампании на юге были утешительными, а новый флот уже почти создан. Скоро ему не придется бояться Кассандра. Через два года Македония будет платить дань Египту, то есть ему! Он снял с большого пальца руки тяжелый золотой перстень и вручил его Гектору.
– Продай это и купи себе пару сандалий, – сказал он. – Пусть меня поразит Посейдон, если ты не выглядишь как пират, а не мой адмирал! Если бы я повстречал тебя в темной; аллее, то схватился бы за меч.
Гектор принял перстень и проверил качество золота на зуб. Птолемей, громко расхохотавшись, хлопнул его по плечу.
– Завоюй мне Карфаген, и я сделаю тебя правителем! Ты проведешь остаток своих лет в роскоши.
– Тогда мне придется оставить свою жену в Греции.
– Которую из них? Старую Цирцею? А может, финикийскую красотку или ту нубийскую принцессу, которую, как я слышал, ты прячешь в…
Гектор прервал его крепким словцом.
– Вы знаете чересчур много, – сказал он, искренне смеясь. – Вы знаете, что о вас говорят, ваше величество? Говорят, что никому от Афин до Персеполя не удавалось задавить блоху без того, чтобы соглядатаи не донесли вам о ее размере и весе и чтобы вы не смогли извлечь выгоду из этого убийства.
– Неужели? – рассмеялся Птолемей, – А я…
Пухлый евнух с обритой головой и выбритыми бровями бросился вперед и лег ничком на палубе.
Гектор выхватил изогнутый кинжал, висевший на поясе, и направился к нему.
Птолемей жестом остановил друга.
– Чего ты хочешь? – спросил он.
– О великий и славный царь! – завыл посланец. – Самый прославленный и достойный…
– Обойдемся без формальностей. Чего тебе надо? Говори, или Гектор разрубит твою башку и все, что в ней есть, скормит рыбам, – пригрозил Птолемей.
Посланец прижался к дощатому настилу.
– Ее величество царица Артакама, возлюбленная дочь Исиды, верховная жрица богинь Бастет, Тауэрт и Нехбет, просит прийти вас к ней при первой же возможности.
Пухлая рука с мясистыми пальцами указала на украшенное цветами судно, стоявшее на якоре близ кораблей флота. Знамена царицы Египта, жены Птолемея, развевались над баржей, на которой был ярко нарисован глаз бога Гора и золотые цветы лотоса.
– Что ей нужно? – спросил Птолемей и рассмеялся. – Если бы ты и знал, то не осмелился бы мне сказать, не так ли, надушенный болван? – Он посмотрел на Гектора и пожал плечами. – Видишь ли, царские жены так же докучливы, как и остальные. Можешь предоставить корабль и гребцов, которые доставят меня к ее судну? Если я не попаду к ней, она отомстит мне тем, что потребует построить еще одну гробницу. А та, что я построил недавно, стоила немалых средств.
Гектор отсалютовал.
– Сейчас же, мой царь!
Он поманил помощника, и через несколько минут Птолемей взбирался по веревочной лестнице на палубу роскошного судна царицы Артакамы.
Охрана царицы, вооруженная луками, копьями и дубинами, стояла неподвижно, а хор рабынь пел приветственный гимн. Одетые лишь в цветочные гирлянды, обвивавшие их бедра, девушки опустились на колени и посыпали путь царя цветками лотоса. Птолемей остановился и огляделся в поисках жены. Он видел жриц, танцовщиц, музыкантов, гребцов, евнухов, кошек, но Артакамы нигде не было.
Пожилая придворная дама, в которой он узнал одну из фавориток жены, вышла к нему навстречу и распростерлась на палубе.
– Ваше величество, царица Артакама просит вас…
– Да, я знаю, – перебил ее Птолемей, которого все сильнее раздражала эта сцена. – Где она сейчас и что ей нужно?
Египетская аристократка улыбнулась и изящным движением указала на задрапированный павильон, расположенный рядом с кормой баржи. Двое огромных евнухов, облаченных в персидские шаровары и тюрбаны, стояли на страже. У каждого в руке был топор.
Не обращая на них внимания, Птолемей отодвинул занавесь, вошел и замер, глядя перед собой. Он чуть не открыл рот от изумления, но в последний момент взял себя в руки и просто произнес имя жены.
– Артакама…
Она не отвечала и оставалась неподвижной, стоя на коленях, прикрытая лишь длинными черными волосами. Он сглотнул, потому что у него внезапно пересохло в горле. Он знал, что она брила голову и что это всего лишь парик, но эффект получился ошеломляющий!
Тело Артакамы было намазано маслом и посыпано золотой пылью. Когда она медленно подняла голову, он увидел, что глаза ее подведены сурьмой – это подчеркивало длину и густоту ресниц – и губы накрашены ярко-красным цветом.
Он торопливо вдохнул влажный морской воздух.
Он ошибся. Не только роскошные черные волосы украшали ее. На шее сверкало ожерелье из чеканного золота, усыпанного кроваво-красными рубинами, от которого к браслетам, обвивавшим ее изящные запястья, шли тонкие золотые цепочки. На их звеньях были вырезаны крошечные иероглифы, на ожерелье и браслетах вычеканены изображения любовных пар, с необычайным мастерством и фантазией предававшихся любовным утехам.
– Я прошу у тебя прощения, могучий буйвол, – сказала она на ломаном греческом. – Я чем-то обидела тебя. Прости меня, о муж мой!
– Ты ничем…
Он запнулся, когда она облизала красные губы кончиком языка. От нее исходил аромат мускуса и чего-то неуловимого, опьяняющего и соблазнительного. Ее темные ресницы затрепетали.
– Ты не приходишь в мою опочивальню, – прошептала она. – Поэтому я знаю, что совершила что-то…
– Нет, ну что ты!
Он подошел ближе. Его охватило острое желание.
– Я вела себя очень плохо, – сказала она. – Меня следует наказать. – Из груды подушек она извлекла кожаную плетку с серебряной ручкой и вручила ему. – Прошу тебя, – прошептала она, – научи меня быть покорной.
Его пальцы сжали тонкую рукоятку. Плеть казалась игрушечной, но кожаные ремни могли причинить сильную боль. На его лбу выступили капельки пота.
У ложа стояла жаровня, из которой курился фимиам. Медленно, соблазнительно Артакама отвернулась и спрятала лицо в подушки, представив его взгляду роскошные обнаженные бедра и окрашенные хной ступни ног. Ее упругий зад блестел от масла, копна волос черным опахалом лежала на теле.
Птолемей застонал и сбросил одежду. За стенами опочивальни музыканты ускорили темп, но он не замечал этого. Его кровь пульсировала все быстрее, все неистовее становились удары кожаных ремней по телу Артакамы, и все громче ее стоны.
Ребенок Геспер спал, когда она поздним вечером вернулась в дом мужа, расположенный на окраине Александрии. Она не стала принимать ванну и переодеваться в чистую тунику, а сразу прошла в спальню малыша. Внезапно самым важным для нее стало убедиться, что он в порядке.
Прохладный бриз с озера пронесся через просторную комнату. В закрепленной на душистых кедровых перекладинах колыбели, сплетенной из тростника и выстланной шелком, раскинулся полуторагодовалый Ясон, посасывая палец розовым ротиком. Свекровь Геспер, госпожа Алисса, сидела рядом на табурете, инкрустированном слоновой костью. Рядом расположилась преданная македонка, кормилица Ясона.
– У него нет жара? – спросила Геспер.
Госпожа Алисса улыбнулась ей.
– Нет, дочь моя. Он в полном порядке. Лучше и быть не может. – Она вздохнула, и ее круглое лицо просияло от счастья. – Ты и представить себе не можешь, сколько радости доставляет мне он, сколько радости доставляешь мне ты. После стольких разочарований у меня наконец есть здоровый прекрасный внук!
– Да благословит его Исида! – прошептала рабыня, на коленях стоящая перед колыбелью. – Пусть всемогущая богиня хранит его и даст ему сто лет жизни!
– Тот зубик еще не прорезался? – спросила Геспер у няни.
С трудом справляясь с желанием взять ребенка на руки, она кончиками пальцев погладила его по головке, наслаждаясь прикосновением к шелковистым темным волосам. Кормилица покачала головой.
– Нет, госпожа. Его десны опухли, но нового зубика пока нет.
– Ты выглядишь усталой, – заметила госпожа Алисса. – Что, трудно ухаживать за чужестранкой?
– Нет, напротив, – ответила Геспер. – Она очень приятный человек. Вам бы она понравилась.
– Пойдем, пусть он поспит. – Госпожа Алисса поднесла два пальца к губам, поцеловала их и приложила ко лбу Ясона. – Следи за ним как следует.
Кормилица пробормотала слова повиновения. Геспер отдала последние распоряжения и прошла за свекровью в ее покои. Госпожа Алисса велела рабыне принести жареного цыпленка, фрукты, маслины и сыр и пригласила Геспер устраиваться поудобнее.
– Что беспокоит тебя, о возлюбленная дочь моя? – спросила госпожа Алисса. – Ты не должна переживать за мужа: ему ничто не угрожает, когда он развлекает этрусских мудрецов.
Геспер покачала головой. Мать Арго хорошо приняла ее и прекрасно относилась к невестке, несмотря на то что ей долго не удавалось забеременеть. Она заменила ей родную мать, проявляла участие и уважение. Но Геспер не знала, как много можно рассказать, чтобы не навредить своей семье.
– Говори же, – произнесла госпожа Алисса, – Ты знаешь, что в этом доме нет секретов. Бремя нести легче, если разделить его с кем-то. – Она с нарастающим беспокойством смотрела на Геспер. – У тебя началось кровотечение? Ребенок, которого ты ждешь…
– Нет, госпожа, – успокоила ее Геспер. – Пару часов назад я чувствовала, как он бился. Этот малыш будет таким же крепким, как и Ясон. Нет, это нечто более опасное… для меня и для этого дома.
Старая госпожа знаком приказала Геспер молчать, поднялась и вывела ее в окруженный изгородью сад. Она ничего не говорила до тех пор, пока они не добрались до дальнего угла за блестящей гладью бассейна. Здесь она взяла Геспер за руку.
– Расскажи мне, что случилось.
Геспер вздохнула.
– Когда-то давно эта женщина, которую Птолемей называет госпожой Майет, спасла жизнь моего брата. И мою тоже, как мне кажется. По крайней мере, ее сострадание спасло меня от нищеты и я получила хорошее приданое.
– Я думала, твой брат Ясон погиб.
– Да, он погиб, но это случилось намного позже, во время войны. Военачальник Юлиан и его жена взяли меня в приемные дочери, у них не было собственных детей. Они относились ко мне как к родной. А до того Ясон и я жили… – Она покачала головой. – Я не помню, что было в то время, и не хочу даже вспоминать. Единственное, что я помню, – это то, что мы часто голодали. А еще помню, что у меня был щенок, но его съели волки.
– Тогда ты должна быть счастлива, что служишь госпоже Майет!
– Да, должна, – сказала Геспер. – Но я знаю кое-что из ее прошлой жизни. – Она поколебалась немного и добавила: – Я знаю то, чего не может вспомнить она.
– Почему же опасно рассказать ей об этом?
– Из-за царя Птолемея.
– Ах, вот оно что. – Пожилая женщина скрестила руки на груди. – Ты стоишь на распутье и разрываешься между; необходимостью быть верной своему царю и своим долгом по отношению к этой таинственной незнакомке?
– Да, так и есть.
– Но этот долг еще не оплачен!
– Вот именно! – Она сжала руку свекрови. – Что мне делать? Я не могу нанести вред ни вам, ни мужу, ни этому малышу, ни малютке, который только появится на свет. Но совесть не дает мне забыть, чем я обязана ей!
– Тогда ты должна слушаться велений своего сердца, Геспер. Если в этом мире есть что-то ценное, так это честь. Наш дом, всегда хранил верность правителям. Делай то, что нужно делать, но только то, что нужно. И не делай того, что выше твоих сил.
– Когда я в первый раз увидела ее, мне захотелось убежать…
– Но ты не сделала этого!
– Да. Наверное, я трусиха. Вероятно, ей не следовало помогать мне и Ясону, тем самым сделав нас должниками… Хватит ли у меня смелости помочь ей?
– Пойди завтра в храм Геры и принеси жертву. Пообещай богине… двух белых быков и трех рабов. Я дам их тебе. Гера покровительствует женщинам и детям. И она милосердна. Она подскажет, что нужно делать.
Сенби прошел через западные ворота летнего дворца царицы Беренисы, пересек улицу и оказался на аллее, которая вела к недавно построенному храму богини Деметры. Неподалеку от выхода стоял грек, одетый в униформу царской охраны.
– Ты Сенби?
– Не произноси имен, глупец! – воскликнул евнух.
– Принес?
Сенби открыл суму и высыпал на ладонь охранника серебряные монеты достоинством в четыре драхмы, на которых было вычеканено изображение Александра Македонского.
– Сделай это сегодня вечером. И сделай как следует! Иначе…
Солдат согласно кивнул.
– Ты уже дважды повторял это. Уж как-нибудь я смогу избавиться от больной женщины.
– Смотри, не ошибись. Чтобы не осталось никаких следов.
– Я уже сказал, что сделаю это.
– Или кинжалом, или петлей, или подушкой. Это не имеет значения, если тебя не поймают. Если же поймают и ты посмеешь упомянуть мое имя или имя…
– Не старайся! Я уже исполнял такие поручения.
– Хорошо. Если ты просчитаешься, тебя ждет ужасный конец. А если все сделаешь правильно, то еще такая же сумма и, разумеется, новые возможности исполнить роль палача.
Солдат вырвал суму из рук Сенби и ссыпал монеты назад.
– Она умрет сегодня вечером! А завтра вечером ты будешь ждать меня здесь с остальными деньгами, иначе в полночь крокодилы перекусят твоими внутренностями, ты, грязное жирное чучело…
– Договорились, – произнес Сенби и, улыбаясь, пошел в направлении дворца.
Пусть этот греческий пес говорит все, что угодно! Да, Сенби придет на место встречи в назначенное время, но придет не один. Ее величество велела, чтобы все концы были спрятаны. Он, Сенби, существенно пополнит свои доходы серебряными драхмами, а убийца той женщины никогда уже не сможет выболтать ничьих имен.
Глава 6
Майет вскрикнула, когда черная тень склонилась над ней. Широко раскрыв глаза, но по-прежнему ничего не видя, перед собой, она села на ложе и вытянула руки, защищаясь. Но от чего? Дрожь охватила ее. Ее сердце отчаянно билось. Ей, казалось, что оно вот-вот разорвется.
Хватая ртом воздух, она встала с широкого ложа и прислушалась. Вокруг стояла тишина. Она ничего не слышала, кроме, биения своего пульса. Она протянула руку к сосуду с водой, стоявшему у ложа. Во рту было сухо, а шелковая туника стала влажной от пота.
Может, это был кошмар? Ей приснился страшный сон? То, что ей только что снилось, смешалось и стало неясным и нереальным, как невидимый убийца, от которого она оборонялась. Что же ее так напугало?
Она изо всех сил прислушивалась, но ничего не происходило. До нее не доносилось ни звука. Она поднесла стакан к губам и вдруг вспомнила предупреждение Геспер «Ешьте только то, что приношу я». Значило ли это, что вода могла быть отравлена? А вдруг Геспер замышляла что-то недоброе? Могла ли она доверять ей?
Майет поставила стакан на столик и села на ложе, пытаясь унять дрожь. В ее голове стало возникать видение из сна. Ребенок. Маленький мальчик. Может, это она вспомнила маленького Лина? Она услышала его первый крик. Вокруг бы кровь… Он родился… Значит, она вспомнила его рождение?
Все было так реально! Она чувствовала, как держит его на руках, помнила, как счастье переполняло ее. Но было еще что-то… печаль? Нет, не печаль, а горе и сильный страх. Но перед чем? Конечно, рождение сына должно было быть счастливейшим моментом ее жизни. Ребенок был здоровым, крепким. Она видела круглое личико, маленькие ручки, голубые глаза.
Но Лин умер. Ее сын мертв. Так сказал Птолемей. В ее памяти возникли слова, которые она, казалось, слышала ранее. Только когда я дотронусь до его холодного тела и сама закрою ему глаза, только тогда я поверю.Откуда возникло это воспоминание? Она не помнила первых шагов Лина, помнила лишь, как он родился. Как такое могло получиться? Но… она не помнила ничего… до настоящего момента.
Нет, было еще что-то. Может, ее покойный муж? Она помнила, как отдавала ребенка мужчине с черными волосами… Ты мне дороже всех на свете, ты должен взять его с собой и…. И что? Она была уверена, что говорила это… Но кому и зачем? Она пыталась удержать в памяти образ черноволосого человека. Да, у него были черные волосы, густые и длинные. Его черты были словно высечены из гранита… Это было лицо не придворного, а воина. Шрам… Тонкий шрам пересекал его верхнюю губу. Сильные руки, которые были ей знакомы так же хорошо, как собственное тело… Глаза, бездонные и жгучие, ее душа тонула в них. Его глаза были темно-карими, они казались наполненными кипящей смолой…
В саду хрустнула надломленная ветка. Ей показалось, что от ужаса волосы у нее встали дыбом. Чьи это шаги? Ледяной страх охватил ее, и она сунула руку под подушки в поисках кинжала, который ей принесла Геспер. Неслышно ступая босыми ногами, она отошла от кровати и скрылась в самом темном углу комнаты.
Только сейчас она заметила, что перед алтарем Исиды не горит масляная лампа. Но раньше она горела постоянно. А где ее служанки? Где рабыни, спавшие на соломенных тюфяках у ее ложа? Она не слышала голосов охранников с тех пор, как открыла глаза. Сколько прошло времени? Может, она видит все это во сне? Или же запуталась в видениях, порожденных больным, разумом? Возможно, она потеряла способность отличать реальность от вымысла?
Нет, она не спала. Она чувствовала холод плит под ногами и поток прохладного ночного воздуха. Интересно, сколько сейчас времени? Как долго она спала? Она ждала Птолемея дольше обычного, но потом решила, что он не придет. Две девушки были с нею, когда она ложилась спать. Дирцея, у нее светлые волосы и изображение птицы на правой лодыжке, и индианка Вема. Где они сейчас?
Майет прижалась спиной к стене и сжала в руке кинжал. Может, это садовник или, что еще хуже, Птолемей, который решил заявиться к ней среди ночи? Может, он решит, что она сошла с ума? Или же его солдаты убьют ее за то, что она посмела обнажить кинжал в присутствии царя? Угрожала ли ей на самом деле опасность? Или же ее охватило безумие?
Она смотрела на проход, который вел в сад. Лунный свет терялся между входными колоннами, все остальное было погружено во тьму.
Она почувствовала, как холодеет спина. Во рту появился металлический привкус.
Она услышала, как чья-то сандалия шаркнула о плиту пола, и в лунном свете показалась фигура человека. Ее сердце, казалось, остановилось…
Тень была облачена в греческую кирасу, в ее руке был обнаженный меч.
Царь Египта на четвереньках добрался до перил корабля царицы, и его стошнило. Охрана смотрела прямо перед собой, делая вид, что не замечает его позора. Повсюду спали женщины и евнухи: некоторые свернулись калачиком прямо на дощатом настиле палубы, другие растянулись на соломенных тюфяках.
У Птолемея было ощущение, что голова его вот-вот лопнет, во рту был отвратительный привкус. «Хуже, чем в выгребной яме», – подумал он и вытер рот тыльной стороной руки. У него закружилась голова. Он почувствовал новый приступ тошноты, но сдержался. Что же он такое пил, во имя Дионисия?
Он стоял обнаженным, и ладони его были липкими. Он надеялся, что это не кровь, но было слишком темно чтобы рассмотреть. Потрясенный полной потерей контроля над собой, он вернулся в павильон царицы и раздвинул занавеси. Задрапированный павильон освещался масляными лампами, отбрасывавшими желтый свет.
Артакама, первая жена Птолемея, царица Египта, лежала на спине среди подушек, ее грудь была открыта, парик сбился на бок, ногу она забросила на обнаженное бедро какого-то человека. Сурьма стекала из уголка левого глаза Артакамы в ее открытый рот. С обритой головой и блестящим от масла телом, без одежды и украшений, она была прекрасна, как дикая львица.
«Нет, не львица, – подумал Птолемей, – скорее, тигрица». Прекрасная, чувственная, со смертоносными зубами и когтями. Он посмотрел на свое исцарапанное и избитое тело. Что они делали этой ночью? Что он делал? Он подумал, было ли появление странного существа заранее запланированной частью этого вечера? Кем было это восхитительное танцующее создание – мужчиной или женщиной? Впрочем, какая разница?
Ты предаешься разгулу, как персидский сатрап.
Этот знакомый голос захватил его врасплох, пронзил его подобно скифскому копью.
Если бы молния ударила в него посреди ясного неба, он не был бы так поражен.
– Александр…
Это имя вырвалось из уст Птолемея до того, как он осознал, что говорит. Он обернулся, чтобы увидеть, не стоит ли брат на палубе корабля. Но там никого не было.
Смех Александра отозвался в голове Птолемея.
Да, это я. Ты что, не веришь собственным ушам?
Птолемей растерялся. Он всматривался в темноту, но что ожидал он увидеть? Духа? Своего брата, умершего восемь лет назад, а теперь восставшего из могилы? Смех раздался снова.
Руки Птолемея покрылись гусиной кожей. Он подбежал к борту баржи и прыгнул в море. Охранник закричал. Люди столпились у борта. Птолемей плыл к берегу, сильно загребая руками, не обращая внимания на течение. Лучше утонуть или быть съеденным акулами, чем пробыть здесь еще хоть одно мгновение!
Нет, он не был настолько пьян. Он действительно слышал, как давно умерший человек говорил с ним. Но это невозможно! Кровь застыла в его жилах. Что, если Артакама отравила его? Может, он уже умер, просто ему не хватает ума или смелости признать это?
Он ясно слышал голос Александра, если только не сошел с ума. Он никак не мог разгадать эту загадку…
Лучше ему поторопиться, потому что если он задержится на одном месте, то закончит свою жизнь в желудке гигантского крокодила!
Через четверть часа Птолемей выбрался на песчаный пляж. Его мускулы ныли, голова по-прежнему раскалывалась, но рассудок больше не был замутнен неразбавленным вином. Несколько рыбацких тростниковых лодок стояли на приколе у берега. Он забрался в ближайшую из них, положил голову на скрученный канат и стал смотреть на звезды. Голос больше не беспокоил его. Он слышал лишь плеск волн и крики людей, разыскивавших царя.
Когда взойдет солнце, он пойдет к ближайшему военному посту. Утром будет достаточно времени, чтобы разобраться, что же на самом деле произошло.
Что говорил ему дух Александра? Ты предаешься разгулу, как персидский сатрап.Возможно, голос был прав. Наверно, он чересчур упивался положением царя и стал забывать, что корона правителя Египта будет принадлежать ему лишь до тех пор, пока его власти хватит, чтобы удержать ее.
Предания рассказывали, как боги предупреждали своих избранников о том, что их жизнь в опасности. Может, с ним произошло то же самое? Или боги наказывали его за то, что он безрассудно предался удовольствиям, как того хотела Артакама?
Он никогда не был набожен. Он произносил молитвы богам, делая это, скорее, на всякий случай, нежели по искренней вере. Он приносил жертвы перед битвами. Но, по правде говоря, часто сомневался в существовании богов. А если они и существовали, то им не было никакого дела до забот смертных…
Возможно, он ошибался.
Эта мысль и беспокоила, и утешала его. Если боги действительно существовали, то они любили его. Как всегда говорил Александр, лучше иметь удачу, чем ум. Может, у него были и ум, и удача.
Только одно он знал наверняка. Ни одна из цариц не разделяла его интересов. Это были политические союзы. У него не было никого, кому бы он мог доверять так, как его брат доверял Роксане.
Никого, но скоро все может измениться…
Греческий солдат прошел к возвышению, на котором стояло задрапированное ложе Майет, и она услышала звук удара мечом по подушкам. Он ругался, снова и снова вонзая тяжелый меч.
Беги!Все ее чувства подсказывали, что нужно бежать. Но куда? Она могла выбежать в сад, но он был окружен стеной. Если ворота заперты, она окажется в ловушке! Он стоял между нею и проходом, соединявшим ее покои с дворцом. Сможет ли она бежать быстрее него?
– Госпожа! Госпожа Майет!
Вдали сверкнул огонь.
Убийца спрыгнул с ложа, заметил ее и ринулся к ней. Два евнуха ворвались в опочивальню. У одного в руках был факел, у другого топор.
Геспер вбежала вслед за ними.
– На помощь! – звала она. – Здесь убийца! Охрана, сюда!
Евнух метнул топор в солдата. Тот увернулся от удара и ударил египтянина в грудь мечом. Умирающий попятился, кровь заливала его обнаженное тело.
Майет попыталась проскочить в проход к Геспер, но убийца уже высвободил меч и снова занес его. Майет бросилась в сад и спряталась за финиковой пальмой.
Солдат ринулся следом.
– Все равно ты не скроешься от меня! – проревел убийца по-гречески.
Она не шевельнулась.
Луна ярко светила, но длинные тени от деревьев погружали сад во тьму. Майет попятилась, споткнулась обо что-то, лежавшее на земле, и упала.
Изрыгая проклятия, солдат подбирался к ней.
– Все, можешь попрощаться с жизнью!
Майет в ужасе выхватила кинжал и попыталась подняться. Обо что же она споткнулась? Было слишком темно, чтобы рассмотреть, но очертания предмета были странно знакомыми.
Это был лук! Значит, неподалеку от него должны быть стрелы. Убийца был уже в нескольких шагах и занес меч, чтобы нанести удар по лежавшей на земле женщине.
Пальцы Майет нащупали колчан со стрелами. Не раздумывая, она подняла лук, оказавшийся большим и тяжелым, и с трудом натянула тетиву.
Убийца взмахнул мечом. Она отпустила стрелу, метнувшись в сторону от рассекшего воздух бронзового лезвия, и, изогнувшись, ударила нападающего луком по голове.
Внезапно сад осветился пламенем факелов. Люди с громкими возгласами выбегали на лужайку. Майет сидела неподвижно, не чувствуя ни страха, ни сожаления. Ее охватила дрожь.
– Госпожа! – звала Геспер. – Вот, вот она!
Майет посмотрела на тело, распростертое на траве. В свете факела она увидела бронзовый наконечник стрелы, торчавший из затылка убийцы.
– Его застрелили! – закричал евнух.
Кто-то перевернул греческого солдата на спину.
– Он мертв.
– Кто убил его? Ведь здесь никого не было, кроме…
Слова охранника заглушил гомон собравшихся людей. Геспер встала на колени и схватила Майет за руки.
– Вы ранены, госпожа?
– Нет! – Она отрицательно покачала головой. – Почему ты здесь? Зачем ты вернулась?
– Я не могла заснуть. Я боялась, что вы не прислушаетесь к моим словам относительно… – Она сжала руки Майет. – К тому, что я говорила вам. Хорошо, что я догадалась вернуться. Когда я приехала, охранников не было, Вема и Дирцея тоже ушли. Увидев, что никого нет, я подняла тревогу.
