Текст книги "Мой нежный варвар"
Автор книги: Джудит Френч
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
Глава 2
– Откройте глаза.
Издалека она слышала голос.
– Вы должны проснуться.
Она поняла, что человек, говоривший с ней, привык подчинять. Но сделать то, что он просил, было невозможно. Она чувствовала огромную слабость и не испытывала боли, погружаясь в серую мглу. Луг исчез, она больше не видела золотоволосого мужчину на вороном коне, не слышала пения птиц… Лишь ритмичные удары волн об обшивку корабля.
– Лихорадка отступила. Вы должны открыть глаза.
Она пыталась сделать это, но чернота окутывала ее, погружая в вихрь воспоминаний. Она видит серебряный кубок… пробует горькое вино… а потом… пустота.
Время шло. Она чувствовала это, но сама не понимала как. Она вдыхала аромат ладана и ощущала блаженную прохладу влаги на иссушенных губах. Сильные руки подняли ее. Она глотала, захлебывалась и глотала снова.
– Вы слышите меня. Я знаю это. Теперь вы в безопасности.
В безопасности? Прохладный бриз ласкал горячую кожу, откуда-то доносились нежные звуки пятиструнной арфы. Она подумала, что уже умерла.
– Безнадежно, ваше величество. Если она сама не захочет жить, то…
Не захочет жить?Ее охватил гнев. Она открыла глаза и посмотрела на говорившего.
– Я… я знаю вас?
Ее губы беззвучно зашевелились, пытаясь произнести слова. Мысль о том, что он был греком и, стало быть, врагом, бросала ее в дрожь, но она израсходовала остаток сил и теперь лежала, пытаясь сделать вдох.
– Боги, благодарю вас! – Он поднес ее руку к губам и поцеловал. – Меня зовут Птолемей. Вам нужно…
Ее веки сомкнулись. Она попыталась вспомнить это имя и узкое аристократическое лицо. Этот грек был высоким; уже не молодым, но еще не старым; лицо его, окаймленное светло-каштановыми волосами, было чисто выбрито, нос прямой, подбородок острый. В углах его чувственного рта залегли морщины, а кожа была загорелой и обветренной, что делало его похожим на воина.
Его лицо казалось ей знакомым… И все же… Может, это враг? От усилий вспомнить этого человека боль вернулась, и она вздрогнула.
– Оставайтесь здесь! – приказал он властно, но в то же время в его голосе слышалась нежность.
– Где… где я? – удалось ей хрипло прошептать. Она не могла вспомнить просторное помещение с колоннами, в центре которого лежала. Простыни были чистыми и свежими, матрас мягким. Прозрачные занавеси, свисавшие с потолка, окружали широкое высокое ложе, создавая иллюзию уединения.
Это не было похоже на тюрьму. Она слышала журчание воды в фонтане, открытые окна выходили в роскошный сад. В воздухе витал аромат кедра и корицы.
– Это Александрия. Дворец голубого лотоса. – Птолемей улыбнулся ей. – Вы здесь в безопасности.
Она пыталась вспомнить, что же пугало ее, но туман, обволакивающий память, был слишком густым. Ей захотелось пить.
– Пожалуйста, – сказала она, – воды.
Он поднес кубок к ее губам. Вода имела приятный вкус. Ободок голубого стакана был гладким, а украшенные кольцами пальцы, державшие кубок, тонкими и сильными. Она прищурилась, чтобы лучше рассмотреть лицо Птолемея. Только сейчас она заметила на его голове венец из лавровых листьев, искусно сделанный из чеканного золота.
– Вы не узнаете меня?
Она тихо вздохнула и покачала головой.
– Отдыхайте, я приду, когда вам станет лучше. – Птолемей жестом подозвал женщину, сидевшую у дальнего края задрапированного ложа. – Геспер!
– Да, ваше величество.
– Ухаживай за ней. Не оставляй ее ни на минуту.
– Да, мой господин.
– Если опять начнется лихорадка, немедленно сообщите мне.
– Да, господин.
Он снова взял ее за руку и склонился к ее лицу.
– Государственные дела требуют моего внимания, но когда я освобожусь, то навещу вас. А сейчас поспите.
Когда она проснулась, то первое, что увидела, было прекрасное лицо женщины с оливковым цветом кожи.
– Геспер… – прошептала она, и снова услышала запах ладана и негромкую музыку. На этот раз она смогла отличить звуки флейты и цитры.
Женщина кивнула.
– Да, госпожа. Я здесь, чтобы служить вам. Вам больно?
– Нет.
Она попыталась улыбнуться. Геспер с сочувствием смотрела на нее. Она никогда не встречала Геспер раньше, она это знала твердо. Женщина была одета в пеплос и белоснежный хитон такой тонкой работы, что они были почти прозрачными, а такие одежды не годились для служанки. Ee густые черные волосы были искусно заплетены в узел, схваченный льняной лентой, расшитой серебряными лотосами. В ушах – длинные серьги из серебра и фаянса. Геспер улыбнулась.
– Вы голодны?
Она кивнула.
– Да. А еще я очень хочу пить, выпила бы весь Тигр.
– Хорошо. – Геспер хлопнула в ладоши, и две обнаженные девушки внесли подносы с едой. – Здесь вино и бульон, виноград, жареный гусь, хлеб и мед. – Она улыбнулась. – Я не заставляю вас съесть все до последней крошки, просто отведайте пару кусочков. Я не знаю, что вы любите, поэтому я…
– Бульон, пожалуйста.
Бульон был превосходный, мед тоже. Она не смогла заставить себя попробовать вино, но съела почти полчашки бульона. После каждой ложки Геспер Осторожно вытирала ей рот, как маленькому ребенку. Насытившись, она поблагодарила кивком головы.
Геспер отослала девушек.
– Вы выглядите намного лучше, госпожа, – сказала она. – Мы так волновались за вас. Жрецы предрекали вашу смерть. – Она расправила простыни. – Вы слишком похудели. Мы должны подкормить вас.
Геспер налила из баночки на ладонь ароматического масла и начала втирать его в руки больной.
Проводя языком по пересохшим губам, лежащая в постели женщина осматривала просторные покои с высокими потолками и ярко раскрашенными колоннами, разглядывала побеленные стены, расписанные фруктовыми деревьями, птицами и изящными камышами.
– Я в Египте, в Александрии? – спросила она.
Геспер улыбнулась и кивнула.
– Я во Дворце голубого лотоса. А тот человек… тот, кто был здесь… его имя Птолемей?
– Это царь Птолемей, правитель Египта, Финикии, Кипра, Палестины и Сирии. – Геспер улыбнулась, подбадривая ее, как робкого ребенка.
– Но вы не служанка. Вы его…
Геспер рассмеялась.
– Нет, моя госпожа. Мой муж Арго служит военачальником у его величества и одновременно является его другом.
Она задумалась.
– А кто же тогда я?
Птолемей пристально, с недоверием смотрел на египетского врачевателя.
– Разве такое может быть, Дьедхор? Она не похожа на умалишенную. Как это она не помнит своего имени?
– Это случается, о великий повелитель. Я не встречался с такими случаями, но много лет назад мой учитель рассказывал о человеке, своими глазами увидевшем, как крокодил съел его беременную жену. Этот несчастный помнил все навыки горшечного ремесла, но не мог припомнить ни своего имени, ни своего сына, ни своих родителей, сестер и братьев. Он прожил еще пятнадцать лет и вырастил сына, но так и не вспомнил ничего, что было до того, как случилась трагедия.
– Я видел, как воины теряли рассудок после ранений в голову, но они либо полностью выздоравливали, либо оставались немощными.
– Эта женщина перенесла сильную лихорадку, это могло вызвать серьезные последствия…
Мысль об этом была ужасна. Он не позволит снова одурачить себя!
– Нет, я отказываюсь этому верить. Должно быть другое объяснение. Может, она обманывает нас, изображая потерю памяти?
Эта женщина была умна, что делало ее еще желаннее для него.
Дьедхор побледнел.
– Нет, ваше величество, не думаю, что она пытается обмануть вас. Я тщательно осмотрел ее и думаю, что она ведет себя естественно. Я вызвал финикийского врачевателя, чтобы расспросить его о ее состоянии, но тот исчез.
– И не дождался оплаты. – Птолемей отвел взгляд в сторону. – Жаль…
Едва сдерживая дрожь, Дьедхор склонил голову и скрестил руки на груди.
– Возможно, другой врачеватель, искусный в лечении женщин или в трепанации черепа, мог бы излечить ее. Я намазал ее лечебными бальзамами, призвал жрецов, чтобы они произнесли молитвы, и повесил над ее ложем защитный священный амулет. Возможно, злой дух…
– Не рассказывай мне этой суеверной чепухи. Вернется к ней память или нет?
Египтянин забормотал:
– Только боги могут дать ответ. Все в руках богов. Хотите, я вызову других врачевателей для…
– Нет. Ты уверен, что она вне опасности?
Дьедхор склонил голову еще ниже.
– Ее кровь и моча в порядке. Лихорадка прошла. Она ест и разговаривает. Кто из смертных может поручиться, что будет со следующим рассветом?
– Скажи откровенно, как ты считаешь?
– Эта женщина будет жить, о великий повелитель, и к ней вернутся здоровье и силы. Но не могу сказать, вспомнит ли она свое прошлое. Даже если от этого будет зависеть моя жизнь…
«Твоя жизнь очень даже зависит от этого», – подумал Птолемей.
Она сидела, держа в руке стакан фруктового сока, когда царь вошел в покои. Он жестом приказал Геспер удалиться, и та, отослав музыкантов, почтительно поклонилась и вышла. Он приблизился к ней, и она улыбнулась ему.
– Как вы себя чувствуете?
– Уже лучше, спасибо.
– Думаю, вы хотите о чем-то спросить меня.
– Да, мне нужно о многом спросить.
– Я постараюсь ответить на все ваши вопросы. – Он сел на край ложа и взял ее руки в свои. – Мы так волновались за вас! Вы помните что-нибудь до своей болезни?
Она покачала головой.
– Нет, помню только, как проснулась и увидела вас. Я спросила Геспер, но она…
Он кивнул.
– Это я виноват. Вы столько перенесли, что я опасался за вас. – Он пожал ее руку. – Вас зовут Майет. Вы были женой моего друга Филиппа.
– Была?
– Вы теперь вдова. Когда он плыл домой в Александрию из Афин, его унесло волнами за борт. Это случилось почти два года назад.
Она покачала головой.
– Значит, это был мой муж? Я ничего не помню…
– Филипп и я дружили с детства, когда жили в Македонии. Я знал вас с того времени, как вы с ним поженились. Это было пять лет назад.
– Но я не понимаю, как могу не помнить ни своего мужа, ни своей жизни?
– У вас была очень сильная лихорадка. Врачи говорят, что после такой болезни почти никому не удавалось выжить. – Он снова взял ее руку и поцеловал. – Это еще не все, госпожа Майет. Вы уверены, что чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы услышать…
– Да, пожалуйста. – Она приподнялась. – Я должна знать.
– Лихорадка унесла жизнь вашего сына Лина.
– У меня был сын?
Она удивилась, как такое могло быть. Как она могла потерять сына и даже не догадываться об этом?
– Мне так жаль вас, Майет. Узнав о поразившей вас беде, я приказал привезти вас сюда из владений Филиппа. Маленького Лина мы не смогли спасти, но, по крайней мере, ваша жизнь в безопасности.
– Сколько ему было лет?
– Три года. – Он смотрел ей в глаза. – Это был чудный мальчик, достойный сын Филиппа.
Она что-то пробормотала и откинулась на подушки.
– Благодарю вас за то, что рассказали мне об этом. А что касается… – Она что-то чувствовала, но знакомая серая мгла по-прежнему обволакивала ее память. – Я благодарна за все, что вы сделали для меня… Когда я поправлюсь, то смогу отплатить вам за вашу…
– Майет, Майет! Между нами не должно быть никаких разговоров про оплату. Ваш муж был моим лучшим другом. Мы были скорее братьями, чем друзьями. Нет ничего, чего бы я не сделал ради вас… не сделаю ради вас. – Он прикоснулся к ее руке и нагнулся, чтобы поцеловать в лоб. – Выздоравливайте! Это все, о чем я прошу. Позвольте мне навещать вас и говорить с вами, чтобы мы могли возобновить нашу дружбу.
– Это честь для меня, ваше величество.
Он рассмеялся.
– Нет, моя дорогая Майет! Когда мы наедине, между нами не должно быть формальностей. Будем называть друг друга просто Птолемей и Майет, ведь мы старые знакомые, любящие общество друг друга.
– Хорошо, – ответила она. – Если вам так угодно. Но я не могу оставаться здесь бесконечно. Вы говорите, что у меня… у Филиппа остались владения. Я, конечно, смогу вернуться туда?
– Вы можете считать этот дворец своим домом и жить здесь сколько захотите. Ведь может же правитель доставить себе удовольствие? Обещайте, что останетесь! По крайней мере, до полного выздоровления.
Она попыталась придумать причину, по которой не могла принять его приглашение.
– У меня должны быть родственники, – начала она. – Родители, братья или сестры…
– Насколько мне известно, у вас нет больше родни, – сказал Птолемей. – Филипп рассказывал мне, что вы родились в Нубии и были единственной дочерью богатого египетского аристократа и его жены-чужестранки. Он говорил, что ваша мать умерла при родах. Я припоминаю, что через несколько месяцев после вашей свадьбы скончался и ваш отец. Вы и Филипп не знали друг друга до дня свадьбы, которая состоялась здесь, в Александрии.
– Мы были счастливы?
– Я думаю, да, хотя Филипп иногда мог вести себя как дикарь. Я думаю, он был очень доволен вами. Он любил вас больше всего в жизни.
– Если бы только я могла вспомнить…
– А может, это к лучшему. Ваши печали позади, и теперь вас ожидают лишь радости.
– Вы говорите так, будто уверены в моем будущем…
– Но я на самом деле уверен в вашем будущем!
Берениса дожидалась возвращения Птолемея с церемонии награждения величайших поэтов Александрии. Было уже поздно, и он устал слушать хвалебные оды своей мудрости и мужеству. Он переел и неважно себя чувствовал. Все, чего ему хотелось, – это улечься спать. Однако его жена, гречанка Берениса, была навеселе и намеревалась устроить скандал.
Она следовала за ним по пятам до самой спальни, ни на секунду не переставая плакать и ругаться. Четверо телохранителей царя были достаточно догадливы, чтобы не обращать внимания на ее требования и обвинения.
– Поговорим об этом завтра, – сказал Птолемей, отпустив охрану.
Здесь, в своих покоях, он был в безопасности и мог не бояться покушения на свою жизнь, но от нападок разозленной женщины эти комнаты не спасали. Он взглянул на нее, удивляясь, что когда-то находил ее привлекательной. Берениса была высокой женщиной с резкими чертами бледного лица, длинным патрицианским носом и маленькими голубыми глазами. Ему подумалось, что длинные белокурые волосы были ее единственным украшением. Она была неплохо сложена, стройная, с небольшой грудью и торчащими розовыми сосками. По крайней мере, когда он их видел в последний раз, все было именно так.
Берениса была олицетворением идеала греческой аристократки: она была горда, необразованна и холодна. Мужчина, в жилах которого текла горячая кровь, собственной правой рукой доставил бы себе удовольствия больше, чем она дарила в постели. Если бы Берениса была птицей, она была бы ибисом – стройным, спокойным и сдержанным, с длинным острым клювом, который он совал бы не в свое дело.
– Тебе что, недостаточно того, что ты сделал Артакаму своей первой женой? – кричала Берениса. – Что теперь у тебя одному Зевсу известно сколько наложниц? Будет ли конец твоему распутству?
Она стояла прямо перед ним, драматически жестикулируя.
– Оставь меня в покое, женщина. Сегодня я не расположен слушать твои глупости. Сколько можно обсуждать это? – Он повернулся к ней спиной. – Артакама единственная ныне живущая дочь последнего фараона. Она наследница египетской короны. Если бы я не сделал Артакаму своей первой женой, я был бы просто греческим узурпатором.
– А я? Кто тогда для тебя я? – Она всхлипнула.
– Не искушай меня, женщина! – предупредил он.
Она отошла, и он услышал стук пробки и журчание жидкости. Берениса наливала себе его любимое вино.
Явились слуги, чтобы раздеть Птолемея и помочь ему принять ванну. Самый старый слуга снял с его головы тяжелую корону, в то время как другой снимал с него полотняный гиматий [1]1
Широкое одеяние продолговатой формы, верхняя одежда в Древней Греции. – Прим. перев.
[Закрыть]. Еще один расстегнул золотые пряжки его короткого хитона, а первый стал расстегивать сандалии.
– Птолемей, я не позволю, чтобы мной пренебрегали, – заявила Берениса.
– Ты еще здесь? Я думал, ты взяла сосуд с вином и пошла к себе.
– Македонский выродок!
Берениса швырнула в него чашу в виде головы грифа, но промахнулась, и чаша разбилась о мраморный пол. Слуги молча продолжали свое дело.
– Поздновато для таких сцен, не правда ли? – сказал Птолемей. – Когда ты соглашалась стать моей женой, тебе следовало помнить, что нужно будет исполнять супружеский долг и дарить мне наследников.
Взбешенная, она бросилась к нему.
– Тебе были нужны войска моего отца и его поддержка!
– Верно. – Птолемей отстранился и вошел в воду. Две обнаженные рабыни последовали за ним, неся губки, душистое мыло и масло. Он не видел их раньше. У обеих были черные миндалевидные глаза, маленькая грудь, прелестная, как спелые сливы, и кожа цвета старой слоновой кости. Одна была похожа на другую, как зеркальное отражение. Он решил, что они близнецы.
Ибис пронзительно вскрикивал и беспокойно порхал вокруг бассейна, хлопая крыльями.
Дворец голубого лотоса принадлежит мне. Как ты посмел привести в мой дом одну из своих нечистокровных гетер?
Птолемей погрузился с головой в воду и подумал, как он мог допустить такую глупость, чтобы жениться на этой мегере. Она все еще ругала его, когда он встал, стряхивая воду с волос. Он чувствовал стук в висках, знаменовавший начало мигрени, и понимал, что выспаться теперь не удастся.
– Оставь меня, пока я не приказал связать тебя, вставить в рот кляп и отвезти на рынок, как гусыню, – пригрозил он.
Она выпрямилась.
– Я не сделаю ни шага, пока ты не дашь слово, что избавишься от той ведьмы с волосами цвета апельсиновой корки.
– Волосы Майет напоминают золото, а не апельсин. Кто рассказал тебе о ней?
Одна из рабынь смывала мыло с его спины, в то время как другая массировала ему плечи.
– Ты думаешь, что только у тебя и у той египетской потаскухи есть соглядатаи? Я твоя царица, Птолемей. Твоя царица, не забывай этого!
Он потер виски. Да, мигрень начиналась, спасибо Беренисе. В течение нескольких секунд он обдумывал, не утопить ли ее в бассейне, но как всегда решил, что это вызовет нежелательные политические последствия.
– Я ничего не забываю. А особенно того желтоволосого музыканта, который играет тебе на ночь. Убирайся отсюда! Я не хочу видеть твое лицо или слышать твой голос до тех пор, пока сам не вызову тебя.
Ее глаза расширились от удивления.
– Я не буду просить дважды, – сказал он. – Разве только тебе захочется найти в сосуде с вином голову своего красавца музыканта.
– Ты не сделаешь этого! – Ее узкое лицо стало серым, как рыбье брюхо.
– Не сделаю? Продолжай испытывать мое терпение, и увидишь. – Он улыбнулся. – Или, если хочешь, я оставлю его красивую голову на месте, зато его фаллос отрежут, засолят и подадут тебе в сосуде с египетским пивом. Как я слышал, этот его орган тебе тоже по вкусу.
Жалобно причитая, растерявший перья ибис вылетел из покоев.
Птолемей поднялся по ступеням из бассейна. Рабы вытерли его и одели в чистую тунику. Раз заснуть не получится, он решил нанести Майет поздний визит. Возможно, ей тоже не спится.
Глава 3
Скакун Кайана Сидхарта, спрятанный под сенью невысоких деревьев, фыркнул и повел ушами, услышав скифских всадников. Пока Кайан осматривал долину, раскрашенные воины выскочили из высокой травы, где скрывались до этого, и направили своих гривастых пони к стадам бактрианских скакунов и жеребцов.
Каждую весну и лето дикие кочевники из степей организовывали набеги населения Бактрии и Согдианы. Скифы грабили поселенцев, отнимали их скот и забирали женщин и лошадей. Кони Двух Царств были больше степных пони, ноги их были длиннее, а грудь шире. Их быстрота, выносливость и ум достигались долгими годами улучшения породы путем скрещивания сильных горных бактрианских лошадей с лучшими македонскими и арабскими скакунами. Также высоко разбойники ценили красивых и сильных женщин Бактрии и Согдианы.
Кайан знал, что табун превосходных коней, который охраняли девочки, был лакомым куском для скифов. Усмехнувшись, он поднес к губам бараний рог и подул в него.
Двадцать бактрианских солдат, одетых в греческие кирасы и вооруженных бронзовыми щитами и мечами, появились на горной тропе. Издав дикий боевой клич, словно степной разбойник, Кайан погнал Сидхарту к месту стычки. Могучий вороной боевой конь, развевая гриву и выставив зубы, послушный движению колен принца и его командам, как гром обрушился на грабителей.
Приближаясь к первому из скифов, Кайан заметил Юрия, кнутом гнавшего коричневого пони к перепуганному табуну. Мальчик пригнулся к холке лошади, но спина его была открыта.
В стычке Кайан никак не мог рассмотреть Вала. «Всеблагой Боже, храни их», – подумал он за секунду до того, как стрела пронеслась у него над головой, и им овладело упоение битвой.
Бактрианские и скифские воины вступили в сражение. Засверкали обнаженные клинки. От запаха крови кони понесли. Лошади и всадники кричали, исходили кровью и умирали. Серый пони попал передней ногой в яму и перевернулся, а его всадник упал прямо перед бегущим табуном. К отчаянному крику пони присоединился хриплый клич степного беркута, низко парящего над полем битвы в выжидании добычи.
Одним ударом меча Кайан снес голову бородатого дикаря. Другой прицелился и выстрелил в него. Кайан заслонился щитом и направил коня на стрелявшего. Вороной сбил пони с ног, и всадник скатился на землю. Вскочив, он взмахнул саблей, но Кайан отразил атаку и сильным ударом пронзил врага.
Бактрианские воины превосходили скифов численностью, а те, бесстрашные и искусные наездники, были превосходно вооружены и сидели в седлах. Нападение превратилось в бегство. Из сорока трех грабителей, перебравшихся в Бактрию через горы, домой смогли вернуться лишь шестеро.
В отряде Кайана погиб один человек. Другому стрела пронзила бедро, и он истекал кровью. Еще трое были легко ранены. Кайан должен был выяснить, уцелели ли в схватке четверо мальчиков, переодетых девочками.
Он вложил меч в ножны и, приставив окровавленную ладонь ко лбу, осмотрел долину в поисках детей. Он увидел, как вдали две маленькие фигурки вели скакунов неподалеку от рассеявшегося табуна. Пони и всадники были слишком далеко, чтобы их можно было разглядеть, так что оставалось отыскать двух мальчиков.
Перед битвой Кайан отдал приказ пленных не брать. Кивком головы дав знак Тизу, одноглазому старому воину, годящемуся ему в отцы, Кайан отправился на поиски мальчиков. Тиз позаботится о том, чтобы избавиться от оставшихся в живых скифов.
Мальчики, которых увидел Кайан, оказались сыновьями местного крестьянина и торговца лошадьми, которых наняли для проведения этой боевой операции. Они уже сняли одежду сестер и были вне себя от гордости. Кайан похвалил их за смелость и предложил каждому выбрать себе кобылу и жеребца из табуна.
– Вы знаете, где Юрий и Вал?
Старший отрицательно покачал головой, а его брат указал на деревья, где было укрытие Кайана.
– С ними все в порядке. Юрий сказал, что он не хотел участвовать в этом.
– Он же маленький, – заступился старший. – Он испугался. Скиф чуть не сбил его с лошади.
– Ну ладно, – сказал Кайан. – Я горжусь вами. Вы сегодня сделали то, что по силам только взрослым мужчинам. Попросите отца проводить вас ко двору принца Оксиарта. Он щедро наградит вашу семью.
Кайан повернул к роще. Сидхарта мотал головой и взбрыкивал. Кайан, успокоив разгоряченного коня лаской, заставил его идти рысью.
Кайан остановил Сидхарту около рощи. Спешившись, он почти сразу увидел мальчиков и облегченно вздохнул, поняв, что они целы и невредимы. Ему было нелегко решиться позволить сыновьям принять участие в этой операции. Скифы были не только жестокими врагами, они были каннибалами. Но совесть не позволяла ему рисковать жизнью чужих детей, оставив своих в стороне. Они были будущими воинами, и если им суждено уцелеть, то они должны познать путь воина.
В течение нескольких секунд он смотрел на сына Македонии. Парень внешне напоминал мать, и Кайан почувствовал комок в горле, но у мальчика были отцовские светлые волосы и глаза. Унаследовал ли он силу и гений своего отца – покажет время.
Кайан взял этого ребенка на воспитание еще младенцем. Другого мальчика, тоже не имевшего отца, он усыновил семь лет назад. Оба они были наполовину греки и, по правде говоря, так похожи, что их можно было принять за родных братьев. Не раз женщины благородного происхождения намекали Кайану, что Валу и Юрию нужна мать, но Кайан не собирался жениться снова. Если ему требовалась ласка, которую могла подарить только женщина, он без труда находил ее. Лишь одна женщина навсегда завоевала его сердце, но она была утеряна для него навеки.
Кайан направился к мальчикам, Юрий заметил его лишь тогда, когда он был совсем близко.
– Кайан!
– Я убил одного, – объявил Вал, бросившись ему навстречу. – Он чуть не убил Юрия, но я успел выстрелить из лука и его затоптали лошади. Но все равно это считается, правда?
Юрий медленно подошел к Кайану. Его лицо и руки были в грязи, серые глаза обведены темными кругами. Он был бледен и выглядел старше своих лет.
– Ведь все равно считается, что я его убил? – не отставал Вал.
Кайан взъерошил его волосы и обнял мальчика.
– Да, считается.
Голос Кайана охрип от нахлынувших чувств. Он на несколько секунд придержал Вала и неохотно отпустил его. Взял Юрия за плечи.
– Ты ранен?
Юрий, кусая губы, покачал головой.
– Его затошнило, – сказал Вал.
Кайан взял Юрия за подбородок и заглянул ему в глаза.
– Сколько тебе лет?
– Восемь.
В глазах Юрия заблестели слезы.
– Нет, ему только семь, – сказал Вал. – Почти восемь.
– Он не захотел участвовать в операции.
Кайан обнял Юрия.
– Ты испугался?
Тот кивнул.
– Немного. Я думал, все будет по-другому. Я испугался, что тебя убьют. Я увидел…
– Я говорил ему, что ты самый лучший. Как Александр, – сказал Вал. – Никто из скифов не сможет одолеть тебя.
Кайан посмотрел на испачканные руки и одежду Юрия.
– Мне тоже было страшно, – промолвил он тихо, – и любой, кто скажет тебе, что ему не страшно, когда идет сражение, либо сумасшедший, либо лжец.
– Правда? – спросил Вал. – Даже Тиз?
– Кайан пожал плечами.
– Я же сказал, что нормальным людям страшно.
– Вал хихикнул.
Юрий опустил голову и ковырнул ногой траву.
– Те люди… Они убивали раненых…
– Да, – ответил Кайан. – Это я приказал.
Юрий снова ковырнул землю. Кайан услышал запах влажной земли и примятой травы. Над поляной пронеслась тень беркута, и сойка юркнула в ветки серебристой березы.
Голос Юрия упал до шепота.
– Но это же несправедливо…
– Справедливо! Это же скифы! – горячился Вал.
– Так, значит, дело не в воине, который напугал тебя и которого Вал убил из лука?
Юрий покачал головой.
– Тебя беспокоит убийство раненых. Ты не понимаешь, зачем нам убивать беспомощных людей?
– Потому что они нелюди, – заявил Вал. – Они едят других людей.
Кайан кивнул.
– Это правда. Некоторые степные племена едят пленных, но не из-за голода. Они едят сердца своих врагов, потому что рассчитывают получить из их сердец воинскую силу.
– Как глупо! – сказал Вал.
– Мы так считаем, потому что мы – последователи света. Боги скифов – это боги тьмы. Они требуют кровавых жертв.
– Но ведь, – нахмурился Юрий, – если мы поступаем плохо, это портит нас…
– Скифы – жестокий народ.
Кайан посмотрел на Вала, чтобы убедиться, что тот слушает его.
– Они преклоняются перед силой и ненавидят слабость. Если бы мы отпустили раненых, они бы не смогли добраться домой. Даже если бы они вернулись, то не смогли бы работать наравне со всеми и соплеменники покинули бы их. Они бы умерли с голоду или же стали добычей волков.
– Я думаю, мы убили их, потому что мы победили, – промолвил Вал.
Кайан обнял его и притянул к себе.
– Ты знаешь, что я хочу создать мощную кавалерию…
– Чтобы напасть на греков, – сказал Юрий.
– И пойти в поход против египтян, – добавил Вал.
Кайан торжественно кивнул.
– В Бактрии и Согдиане недостаточно военных сил. Нам нужны дикари степей и гор. Но они не станут нашими союзниками, если не будут уважать нас. Мы должны показать им свою силу.
На щеках Юрия появился румянец.
– А как же они смогут полюбить нас и стать нашими друзьями, если мы их будем убивать?
Кайан усмехнулся.
– Нам не надо, чтобы они нас любили. Нам надо, чтобы они нас уважали. А если бы я пожалел раненых, они бы стали нас презирать. Однажды Александр так и поступил. Он проявил милосердие к племени, атаковавшему его. Он сохранил им жизнь, и они стали считать его простаком. Ему пришлось сражаться с ними снова и снова.
– Значит, Александр тоже допускал ошибки? – спросил Вал.
– В основном он действовал верно, но не всегда. Даже у Александра были свои слабости.
– А у тебя их нет! – заявил Юрий.
– Садитесь на лошадей, – приказал Кайан. – Пора догонять остальных, а вам, мальчики, надо еще собрать табун.
Он пошел туда, где его ждал Сидхарта, перебиравший копытами и ржавший от нетерпения. Детские рассуждения Юрия не выходили у Кайана из головы. Он подумал, что на самом деле эти два негодника были его слабостью, но ни один из них не занимал в его сердце места, какое занимала она. Он в сотый раз спросил себя, была бы она теперь жива, если бы он не сделал того, о чем она его просила, если бы оказался сильнее.
Этот вопрос преследовал его и во сне, а ответа на него не было.
– Говорю тебе, нельзя допустить, чтобы это продолжалось, – шепнула Берениса на ухо Артакаме, первой жене Птолемея. – Нужно что-то придумать, пока нас не отправили в ссылку в какую-нибудь лачугу в Мемфисе.
Артакама откусила еще одну виноградину от грозди, которую держала в руке. Царские жены лежали на палубе баржи под полосатым, украшенным бахромой балдахином. Вокруг них собрались сплетничающие аристократы, слуги, музыканты, группа танцовщиц, два поэта, три философа, дюжина охранников, четыре попугая, ручная обезьяна, пять собак.
Круизы по озеру Мареотис были популярным развлечением, особенно их любили те, кому хотелось что-то утаить от посторонних ушей и глаз. Дворцы кишели соглядатаями, а озеро было удобным местом для обсуждения деликатных вопросов, особенно касательно царя Птолемея. Среди декламаций поэта, читавшего свои новые стихи, звуков цитры, флейты и цимбалы, гомона обезьяны, криков попугаев и заунывного пения гребцов Берениса и Артакама могли говорить свободно, не опасаясь, что их подслушают.
– Это оскорбление для нас, – заявила Берениса.
Артакама бросила обезьянке виноградинку. Зверушка подхватила ее и сунула в рот. Египетская царица рассмеялась.
– Не сердись на него, Берениса. Он все же чище, чем эти грязные попугаи.
– Я не для того пригласила тебя сюда, чтобы ты оскорбляла моих попугаев. Это серьезное дело. Когда он в последний раз входил в твои покои или же звал тебя к себе?
Артакама зевнула и протянула ногу рабыне, которая начала втирать в нее ароматическое масло. Эта египтянка отказывалась носить надлежащую греческую одежду, предпочитая сорочку из тончайшего льна и прозрачную тунику. Поэтому, когда она совершала какие-то движения, все, даже самые интимные части ее тела были великолепно видны.
Берениса покраснела и отвела взгляд. Конечно, вид обнаженных слуг был ей привычен, но уж если царица не дорожила своим достоинством, то это было оскорблением для всех приличных женщин! Артакама, хоть и дочь фараона, была всего лишь раскрашенной египетской потаскухой.
