Текст книги "Вожделение жизни"
Автор книги: Джуди Спенсер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)
– А если я не буду вооружена, разве ты скажешь мне правду? – вполне логично спросила она. – Я готова на компромисс. – Джилли надела свою туфлю. – Говори, я слушаю.
– Джилли, мы не можем жить вместе. Ты это знаешь. Это невозможно для таких людей, какие мы сейчас.
– А какие мы сейчас?
– Непостоянные. – Он внимательно следил за ней. – Большинство людей, состоящих в серьезных отношениях, не швыряют друг в друга разными предметами каждый раз, когда встречаются.
– А я всегда полагала, что это свидетельствует о глубине наших чувств друг к другу.
– Я тоже так думал, – поспешил согласиться с ней Бобби. – Но когда это происходит каждый день, то становится утомительным. Так что жить вместе мы не можем.
– Наверное, не можем, – согласилась Джилли. – Раз ты так считаешь…
– Но я по-прежнему люблю тебя, – объявил Бобби. – И это не изменить, что бы я ни делал, и что бы ты ни думала… Вот это все, что я могу сказать тебе, – не говоря уже о том, что хотел бы провести с тобой эту ночь. Так что дело за тобой, Джилли. Тебе принимать решение.
Она знала, что пора оставить ее жизнь с Бобби и начинать новую жизнь, но что-то в ее сердце не давало ей сдвинуться с места. Джилли не хотела ничего менять в своей жизни, но события совершенно выходили из-под ее контроля. Она хотела и дальше играть роль Кейси, пока не постареет и не перестанет быть привлекательной женщиной, но продюсеры должны считаться с рейтингом зрительских симпатий, а ее рейтинг падает. Она хотела любить Бобби и чтобы он любил ее до последнего дня, но у Бобби есть красивая молодая любовница, которая явно стремится узаконить их отношения. "Чего же ты хочешь, – спрашивала она себя, пытаясь игнорировать существующие препятствия. – Есть Бобби, который даже при том, что не может ничего обещать, клянется, что все еще любит ее," – и Джилли знала, что это святая правда.
"Я хочу его сегодня ночью, – решила она. – И пусть завтра будет что будет, как бывало всегда".
Она выбросила из головы все сомнения и кинулась в его объятия.
3
Тини исполнилось шестнадцать.
На самом деле ее звали Мартой, но детское прозвище так и прилипло к ней. Тини была очень практичной девушкой и ни с чем не считалась. Она научилась оттенять свои длинные вьющиеся шатенистые волосы зелеными и розовыми прядями, а челку для контраста красила в синий цвет. Последнее время Тини носилась с идеей перекраситься в блондинку, но понимала, что тогда ей придется сменить все ее туалеты, а этого ей не хотелось делать. Сейчас она ходила в трико под леопардовую шкуру и в красных туфлях на высоком каблуке. В настоящее время волосы ее были одного цвета, перехваченные большим красным бантом. Туалеты Тини присылала ее мать, Лу Олден, знаменитая джазовая певица и перевоспитавшаяся наркоманка, переехавшая в Париж, где Она жила со своей французской любовницей Шантал. Она всегда посылала Тини посылки с дорогими модными туалетами.
Естественно, у Тини никогда не бывало затруднений с проникновением в самые привилегированные клубы, несмотря на то, что она была несовершеннолетней. Тини всегда говорила, что когда она надевает один из своих многочисленных париков, подводит черной тушью веки своих карих глаз, одевает черную кожаную мини-юбку размером с почтовую марку, то она может пройти куда угодно, что она обычно и делала.
Радуясь солнечному субботнему утру начала июня, Тини шла по Колумбия авеню. Ей нравилось, что прохожие на нее оглядываются, не говоря уже о проезжающих автомобилистах. Может, она ростом всего пять футов, но Тини нравилось думать о себе, как о женщине в миниатюре. В это утро она ударилась в самоанализ, раздумывая о своем ближайшем будущем. И, как всегда, когда Тини думала о себе, она думала и о своей ближайшей, самой дорогой подруге Лаурин Чарльз.
Когда Тини и Лаурин были еще маленькими, их матери дружили, но в последние годы отдалились друг от друга. Конечно, дружить с безалаберной Лу было трудновато, да и у Джилли Чарльз характер был не сахар. После того как Лу спуталась с Шантал и уехала из США, отец Тини, Эндрю Олден, нашел на Уэст Энд авеню прекрасный старинный дом и переехал в него вместе с дочерью. Именно тогда он попросил Джилли порекомендовать для Тини хорошую школу. Дальнейшее стало уже историей. Тини достаточно было только посмотреть на Лаурин, чтобы понять, что она нашла родственную ей душу. Внешне они были совершенно разными. В свои пятнадцать лет Лаурин доросла уже до пяти футов и десяти дюймов – обстоятельство, которое она очень переживала, к тому же это осложняло ее отношения с мальчиками. Хотя доктор уверял ее, что у нее совершенно нормальный рост, Лаурин была уверена, что ее железы внутренней секреции каким-то образом когда-то подверглись ядерному облучению. Большинство мальчиков, назначавших ей свидания, просто хотели получить автограф кого-то из родителей Лаурин, и это заставляло ее избегать таких встреч. А в более поздние годы все внимание Лаурин сосредоточилось на том, будут ли ее родители жить вместе, что она считала вполне возможным. Тини однажды заметила своей подруге, что существует отрицательная связь между актерскими успехами Джилли и интересом к ней со стороны Бобби. Как только зрительский интерес к сериалу "Вчера, Сегодня и Завтра" падает, у Бобби оказывается больше времени на Джилли. Тини предполагала, что, если Джилли потеряет эту роль, они, вероятно, воссоединятся.
Тини остановилась купить "Пост". На шестой странице, посвященной светским сплетням, она увидела фотографию, на которой Джилли обрушивала на голову Бобби тарелку с лапшой. Может, они и не сойдутся. В надежде, что Лаурин не видела этот утренний выпуск, Тини бросила газету в урну. Потом она свернула с Колумбия авеню и направилась к Амстердам авеню, к "Кухне Сарабета", одному из самых любимых ее мест, где можно было вкусно позавтракать.
Лаурин уже ждала ее. Она улыбнулась Тини и помахала ей рукой, потом поспешно схватила свой "Никон", чтобы щелкнуть входящую в дверь Тини. Фотографировать Тини было одно удовольствие, потому что она любила сниматься. Лаурин дала понять официантке, чтобы та принесла еще одну чашку кофе. Они заказали омлет с сыром и копченую лососину, прежде чем перейти к серьезному разговору. Тини успела заметить в чем одета Лаурин – джинсы и теннисная рубашка. Она понимала, как болезненно относится Лаурин к своему росту, но при этом думала, что, если бы у нее были синие глаза Лаурин и ее густые вьющиеся рыжие волосы, она знала бы, как одеться, чтобы подчеркнуть свои достоинства.
– Не смотри на меня так, – попросила Лаурин. – Я так быстро расту, что каждый месяц должна обновлять свои туалеты. Это просто смешно. Ладно, у нас есть более серьезные вещи для обсуждения.
– Точно, – отозвалась Тини сквозь рот, набитый омлетом. – До каникул осталась всего одна неделя. Это последнее лето, которое мы проведем вместе.
– Тини, не говори так!
– Боюсь, что это может оказаться правдой.
– Мы же еще не кончили школу.
– Кто знает, что может произойти в будущее лето. Ты поступишь в колледж. Я поеду в Европу подыскивать там обедневшего аристократа. Ты должна поехать со мной, Лаур. Европейцы обожают рыжих женщин.
– Представляю себе. Целый континент мужчин ниже меня ростом. Тини, будь серьезной. Ты ведь не уедешь в Европу.
– Обязательно уеду.
– Но не этим же летом.
– Все может случиться, – с таинственным видом заметила Тини. – Это лето может стать нашим последним, Лаур. Мы должны сделать так, чтобы оно запомнилось нам на всю жизнь.
– Да, оно может оказаться знаменательным, – сказала Лаурин, наклонившись к уху подруги. – Я вчера случайно заглянула в сценарий следующей маминой серии, она называется "Кома". Мне нечего говорить тебе, что это означает, когда идут переговоры о новом контракте.
Тини отодвинула пустую тарелку и закурила сигарету "Галуаз".
– А что это значит?
– А то, что они хотят избавиться от нее. В "мыльной опере" они могут неопределенное время оставлять тебя в коме. Могут отправить актера в кому, послать в санаторий, или в Австралию, или Южную Америку, куда угодно. Ты знаешь, что произойдет, если мама потеряет работу в этом сериале?
– Нет.
– Скорее всего, отец вернется к нам. Как он может бросить маму в таких тяжелых обстоятельствах?!
Тини вспомнила фотографию на шестой полосе "Пост".
– Я не знаю…
– Но ты же знаешь, как мой отец бросается маме на помощь, когда ее карьера спускается в унитаз. А она сейчас ни с кем не встречается.
– А Уффи?
– Он позванивает по телефону, но это уже не то, с тех пор, как его продали в "Калгари". Да у них никогда и не было любви. Мама говорит, что Уффи нужен был ей только для развлечения. Я никогда не думала, что она может всерьез увлечься мужчиной нордического типа.
– А я думала. Откуда ты знаешь, что у твоего папы нет кого-нибудь… для развлечения?
– У него есть любовница, но у них не слишком серьезные отношения, так что я не думаю, что это играет какую-то роль… – Она сменила тему разговора. – Ты помнишь, как замечательно все было, когда они в последний раз опять сошлись, когда папу продали в команду "Мустангов".
– Да, все шло прекрасно около месяца. Лаурин, ты должна научиться жить независимо от них. Бери у них только деньги, и все будет великолепно.
– О чем ты говоришь?
– Я вытащила двадцать долларов у отца из брюк, когда он спал. Он сейчас реставрирует какую-то старинную картину, которая стоит целое состояние. Так что он счастлив и не трогает меня. В этом все дело, Лаурин.
По утрам в воскресенье, Джилли обычно наслаждалась жизнью. Вставала неприлично поздно, как правило, не раньше полудня, пила кофе с круассанами, которые приносила ей ее подруга и агент Кэтрин Вудс. Потом, если было настроение, смотрела фильмы. Или залезала в ванну и долго лежала там, листая журнал мод «Вог». Один только просмотр рекламных объявлений отнимал значительную часть дня. Но в это воскресное утро Джилли плакала и бросалась на стены. Сценарий следующей серии валялся в камине. На счастье, стоял июнь и камин не топился.
Кэтрин была очень терпеливой женщиной. Первое, что она сделала, войдя, это вытащила сценарий из камина на тот случай, если у Джилли проявятся огнепоклоннические наклонности. Потом она отправилась на кухню и поставила на огонь кофейник. Круассаны она красиво разложила на синем лакированном подносе. Кэтрин порадовалась про себя, что по дороге купила еще и детское печенье с сыром, которое Джилли любила.
– Ну, хорошо, – сказала Кэтрин, устанавливая поднос на кофейном столике, – ты готова обсудить все?
Джилли всхлипнула и попыталась бросить одну из диванных подушек в холодный камин. Ей это не удалось – подушки были закреплены. Исчерпав свои силы, она рухнула в кресло, вытянув свои длинные ноги.
– Ладно, – согласилась она. – Говори.
Кэтрин всегда восхищалась красотой и сексуальностью Джилли. Даже сейчас, после слез, одетая только в старый поношенный халатик, Джилли все равно выглядела совсем так, как и тринадцать лет назад, когда ее определили в актерских табелях о рангах, как "сексуальную актрису "мыльных опер". Ее взъерошенные рыжие кудри всегда выглядели так, словно она только что выскочила из постели, в которой проводила время с каким-то очень сильным мужчиной. Глаза ее всегда казались сонными и порочными. Когда она смотрела на мужчину, тот сразу понимал, что ему следует делать – он покупал ей драгоценности. Тело ее выглядело еще лучше, чем лицо. В сорок лет ее груди стояли навытяжку, как морские пехотинцы на параде. Эти груди поражали мужчин еще когда ей было тринадцать-четырнадцать лет. Она до сих пор дивилась всему тому, чем была обязана своей внешности.
Кэтрин уже довольно давно была агентом Джилли, и ее всегда поражало, что Джилли была уверена, что вся ее карьера зиждется на ее бюсте – действительно великолепном, – это Кэтрин должна была признать. Однако Кэтрин никак не могла внушить Джилли, что никто не мог бы продержаться тринадцать лет в "мыльном" телесериале в качестве суперзвезды, не имея определенного таланта и обаяния. Правда, карьера Джилли последнее время несколько пошла на спад, но Кэтрин этот факт совершенно не беспокоил. Она давно обнаружила, что карьера актера или актрисы имеет тенденцию развиваться циклично. Джилли всегда боялась покинуть мир "мыльных" сериалов, где у нее была прочная репутация звезды. Она опасалась, что у нее нет настоящего таланта, ничего, кроме отличной фигуры и сонных глаз. Прочитав новый сценарий, Кэтрин решила, что нет худа без добра. Годами она уговаривала Джилли оторваться от сериала "Вчера, Сегодня и Завтра" и попробовать свои силы в телевизионных фильмах или в театре, но Джилли побаивалась. Теперь положение менялось. У Кэтрин появилась надежда, что она вытащит Джилли из-под ее безопасного одеяла и заставит упрямую актрису раскрыть свой творческий потенциал.
Разлив кофе по чашкам, Кэтрин начала:
– Я полагаю, что ты прочитала очередной сценарий?!
Джилли грязно выругалась.
– Твою реакцию я воспринимаю, как подтверждение, – сказала Кэтрин.
Джилли бросилась на диван.
– Они хотят избавиться от меня, Кэт, – пожаловалась она. – Не нужно быть гением, чтобы понять это.
– Не обязательно, – возразила Кэт. – Отправить актера в кому – это эффективный и освященный временем способ засунуть его в холодильник на время переговоров о новом контракте. Они это делают, чтобы ослабить нас при торговле. Если ты занята в главном сюжете, им приходится поторапливаться с переговорами и соглашаться на твои условия. Но если ты в коме, то, естественно, твоя сюжетная линия отодвигается и они могут вести переговоры не торопясь. Понятно? Это совсем не означает, что они собираются убить твою героиню, хотя смерть была бы нам полезна.
– Да это значило бы конец всей моей карьеры, не говоря уже о моих заработках.
– Джилли, когда убивают персонаж, это самый большой комплимент, который может получить звезда "мыльного" сериала.
– Как ты можешь говорить такое?
– Если они убьют твою героиню, они уже никогда не смогут снимать тебя. Понимаешь, Джилли, если ты решила, что пришло время оставить "Вчера, Сегодня и Завтра"…
Джилли, похоже, не слушала ее.
– Я не могу этого понять. Я работаю так же хорошо, как и всегда, а почта от поклонников уменьшается. И спрашивают они в письмах о Бобби – когда мы сойдемся опять, что происходит с нашим браком, как я могу спать с хоккеистом?
– Да, Уффи, конечно, немножко подпортил твою репутацию, но я думаю, что это была неплохая реклама.
– Я не видела Уффи почти год, с тех пор как его продали в "Калгари". Когда человек уезжает из страны, он теряет притягательную силу.
– Быть может, проблема и в этом. – Кэтрин знала, что должна очень тщательно подбирать слова, а то Джилли может попытаться бросить и ее в камин. – Ты ведь знаешь, зрителям трудно отделить актрису от персонажа, который она играет перед телекамерой.
– Ну и что?
– То, что последнее время, Джилли, ты в своей частной жизни, за пределами съемочной площадки, выглядела не лучшим образом.
Джилли взглянула на нее.
– Что ты имеешь в виду? – зло спросила она.
– Это видно по газетам, Джилли. Твоя личная жизнь вся находит отражение на страницах газеты "Развлечения сегодня". Я говорю о Бобби и его любовницах. Каждый раз, когда какая-нибудь женщина вышвыривает его из своей постели, он приползает к тебе, и ты принимаешь его. Твои поклонники и поклонницы начинают думать, что ты стала безвольной женщиной, утратила свой характер. Бобби владеет ключом к твоему сердцу, и они знают это.
– Это не совсем так, – запротестовала Джилли. – У нас очень сложные отношения. Бобби и я любим друг друга. К сожалению, большую часть времени мы еще и жаждем убить друг друга, и это делает совместную жизнь несколько затруднительной.
Кэтрин вынула из своего портфельчика рукопись.
– Я хочу, чтобы ты прочитала это.
Джилли с подозрением посмотрела на яркую оранжевую обложку.
– Что это?
– Это отличная пьеса, названная в твою честь.
– "Медноволосые", автор Салли Хейс, – прочитала Джилли. – Никогда не слышала о ней.
– Это ее первая пьеса, – объяснила Кэтрин. – Она в течение ряда лет сочиняла низкопробные шпионские романы. Эту пьесу она написала, имея в виду тебя в главной роли. Она большая твоя поклонница. – Это было чистое вранье, но Кэтрин знала, что никогда нельзя недооценивать силу лести. – Это пьеса об обычной домашней хозяйке, которая перекрашивает свои волосы в рыжий цвет и обнаруживает, что вся ее жизнь совершенно переменилась.
– Ладно, – сказала почти убежденная Джилли, – может быть, именно сейчас спектакль на Бродвее поможет моей карьере.
– Э… э… это не на Бродвее.
– Ну, я ведь не сноб. В другом месте тоже будет неплохо. В театральном районе за пределами Бродвея собирается очень интеллектуальная публика.
– Это не совсем в том районе.
– Так где же состоится этот спектакль?
– Театр Клейхилл в Кингз Ривер.
– Где? – завопила Джилли.
– Клейхилл…
– Я выросла в Кингз Ривер. Я там вышла замуж. Я поклялась не возвращаться в Кингз Ривер! Никогда!
– Этот город сильно изменился, Джилли. Ты его не узнаешь. Они вновь открыли театр…
– Наплевать. Я обещала себе, что никогда не вернусь в этот грязный городишко ни при каких условиях.
– Джилли, я знаю, что ты чувствуешь, но ты должна доверять мне. Ты знаешь, что я не посоветую тебе ничего плохого. Дело не только в том, что пьеса отличная, но ты можешь держать пари на свой профсоюзный билет, что на следующий сезон после того, как "Медноволосых" будут ставить на Бродвее, они пригласят тебя без всякого прослушивания. Эта пьеса изменит всю твою карьеру. Да и Лаурин было бы полезно провести пару тихих недель на природе.
При упоминании о дочери Джилли заколебалась. Какое-то мгновение она взвешивала на руке рукопись, потом вернула ее Кэтрин.
– Ты знаешь, я вчера встречалась с Бобби.
– Знаю. Я читаю "Пост".
– Мы прекрасно поговорили, после того как я отчистила с него все феттучино. Мне кажется, ему очень нас не хватает. Его дорогуша нажимает на него. И чем больше она жмет, тем скорее он сбежит от нее. Возможно, сейчас не лучшее время, чтобы мне уезжать из города. Мой опыт меня многому научил – мужчина важнее карьеры.
– Перестань разговаривать текстами из деревенских песен Дикого Запада, – застонала Кэтрин. – Тебе не приходило в голову, что такие же сентиментальные чувства должен испытывать и Бобби? А я что-то не припомню, чтобы он попытался ради тебя изменить свой спортивный календарь.
– Я знаю, о чем ты думаешь, но это несправедливо. Он ничего не мог поделать, когда Лаурин родилась во время чемпионата по бейсболу.
– Она родилась в июле.
– Как раз тогда состоялась решающая игра. Во всяком случае, сейчас все обстоит иначе. Он изменился, и я изменилась. Кэт, мы вчера занимались не только разговорами. Мне кажется, Бобби подумывает о том, чтобы вернуться ко мне.
– Он так сказал?
– Да, почти…
– Похоже, пришло время кое-что уточнить. – Кэтрин поставила чашку на стол. – Что в точности он сказал?
– Он сказал, что жизнь странная штука.
– Ага. А что же еще?
– Он сказал… что будущее скрыто от нас. – Она замолчала, ожидая реакции Кэтрин. А у той не дрогнул на лице не один мускул. – Неужели ты не понимаешь, что в этом есть глубокий смысл? Тебе не кажется, что он этим хотел сказать, что в будущем все может случиться, нечто более постоянное, чем эти встречи раз в месяц?
– Джилли, – произнесла наконец Кэтрин, – судя по тому что ты мне сейчас рассказываешь, он артистически водит тебя за нос.
– Он сказал, что все еще любит меня. Сказал, что не хочет развода.
– Конечно! Развод это такая грязь и вонь. Кроме того, таким образом, Бобби может сохранить статус кво.
– Что ты хочешь этим сказать?
– До того, как вы расстались, он имел любовницу и имел тебя. Теперь он по-прежнему имеет любовницу и по-прежнему имеет тебя. Единственное, что изменилось – кого из вас он обманывает.
На этот раз пришел черед Джилли помолчать.
– Джилли, мы с тобой говорим на эту тему, по крайней мере, раз в месяц, так что извини меня, но все, что ты имеешь, это то, что он трахает тебя во всех смыслах этого слова. Дорогая моя, мы ведь уже не девочки. Мозги предназначены для того, чтобы думать, а не только производить гормоны. – Она решительно сунула рукопись пьесы в руки Джилли. – Прочитай. Это все, о чем я тебя прошу. Что же касается твоих отношений с Бобби, то, если я ошибаюсь, – а я надеюсь, что ошибаюсь, – я первая буду плясать на вашей новой свадьбе.
– Ты единственный человек, которому я позволяю так оскорблять меня, – пробормотала Джилли, беря рукопись.
Дверь распахнулась, и в комнату ворвалась Лаурин, за которой следовала Тини.
– Что случилось? – кричала Лаурин, размахивая газетой "Пост", как знаменем. – Ты говорила, что это будет просто обед. Ты же обещала мне!
Джилли молнией метнулась с дивана, схватила Лаурин за руку и потащила на кухню.
– Бэби, я все тебе объясню, – начала она ее утешать.
Тини, вздохнув, плюхнулась на диван рядом с Кэтрин.
– Ходить в этих туфлях, так легче умереть, – пожаловалась она, вынула из сумочки сигареты "Галуаз" и закурила. Джилли на кухне учуяла дымок и выскочила.
– Тини, дай покурить.
– Пожалуйста.
Джилли затянулась и закашлялась. Она привыкла к более мягким сигаретам.
– Господи, как ты можешь курить такое дерьмо? – и крикнула Лаурин: – Бэби, никогда не начинай курить. Это отвратительная привычка.
Лаурин на кухне рассмеялась:
– Хорошо, мама.
Взгляд Тини упал на рукопись, лежавшую на кофейном столике.
– О, Салли Хейс! Потрясающая писательница! Я читаю все, что она пишет. Лаур! – Ей пришлось повысить голос, чтобы ее услышали на кухне, где шел взволнованный разговор. – Ты собираешься чем-нибудь заняться или останешься, чтобы спорить?
– Спорить! – крикнула в ответ Лаурин.
– Думаю, что и мне пора, – поднялась Кэтрин. – Джилли! На всякий случай имей в виду, что "Медноволосые" прекрасно укладываются в твое расписание. Три недели репетиций, от силы четыре, премьера четвертого июля. Достаточно времени, чтобы продюсеры твоего сериала одумались.
Тини еще раз глянула на рукопись пьесы и обратила внимание на штамп на обложке – "Театр Клейхилл".
– У меня куча друзей в Кингз Ривер, – сказала она Кэтрин. – Вы ведь знаете, Лу жила там довольно долго. Моя сестра Джейд выросла там.
– Мне казалось, ее зовут Джанетт, – заметила Кэтрин. – Джилли, пока!
– Лаурин, я позвоню тебе! – крикнула Тини, выходя. – Да, ее назвали Джанетт, но она взяла профессиональное имя Джейд. Ее бывший муж до сих пор живет в Кингз Ривер. Он занимается плотницким делом, но на самом деле он музыкант. Как вы думаете, миссис Чарльз согласится играть в этом спектакле?
– Надеюсь, – отозвалась Кэтрин, вызывая лифт. – Это в ее интересах.
– Если она согласится, то ей надо где-то жить в Кингз Ривер. Это слишком далеко, чтобы ездить туда каждый день.
Дверь лифта открылась, и они вошли в него.
– Я уверена, что найду там что-нибудь подходящее.
– Конечно, – заметила Тини. – Я спросила только потому, что у моего бывшего зятя есть приятельница, у которой потрясающий особняк в викторианском стиле с бассейном на заднем дворе. Сама она замечательная хозяйка и кулинарка. Иногда она сдает часть дома. Чтобы содержать такой старинный дом в порядке, требуется уйма денег.
– Я себе представляю.
Лифт остановился, и они вышли в холл.
– Дайте мне знать, когда будете подыскивать ей жилье, – сказала Тини. – Я спрошу приятельницу моего бывшего зятя, сколько она берет.
– Обязательно, – ответила Кэтрин. – Какого черта! Почему бы вам не позвонить в любом случае.
"Может быть, – подумала она, – боги мне улыбнутся и Джилли согласится играть эту роль?!"
Когда Тини добралась до своего дома на Уэст Энд авеню, она с удивлением обнаружила у подъезда роскошный «Роллс Ройс». Машине было лет сорок, но выглядела она как новенькая. Тини поздоровалась с швейцаром и кивнула в сторону «Роллса».
– Хотела бы я встретить человека, которому она принадлежит.
– А я был бы не прочь работать у него. Он дал мне двадцать долларов только за то, чтобы я присмотрел за машиной, пока шофер сходит выпить чашку кофе. Вот это босс!
– Да, высокий класс! – восторженно заметила Тини.
Ей очень хотелось поболтаться здесь, пока не появится хозяин машины, но на это могли уйти часы, особенно если он навещает какую-нибудь даму, как представила себе Тини. А у нее в распоряжении было только пятнадцать минут. Она включила будильничек на своих ручных часах фирмы "Сейко" и устроилась в большом кресле в холле.
Утром в субботу Эндрю Олден не ждал никаких посетителей. Он готовил на кухне чай и гадал, какая новая беда свалится на него. После многих лет анализа Эндрю знал, что все его беды связаны с опасными женщинами, и сегодняшняя беда не стала исключением, хотя женщины еще не было видно.
В гостиной его терпеливо дожидался пожилой джентльмен, зажав между колен трость с серебряным набалдашником. Проблема была не в нем. Он выступал только как курьер, в полном смысле этого слова.
– Вы должны посмотреть на нее, мистер Олден, – убеждал пожилой джентльмен. – Не стесняйтесь. У нее, возможно, сомнительное прошлое, но она все еще прекрасна.
Дрожащими пальцами Эндрю срывал бумагу, в которую была завернута картина, принесенная пожилым джентльменом. Когда он снял последний лист, Эндрю почувствовал, что у него перехватило дыхание. Он не в силах был шевельнуться. Последний раз он испытывал такое ощущение, когда женился на Лу Олден.
Прошла, казалось, вечность, пока он не прошептал:
– "Испанская дама".
– Вы так думаете? – любезно осведомился пожилой джентльмен. – Картина Эль Греко, украденная в начале нашего века. Воры вырезали ее из рамы. С тех пор ее никто не видел. Я в течение многих лет слышал о ней, как коллекционеры гонялись за ней по трем континентам только для того, чтобы каждый раз их надежды разлетались в прах.
Эндрю не мог оторвать взгляда от карих глаз, смотревших на него с выражением мучительного доверия. Если это подлинный Эль Греко, то цену картины определить невозможно.
– Как она попала к вам?
– Она практически свалилась мне прямо на колени. Точнее, на колени моей жене. Она разделяет мою страсть к искусству, хотя, в отличие от меня, отдает предпочтение современным художникам, особенно минималистам.
– Я припоминаю, что встречал вас на художественных выставках.
– Вполне возможно. Художественный мир невелик. "Испанскую даму" обнаружил мой агент у испанских иммигрантов, которые клянутся, что их семья владеет этой картиной уже несколько поколений. Они ничего не знали о шумихе вокруг нее, но понимают, что за нее можно получить большие деньги.
– Да, да, – кивнул Эндрю, – когда дело касается долларов, все становятся умными.
Пожилой джентльмен остановил его, подняв руку.
– Не чрезмерную цену. Когда я сказал о больших деньгах, я имел в виду разумную цену, какую назначают люди, понимающие, что в их руках большая ценность, но не вполне уверенные, какова должна быть ее настоящая цена. Если бы они запросили слишком мало или слишком много, я мог бы что-то заподозрить. Впрочем, нет. Я очень хотел заполучить эту картину. А с этим агентом я имел дело не раз. По правде сказать, так именно он заронил во мне эту страсть. Мое с ним сотрудничество подарило мне многие сокровища. "Испанская дама" мое последнее приобретение. Я вижу, мистер Олден, что вас что-то смущает. Что именно?
– Я не совсем понимаю, при чем здесь ваша жена.
– Дело в том, – улыбнулся посетитель, поглаживая серебряный набалдашник своей трости, – что она и есть мой агент. – Он неожиданно поднялся. – Я хочу, чтобы вы привели эту картину в порядок. Я приеду за ней через неделю. А вы, если обнаружите что-нибудь необычное, дайте мне знать.
Будильничек в наручных часиках Тини напомнил ей, что у нее есть другие дела. Она с сожалением покинула свой пост, глянув через плечо еще раз на великолепную машину.
– Когда-нибудь, – пообещала она себе, – мы еще встретимся.
Она не успела нажать кнопку вызова лифта, как дверь его открылась и из лифта вышел пожилой мужчина с тростью с серебряным набалдашником, чуть поклонившись Тини. Она ответила на его приветствие и вошла в лифт.
Своего отца она застала весьма взволнованным.
– Что случилось? – спросила она.
Вместо ответа Эндрю сдернул с картины полотно, которым накрыл ее раньше.
Тини замерла и долго молчала, разглядывая характерную игру света на аристократических скулах "Испанской дамы".
– Я готова поклясться, что это Эль Греко, а как ты считаешь?
– Еще не знаю. Похоже, что у ее владельца есть сомнения. А я ничего не могу сказать, пока не исследую ее.
С огромным трепетом он вновь накрыл картину полотном.
– Тогда она стоит… – начала Тини.
– Миллионы, – подтвердил Эндрю.
