Текст книги "Погребенные тайны (в сокращении)"

Автор книги: Джозеф Файндер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

3

Алекса шевельнулась и заворочалась в кровати.

Боль словно ножом пронзила глазные яблоки. Ощущение было такое, будто в череп сзади воткнули ледоруб.

Где она? Ничего не видно.

Темнота была абсолютно непроницаемой. Может, она ослепла? А может быть, ей это снится. Но нет, на сон непохоже. Она вспомнила, как пила с Тейлор в «Кутузке». Остальное было как в тумане. Она не помнила, как добралась домой, как оказалась в своей постели, как задернула шторы.

Она вдохнула – странный запах, плесенью отдает. Незнакомый. Да дома ли она? В ее комнате в Манчестере так не пахло. Может, она заснула в чужом доме? Но не у Тейлор, это точно.

Одно она понимала – она спала на какой-то постели. Не укрытая простыней. Должно быть, скинула во сне. Руки вытянуты вдоль тела. Она пошевелила пальцами, нащупала край простыни, и тут тыльная сторона ладони наткнулась на что-то гладкое, но твердое. Что-то обтянутое атласной материей, вроде деревянных перил по бокам двухъярусной кровати.

Она по-прежнему ничего не видела. Чувствовала под собой мягкий, проседающий матрас, чувствовала, что на ней пижама, хотя и непохожая на ту, в каких она обычно спала дома. Что-то незнакомое. Больничный халат, что ли? Значит, она в больнице? Значит, она ранена, может быть, в аварии какой-нибудь?

Ледоруб все сильнее врезался в мозг, ей захотелось перевернуться на живот и накрыть голову подушкой. Она приподняла колени, чтобы перевернуться, – и они стукнулись обо что-то твердое. В испуге она приподняла голову – и лбом тоже ударилась о твердое. Вытянула руки в стороны – они наткнулись на твердые стенки. Быстро провела пальцами по боковым стенам, затем ощупала верх – обтянутая атласной тканью доска в каких-нибудь трех дюймах от ее губ.

Мозг еще не успел ничего осознать, но каким-то животным инстинктом она уже поняла с ужасом, сковавшим ее тело и заставившим ее похолодеть: она в ящике.

Она задышала учащенно. Нет, конечно же, это просто кошмарный сон – худший из всех, что ей когда-нибудь снились. Заперта в ящике. Как в…

Атласная обивка. Деревянные стенки – а может, стальные. Как в гробу.

Головокружение, сопровождавшееся тяжестью в животе и холодом во всем теле – это то, что она чувствовала каждый раз перед тем, как потерять сознание. И она провалилась в черноту.

Когда я снова сел в свой «дефендер» и направился к Бостону, был уже почти полдень. Я никак не мог отделаться от мысли – у Маркуса и впрямь были серьезные причины опасаться, что с его дочерью что-то случилось. Не то, о чем он просто не хочет говорить, а то, чего он давно ждал. Другими словами – это не случайность.

Может быть, это была просто-напросто ссора с мачехой, после которой Алекса пригрозила: «Я ухожу и никогда не вернусь!» – и уехала.

Но тогда непонятно, зачем бы Маркус стал это от меня скрывать. Такая сдержанность не в его характере. Этот человек с удовольствием обсуждал с другими свои запоры и то, как «Виагра» повлияла на его сексуальную жизнь.

Я уже собирался позвонить Дороти и спросить, не сможет ли она отследить Алексин телефон, но тут мой «блэкберри» зазвонил. Это была Джиллиан.

– Ваш сын пришел, – сказала она. – Говорит, вы договаривались вместе пообедать?

– Ох ты. Верно. Это мой племянник, а не сын. – Я обещал Гейбу сводить его пообедать и забыл. – Скажите ему, что я скоро подъеду. И соедините меня, пожалуйста, с Дороти.

Гейб Хеллер был приемным сыном моего брата, Роджера. Ему было шестнадцать лет. Очень умный парнишка, но совершенно не приспособленный к жизни. В частной школе для мальчиков в Вашингтоне у него почти не было друзей. Он ходил во всем черном. А недавно и волосы стал красить в черный цвет.

Роджер, мой брат, с которым мы уже давным-давно не общались, был порядочной сволочью, если не вдаваться в подробности. Он тоже, как и наш отец, сидел в тюрьме. Гейб, к счастью, генетически не был его сыном, иначе тоже наверняка оказался бы в колонии для малолетних. Я был, похоже, единственным взрослым, с которым он способен был разговаривать.

Гейб проводил лето у моей матери в Ньютоне. Ходил на уроки живописи в рамках летней программы для старшеклассников при школе Музеум. В бабушке он души не чаял и рад был убраться подальше от своей матери, Лорен.

Но думаю, что главной причиной, почему ему хотелось пожить в Бостоне, была возможность пообщаться со мной, хотя он никогда бы в этом не признался.

Он сидел за моим столом и что-то рисовал в блокноте. Гейб был ужасно талантливым рисовальщиком комиксов.

– Новый комикс делаешь? – спросил я, входя.

– Это роман в комиксах, – скованно сказал он. – И спасибо, между прочим, что не забыл про наш обед.

На нем была черная куртка с капюшоном, наглухо застегнутая.

– Извини, Гейб. Как проводишь лето?

– Скучно.

В устах Гейба это можно было считать выражением буйного восторга.

– Ну что, обедать пойдем? – спросил я.

– Я вот-вот в обморок упаду от голода.

Я заметил, что Дороти заглядывает в дверь.

– Слушай, Ник, – сказала она. – Насчет того номера, что ты мне дал. Не получится у меня определить, где ее телефон.

– На тебя это непохоже. Звучит так, как будто ты… сдаешься.

– Мои способности тут ни при чем. Это вопрос законности.

– Как будто тебя это когда-то останавливало.

– Дело вот в чем. Человек, чей телефон ты просил меня найти… – Она бросила взгляд на Гейба. – Ник, мы можем поговорить наедине?

– Гейб, подожди пару минут.

– Ладно, – буркнул он и вышел из кабинета.

– Похоже на то, что ты берешься за это дело, – сказала Дороти. – Деньги упускать не захотел?

– Нет, это… это сложно. Дело не в самом Маршалле Маркусе. Просто мне нравится его дочь. Я беспокоюсь за нее.

– А что он с ума-то сходит? Ей же семнадцать лет, как-никак?

– Я и сам не пойму. Должно быть, он знает больше, чем говорит.

– Может быть, стоит спросить его прямо.

– Спрошу. А о Фейсбуке что скажешь? Алекса же наверняка есть на Фейсбуке?

– По-моему, у подростков уже нет законной возможности от этого уклониться. Посмотрю.

– Так почему нельзя отследить Алексин айфон? Я думал, для владельцев айфонов есть способы найти потерянный телефон.

– Нам нужен ее логин и пароль. А я так подозреваю, что паролями она с папочкой не делится.

– А ты не можешь его взломать, или как там это делается?

– На это нужно время. А если и получится, вряд ли нам это что-то даст: она должна активировать на своем телефоне поиск MobileMe, а я сомневаюсь, что она это сделала. Самый быстрый способ – попросить телефонную компанию, чтобы отследила телефон по своим каналам.

– А они это сделают только по требованию органов правопорядка, – сказал я. – Должен быть какой-то другой способ найти телефон девушки.

– Насколько я знаю, нет.

– Сдаешься?

– Я сказала – насколько я знаю. Что сдаюсь, не сказала. – Она подняла глаза и заметила, что Гейб притаился за дверью кабинета. – И вообще, по-моему, твой сын проголодался. – подмигнула она.

Я повел Гейба в «Моджо», типичный бостонский бар – пять плоских экранов, на всех спорт, куча сувениров, связанных с «Ред Сокс» и «Селтик». Клиенты – в основном либо биржевые маклеры, либо таксисты.

– Мне понравилась эта девушка, что у тебя работает, – сказал Гейб.

– Джиллиан? Она необычная.

– Ага, клевая.

Херб, владелец бара, принял наш заказ. Это был крупный мужчина с большим животом.

– Привет, Ники, – сказал он. – Как там твой бухгалтерский бизнес? Может, и мне подскажешь, как, например, сделать так, чтобы налоги не платить?

– Делай, как я. Не плати, и все.

Он громко рассмеялся. Его вообще нетрудно было рассмешить.

– На самом деле я актуарий. – На двери нашего офиса висела табличка: «Хеллер и партнеры – услуги по страховым расчетам». Это было отличное прикрытие. Стоило мне сказать, что я занимаюсь страховыми расчетами, и меня больше ни о чем не спрашивали.

– Надо отдать тебе должное, дружище, – добродушно сказал Херб. – Не представляю, как ты это делаешь. Весь день сидеть и считать? Я бы спятил.

Я заказал бургер с жареной картошкой. Гейб пробежал глазами меню.

– У вас есть вегетарианские бургеры?

– С индейкой есть, молодой человек, – сказал Херб.

Гейб нахмурился и склонил голову набок. Мне был знаком этот взгляд. За это высокомерно-презрительное выражение лица его постоянно били в школе, а бывало, и из класса выставляли.

– О, – сказал он. – Не знал, что индейка – это овощ.

Херб бросил на меня быстрый взгляд искоса, словно хотел спросить: «Кого это ты сюда привел?» Но он ко мне слишком хорошо относился, чтобы огрызаться на моих гостей.

– Я возьму просто жареную картошку и кетчуп. И кока-колу.

Когда Херб отошел, я сказал:

– Похоже, Джиллиан еще одного завербовала.

– Она говорит, что красное мясо повышает агрессивность, – сказал Гейб. – А знаешь, дядя Ник, это была хорошая идея – насчет Алексиной странички на Фейсбуке.

Я замер.

– Ты это о чем?

– Алекса Маркус? Ее отец боится, что с ней что-то случилось?

Я медленно улыбнулся.

– Ты подслушивал!

– А ты разве не знал, что у Дороти в компьютере стоит аудиопередатчик, и она слышит все, что происходит у тебя в кабинете?

– Да, Гейб. Так у нас заведено. Так что ты там думаешь насчет Алексиной странички на Фейсбуке?

– Я почти уверен, что знаю, где Алекса была вчера вечером. У нее на стене в Фейсбуке было написано.

– А ты-то как увидел?

– Мы же с ней френды на Фейсбуке. Ну то есть как – у нее там что-то больше тысячи френдов, но она меня зафрендила в ответ. – Это было сказано с гордостью. – Она пару раз заходила к бабушке. Она клевая. И ее ведь никто не заставлял со мной дружить, она сама.

Я кивнул. Красивые богатые девушки вроде Алексы Маркус редко бывают дружелюбными к таким странным ребятам, как Гейб Хеллер.

– Так где она была вчера?

– Ходила в «Кутузку». И Тейлор с ней. Какой-то шикарный бар в отеле, где раньше тюрьма была? Отель «Грейбар», по-моему?

– А Тейлор – это кто, парень или девушка?

– Девушка. Тейлор Армстронг. Дочь сенатора Ричарда Армстронга. Тейлор с Алексой вместе учились в школе.

Я глянул на часы и положил Гейбу руку на плечо.

– Что, если мы попросим дать нам нашу еду с собой?

– Хочешь поговорить с Тейлор?

Я кивнул.

– Она сегодня дома, – сказал Гейб. – Отсыпается, должно быть. Спорю, что ты и Алексу там же найдешь. Дядя Ник?

– Что?

– Не говори Алексе, что я тебе рассказал. Она решит, что я ее преследую.

Младшего сенатора от Массачусетса я застал убирающим дерьмо за своей собакой.

Пудель сенатора Армстронга был острижен по-европейски: тело бритое, помпоны на ногах и на хвосте, афро на голове. Сам сенатор был ухожен столь же тщательно: седые волосы уложены в идеальную прическу. Он наклонился, засунув руку в полиэтиленовый пакет, подобрал собачьи экскременты и ловко вывернул пакет наизнанку. Выпрямился и заметил, что я стою рядом.

– Сенатор, – сказал я.

– Да? – настороженный взгляд.

Мы стояли в овальном парке, окруженном кованой металлической оградой, в одном из самых фешенебельных районов Бостона.

– Ник Хеллер, – представился я. – У вас найдется время?

Я связался с ним через общего друга, рассказал, в чем дело, и спросил, нельзя ли к нему зайти.

– Идемте со мной, – сказал он. Я подошел вместе с ним к мусорному контейнеру, куда он и выбросил пакет. – Да, мне жаль, что с дочерью Маркуса вышли какие-то неприятности. Ничего нового? Я уверен, там просто семейная ссора. Такой уж возраст.

У Армстронга был бостонский аристократический выговор. Он был из старой бостонской семьи. Мы остановились у его дома.

– Итак, если я могу чем-то помочь, спрашивайте, – сказал он. Улыбнулся своей знаменитой улыбкой, благодаря которой и избрался в сенат четыре раза. Какой-то журналист однажды сравнил улыбку Армстронга с «теплым огнем очага». Вблизи, однако, она больше напоминала электрический камин.

– Отлично, – сказал я. – Я хотел бы поговорить с вашей дочерью.

– С моей дочерью? Вряд ли Тейлор за последние месяцы хоть раз видела эту девушку.

– Они встречались вчера вечером.

– Для меня это новость. К тому же, боюсь, Тейлор все равно нет дома.

– Возможно, вы не в курсе, – сказал я. – Она наверху.

Гейб по моему поручению следил за ее бесконечными постами в Фейсбуке и слал мне эсэмэски. Не знаю уж, как он это делал – он не был во френдах у Тейлор на Фейсбуке, – но, очевидно, нашел способ.

– Я точно знаю, что они с матерью…

– Сенатор, – сказал я. – Пожалуйста, позовите ее. Это важно. Или мне просто позвонить ей на сотовый?

Конечно, на самом деле у меня не было телефона Тейлор, но, как оказалось, он мне и не понадобился. Армстронг пригласил меня в дом, больше не стараясь скрыть раздражение. Фирменная улыбка для избирателей погасла. Электрокамин выключили.

Тейлор Армстронг вошла к кабинет отца, словно школьница, которую вызвали к директору, – стараясь скрыть тревогу под маской недовольства. Села в большое, покрытое килимом кресло.

Я уселся в кресло напротив, а сенатор Армстронг перебирал какие-то бумаги на своем простом письменном столе красного дерева. Делал вид, что не обращает на нас внимания.

Девушка оказалась красивая. Волосы у нее были черные, явно не натурального цвета, и глаза ярко накрашены. На ней была коричневая замшевая маечка на лямках, джинсы скинни и короткие коричневые кожаные сапожки.

Я представился и сказал:

– Я хотел бы задать вам несколько вопросов насчет Алексы. Она пропала. Ее родители очень волнуются.

Она смотрела на меня с капризным выражением лица.

– Вы с ней не разговаривали?

Она покачала головой:

– Нет.

– Когда вы ее видели последний раз?

– Вчера вечером. Мы ходили в бар.

Хорошо, хоть об этом не соврала.

– Может быть, пойдем прогуляемся? – сказал я.

– Прогуляемся? – переспросила она таким тоном, словно я предложил ей откусить голову живой летучей мыши.

– А что? Подышим свежим воздухом.

Ее отец сказал:

– Вы можете поговорить здесь.

На несколько секунд ее лицо стало растерянным. Наконец, к моему удивлению, она ответила:

– Я не против выбраться из дома.

Мы пошли от Луисбург-сквер вниз по крутому холму, вдоль Уилоу-стрит.

– Мне показалось, ты не прочь закурить.

– Я не курю.

Но я сразу же почувствовал запах дыма, как только она спустилась вниз и вошла в кабинет.

– Не бойся, я не донесу твоему отцу.

Она пожала плечами и вытащила из маленькой черной сумочки пачку «Мальборо» и золотую зажигалку «Дюпон».

– Я ему даже про фальшивые права не скажу, – добавил я.

Она покосилась на меня, открывая колпачок зажигалки, щелкнула, зажгла сигарету и затянулась. Из ноздрей у нее поднялись две струйки дыма, как у кинозвезды прежних времен.

Мы перешли Уэст-Седар и двинулись дальше по узенькому переулку под названием Акорн-стрит.

– Вы с Алексой были вместе в «Кутузке», – сказал я. И стал ждать.

– Мы всего-то по паре коктейлей выпили, – произнесла она наконец.

– Она не показалась тебе расстроенной? Не обижалась на родителей?

– Не больше, чем всегда.

– А она ничего не говорила о том, что собирается куда-нибудь уехать?

– Нет.

– У нее есть парень?

– Нет. – Она произнесла это враждебным тоном, как будто давала понять, что я лезу не в свое дело.

– Она не говорила, что боится чего-нибудь? Или кого-нибудь? Ее однажды уже похитили на парковке…

– Знаю, – пренебрежительно ответила она. – Я же вроде как ее лучшая подруга.

– У нее не было опасений, что что-то подобное может случиться снова?

Она покачала головой.

– Говорила, правда, что ее отец ведет себя как-то странно. Как будто у него какие-то неприятности, что ли? Да не помню я.

– Вы ушли из бара вместе?

Она поколебалась:

– Да.

Это была настолько очевидная ложь, что я даже не решился вот так сразу ее разоблачить, боясь, что потеряю последнюю надежду на ее откровенность.

Наконец она выпалила:

– С Лекси что-то случилось?

Мы остановились на углу Маунт-Вернон-стрит.

– Возможно.

– Возможно? Что это значит?

– Это значит, что ты должна сказать мне всю правду.

Она швырнула сигарету на землю.

– Ну ладно, она познакомилась с парнем, ясно?

– Ты запомнила его имя?

Она не смотрела мне в глаза.

– Испанец какой-то, по-моему. Не помню.

– Ты была вместе с ней, когда они познакомились?

Я видел, как она что-то быстро прикидывает в уме. Если… тогда… Если она скажет, что ее не было рядом с Алексой, то почему? Где она была? Когда две девушки приходят в бар, они почти всегда держатся вместе.

– Да, – сказала она. – Но имя я как следует не расслышала. Да я тогда уже и не вникала ни во что. Мне домой хотелось.

– Они ушли вместе?

– Наверное. Точно не знаю.

– Как это ты не знаешь?

– Я же раньше ушла.

Я не стал указывать на противоречие.

– И сразу поехала домой?

Она кивнула.

– И не позвонила ей узнать, как прошел вечер? Я-то думал, вы с ней прямо ЛДН. – Я где-то слышал, что в чатах так сокращают «лучшие друзья навеки».

Она пожала плечами.

– Ты понимаешь, что если ты сейчас мне врешь, если что-то скрываешь, то подвергаешь опасности жизнь лучшей подруги?

Она покачала головой и пошла от меня вдоль улицы.

– Я ничего не слышала, – проговорила она, не оборачиваясь.

Шестое чувство мне подсказывало: она не врет, что Алекса ей не позвонила. Но, с другой стороны, в чем-то другом она очевидно соврала. Виноватость светилась на ее лице, как неоновая реклама.

Я позвонил Дороти:

– Как продвигаются дела с Алексиным телефоном?

– Без изменений. Нам понадобится помощь кого-нибудь из органов правопорядка, Ник. Без этого никак.

– У меня есть одна идея, – сказал я.

Когда твоя работа связана с тайнами, как моя, начинаешь понимать силу тайны. Знание ее дает тебе преимущество, даже контроль над другим человеком – хоть в конгрессе, хоть в обычной школе.

Еще в Вашингтоне, в компании «Стоддард и партнеры», я как-то работал с делом новоиспеченного конгрессмена из Флориды, которому пришлось выдержать суровую битву за перевыборы. В руки его соперника попала копия договора аренды квартиры в Сарасоте, которую он снимал для своей подружки. Это оказалось новостью для жены конгрессмена, матери его шестерых детей, и серьезной неприятностью для него самого, учитывая его предвыборную платформу – укрепление семейных ценностей. Я провел небольшую чистку, и все следы этой бумаги исчезли. Конгрессмен выиграл выборы с небольшим перевесом.

Теперь он был влиятельным лицом в Юридическом комитете палаты представителей, который контролирует ФБР. Он не мог считаться моим должником, так как сполна заплатил за «исследовательскую работу» конторе Стоддарда, но я знал о нем кое-что, а это еще хуже. Я дозвонился до него по личному номеру и попросил сделать для меня звонок в бостонское отделение ФБР.

Сказал, что мне нужно поговорить с кем-нибудь из руководства. Немедленно.

Бостонское отделение ФБР расположено на Сентер-Плаза, 1. Это часть административного комплекса, который большинство бостонцев считает уродством – бетонным шрамом, уродующим лицо нашего прекрасного города.

Выйдя из лифта на шестом этаже, я увидел на стене огромную золотую эмблему ФБР и плакат: «Десять самых опасных преступников в розыске». За окошком из пуленепробиваемого стекла сидели рецепционистки. Я сунул свои водительские права в щель, как банковскую карту, и меня заставили отдать «блэкберри». Одна из женщин за стеклом переговорила с кем-то по телефону и сказала, что кто-нибудь выйдет ко мне через несколько минут.

Если тебя заставляют ждать минут десять-пятнадцать – значит, скорее всего, совещание затянулось. Если же прошло больше сорока пяти минут, это уже намек.

Я ждал почти час, пока не вышел тот самый парень из ФБР.

С виду он был не похож на то, чего я ожидал. Массивный мужчина, совершенно лысый – лысина блестит, явно не сама по себе. На руке поддельный «Ролекс», рукава серого костюма коротковаты, воротник белой рубашки тесноват, строгий полосатый галстук.

– Мистер Хеллер? – произнес он низким голосом. – Гордон Снайдер. – Он протянул мне руку, огромную и жесткую, как старая бейсбольная перчатка. – Помощник ответственного спецагента, – добавил он.

Это означало, что передо мной один из высших чинов бостонского отделения ФБР, подчиняющийся непосредственно ответственному спецагенту. Я мысленно отдал должное любвеобильному конгрессмену из Сарасоты.

Снайдер провел меня в свой кабинет, окна которого выходили на Кембридж-стрит. Письменный стол, два компьютерных монитора, телевизор с плоским экраном, включенный без звука на CNN. Снайдер уселся за свой образцово чистый стол.

– Насколько я понимаю, вы теперь работаете в частном секторе, мистер Хеллер.

– Совершенно верно. – Должно быть, таким не слишком тонким способом он давал мне понять, что прочитал мое досье и знает, чем я занимался раньше.

– Итак, чем я могу быть вам полезен?

– Я помогаю другу разыскать его дочь, – сказал я.

Он сдвинул брови:

– Как зовут девушку?

– Алекса Маркус. Ее отец – Маршалл Маркус. Владелец хеджевого фонда в Бостоне.

– Сколько ей лет?

– Семнадцать.

Он кивнул.

– Ее похитили?

– Вероятно.

– Ну, а выкуп потребовали?

– Пока нет. Но, учитывая обстоятельства и ее историю…

– Так вы говорите, отец волнуется, что его дочь, возможно, похитили?

Выражение лица у Снайдера было какое-то странное. Такое преувеличенное недоумение, что это выглядело почти комично.

– Видите ли, мистер Хеллер, чего я никак не могу понять – почему из бостонской полиции к нам никто не обращался.

– Должны были.

– Я бы знал, верно? Обычно это первое, что они делают в таких случаях. Похищения – это сфера ФБР. Не могу не удивляться, почему этого не случилось.

– Но если вы распорядитесь, чтобы отследили ее телефон…

Но Снайдер еще не договорил:

– Я думаю – возможно, они не обратились к нам потому, что их никто не поставил в известность об исчезновении девушки. – Он сцепил руки в замок. – Как видите, Маршалл Маркус не позвонил в полицию. Интересно, правда? По идее он бы уже должен на уши поставить и полицию, и ФБР, чтобы искали его дочь.

– Он звонил в полицию, – сказал я. – Пару часов назад.

Он покачал головой и твердо сказал:

– Это не так.

– У вас неточная информация.

– О Маркусе у нас абсолютно точная информация, – сказал он. – Мы точно знаем, что ни он, ни его жена в полицию не звонили. Ни по одному из четырех его домашних телефонов. Ни с одного из его двух мобильных. Ни с мобильного его жены. Ни с одного телефона в «Маркус капитал». – Он пристально посмотрел на меня. – Вот так. Мы уже некоторое время держим Маркуса под наблюдением по решению суда. И я уверен, что ему об этом известно. Это он вас сюда прислал, мистер Хеллер? Пожалуйста, не трудитесь отрицать тот факт, что вы встречались с Маркусом в его доме в Манчестере сегодня утром. Вы для этого пришли? В качестве его агента? Попытаться выяснить, какими сведениями мы располагаем?

– Я пришел потому, что жизнь девушки, возможно, находится под угрозой.

– Той самой девушки, которую пришлось отправить в исправительную спецшколу из-за ее проблемного поведения?

Я едва сдержался, чтобы не вспылить.

– Да. После того как ее похитили. Такие вещи очень даже способны подействовать на психику. Разве вы этого не понимаете? Мы с вами на одной стороне.

– Вы работаете на Маркуса, верно?

– Да, но…

– В таком случае мы по разные стороны. Ясно вам?