Текст книги "Паранойя"

Автор книги: Джозеф Файндер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

64

Когда собрание закончилось, Годдард подошел ко мне и положил руку на плечо.

– Мне понравилось, что ты сделал, – тихо сказал он.

– Вы про что?

Мы пошли по коридору к его офису.

– Я про то, как ты сдержался насчет Норы Соммерс. Я знаю, как ты к ней относишься. И как она относится к тебе. Сейчас тебе было бы проще простого от нее избавиться. И, честно говоря, я бы не особенно сопротивлялся.

Мне было немного неловко, но я улыбнулся, наклонил голову:

– Мне показалось, что так будет правильнее.

– "Кто, злом владея, зла не причинит, – сказал Годдард, – тому дарует небо благодать"[6]6
  Перевод С.Я. Маршака.


[Закрыть]. Шекспир. В переводе на современный язык: если можешь кому-то навредить и не делаешь этого, значит, ты не сволочь, да?

– Наверное.

– А кто второй спасенный, тот, что постарше?

– Да так, работает в отделе.

– Твой приятель?

– Нет. По-моему, я не очень-то ему нравлюсь. Просто мне кажется, он лояльный сотрудник.

– Молодчина. – Годдард крепко сжал мое плечо. Потом подвел меня к своему офису и остановился перед столом Фло. – Доброе утро, милая! Покажи-ка платье для конфирмации.

Фло засияла, открыла пакет «Сакса» и гордо продемонстрировала крошечное платьице из белого шелка.

– Прекрасно, – сказал он. – Прекрасно!

Мы зашли к нему в офис, и Годдард закрыл дверь.

– Я еще не говорил с Полом, – сказал Джок, устраиваясь за столом, – и не решил, стоит ли. Ты, надеюсь, молчал, а? Я про дело со статьей.

– Да.

– Продолжай в том же духе. Понимаешь, мы с Полом по некоторым вопросам расходимся во мнениях, и, возможно, он просто думал, что так помогает компании. Даже не знаю. – Годдард вздохнул. – Если я подниму этот вопрос... В любом случае это не должно быть известно другим. Нам не нужны неприятности. У нас нынче гораздо, гораздо более важные дела.

– О'кей.

Годдард искоса посмотрел на меня.

– Я никогда не был в «Обеже», хотя, говорят, дивное местечко. А ты как думаешь?

У меня засосало под ложечкой, лицо загорелось. Значит, вчера вечером это был Камилетти – не повезло!

– Я только... только выпил вина вообще-то.

– Ты не представляешь, кто там ужинал в тот же вечер! – сказал Годдард с непроницаемым выражением лица. – Николас Уайатт!

Камилетти не постеснялся навести справки. Нечего и пробовать отрицать, что я был с Уайаттом.

– А, вот вы к чему клоните, – сказал я, делая вид, что мне самому это надоело. – С тех самых пор, как я начал работать в «Трионе», Уайатт...

– Да неужели? – сердито оборвал меня Годдард. – И конечно, у тебя не было выбора, кроме как принять его приглашение на ужин, а?

– Нет, сэр, все было не так, – сказал я, с трудом сглотнув.

Но Годдард уже успокоился.

– Меняя работу, не обязательно отказываться от старых друзей.

Я покачал головой, нахмурился. Мое лицо, похоже, покраснело не меньше, чем у Норы.

– Тут вообще-то дело не в дружбе...

– О, я знаю, как это бывает! – сказал Годдард. – Он взывает к твоей совести, заманивает на встречу на правах старого приятеля, и ты не можешь отказать. А потом он начинает льстить и чего-то добиваться...

– Вы знаете, что у меня и в мыслях...

– Конечно-конечно... – пробормотал Годдард. – Ты не из таких. Я разбираюсь в людях. Это одно из моих главных достоинств, знаешь ли.

* * *

Я в полном ауте вернулся в офис.

Раз Камилетти настучал на меня Годдарду, он что-то подозревает. Например, что я пользуюсь расположением Годдарда – это в самом лучшем случае. Камилетти на таких невинных мыслях не остановится.

Катастрофа. Кстати, что на самом деле думает Годдард? «Я разбираюсь в людях». Неужели он такой наивный? Я и правда не знал, что думать. Ясно было только то, что теперь придется действовать еще осторожнее.

Я глубоко вздохнул, нажал на веки пальцами. Что бы ни случилось, я должен работать дальше.

Через несколько минут я нашел на сайте «Триона» человека, возглавляющего подотдел интеллектуальной собственности юридического отдела. Боб Франкенхаймер, пятьдесят четыре года, восемь лет в «Трионе». До того он работал главным юрисконсультом в корпорации «Оракл», а еще раньше – в «Уилсон Сонсини», крупной юридической фирме Кремниевой долины. Судя по фото, у него лишний вес, черные кудрявые волосы, небритый подбородок и очки с толстыми стеклами. На вид типичный компьютерщик.

Я позвонил ему с рабочего телефона, чтобы он подумал, будто я от генерального. Трубку поднял сам Франкенхаймер. У него оказался вкрадчивый, мягкий голос, как у ди-джея на полуночной волне.

– Мистер Франкенхаймер, это Адам Кэссиди из офиса главного директора.

– Чем могу вам помочь? – с готовностью отозвался он.

– Мы бы хотели просмотреть патентные заявки на отдел триста двадцать два.

Смело и довольно рискованно. Что, если он возьмет и скажет об этом Годдарду? Выкрутиться вряд ли удастся.

Долгая пауза.

– На проект «Аврора»?

– Да, – небрежно сказал я. – Я знаю, что у нас здесь должны быть все копии, однако я уже два часа ищу повсюду и не могу найти, а Джок рвет и мечет. – Я понизил голос. – Я новичок – только начал – и не хочу провалить задание.

Еще одна пауза. Голос Франкенхаймера заметно похолодел. Похоже, я выбрал не тот метод.

– Почему вы обратились именно ко мне?

Я понял только то, что облажался.

– Потому что решил, что вы можете спасти мою шкуру.

– Вы думаете, эти копии у меня? – напряженным голосом спросил Франкенхаймер.

– Может, вы подскажете, где их найти?

– Мистер Кэссиди, под моим началом шестеро юристов высочайшего класса, специализирующихся на интеллектуальной собственности. Им по зубам практически любая задача. Но документы по «Авроре»? О нет! Ими занимается кто-то со стороны. Почему? По всей видимости, из соображений корпоративной безопасности. – Он говорил все громче. Похоже, Франкенхаймер здорово обижен на руководство. – Корпоративная безопасность! А посторонние фирмы, конечно, безопаснее, чем собственные консультанты. Вот я вас и спрашиваю: что это все значит? – Куда подевалась вся его мягкость и вкрадчивость?

– Да уж, – поддакнул я. – А кто же этим занимается?

Франкенхаймер выдохнул. Озлобленный, сердитый человек. Вот с такими чаще всего и происходят инфаркты.

– К сожалению, не могу вам сказать. Очевидно, эту информацию нам тоже не могут доверить. Что у нас на бейджах написано – «Открыты для общения»? Замечательно. Попрошу, чтобы напечатали на футболках.

Я повесил трубку и пошел в туалет. По пути, проходя мимо офиса Камилетти, я не поверил своим глазам.

Перед Камилетти с мрачным видом сидел мой старый приятель.

Чед Пирсон.

* * *

Я ускорил шаги, чтобы они меня не заметили. Зачем? Инстинктивная реакция.

Господи, неужели Чед вообще знаком с Камилетти? Он никогда об этом не говорил, а если вспомнить, как скромен и непретенциозен этот парень, невольно начинаешь удивляться. Мне не приходило в голову ни одного правдоподобного повода (если не считать всяких темных делишек), по которому они могли бы контачить. И ведь разговор-то деловой, а не дружеский. Камилетти не стал бы тратить время на червя вроде Чеда.

Единственный вариант – случилось то, чего я больше всего боялся. Чед отправился со своими подозрениями на мой счет наверх – выше добраться не смог. Только почему к Камилетти?

Чед, конечно, имел на меня зуб и, как только он услышал о новичке из «Уайатт телеком», тут же побежал к Кевину Гриффину за компроматом. И ему повезло.

Хотя так ли уж повезло?

Если на то пошло, что знает обо мне Кевин Гриффин? Слухи, сплетни, отрывочная информация. Зато и у него репутация подмочена. Не важно, что там наплела служба безопасности «Уайатта». Главное, что в «Трионе» поверили – а иначе они не избавились бы от Кевина так быстро.

Так станет ли Камилетти верить обвинениям из подозрительного источника, от потенциального вруна вроде Кевина Гриффина, да еще и не из первых рук?

С другой стороны... Теперь, когда он увидел меня на ужине с Уайаттом в ресторане с повышенными мерами секретности, может, и станет.

У меня заболел живот. Неужели язва начинается?

По сравнению с моими остальными проблемами язва – это еще мелочь.

65

На следующий день, в субботу, было назначено барбекю Годдарда. Дорога до его загородного дома заняла часа полтора, в основном не по шоссе. По пути я позвонил отцу с сотового, о чем тут же пожалел. Немного поговорил с Антуаном, потом взял трубку отец. Он, по своему обыкновению, запыхтел, засопел, как волк на трех поросят, и приказал мне немедленно приезжать.

– Не могу, папа, – сказал я. – У меня дела по работе.

Я не хотел говорить, что еду на барбекю к генеральному. В уме прокрутил возможные варианты ответов папани: коррумпированные директора; Адам-жополиз; ты забыл, кто ты есть; богачи тычут тебе в лицо своим богатством; не хочешь побыть с умирающим отцом...

– Тебе что-нибудь нужно? – спросил я, зная, что сам он никогда не признается.

– Ничего мне не нужно, – сварливо ответил отец. – Не нужно, если ты занят!

– Я приеду завтра утром, хорошо?

Отец ничего не ответил, демонстрируя обиду, и передал трубку Антуану. После больницы старый козел ничуть не изменился.

Я нажал на отбой, как только добрался до места. На обочине стояла простая деревянная табличка с фамилией «Годдард» и номером дома. Длинная, изрытая колеями грунтовая дорога по густому лесу неожиданно вывела к широкому подъезду. Под колесами захрустели обломки ракушек. Мальчик в зеленой рубашке отгонял на стоянку машины всех гостей, и я с неохотой передал ему ключи от «порше».

Загородный дом Годдарда оказался приземистым и симпатичным, обитым серой вагонкой. У меня возникло впечатление, что его построили в конце девятнадцатого века. Дом стоял на обрывистом берегу озера. На крыше торчали четыре большие каменные трубы; стены обвивал плющ. Перед домом была огромная бугристая лужайка. Судя по запаху, ее только что подстригли. Кое-где росли огромные дубы и узловатые сосны.

На лужайке стояло двадцать – тридцать человек, все в шортах и футболках и с бокалами в руках. Туда-сюда носилась стайка детей, которые кричали и бросали друг другу мячи. За столом перед верандой сидела хорошенькая блондинка. Она улыбнулась, нашла бейджик с моим именем и вручила мне.

Самое интересное, похоже, происходило по другую сторону дома, на задней лужайке, которая полого спускалась к деревянной пристани. Тут толпилось больше народу, хотя знакомых я не увидел. Ко мне подошла полная дама лет шестидесяти в бордовом платье-халате с поясом. У нее было очень сморщенное лицо и снежно-белые волосы.

– Вы, наверное, потерялись, – ласково сказала ока. Голос оказался низким и хрипловатым, а лицо – таким же потрепанным непогодой и живописным, как сам дом.

Я сообразил, что это жена Годдарда. Да, не красавица. Мордден был прав: действительно напоминает щенка шарпея.

– Я Маргарет Годдард. А вы, должно быть, Адам.

Я протянул руку, польщенный, что она каким-то образом меня узнала, пока не вспомнил про бейджик на рубашке.

– Рад познакомиться, миссис Годдард.

Она не предложила называть ее Маргарет.

– Джок много о вас рассказывал. – Она долго держала меня за руку и кивала, широко раскрыв маленькие карие глаза. Как будто я ей понравился – или мне только показалось. Она подошла ближе. – Мой муж – старый циник, и на него не так-то легко произвести впечатление. Так что вы, наверное, чего-то стоите.

С задней стороны дома была крытая веранда. Я пошел туда мимо двух больших черных каджунских грилей, где от тлеющих углей поднимались клубы дыма. Две девушки в белой униформе следили за шипящими котлетами, отбивными и цыплятами. Неподалеку за длинной стойкой, покрытой белой льняной скатертью, двое ребят, на вид студентов, разливали коктейли, газировку, соки и пиво в прозрачные пластиковые стаканчики. За столом еще один парень открывал устрицы и выкладывал их на лед.

Когда я подошел к веранде поближе, то начал узнавать людей: почти все – руководители «Триона» высокого ранга, с супругами и детьми. Нэнси Шварц, старший вице-президент отдела бизнес-решений, – маленькая нервная брюнетка в ярко-оранжевой футболке «Триона». Она играла в крокет с Риком Дьюрантом, главой отдела маркетинга, высоким, поджарым и загорелым, с уложенной феном черной шевелюрой. Оба не улыбались. Секретарь Годдарда, Фло, в шелковом гавайском платье, цветастом и ярком, дефилировала по веранде так, будто настоящая хозяйка – это она.

Вдруг я увидел длинные загорелые ноги на фоне белых шорт – Алана! Она тут же меня заметила, и в ее глазах зажглось удивление. Потом она небрежно помахала, улыбнулась и отвернулась в сторону. Что бы это значило? Наверное, не хочет афишировать наши отношения. Старое правило: «Не лови рыбку с корпоративного причала».

Я прошел мимо своего бывшего босса, Тома Лундгрена, одетого в уродливую рубашку для гольфа в серую и ярко-розовую полоску. Он судорожно сжимал в руках бутылку воды и сдирал этикетку длинной аккуратной ленточкой, с застывшей улыбкой слушая привлекательную негритянку – Одри Бетун, вице-президента и главу команды «Гуру». Чуть позади стояла женщина: скорее всего жена Лундгрена. Она надела почти такой же костюм, и лицо у нее было такое же красное и недовольное. Ее дергал за руку неуклюжий ребенок и что-то просил визгливым голосом.

Метрах в пятнадцати стоял Годдард в окружении небольшой группы смутно знакомых людей. Он смеялся и пил пиво из бутылки. На нем были голубая рубашка с закатанными рукавами, тщательно выглаженные хаки, темно-синий матерчатый пояс и старые коричневые мокасины. Бывший ученик богатой частной школы да и только. К нему подбежала маленькая девочка, он наклонился и, как фокусник, вытащил из-за ее уха монетку. Девочка взвизгнула от удивления, Годдард вручил ей монетку, и малышка убежала, пища от восторга.

Годдард что-то сказал, и слушатели расхохотались, словно он Джей Лено, Ричард Прайор, Родни Дэнджерфилд и еще дюжина юмористов, вместе взятых. Рядом стоял Пол Камилетти в тщательно выглаженных осветленных джинсах и белой рубашке, тоже с засученными рукавами. Ему-то сообщили об «установленной униформе», а вот я заявился в шортах хаки и рубашке поло.

Напротив Годдарда стоял Джим Колвин, главный инженер. Его тоненькие, как у бекаса, сметанно-белые ноги торчали из-под серых бермудов. Не барбекю, а показ мод какой-то. Годдард увидел меня и подозвал жестом.

На пути выросла чья-то фигура и стиснула мне руку. Нора Соммерс, в розовой трикотажной кофточке со стоячим воротником и огромных шортах хаки. Она как будто очень обрадовалась.

– Адам! – воскликнула она. – Как хорошо, что ты здесь! Замечательное место, правда?!

Я кивнул, вежливо улыбаясь.

– Ваша дочь тоже приехала?

Нора неожиданно смутилась.

– У Меган сейчас сложный период. Она не хочет проводить время со мной. – Странно: и я тоже не хочу. – Предпочла скакать на лошадях с отцом, вместо того чтобы скучать с матерью и ее сослуживцами.

Я кивнул.

– Простите...

– Ты уже видел коллекцию автомобилей Годдарда? Все вон там, в гараже. – Она указала в сторону похожего на сарай строения. – Обязательно сходи. Машины великолепные!

– Схожу, спасибо, – сказал я и сделал шаг в сторону Годдарда.

Нора крепче сжала мою руку.

– Адам, я хотела сказать тебе, что очень рада твоему успеху. Какой все-таки Джок молодец: рискнул, доверился тебе. Я так за тебя рада!

Я тепло ее поблагодарил и высвободил руку из тисков.

Наконец я добрался до Годдарда и вежливо стал в сторонке, пока тот меня не заметил и не подозвал поближе. Он представил меня Стюарту Лури, начальнику отдела корпоративного развития. Тот поздоровался, пожав мне руку. Стюарт был очень красивым мужчиной лет сорока, с преждевременной лысиной и чисто выбритыми остатками волос, которые смотрелись очень даже круто.

– Адам – будущее «Триона»! – представил меня Годдард.

– Что ж, приятно познакомиться с будущим, – сказал Лури с еле уловимым сарказмом. – Ты не будешь вытаскивать монетку у него из уха, Джок?

– В этом нет нужды, – сказал Джок. – Адам сам достает кроликов из шляпы. Правда, Адам? – Годдард приобнял меня за плечи, что у него получилось неуклюже, потому что я гораздо выше его. – Пошли со мной, – тихо добавил он.

Годдард провел меня к веранде.

– Скоро будет моя традиционная маленькая церемония, – объяснил он, пока мы поднимались по деревянной лестнице. Я придержал дверь веранды, пропуская его. – Раздаю маленькие подарки, всякие глупости. – Я улыбнулся: зачем он мне все это говорит?

Он провел меня через веранду со старой плетеной мебелью и через прихожую, пока мы не оказались в основной части дома. Под ногами скрипели старые сосновые доски. Стены были выкрашены в веселый кремово-белый цвет. В воздухе стоял запах старого дома. Все казалось уютным, жилым, настоящим. Вот дом богатого человека без претензий, подумал я. Мы прошли мимо зала с большим камином, завернули за угол в узкий коридор с плиточным полом. По обе стороны были полки с призами и наградами. Годдард остановился в маленькой комнате с книжными шкафами вдоль стен. Посреди ее находился длинный библиотечный стол с компьютером, принтером и несколькими большими картонными коробками. Очевидно, кабинет Годдарда.

– Опять бурсит замучил, – пожаловался он и указал на коробки, доверху наполненные завернутыми в бумагу подарками. – Ты помоложе. Не мог бы отнести их туда, где устроили подиум, возле стойки?..

– Конечно, – сказал я, стараясь не показывать разочарования. Поднял одну из огромных коробок, которая оказалась не только тяжелей, а еще и неудобной: вес был распределен неравномерно, и габариты такие, что я почти не видел, куда ступаю.

– Иди за мной, – сказал Годдард. Я пошел за ним по узкому коридору. Коробка задевала за полки по обе стороны, и мне пришлось повернуть ее набок и вверх, чтобы как-то пробраться. Вдруг коробка что-то столкнула. Раздался громкий грохот, звуки разбивающегося стекла.

– О, черт! – вырвалось у меня.

Я приподнял коробку, чтобы увидеть, что произошло, и застыл: я, наверное, сшиб один из призов с полки. На выложенном плитками полу лежала горсть золотых осколков. Позолоченная керамика, что ли.

– Господи! Простите! – сказал я. Поставил коробку на пол и сел на корточки, чтобы собрать осколки. Я так старался – как же я сбил эту штуку?

Годдард обернулся и побелел.

– Не обращай внимания, – сказал он напряженным голосом.

Я собрал почти все осколки. Это была – до того как я ее разбил – золотая статуэтка бегущего игрока в футбол. Остались кусочек шлема, кулак и маленький футбольный мяч. Основание было из дерева, с латунной пластинкой и гравировкой: «Чемпионы 1995 г. Лейквудская школа. Защитник».

Джудит Болтон говорила мне, что Элайджа Годдард – погибший сын Годдарда.

– Джок, – сказал я, – мне так жаль! – Острый осколок больно врезался в ладонь.

– Я же сказал, не обращай внимания, – отрезал Годдард. – Ничего страшного. А теперь пошли.

Я не знал, что делать. Мне было ужасно стыдно оттого, что я разбил статуэтку. Я хотел все убрать, но злить Джока еще больше не стоило. Плакали наши хорошие отношения... Из пореза на руке сочилась кровь.

– Миссис Уолш все уберет, – сказал Годдард жестким голосом. – Пошли, давай вынесем это наружу. – Он исчез в глубине коридора. Я поднял коробку, очень осторожно понес дальше и выбрался из дома. На картоне остался отпечаток окровавленной ладони.

Когда я вернулся за второй коробкой, Годдард сидел в темном углу кабинета. В руках он сжимал деревянное основание приза. Я замешкался: уйти, оставив его одного, или продолжать носить коробки, будто не замечаю?

– Он был замечательным мальчиком, – неожиданно произнес Годдард. Так тихо, что сначала я даже решил, будто мне послышалось. Я застыл. Он продолжал хриплым шепотом: – Спортивный, высокий, грудь колесом, как у тебя. А еще у него был особый дар... Он делал людей счастливее. Когда он заходил в комнату, у всех поднималось настроение. Людям становилось лучше. Он был красивый, добрый, и глаза у него сияли. – Годдард медленно поднял голову и устремил глаза куда-то перед собой. – Даже когда был совсем маленький, он почти не плакал, не капризничал, не...

Голос Годдарда утих, а я стоял посреди комнаты, не смея шелохнуться. Я прикрыл ранку салфеткой, чтобы унять кровь, и та медленно намокала.

– Тебе он понравился бы, – сказал Годдард. Он смотрел в мою сторону так, словно на моем месте видел сына. – Да. Вы могли бы стать друзьями.

– Жаль, что я с ним не познакомился.

– Все его любили. Бог прислал его на землю, чтобы принести людям счастье. Он весь светился, у него была самая лучшая у... – Его голос сорвался. – Лучшая улыбка... – Годдард опустил голову, его плечи затряслись. Через минуту он сказал: – Однажды Маргарет позвонила мне в офис. Она рыдала... Она нашла его в спальне. Я приехал домой, ничего не соображая... Конечно, не забуду, когда это случилось – двадцать восьмого августа тысяча девятьсот девяносто восьмого года. Элайджа ушел из Хаверфордского колледжа со второго курса. Вообще-то его исключили, потому что оценки были ни к черту, он перестал ходить на занятия. Но я не мог вызвать его на разговор. Я, конечно, подозревал, что он пристрастился к наркотикам, и пытался с ним поговорить, однако он совсем замкнулся. Когда он приехал, то почти все время сидел у себя в комнате или гулял с ребятами, которых я не знал. Потом один его приятель сказал мне, что он перешел на героин в начале второго курса. А он ведь не былкаким-нибудь малолетним преступником, он был талантливым, милым парнем, хорошим... Но в какой-то момент он... так это называется... подсел на иглу? И это его изменило. В его глазах потух свет. Он начал врать. Он будто пытался себя уничтожить. Понимаешь, о чем я? – Годдард снова поднял глаза. По его лицу текли слезы.

Я кивнул.

Через несколько длинных-предлинных секунд он продолжил:

– Он, наверное, что-то искал. Ему чего-то в этом мире не хватало. Или он слишком любил людей и устал. – Его голос снова охрип. – Устал и убил себя.

– Джок, – проговорил я, надеясь, что он замолчит.

– Вскрытие показало, что он умер от передозировки. Мне сказали – Элайджа знал, что делает. – Годдард прикрыл глаза одутловатой рукой. – А я постоянно себя спрашиваю: в чем я ошибся? Почему подвел его? Я ведь даже грозился вызвать полицию. Мы хотели, чтобы он поехал в реабилитационную клинику. Я собирался отправить его насильно, но так и не успел. Я снова и снова задаю себе одни и те же вопросы: может, я был с ним слишком строг, слишком суров? Или недостаточно строг? Или слишком поглощен своей работой? Наверное, да. Я в то время очень много работал. Я так увлекся созданием «Триона», что стал плохим отцом.

Теперь Годдард смотрел прямо на меня, и я видел боль в его глазах. И меня словно ножом в живот ударили. На глазах выступили слезы.

– Начинаешь дело, строишь свою маленькую империю, – продолжал Годдард, – и забываешь, что в жизни самое важное. – Он несколько раз с усилием мигнул. – Не хочу, чтобы ты об этом забыл, Адам. Не забывай.

Годдард казался совсем маленьким и очень старым, как будто ему сто лет.

– Он лежал на кровати, весь в слюнях и моче, как младенец, и я взял его на руки, словно младенца. Ты знаешь, каково это – видеть собственного ребенка в гробу? – прошептал он. У меня мурашки побежали по коже, и я отвел глаза. – Я думал, что никогда не смогу вернуться на работу. Я думал, что не переживу. Маргарет говорит, что я так и не оправился. Почти два месяца я сидел дома. Не мог понять, почему я еще жив. Если происходит такое, начинаешь... начинаешь сомневаться в смысле всего остального.

Годдард, видимо, вспомнил, что у него есть носовой платок, достал его, вытер лицо.

– Эх, посмотри на меня! – глубоко вздохнул он и вдруг хмыкнул. – Посмотри на старого дурня. В твоем возрасте я воображал, что когда стану старым, то открою смысл жизни. – Он грустно улыбнулся. – А сейчас я ничуть не ближе к смыслу жизни, чем тогда. Зато, правда, знаю, где его нет. Методом исключения. Чтобы понять это, мне пришлось потерять сына. Если у тебя большой дом, шикарный автомобиль и твое лицо поместили на обложку «Форчун», ты думаешь, что все понял, да? Но тут Бог шлет тебе телеграммку: «Ах, прости, забыл предупредить: это ни хрена не стоит». Все, кого ты любишь в этом мире, даны нам на время, напрокат, понимаешь? Так что лучше люби их, пока можешь. – По щеке Годдарда медленно скатилась слеза. – По сей день спрашиваю себя: а понимал ли я Эли? Может, и нет. Думал, что понимаю. Я знаю, что любил его, любил больше, чем сам от себя ожидал. А вот понимал ли я моего мальчика? Не знаю. – Он медленно покачал головой. Было заметно, что Годдард постепенно берет себя в руки. – Твоему отцу – не знаю, кто он, – чертовски повезло. С ним такого не случится. У него такой сын, как ты; сын, который все еще рядом. Я знаю, что он тобой гордится.

– Не очень в этом уверен, – тихо сказал я.

– А я уверен, – возразил Годдард. – Я знаю. Я бы тобой гордился.