Текст книги "Паранойя"

Автор книги: Джозеф Файндер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

44

Фло пригласила меня внутрь. За круглым столом в заднем офисе сидел Годдард с Полом Камилетти и еще одним человеком: на вид лет шестьдесят, лысоватый, с седой челкой, старомодный серый костюм в шотландскую клетку, дешевые рубашка и галстук, на правой руке большая печатка. Я узнал его: Джим Колвин, главный инженер «Триона».

Задний офис не отличался по размерам от главного – три на три метра, – и четверым за столом было тесновато. Почему бы таким большим начальникам не собраться в каком-нибудь конференц-зале? Я поздоровался, нервно улыбнулся, сел на стул рядом с Годдардом, положил на стол папку «Бейн» и поставил чашку кофе, предложенную Фло. Потом достал блокнот с желтыми листочками, ручку и приготовился записывать. Годдард и Камилетти были в рубашках, без пиджаков – и не в черных водолазках. На шее у Годдарда висели очки в черной оправе. Сегодня он казался еще более старым и усталым, чем во время нашей последней встречи. На столе лежало несколько копий статей из «Уолл-стрит джорнал», одна размечена желтым и зеленым маркерами.

Когда я сел, Камилетти нахмурился:

– Это кто? – Не очень-то гостеприимно.

– Помнишь мистера Кэссиди?

– Нет.

– С собрания группы «Маэстро». Это он сказал про военных.

– А, ваш новый ассистент... – сухо сказал Камилетти. – Все понятно. Добро пожаловать в центр ремонтно-восстановительных работ, Кэссиди.

– Джим, это Адам Кэссиди, – представил меня Годдард. – Адам, это Джим Колвин, наш главный инженер.

Колвин кивнул:

– Очень приятно.

– Мы как раз говорили об этой чертовой статье из «Джорнал», – сказал Годдард, – и о том, как теперь быть.

– Ну, – напыжился я, – это всего лишь газетная статья. Через пару дней все о ней забудут.

– Черта с два! – рявкнул Камилетти и уставился на меня такими страшными глазами, что я чуть не превратился в камень. – Статья в «Джорнал»! На первой странице. «Джорнал» читают все: члены правления, институционные инвесторы, аналитики. Это катастрофа!

– Да, хорошего мало, – признал я и зарекся выступать. Годдард шумно выдохнул.

– Сейчас главное – не перекрутить мяч, – сказал Колвин. – Не показать, что мы испугались. – «Перекрутить мяч» – интересное выражение. Значит, он или спортсмен, или болельщик.

– Соберем начальников отделов инвестиций и корпоративных коммуникаций и напишем письмо главному редактору, – предложил Камилетти.

– Да черт с ним, с «Джорнал»! – оборвал его Годдард. – Надо предложить эксклюзивное интервью «Нью-Йорк таймс». Скажем, что поднимем вопросы, которые беспокоят всю отрасль. Они клюнут.

– Можно и так, – сказал Камилетти. – Но никаких громких протестов. Не хватало, чтобы «Джорнал» написал ответную статью и поднял еще больше шума.

– У меня создалось впечатление, что репортер «Джорнал» получил информацию изнутри, – вставил я, забыв, что решил держать рот на замке. – Мы знаем, кто это мог бы быть?

– Пару дней назад мне приходила голосовая почта, но я был в отъезде, – сказал Годдард. – Вот он и написал, что до меня «не достучаться».

– Наверное, он и мне звонил... Впрочем, не знаю, могу проверить почту. Только я ему точно не перезванивал, – добавил Камилетти.

– Едва ли кто-то из наших сознательно пошел бы на такое, – сказал Годдард.

– Конкуренты, – отрубил Камилетти. – Например, «Уайатт».

На меня никто не взглянул. Знают ли помощники Годдарда, что я работал в «Уайатте»?

Камилетти продолжал:

– Он сплошь и рядом цитирует наших торговых посредников – «Бритиш Тел», «Водафон», «ДоКоМо», – якобы мобильные телефоны перестали продаваться. Собаки не едят собачий корм. Как репортер из Нью-Йорка вообще дозвонился до японского «ДоКоМо»? Тут не обошлось без «Моторолы», «Уайатта» или «Нокии».

– Как бы то ни было, – сказал Годдард, – дело сделано. Я не пиарщик, а директор. Подумаешь, глупая писулька! Исказили факты, приврали – что тут такого? Если не считать мрачного заголовка, ничего нового я не прочитал. Мы сводим дебет с кредитом каждый квартал. Уолл-стрит в нас души не чает. Прибыль еле ползет – Господи, так ведь вся отрасль страдает! Пустое ерничанье. Что ж, и на старуху бывает проруха.

– На какую старуху? – не понял Колвин.

– Додуматься же: якобы мы впервые за пятнадцать лет терпим убытки в квартале... – вздохнул Годдард.

Камилетти покачал головой и тихо сказал:

– Нет. Все куда хуже.

– О чем ты говоришь? – удивился Годдард. – Я только что приехал с совещания по сбыту в Японии, там все отлично!

– Мне пришел анонс статьи еще вчера вечером, – сказал Камилетти, – и я сразу написал финдиректорам в Европе и Азиатско-Тихоокеанском регионе, затребовав данные по внутренним доходам за неделю.

– И что? – спросил Годдард.

– Ковингтон из Брюсселя связался со мной час назад, Броди из Сингапура – ночью. Цифры выглядят паскудно. Стартовая продажа прошла удачно, а на рынке – полный провал. Эти регионы дают нам шестьдесят процентов дохода. Без них мы катимся под откос. Дело в том, Джок, что в этом квартале мы прогораем, и прогораем серьезно. Это самая настоящая катастрофа.

Годдард взглянул на меня.

– Адам, эта информация не должна дойти до чужих ушей, предупреждаю, ни слова...

– Конечно.

– У нас есть, – начал Годдард, запнулся, потом продолжил: – Господи, у нас же есть «Аврора»...

– Доходы от «Авроры» начнут поступать лишь через несколько кварталов, – сказал Камилетти. – А нам нужно выплыть сейчас. И вот что: когда эти цифры обнародуют, акции резко упадут, – продолжал он уже тише. – Прибыль за четвертый квартал снизится на двадцать пять процентов! Мы потеряем значительную сумму.

Камилетти сделал паузу и посмотрел на Годдарда.

– По моим подсчетам, убыток до выплаты налогов составит почти полмиллиарда долларов.

Годдард сморщился:

– Боже мой!

Камилетти продолжал:

– Как мне сообщили, инвестиционный банк в Бостоне уже собирается перевести нас из категории «повышенный вес» в «среднерыночный». Значит, наши акции перестанут покупать. А это до того, как все вышло наружу.

– Боже милостивый, – простонал Годдард, качая головой. – Так несправедливо, если подумать, что у нас в кармане!

– Вот почему нужно еще раз внимательно на это посмотреть, – сказал Камилетти, ткнув указательным пальцем в синюю папку.

Годдард забарабанил пальцами по своей копии. Я заметил, что у него опухшие суставы, а руки покрыты печеночными пятнами.

– Что ж, переплет красивый. Во сколько он нам обошелся?

– Вам лучше не знать, – сказал Камилетти.

– Лучше не знать, да? – Он покривился. – Пол, я пообещал людям, что никогда не буду этого делать. Я дал слово.

– Господи, Джок, если дело в вашем эго, в тщеславии...

– Дело в том, что я должен держать слово. Я хочу, чтобы мне верили.

– Что ж, не нужно было давать такие обещания. Никогда не говори «никогда». В любом случае вы говорили это в других экономических условиях. В доисторические времена. В мезозойскую эру! Когда «Трион» летел вверх будто сверхсветовая ракета. Мы – одна из немногих компаний отрасли, в которых еще не было сокращений.

– Адам, – Годдард повернулся ко мне, глядя поверх очков, – ты успел просмотреть весь этот бред?

Я покачал головой.

– Мне дали его только пару минут назад. Успел лишь пролистать.

– Я хочу, чтобы ты внимательно прочитал прогнозы по потребительской электронике. Страница восемьдесят с чем-то. Тебе это должно быть знакомо.

– Прямо сейчас? – спросил я.

– Прямо сейчас. И скажи мне, насколько они реальны.

– Джок, – вмешался Джим Колвин, – получить правдивую информацию от любого начальника отдела почти невозможно. Они защищают своих людей, свою территорию.

– Поэтому здесь Адам, – ответил Годдард. – У него нет своей территории.

Я лихорадочно листал отчет, делая вид, что понимаю.

– Пол, – сказал Годдард, – мы все это уже проходили. Ты собираешься сказать, что, если мы хотим остаться в спортивной форме, нам придется уволить восемь тысяч человек.

– Надо сохранять не форму, а платежеспособность. Десять тысяч.

– Ясно. Тогда скажи вот что: нигде в этом чертовом трактате не сказано, что компания, которая сокращает, или, если хочешь, оптимизирует штаты, в конечном счете выигрывает. Говорят всегда о сиюминутной выгоде. – Камилетти хотел что-то возразить, но Годдард продолжал: – Знаю, знаю, все так делают. Это условный рефлекс. Дела пошли плохо? Уволь пару человек. Выброси балласт. Увеличит ли это стоимость акций или долю рынка? Черт возьми, Пол, ты же знаешь не хуже меня – как только небо снова расчистится, мы опять возьмем их к себе. Стоит ли устраивать всю эту катавасию?

– Джок, – возразил Джим Колвин, – это то, что называется правилом «восемьдесят на двадцать» – двадцать процентов людей выполняют восемьдесят процентов работы. Мы просто срезаем лишний жир.

– Так называемый жир – преданные работники «Триона», – парировал Годдард. – Мы твердим им о лояльности и взаимном доверии. И это взаимное доверие? Они служат нам верой и правдой, а что делаем мы? Я вот что скажу: если пойти по этому пути, теряешь не только людей. Теряешь людское доверие. Если наши сотрудники выполнили свою часть договора, почему мы отказываемся от своей? Это просто подлость!

– Благодаря тебе, Джок, – сказал Колвин, – многие сотрудники «Триона» за десять лет сделали состояние.

Все это время я лихорадочно вчитывался в таблицы прогнозируемых доходов, пытаясь сравнить их с цифрами, которые видел ранее.

– Сейчас не время для благородства, Джок, – сказал Камилетти. – Мы не можем себе этого позволить.

– Нет, это не благородство, – ответил Годдард, продолжая барабанить по столу. – Я настроен крайне прагматично. Я не против с помощью сокращения избавиться от халявщиков, лентяев и нахлебников. Скатертью дорожка. Однако масштабные сокращения ухудшают рабочую дисциплину. Люди будут уходить в отпуска и на больничные или стоять вокруг водоохладителя и делиться последними сплетнями. Работа будет парализована. Выражаясь твоими словами, Пол, снизится продуктивность.

– Джок... – начал Колвин.

– У меня другое правило «восемьдесят на двадцать», – не унимался Годдард. – Если мы начнем сокращения, восемьдесят процентов оставшихся сотрудников смогут уделять работе не больше двадцати процентов внимания. Адам, что скажешь о прогнозах?

– Мистер Годдард...

– Я уволил последнего человека, который меня так назвал. Я улыбнулся:

– Джок. Скажу прямо: во многих цифрах я не разбираюсь и не стану делать огульных заявлений. Слишком это важный вопрос. Я знаком только с данными по «Маэстро» и вижу, что прогноз слишком оптимистичен. Если мы не договоримся с Пентагоном, эти цифры крайне завышены.

– Го есть мы можем оказаться в еще худшем положении, чем утверждают наши консультанты за сотню тысяч долларов.

– Да, сэр. По крайней мере судя по «Маэстро».

Годдард кивнул.

Камилетти сказал:

– Джок, позвольте мне привести конкретный пример. Мой отец был школьным учителем, понимаете? Он выучил на свою зарплату шестерых детей, только не спрашивайте меня как. Теперь и он, и моя мать живут на его скудные накопления, вложенные, между прочим, в акции «Триона», потому что я ему так посоветовал. Вложено у него, по нашим понятиям, совсем немного, но из этого он уже потерял двадцать шесть процентов. И потеряет еще больше. Что там «Фиделити»? Подавляющее большинство наших акционеров – простые люди вроде Тони Камилетти. Что мы скажем им?

У меня было сильное подозрение, что Камилетти все сочинил и на самом деле его отец-инвестор живет за красивым забором в Бока-Ратоне и играет в гольф, но у Годдарда заблестели глаза.

– Адам, – сказал Годдард, – ты ведь меня понимаешь, правда?

Я замер, как олень в свете фар. Я прекрасно понимал, чего ждет от меня Годдард. И все-таки покачал головой:

– Мне кажется, если вы не сделаете это сейчас, то через год, возможно, придется сокращать еще больше. Так что, боюсь, я согласен с мистером... с Полом.

Камилетти похлопал меня по плечу. Я немного отстранился: и так получается, что играю против собственного босса. Хорошенькое начало!

– Какие условия ты предлагаешь? – вздохнул Годдард.

Камилетти улыбнулся:

– Четыре недели выходного пособия.

– Независимо от того, сколько они у нас проработали? Нет. Две недели за каждый год, плюс еще две недели за каждый год свыше десяти.

– Это сумасшествие, Джок! В некоторых случаях нам придется выплачивать годовое содержание, а то и больше.

– Точно что содержание, – пробормотал Джим Колвин.

Годдард пожал плечами:

– Или мы сокращаем на этих условиях, или не сокращаем вообще. – Он печально посмотрел на меня. – Адам, если вы с Полом когда-нибудь пойдете в ресторан, не давайте ему выбирать вино. – Потом повернулся к своему финансовому директору: – Ты хочешь, чтобы сокращения вступили в силу с первого июня, так?

Камилетти осторожно кивнул.

– Мне помнится, – сказал Годдард, – что мы подписали годичный контракт с сотрудниками «Кейблсайн», компанией, которую мы приобрели в прошлом году, и он истекает тридцать первого мая. Разница всего в один день.

Камилетти пожал плечами.

– Пол, это почти тысяча работников, которые получат месячную зарплату плюс добавку за каждый год работы – если мы назначим сокращения на день раньше. Приличное выходное пособие.

– Квартал начинается первого июня.

– Я на такое не пойду. Извини. Назначай на тридцатое мая. Что касается тех работников, чьи опционы ниже ватерлинии, дадим им двенадцать месяцев, чтобы их закрыть. Я добровольно снижаю собственную зарплату – до доллара. А ты, Пол?

Камилетти нервно улыбнулся:

– У вас гораздо больше опционов, чем у меня.

– Мы сделаем это один раз, – сказал Годдард. – Один раз и по-хорошему. Второго сокращения не будет.

– Понял, – сказал Камилетти.

– Хорошо, – вздохнул Годдард. – Как я сам тебе говорил, нельзя останавливаться посреди переправы. Только скачала я хочу обсудить это со всеми менеджерами. Организуй собрание. Кроме того, я должен связаться с нашими инвестиционными банкирами. Если пойдут слухи – а я боюсь, что так и будет, – завтра, после закрытия торгов, пустим по внутренней сети мое выступление, которое я сейчас запишу. Одновременно приготовим публичное явление. До этого утечки информации не должно быть – это деморализует.

– Если хотите, объявлю я, – сказал Камилетти. – Это сохранит вашу репутацию.

Годдард сердито посмотрел на него.

– Я не собираюсь сваливать все на тебя! Ни в коем случае. Моя слава, мои фотографии на обложках – значит, и вина моя. Это по справедливости.

– Просто вы давали им обещание. Начнутся разговоры... Годдард бодро пожал плечами, хотя вид у него был совсем расстроенный.

– Наверное, теперь меня прозовут Годдард-бензопила или что-то в этом духе.

– По-моему, Джок-нейтрон звучит лучше, – сказал я, и Годдард впервые по-настоящему улыбнулся.

45

Я вышел из офиса Годдарда, сам не понимая, почему мне так не по себе.

Первое собрание прошло удачно, я даже не слишком опозорился. И к тому же я узнал важную секретную информацию, которая повлияет на судьбу многих людей...

Вот в чем дело: в душе я давно решил, что не расскажу об этом Уайатту и компании. Я не обязан доставлять им такие сведения: я же занимаюсь секретными проектами! В любом случае откуда им знать, что я что-то утаиваю? А о сокращении в «Трионе» могут услышать и по телевизору.

В задумчивости я вышел из лифта на третьем этаже, чтобы пообедать в столовой. Вдруг передо мной возникла знакомая фигура: в лифт зашел тощий высокий парень под тридцать с плохой стрижкой.

Увидев меня, он закричал:

– Привет, Адам!

Еще до того как я вспомнил его имя, внутри у меня все сжалось. Мой задний мозг животного уловил опасность первым.

Я кивнул, не останавливаясь. Мое лицо залилось краской.

Это был Кевин Гриффин. Дружелюбный, хотя и глуповатый на вид парень, неплохой игрок в баскетбол – мы иногда играли в «Уайатт телеком». Он работал в отделе продаж торговым агентом. Я знал, что под маской дурачка скрывается очень наблюдательный и целеустремленный человек. Он всегда перевыполнял норму и добродушно подшучивал над моим отношением к работе.

Другими словами, он знал, кто я на самом деле такой.

– Адам! – не отставал Кевин. – Адам Кэссиди! Эй, что ты тут делаешь?

Продолжать делать вид, что я его не замечаю, было невозможно.

Кевин удерживал двери лифта.

– А, привет, Кевин! – сказал я. – Ты теперь тут работаешь?

– Да, в отделе продаж! – Кевин сиял так, будто пришел на встречу выпускников. Потом понизил голос: – А тебя разве не выперли из «Уайатта» из-за той вечеринки? – Он хихикнул, не злорадно, скорее заговорщически.

– Да нет, – чуть помедлив, ответил я, с трудом поддерживая веселый тон. – Оказалось, что все это большое недоразумение.

– Ясненько, – с сомнением протянул он. – А чем ты занимаешься?

– Все тем же, все тем же, – ответил я. – Слушай, рад был тебя увидеть, но извини, мне надо бежать.

Лифт медленно закрылся, и в течение этого времени Кевин не сводил с меня удивленных глаз.

Плохи мои дела.

Часть 5
Провал

Провал – обнаружение персонала, помещения (например, конспиративной квартиры) или каких-либо элементов тайной деятельности или организации. Провалившийся агент – агент, личность которого известна противнику.

«Книга шпиона: Энциклопедия шпионажа»

46

Я спекся.

Кевин Гриффин знает, что я не работал в проекте «Люсид» и что я далеко не суперзвезда. Он наверняка уже сидит в кубике, ищет мое имя по внутренней сети «Триона» и очень скоро выяснит, что я – особый ассистент генерального директора. Когда он начнет рассказывать про меня другим, задавать сбои вопросы? Через пять минут? Или пять секунд?!

Как, черт возьми, это могло случиться? Ведь люди Уайатта все тщательно спланировали и подготовили! Как они допустили, чтобы «Трион» взял на работу человека, из-за которого план вот-вот сорвется?

Я долго вертел головой у стойки, не понимая, куда смотрю. У меня совсем пропал аппетит, однако я заставил себя съесть бутерброд с ветчиной и сыром – белок дает силы, – а потом пошел на свой этаж.

Перед моим офисом стоял Джок Годдард и беседовал с одним из менеджеров. Увидев меня, он подал знак, что хочет поговорить. Я встал, как дурак, у стенки и принялся ждать пока Годдард закончит.

Через пару минут Джок попрощался с менеджером, подошел, положил мне руку на плечо и завел в мой собственный офис.

Джок сел на стул для посетителей. Осталось только место за столом, а это совсем неправильно – он ведь генеральный! Но выбора не было. Я сел, нерешительно улыбнулся, не зная, чего ожидать.

– Я бы сказал, что ты сдал экзамен на отлично, – сказал Годдард. – Поздравляю.

– Правда? А я думал, что провалился, – ответил я. – Мне было не очень-то приятно играть за другую сторону.

– Для этого я тебя и взял. Нет, конечно, не для того, чтобы ты играл против меня. Чтобы ты, так сказать, говорил правду облеченным властью.

– Это была не правда, – возразил я, – а мнение одного-единственного человека. – Тут я, похоже, перегнул палку.

Годдард потер глаза рукой.

– Начальникам легко потерять связь с реальностью. И это очень опасно. Мне ведь никто не хочет говорить правду. Все хотят меня обмануть, у всех свои цели. Ты любишь историю?

Никогда не думал, что историю можно любить. Я пожал плечами:

– Ну, так...

– Во время Второй мировой войны Уинстон Черчилль организовал дополнительный штаб, который занимался тем, что говорил ему чистую правду, без прикрас. Он назвал его штабом статистики, что ли. Не важно. Смысл в том, что никто не хотел сообщать Черчиллю плохие новости, но он понимал, что без этого не сможет управлять государством.

Я кивнул.

– Ты создал компанию, пара улыбок фортуны, и вот ты уже кумир для тех, кто не добился большего, – продолжал Годдард. – А я не хочу, чтобы мне целовали... э-э-э... руку. Мне нужна откровенность. Особенно сейчас. В нашем бизнесе есть аксиома: высокотехнологические компании неизбежно перерастают своих основателей. Такое случилось с Родом Канионом в «Компаке», Алом Шугартом в «Сигейте». Компания «Эппл» даже вытурила Стива Джобза, помнишь? Пока в трудный момент он опять не прискакал на белом коне. Мое правление всегда мне доверяло, однако, боюсь, скоро перестанет.

– Почему вы так говорите, сэр?

– Хватит уже! – оборвал меня Годдард. – Статья в «Джорнал» была предупредительным выстрелом. Не удивлюсь, если ее заказали члены правления, которые решили, что мне пора отойти от дел, переехать в загородный дом и день напролет играть со своими машинками.

– А вы ведь этого не хотите, правда?

Он нахмурился:

– Я поступлю так, как будет лучше «Триону». Господи, да эта компания – вся моя жизнь! Машины, между прочим, просто хобби. Если хобби становится единственным занятием, оно уже не интересно. – Годдард вручил мне толстый желтый конверт. – Копию в PDF-формате найдешь у себя в ящике. Наш стратегический план на следующие полтора года: новые продукты, апгрейды, прочее барахло. Я хочу, чтобы ты высказался прямо – сделал презентацию или как там ее. В общем, обзор из кабины вертолета.

– Когда?

– Как можно скорее. Если найдешь проект, которым хотел бы заниматься как мой представитель, – буду рад. Ты увидишь, у нас очень интересные идеи. Некоторые хранятся в строгом секрете. Одна-единственная штучка под кодовым названием «Аврора» может очень быстро поправить наше положение.

– "Аврора"? – сглотнул я. – Вы об этом проекте говорили на собрании, да?

– Я отдал этот проект Полу. Потрясающая вещь. В прототипе нужно еще кое-что отладить, но он уже почти готов к открытию.

– Звучит заманчиво, – сказал я, стараясь, чтобы это прозвучало небрежно. – Этим я бы и хотел заняться.

– Займешься, не волнуйся. Только всему свое время. Пока что я не хочу отвлекать тебя от задания, потому что если ты завязнешь в «Авроре»... Нет, не стоит разбрасываться. – Он встал, сцепив пальцы. – А теперь мне пора на студию, записывать выступление. Можешь поверить, я очень этого не хочу.

Я сочувственно улыбнулся.

– Нуда ладно, – вздохнул Годдард. – Извини, что сразу нагрузил тебя работой. Я думаю, ты прекрасно справишься.