Текст книги "Флэш без козырей"

Автор книги: Джордж Фрейзер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

Я уже и не знал, чего ожидать – даже присутствие самой царицы Савской на борту «Бэллиол Колледжа» не удивило бы меня, но это была всего лишь женщина среднего возраста и весьма средней внешности, которая сидела за столом, нарезая куски пирога. Она повернулась, чтобы встретить нас, мило улыбнулась и пробормотала какое-то приветствие, а затем принялась разливать чай. Как раз вошел Комбер, приглаживая волосы, а старый кряжистый второй помощник, Кинни, важно кивнул мне, когда Спринг представил нас друг другу. Миссис Спринг наполнила чашки, и мы расселись вокруг, прихлебывая чай и нахваливая ее бисквиты, в то время как она улыбалась, а Спринг – разглагольствовал. Сама она говорила очень мало, но капитан оказывал ей такое внимание, словно мы находились в какой-нибудь лондонской гостиной. Мне пришлось ущипнуть себя, чтобы поверить, что мне все это не мерещится: чайная церемония на борту работорговца, с такой милой женщиной, которая наливает кипяток в чайник, а между тем избитый до полусмерти человек истекает кровью на палубе буквально у нас над головой, а Спринг, на манжетах которого еще не высохла кровь жертвы, рассуждает о Фукидиде и Горации.

– Мистер Флэшмен получил неплохое начальное образование, моя дорогая, – заметил капитан, – он учился у доктора Арнольда в школе Рагби.

Женщина повернула ко мне свое спокойное лицо:

– Мистер Спринг получил классическое образование, – сказала она, – его отец был старшим преподавателем.

– Старшим наставником, с твоего позволения, дорогая, – уточнил Спринг, – и по моему глубочайшему убеждению, он занял этот пост, украв работу у гораздо более достойного человека. Ученость – лишь средство к разорению в наши дни и paucis carior est fides quam pecunia. [30]30
  Лишь немногие ценят верность превыше денег (лат.).


[Закрыть]Помните Саллюстия, мистер Комбер? Нет? Похоже, выбор у нас невелик – между невежеством Рагби и невежеством выпускника Винчестерского колледжа. (Ого, подумал я, еще и Винчестер! Это говорит о многом.) Тем не менее, если мы найдем немного свободного времени в этом рейсе, то сможем восполнить эти пробелы, не так ли, мистер Флэшмен?

Я пробормотал что-то вроде того, что всегда горел желанием к учебе.

– Хорошо-хорошо, – благосклонно кивнул капитан, – pars sanitatis velle sanari fuit, [31]31
  Желание исцелиться – само по себе важный шаг к выздоровлению (лат.).


[Закрыть]так что мы можем надеяться. Но мне кажется, что и Сенека принадлежит к числу авторов, с которыми вы также незнакомы. – Он отщипнул кусочек бисквита, а его блеклые глаза пристально следили за мной: – Поведайте мне сэр, что же вы знаете?

Я украдкой взглянул на остальных: Кинни уткнул нос в свою чашку, Салливан, огромный широкий в кости янки, тупо смотрел прямо перед собой, а Комбер выглядел взволнованным.

– Ну, сэр, – нерешительно протянул я, – вообще-то я не очень… – И затем, как дурак, я льстиво добавил: – Полагаю, что мне далеко до члена совета Ориэль-колледжа.

Чашка Комбера неожиданно громко стукнула о блюдечко, а Спринг почти нежно проговорил:

– Я не член совета, мистер Флэшмен, меня выгнали.

Ну, это меня не удивило.

– Очень сожалею, сэр, – сказал я.

– Может быть и так, – ответил он, – очень может быть. Так вы полагаете, сэр, что мне лучше было занять более достойное место в жизни, вместо того чтобы быть здесь?! – Голос капитана снова начал набирать силу, а шрам побагровел. Он грохнул свою чашку так, что весь стол содрогнулся: – Бороздить моря с грузом вонючего черного мяса, вместо того чтобы… чтобы… Черт бы побрал твои глаза, парень, посмотри на меня! Ты думаешь, что какая-то грязная история заставила человека моего интеллекта заниматься подобным презренным делом – ведь так? Тебе смешно, что из-за интриг паршивых лгунов я оказался в этой сточной канаве? Да, ты так думаешь! Я вижу это по твоим глазам!

– Нет, вовсе нет, сэр, – выдавил я, заикаясь, – я неправильно выразился… Я не хотел…

– Придержи свой поганый язык! – взревел он. – Ложью ты ничего не добьешься, понял? Ничего, клянусь Богом! Ну, так я предупреждаю вас, мистер Флэшмен. Я напомню вам другой текст из Сенеки, которого вы читали чертовски невнимательно, невежа вы этакий! Gravis ira regum semper. [32]32
  Гнев королей всегда суров (лат.).


[Закрыть]Мистер Комбер проведет для вас его синтаксический анализ – он уже слышал его раньше и уже успел переварить эти слова. Он объяснит вам, что гнева капитана нужно бояться не меньше, чем гнева короля. – Спринг стукнул по столу: – Прошу прощения, миссис Спринг! – и стремительно пронесся мимо меня, сильно хлопнув дверью.

Я весь дрожал, а мгновением позже мы вновь услышали его голос, рычащий на вахтенных рулевых, а его шаги тяжело отдавались над головой. Я почувствовал, что пот ручейком сбегает у меня по лбу.

– Могу ли я предложить вам еще чаю, мистер Салливан? – невозмутимо предложила миссис Спринг. – А вам подлить, мистер Комбер? – В наступившей тишине она наполнила их чашки: – А вы раньше уже выходили в море, мистер Флэшмен?

Бог знает, что я выдавил в ответ, – мне было не по себе, и скорее всего я вообще ничего не ответил. Помню, мы посидели еще немного, а затем Салливан сказал, что нам пора возвращаться к своим делам. Мы поблагодарили миссис Спринг, она степенно кивнула нам головой, и мы убрались.

За дверью Салливан обернулся ко мне, взглянул на ведущий наверх трап и в нерешительности потер подбородок. Он был моложавым, крепким моряком, с прямым взглядом, фигурой и повадками уроженца Новой Англии. Наконец он сказал:

– Он сумасшедший. Она – тоже, – на мгновение он задумался, – но это не имеет значения, я так думаю. Умный или дурак, пьяный или трезвый, он все равно лучший шкипер на всем этом чертовом побережье, да и на других также. Понимаете?

Я молча кивнул.

– Очень хорошо, – продолжал он, – вы будете стоять вахту вместе с мистером Комбером – просто ходите за ним, как привязанный, внимательно за всем следите и мотайте на ус. Но как только шкипер вдруг заговорит по-латыни или выкинет еще что-нибудь в этом духе, сразу заткнитесь, слышите?

Вот такой совет мне как раз и был нужен. Что я уже успел уразуметь на «Бэллиол Колледже», так это то, что не хотел бы помериться ученостью с Джоном Черити Спрингом – ни в латыни, ни в каких-либо других предметах.

III

Теперь вы уже знаете, что за жизнь была на море в те времена, когда дядюшка Гарри был еще совсем юн. Я не утверждаю, что такое положение дел было типичным – после «Бэллиол Колледжа» мне приходилось плавать на разных судах, и, слава Богу, они не были на него похожи, но в тот раз все очень напоминало путешествие в плавучей тюрьме. Должен отметить: и само судно, и его экипаж были дьявольски хорошо подготовлены для своей работы – похищать негров и продавать их американцам.

Сегодня, оглядываясь назад, я могу признаться – в первый день, после порки и сумасшедшей чайной вечеринки, мне трудно было оценить эти их качества. Тогда я мог лишь думать, что отдан на милость опасному маньяку, который самым дьявольским образом связан с преступной экспедицией, и даже не знал, что меня больше пугало – сумасшедший капитан со своими уроками латыни или же сам предстоящий бизнес. Но, как всегда, через день-другой я вполне освоился, и если первые недели этого путешествия и не пришлись мне особо по вкусу, что ж, я видал и худшее.

По крайней мере, теперь я понимал, во что вляпался, или думал, что понимаю, и мог надеяться дожить до конца всего этого. Пока же мне нужно было соблюдать осторожность, так что я хорошенько изучил свои обязанности, которые были достаточно простыми, и старался избегать гнева капитана Дж. Ч. Спринга. Последнее, как выяснилось, также было не особенно трудно: все, что нужно было делать в его присутствии, это внимать его бесконечным рассуждениям про Фукидида, Луциана и Сенеку, который ему особенно нравился, потому как тот любил щеголять своей ученостью. (На самом деле, как я слыхал уже позже, Спринг в юности был прилежным студентом и мог далеко пойти, если бы не задал трепку одному преподавателю в Оксфорде, в результате чего и был изгнан. Кто знает, если бы не это, он мог бы стать даже ректором школы в Рагби – из чего вытекает мысль, что преподобный Арнольд также мог бы стать ловким пиратским шкипером где-нибудь на Берегу Слоновой Кости.)

Во всяком случае, Спринг не упускал возможности забивать нам с Комбером головы своей латынью – обычно за чаем, в своей каюте, а сидящая рядом миссис Спринг важно кивала. Конечно же, Салливан был прав: они оба были сумасшедшими. Вы бы только посмотрели на торжественные богослужения по воскресеньям, на проведении которых настоял Спринг, где собиралась вся команда, а миссис Спринг во всю мочь раздувала мехи немецкого аккордеона, пока мы во всю глотку распевали «Внемлите голосу стихии!», а после этого Спринг возносил молитвы Всевышнему, призывая его благословить наше путешествие и направить руки наши на исполнение дел, которые нам предстоят, аминь. Не знаю, что сказал бы по этому поводу Уилберфорс или мой добрый старый друг Джон Браун, [33]33
  Уильям Уилберфорс (1759–1833) – английский общественный деятель, ратовавший за запрещение рабства. Джон Браун (1800–1859) – американский аболиционист, поднявший восстание, ставшее прологом Гражданской войны в США.


[Закрыть]но команда судна воспринимала это вполне естественно – впрочем, ничего больше им делать и не оставалось.

Эта была самая необычная компания, которую я только встречал на корабельной палубе, – закаленные моряки, спокойные и рассудительные. Они мало говорили, зато исполняли любое дело с быстротой и эффективностью, которые заставили бы устыдиться даже индийцев. Конечно же, они были настоящими морскими волками, на голову выше обычной матросни. Они уважали Спринга, а он – их. Тем не менее, когда один из матросов, огромный даго, [34]34
  Пренебрежительное прозвище испанцев.


[Закрыть]что-то вякнул невпопад, Спринг, ни секунды не задумываясь, набросился на него с кулаками, несмотря на то, что тот был в два раза крупнее и тяжелее капитана. Другого же моряка, который украл спиртное, Спринг запорол почти до смерти, изрыгая проклятия при каждом ударе кошкой, а всего лишь несколько часов спустя он вслух читал нам отрывки из «Энеиды».

Имейте в виду, если это была все же сносная жизнь, то она была еще и чертовски скучной, и я заметил, что чем дальше, тем больше мои мысли возвращаются к Элспет – и другим женщинам. Но все же Элспет вспоминалась чаще – порой я ловил себя на том, что мечтаю о наготе ее мягкого тела, золотистых шелковых волосах, щекочущих мое лицо, аромате ее дыхания. Это было дьявольски трудно, говорю я вам, сознавать, что в окружности ста миль нет и не предвидится ни одной шлюхи. С этой темы мои мысли перескакивали на старикашку Моррисона и на то, как я все-таки возьму свое, лишь только придет время, по крайней мере здесь у меня было более широкое поле для размышлений.

Так мы и плыли на юг, а позже – на юго-восток, погода становилась все теплее, и я сменил свой сюртук на свитер в красную полоску и широкие белые брюки, перепоясанные поясом с большим ножом в деревянных ножнах – вылитый Ральф Ровер. [35]35
  Герой повести Роберта Баллантайна «Коралловый остров» (1857) о приключениях подростков в Южных морях.


[Закрыть]Мука закончилась, сухари с каждым днем становились все черствее, а вода из бочек – все более затхлой. Однажды утром ветер донес новый запах – тяжелый, пряный воздух мангровых зарослей, столетиями гниющих в прибрежных волнах, и в тот же вечер мы увидели низкую зеленую полоску берега, далеко впереди по левому борту. Это было побережье Африки.

Иногда тут и там мы видели паруса, но недолго. Как мне объяснил Кирк, «Бэллиол Колледж» ловит ветер, как ни одно другое судно в океане. Сплошным удовольствием было стоять у бушприта, когда корабль несется по морю, белые барашки скользят мимо тут же над планширем, волны неистово молотят в борт, а над головой вздымается белая громада парусов. Какому-нибудь Дику Бесстрашному [36]36
  Персонаж популярного в викторианскую эпоху романа безымянного автора «Бесстрашный Дик или Юный пират» (ок. 1885), в котором рассказывается о поисках сокровищ капитана Кидда.


[Закрыть]это, безусловно, понравилось бы, да и мне тоже. А ночью, когда видны вспышки зеленого огня, разгорающегося под форштевнем, а сверху раскинулось бесконечное африканское небо, пурпурное и мягкое, как нигде в мире, усыпанное мерцающими звездами. Б-гу известно, что я не какой-нибудь там романтический искатель приключений, но иногда мне кажется, что я с удовольствием прокатился бы с попутным ветром к югу – до самой Африки. Но только в веселой компании, с полудюжиной парижских кисок, запасами лучшей еды и питья и, быть может, с немецким оркестром. Вот жизнь, достойная настоящего мужчины.

Земля, которую мы увидели, была побережьем Гвинеи, которая не представляла для нас интереса, поскольку, по словам Кирка, здесь уже не практиковали работорговлю. Растущее влияние аболиционизма у нас, рост числа государств, которые присоединились к Англии в борьбе против рабства, плотная блокада побережья английскими и североамериканскими патрульными кораблями, которые сжигали лагеря работорговцев на берегу и захватывали их суда в море, – все это сильно осложняло жизнь поставщикам «черного дерева» в сороковых. В прежние времена работорговцы могли вести свой бизнес вполне открыто, принимая на борт груз, уже заранее приготовленный туземными вождями и собранный в гигантских загонах или лагерях в устьях рек. Теперь дело уже не было таким простым, и для успеха требовалась высокая скорость и секретность, так что суда типа «Бэллиол Колледжа» имели преимущества.

И, конечно же, опытные работорговцы, к числу которых относился и Спринг, отлично знали, куда нужно плыть, чтобы найти хороший черный товар, и с кем из местных вождей можно иметь дело – это было важным моментом. Работорговец мог сравнительно легко избежать встречи с патрульным судном, поскольку Военно-морской флот не мог охватить своим наблюдением всю протяженность побережья, но без надежного агента на берегу и туземного царька, который мог бы поставить в нужный срок партию отличных рабов, бизнес был обречен на неудачу. Меня всегда забавляли лицемерные подвывания сердобольных негролюбов – как дома, так и в Штатах – которые так много твердят о белых дикарях, которые, дескать, рыщут по африканскому побережью, похищая невинных чернокожих, чтобы посадить их на цепь и увезти в рабство. Ба! Да без помощи самих же черномазых нам бы не удалось вывезти из Африки ни одного даже самого завалящегося ниггера! Я видел этот берег своими глазами, в отличие от всех наших «святых Генриетт», так что знаю, чего стоят россказни этих старых выживших из ума баб о горстке белых пиратов, которые грабят страну вдоль и поперек, и похищают кого им вздувается. Да мы и пяти минут не смогли бы провести на берегу, если бы черные царьки и воинственные племена не помогали нам. Они то и продавали нам захваченных в плен врагов, да и своих соплеменников в том числе, в обмен на ружья, выпивку и всякую дешевую дребедень.

Не могу понять, почему мои добропорядочные знакомые не хотят в это поверить. Они же сами превращают в рабов себе подобных – на заводах, фабриках и шахтах, да еще заставляют их жить в таких лачугах, в которые ни один плантатор из Алабамы и не подумал бы поселить своих рабов-негров. Вот и наш дорогой покойный св. Уильям Уилберфорс тоже ратовал за них – прямо-таки все свои старые честные глаза выплакал по ниггерам, которых и не видал-то никогда, а ведь ему и в голову не приходило хоть чем-то облегчить участь белым детям, которых нужда заставляет тягать вагонетки с углем по двенадцать часов в день. Еще бы! Уж он-то знал, на чем зиждется его благополучие. Уж будьте уверены! Я так считаю – если он и ему подобные поступают так со своими единоплеменниками, то чего удивляться, что черномазые вожди точно так же ведут себя со своим народом? Прямо уши у меня вянут от всей этой благочестивой ерунды.

Но все по порядку. У Спринга был на примете толковый черномазый царек, с которым он плотно сотрудничал на континенте. Это ужасное старое создание звали Гезо. Этот малый владычествовал над частью Дагомеи. Теперь, когда Наветренный Берег был выведен из игры и работорговцы сосредоточились в самом углу Могилы Белого человека, укромные местечки вроде Дагомеи, Бенина и Масляной реки были в особой цене. Флот обычно предпочитал патрулировать в Уида и Лагосе, так что ловкие капитаны вроде Спринга чаще всего использовали безлюдные устья речек и лагуны, где можно было взять груз, а потом раствориться в море незамеченными. [XIV*]

После того как на горизонте впервые показался берег, мы двинулись дальше к югу, подошли с востока к Пальмовому мысу, на котором видны деревья, давшие название этому клочку суши, и поплыли вдоль Берега Слоновой Кости и Золотого Берега, мимо Трех Вершин в Уида, где и бросили якорь на открытом рейде. Спринг поднял на топе мачты звездно-полосатый флаг, что было разумно и безопасно, так как в порту не было ни одного янки. Здесь же были два британских военных шлюпа, но к нам они близко не подошли. Это было, как объяснил мне Кирк, на руку работорговцам: янки не позволяют, чтобы американское судно подвергалось осмотру кораблем военного флота другой страны, так что английским «синим курткам» [37]37
  Прозвище военных моряков – по цвету офицерских мундиров.


[Закрыть]остается возиться только с португальцами, испанцами и прочим отребьем.

Судно лениво качалось на волнах, а мы смотрели на длинную желтую полосу пляжа, за которым виднелись хижины и какие-то бараки. Ветер гонял по песку шары перекати-поля и было жарко, как в аду на кухне. Я смотрел на чаек, вьющихся над сотнями маленьких лодчонок, деловито снующих между берегом и стоящими на рейде судами, а также на здоровенных каноэ племени кру, пробивающихся сквозь прибой, и пытался отвлечься от зловония, которое поднималось от всякой дряни, гниющей в маслянистой воде. Помню, что Кинни проговорил нараспев:

 
О, моряк, берегись же ты бухты Бенинской,
Ведь оттуда один из всей сотни вернулся домой.
 

Ветер явно усиливался, и я не понимал, для чего Спринг, который сейчас разговаривал на шканцах с Салливаном, привел нас сюда. Но вот из бухты вырулило большое каноэ с полудюжиной черномазых на борту. Нас окликнули, и я впервые услышал странный жаргон, который был единым языком на побережье от Гамбии до Мыса Доброй Надежды.

– Хэлло, Гнилой Томми! – прокричал Спринг. – Где Педро Бланко? [XV*]

– Хэлло, сэ’! [38]38
  Искаженное «сэр».


[Закрыть]Он поехать на охоту в Бони, на два-три неделя, – донеслось с каноэ.

– Почему он не подождать меня? Он обещать мне много-много нигра. А где я возьму много-много хороший товар, если он уехать в Бони?

– Он сказать другой испанский парень, Санчес, который поехать на река Дагомея. Он давать твердый обещаний – никакой чертов обман. Твоя брать Гнилой Томми, сэ’, взять Ромовый Пунш, Малыш Тим, еще много хороших парень и двигать вверх по река, все время по река. Тогда можно покупать много хороших нигра от испанский парень. Там не быть инглиш-янки военный лодка. Совсем не быть.

Услышав это, Спринг выругался вполголоса – похоже, он предполагал встретить какого-то Педро Бланко здесь, в Уида, но тот парень в каноэ, Гнилой Томми, сказал ему, что вместо этого придется плыть вверх по реке, где какой-то испанец по имени Санчес продаст ему рабов. Спрингу это, похоже, не слишком понравилось.

– Чертов болтун Бланко! – крикнул он. – Моя сказать однажды про него королю Гезо. Обязательно сказать!

– Но-но! Сава-сава! Вся договориться! – ответили с каноэ. – Санчес ездить к Гезо, ездить к твоя – вся успевать. Сава-сава!

– Ну, ладно, – прорычал Спринг. – Хорошо. Гнилой Томми пусть подниматься. Брать Малыш Тим, десять парень и подниматься на корабль. Понимать?

На палубу вскарабкались две дюжины ребят из племени кру – веселых, живых черномазых, которые пользуются большим успехом у шкиперов на этом побережье. Все они отличные моряки, но очень суеверны и откликаются на такие смешные имена, как Ромовый Пунш, Мушкетон, Прыгающий Джек, Живот Горшком и Грот. У каждого из них на лбу была голубая татуировка, а передние зубы были остро заточены. Я подумал было, что они каннибалы, но, похоже, они носили эти знаки, чтобы была ясна их принадлежность к племени кру и чтобы не попасть ненароком в рабство.

После того как они поднялись на борт, «Бэллиол Колледж» покинул Уида, и через два дня плавания вне видимости земли мы снова подошли к берегу – теперь еще дальше к востоку. Это была длинная, низкая полоска побережья, поросшая мангровыми зарослями, которые спускались к морю по песчаным отмелям. Мне этот вид чертовски не понравился. Но Спринг, стоя у руля, направил судно в глубь лагуны, за которой раскинулся широкий залив, усеянный островками с густыми джунглями. Похоже, мы подошли к устью реки. Далее мы почти поползли между отмелями, причем впереди шли парни-кру на своих каноэ, а на судне по три человека с каждого борта непрерывно бросали лот, выкрикивая: «Три сажени – две с половиной – две и Господи пронеси – две с половиной – две и Господи пронеси – три сажени!»

Затем, за первым поворотом русла, проход стал шире. Между рекой и джунглями показался обширный загон, огороженный частоколом. За ним виднелись хижины и толстый даго в полосатой рубашке, с головой, повязанной платком, и серьгами в ушах, выплыл нам навстречу в маленькой лодке и только улыбнулся при виде того заряда злости, который обрушил на него Спринг.

– Ты Санчес, не так ли? А где, ч-рт возьми, мой груз? Твои загоны пусты, ты, чертов негодяй! Я договорился с этим проклятым мерзавцем Педро Бланко, что получу пять сотен черномазых, и что я вижу? – Он вытянул руку по направлению к пустым выгородкам, где только в нескольких местах наблюдались признаки жизни в виде фигур, копошившихся вокруг костра. – дья…льщина! Где тут, по-вашему, можно найти хоть одного черномазого? А, сэр?

Даго рассыпался в изысканных извинениях, размахивая руками и отчаянно потея:

– Мой дорогой капитан Спринг! Ваши опасения беспочвенны. В течение двух дней в этих загонах будет целая тысяча голов. Педро Бланко принял заказ. Король Гезо лично проследовал через всю страну – и все в вашу честь, мой дорогой сэр. Сейчас он в Догба, вместе со своими людьми – как я понял, там были большие сражения, но теперь уже все тихо. И много-много негров, скованных цепями, – сильных молодых мужчин, свежих молодых женщин – все самое лучшее для вас, капитан. – Он просто расцвел в сальной улыбке.

– Ты уверен? – переспросил Спринг. – Два дня? На третий я надеюсь быть уже далеко отсюда – и я хочу видеть короля Гезо, ты понял?

Санчес развел своими короткими ручками:

– С этим сложностей не будет. Завтра он двинется на запад, от Догба к Апокото.

– Ну, ладно… – проворчал Спринг, успокаиваясь, – посмотрим. Что он приготовил для нас? Рабов из племени сомба?

– Сомба, фулани, аджа, айза, йоруба, эгбо – все, что потребуется капитану.

– Да неужели? Тогда ладно. Я возьму шесть сотен вместо пяти. И никаких больных черномазых, слышишь? Не заливать же мне им задницы смолой, чтобы вывести на аукцион! Мне нужен свежий товар. [XVI*]

Санчес откланялся, рассыпаясь в наилучших пожеланиях, а «Бэллиол Колледж» снова двинулся вперед, прижимаясь настолько близко к берегу, насколько это позволяли глубины. Моряков послали на мачты замаскировать их верхушки листьями и лианами, так чтобы с моря нас не мог заметить ни один патрульный корабль, и Санчес прислал людей доставить груз на берег. Это означало для меня новые заботы – следить, чтобы они ничего не стащили, и к тому времени, как последний тюк с грузом оказался на берегу, под охраной туземных солдат Санчеса, я весь взмок от пота. Адское это было местечко: вокруг зеленые джунгли до самого горизонта и пар, поднимающийся с поверхности коричневой маслянистой воды, – можно было подумать, что находишься в бане. Сразу после захода солнца набрасывались тучи москитов, а влажная жара окутывала нас тяжелым плотным одеялом, так что оставалось только лежать, распластавшись на койке, истекая потом. Санчес сказал, что придется ждать три дня, но я думал, что мы не продержимся и трех часов.

Той ночью Спринг созвал всех офицеров на совет в своей каюте. Я также присутствовал на нем в качестве суперкарго, но заметьте, был не особо в курсе происходящего. Не думаю, что мне приходилось принимать участие в более интересном разговоре, за исключением, возможно, знаменитой встречи генералов Гранта и Ли в фермерском домике или милой беседы лорда Лукана и моего старого полковника Кардигана, когда они, после атаки под Балаклавой, вцепились друг в друга, как две старые девы. Ну по крайней мере на техническую сторону дела речь Спринга открыла мне глаза.

– Шесть сотен, – сказал он, – это больше, чем то, на что я рассчитывал. Значит, по пятнадцать дюймов на каждого парня, при том что на двух мужчин будет приходиться по одной девчонке – и никаких чер…вых щенков-подростков.

– Это на дюйм меньше прежних расчетов, капитан, – заметил Кинни, – что могло бы сойти для черномазых с Гвинеи, но будет тесновато для дагомейцев. Они же почти такие же крупные, как парни из племени мандинго, по крайней мере некоторые из них, а мужчина-мандинго запросто занимает все шестнадцать дюймов.

– Я видел, как португальцы перевозили мандинго и при меньших площадях, – вставил Салливан.

– И скорее всего двадцать на сотню из них умирали.

– Не страшно. Они положили черных самцов вперемешку с их шлюхами – представьте, они так и лежали друг на друге всю дорогу – зато таким образом сэкономили много места.

Спринг не присоединился к общему смеху.

– Я не собираюсь смешивать мужчин и женщин, – прогрохотал его голос, – это самый простой способ испортить груз. Удивляюсь вам, мистер Салливан!

– Это всего лишь шутка, сэр. Но я подсчитал – получается по шестнадцать дюймов, если мы регулярно будем их выпускать потанцевать, сэр.

– Благодарю вас за предложение. С танцами или без, но они получат по пятнадцать дюймов, а женщины – по двенадцать. [XVII*]

Кинни покачал головой:

– Так не получится, сэр. Эти дагомейские девки почти такие же крупные, как и парни. И на бок их плотно не уложишь – слишком уж у них пышные формы.

– Кладите их через одну валетом – головой к ногам, – посоветовал Салливан.

– Тогда вы потеряете десять, а то и больше на сотню, – гнул свое Кинни, – это десять тысяч долларов убытка по сегодняшним ценам.

– У меня никто не умрет по дороге! – выкрикнул Спринг. – Ни один, клянусь Богом! Мы будем грузить только самых здоровых, каждая черная тварь будет ежедневно получать свежие фрукты, и дважды в сутки – по утрам и ночью – мы будем выводить их танцевать, понятно?

– Но даже так, сэр, – настаивал Кинни, – двенадцать дюймов не хватит…

Тут впервые с начала совета заговорил Комбер. Он был бледен и весь взмок от пота – мы все были мокры, как церковные мыши, но он выглядел хуже всех:

– Возможно, мистер Кинни и прав, сэр. Еще хотя бы дюйм для женщин…

– Когда мне понадобится ваш совет, мистер Комбер, я попрошу его, – отрезал Спринг, – дай вам волю, так вы отведете каждому и по два фута или набьете этот проклятый корабль сущими пигмеями.

– Я думаю о том, чего это может стоить, сэр…

– Вы лжете, мистер Комбер, – шрам Спринга снова побагровел, – я знаю вас сэр, вы слишком благоволите к этим черным свиньям.

– Мне не нравятся ненужные повреждения груза и его гибель, сэр, это правда…

– Тогда, черт возьми, вам нечего делать на работорговце! – заорал Спринг. – Проклятие, может вы хотите выделить им каждому по каюте? Полагаете, я везу их на увеселительную прогулку? По сорок монет за фунт, мистер Комбер – вот сколько средний черномазый парень стоит сегодня в Гаване, а может, и больше. Тысяча долларов за голову! Теперь подсчитайте, мистер Комбер, во сколько нам обойдется каждый лишний дюйм – сорок тысяч долларов убытка для вашего судовладельца! Подумали ли вы об этом, сэр?

– Я знаю, сэр, – осторожно проговорил Комбер, нервно стискивая пальцы, – но сорок умерших в пути дадут те же самые убытки и…

– Черт бы вас побрал, вы собираетесь спорить со мной? – в глазах Спринга загорелся недобрый огонек. – Я возил черных свиней по морям уже в те времена, когда вы еще держались за материнскую грудь – там бы вам и просидеть до сих пор! Думаете, я меньше вас, нахальный щенок, ломаю голову над тем, чтобы к концу рейса все негры были живы и здоровы? По самой простой причине – мне не платят за тела, которые придется вышвырнуть за борт. Я спасаю доллары, а не души, мистер Комбер! Святые небеса, я понять не могу, какого черта вы делаете в этом бизнесе – вместо этого вам бы лучше торчать в чертовом Торговом Совете! – Капитан снова сел и пристально посмотрел прямо в глаза замолкнувшему Комберу, а потом обернулся к остальным: – Пятнадцать и двенадцать, джентльмены, понятно?

Кинни вздохнул:

– Очень хорошо, сэр, но вы же знаете мои взгляды и…

– Знаю, мистер Кинни и уважаю их. Они основаны на опыте и здравом коммерческом смысле, а не на гуманистической ерунде, подхваченной от мерзавцев вроде Тэппена и Гаррисона. «Гений всеобщей эмансипации» – а, мистер Комбер? [XVIII*] И вы мне указываете? Гений чепухи! Не спорьте со мной, сэр. Я знаю ваши взгляды – вот почему я не могу понять, почему вы продолжаете свои завывания, вы, вы – проклятый лицемер!

Комбер сидел молча, и Спринг продолжил:

– Вы, мистер Комбер, будете нести личную ответственность за здоровье всех женщин. И они не должны умереть, сэр! Мы позаботимся об этом. Нет, они не умрут, потому что, подобно вам и присутствующему здесь мистеру Флэшмену, они никогда не читали Сенеки. Поэтому они и не знают, что qui mori didicit servire dedidicit. [39]39
  Кто научился умирать, тот знает, как не стать рабом (лат.).


[Закрыть]А если бы знали, то наш бизнес накрылся бы за неделю.

Должен сказать, мне показалось, что во всем этом есть здравый смысл, а Комбер и дальше сидел молча. Он вздохнул с облегчением, когда разговор перешел на другие темы, вроде прибытия короля Гезо, который на следующий день должен был приехать в местечко Апокото, лежавшее в нескольких милях вверх по реке. Спринг хотел встретиться с этим туземцем для переговоров и приказал, чтобы Кинни, Комбер и я отправились с ним, прихватив дюжину матросов, в то время как Салливан будет грузить первых рабов, прибывающих в лагерь.

Я был рад возможности хоть на несколько часов вырваться с «Бэллиол Колледжа», но когда на следующий день мы погрузились на большое каноэ племени кру, я уже не был уверен в этих своих чувствах. Кинни раздавал матросам оружие – карабин и тесак каждому, а Спринг лично отвел меня в сторонку и протянул пистолет с очень длинным стволом.

– Знакомая штучка? – поинтересовался он и я ответил, что да.

Это был один из первых револьверов Кольта, того типа, когда порох и пуля заряжались в барабан еще по отдельности. Сегодня такие выглядят жутко старомодными, но тогда ими восхищался весь мир.

– Прошлой зимой в Балтиморе я купил дюжину таких, – заметил Спринг. – Оружие американской армии. Гезо отдал бы даже свой трон, только бы завладеть ими, так что я собираюсь использовать эти штуки для особых торгов. Вы как, хороший стрелок? Тогда сможете продемонстрировать револьвер этому туземному царьку. Скажите Кинни, чтобы также выдал вам игольчатое ружье и тесак. [ХIХ*]

– Вы думаете, они нам понадобятся? – напрягся я.

Капитан поднял на меня свои выцветшие глаза.

– Вы что, предпочли бы отправиться невооруженным в гости к самому кровожадному дикарю Западной Африки? – удивился он. – Нет, мистер Флэшмен, я не думаю, что нам придется воспользоваться нашим оружием, по крайней мере не сейчас. Но помня мудрость древних, я опасаюсь данайцев, даже принося им дары, понимаете?