Текст книги "Флэш без козырей"

Автор книги: Джордж Фрейзер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

Этого я уже не мог понять – все равно ничего лучше туза там быть не могло, но в любом случае это была уже какая-то детская игра. Неужели он думает, что сможет задеть меня, если сорвет банк у мисс Фанни? Я заметил, что Бентинк улыбается немного смущенно, а Д’Израэли внимательно изучает свои карты, то и дело переводя скользящий взгляд с Брайанта на меня. Они также были удивлены. Внезапно я ощутил, что у меня похолодело в затылке, как всегда при приближающейся опасности.

Конечно же, все это было просто смешно: ставки по полпенни, милая вечерняя игра в сельском доме, но я чувствовал, что Брайант напряжен так, словно на карту его партнерши была поставлена тысяча гиней. Что-то было неладно, и я хотел бы выйти из игры – прямо здесь и сейчас, но не хотелось выглядеть дураком, а тетя Селина уже ждала вторую карту и сурово смотрела на меня.

Я начал сдавать по кругу, но из-за того, что испытывал некоторую неловкость, зацепил карту, предназначавшуюся мастеру Джерри, так, что она упала лицевой стороной вверх. По правилам, я должен был бы ее забрать обратно, но это был туз, и маленький негодяй, которому по-хорошему уже давно пора было баиньки, настоял на том, чтобы оставить его себе. Брайант схватил вторую карту, которую я сдал для миссис Локк, и с усмешкой показал ее ей. Д’Израэли вскрылся, объявил, что у него 21, и положил свою вторую карту, даму, лицом вверх поперек первой. Остальные прикупили по третьей карте или спасовали.

Я открыл две первые наши карты – валет и тройка. Это было плохо. Я открыл третью, туза, что давало нам 14 очков – ничего особенного, и я взял четвертую карту. Теперь у нас было 18 и, по крайней мере, еще трое игроков имели на руках по три карты, что означало результат в 18–19 очков или даже еще лучший. Я шепнул Фанни, не хочет ли она вновь попытать счастье с пятой картой, что перебило бы всех, кроме коротышки Кодлингсби с его 21.

– О, да, пожалуйста! – воскликнула она. – Нам повезет, я в этом уверена!

Я положил большой палец на верхнюю карту и остановился. Что-то во всем этом было чер…ски неправильно, и я знал это. Бентинк тоже понял, в чем дело, и тетя Селина также она уставилась поверх своих очков на колоду в моей руке. Другие присутствующие тоже что-то почувствовали; Локк и Моррисон прервали свой разговор и наблюдали за происходящим. Брайант ухмылялся, глядя мне прямо в лицо.

Я перевернул верхнюю карту. Это была двойка, дающая нам 20 очков и победу. Бентинк воскликнул: «Ха!», тетя Селина пробормотала что-то вполголоса, а Фанни издала торжествующий вопль и начала сгребать фишки в кучу. Пока зрители смеялись и галдели, я собирал карты. У миссис Локк, как я заметил, были туз и девятка, и оставалось ей только посочувствовать. Брайант тут же влез со своим: «Поразительное невезение, должен вам сказать», но я игнорировал его и сказал Фанни, что теперь мы должны передать банк Д’Израэли, поскольку у него было 21.

– О, неужели? – засмеялась она. – Как жаль, ведь у нас все так хорошо получалось!

Тетя Селина сказала что-то о ее жадности, что было встречено новым приступом смеха, а Д’Израэли вынул свой монокль и поклонился Фанни.

– Я и не мечтал, – почтительно произнес он, – принять карты из рук такого прекрасного банкомета.

Эта фраза была встречена вежливыми аплодисментами.

– О, полагаю, ее партнер также будет счастлив передать карты, – заметил Брайант. – Дело сделано, не так ли, Флэши?

К тому времени, по моим подсчетам, в банке должно было быть уже шиллингов тридцать, большую часть которых мы выиграли у миссис Локк, так что можно было подумать, что он шутит, но яростная дрожь в его голосе и мрачная улыбка на лице говорили о том, что ему не до смеха. Я уставился на Брайанта. Бентинк покачал головой, и внезапно наступила тишина, прерываемая только звонким смехом мисс Фанни, которая хвасталась тете Селине своим везением.

– Думаю, что банк твой, Диззи, – спокойно сказал Бентинк, все еще смотря на Брайанта, – если только леди не решат, что играть уже хватит.

Но леди бурно запротестовали, и тут Брайант влез опять:

– Я уже наигрался, спасибо, и полагаю, моя партнерша тоже.

Миссис Локк испуганно вскинулась, а Брайант продолжал:

– Не ожидал я обнаружить здесь… но нет, не стоит об этом! – И он вернулся к столу, как будто хотел взять себя в руки.

На секунду повисла тишина, затем раздались голоса: «Что? Что он сказал? Что это значит?», и Бентинк, вспыхнув от гнева, обратился к Брайанту с требованием объясниться.

Брайант указал на меня и произнес:

– Это уж действительно слишком! В такой приятной игре, с леди, а этот малый… прошу прощения, лорд Джордж, но это действительно слишком! Попросите его вывернуть карманы, – наконец крикнул он, – карманы сюртука!

Меня словно обдали ушатом ледяной воды. В полном замешательстве я опустил руку в левый карман, в то время как все глазели на меня. Но Бентинк ступил на шаг вперед и твердо сказал: «Нет, стойте, не при леди…», и тут моя рука вновь показалась на свет, а в ней – три карты. Я был слишком ошарашен и разъярен, чтобы что-либо сказать. Одна из женщин взвизгнула, раздался общий ропот, кто-то вполголоса произнес: «Шулер… ох!» Я мог только переводить глаза с озабоченного лица Бентинка на возбужденную и ликующую рожу Брайанта, на Диззи, побледневшего от недоверия. Мисс Фанни с визгом подпрыгнула, бросаясь прочь от меня, а после кто-то в жуткой тишине быстренько спровадил всех женщин из комнаты, оставляя меня среди суровых презрительных лиц и возгласов – недоверчивых и удивленных. Они обступили меня, а я стоял, пялясь на карты, зажатые в руке, – помню их как сейчас: король пик, двойка червей и бубновый туз.

Бентинк начал говорить, и я заставил себя посмотреть на него. Брайант, Д’Израэли, старый Моррисон, Локк и остальные толпились у него за спиной.

– Джентльмены, – прохрипел я, – я не могу себе представить… Богом клянусь…

– По-моему, я не видел бубнового туза, – нерешительно произнес кто-то.

– Я видел, как он засунул руку в карман перед последней сдачей, – снова влез Брайант.

– О, мой Бог, какой стыд. Ты, мерзкий, вероломный негодяй!

– А малый чертовски ловок!

– Позор! И это в моем доме!

– Интересно, – задумчиво изрек Д’Израэли, с нотками сомнения в голосе, – из-за нескольких пенсов? Знаешь, Джордж, это вызывает дьяв…ские сомнения.

– Сумма не имеет значения, – обронил Бентинк, и в его голосе звякнула сталь, – дело в принципе. Ну, сэр, что вы можете сказать?

Я собрался с мыслями, пытаясь понять весь ужас того, что со мной случилось. Бог свидетель – на сей раз я не жульничал. Если уж я иду на обман, то ради чего-то стоящего, а не из-за конфеток и полупенсовиков. И тут меня словно молнией озарило – ведь Брайант, когда подходил коснуться руки тети Селины, оказался плечом к плечу со мной. Так вот какой способ он избрал для своей мести!

Если бы я попал в подобную ситуацию сегодня, я бы нашел способ выйти из нее, говоря спокойно. Но тогда мне было всего двадцать шесть, и я запаниковал. Поймите, черт возьми! Если бы я действительно жульничал, то был бы готов к такому развитию событий, но в тот раз я был невиновен и даже не знал, что сказать. Я бросил карты и ткнул в них пальцем.

– Это мерзкая ложь! – завопил я. – Клянусь, я не передергивал! Да Боже мой, зачем мне это? Лорд Джордж, неужели вы в это поверите? Мистер Д’Израэли, призываю вас в свидетели – ну стал бы я мошенничать из-за пары медяков?

– Тогда как же карты оказались в вашем кармане? – поинтересовался Бентинк.

– Вот этот выползок, – указал я на Брайанта, – этот завистливый маленький уб…док сунул их туда, чтобы обесчестить меня!

Поднялся сильный шум, и Брайант, сверкая глазами, мастерски разыграл ситуацию. Он отступил на шаг, оскалился, поклонился собравшимся и произнес:

– Лорд Джордж, оставляю на ваше усмотрение, нужно ли обращать внимание на клевету грязного мошенника, которого поймали за руку.

Затем он повернулся и твердым шагом вышел из комнаты. Я мог только стоять и пялиться на все это, и тут до меня наконец дошло. Боже мой, да он кругом обошел и уничтожил меня! Я полностью утратил контроль над собой и бросился к двери, чтобы догнать Брайанта. Кто-то схватил меня за рукав, но я отшвырнул его с дороги, проскочил в раскрытые двери и бросился в погоню.

У меня за спиной поднялся шум, а впереди послышался тревожный крик – у основания лестницы собрались леди, и их бледные лица повернулись ко мне. Брайант исчез из виду. Ослепленный яростью, я бросился за ним. Лишь одна мысль владела мной, схватить и растерзать эту гадину, забить до смерти: благоразумие, здравый смысл – все было забыто. На верхней площадке лестницы мне удалось схватить его за воротник. Женщины закричали и бросились врассыпную. Я развернул Брайанта к себе – его лицо посерело от злости – и встряхнул, как крысу.

– Ах ты, мерзкий паразит! – заорал я. – Хочешь обесчестить меня, ты… ты… ах ты ничтожество из Восьмого гусарского!

Я уже держал его левой рукой, так что теперь только размахнулся правой и врезал кулаком прямо ему по роже.

Сегодня, когда я иногда вспоминаю лучшие минуты своей прошлой жизни – Лолу Монтес, Элспет, королеву Ранавалуну, маленькую креолку Рене и ту толстую танцовщицу, которую я купил в Индии, чье имя стерлось из моей памяти. За ними встают образы старого Колина Кэмпбелла, цепляющего Крест Виктории на мою недостойную грудь и возводящего меня в рыцарское достоинство именем Ее Величества (и сама королева – маленькая сентиментальная женщина, вся в слезах), и то, как я вломился в сокровищницу Рани и увидел все эти прекрасные штучки, которые можно было унести с собой, – когда я думаю обо всех этих приятных вещах, воспоминание о том, как я врезал Томми Брайанту, снова неизбежно приходит ко мне. Бог свидетель – когда-то это было моим кошмаром, но теперь я думаю, что мало что можно было сравнить с удовольствием, которое я от этого получил. Мой кулак попал Брайанту прямо в рот, а затем с такой силой впечатался в нос, что его воротник вырвался из моей руки, и Томми загремел вниз головой по лестнице, подпрыгивая на ступеньках, пока не скатился в холл, где и остался лежать, неуклюже разбросав руки и ноги.

В ушах у меня стоял визг перепуганных женщин, несколько рук схватило меня за сюртук, а пара мужчин спустились вниз, чтобы поднять Брайанта, но все, что я помню, это испуганное лицо Фанни и голос Бентинка, донесшийся с лестницы:

– Боже мой, мне кажется, он убил его!

II

Как оказалось, Бентинк ошибался, и слава Богу! Этот маленький паршивец Брайант не умер, хотя был и недалек от этого. Помимо сломанного носа, в результате падения с лестницы он разбил себе череп и пару дней балансировал между жизнью и смертью, весь облепленный бристольскими пиявками. Когда он наконец пришел в себя настолько, что имел дерзость сказать: «Передайте Флэшмену, что я прощаю ему от всего сердца», это порадовало меня, так как свидетельствовало о том, что он возвращается к жизни и собирается остаться всепрощающим христианином. Если бы он думал, что умирает, он бы прок…нал меня до самой смерти и после – уже в аду.

Однако после этого он вновь потерял сознание, а я прошел через муки тюремного заключения. Меня заперли в моей же собственной комнате: Локк был мировым судьей и водворил меня туда, усадив этого идиота Дюберли снаружи – ни дать ни взять бейлиф, стерегущий браконьера. Я был весь в холодном поту – ведь если бы Брайант откинул копыта, дело, несомненно, запахло бы веревкой. Размышляя об этом, я мог только валяться в кровати и дрожать от страха. Я видал, как вешают, и тогда мне это казалось презабавнейшей штукой, но когда теперь я думал о петле, касающейся моей шеи, мешке, который одевают на голову, страшном рывке, удушье и вечной тьме – Боже мой, от всего этого мне хотелось блевать где-нибудь в уголке. Я уже чувствовал, как удавка стягивает мне шею, и, рыдая, ждал, что меня вот-вот вздернут. И хотя на самом деле до этого, к счастью, так и не дошло, те несколько дней, которые мне пришлось провести в своей спальне я запомнил на всю жизнь. Веселенькие желтенькие примулы на обоях, сине-красный ковер с маленькими зелеными тиграми и гравюра пейзажа с Харлакстон-мэнор, что близ Грэнтама в Линкольншире, издания Джона Лонгдена, эсквайра, висящая над кроватью, – я до сих пор помню всю обстановку до мелочей.

На фоне призрака удавки, маячившего передо мной, было слабым утешением узнать от Дюберли, который, похоже, был испуган всем этим делом ничуть не меньше меня, что в обществе не пришли к единодушной уверенности, что я-таки жульничал за картами. Д’Израэли – я же говорил, что он был умница, – чертовски разумно заметил, что мошенник вряд ли будет сам доставать из кармана доказательства своей вины. Он считал, что виновный скорее будет протестовать и сопротивляться попыткам обыска. Конечно же, Диззи был прав, но другие, более недоверчивые, не согласились с ним. Поэтому в глазах большинства я все же был жуликом, да еще опасным маньяком, которому суждено окончить свои дни на каторге в каменоломне. Как бы там ни было, скандал был грандиозным, и уже на следующий день дом опустел словно по мановению волшебной палочки, миссис Локк слегла от огорчения, а ее муж ожидал только, когда Брайант придет в себя, чтобы сдать меня в полицию.

Даже сейчас я не знаю, кто стал причиной последовавших вслед за этим событий, но чувствую, что и тут не обошлось без старикашки Моррисона. Что бы дальше ни случилось с Брайантом, моя политическая карьера на этом завершилась, так и не успев начаться. В лучшем случае меня ославят шулером и предадут суду за физическое насилие – это если Брайант выживет.

В любом случае всем дальнейшим я обязан Моррисону, хотя я не знаю, хотел ли он навсегда избавиться от меня или планировал просто вывести из игры на время. Полагаю все же, что ему было наплевать на то, жив я или умер, – главное, чтобы его интересы не пострадали.

Он пришел проведать меня на пятый день и сказал, что Брайант вне опасности. Я испытал такое облегчение, что был почти счастлив, когда он называл меня жуликом, лжецом, негодяем, животным и тому подобными лестными эпитетами – так или иначе, выбирать мне не приходилось. Исчерпав основной поток негодования, старый хрыч плюхнулся в кресло и, дыша, словно кузнечные мехи, проговорил:

– Золотце мое, похоже, ты отделаешься за эту выходку легче, чем того заслуживаешь. Не твоя вина, что печать Каина, которая лежит на тебе, дала знать о себе именно в этот проклятый день. Ты просто животное – настоящий зверь, вот кто ты есть, Флэшмен, мерзкое злое чудовище! – он вытер свое потное лицо. – Ну ладно, Локк не даст ходу этому делу – за это ты должен благодарить меня – да и этот малый, Брайант, будет молчать. Тьфу! Пару сотен – и он точно заткнется, ведь он такой же офицер и джентльмен, вроде тебя. Я могу купить многих таких, как вы, – мусор да и только. – Он вновь тяжело задышал и бросил на меня быстрый взгляд. – Но мы не будем раздувать скандал, не правда ли? Ты не можешь вернуться домой – полагаю, ты с этим согласен?

Я не спорил – да и не мог себе этого позволить – и попробовал лишь сказать что-то насчет того, что Элспет будет тосковать, но, похоже, сделал это зря. На мгновение мне показалось, что Моррисон меня сейчас ударит. Он покраснел и заскрипел зубами.

– Попробуй только еще раз упомянуть ее имя, только один-единственный раз, и Господь мне свидетель, тебя отправят в тюрьму уже на этой неделе! Будь проклят тот день, когда ты впервые поднял на нее глаза! Один Бог знает, за что мне и моим ближним небеса ниспослали такое тяжкое наказание, как ты!

Ну, по крайней мере он не тратил время на молитвы обо мне, подобно Арнольду, – Моррисон был лицемером иного рода, человеком дела, который не сотрясает воздух понапрасну прежде чем перейти к делу.

– Для тебя лучше было бы покинуть Англию на некоторое время, пока это прок…тое недоразумение хоть немного забудется, если это вообще возможно. Полагаю, твои родственнички смогут уладить дело с командованием Конной гвардии – осмелюсь предположить, там подобные скандалы не в новинку. Об остальном позабочусь я сам, улажу все детали, и, нравится тебе это или нет, мой теленочек, тебе придется плясать под мою дудку. Это понятно?

– Полагаю, что выбора у меня нет, – ответил я и, подумав, что нелишне будет немного подольститься к этому старому негодяю, добавил: – Поверьте мне, сэр, я испытываю искреннюю признательность за все, что вы для меня делаете, и…

– Придержи свой язык, – отрезал он, – ты известный лгун. Говорить больше не о чем: пакуй свои чемоданы и двигай в Пул. [16]16
  Пул (Poole) – город в графства Дорсет (Юго-Западная Англия). С XVIII века был одним из самых загруженных портов Британии, имевших важные торговые связи с Северной Америкой; активно использовался в качестве пункта перевозки пассажиров через Ла-Манш.


[Закрыть]Там наймешь комнату в «Адмирале» и будешь ожидать от меня сигнала. Никому ни слова и никаких фокусов, иначе мы с Локком откажемся тебе помогать, и ты для начала окажешься за решеткой, а после будешь выпрашивать милостыню. Вот деньги.

Моррисон швырнул на стол объемистый кошелек, повернулся и вышел вон.

Я и не пробовал возражать – он держал меня за горло, и я уже не удивлялся готовности моих родственничков и друзей поскорее спихнуть меня куда подальше из Англии, лишь только к тому появлялась хоть малейшая возможность. Мой родной папаша, затем лорд Кардиган, а теперь еще и старикашка Моррисон, все они горели желанием поскорее от меня отделаться и, как и в предыдущих случаях, у меня не было возможности с ними спорить. Оставалось лишь идти, куда прикажут, и принимать то, что мне приготовили Господь Бог и Джон Моррисон.

В полдень я выскользнул из дома и к вечеру уже был в Пуле. Здесь я прождал целую неделю – сперва трясясь от страха, но понемногу приходя в себя. Во всяком случае, я был свободен, а мог ведь и попасть под суд. Что бы ни ждало меня впереди, я скорее всего снова вернусь в Англию – не больше, чем через год, а уж к тому времени все дело будет по большей части забыто.

Забавно, но про то, что я набил морду Брайанту, забудут гораздо быстрее, чем про эту штуку с картами. Правда, чем дольше я над всем этим думал, тем больше мне казалось, что ни один разумный человек не поверил бы обвинениям Брайанта в мой адрес, – его хорошо знали как льстивого грязного щенка, в то время как я, мало того, что пользовался всеобщей известностью, так слыл еще и честным стариной Гарри в глазах любого, кому казалось, что он хорошо меня знает. В самом деле, некоторое время я даже думал над тем, чтобы отправиться обратно и разобраться с проблемой на месте и сразу, но у меня не хватило на это духу. Слишком уж свежи были неприятные воспоминания, а Моррисон, без сомнения, тут же отправил бы меня за решетку. Нет, я приму лекарство, каким бы горьким оно ни было, – я уже понял, что не стоит плевать против ветра, как, бывало, говаривал этот хрыч Моррисон. Оставалось только наилучшим образом воспользоваться тем, что он для меня приготовил.

Что именно мне предстояло, я понял на восьмой день, когда какой-то человек захотел видеть меня, не успел я еще закончить завтрак. Говоря по правде, я уже подкрепился и к тому времени даже решил заняться служанкой, которая зашла, чтобы убрать со стола. Я зажал ее в углу, а плутовка все причитала, что она, дескать, девушка порядочная – хотя, могу поклясться, наверняка была не из таковских, – как вдруг раздался стук в дверь. Девчонка воспользовалась этим, чтобы ускользнуть. Она впустила посетителя, поправляя чепчик и изо всех сил пытаясь изобразить недовольство знаками моего внимания.

– Соус! – воскликнула она. – Я еще не…

– Убирайся, – сказал гость. Служанка бросила на него быстрый взгляд и исчезла.

Он захлопнул дверь ногой и стоял, глядя на меня. В этом взгляде было нечто такое, что я хотел было сказать – лопни мои глаза, если я позволю этому типу распоряжаться в моей комнате, – но промолчал. Они были светлыми, как вода в фарфоровом блюде, блестящими и при этом абсолютно пустыми и холодными, как льдинки. Они были широко расставлены на его коричневом от загара крючконосом лице и взирали на мир таким пустым и вместе с тем пристальным взглядом, что становилось ясно: их владелец – ужасный человек. Над ними поперек всего лба у незнакомца был шрам, который иногда дергался, когда этот тип говорил. Когда же он был чем-либо раздражен, а это случалось довольно часто, то шрам наливался кровью.

Ого, подумал я, вот и еще одно милое знакомство на мою голову.

– Мистер Флэшмен? – спросил он. У него был странный хрипловатый голос с выговором уроженца северных графств. – Меня зовут Джон Черити Спринг.

Лично мне такое имечко показалось дьяв…ски неподходящим, [17]17
  Имя можно перевести как «Джон – Милосердная Весна».


[Закрыть]но ему, по всей видимости, оно нравилось. Гость сел на стул и указал мне на другой.

– Если вы позволите, не будем терять время, – продолжил он, – мой судовладелец приказал мне взять вас на борт в качестве помощника-суперкарго. [18]18
  Помощник капитана, непосредственно отвечающий за погрузку и крепление груза на судне.


[Закрыть]Осмелюсь предположить, вы не понимаете, что это значит, да и вам нет необходимости это знать. Я знаю, почему вы плывете со мной, и вы будете исполнять те обязанности, которые мне будет угодно на вас возложить. Это понятно?

– Ну – протянул я, – пока не знаю. Не думаю, что мне нравится ваш тон, мистер Спринг, и…

– Капитан Спринг, – уточнил он, наклонившись вперед, – а теперь послушайте, мистер Флэшмен. Мне на вас наплевать. Я знаю, что вы кого-то забили почти до смерти и у вас нелады с законом. Я здесь для того, чтобы помочь вам, согласно указаниям мистера Моррисона. – Неожиданно его голос перешел в рев, и он стукнул кулаком по столу: – Ч-рт побери, не будем тратить время! Решайте, едете вы или остаётесь – для меня это все равно, но не тяните! Шевелите жабрами, да побыстрее! – Шрам на его голове стал пунцовым, но тут он несколько успокоился, и его голос стал тише: – Ну?

Мне этот парень не понравился – уж можете поверить, – но что оставалось делать?

– Хорошо, – сказал я, – вы сказали, что мистер Моррисон ваш судовладелец? А я и не знал, что у него есть собственные корабли.

– Он совладелец, – пояснил Спринг, – один из наших директоров.

– Понятно. А где находится ваше судно, капитан Спринг, и куда вы собираетесь меня отвезти?

Его светлые глаза вновь вспыхнули:

– Мы идем не так уж далеко, – ответил он, – в Америку и снова домой. Рейс займет полгода, так что к Рождеству вы снова будете в Англии. Как суперкарго, вы получите свою долю прибыли – весьма скромную, надо сказать, – так что время в путешествии не пропадет зря.

– А что за груз? – заинтересовался я, так как слыхал, что небольшие торговые суда неплохо зарабатывали на трансатлантических рейсах.

– Генеральный груз по дороге туда – всякие безделушки, одежда, кое-какие механизмы. А на обратный путь – хлопок, сахар, патока и прочее, – он словно выплевывал слова, – для беглеца вы задаете чер…ски много вопросов, мистер Флэшмен.

– Я беглец, но не трус, – заметил я. Прозвучало достаточно неплохо, чтобы время от времени вставлять эту фразу, пока случай с Брайантом не уйдет в прошлое. – В таком случае я полагаю…

– Хорошо, – прервал Спринг, – теперь вот что: я знаю, что в армии вы были офицером, а у меня будете старшим помощником, значит, жить будете на корме. Вы были в Индии – это что-то да значит. А что вы знаете о море?

– Довольно немного, – признался я, – мне доводилось слегка путешествовать – в Англии и за границей, но я плавал в водах неподалеку от Борнео вместе с раджой Бруком и смогу управиться с небольшой лодкой.

– Неужели? – его светлые глаза вновь загорелись. – Ну значит, что вы наполовину пират, осмелюсь так сказать. По крайней мере, повадки у вас пиратские – придержите-ка язык сэр, ваше мнение меня не интересует. Должен вас предупредить: на моем корабле бездельников нет! Я видел, как вы топтались здесь с этой шлюхой. Так вот, запомните, теперь вы будете заниматься подобным только тогда, когда я отпущу вас на берег. Только так, клянусь Богом, и никак иначе! – капитан снова сорвался на крик.

«Да этот малый – наполовину сумасшедший», – подумал я.

Тут он немного успокоился:

– Как я понял, вы владеете иностранными языками?

– Ну да, французским и немецким. А еще хинди, пушту – это язык, распространенный…

– …в северной Индии, – нетерпеливо прервал он, – я знаю, продолжайте.

– Еще немного малайским, немного датским. Языки мне легко даются.

– Хорошо. Вы учились в Рагби – помните классику?

– Ну, – замялся я, – по большей части уже забыл…

– Ха! Hiatus maxime deflendus, [19]19
  Большие желания часто приводят к разочарованию (лат.).


[Закрыть]– произнес этот странный малый. – Или вы предпочитаете так: Hiatus valde deflendus. – Он пристально посмотрел на меня. – Ну?

Я беспомощно захлопал глазами:

–  Вы имеете в виду… ох, дайте подумать…Великие – э-э – разочаровывают? Великие…

– Господи, помилуй! – воскликнул он. – Ничего удивительного, что Арнольд умер молодым. Бесценный дар образования, отторгнутый грубым мышлением! Похоже, вы без труда говорите на живых языках, так почему же, черт побери, не хотите уделить внимания их древнему источнику? – Капитан подпрыгнул и сделал шаг вперед.

Мистер Спринг начал понемногу меня утомлять.

– Возможно, что эти древние источники многое значат для вас, – осторожно заметил я, – но исходя из моего опыта, декламация Вергилия охотнику за головами вряд ли принесет пользу. И вообще, на кой ч-рт, по-вашему, мне нужна латынь?

Он остановился, меряя меня взглядом, и вдруг широко ухмыльнулся:

– Вот вам и образованный англичанин. Джентльмен! Ха! Чего я вообще трачу на вас силы? Quidquid praecipies, esto brevis, [20]20
  Если читаешь мораль – будь краток (лат.).


[Закрыть]клянусь Богом! Как только вы упакуете свое барахло, мы двинем в порт – нужно успеть поймать прилив.

И он вышел, бормоча еще что-то на лестнице в мой адрес.

Мне не улыбалось связывать свою дальнейшую судьбу с сумасшедшим и притом, наверное, опасным, но из моего опыта общения с моряками я знал, что у большинства из них частенько не все дома, так что особо не беспокоился. Капитан не обращал ни малейшего внимания на все, что я говорил ему по пути в гавань, но время от времени задавал мне короткие вопросы, что, по-видимому, и заставило меня наконец вспомнить несколько латинских фраз, которые не успели выветриться у меня из головы, – главным образом благодаря тому, что они были здорово вколочены туда учителями. Когда он довольно настойчиво стал выспрашивать некоторые подробности моей службы в Индии, я вдруг вспомнил кое-что и выпалил: «Percunctatorem fugitus nam garrulus idem est», [21]21
  Боюсь любопытных, ибо они болтуны (лат.).


[Закрыть]что, как мне показалось, было вполне справедливо. Услышав это, капитан Спринг остановился как вкопанный.

– Гораций, клянусь Б-гом! – воскликнул он. – Все-таки из вас будет толк. Только, видите ли, надо говорить fugito, а не fugitus. [22]22
  «Бойся» вместо «боюсь» (лат.).


[Закрыть]Ладно, парень, поторапливайся.

После этого у него было не слишком много возможностей экзаменовать меня по латыни, поскольку первая часть нашего путешествия проходила в маленькой вертлявой рыбачьей лодке, которая вывезла нас в Ла-Манш, а поскольку начало порядочно качать, я был просто не в состоянии разговаривать. Я достаточно опытный моряк, то есть мне приходилось выворачивать свои кишки наизнанку в каждом из семи морей, так что спустя десять минут я уже уткнулся мордой в шпигат [23]23
  Шпигат – отверстие в фальшборте или на палубе судна для удаления за борт воды.


[Закрыть]и молил Бога об одном – вернуться в Лондон, пусть даже мне нужно будет предстать перед судом. Эти мучения, как обычно, продолжались несколько часов, и я все еще был зеленым и нетвердо держался на ногах, когда ближе к вечеру мы вошли в одну из бухт на французском побережье, где на якоре стоял корабль мистера Спринга. Вглядываясь в смутный силуэт по мере того, как мы подходили все ближе, я подивился его размерам: судно было длинное и громоздкое, с черным корпусом и тремя мачтами, совсем непохожее на нынешние стройные клиперы. Когда мы подошли к корме, я увидел буквы на борту. Вместе они составляли надпись – «Бэллиол Колледж».

– Ага, – обратился я к Спрингу, который в это время оказался поблизости от меня, – так вы учились в Бэллиоле, не так ли?

– Нет, – ответил он очень коротко, – я заканчивал Ориэль.

– Так почему же ваше судно называется «Бэллиол Колледж»?

Спринг заскрежетал зубами, и его шрам снова налился кровью:

– Потому что я ненавижу это прок…тое место! – закричал он в ярости. – Он сделал несколько шагов и вновь повернулся ко мне. – Мой отец и братья учились в Бэллиоле, понятно? Это удовлетворит ваше любопытство, мистер Флэшмен?

Ясности такой ответ мне не добавил, но тут мой желудок опять подкатил к горлу, так что когда пришло время взбираться на борт, то без посторонней помощи я не смог даже подняться по трапу. Затем меня вновь вырвало, и я без сил повалился на палубу. «Господи Иисусе, да это настоящий Нельсон», – заметил кто-то, после чего меня приподняли и поволокли, чтобы бросить на койку, где я и остался в жалком одиночестве, в то время как откуда-то издалека до меня доносился ненавистный голос Джона Черити Спринга, изрыгающий какие-то приказы. Я поклялся себе, как клялся уже с полсотни раз ранее, что никогда больше не позволю заманить себя на борт корабля. Тем не менее я все еще соображал, так как помню, что, прежде чем забыться сном, успел-таки удивиться: отчего это британское судно должно уходить в рейс от французского побережья? Но я был слишком слаб и разбит, чтобы это могло особо сильно меня беспокоить. Некоторое время спустя кто-то принес мне бульон, и через силу проглотив его, я почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы подняться на палубу. Вокруг была полутьма, но звезды уже появились на небе, а по левому борту на французском берегу мерцали огоньки. Я посмотрел на север, где была Англия, но ничего не увидел, кроме пустынного серого моря, и внезапно подумал: «Боже мой, что же я здесь делаю? Куда мы идем? Что за человек этот Спринг? Вот где я оказался – ведь еще пару недель назад катил себе как лорд в Уилтшир, намереваясь стать политиком, а сейчас, терзаемый морской болезнью, мчусь по волнам на барке под командой сумасшедшего преподавателя Оксфорда».

– Это уже слишком, – пробормотал я себе под нос, стоя у поручней.

Ну, что ж, значит, это судьба. Только вы хотите укрыться в тихой бухте, как вдруг течение подхватывает вас и бросает в места, где вы и не мечтали побывать, и вмешивает в события, от которых вам бы лучше держаться подальше. На сей раз все это случилось очень быстро, но, сколько бы я ни оглядывался в недавнее прошлое, я так и не мог понять, что бы такого можно было сделать, чтобы избежать того, что со мной произошло. Я не мог спорить с Моррисоном, не мог отказаться от помощи Спринга – и вот я здесь. Так я рассуждал сам с собой, глядя поверх борта в пустынное море. Ах, если б я только не связался с этой маленькой сучкой Фанни и не сел играть с нею в карты, и не врезал бы потом этой свинье Брайанту – но что толку сожалеть об этом. Дело сделано, и теперь меня везут Бог знает куда и мне приходится распрощаться с Элспет и моей прежней легкой жизнью – выпивкой, гулянками и легкими любовными приключениями.